Текст книги "Завтра мы будем вместе"

Автор книги: Галина Врублевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 7

Пошла последняя неделя моей свободы. До нашей свадьбы оставалось пять дней. Мы с Юрой уже посетили магазин для новобрачных, где смогли, предъявив талоны, купить все необходимое к свадьбе: белое платье и нарядные туфли – для меня, строгий костюм – для него. Денег нам дала его мать, Маргарита. Думаю, чтобы собрать эту сумму, бедной библиотекарше пришлось отказывать себе во всем несколько лет.

– Ничего, – сказала я пригорюнившемуся Юре (он переживал, что вынужден был воспользоваться помощью матери), – пойдем работать, с лихвой вернем. Отправим твою мать на следующее лето на Черное море отдыхать.

– Работать! – Он покачал головой. – Ты забыла, что меня сразу после защиты диплома загребут в вооруженные силы?

– Ах да. – Я поняла свою промашку. – Ну, может, я буду прилично зарабатывать и куплю ей путевку в санаторий. Или потом когда-нибудь...

– Вот именно, когда-нибудь.

Юрка резко сменил тему разговора и тут же пригласил меня сегодня поболеть за его команду на соревнованиях по тяжелой атлетике. Сам он, из-за травмы руки, полученной в милиции, не принимал участия. Я с радостью согласилась, но тут же вспомнила о маленькой беде, портящей мне настроение: о приличных размеров прыще на носу. Я надеялась, что за несколько оставшихся до свадьбы дней он рассосется, но сегодня все выглядели ужасно. Юрка расстроился из-за моего отказа, но настаивать не стал. Однако причина не показалась ему достаточно убедительной. На его мужской взгляд, прыщ не стоил переживаний. Но любая девчонка поняла бы мое беспокойство. Показаться на людях с таким лицом – настоящее испытание. Вскоре Юра отбыл на свои соревнования, на прощание чмокнув мой прыщ:

– Очень милый прыщик! Зря ты его от общественности прячешь.

Я осталась одна, подошла к зеркалу. Мой прыщ со вчерашнего дня расплылся по всему кончику носа, ставшему заметно багровым. Изнутри в носу все горело и дергалось. Прежде, когда я страдала гайморитом, болезнь была скрыта от постороннего глаза. Теперь уродство вылезло наружу. Мне подумалось, что прыщ – это кара за все мои безобразия последних дней. Я снова схватила одеколон и вылила на нос почти полбутылки. Боль стала нестерпимой. Я завыла и ткнулась лицом в подушку.

Почти полдня я промучилась с ужасным чирьем.

Я мазала, присыпала, давила его. И все зря. Наверное, нельзя ускорить конец того, что еще само не созрело. У меня было чувство, что я сама целиком являюсь больным нагноением, что я наполнена Этой дрянью и никогда от нее не очищусь. Боль охватила голову. Ломило руки и плечи. Я сунула под мышку термометр: 38 С°!

Кажется, жар во мне разгорался все сильнее.

Я нашарила в тумбочке таблетку димедрола и, с трудом поднявшись с постели, налила стакан воды.

Заглотнула таблетку и вновь рухнула на кровать.

Вдруг я увидела, что занавеска на окне раздвинулась. На подоконнике появилась большая мужская нога – то ли в сапоге, то ли в шнурованных ботинках. Мужчина, которому она принадлежала, был весь в черном, и я поняла, что это – мент. На его голове была натянута шапка с прорезями для глаз.

И хотя я видела только белки, сверкающие в узких щелках, я узнала Островского. Зачем он так странно вырядился? То, что он влез в окно четвертого этажа, меня не удивляло. И все же легкий страх охватил меня. Я спряталась под одеяло с головой, оставив маленькую дырочку для наблюдения. В окно уже лезли другие люди в черных масках, но под каждой маской, я знала, прячется Валерий. Зачем он пугает меня, зачем превратился сразу во всех?

Менты обступили мою кровать и вразнобой кричали: «Вот она!» Но это не был голос Валерия. И самого Валерия среди обступивших меня людей в капюшонах не было. Кстати, я не заметила, когда они успели сменить маски на капюшоны. Капюшоны!

Да это же средневековые инквизиторы. Сейчас они сожгут меня на костре, как грешницу. Тотчас в руках у них появились пылающие факелы, которыми они стали поджигать мою тахту. Огонь пылал со всех сторон, обжигая мое лицо и в первую очередь касаясь носа. Но вдруг с потолка на мою кровать полилась вода. Я с жадностью подставляла лицо редким каплям. Но, падая на мой нос, они тут же обжигающе закипали.

Я открыла глаза, не сразу поняв, что происходит.

На моей голове лежало мокрое полотенце. Рядом склонилось встревоженное лицо Юры.

– Ну, слава богу, очухалась, – с легкой насмешкой, будто скрывая тревогу, сказал он. – Прихожу, вижу: вся красная. На лице – капельки пота, дергаешь мышцами, будто веревками привязанная. Я поначалу думал, что пьяная, не ровен час, но потом увидел градусник на трюмо. Давай-ка я «скорую» вызову.

– Ты... что... Юрика... судурел? – Я говорила с трудом, прибавляя лишние гласные, будто в них набиралась силы.

Я пыталась ему втолковать, что мне больничный не нужен и вообще все пройдет.

Юра согрел чай. Потом позвонил матери – предупредить, что остается у меня на ночь. Услышав от него, что я заболела, Маргарита дала ему какие-то советы.

Следуя им, Юра принялся меня лечить. Смешав уксус с водкой, он тщательно обтер мое горящее тело. Сейчас Юра был для меня и мамой, и папой одновременно. После растирания и таблеток аспирина мне стало лучше.

– Как прошли ваши соревнования? – Я вспомнила, откуда вернулся Юрка.

– Ребята взяли серебро. Жаль, что я с этой рукой выпал в осадок. И надо было нам тащиться на этот дурацкий концерт!

Я виновато промолчала. Ватка с уксусом в его руке мягко скользила у меня под грудями. Он погладил мягким комочком мой живот и хотел провести им еще ниже, под резинкой трусиков, но потом раздумал. И вовремя. Я уже начала сердиться. Он снова намочил тампон и начал растирать мои руки и плечи.

На следующий день нарыв на моем носу сконцентрировался в просяное зернышко. Температура упала почти до нормальной. Еще через день нос приобрел прежние размеры. Только просвечивающий белесым содержимым прыщик оставался на его кончике. С таким украшением в самый раз было отправиться заниматься в библиотеку. Там все читатели смотрят себе под нос, и чужие носы никого не интересуют. К тому же со всеми этими свадьбами я запустила свои учебные дела. А между тем у меня оставались несданными еще несколько зачетов, без которых не допустят к защите. Так что этот случайный свободный день в суете предсвадебных дел я решила провести с пользой.

Заметила мой больной нос только Катя-дурочка.

Она легонько ткнула своим заскорузлым пальцем в прыщик и сказала «бип», как говорят дети, нажимая на кнопку.

– Ну что ты, тетя Катя, – отпрянула я, – больно же.

– Будет хорошо, – возразила гардеробщица.

Она взяла мою дутую куртку и повесила ее на крючок с картинкой колокольчика.

Маргарита Алексеевна принесла книги и тоже поинтересовалась моим здоровьем. При этом она тактично отводила глаза от моего носа. Что значит – воспитанная женщина. Я успокоила ее, что все в порядке, а также похвалила ее уксусное средство. Как-то незаметно для себя с ней я вела себя культурнее.

– Ну тогда занимайся, Катенька. Времени у тебя в обрез. Дай-ка твой список по охране труда, я посмотрю, что у нас есть. Может, придется литературу из других библиотек заказывать.

Весь этот день я просидела в читальном зале. Вечером, натягивая куртку, я заглянула в зеркало у гардероба. Прыщ наконец лопнул. Теперь лишь затянутое тонкой кожицей розовое пятнышко красовалось на моем носу. Рука у Кати-дурочки и впрямь оказалась легкая.

Глава 8

Наступил день моей свадьбы. Чувство предопределенности этого события, тяготившее меня последние недели, наконец, оставило меня. Меня охватил тот подъем, какой испытывает каждая девушка в этот переломный день своей жизни. В моем замужестве было столько плюсов!

Во-первых, преданность Юры просто фантастична. Он прощал мне все и всегда. Во-вторых, я входила в культурную семью. Маргарита Алексеевна хоть и занудливая, но интеллигентная дама. Неплохо, если у моих детей будет такая бабушка. Если с рождения попадешь в хорошую колею, то вся жизнь счастливо покатится! В-третьих, мне легче будет сдержать клятву не пить, данную... В общем, все равно кому данную. Я читала медицинскую статью, Юрка же и подсунул, что дети алкоголиков входят в группу риска. Половина из них тоже становятся алкоголиками. Я надеялась избежать злой участи.

Надеялась, что Катьку-оторву во мне победит Екатерина Благородная. Та Екатерина, которой я могла бы стать, если бы воспитывалась в другой, нормальной семье. И которой я, вопреки всему, еще надеялась стать. Назвав себя «благородной», я усмехнулась, вспомнив свои подвиги. И все же, упрямо сказала я сама себе, это случайности. Это просто срывы! Возможно, просто горячая кровь моего, как теперь выяснилось, отца-грузина. Так что получалось: замуж за Юру выходит благородная княжна, дочь морского офицера и внучка грузинского князя.

Утром я еще раз примерила свадебное платье.

Классическая невеста, стоящая перед зеркалом, была совсем не похожа на Катьку Петрову. Перетянутое в талии, белое, длинное, до пола, платье. Кружевные вставки у воротника и на запястьях. Фата ниже спины. И ни следа косметики на лице. Это и была та княжна, которой я воображала себя. Правда, непослушные темные кудри, спадающие на плечи слегка разрушали образ княжны. Но я надеялась что в парикмахерской мне уложат волосы как надо. Поход в салон был последним делом, предстоящим мне перед свадьбой.

Я сняла платье и аккуратно повесила его на вешалку. Затем подошла к телефону и набрала номер Юры. Сегодня он, как и положено жениху, ночевал дома, с мамой.

– Юрочка, ты как себя чувствуешь? У тебя все готово?

– Катюша, дорогая. Я так счастлив, что боюсь не пережить сегодняшнего дня. А у тебя как? Все в порядке? Ничего не забыла? Машина подойдет за тобой в два часа.

– Ой, уже в два! Я же на час дня записана к парикмахеру. Потом еще домой надо вернуться, переодеться. Ко мне в два часа только Тишка обещала заехать. Она ведь свидетельница с моей стороны.

А ты кого позвал – Витюшу?

– Да ну его, этого алкаша. Это он тебя на свадьбе Эльвиры подпоил. Я пригласил Ивана Задорожного.

Мы уточнили прочие детали и договорились встретиться в три часа уже во Дворце.

Я повесила трубку и посмотрела на часы: было еще только двенадцать, у меня куча времени. Я приехала в салон на Невском проспекте чуть раньше, но моя мастер уже была свободна. Я села в кресло.

Парикмахерша, почти моя ровесница, подняла копну моих кудрявых волос и спросила, что бы я хотела с ними сделать.

– Пригладить кудри, выпрямить их по возможности. У меня сегодня свадьба!

Девушка-мастер улыбнулась:

– Все приходят завивать, а вы напротив, хотите избавиться от такой красоты!

Мастерица долго возилась с моими волосами. Отстригала непокорные локоны сбоку. Выпрямляла специальной цилиндрической расческой центральные пряди. Взбивала их, начесывая «против шерсти».

Она насиловала мои волосы, будто боролась с моей природой. И я покорно терпела.

Я расплатилась с мастером и, обновленная, вышла на нарядный и светлый Невский проспект. Ярко светило солнце. Ветра не было. Сухой, с легким морозцем воздух – не редкость для конца октября.

Природа, будто в насмешку, в преддверии зимы предъявляет нам свою красоту, тепло и мягкость.

Чтобы нам еще больнее было прощаться с теплым временем года. Это прощание с летним солнцем откликалось в моей душе ощущением, что я расстаюсь с детством, с беззаботной жизнью. Почему мне было так грустно сейчас, о какой потере я печалилась, ведь мои юные годы не были безоблачны?

Я взглянула на часы: через час состоится мое бракосочетание. Я стану другим человеком – с другой судьбой, с другой фамилией. Нежданова – звучит красиво!

Очень кстати подошел нужный мне автобус, и я вскочила в него. Но едва я плюхнулась на сиденье, водитель объявил, что автобус идет по укороченному маршруту. Что ж, решила я, доеду до площади Восстания, а там пересяду на любой трамвай. Оттуда до моего дома – рукой подать. Однако автобус ехал медленно и все время застревал в каких-то пробках. Наконец, на площади Восстания, напротив главного вокзала города, всех пассажиров высадили. Я взглянула на часы на привокзальной башне: половина третьего, я опаздываю! Меня будто шарахнуло по голове, мои мысли беспорядочно метались. Что делать – ехать в ЗАГС в этих джинсах звонить Юрке? Тишка, наверное, трясется в недоумении у дверей моей квартиры.

Вместо того чтобы бежать со всех ног на подходящий к остановке трамвай, я застыла на месте.

Меня будто заклинило. Потом медленно, будто сомнамбула, я двинулась к вокзалу. В тот момент мне казалось, что я не знаю, почему я так поступаю.

Но уже в следующие минуты, стоя у табло перед расписанием поездов, я смотрела на него вполне целенаправленно. Было только одно место во всей необъятной стране, куда меня потянуло. Там жил единственный родной мне человек, мой отец – Гурам Китовани. Поезд в Сухуми отходил вечером.

У меня есть достаточно времени, чтобы взять билет и даже съездить домой за вещами. Главное, пробраться в свою квартиру не замеченной Тишкой или Юрой. Я прикинула, в какой момент это было бы удобнее сделать.

Мой план удался. Я прошмыгнула домой в тот час, когда все должны были ожидать меня во Дворце бракосочетания. Я старалась не думать про растерянных гостей, а про Юрку – тем более. Быстро побросала в сумку необходимые вещи и выскользнула за дверь. За пять минут до отправления поезда я зашла в вагон, закинула свою сумку на багажную полку и села к окну. Вскоре поезд тронулся. В купе нас оказалось двое: я и одна девушка постарше. Не удивительно. Желающих ехать к дождливому прохладному морю было немного. Мы разговорились с моей попутчицей, ее звали Галей. Оказалось, она гостила в Ленинграде у своих родственников, проводила отпуск, любуясь красотами нашего города.

А теперь едет домой, а точнее – торопится к отплытию судна, на котором она работает коком. Она посетовала на трудности своей работы, на то, что женщине в море приходится труднее, чем мужчинам. Но в загранке можно не только подзаработать, но и прикупить барахла, поэтому она и не уходит с этой работы. За двое с лишним суток нашей поездки мы успели переговорить с Галей о многом. На некоторых станциях входили пассажиры и через несколько часов покидали вагон, доехав до нужного им места. От начала до конца мы ехали только двое: в наше время на такие расстояния чаще летают самолетами. Но когда денег в обрез, приходится пылиться в плацкартном вагоне. У Гали деньги были, но она не сумела достать билет на самолет, потому что вызов из пароходства к ней пришел внезапно. За двое суток мы сроднились с ней, как сестры.

Я была с Галей тоже по-дорожному откровенна.

Разумеется, о том, что я сбежала с собственной свадьбы, я распространяться не стала. Зато рассказала о поисках своего отца. Спросила, не знает ли она Гурама Китовани. Она задумалась. На их судне человека с таким именем не было. И быть не могло, подумала я, вспомнив, что Китовани работает в военной приемке на заводе. Зато когда я показала Гале бумажку с адресом отца, она охотно объяснила, где находится эта улица, как лучше ее найти.

Даже нарисовала план. Приехали мы в Сухуми рано утром и очень тепло попрощались. Еще одна душа коснулась моей души и пролетела мимо.

Я взяла свою сумочку, вскинула на плечо дорожную сумку, мою необременительную ношу (там была смена белья да куртка, оказавшаяся здесь лишней), и вышла на привокзальную площадь.

Здесь на Черноморском побережье, было гораздо теплее, чем у нас на севере. В Питере такая погода считается летом. Зеленые пальмы и магнолии радовали глаз своей свежестью. Только бриз, дующий с моря, заставлял поеживаться. Здесь было время года, неведомое мне. Я прошла главной улицей все выглядело так, как мне описала Галя, – и свернула в узкий проход. Здесь стояли одноэтажные нарядные дома, с беленными известью стенами. На углу я остановилась, чтобы достать бумажку и уточнить номер дома. Зрительно я помнила две цифры, но полной уверенности не было. Открыв сумочку, я поняла, что она не моя: другой кошелек, другая обложка паспорта, только пудреница и тюбик с помадой походили на мои. Скудный ассортимент в наших магазинах сыграл с нами злую шутку. Не удивительно, что именно эта, единственно приличная сумочка одинаково приглянулась и мне, и Гале. Видно, она тоже купила свою сумку в нашем городе, вот и результат. Я достала ее паспорт и матросскую книжку. Так и есть. Я прочла имя и фамилию своей попутчицы. Кстати, фамилия ее оказалась Поварова. Прямо говорящая фамилия. Вообще я часто замечала, что среди военных много Майоровых и Старшиновых, среди певцов встречаются разные музыкальные фамилии.

Только моя фамилия ни о чем не говорит. Ладно, отвлеклась на глупости. Что же мне теперь делать?

Быстро мчаться в торговый порт? Или все же зайти в дом к отцу? Тем более я находилась совсем рядом. Посмотрев на часы, я поняла, что все успею. Судно отходило после обеда, об этом говорила Галя. А сейчас было раннее утро, и у меня был неплохой шанс застать Китовани дома. Иначе придется болтаться в чужом городе до вечера.

Я миновала несколько домов, наполовину спрятанных за низкими каменными заборами, и остановилась у нужной калитки. Если я правильно запомнила, это тот дом. За забором легонько тявкнула собака. Я постучала в калитку, затем, толкнув, вошла. За окном раздвинулась занавеска, за которой показалось женское лицо. В этот момент мне снова стало страшно и неуютно. А ну как опять я иду по ложному следу?! Из дома вышла полногрудая женщина, с желтоватыми крашеными волосами и жгучими черными бровями. Наверное, жена Китовани.

Она была по-своему привлекательна, хотя и немолода. Следом выбежал пузатый малыш лет трех.

– Вам кого, дэвушка? – с гортанным акцентом спросила женщина.

– Гурам Китовани здесь живет?

– А, вы страхдэлэгат, с работы. Прышли навэстить больного? Гурам говорыл, что ждет гостэй. Толко мы нэ думали, что вы так рано придэтэ. Проходитэ, дэвушка, в дом.

В доме было сумрачно. Женщина провела меня мимо двух маленьких комнаток; через открытые двери я заметила еще нескольких мальчиков постарше.

Они, до этого спорившие о чем-то, замолкли при моем появлении. Прямо-таки общежитие для ребят.

В третьей комнате дверь была закрыта. Женщина, предварительно постучав, открыла дверь и впустила меня в комнату, сообщив мужу, кто я и зачем. На разостланном для сна диване лежал мужчина – такой, каким я его представляла: со жгучими черными глазами, пышными усами и густыми волосами. Правда волосы были заметно отбелены сединой. Он недоуменно смотрел на меня. Ясное дело – с работы приходят навещать знакомые, а тут – чужое лицо.

– Вы у нас новэнькая? Что-то я вас не прэпомню. Как вас зовут, дэвушка? Вы из какого цэха?

Я ответила только на один вопрос, о своем имени.

Потом надолго замолчала. Как приступить к главному? Наконец я сообразила, что надо сказать, что я только что с поезда, приехала из Ленинграда. Он тут же позвал жену и попросил ее принести чай для него и гостьи. Видно, гости из разных мест не были в этом доме редкостью. На Черное море люди приезжают часто и всегда навещают своего друга Гурама. Примерно так он объяснил мое появление в своем доме.

Он присел на диване, подперев поясницу подушками.

Извинился, что принимает меня в таком виде. Сказал, что очень слаб, и что-то пояснил про болезнь, но мне трудно было сосредоточиться на его словах. Я с трудом подыскивала свои. Пока мы пили чай (чай был очень крепкий, настоящий грузинский), разговорились. Я рассказала, что меня привело в этот дом.

Напомнила ему о своей матери и, как главное доказательство, сняла с шеи кулончик с тремя костяными слониками. Протянула украшение ему:

– Это кавказский сувенир? Вы дарили этих слоников моей матери?

Он внимательно повертел в руках мой кулон, поднес к глазам маленькие фигурки, затем протянул мне назад:

– Увы, Катъя. Я нэ только нэкому нэ дарил такого украшения, я совершенно опрэдэленно могу сказать, что кост не та, с которыми работают наши мастера.

– Как не та?

– Ну, фактура, оттэнок. Совершэнно нэ наше.

Может, это африканские издэлия? Я, правда, нэ видел, но сдается мне, что это – слоновая кост. В Грузии слоны не водятся. Я похожие в Южной Афрыке видел, когда ходыл в кругосвэтку.

– Африканские? И вы никогда... ну, с моей мамой...

– Кланус Богом, нэкогда. Я уже женат был, когда поступил в училышэ. И моя Нана была со мной в Питэре. Так что каждый выходной – с нэй. А послэ третьего курса и вообще в казармэ не жил.

– Но вы посмотрите на меня! – в отчаянии воскликнула я. – Я же похожа на вас. И волосы темные, и глаза.

– И знаешь, дэвочка, вот мой главный, жэлэзный аргумент: от мэня рождаются только джигиты.

У нас с Наной пять сыновей!

У меня на глаза навернулись слезы. Я вытерла их ладонью и решительно встала. Ясное дело, кто бы ни был моим отцом, он никогда не признается. Испугается жены, разговоров, просьб и жалоб, да мало ли чего еще можно опасаться, когда нежданно как бы несуществующий прежде человек сваливается вам на голову. Но удивительное дело: мое сегодняшнее разочарование было куда слабее, чем в случае с Островским. Да и какая радость мне иметь отца-грузина! Я русская девушка, а мои кудри – от какого-нибудь кудрявого предка, потомка гордых татар. Однако больше я не желала заниматься поисками неведомой тени. Хватит. Сыта по горло.

– Катъя, постой, не убэгай. Расскажи, кого эще ты из наших курсантов выдела?

Но я уже выбежала из комнаты. Я вернулась в сегодняшнюю жизнь. Мне надо торопиться в порт, чтобы передать документы Галине на судно. Только бы не разминуться с ней. Я постояла около дома, посмотрела в оба конца улицы: знакомой фигуры видно не было. Я спросила у ближайшего прохожего, как добраться до порта, и, отправилась в под сказанном направлении.