Текст книги "Девочка-ромашка"

Автор книги: Галина Вязовцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ПОВЕСТЬ

ДЕВОЧКА-РОМАШКА

Ночью пошёл дождь, явление для зимы совершенно неожиданное. Собственно, это и не дождь, наверное, был. По подоконнику тихонько стучали капли, выстукивая какое-то сообщение. Значит, это дождь.

Снег так стучать не может. Снежинки мягкие и пушистые. Люба ворочалась в кровати и тихонько постанывала. Болела грудь, кашлять было больно, и женщина с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать.

Кроме того, не хотелось, чтобы её надсадный кашель разбудил мужа, ему рано вставать на работу, это ей торопиться некуда. Люба вторую неделю была на больничном. Всё началось с обычного бронхита.

Люба махнула на него рукой, не велика болезнь, не воспаление лёгких и ладно. Терапевт, просматривая анализы, задумчиво глянула на больную и велела сделать рентген повторно. Больничный продлила.

Рентгеновские снимки Любе отдали на руки, она тупо смотрела на мутное изображение своих лёгких, потом скрутила снимки в трубочку, обернула газетой и закинула на шкаф. И на фига они нужны были, эти повторные снимки?

Люба тихонько сползла с кровати и ушла на кухню, там согрела чайник, достала из холодильника малиновое варенье и поморщилась. Оно уже в горло не лезло, и ещё эти косточки! В зубах застревают.

Но от чая с малиновым вареньем становилось лучше, всё тело покрывалось липким потом и легче дышалось. А если ещё и аспиринчика вдогонку принять, так вообще – красота! Женщина мелкими глотками прихлёбывала сладкую жижу и смотрела в окно.

В душе у Любы поселился страх и ни в какую не собирался оттуда уходить. В голову лезли дурные мысли. Ну, почему мир так несправедливо устроен? Всё хорошо было в жизни, муж хороший, работящий.

Квартира своя, собственная. Детки… дочке десять лет, сыночку Павлику скоро пять исполнится. Машину недавно купили… А тут эта болезнь привязалась. Докторша чего-то глаза отводит каждый раз, и только новые лекарства назначает.

Надо, наверное, проситься, чтобы с больничного отпускала. Сколько можно дома сидеть! Эту неделю ещё дурака можно повалять, а с понедельника на работу. И нечего придуриваться, пора за дело браться.

Ученики, наверное, вдоволь без Любовь Ивановны отдохнули. Не больно-то они её предмет жалуют. Не любят дети историю. Странное дело, Люба в школе по истории всегда только пятёрки получала.

Грудь снова сдавило, Люба закашлялась и кинулась к раковине, сплюнула и похолодела. Большой кровавый сгусток шлёпнулся в раковину и медленно пополз в сливную дырку. Женщина поспешно открыла кран.

Струя воды громко хлюпнула о металл раковины и крови как не бывало. Люба машинально вытерла губы. Может, и не было никакой крови? Тяжело вздохнула. Была кровь, на руке остались красные полоски.

Женщина тяжело опустилась на диванчик. Вроде бы не болит ничего. Откуда кровь? Нет, надо выходить на работу и не забивать голову всякими глупостями. Точно, в понедельник она выйдет на работу и слушать докторшу не станет, чтобы та ни говорила.

Люба потянула маленькую подушку, что валялась на диванчике, тихо опустила голову на неё и свернулась калачиком. По-другому на этом диванчике было не лечь. Не приспособлен он для лежания.

Сама не заметила, как уснула, а во сне летала, и ей было легко и весело. Внизу расстилались поля с ромашками, паслись коровы, речка бежала и серебрилась, а Люба взмахивала руками и поднималась всё выше и выше.

Ничего не болело, и платье на ней было красивое, только почему-то с длинными рукавами, а на дворе лето. Люба проснулась с хорошим настроением, глянула на часы. Пора вставать самой и будить домочадцев.

Коля на работу, Зойка в школу, Павлик в детский сад. Нужно завтрак приготовить, проводить мужа и дочку, а Павлика она сама сегодня в детский сад отведёт, ей торопиться некуда, сегодня в больницу не надо.

И умываться Люба пока не пойдёт, не надо шуметь, пусть родные ещё поспят. Только дверь в кухню нужно прикрыть, а то станет мамка чашками греметь и разбудит всех. Она встала с диванчика.

Прикрыть дверь не успела, на кухню вошёл муж, потянулся к Любе, чтобы поцеловать её в щёчку.

–Доброе утро.

Люба развернулась к нему лицом и тут же вспомнила про кровавый сгусток в раковине, отшатнулась.

–Доброе утро.

Коля приобнял жену.

–Ты опять плохо спала?

–Да, нет, просто кашель замучил, тебя боялась разбудить, вот и ушла на кухню. Да и завтрак пора готовить.

–Не нравится мне твой кашель.

–Мне самой не нравится. Но в пятницу на работу буду проситься. Сколько можно лодыря гонять. Тем более, скоро конец четверти.

–Ну да. Без тебя всё в школе встало.

–Ну, не всё, но Наталья Николаевна вчера звонила, сказала, что устала от моего класса, не слушаются её дети.

–Ну, гляди, тебе видней. Ты повторный рентген сделала?

–Ага.

–И что там?

–Думаешь, я понимаю в тех снимках что-то? Вот Надежда Ивановна в пятницу мне всё растолкует. Она сказала, что ей посоветоваться с пульмонологом нужно.

–Понятно.

Коля ушёл в ванную, там шумно плескался, фыркал, вышел оттуда довольный и радостный, снова потянулся к Любе, чтобы поцеловать, но жена сделала вид, что муж ей мешает готовить завтрак.

Николай обиделся.

–Т ы чего, как не родная?

Люба отмахнулась.

–Не мешай, иди, Зойку подними, да Павлика пора будить. Я сейчас на стол соберу и пойду их одевать.

Пока семья завтракала, Люба смотрела на мужа и детей со стороны, и тоска сжимала сердце. В памяти всплыл сон, вроде бы, неплохой сон, весёленький такой, только почему в нём не было с ней никого?

Николай позавтракал, вытер губы, кинул салфетку.

–Ну, спасибо, мать, накормила. Побежал я, машину разогрею. Ты, дочка шустренько одевайся и следом выбегай.

Люба улыбнулась. Как хорошо Никитины живут! Совсем не бедно, дочку в школу на машине возят. А садик детский почти под окном, далеко идти не нужно. Сейчас она Павлика соберёт, сама шубку накинет и его отведёт.

Потом придёт домой, приляжет, отдохнёт немного и по дому хлопотать станет, бельё, что вчера выстирала, погладит, по полочкам всё аккуратно разложит, обед готовить начнёт, а там и дочка из школы вернётся.

Павлик помахал маме ручкой, перед тем, как уйти в свою группу, и Люба сегодня его не стала целовать, как это делала всегда, когда оставляла в детском саду. Не нравится Любе её кашель, и Коля заметил, что он не очень хороший.

Впрочем, кашель хорошим и не бывает, но боится Люба, что болезнь у неё не так проста, как ей хочется думать. Только бы не туберкулёз. С другой стороны, где бы она схватила эту дурную болячку?

Не припомнит что-то Люба, чтобы страдала простудными заболеваниями. Ну, бывало, грипп подхватит, простынет где-то, но так долго она ещё ни разу не болела. Анализы показали, что в организме у Любы идёт воспалительный процесс.

Понятное дело, бронхит, а значит, анализы не могут быть хорошими. Но Люба добросовестно лекарства пьёт, и на прогревание ходила. Раза три была на физиолечении, только ей легче не становилось.

Даже поплохело малость, и врач отменила это лечение. У подъезда женщина остановилась, до детского сада идти сто метров, от силы – двести, а чувствует она себя, как будто километра три отмахала, не меньше.

Женщина сделала глубокий вдох и тут же закашлялась. Оглянулась по сторонам, не видит ли кто, сплюнула на землю. Алым цветком расцвёл снег. У Любы потемнело в глазах. Да, что же это такое!

Не зря, видимо, она боится родных целовать! Нет, завтра она обязательно докторшу вынудит рассказать ей всё о болезни. Сколько можно в прятки играть! И Люба не девочка, чтобы не понимать ничего.

То анализы Надежде Ивановне не нравятся, то рентген повторно сделайте, то консультироваться она с кем-то будет, а самой больной врач ничего не говорит! Может, пугать не хочет?

Люба быстро поднялась домой, торопливо скинула шубку, сапоги и кинулась в ванную. Там долго и мучительно кашляла, но крови больше не было. Зато силы иссякли. Женщина прошла в спальню.

Глянула на кровать, надо бы постель заправить, но вместо этого прилегла, укрылась одеялом и закрыла глаза. Ох, Любушка-голубушка, что-то с тобой неладное творится! В церковь сходить, что ли, здоровья там для себя попросить?

Люба не заметила, как уснула. Когда открыла глаза, ахнула. Скоро Зойка из школы вернётся, а мама валяется в постели и не думает, чем дочку кормить будет. Она быстро вскочила с постели, привела кровать в порядок.

На ходу стянула с волос резинку, собрала волосы и почти бегом поспешила на кухню. Но поспала она славно! Главное, кашель не беспокоил, и чувствует Люба себя хорошо. Зря только волновалась.

День прошёл быстро, вечером проверила у дочки уроки, уложила Павлика спать, и к Коленьке под бочок. Давно они с милым любовью не занимались, надо бы память освежить, заодно тело порадовать.

С чувством исполненного долга, после жарких ласк, Люба поплюхалась в ванной, вернулась и улеглась рядом с мужем. На всякий случай выпила две ложки сиропа от кашля, чтобы самой не мучиться и Коленьке спать не мешать.

В больницу Люба собиралась суетно и торопливо. Не отпускал страх. Такое чувство у неё было перед защитой диплома, точнее перед экзаменами. Тогда она жутко боялась, но всё прошло просто замечательно.

А тот страх она до сих пор помнит. И сегодня, как перед экзаменом, снова сохнет во рту, замирает сердце. Сдаст ли сегодня Люба Никитина экзамен по предмету, который называется коротко – жизнь.

До больницы Люба шла то медленно, то наоборот, ускоряла шаг, потом поднялась на крыльцо и застыла. Сама себя подтолкнула. Иди, Любка, не бойся. Будь что будет. Хватит уже в подвешенном состоянии две недели ходить.

А в понедельник она всё равно на работу выпросится. У кабинета была очередь, и это казалось спасением. Страх, что гнездился в душе, заворочался и толкал куда-то под рёбра. Или это сердце так подпрыгивает?

Когда, наконец, подошла её очередь, Люба натянула на лицо улыбку и решительно шагнула в кабинет.

–Здравствуйте.

Надежда Ивановна подняла голову и кивнула больной.

–Проходите, Любовь Ивановна. Присаживайтесь.

Люба присела.

–Надежда Ивановна, выписывайте меня уже. Хватит мне дурака валять, ученики мои меня уже заждались.

Врач вздохнула.

–Любовь Ивановна, Вы знаете….

Надежда Ивановна густо покраснела.

–Всё не так просто.

–А что? Рентген что-то не то показал? Я дома снимки посмотрела, но я же не врач, мне там ничего не понятно. А Вы, наверное, уже поняли, что там не всё в порядке? Значит, я не ошибаюсь, что-то не то со мной.

–Не то. Я… Любовь Ивановна, Вам нужно лечь в больницу. Возможно, там всё окончательно прояснится.

–С бронхитом?

–Боюсь, что у Вас не бронхит.

–Туберкулёз?

–Нет, не туберкулёз.

Люба шумно выдохнула.

–Слава Богу, а я уж подумала…

Надежда Ивановна тронула больную за руку.

–Скажите, кровохарканья не было?

Больная кивнула.

–Было. Вчера. Два раза. А что…

–Я пока ничего сказать не могу, но нужно пройти обследование в условиях стационара, там оборудование лучше и врачи…

–Ой, а я на работу обещала выйти в понедельник.

–Не получится в понедельник. И вообще… я же говорю, всё не очень просто. Я Вам выписываю направление в стационар, Вы сегодня же должны быть там. Место для Вас есть. И никаких отговорок! Это нужно сделать безотлагательно.

Домой Люба возвращалась в подавленном состоянии. Врач ничего в открытую не говорила, но тот ужас, что прочно засел в её душе, тихо нашёптывал, что самое страшное ожидает Любу впереди.

Женщина еле передвигала ноги и с тоской думала, что лучше бы у неё был туберкулёз, его можно вылечить, а если у неё в организме поселился… нет, это слово она даже произносить не будет.

Она даже в мыслях его не станет озвучивать. Страшное это слово. И самое страшное то, что он, этот… не лечится. Дома Люба быстро собрала вещи, вызвала такси и отправилась в стационар.

На столе оставила записку для мужа, чтобы тот знал, где её искать. Зоя придёт из школы, найдёт, что покушать, в холодильнике всё есть. И нужно непременно позвонить матери, пусть она присматривает за Любиной семьёй.

Сама Люба, видимо, из больницы уже не выйдет. Такое предчувствие, что… а оно редко когда подводит, это предчувствие. Что бы хорошее, так, не обязательно что сбудется, а вот плохое….

Вспышкой пронзила мысль, а если она не вернётся из больницы, есть ли смысл туда ехать? Дома она хотя бы приготовится к похоронам. К своим похоронам. Хотелось громко, в голос завыть, и Люба не сдержалась.

Водитель такси участливо заглянул в лицо пассажирке.

–Вам плохо?

Люба кивнула. Видимо, сработал эффект попутчика, когда совсем незнакомому человеку открывается всё самое сокровенное, что лежит в тайниках души, не задумываясь о том, что это может стать достоянием всех.

Она тихонько жаловалась немолодому человеку, сидящему за рулём, рассказывая о том, что едет она умирать в больницу. У неё самая страшную болезнь отыскали, напрямую об этом не говорят, но Люба и сама не дура.

Что уж, она не догадывается, почему Надежда Ивановна, её участковый терапевт, всё время отводила глаза и жалостливо поглядывала на Любу. Понятное дело, когда молодые умирают, это всегда страшно.

Водитель искоса поглядывал на Любу и сокрушённо кивал головой.

–Да, голубонька, не повезло тебе. А что, врач тебе прямо так, и сказала, что у тебя….Ты такая молоденькая!

–Нет, не сказала. Но я всё поняла.

Водитель улыбнулся.

–Не переживай, девонька. Ты, вон, какая молодая, у тебя вся жизнь ещё впереди. И голову не забивай всякими глупостями. И помни, все болезни, от нервов. Вот, ты сейчас будешь нервничать, переживать, и тебе станет ещё хуже. А ты сама себе скажи – нет, со мной ничего не случится. Я сумею все болезни победить.

Он глубоко вздохнул.

–Моя жена… царство ей небесное, как прознала, что у неё рак, так истерить начала, рыдать, да приговаривать, что она умрёт, а я новую бабу в дом приведу, на её кровати стану кувыркаться. Поедом она меня ела. До самой своей смертушки, и на прощание сказала, что проклинает меня, если я снова женюсь.

Люба ошалело смотрела на водителя.

–Проклинала?

Водитель жалобно вздохнул.

–Ну да.

Люба сглотнула комок в горле.

–И что? Вы не женились?

–Нет. Почитай три года, как Вали моей не стало. По первости я даже обрадовался, что некому меня пилить. Спать ложусь и вздрагиваю, вдруг Валя меня позовёт. Она в другой комнате лежала. Сама так захотела. Тишина в квартире стояла, аж уши ломило. Потом привык. И даже бабёнку завёл. Правда, не женюсь.

Шофёр криво улыбнулся.

–Вдруг, и правда, прокляла. Дочка меня судит, а мне пятьдесят шесть. И что? Я рядом должен лечь? Так это не по совести. Бог Валюху прибрал, значит, так надо. А меня оставил зачем-то. Видимо, тоже так надо.

Машина повернула и остановилась.

–Ну, вот, приехали. Ты, девонька, не переживай, может, врачиха твоя ошиблась. Всяко может быть. Пусть тебя боженька хранит.

Люба потянула к себе сумку, в которой лежали её вещи, что она приготовила для больницы. Глянула на водителя в нерешительности.

–А может… ну её… эту больницу? Может, мне обратно надо? Домой.

Водитель махнул рукой.

–Даже не думай. Ты по первости всё разузнай, а потом уже принимай решение. Ты же, к примеру, не знаешь, глубоко в речке, или нет. Боишься ступить, особливо, если не знаешь той речки. Значит, нужно в неё ступить, чтобы разузнать, по колено тебе там, или сразу по горлышко. И потом, ты же сама сказала, что детки у тебя малые.

Люба кивнула.

–Ага. Зойке десять лет, а Павлику пять.

–Ну, вот. Ты ради их должна жить. Мужик, он что? Он тебе не кровный, может и не схотеть с больной жить, а детки, это навсегда. Ради них ты должна с болезнью своей побороться. А вдруг, ты её осилишь?

Он глянул на Любу оценивающе.

–Нет, конечно, осилишь. Вон, какая ты молодая, да красивая. Тебе ещё жить, да жить. Деток на ноги ставить. Ну, ступай, милая.

Люба благодарно посмотрела на водителя.

–Спасибо Вам. Вы меня прямо успокоили.

Она взяла сумку и решительно пошагала в сторону больницы. В приёмном покое долго не задержалась, сразу велели пройти на третий этаж, там уже знают, что к ним сегодня поступает Никитина Любовь Ивановна.

В палате, кроме Любы лежали ещё три женщины. Она подумала, что скучно точно не будет. Скучать, и правда, не пришлось. Пришёл лечащий врач, сказал, что он – пульмонолог, зовут его Александром Петровичем, он осмотрел Любу и назначил лечение.

Любе снова сделали рентген, потом бронхоскопию. Процедура не из приятных, но Люба терпела. Она должна всё знать о своём здоровье. Пусть с ней делают всё, что потребуется, только бы не сказали, что жить ей осталось всего ничего.

Через три дня доктор обрадовал больную, что по его части ничего страшного не обнаружено. И кровью она кашляла не по причине того, что умирать ей пора. Видимо, всё-таки простыла где-то Люба.

Но на завтра Александр Петрович пригласил маммолога, пусть ещё тот посмотрит, чтобы исключить ненужную патологию. Люба воспрянула духом. Значит, она не умирает? Она будет жить?

И зря она тоже собиралась своего Колю проклинать, если тот надумает после её смерти жениться? Настроение улучшилось, и когда Любу пришёл проведать муж и дети, она радостно кинулась им навстречу и расцеловала всех.

Нет у неё никакой заразной болезни! Завтра её осмотрит ещё один врач и вернётся мамка домой! Про себя Люба отметила, как радостно заблестели глаза у мужа, и женщина с трудом подавила вздох радости.

Любит её Коленька и ни за что на другой не женится, если жена умрёт. А жена не умрёт и не собирается. Всё это было сплошное недоразумение. Водитель, что привозил Любу в больницу, тоже сказал ей, что она должна побороться за своё здоровье.

И победить должна, потому что у неё есть Коля и детки. С утра Любу тошнило, она с трудом съела кашу, что давали на завтрак, сходила на уколы и приготовилась ждать доктора, который должен был окончательно Любу успокоить.

Сразу после его обхода Люба скоренько соберёт свои вещи и поедет домой. Маммолог долго читал Любину медицинскую карточку, потом мял её грудь, и всё время спрашивал, где у неё болит.

А у той разом заболело всё. По серьёзному виду незнакомого доктора Люба поняла, что никуда она сегодня не поедет. То есть, дома её пусть не ждут. Задержится Люба в больнице. На неопределённое время.

А этот противный доктор дотошно выспрашивал у Любы о её личной жизни, сколько раз в неделю она спит с мужем, сколько сделала абортов, как идут месячные, и нет ли каких болей во время менструации.

Люба скрипела зубами, но отвечала, не понимая, какое отношение к её лёгким имеет половая жизнь. А через три дня Люба узнала, что болезнь, которой она так боялась, всё-таки в ней живёт.

Только поселилась эта гадина совсем не в лёгких. У Любы обнаружили опухоль в груди. Она совсем небольшая. И врач сказал, что это не смертельно, но грудь придётся отнять. А если ещё и гинеколог своё заключение даст неутешительное, то и…

Но больная пусть себе голову не забивает медицинскими терминами. Самое главное, что она останется жива. Ну, будет в лифчик вату подкладывать, тем более, что детей она больше рожать не собирается.

Люба согласно кивала головой. Нет, она больше не собирается детей заводить. Ей тех двоих бы поднять на ноги. А грудь… Люба слышала про такие неприятности. И даже знает, точнее, работает с Любой в одной школе Людмила Васильевна.

Математику преподает. Двенадцать лет назад у неё отняли грудь. Сейчас Людмиле Васильевне пятьдесят два года и умирать она не собирается. Одевается красиво, муж от неё не ушёл. И дети взрослые у Людмилы Васильевны.

На душе скребли кошки. Это не зуб вырвать, а, как сказала Таня, что с Любой в одной палате лежит, выпластают ей всё женские органы и будет она калекой в свои тридцать пять лет. Дадут Любе инвалидность, будет она сидеть дома.

Много страстей наговорила Таня, так много, что не стала Люба её дослушивать, ушла в коридор, там присела на диванчик и стала раскладывать по полочкам всю свою дальнейшую жизнь.

Умирать она, понятное дело, не станет. Но и что за жизнь у неё будет? Любит её Коленька это дело, ой, как любит! Пока занимаются любовью, оближет он Любу с ног до головы, постанывает и повизгивает от восторга, и груди из рук не выпускает.

Иногда и засыпает, держа Любину грудь в руке, гладит её во сне, и сосок пощипывает, а жена в ответ сладко охает и крепче к нему прижимается. Теперь всё по-другому будет. Нечего будет мять и пощипывать.

Потому что груди у Любы больше не будет. Сердце зашлось от горя. Неужели, жизнь закончилась? С другой стороны, Людмила Васильевна двенадцать лет живёт без груди и муж её не бросил.

Может, и Коленька с такой потерей смирится. Тем более, что двое деток у них, а их на ноги поднимать нужно. Значит, у Любы ещё есть впереди двенадцать лет, Зоя уже совсем взрослой будет, а Павлик…

Да, Павлику только семнадцать лет будет. Хотя, может, Любе Бог больше, чем двенадцать лет отпустит, чего зацикливаться на этих годах! Но грудь! Как Любе её будет жалко!

У неё она такая красивая! Не большая и не маленькая, яблочками, и не обвисла совсем. Нет, конечно, если придётся выбирать между жизнью и грудью, то понятное дело, что выбор невелик.

И Люба согласна обеих лишиться, только бы ещё задержаться на этом свете. Ради Зойки и Павлика. А Коленька… Там уж, как по судьбе будет. Бросит он жену, и, наверное, прав будет. Люба заплакала.

За что ей такое наказание! Что она в этой жизни сделала не так? Так! Нужно взять себя в руки, не нервничать. Шофёр сказал, что все болезни от нервов. Люба слышала такое выражение и готова согласиться с ним.

А умирать она совсем не готова. И теперь в полной мере осознала слова, что самое ценное у человека – это жизнь. Дальнейшие полгода прошли для Любы, словно в страшном кошмарном сне.

Ей удалили правую грудь, а заодно и все женские органы. Сказали, что для подстраховки, это было слабым утешением для Любы, но радовало то, что ей обещали долгую жизнь. Правда, с небольшой ремаркой.

Жить она будет, возможно, долго, но не комфортно. Люба от кого-то слышала такие слова, но ей всегда казалось, что её это никаким боком не коснётся. Она тогда даже, помнится, улыбнулась.

Выражение ей понравилось-не комфортно. Теперь она на собственной шкуре осознала, что такое – жить не комфортно. Мало того, что мучили постоянные боли, болело даже то, чего на самом деле у неё уже не было.

Появились головные боли, кровили швы и долго не хотели заживать. Любина мать почти переселилась к Никитиным, потому что дети и Коленька привыкли к тому, что всё у них под рукой, то есть на все случаи жизни у них была мама и жена.

Люба теперь больше лежала, чем ходила. И ещё она пристально следила за мужем. Смотрела, как тот ходит, не блестят ли у него глаза, не завёл ли он себе другую женщину, потому что его собственная жена теперь не могла исполнять супружеские обязанности.

Изменений в поведении мужа не заметила, и это напрягало её ещё больше. Значит, этот гад здорово шифруется, умело скрывает следы своей измены. Николай тоже осунулся и ходил с виноватым видом.

Как будто именно он виновен в том, что полон сил и энергии, а его Люба лежит почти овощем и страдает. Правда, скрывать было что. Совершенно случайно, Никитин близко познакомился с Наташей.

Специально, конечно, не знакомился. Собственно, они были и раньше знакомы, потому что работали на одной автобазе. Никитин Николай работал главным механиком, а Наташа Коровина – бухгалтером.

Только однажды пришёл к Николаю шофёр, Иван Барсуков, с устным посланием. Его просили передать, что Никитина ждут в бухгалтерии. Никитин чертыхнулся. Некогда ему по бухгалтериям ходить, у него дел невпроворот.

Приходится самому лично помогать молодому водителю. Тот взялся ремонтировать машину. Паренёк совсем молодой, одному не справиться. Как назло, лишних рук в гараже не оказалось.

Вот и возится Никитин с самого утра с чужой машиной. Как будто у него других дел нету. А теперь ещё нужно всё бросать и идти куда-то. В бухгалтерию, ети её… Руки у Николая грязные, и на обед он ещё не ходил.

Механик зло сплюнул на пол.

–Что там за спешка, кому я срочно понадобился?

Барсуков развёл руками.

–Не знаю, булгахтерша сказала, что ты какие-то запчасти купил, а одной бумажки не донёс. Ты или её в магазине не взял, или им не дал. А у них отчёт. Так что, Михалыч, мне велено передать, а ты уж сам решай, идти тебе, или нет.

Никитин вытер руки ветошью, обернулся к водителю.

–Санёк, теперь ты уже и без меня справишься. Ведь справишься?

Паренёк кивнул.

–Справлюсь, дядя Коля. Идите.

Никитин рассмеялся.

–Какой я тебе дядя Коля! Ты меня больше так не называй, а то я сразу на пенсию захочу. Тоже мне, племянничек!

Николай порылся в кармане, нашёл листок, просмотрел его. Кажись, именно этой бумаженции в бухгалтерии хватились. И он тоже хорош! Нет, чтобы сразу, вместе с авансовым отчётом сдать.

По перечислению тот маленький магазинчик не работал, пришлось за свои кровные, запчасть покупать. Куда деваться, пришлось потратиться. А чтобы деньги вернули, нужно авансовый отчёт заполнить.

Нигде, наверное, по таким бумажкам уже не работают, а у них в автобазе всё по старинке. По пути Николай остановился у раковины, с мылом вымыл руки. Всегда с чистыми руками ходил, а сегодня угваздался, как последний слесарь.

А куда деваться, молодым кадрам нужно помогать. По пути остановился с мужиками перекурить, пару новых анекдотов послушал, потом заглянул в буфет, съел пирожок, чайку попил.

Не будет Никитин никуда торопиться, бежать в бухгалтерию по первому зову. Чай, не землетрясение, успеет бумажку сдать. И только потом поднялся на второй этаж. Приоткрыл дверь в бухгалтерию.

–Кто тут по мне соскучился?

Наташа покраснела.

–Это я, Николай Михайлович.

Никитин хохотнул.

–Прямо так и соскучилась?

Молодая женщина покраснела ещё больше.

–Извините. Я не соскучилась. Мне отчёт закрывать нужно, Вы деньги получили, а счёт не предоставили. Придётся мне потом за Вас свои деньги вносить.

Николай положил листок на стол.

–Эту бумажку, что ли, потеряли?

–Не потеряли. Потому что Вы её не приносили, а надо бы сразу это сделать. Вот, теперь полный порядок.

–Я могу идти?

–Конечно, идите.

–А чайком не угостите?

Никитин и сам не понял, как у него вырвались эти слова. Он вовсе не хотел чаю, он только что в буфете два стакана выдул. И пирог с капустой съел. Кто его сейчас за язык тянул? Он уже хотел сказать, что пошутил, но девушка, сидевшая в углу, весело пропела:

–А Вы нам к чаю чего-нибудь принесли?

Никитин развернулся в её сторону.

–А надо?

Девушка рассмеялась.

–Почему – нет? Мы бы с удовольствием чайку попили. Да, Наташа?

Та только отмахнулась.

–Олеся, не отвлекай человека, у него, наверняка, дел своих полно. Некогда ему с нами чаи распивать.

Николай притопнул ногой.

–Ничего подобного! Скажите, что вы любите, и я мигом, одна нога здесь, другая – в буфете. Правда, там выбор невелик, но пироги с капустой очень вкусные. Хотите?

Не дожидаясь ответа, Никитин быстрым шагом вышел из кабинета и спустился в буфет. Там попросил сложить в пакет пирогов, глянул на полки, кивнул в сторону коробок с соком, пусть и сок положат.

Перепрыгивая через две ступеньки, быстро вернулся в бухгалтерию. Странное дело, он себя сейчас ощущал молодым пацаном, который спешит с девчонками познакомиться. Девчонки, и правда, уже вскипятили чайник.

Никитин выложил из пакета сок и пироги.

–Вот, девчонки, что было, то и купил.

Потом пил с девушками чай. Вернее, смотрел, как они пьют. Ему тоже налили чай в большую кружку, на которой большими буквами было написано – дорогому человечку. Наташа откусила пирог и глянула на Олесю.

Та кивнула.

–Да, Наташа, твои пироги с этими не сравнить.

Николай изумился.

–А что, Наташа такая мастерица пироги печь?

Олеся закатила глаза.

–Вы себе не представляете! Пальчики оближешь! Язык проглотишь! Наташа нас частенько балует своими кулинарными шедеврами.

Наташа смутилась.

–Олеся, прекрати!

–И ничего – не прекрати. У тебя и тесто совсем не такое, а пушистое, прямо во рту тает, и капуста не такая кислая.

Никитин хлопнул в ладоши.

–Значит, так! Считайте, что я напросился на пироги с капустой. А ещё я пироги с яблоками люблю. И чтобы пироги не большие были. Чтобы их можно было только два раза укусить. Сразу куснуть половину, чайком припить, прожевать, и потом вторую половинку в рот.

Он сглотнул слюну.

–Блин, девчонки, вот раздразнили, чуть слюной не захлебнулся.

Никитин встал.

–Ну, спасибо. Чаем напоили. Пора мне, дел, и правда, многовато. А про пироги я не забыл. Буду ждать приглашения.

Наташа порозовела.

–Завтра приходите. Я с утра пораньше завтра встану и напеку. Можете прямо с утра приходить, пока пироги горячие будут.

Николай уже в дверях обернулся.

–Точно? Ну, глядите, завтра с утра….

И вышел. В коридоре перевёл дух. Сердце замирало, и не понятно от чего, то ли пирогов захотелось, то ли Наташа приглянулась. Он раньше её частенько видел, но как-то внимания не обращал, а сегодня…

Давно Никитин лаской женской не был обогрет, болеет жена. Не до ласк ей, а для него всегда немаловажным было тесное общение с женским телом. Пока Люба была здорова, недостатка в ласках не было.

Жена всегда послушно откликалась на его призыв. И неважно было, где, и как. Главное, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой. И чтобы грудь помять, сосок ущипнуть, чтобы жена под ним дрогнула и…

Николай вздохнул. Не до тесных контактов теперь Любе. В чём только душа держится, лицо землистое, дышит тяжело и пахнет от неё лекарством противным. Спит Люба в одной комнате с ним, но на разных кроватях.

Растащили супруги кровати в разные стороны, потому что спит Люба неспокойно. Николай перевёл дух. Эх, сейчас бы… Оглянулся по сторонам, прихватил дрогнувшее достоинство в ладонь и резко сдавил.

Остынь, дружок, нечего мечтать, ничего тебе не обломится. И не скоро разговеться придётся. Дома глянул в сторону жены. Та тенью передвигалась по квартире, одна рука на груди, вторая живот поддерживает.

Высохла совсем его Любушка, халат, как на вешалке болтается. Жалко Коле жену, но с собой ничего поделать не может. Обнять её боится, приголубить. Про то, чтобы поцеловать, и вовсе речи быть не может.

Пожалеть бы бедняжку следовало, но тошнотворный запах гонит прочь. В последнее время старается побыстрее заснуть, чтобы не дышать запахом, что исходит от жены. Жалко Любу, но и себя, не меньше.

Только и остаётся, что слово доброе сказать. Он улыбнулся жене.

–Как ты?

Тусклые глаза уставились на него пуговками.

–Не видишь, что ли?

Николай смутился.

–А мне кажется, ты сегодня лучше смотришься.

–Это, смотря с какой стороны смотреть.

–Люба, ну, что с тобой? Ходишь вечно недовольная…

Люба взвизгнула.

–А чем мне быть довольной? Тем, что ты сияешь, как пятак начищенный, по бабам таскаешься, а я…

Из комнаты выглянула Любина мать.

–Любочка, ты чего? Николай же не виноват, что с тобой такое приключилось. Болезнь, она не спрашивает. Надо потерпеть. Скоро заживут твои раночки, и всё у вас снова будет хорошо. Правда, Коленька?