Текст книги "Загадки любви"
Автор книги: Галина Врублевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Впрочем, зря я накручивала себя. Я была в центре внимания! И друзья студенческой поры расспрашивали о работе, об обстановке на кафедре – они оба работали практическими психологами, и их интересовали новые веяния в нашей науке. И папа через стол громко хвалил приготовленное мной жаркое, перебивая мамин рассказ о том, где и как она покупала это мясо. И Артур, несмотря на то что Галя пыталась привлечь его внимание, то и дело обращался ко мне и следил, чтобы и моя рюмка не пустовала. Он что-то говорил о своей новой книге, о том, что хочет перенести действие в Питер и что испытывает к городу наилучшие чувства, хотя прожил здесь лишь два года, заканчивая школу.
Дискотеку затевать в такой разношерстной компании было неуместно, мы лишь встали из-за стола, чтобы немного размяться перед чаем. Мама с отцом заботу о перемене блюд и посуды взяли на себя. К ним присоединилась и разрумянившаяся Галя, когда Артур дал ей понять, что хочет поговорить со мной.
Он взял меня под руку, провел в мою комнату, осмотрел книжный стеллаж, гравюры на стенах. Присел на диван, похлопал по нему ладонью, испытывая пружины.
– Так я смогу у тебя сегодня остаться, Долли?
– Буду только рада, я маму уже предупредила.
– Почему ты красивее раз от разу?! Тебе очень идет эта геометрическая блузка. В жизни она выглядит еще эффектнее, чем на экране компа. Так и хочется исследовать ее с изнанки...
– Не торопись, Арт. Скоро гости уйдут и ты сможешь исполнить свое намерение. Я тоже этого хочу.
– А гости точно не застрянут здесь до полуночи?
– У коллег-психологов дома остались маленькие дети. Малыши с бабушкой, но и родителям придется поторопиться. А трусишка Галя побоится возвращаться слишком поздно, думаю, она тоже скоро уйдет.
– Может, мне следует ее проводить?
– Это уж как пожелаешь! За столом ты оказывал ей немало знаков внимания! – не удержалась я от укола.
– Не ревнуй, дурочка! Мы вызовем для Гали такси или спровадим ее вместе с твоими психологами!
– Я думаю, так будет лучше, Арт!
За чаем Артур уже следил за собой, чтобы зря не обнадеживать Галю. Был с ней хотя и обходителен, но сдержан. И до Гали наконец дошло, что Артур не случайно оказался в моем доме, он очень личный и значимый для меня гость. Ей ничего не оставалось, как благоразумно удалиться вместе с супругами-психологами.
После того как гости покинули дом, праздничная часть вечера закончилась. Мама пошла мыть посуду, отец отправился спать, а мы с Артуром закрылись в моей комнате. Впервые в жизни мы оказались наедине!
2
Мягкий свет от настенного бра освещал мою девичью келью – в этой комнатке я провела школьные и студенческие годы. Промелькнула мысль, что мой диванчик узковат для двоих.
Мы не успели раздеться, как Артур дернул за шнурок бра и в комнате стало темно.
– Зачем? Я хочу тебя видеть! – Моя ладонь потянулась к шнурку, чтобы вернуть свет в комнату.
Артур перехватил мою руку:
– Стой, не надо.
Он на ощупь стянул с меня тунику, потом стал возиться со своей одеждой. Видимо, впотьмах было трудно нащупать пуговицы. Я удивилась, подумав, что Артур – далеко не мальчик, да и мальчиком-то он был бойким, – вдруг проявил такую робость, не захотел заниматься любовью при свете. Что ж, мне действительно предстояло еще многое узнать о нем. Мы ведь никогда не были вместе.
Но мысли уже растворялись в нежных касаниях его губ. От этих касаний во мне вдруг пробудилась давно позабытая девичья тревога, а вместе с ней и давняя болезненная страсть к этому человеку. Я давно рассталась с невинностью, но сейчас вновь ощущала себя девушкой, чье тело впервые ласкают мужские руки. В глубине меня вспыхивали молнии, метались стрелы, но это мало походило на обычный секс, всегда слегка механический. Взрывы были настоящими! А наслаждение возникало еще до соприкосновения. Все происходило само собой, от одной лишь мысли, что я – в объятиях любимого. И неведомые вихри уносили нас все дальше и дальше к слепящему свету взаимной любви!
И все повторялось снова.
Наконец, полностью опустошенные, мы откинулись на подушки. Я лепетала глупые слова бесконечной благодарности – Артур эхом вторил мне.
Проснулись мы почти одновременно. Артур, сразу накинув рубашку и чуть смущаясь перед возможной встречей с родителями, прошмыгнул по коридору в туалет и ванную, но вылазка его прошла удачно: пробежал незамеченным. Затем и я последовала его примеру. Когда я вернулась в комнату, он уже полностью оделся, даже галстук нацепил. К чему такая спешка? Или перед родителями хочет выглядеть достойно? Пришлось одеться и мне. На кухне мы вдвоем позавтракали остатками праздничного ужина.
– Тебе когда в университет? – спросил Артур, допивая кофе.
– Я договорилась с одной преподавательницей о замене. Ведь ты приехал на такой короткий срок!
– Я рад, что теперь мы понимаем друг друга. В прошлый приезд ты меня озадачила, не придя на свидание из-за каких-то служебных проблем. Я решил, что безразличен тебе.
– Да проблема на кафедре у меня нешуточная. Но главное, я ведь думала, что ты затеял встречу со мной, чтобы Люсьену вернуть, – оправдывалась я.
– Вернуть Люсьену? Как тебе такое могло прийти в голову?
Артур взял мою ладонь, опирающуюся на край стола, и поцеловал пальцы. При этом посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.
Испытывая подзабытую неловкость в общении, я сказала:
– Я все еще не могу поверить, что ты полюбил меня так вдруг. Ведь тогда, в одиннадцатом классе, не обращал внимания на «девочку в чепчике».
– И тогда обращал, но гордость не позволяла признаться. Ведь ты такая умная была и насмешливая. Я тебя побаивался.
– Если бы я знала это тогда!
– У нас еще полжизни впереди!
– Значит, так. Сегодня я свободна весь день, Арт. Пойдем куда-нибудь?
– Куда ты хотела бы?
Я, взглянув на карниз, заметенный снегом, вспомнила, что однажды мы нашей школьной четверкой друзей собирались за город, покататься на лыжах. Но я тогда заболела, подвели, как обычно, уши, и я не смогла поехать. А Люсьена потом восхищалась, какой отъявленный смельчак Артур, как ловко спускался с Кавголовских гор на простых, не горных, лыжах.
– Поехали в Кавголово! – предложила я. Я горела желанием наверстать упущенные радости и двигаться дальше. – Покатаемся с гор, я теперь даже на слаломных могу!
– А я сто лет на лыжи не вставал, боюсь, что и по равнине ходить разучился. Но если хочешь, поедем, только не в столь людное место.
Мы вернулись в комнату, быстренько нашли по Интернету адрес подходящей базы отдыха в Ленобласти и забронировали два места. Затем любимый побежал домой переодеться во что-нибудь попроще – не ехать же за город в строгом костюме. Родители выглянули из комнаты, едва за Артуром захлопнулась входная дверь. Они делано удивились, что гость уже ушел, и я была им благодарна, что родные проявили такую тактичность, не стали напрягать моего друга разговорами.
Это был едва ли не самый счастливый день в моей жизни, хотя в конце его меня ожидало безмерное разочарование.
В двенадцать мы с Артуром уже были на базе отдыха в Репине – на Кавголовские горы он ехать все же отказался. База удачно располагалась на берегу Финского залива, сейчас покрытого льдом и снегом. Приехали туда на моей машине, шоссе, хотя и было скользким, все же убиралось снегоочистителем. Администратор дала нам ключ от номера люкс – самого дорогого из имеющихся. Артур, хотя и жаловался как-то, что издатели занижают гонорары, такие траты мог себе позволить: все же это не путешествие на Мальдивы.
Позавтракали мы дома, а по приезде зашли в кафе лишь перевести дух после дороги. И за чаем впервые разговорились по душам, почти так, как привыкли общаться в Интернете. И о чем бы ни заходил разговор – о кино, о книгах или о строительной политике крупного бизнеса, – разногласий у нас не было. Казалось невероятным, что мы столько лет могли жить друг без друга!
Взяв в пункте проката лыжи, мы пошли по припорошенной снегом двойной колее, проложенной от базы отдыха по заливу в сторону горизонта. Вскоре редкие сосны остались позади, и глазу открылась бесконечная белизна – даже небо казалось выбеленным. Мы были вдвоем в этой снежной пустыне. Артур шел впереди, в тесноватой ему куртке и непродуваемых спортивных брюках, а на голове его красовалась красная вязаная шапочка. Лыжня уже закончилась, и ему приходилось прокладывать ее по заметенному снегом льду. Я с легкой улыбкой смотрела на чуть нелепую фигуру любимого человека, на то, как косолапо он перебирал ногами, как смешно взмахивал палками. Увы, все навыки теряются, если их не поддерживать. Ведь когда-то Артур был неплохим спортсменом, а теперь разленился, совсем почти двигаться перестал. Но, если мы будем вместе, я заставлю его быть в форме! Я уже строила планы на совместную жизнь.
Артур притормозил, обернулся вполоборота: лицо его было покрыто неровными алыми пятнами, а дыхание – сбивчивым и частым. Очевидно, пробег давался ему с трудом.
– Успеваешь? Может, передохнем?
Я улыбнулась, жалея его, и, пытаясь изобразить естественность, заявила:
– Ты как марафонец мчишься! За тобой не угонишься. Постоим немного.
Но Артуру не стоялось на месте, он приблизился ко мне задним ходом, склонился к моим ботинкам, проверил крепления. Затем выпрямился, снял перчатки и стал тереть мне щеки, хотя отморозить их при нулевой температуре воздуха я никак не могла. И наконец, сжал ладонями мои декоративные наушники в виде круглых меховых подушечек.
– Ушки больше не болят, а, «девочка в чепчике»?
Теперь детское прозвище меня не обижало, а, напротив, казалось очень нежным и приятным.
Мы обнялись, стоя вполоборота друг к другу. Наши губы почти соприкоснулись, однако ноги, зажатые креплениями лыж, мешали свободе движений. Когда Артур шутливым рывком привлек меня к себе, мы оба повалились в снег. Две пары лыж скрестились над нашими головами, и я испугалась, что мы сломаем или лыжи, или ноги. Но Артур ловко высвободил мои и свои ботинки из креплений, и уже ничто не мешало нам дурачиться и барахтаться в снежной постели. Казалось, мы оба вернулись в детство.
Прекратив дурачиться, мы встали, с трудом отряхнули мокрый снег с одежды. В запале игры с моей головы слетели теплые наушники, но я не замечала этого. Однако заметил Артур и быстро натянул на мою голову свою вязаную шапку. Потом и наушники отыскались, но они безнадежно вымокли, так что я просто сунула их в карман куртки. Наконец мы снова встали на лыжи, но повернули назад, чтобы успеть к обеду.
В столовой после улицы показалось душно. И малоприятные запахи кухни – смесь подгоревшей картошки и квашеной капусты – наполняли обеденный зал. Кроме того, обнаружилось, что на базе есть и другие отдыхающие: пенсионеры, инвалиды, мамаши с малолетними детьми. Причем всех нас уплотнили, усадив за несколько близко стоящих столиков, хотя половина зала пустовала. Вся эта кормящаяся масса гудела, как улей, поэтому мы, быстренько отобедав, покинули сей бедлам. Вот он, ненавязчивый российский сервис.
Однако на базе отдыха обеспечивали и развлечения. Возвращаясь в номер, мы остановились в вестибюле у стенда с объявлениями. Артура привлекло название фильма в видеосалоне, что-то о звездных войнах. А я обратила внимание на приглашение в сауну. Захотелось прогреться, потому что после утренних игр на снегу я чувствовала уже покалывание в ушах. Попаримся, а потом можно пойти и в кино.
Артур, против ожидания, не поддержал идею с сауной. Сказал, что не любит париться, что плохо переносит жару.
– Так это ж финская баня! В ней жара не ощущается! – пылко возразила я.
Мы продолжали спорить все время, пока шли по длинному коридору, возвращаясь в номер. Его нежелание идти со мной в сауну задело меня. Ведь в сауне можно не только париться... Я намекнула Артуру о возможностях. Он промолчал.
Войдя в комнату, я замолчала и демонстративно стала собирать вещи для сауны и душа: пойду одна. Артур, однако, нарушил гнетущую тишину и произнес испугавшую меня фразу:
– Что ж, Долька, видно, скрывать дольше смысла нет. Рано или поздно пришлось бы сказать правду.
Я замерла, подумав о худшем:
– У тебя что-то со здоровьем не так?
Артур отошел к окну и устремил взгляд на заснеженные вершины елей.
Я подошла к нему, участливо сказала:
– Ну ладно. Не можешь идти в сауну, отдохнем в номере.
– Раз ты настаиваешь, пойдем в сауну, – возразил Артур, будто не слыша моих слов.
Мы побросали полотенца-шампуни в пакет и вновь спустились на первый этаж, где располагалась сауна. Однако радостного ожидания у меня уже не было. Напротив, меня грызла тревога.
Оказалось, что полотенца мы взяли зря, служащий выдал нам простыни, объяснил порядок пользования сауной. Сказал, что в ее помещении мы можем находиться нагишом, но если захотим освежиться в бассейне, то придется взять напрокат купальник и плавки – бассейн был общим: для взрослых и детей.
Артур отказался от бассейна, сказал, что обойдется душем.
Я разделась первая и поспешила из раздевалки в теплое нутро сауны. Посидев две-три минуты в одиночестве, обеспокоилась, почему нет Артура. Но беспокойство мое было напрасным: открылась дверь и он вошел. Вошел и остановился.
Накануне вечером, когда волнение первой встречи наедине затмило мне разум и глаза, мне не удалось посмотреть на обнаженного Артура. К тому же он выключил тогда свет, и мы занимались любовью во тьме. А здесь в сауне все же было освещение, достаточное, чтобы разглядеть человека.
Я сидела на широкой теплой скамье. В желтоватом мареве передо мной возвышался Артур в небрежной позе философа с переплетенными у груди руками. Почему накануне он стеснялся показать себя? Да, слегка полноват, но мускулы грудной клетки достаточно развиты, да и животик выпирает не слишком. Я опустила глаза к полу и вновь скользнула ими – теперь снизу вверх: крепкие ноги, слегка поросшие волосами, упругие, хотя полноватые бедра. И выше. О-о-о! Вздрогнул, пришел в движение... Еще секунда, и Артур чуть ли не прыжком приблизился к моей скамье – я подалась назад. Но он схватил меня, как игрушку, утвердил на своих коленях, с силой прижал к себе. Я откинула голову назад и отдала себя в его руки. Артур был неподражаем, а я потеряла ощущение реальности.
Спустя бесконечность его руки осторожно вернули меня на скамью. Я открыла глаза. Мы оба вспотели от тепла, разлитого по сауне, и от охватившего нас экстаза. Я прислонила голову к его плечу и вдруг заметила на его руке расплывшееся синее пятно. Чуть отстранясь, я распознала его – солнышко с буквой «Д» в центре. Я вспомнила эту татушку и растерянно молчала. Потом неуверенно произнесла:
– Ты сделал такую же наколку, Арт, какая была у Вити?
Артур медленно покачал головой:
– Долечка, мне давно следовало признаться: я не Артур, я и есть Витя.
Вот почему вчера он погасил свет в спальне, почему не хотел идти со мной в сауну, почему стоял, так нелепо скрестив руки у груди. Пытался отдалить момент признания!
Вселенское разочарование охватило меня: даже не было желания выяснять детали. Мы возвращались из сауны в полном молчании. В вестибюле Артур-Витя сказал, чтобы я шла в номер, а он забежит в магазин.
Спустя полчаса, забыв про намерение посетить видеосалон, мы сидели напротив друг друга за маленьким столиком, приставленным длинной стороной к стене. Бутылка коньяку и несколько салатов на прощальный ужин.
Все было в номере так, как утром, и все уже не так: сдвинутые вместе кровати – наше самоуправство, но «нас» ведь больше нет. Мебель надо расставить как прежде: кровати врозь – тумбочки между ними. Да и следует ли оставаться здесь на следующую ночь?
Артур-Витя плеснул в чайные стаканы коньяку. Не чокаясь и не вымучивая тосты, выпили. Я со скукой смотрела на своего визави: жиденький клочок волос на темечке, придавленная переносица, неуверенность во взгляде, по-бабьи расплывшаяся фигура. Нелепый облик слабовольного мужчины. Как я могла принять Витюшу за его брата Артура? И ведь поначалу я заметила, что в его лице проступают Витины черты, но вот что значат настрой и ожидание!
– Но ведь ничего не изменилось, Долька! – почесывая затылок, бормотал Артур-Витя. – Я все тот же! Ведь тебе было хорошо со мной вчера?
Истинный Артур никогда не стал бы оправдываться, он всегда чувствовал за собой правоту. Мне не хватало уверенности в словах Вити. Хотя я пребывала вместе с ним в счастливом полете почти сутки, теперь они казались мне просто сном. Пробудившись, я не смогла удержать ускользающие ощущения счастья. Я запивала горечь разочарования коньяком, а Витя продолжал рассказывать, как получилось, что он назвался именем брата.
Правдой было то, что братья учились за границей в университете и оба не слишком утруждали себя учебой. Настоящий Артур, как и в отрочестве, много времени отдавал спорту, перепробовал много занятий и любил приударить за девушками. А Витя пропускал лекции, загоревшись идеей стать великим писателем. Он сошелся с кружком студентов-литераторов. Пытался писать на английском, чтобы получить мировое признание и быть лучше понятым иностранными сверстниками. Однако более-менее складно изложить свои мысли удавалось только на родном языке.
Родители оплачивали сыновьям учебу и проживание, а на карманные расходы братьям приходилось подрабатывать самим. Оба владели словом, но Артур предпочитал факты, потому ему удавались статьи и репортажи – их через отца он пересылал в московские газеты. А Витя корпел над переводами, испытывая комфорт от пребывания наедине с книгой.
Позднее отца перевели в Югославию, и Артур, легкий на подъем, поспешил следом. В многострадальной стране уже шла гражданская война, уже взрывали и стреляли по всей территории. И Артур начал писать репортажи с места боевых событий, а затем влился в братство волонтеров восточноевропейских стран, встал в их ряды на защиту сербов.
Съездил в Белград и Витя, но военная стезя его не привлекала. В тот приезд он повидал Артура. Возмужавший, повзрослевший Артур дружески похлопал брата по плечу. Кратко сказал, что все у него в порядке. Что планов на будущее пока не строит и что сейчас его главное дело – борьба за справедливость. Это была их последняя встреча.
Витя вернулся в Прагу и продолжил овладевать писательским мастерством. Он писал теперь книги только на русском языке и рассылал рукописи в российские издательства, но до поры до времени безуспешно.
Когда начались натовские бомбардировки Белграда, отец потерял связь с Артуром. А еще через какое-то время до него дошла весть, что старший сын погиб. С этого момента отца начали одолевать всякие хвори, да и возраст уже становился помехой для нелегкой работы репортера в горячей точке. Заслуженного газетчика отозвали из Белграда. Он вернулся в Россию, оформил пенсию.
К Вите, в Прагу, известие о смерти брата пришло одновременно с долгожданным письмом из московского издательства: ему сообщили, что готовы издать его книгу. В память о брате Виктор взял псевдоним Артур Палецкий, хотя для тех, кто прежде знал его, разумеется, оставался Виктором.
Однако гонорар за первые книги был символическим, и отец, выйдя на пенсию, уже не мог помогать взрослому сыну, живущему за рубежом. И Витя, промаявшись еще несколько лет на случайных заработках, в конце концов тоже вернулся в Москву.
А здесь книги Артура Палецкого уже были известны в определенной аудитории, и в новой тусовке автора стали называть не иначе, как Артур! Настоящим именем – Виктор – писателя называли только родители да бабушка.
Коньяк постепенно окутал меня спасительным теплом и смягчил горечь разоблачения лжеАртура, поэтому я сказала примирительно:
– Хорошо, пусть так: ты взял псевдоним для книг и для посторонних людей тоже стал Артуром, но почему мне-то ты не открыл свое настоящее имя?
– Я помнил, как ты относилась в школьные годы к Артуру и как – ко мне! Проведя параллели, не слишком рассчитывал на твою взаимность. Я-то тебя никогда не забывал. Хотя и встречался с другими девушками, всегда искал на тебя похожую. Потому, возобновив наши отношения, и назвался Артуром. Думал, что, когда ты избавишься от предвзятости, узнаешь меня получше, полюбишь, тогда и скажу правду. Извини, что использовал твой детский потенциал чувств. Не был уверен, что ты обрадуешься именно мне.
– Ты большой экспериментатор, – заметила я.
– Не обижайся. Я – писатель, мы все немного того.
– Писатели – чокнутые, психологи – чокнутые, – продолжила я его мысль. – А есть ли вообще нормальные люди?
Собеседник проигнорировал вопрос и в свою очередь спросил:
– А ты продолжала любить Артура все эти годы?
– Годы? Вряд ли. Но сейчас, когда ты появился, во мне нечто ожило. Будто замороженное в азоте тело оттаяло. Только все это относилось к настоящему Артуру, а не к тебе.
Артур-Витя передвинулся вместе со стулом в мою сторону, взял мою руку:
– Долька, подумай, ведь начало наших отношений было таким обнадеживающим. И ты мне показалась ныне во сто крат краше и интереснее, чем в школьные годы.
Я пересела на край кровати, голова у меня кружилась. Но я не хотела падать в объятия этого обманщика. Слишком много коварства я видела в последний месяц: бегство Кира, предательство Люсьены, а еще и этот...
– Слушай, не знаю уж как и называть тебя. Как Витя ты никогда не был мне интересен, и Артуром тебя назвать уже язык не повернется. Ты не против, если я буду называть тебя Сочинитель?
– Как тебе нравится, так и называй, Долечка! Пересядь, пожалуйста, на стульчик, я постель приготовлю. У тебя совсем глаза слипаются!
– Будь добр, раздвинь кровати. Поставь между ними эту тумбочку!
– Ну зачем же...
– Если ты этого не сделаешь сейчас, то я уеду в город, благо и машина моя рядом стоит.
– Какая машина, Долечка?! Ты еле на ногах держишься!
Но я была уже настолько пьяна, что здравый смысл почти покинул меня. Сознание сузилось, едва посверкивало узким лучом. Но я ни за что не лягу с ним в одну кровать. Уехать, убежать, удрать. Насчет сесть за руль я, пожалуй, погорячилась, но я могу вызвать такси... Я взяла с тумбочки мобильник:
– Такси?
Артур-Витя вырвал у меня из рук трубку и нажал отбой.
– Никуда ты сейчас не поедешь! Я поставлю кровати, как ты хочешь, и могу даже уйти спать на диван в комнату отдыха.
Мы переночевали в одном номере, но спали на разных кроватях.
Утром, после завтрака, мы поехали домой.
Я высадила Артура-Витю из машины у дома его бабушки, в квартале от своего дома.
Уже выйдя из машины, Сочинитель, опять сунув голову в красной шапочке в салон, спросил:
– Я уезжаю в Москву послезавтра. Мы еще встретимся, Долька?
– Вряд ли, Арт... то есть Витя.
