Текст книги "Два солнца"
Автор книги: Галия Мавлютова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Мавлютова Галия Сергеевна
Два солнца
Удар обрушился неожиданно, он пришелся откуда-то сверху. Тяжело. Будто на голову упал металлический молот. Какая-то могучая сила преодолела земное притяжение. От удара Лену отбросило к стене, затем откинуло вперед, вновь швырнуло назад: утратив равновесие, она почувствовала непереносимую боль и медленно поползла вниз. Глаза выхватили шляпку огромного гвоздя, торчавшего в стене кривым уродцем. Раньше его не было. Дом был новеньким, только что отремонтированным. Кругом сияющие стены, полированный пол, видимо, гвоздь забрел в этот дом случайно. Совершенно непонятно, откуда он взялся. Лена никогда еще не испытывала столь сильного потрясения. Внутренний спазм был сильнее и мучительнее физической боли. Стресс застопорил обычный ритм организма и заморозил сознание. Внезапно судороги прекратились, она почувствовала жар – внутри все горело.
– Не уходи, – сказала она и удивилась, Лена не узнала собственный голос. Он звучал иначе, чем полчаса назад. Это был голос, абсолютно не свойственный Лене, он принадлежал какой-то чужой девушке. – Не уходи. Я не смогу без тебя жить. Я умру, если ты уйдешь. Меня больше не станет. Ты мне нужен.
Лена была уверена, что умрет тотчас же, если он уйдет. Но его не тронули слова. Мужчина сжал кулак и стукнул по стене. Дом затрясся, заколыхался, будто во дворе взорвалась бомба.
– Да куда ты денешься! – крикнул мужчина и поспешно выбежал из комнаты. Хлопнула входная дверь. И сразу все стихло. За окном послышались мирные и домашние звуки. Из желобка стекала вода, только что прошел дождь. Летний, мягкий, ласковый дождь. Они давно собирались отдохнуть на природе. Да все времени не было. Наконец выбрались. Свидание быстро закончилось. И не только быстро, оно закончилось печально. Одним ударом. Вместе с входной дверью захлопнулась судьба, запирая девичье сердце на кованый замок. Лену никогда не били раньше. Никто. Родители воздействовали на единственного ребенка словом, они верили в чудодейственность риторики. Школьные потасовки обошли девочку стороной. Лена не терпела большого скопления народа и никогда не совала свой нос в чужие дела. Первый удар она получила от любимого мужчины. Олег всего лишь на несколько лет старше Лены. Разведен, упрям, своеволен. Но именно эти качества придавали ему шарм и обаяние. Разведен, значит, свободен, упрям – честолюбив, своеволен – наполнен чувством собственного достоинства. Все на свете можно объяснить. И все имеет свою цену. Лена гордилась Олегом. Она выставляла его напоказ, самолюбиво прижимаясь к нему, дескать, это мой мужчина. Он – мой человек. Никому его не отдам. Не позволю даже мизинцем к нему прикоснуться. Она сделала из своей любви шатер, скрылась в нем и никого не пропускала внутрь. Это был маленький рай для двоих. И в этом раю главенствовал мужчина. Лена старалась сделать все, чтобы Олег не тревожился, она выполняла любые его прихоти. По его настоянию переехала к нему в комнату, подружилась с соседями, мужественно переносила муки коммунальной жизни. Наконец, наступила благословенная минута, которую она так долго ждала, обмирая от неопределенности. Олег сделал ей предложение. Это произошло внезапно.
– Давай поженимся, – коротко бросил он, глядя, как Лена выкручивает мокрое белье.
Лена выронила тряпки, и они с шумом плюхнулись в таз. Мыльные брызги полетели во все стороны. Лена вытерла грязные капли со лба. Она тайно мечтала об этой минуте, давно, с детства, ведь все девчонки мечтают выйти когда-нибудь замуж. Но все случилось иначе, чем она себе представляла. Это должно было случиться в романтической обстановке. На берегу Эгейского моря. В японском ресторане. В конце концов, можно было поехать на Финский залив. Сердечные признания приятно слушать под шум морского прибоя и крики чаек. Ну не в коммуналке же принимать предложение руки и сердца от любимого мужчины! Здесь шумно и грязно, в коридоре снуют любопытные соседи, они явно подслушивают. Олег поморщился. Молчание Лены поразило его, ведь девушка должна немедленно дать согласие, немедленно. Неожиданная остановка вывела его из равновесия. Он ждал ответа. Лена молчала. Она смотрела на Олега, будто не слышала его, не понимала смысла слов. Думала о будущем.
– Что ты молчишь, милая? – сказал он и шагнул к ней.
Отодвинув ногой таз с бельем, Олег обнял Лену. Она прижалась к нему, испытывая непреодолимое желание. Это нестерпимое влечение она почувствовала в ту минуту, когда впервые увидела Олега. Оно сжигало ее изнутри, оставаясь неутоленным. Едва он прикасался к ней, желание вспыхивало с новой силой. Лена изнемогала от бурных ласк Олега, стремясь насладиться новыми впечатлениями, но они не приносили утоления. Лена приникла к Олегу и забыла о коммуналке, соседях, неустроенном быте. Уши, кончики пальцев, макушка – все пылало, будто внутри поселилось солнце. Лена водила пересохшими губами по его лицу, шее, груди, все было родным, горячим. Он поймал ее мягкий рот и припал к нему, будто хотел напиться. Олег тоже не мог утолить ненасытную жажду. Они проникали друг в друга, словно прыгали в колодец с ледяной водой, вода закипала, но не остужала разгоряченные тела.
– Дверь надо закрыть, – сипло выдохнула Лена.
– Потом-потом, – прошептал Олег, ловко уронив девушку на пол.
Он проделал этот пируэт вполне грациозно и безобидно, увлекаемый страстью. Лена очутилась на полу и уже не видела, не чувствовала, не ощущала, как бьется ее голова между тазом и колченогим стулом. Она очутилась на другом свете. В другом измерении. Там ничего не было. Ни таза, ни стула, ни соседей. Только двое влюбленных. Он и она. В этом измерении нет ничего материального. В нем превалирует солнечный свет. Очень много света. Много солнца. Оно сжигает тела и души, пронзает сердца острыми лучами, оставляя повсюду кровавые следы. Каждый луч проходит через сердечную мышцу, заставляя ее содрогаться от мучительной и сладкой боли. И нет ничего слаще в этом мире! Нет ничего мучительнее. Лена открыла глаза, увидела таз с водой, ножки стула. Она улыбнулась. Убогая обстановка не вызвала у Лены отвращения. Внутри нее разрасталось солнце. Оно нестерпимо жгло, покалывая кожу тонкими иглами.
– Ты согласна? – сказал Олег, прижимаясь губами к Лениной щеке.
– Разумеется, согласна, – прошептала она, испытывая жгучий приступ нового желания, словно в ее сердце поселилась ненасытная кобра, пожирающая все живое вокруг. Олег нежно засмеялся, почувствовав вибрацию женского тела.
– Потом-потом, – сказал он. Это было его любимое выражение. «Потом-потом». Олег всегда так говорил, когда хотел избежать какого-либо действия или поступка. Обычно он уходил от трудных разговоров, потом, когда-нибудь, немного позже. Зато сейчас все состоялось. Потому что потом – суп с котом. Она согласна, сейчас – согласна. И иначе не могло быть. В коридоре прошелестели чужие шаги. Соседи. Они тоже наслаждались пребыванием в другом измерении, но чужом, не своем, им уже не по силам устроить собственное пространство. Шаркающие шаги вспугнули девушку, Лена легко вскочила, быстро привела комнату в порядок. С этой минуты у Лены началась новая жизнь. Теперь все будет иначе, не так, как обычно. Вскоре Лена станет замужней женщиной. Рядом с ней всегда будет любимый мужчина. Олег Загорулько. Фамилия смешная, никудышная, можно оставить себе девичью. Ведь никуда не годится – Елена Загорулько. Елена Истомина гораздо благозвучнее – уж лучше остаться Истоминой. Не пойдешь же в поликлинику с такой фамилией. И загранпаспорт только что получила. Олег – очень милый, ласковый, он не станет протестовать, он разрешит оставить Лене ее девичью фамилию. Олег – умница, он выше тривиальных условностей. Истомина отбросила пустые мысли и занялась приготовлениями к свадьбе, она сама завела пусковой механизм, своей рукой повернув ключ судьбы. И вскоре завертелась предсвадебная карусель. Началась суматоха со списками, неразбериха с выяснением состава гостей с той и другой стороны, выбор портнихи и многое другое, что отвлекает от серых будней, обещая в конце тоннеля вселенский праздник для страждущей души. Внезапно появилось первое облачко разногласий. Влюбленные повздорили в момент подачи заявления. Прямо в ЗАГСе.
– Тебе что – не нравится моя фамилия? – насупился Олег. Его шею свело судорогой гнева. Лена посмотрела на его вздрагивающий кадык и разволновалась. Какая, в сущности, ерунда. Останется она Истоминой или будет Загорулько, никакой в этом разницы нет, лишь бы Олег был рядом с ней, всегда, всю жизнь, до смертного исхода.
– Нравится, очень. Я же люблю тебя. Мне не хочется менять документы: диплом, права, загранпаспорт, это же такая волокита в наше время, – нервно засуетилась Лена, вспыхнув маковым цветом.
– Ничего, не переломишься, – зло буркнул Олег, и Лена нехотя расписалась в заявлении. Из-за фамилии жениха на камень преткновения нашла первая коса разногласий, но внутреннее солнце не отреагировало на полосу препятствий, оно не заметило опасности. Влюбленные хлопотали, куда-то ездили, о чем-то переговаривались, в конце концов выдохлись, силы иссякли. Оба устало потирали воспаленные глаза. Нужно было отдохнуть перед свадьбой. Лена предложила отдохнуть за городом. На родительской даче. Там все и случилось.
– Это твой дом, надеюсь? – сказал Олег, вяло ковыряя вилкой присохшую икринку на краю тарелки.
– Нет, его родители построили, они всю жизнь его делали своими руками, видишь, он словно игрушечный, – сказала Лена, охотно поддерживая тему разговора. Она любила этот дом. Все детство прошло в нем. Дом еще помнит маленькую девочку с косами, бегавшую по полянке со скакалкой. В такт скакалке подпрыгивали банты, оставляя на пестрой полянке бойкие тени. Иногда Лене казалось, что она видит эту девочку с бантами. Казалось, и трава запомнила и сохранила солнечные тени из далекого детства.
– И квартира тоже – родительская? – сказал Олег, скользнув вилкой по тонкому фарфору. Блюдце издало неприятный пронзительный звук, у Лены больно сжалось сердце. Девушка почувствовала обиженную мышцу, будто воочию увидела ее сокращение. Когда-то она прочитала, что от неприятных слов на сердце остаются рубцы. Иногда они становятся смертельными.
– Д-да, разумеется, родительская, – сказала Лена.
Истомина удивленно подняла брови – к чему он клонит? У них все будет. И квартира, и дом, и машина. Целых две машины. Нет, три. Одна будет запасной. Для гостей и родственников. Мало ли кто в гости нагрянет, не оставлять же людей без колес.
– А родители у тебя кто такие? Бизнес, госслужба? – продолжал допрашивать Олег.
Лена виновато потупилась. Да, ее родители не дослужились до больших чинов, они не хватали с неба звезд, но нельзя же винить людей за то, что они остались внизу, на самой нижней ступеньке.
– Да нет, что ты, они у меня скромные люди, – засмеялась Лена, – обычные, как все в этом городе. И все, что у них есть, они своим трудом заработали.
– Так ты у нас бедная невеста, получается? – едко ухмыльнулся Олег.
– Почему – бедная, почему – получается? Олег, я отлично устроена, у меня хорошая зарплата, и родители мне помогают. Точнее – помогали, я отказалась от помощи, сама неплохо зарабатываю, – сказала Лена, покраснев от обиды. Обида разрасталась, но она не смогла погасить палящее солнце. Злые слова звучали параллельно, не пересекаясь с внутренним состоянием. Они ранили сердце, но не душу.
– А сколько им лет? Сорок пять на рыло, девяносто на двоих, – откровенно злился Олег. Его что-то изводило, он выворачивал злость наизнанку, комкал ее, мял, пытаясь расправиться с ней. Но ему плохо удавалось, он уже не справлялся со своим состоянием.
– Папе – сорок шесть, маме – сорок четыре, ты прав, им девяносто на двоих, а что в этом плохого? Они у меня еще юные и бодрые, – невесело засмеялась Лена. Своим грустным смехом она пыталась разрядить грозовую обстановку, но у нее ничего не вышло. Вместо разрядки получился высокий накал, ситуация выглядела раскаленной добела.
– А ведь тебе ничего не светит с наследством, – сказал Олег и поднял голову. До сих пор он упрямо смотрел в тарелку, словно хотел разглядеть там какие-то знаки, шифр, код, но не разглядел, не расшифровал. Он смотрел в глаза Истоминой, будто в них спряталась разгадка.
– Не светит, – покорно согласилась Лена, – мне оно ни к чему. Пусть мои родители живут еще сто лет.
– Двести, – вдруг обозлился Олег. – Двести пусть проживут. Нам ведь не жалко, так?
– Олег, перестань, подумай, о чем ты говоришь? Неужели я должна желать смерти собственным родителям? Ты что, не выспался? – встревожилась она.
– С тобой выспишься, – повысил голос Олег, – ты из меня все соки вытянула, ненасытная.
Его затрясло от негодования, Олег резко встал и подошел к окну. По стеклу шумно бились струйки дождя. Казалось, они всхлипывают. «Это дом плачет, его обидели», – подумала Лена и прикусила губу. Ей тоже хотелось плакать.
– Олег, ты просто не в настроении, ты поспишь, и все пройдет, – тихо произнесла она, пытаясь раздавить слезный ком в зародыше.
– Да у меня не бывает плохого настроения, – взревел Олег, – ты не понимаешь меня. Дура! Какая же ты дура! Неужели ты решила, что я женюсь на тебе просто так? Ты хороша, не скрою, особенно в постели, но мне не это нужно.
Он прижал ладони к стеклу, словно хотел выдавить его из рамы. Лена хмуро наблюдала за ним. Она видела его таким впервые. Внезапная метаморфоза изумила невесту. Выходит, она не знала, за кого выходит замуж. «Если хочешь лучше узнать жениха, как следует напои его перед свадьбой», – говорила ей в детстве бабушка. Лена весело смеялась, пропуская мимо ушей уроки мудрой старушки. Она считала, что бабушкины советы ей не пригодятся – давно устарели. В современном мире люди живут по другим законам и правилам, ведь Олега не нужно накачивать алкоголем. Он трезв, как младенец. И сейчас он показывает истинное лицо. «Надо любить человека всяким. Я должна все в нем любить – и дурное, и доброе», – думала Лена, судорожно сжимая кисти рук. Она будто хотела сломать что-нибудь в себе, чтобы прекратить муку, ведь тогда физическая боль перевесит душевную. Мир перестанет шататься. Жизнь побежит своим чередом. Олег сядет завтракать. Улыбнется, обнимет, поцелует. Скажет, что пошутил, хотел испытать на прочность и устроил проверку на склочность. Не могла же она, в конце концов, полюбить последнего негодяя, нет, разумеется. Редкий, незаурядный, удивительный мужчина, таких, как он, немного. Олег выделяется из толпы серых посредственностей. А сейчас говорит не он, им руководит раздражение. Злость. Отчаяние. Он устал жить в коммуналке, после свадьбы надеялся на перемены к лучшему. Лена упрямо отбрасывала мысль о том, что Олег искренне рассчитывал на богатых родителей невесты.
– Вот что, милая, я пошутил. Я не женюсь на тебе. У тебя же ничего нет. Квартира, машина, дача – не твое. Тебе не принадлежит. Ты – нищая! А диплом с «пятерками» засунь себе в задницу, – прошипел Олег, мотая головой в разные стороны. Он словно избавлялся от какой-то навязчивой идеи. «С ним что-то произошло, что-то страшное, не укладывающееся в рамки обычной жизни, надо с ним поласковее, ведь только любовью можно залечить раны близкого человека. Сейчас я скажу ему что-нибудь утешительное, второстепенное, нейтральное, он успокоится, и у нас все наладится. Олег сам расскажет мне, что с ним произошло».
– Олег, не огорчайся, все пройдет, все плохое проходит, а у нас все с тобой будет хорошо, вот увидишь, – сказала Лена, даже не заметив, что тон ее голоса слегка изменился. Она уже говорила с Олегом не как невеста, а как жена. Олег еще больше разозлился, он оторвался от окна, повернулся к ней, нашел взглядом глаза Лены и впился в них, будто хотел вытащить из нее тайну, известную лишь ей одной.
– У нас с тобой ничего не будет, – прошипел Олег, – ни плохого, ни хорошего. Забудь обо мне. Это была шутка. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Лена, – понимаю. Но ты меня не бросай, Олег, я же люблю тебя.
И дальше произошло то, что произошло. Она подошла к нему и прижалась, ощущая внутри себя яркое и губительное солнце, а он отшвырнул ее, отцепил и отбросил к стене. Когда она рванулась к нему, ударил. Затем стукнул входной дверью. Ушел, сгибаясь от ярости. И сразу наступила пустота. Лене казалось, что ржавый гвоздь, случайно оставшийся в стене после ремонта, вбит в ее сердце. Он торчит оттуда, и все его видят. Теперь будет заметен издалека. Она с трудом поднялась. В сенях нашла слесарный ящичек, порылась в инструментах, долго перебирала отвертки и сверла. Глаза у нее были сухими, веки воспаленными, но она не плакала. Если бы заплакала, из глаз потекла бы кровь. Это она точно знала. Наконец в железной груде она наткнулась на пассатижи. Сжимая инструмент в руках, вернулась в комнату. «Бог меня спас. Небольшое отклонение от траектории, и моя голова наткнулась бы на этот гвоздь. Он мог проткнуть мой затылок до основания», – подумала Лена и вытащила пассатижами кривого уродца из гнезда. Подержала в руке, присмотрелась к стене. Непонятно, откуда он взялся, наверное, его вбили, чтобы придержать временное крепление при установке мебели. А выдернуть забыли. Он остался торчать немым знаком, напоминая обитателям дома, что на свете существует не только жизнь, но и смерть. И они неразлучны друг с другом. Это кровные родственники.
Есть на свете странные люди. Лудоманы. Это игроки, завсегдатаи игорных домов. Они безразличны ко многому на свете. Их не привлекает алкоголь и наркотики. Их мало что привлекает, весь мир утратил для них значение. Ими руководит всепоглощающая страсть. Они оставляют в казино огромные деньги, зачастую чужие, украденные, последние. Это азартные люди. Многие уверены, что эти люди – типичные сумасшедшие. Они считают, что здоровы. Олег рассказал Лене однажды, что любит посещать казино, он не скрыл от невесты своего увлечения. А она отнеслась к признанию жениха с юмором. Всего один раз она видела его сумасшествие, он выглядел как бы «слегка не в себе». Потом все прошло, Олег снова стал нормальным. Лена отбросила от себя дурные мысли. Ведь Олег совершенно не алчен, он равнодушен к деньгам. При знакомстве Истомина сделала вывод, что Олег не страдает деньгоманией. Это чрезвычайно модное заболевание начала двадцать первого века. Оно опаснее СПИДа и рака. Лена обходила стороной больных людей, страдающих тяжелой формой модной болезни. Она выбрала Олега из многих, считая, что он разительно отличается от остальных мужчин, но Истомина не знала, что Олег тяжело болен другим опасным заболеванием. Им владел азарт игрока. А выиграет он или проиграет, Олега вообще не беспокоило. Нужду в деньгах он стал испытывать перед свадьбой. Олег спустил в казино уйму денег. А когда возвращался домой поздней ночью, попал в аварию. Шел дождь, дорога была свободной, Олег поехал на красный, он не мог остановиться, когда из-за угла выбежала женщина, она спешила, очень спешила – бежала простоволосая, без зонтика. И оказалась под колесами. А чуть позже – в больнице. Но Олег не раскрыл карты, не стал посвящать Лену в тонкости лудоманской жизни. Все подробности Истоминой стали известны после происшествия на даче. И еще она узнала одну тонкую психологическую подробность – все игроки становятся агрессивными по отношению к тем, кто посмел встать на пути к азарту, они легко могут поднять руку, даже способны убить. Но это бывает лишь в крайних случаях.
Солнце у нас одно, оно одно на всех, яркое и ослепительное, на него невозможно смотреть открытым взглядом, от его обжигающих лучей можно ослепнуть, до краев захлебнувшись всепоглощающим светом. Ослепленный безжалостным светилом человек закрывает глаза и видит внутри себя два черных пятнышка. Круглые, маленькие и беспросветно-мрачные – это отблески солнца, его слепое отображение. Два солнца – они живут в душе каждого разумного существа, согревая его своим теплом в ледяную стужу и освещая надеждой в безысходной и нескончаемой ночи. Солнце навсегда остается в человеке, оно живет в нем до смертного исхода и дарит ему вечное тепло, то самое, что заставляет человека ежедневно просыпаться, помогая преодолевать земное притяжение. Человек вскакивает, подтягивается и поднимает на поверхность серых будней добрых шестьдесят килограммов живого веса. Черные солнышки прыгают внутри, будоражат организм, заставляют двигаться, дышать, делать зарядку. Взмах, еще один взмах, прыжки, подскоки. Хватит, надоело! Лена посмотрела в зеркало. И рассердилась на себя. Отражение не радовало глаз. Один прыщик на лбу, второй собирается вызреть на подбородке. Говорят, что прыщики гарантируют вечную юность. Это прелестно, но не опрятно. А все из-за неправильного питания. Как хочется стать красивой, но пока никаких перемен – все то же личико, испещренное прыщиками, печальный взор. Придется в корне менять тактику и стратегию по усовершенствованию внешних данных. Надо срочно приниматься за нетривиальные методы. Но это – чуть позже, а сейчас – уже пора завтракать. Лена довольно прытко отошла от зеркала. Пока лицо не приобретет тонкость и свежесть, к зеркалу дорога закрыта. Придется жить без отражения. Есть дивный рецепт для создания тонкого и изысканного образа. Известная телеведущая Елена Мельникова рекомендует всей стране есть по утрам сырую овсянку. Приятная женщина, симпатичная, по совместительству – верная супруга ученого с мировым медицинским именем. И как эти ведущие все успевают? И женой побыть, и по ящику вовремя показаться, и макияжиком поблистать. А все от одного идет – надо сырую овсянку по утрам кушать. И непременно каждый день. Ложками ее, ложками, всухую. Телезвезды сами мучаются и других заставляют. Зато у них прыщиков нет. Лена Истомина достала пакет овсянки, грустно повертела в руках, потрясла, в коробке раздался грохот. Лена зажмурилась от отвращения. Даже перед лошадьми стыдно. Словно от голодных конских губ овес увела. Лена насыпала горку крупы в блюдце, немного подумала, поморщилась, подлила водички из чайника. Размешала содержимое, получилась мутная кашица. Истомина плотно смежила веки и поднесла ложку с серой массой ко рту, прижав к краешку губы, долго держала ее, а в глазных яблоках мигом запрыгали два черных солнца. Затем они улетели, наверное, закатились в глубину души. На смену солнцам прискакали лошади: каурые, пегие, саврасые, вороные. Разномастные какие-то. Они остановились, сбились в небольшой табунчик и уставились в закрытые глаза Истоминой, будто стыдили ее за противоправный проступок. Лена громко всхлипнула: «Противная овсянка». Но за муки и страдания приятная во всех ракурсах телеведущая обещала огромное вознаграждение, дескать, тот, кто станет кушать сырой овес по утрам, непременно проживет до ста лет, а некоторые страждущие смогут дотянуть до ста двадцати. Все зависит от непреодолимого желания. Если особо не придираться к декларациям, то ведь обаятельная в профиль и анфас Мельникова вполне объективно рассуждает. Чтобы прожить в этой жизни в натуральном виде и натуральную величину хотя бы сто лет, прежде всего нужно искоренить из организма все желания и пороки – не пить, не курить, не объедаться, не предаваться азартным играм, не бродить по ночным клубам – это первое условие. И второе – самое необходимое и важное: нужно научиться ложиться спать в девять вечера, вставать в семь утра, есть сырой овес, не ужинать, не предаваться эмоциональным взрывам и сомнениям любого рода. Выводя сухой осадок из несложных построений телевизионной девушки, следует, что каждому и повсеместно необходимо построить этакий незримый, абстрактный, неосязаемый колпак и поселиться там, пребывая в самодельном коконе в непереносимом одиночестве. Теория Мельниковой подразумевает, что каждый человек должен создать себе некий вакуум. И в нем непременно должна присутствовать овсянка. Как ценный источник питания. Энергетический двигатель прогресса. Лена Истомина вытянулась в струну и, сделав над собой усилие, с брезгливой миной проглотила содержимое. Она содрогнулась от отвращения, затем успокоилась, приоткрыла один глаз, зачерпнула ложкой ненавистную овсянку и повторила надругательство над собой. И так будет каждое утро. Чтобы жизнь медом не казалась. Истоминой вовсе не хотелось прожить на свете сто лет. Она не думала об этом. Лена решила стать красивой. Кто-то хочет жить долго, кто-то хочет разбогатеть, кто-то влюбиться. А Лена мечтала обрести невиданную красоту. Девушка уже видела себя ослепительной красавицей. Воображение наглядно демонстрировало позитивные картинки. Неземная красота основательно влияла на окружающий мир. Она не спасала, не выручала, не выруливала, красота затмевала зрение, отнимала разум. И тот, кто соприкасался взглядом с Истоминой, мгновенно слепнул, не в силах больше нести на себе бремя самого важного органа чувств. Ему больше не требовались глаза, все, что он мог увидеть, уже состоялось. И Лена просыпалась, ощущая щекой мокрую от слез подушку. Это были слезы счастья и умиления. Сны придавали мечтам осязаемость, иногда Истоминой казалось, что заветная мечта вскоре воплотится в реальность, осталось еще немного, еще чуточку, и окружающие мужчины сплошь и рядом обзаведутся полосатыми тросточками. Мир навсегда утратит для них значение. Красота Истоминой всколыхнет тонкие душевные струны безмозглых и бесчувственных истуканов, и они создадут стихи и песни, фильмы и спектакли, напишут картины и симфонии, прославляя в веках небесную и нетленную красоту Елены. Девушка со всхлипом вздохнула и доела овсянку уже без судорог и спазм. Сварив кофе, долго стояла над сахарницей, затем резким движением отодвинула ее подальше. Кофе без сахара, никаких соблазнов и пороков. Красота требует самоотречения. Истомина побродила по квартире, взглянула на часы. Здоровый образ жизни обязывал подчиняться строгому распорядку. Лена просыпалась в семь утра. И хотя на работу нужно было являться к половине одиннадцатого, Лена настойчиво соблюдала режим, она давно жила, как заведенный механизм. Истомина лениво вытянулась, не торопясь, набрала воду в ванну и тихо скользнула в прохладную воду. Утренняя ванна освежает и бодрит, подготавливая к суетливой беготне по офису. В закрытых глазах шустрыми мячами бегали два солнышка – теплые и жизнерадостные. Нежась в ванне, Лена составила в уме список неотложных дел. Ей не требовался органайзер и записная книжка. Всю информацию она держала в памяти. Она мысленно пробежалась по веренице дел. Ничего не забыла. Везде оставила заметку на виртуальных полях. Лена слыла в определенных кругах завзятой карьеристкой, но она не была ею, стремление взобраться на должностную ступеньку Истоминой диктовала суровая необходимость. А чем еще заняться симпатичной девушке, ведущей одинокий образ жизни? Лена усмехнулась, поболтала ногами, ладонью смахнула с губ ком пышной пены. Недавно во дворе ее дома было совершено жестокое преступление. На глазах у изумленного родителя какие-то разбойники похитили двоих детей. Стукнули папашу по затылку, засунули детишек в салон потрепанной «копейки» и исчезли в неизвестном направлении. Когда мужчина очнулся, во дворе было тихо и печально. Никого, ни одного человека. И никто не бросился на помощь детям, не стал вызывать милицию, не позвонил в «Скорую». Люди страшатся беды, стараются обходить ее стороной, они боятся чужих несчастий. После преступного инцидента весь квартал попал под подозрение. По квартирам ходили сумрачные участковые и записывали желающих посетить местный участок. Желающих не нашлось. Двери загадочно молчали, будто все жители в округе вымерли, как мамонты. Один из стражей порядка навестил Елену Истомину. Она нехотя открыла дверь, поздоровалась.
– Вы, Истомина, живете одна? – сказал пожилой мужчина в форме майора, беглым взором оглядывая гостиную.
– Одна-одна, – неохотно подтвердила Лена.
– Я напишу, что вы ведете одинокий образ жизни, – предложил участковый и приторно-ласково взглянул на Истомину.
– Ну уж нет, – бурно запротестовала она, – какой там одинокий? У меня друзья, подруги, работа, спортивный клуб, читальный зал. Вздохнуть некогда. Телефон не умолкает. Постоянно на подзарядке.
– А что же я тогда напишу? – возразил майор, бросив укоризненный взгляд в сторону кухни. Там было пустынно. Ни кухонного чада, ни запаха сгоревшей картошки и поджаренного лука. Очаг одинокого эстета – ни больше, ни меньше.
– Ну, это, напишите, что я веду, я веду-веду-веду, – забормотала Истомина, покрываясь испариной, будто это она похитила несчастных детей и побила несчастного папашу, а сейчас ее пытали и допрашивали, добиваясь чистосердечного признания. Она икнула и замолчала. Какое-то уж очень неприятное это слово – одинокий, одинокая, одинокое – оно режет слух, бьет по мозгам. Одиночество больно шлепнуло по темечку. Так всегда бывает. Не ждешь удара, а он, бац, и опустился, но надо уметь держать стойку.
– Вот и я говорю, – обрадовался участковый, – и правильно говорю: «одинокий образ жизни».
Он уже приступил к изложению гениальной мысли, но Истомина взмахнула рукой и выпалила, обращаясь больше к себе, чем к забитому и изношенному службой участковому: «Напишите, что я веду уединенный образ жизни, так будет точнее!». Седой мужчина несказанно обрадовался. Он явно не страдал повышенным интересом к конфликтам с опрашиваемым контингентом. Когда Истомина подписывала объяснение, она увидела слова, выведенные четким каллиграфическим почерком: «веду уедененый образ…», но промолчала, не указала на ошибки, а дальше читать не стала. Молча подписала и также безмолвно выпроводила неожиданного гостя. Вскоре в газеты просочилась информация о том, что детей украли близкие родственники. Им не досталось наследства от недавно умершего богатого члена семейного клана. Обиженная на покойника родня потребовала передела собственности. Они хотели получить свою долю от смерти. А для отправной точки восстановления утраченной справедливости использовали киднэпинг. Потом детей вернули. Их не убили, родственники все-таки. А наследство так и не поделили, органы и обстоятельства не позволили. Зато теперь Истомина постоянно видит перед собой три коротких астральных слова – «ведет уедененый образ».
Вода в ванне остыла. Лена провела мокрой ладонью по плечу, зябко. Хочется выпрыгнуть из ванны прямо в море. И уплыть далеко-далеко, за горизонт. Однажды она заплыла за буйки, это было на Балтийском море, так ее поймали пограничники и долго мучили дурацкими вопросами, отпустили через пять часов. С тех пор Лена не рискует заплывать за запретную черту своей жизни. Истомина выскользнула из ванны и докрасна растерлась жестким полотенцем. Список дел четко вписался в строгий режим. Работа, дела, переговоры. Вечером – ужин, клуб, чтение на сон грядущий. Никаких звонков. Сотовый придется отключить, иначе запланированные дела плавно перетекут на следующий день. А Лене нельзя нарушать работу налаженного механизма. Ведь завтра ждут уже другие заботы. И на послезавтра все время расписано по минутам. Истомина давно живет как робот. Ни секунды покоя. Даже полежать некогда. Единственное время, когда Истомина могла себе позволить легкую негу в прохладной ванне, – раннее утро. Она тщательно подготавливала себя к встрече с жизнью. За дверью квартиры таились опасности и микробы, вирусы и соблазны, желания и сомнения. Но Лена гнала прочь от себя страхи с помощью придирчивого ухода за собственным телом и душой. Все у нее было рассчитано и продумано на пять лет вперед. Это не много и не мало. Всего пять, и за это время нужно многое успеть, успеть в главном, а что для нее главное, Истомина еще не определила. Ей снились разные смешные сны, точили душу странные желания, и подгоняли наверх нереализованные инстинкты, но это же нормально, и нормальнее не бывает. Лена добавила немного туши на ресницы, чуть больше, чем обычно. Жизнь обязывала к созданию удивительного образа. Красота достигается легко – немного фантазии, флакончик воображения и в довершение ко всему энное количество денежных знаков. Внешность требует немалых вложений, как и строительство большого дома. Кто бы спорил. Ненавистные прыщики благополучно скрылись под легким слоем тонального крема. Истомина оглядела себя в настенном зеркале. Хороша! Нет, недостаточно хороша. Надо еще много работать над собой. И она вышла из квартиры, слегка недовольная собственным настроением. Легкое недовольство окутало красивое лицо, казалось, какой-то невидимый ловец за бабочками накинул на девичье лицо сачок, а на глаза прозрачный мешок из марли. Любой встречный прохожий, уловив непреодолимую грусть в ее глазах, вздрагивал, превозмогая нестерпимое желание сдернуть невидимую маску, снять сачок, но проходил мимо, нелепо размахивая руками. На то он и прохожий, ведь изменить девичий взгляд, сделав его в один миг счастливым, дано не каждому. Это редкое искусство, и оно не по плечу первому встречному. Этот великий дар присущ только сильным и добрым, способным разглядеть за всем этим маскарадом безудержно-яркое солнце.
