Текст книги "Загадки любви"
Автор книги: Галина Врублевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
4
В эти дни я ощутила прилив энергии. Мне хотелось доказать, прежде всего самой себе, что я достойна Артура. Какими бы мотивами он ни руководствовался, возобновляя со мной отношения, он должен понять, что я ему необходима. А что делает нас привлекательными в глазах других? Правильно – уверенность в себе, сознание, что ты неотразима, неповторима, восхитительна!
Прежде всего я решила отказаться от строгого брючного костюма. Да здравствует короткое женственное платьице – с моей фигурой и ножками я могу позволить любые модные вещички. Тем более что и в моем шкафу они имелись, только надевались редко.
По восхищенным взглядам студентов я поняла, что мои старания не прошли незамеченными. Но не ради студентов я провела утром час перед зеркалом. Я примеряла на себя роль успешной, уверенной в себе женщины и готовилась к решительной схватке с доцентом Луниным, присвоившим мои труды. Даже Галя мне сказала, что я выгляжу сегодня как грациозная пантера, готовящаяся к прыжку.
Задержавшись на кафедре, я проверяла студенческие работы, когда в комнату вошел Лунин. Я вскинула голову и потребовала у него принять меня для серьезного разговора. В глазах шефа промелькнул легкий испуг: решительность подчиненных способна насторожить начальника. Он жестом пригласил меня в кабинет.
Сидя боком у его стола, я разглядывала его профиль: бородку клинышком, скошенный лоб, брови без растительности, мясистые губы. Водя взглядом по его лицу, я принципиально молчала. Иногда лучше выждать и не начинать разговор самому.
– Так что привело вас в мой кабинет, Дарья Гелиевна? Вас не устраивает расписание или неудобная аудитория? – спросил доцент, нервно постукивая карандашом по столу.
– Леонид Александрович, я хочу вас предупредить, что, если вы сами не исключите из диссертации мой материал, я подам заявление в научный совет университета и попрошу рассмотреть свой иск по поводу вашего плагиата.
Бородка доцента дернулась, лицо резко повернулось в мою сторону. Маленькие круглые глазки смотрели на меня угрожающе.
– Вы отдаете себе отчет в ваших обвинениях, Дарья Гелиевна? Ваши фантазии завели вас слишком далеко!
– Это – не фантазии. Это правда, и я буду за нее бороться.
На этот раз замолчал Лунин. Потом, смягчив интонации, он проникновенным голосом сказал:
– Хорошо, Даша, это ваше право. Но я хотел бы попросить вас... перед тем как вы обратитесь в научный совет...
– Я готова к обсуждению.
Но шеф не спешил переходить к сути вопроса. Он опустил глаза, полез в карман за платком, чтобы вытереть неожиданно взмокший лоб. Сейчас он стал похож на студента, вымогающего у меня повышенный балл, и я поняла, что сила на моей стороне. Убрав платок, Лунин пожаловался:
– Извините, Дарья Гелиевна, у меня давление скачет, сосуды ни к черту.
Ага, взывает к сочувствию! Нет, почтенный, ты меня не разжалобишь. Когда присвоил мои труды и смешал автора с грязью, сосуды не помешали!
Я набрала в легкие побольше воздуха и четко проговорила:
– Я приняла решение, Леонид Александрович, и пойду до конца.
– Но вы не выслушали, о чем я хотел вас попросить! Уделите мне часик-другой. Сейчас у меня лекция, а вечерком дождитесь меня, пожалуйста, на кафедре. Обсудим нашу ситуацию. Думаю, мы сумеем договориться...
– Вряд ли. И сегодня вечером я занята, Леонид Александрович. – Я слегка растерялась от его предложения, к тому же вечером я обещала заехать к Артуру. Он уезжал ночным поездом.
Леонид Александрович усмехнулся, снова почувствовав себя хозяином положения:
– Сразу в кусты, уважаемая Дарья Гелиевна?! Потому что сами понимаете, что позиции ваши очень шатки. Кроме домыслов о моем якобы плагиате, у вас ничего. Доказательств никаких.
В то время как речь Лунина становилась все пафоснее, мои мысли метались между служебной коллизией и личными обстоятельствами. Согласись я на вечерний разговор с Луниным, превращусь в выжатый лимон. Да и времени до отъезда Артура останется совсем мало.
– Видите ли, Леонид Александрович, у меня на сегодняшний вечер другие планы. Предлагаю перенести наш разговор на завтра.
– Я не в кино вас приглашаю, коллега. Вы подняли вопрос, и я пошел вам навстречу. Поскольку вы уклоняетесь от конструктивного обсуждения, больше нам говорить не о чем. Идите, Дарья Гелиевна. Пишите куда угодно, жалуйтесь! Ваше право. Но вряд ли этим вы упрочните свою научную репутацию. Боюсь, что и с прохождением конкурса на должность у вас могут возникнуть проблемы. Научная общественность не потерпит в своих рядах таких вздорных дамочек, как вы!
Леонид Александрович сгреб бумаги, лежащие перед ним, в ящик стола и встал, давая понять, что разговор окончен.
И я пошла напопятную: согласилась продолжить беседу с шефом сегодня вечером. Иначе мои обвинения и впрямь превращались в пустопорожнюю болтовню. Я не имела права уходить от острого разговора.
Вскоре прозвенел звонок, и каждый из нас поспешил к своим студентам.
В перерыв я позвонила Артуру по мобильному и сообщила, что приеду к нему не ранним вечером, а несколько позже. Артур только вздохнул. Какая деликатность, а мог бы послать меня к чертовой матери.
Вечером, когда учебный день закончился и университет обезлюдел, мы вновь встретились с шефом на нашей кафедре. Наш разговор затянулся, и прервать его не было возможности. Я сварила две чашечки кофе: себе и шефу, и мы расположились у журнального столика в углу комнаты – за «круглым столом», как называли это место коллеги.
Беседа началась на дружественной ноте. Лунин, блистая эрудицией, сыпал именами швейцарских психоаналитиков, ссылался на отечественные авторитеты. Я кивала, лишь изредка дополняя его тезисы. Все, о чем распинался шеф, можно было прочитать в известных учебниках.
Но я повернула разговор в предметное русло. Выложила на стол свои статьи, откуда были выдраны большие куски, – я обвела их карандашом, еще готовясь к беседе с доцентом.
Он завелся, стал метаться по кабинету, выкрикивая, что в работах всех ученых можно найти пересечения. Открыл сейф и достал из него бутылку водки, откуда-то извлек и стопки. Наполнив их, шутливо заметил:
– Остудим наши головы?
Я отказалась. Шеф залпом опрокинул свою стопку – резко вздернулся клинышек его бородки, как бы отметая прочь все сомнения. Налил себе еще. Подошел ко мне совсем близко и склонился над креслом, над моей головой. Понизив голос, зловещим шепотом произнес:
– Вы еще слишком молоды, Дарья Гелиевна, и не знаете, что такая прямолинейность бывает наказуема. Предлагаю вам разумный компромисс. Вы снимаете свои обвинения, а я, сразу после защиты своей докторской, забью в план вашу кандидатскую. Обещаю всяческое содействие. Ведь, насколько я понимаю, ваш научный руководитель, профессор Аношин, сейчас не в силах подталкивать и продвигать вас?
Лунин положил руку на мое плечо – я съежилась, вобрав голову в туловище. Но его потные пальцы уже коснулись моей обнаженной шеи, поскольку в последнее время я приподымала волосы к затылку, закрепляя их заколкой-крабом. Сейчас крабом казались его пальцы, еще чуть-чуть – и он задушит меня. Но доцент резко сбросил руку и отошел к окну. Я последовала за ним взглядом. За окном уже была кромешная темень. Мы не смогли прийти к согласию, и разговаривать далее не имело смысла.
Я твердо заявила, что не соглашусь ни на какую сделку, и пошла одеваться. Пока я застегивала шубку, Лунин стоял, покачиваясь с пяток на носки, и задумчиво приговаривал: «так-так-так». На мое вынужденно-вежливое «до свидания» растекся туманным предупреждением:
– Вы привлекательная молодая женщина, Дарья Гелиевна. До сей поры судьба благоприятствовала вам, но фортуна переменчива, может и выкинуть с седла. И не всякий способен подняться после этого. Подумайте все же над моим предложением.
Я вцепилась в руль, пытаясь унять бессильное раздражение. Во что я ввязалась?! Мне не одолеть этого поганого козла. У него все куплено-схвачено. Никто на кафедре не станет с ним связываться, чтобы защитить меня. Он еще и смеет угрожать мне! Надеюсь все же, что он не опустится до физической расправы?
Мое лицо в зеркальце автомобиля имело зеленовато-серый оттенок и казалось старше лет на десять. Вряд ли я в таком виде понравлюсь Артуру. Я решила заскочить домой, принять душ.
Пока я, заехав домой, приводила себя в порядок, времени на свидание почти не осталось. Я снова позвонила Артуру и сказала, что приеду попрощаться к поезду.
Примчалась на вокзал незадолго до отправления состава, мы успели посидеть только четверть часа в дорожном кафе. Артур держался со мной суховато, совсем не так, как в наше с ним посещение кафе. Не брал мои ладони в свои руки, не смотрел на меня влажным взглядом. Он обиделся, что я так и не приехала к нему. Артур полагал, что разговор с шефом для меня лишь отмазка, что я просто избегаю сближения с ним.
– Арт, ты зря так говоришь. Я сама расстроена, что так получилось. Мне очень хотелось побыть с тобой наедине.
Я попыталась дотронуться до его руки, но Артур убрал ее со стола и сказал, чуть скривив губы:
– Что ж, пиши по Интернету. Это у тебя лучше получается, чем непосредственное общение.
На перроне, перед вагоном, я сама обняла Артура и поцеловала его. Его губы остались неподвижны. Хотя бы не оттолкнул, и на том спасибо.
Едва состав тронулся, Артур из-за спины проводницы крикнул:
– Не забудь передать привет Люсьене! Скажи, что в следующий приезд в Питер я обязательно ей позвоню или навещу. Можно будет и втроем куда-нибудь сходить!
Значит, все же о Люсьене он думал! Еще некоторое время я стояла на платформе, глядя вслед отходящему составу. Поезд увозил от меня и Артура, и робкие надежды на счастье.
Часть вторая
Никто не является таким, каким кажется
1
После отъезда Артура в Москву я ощутила в душе кричащую пустоту: не смогла использовать такой шанс! Ничто теперь не волновало меня, не затрагивало всерьез. Я механически читала студентам лекции, вовремя сдавала руководству отчеты, но пропал драйв. Теперь даже не было охоты отстаивать право авторства на свое исследование. Мне хотелось забыть о нечистом на руку доценте, похитившем мои идеи, но отступать было поздно, потому что за конфликтом уже наблюдала вся кафедра.
Мой руководитель Николай Тимофеевич Аношин формально еще возглавлял кафедру, хотя после перенесенного инфаркта уже три месяца находился на больничном. Несмотря на свое состояние, он время от времени звонил мне, интересовался, как продвигается работа, – я рапортовала бодрым голосом, что все в порядке. Я не хотела расстраивать его и втягивать в наш с Луниным конфликт, но профессор узнал о нем от других сотрудников и попросил навестить его.
Николай Тимофеевич проходил реабилитацию в загородном санатории – туда я и отправилась однажды утром. День выдался хотя и морозный, но безветренный, что редко случается в начале зимы. Мы вышагивали по заснеженной аллее санаторного парка, среди елей, тоже засыпанных снегом, и я не знала, как начать разговор. Я поддерживала профессора под руку, и она казалась мне слабой и дистрофичной даже под защитой его грубого драпового пальто – разве можно тревожить такого больного человека? Чем мне сможет помочь он, едва держащийся на ногах?
Но Николай Тимофеевич сам заговорил на волнующую меня тему:
– Ну, рассказывайте, Дашенька, из-за чего у вас с Луниным сыр-бор разгорелся. В общих чертах я уже в курсе, но мне важно услышать ваш рассказ.
Я изложила свою историю.
– Да-а. За Луниным и прежде водились мелкие грешки такого рода, но я списывал это на его рассеянность и небрежность: забыл дать ссылку, не упомянул соавтора. Но с возложенными на него функциями по руководству кафедрой он справляется. А теперь... не знаю, что и сказать. Обкрадывать аспиранток – это слишком уж мелко. Я вот что вам посоветую, Дашенька...
Глуховатым голосом, слегка задыхаясь на морозном воздухе, профессор объяснил мне, какие документы я должна заверить у нотариуса, с каких снять копию, куда следует подать заявление. Николай Тимофеевич, хоть и был слаб, мыслил ясно и дал мне очень полезные советы.
Мы прошли еще круг по аллее, и я, поблагодарив профессора за участие в моих делах, проводила его к санаторному корпусу. Напоследок поинтересовалась, когда он рассчитывает вернуться на кафедру. Он неопределенно пожал прямоугольными, ватными плечами пальто и поднял палец вверх, давая понять, что это известно лишь Всевышнему. Но тут же многозначительно добавил, что от дел он не отходит и, находясь на лечении, даже пишет статьи.
Последняя неделя декабря, как всегда, оказалась сумбурной. Принимала у студентов зачеты, составляла планы на будущий семестр, бегала, чтобы утвердить их в ректорате. Вопрос со статьей пришлось на время отложить. И моя электронная переписка с Артуром протекала вяло. Личное мы не затрагивали, обсуждали лишь общие материи. Иногда проводили сеансы видеосвязи, и тогда, глядя на его оживленную мимику, улыбку, прищур глаз, я вновь сожалела, что не смогла переступить в себе какой-то барьер, что испытывала сомнения, когда он гостил в нашем городе.
Текучка захлестнула меня с головой, а к ней прибавились и хлопоты с машиной! Неудачно маневрируя в нашем тесном дворе, я повредила левую фару и часть корпуса моего «лимончика», так что пришлось отогнать тачку в сервисную службу и оставить там на неделю.
За последний год, приобретя авто, я отвыкла ездить в метро и теперь тяготилась толчеей в подземке. Зато новое приближение к реальности отрезвило меня. Личные неприятности и служебные проблемы показались мне мельче и незначительнее. В общем-то у меня не так все и плохо. Имеется хорошая работа, в то время как кто-то уже потерял ее ввиду кризиса; возможность ездить на эту работу с комфортом, ведь скоро отремонтируют мой «лимончик», и я смогу забыть об этом кошмарном, душном метро.
Но сознательный позитив в один миг разрушила неожиданная встреча в вагоне. Случайные встречи в метро – почти закономерность. Тут можно столкнуться и с бывшим одноклассником, и соседом, и сотрудником с прежнего места работы. И теперь я регулярно встречала здесь своих студентов, тоже пользующихся метро.
В очередной раз, машинально отметив знакомое лицо, я кивнула парню, севшему рядом на скамью вагона. Однако его ответ заставил меня «проснуться». Он сказал: «Здрасте, здрасте, тетя Даша!» Я вскинула голову, сосредоточила на нем взгляд и поняла: это вовсе не мой студент, а Вася – сын Люсьены. За полгода, что я его не видела, он заметно вытянулся, отпустил усики – неудивительно, что в первый момент я не признала его.
– Как дела, Вася? Нравится в лицее? – прокричала я ему в ухо сквозь грохот движущегося поезда. Мне было интересно узнать, не ошиблась ли я в своей рекомендации. Ведь именно с моей подачи Вася пошел учиться на повара.
– С лицеем все о’кей! Но ваш последний подарочек, тетя Даша... Лучше бы вы его оставили себе.
Я плохо слышала его слова на фоне несмолкаемого шума – разговаривать в метро вообще трудно, приходится все время напрягать голос. Все же слова о подарке удивили, так что я была вынуждена переспросить:
– Подарок? Ты о чем? Напомни, Васек!
Поезд затормозил на очередной станции, и в наступившей относительной тишине я отчетливо услышала:
– Было бы лучше, если бы Кирилл оставался с вами. Мне такой родак на фиг не нужен, и мать с ним наплачется. Я его в упор видеть не желаю.
Я ошеломленно замолчала. И сквозь грохот вновь набирающих ход стучащих колес прошелестел мой вопрос:
– Кирилл ушел от меня к твоей маме?
Я вышла вместе с Васей на его станции, чтобы подробно расспросить: как, когда, почему.
Вася, прислонясь спиной к мраморной колонне и глядя куда-то в сторону, рассказал мне последние новости о его семье.
Кирилл появился в доме Люсьены именно в тот день, когда оставил прощальную записку на моем холодильнике. И подруга, получается, с радостью обихаживала моего бывшего мужа, притворно сочувствуя мне и расспрашивая, куда делся Кир. Я заскрипела зубами, вспомнив, как она проводила мне массаж, как советовала расслабиться и выбросить из головы «этого негодяя Кира».
Разумеется, теперь, когда моими помыслами уже завладел Артур, а жизнь с Киром казалась далекой и почти нереальной, я приняла новость скорей с профессиональной позиции, нежели с личной. На Кира я уже «забила», как говорят мои студенты.
Но как быть с Люсьеной? Решительно вычеркнуть ее из списка своих подруг? Но разве я узнала о ней что-нибудь новое? Точно так же она изменила Артуру в юности, а уж сколько раз подводила знакомых по мелочам – и не счесть! Однако ниточки нашей дружбы тянулись из детства, и рвать их было очень трудно. Естественно, теперь у нас было мало общего, и все же... Как я могла, так хорошо зная Люсьену, думать, что ее эгоизм не отольется и мне слезами?
Голос Васи вернул меня к действительности:
– Тетя Даша, что-нибудь передать Кириллу? Могу сказать, что вы его любите, просите вернуться назад. Или лучше – что вы ждете от него ребенка!
– Не надо фантазировать, Вася. Лучше скажи новому папе, что я рада, что он свалил.
– Это же неправда?! – Подросток с недоверием заглянул мне в глаза. – Вы просто гордая! Да?
– А чем уж Кирилл тебя так достал? Требует хороших оценок в лицее, ругает за поздние возвращения домой?
– Ха-ха! Пусть только попробует! Так, вообще. У нас ведь между комнатами не стена, а легкая картонка. Вы понимаете...
– Так ты ревнуешь, братец? Охладись! Ты ведь уже взрослый парень! Скоро вылетишь из гнездышка, а мама твоя одна останется. Вот что. Приходи-ка к нам на молодежный тренинг знакомств. Камасутру не обещаю, но скучно не будет.
– А сколько занятия стоят?
– Для тебя – ничего!
Я подрабатывала там и сям, проводя краткосрочные тренинги, и была рада, что смогу чем-то помочь этому мальчишке, чья мама так скверно обошлась со мной, лучшей подругой. Однако в моей истории точка еще не поставлена. Я предпочитаю решать такие вопросы цивилизованно.
– И еще, Васенька. Передай, пожалуйста, Киру, чтобы он обязательно позвонил мне. Скажи ему, что мне теперь известно, с кем он и где.
– А если он мне врежет за то, что я вам все выложил? Я же не думал, что вы не в курсе.
– Он тебе спасибо скажет, я уверена. Ты разве не знаешь, что человеку трудно вину свою переносить. А тут она так очевидна. Но я его готова простить.
– А он говорил, что вы сами виноваты, не заботились о нем как следует.
– Все же пусть он позвонит мне.
Не знаю, передал ли Вася мою просьбу Киру позвонить, но звонка от Кира я не дождалась. Он определенно трусил и избегал объяснений со мной. И разве я не достаточно узнала Кира за два года, чтобы удивляться такому поведению? Он не любил создавать себе сложности там, где можно было обойтись без них. Да и что мне дал бы такой разговор, ведь я не собиралась бороться за возвращение этого человека. Однако я позвонила Люсьене, чтобы расставить нужные акценты в наших отношениях. Сказала ей, что мне известна вся история.
– А как ты узнала, Долька, что Кир переехал ко мне? Он тебе сам позвонил?
– Предлагаю встретиться где-нибудь, тогда поговорим.
– Приезжай к нам домой, раз ты теперь все знаешь! Я все хотела тебе сказать про нас с Киром, но не решалась. Нашей дружбе это ведь не помешает? – заискивающим тоном спросила Люсьена.
Ехать к ней домой я не собиралась, поэтому мы договорились встретиться в знакомом обеим кафе.
Я отказать приезжать к ним домой не только потому, что пришлось бы тащиться через весь город в спальный район, где Люсьена жила в квартире брежневской эпохи с матерью, сыном, а теперь и Киром. Я не готова была к встрече с бывшим бойфрендом, предавшим меня.
Мы встретились с Люсьеной недалеко от моего университета, в кафе «Сладкоежка». Весьма подходящем месте, чтобы подсластить горькую пилюлю ее предательства.
В последние годы Люсьена, отчасти благодаря своей работе, требующей физических усилий, все более становилась похожа на киношную колхозницу из советских фильмов. Ядреная, мускулистая фигура, грудь, будто силиконом раздутая, широкоскулое лицо, прямые, гладко зачесанные назад волосы. Никто из девчонок нашего класса не подурнел со школьной поры так, как она. Из длинноногой девицы с потрясающими воображение мальчишек сиськами превратиться в такую тетку! Хотя сейчас, как я заметила в прошлый уже раз, она сбросила вес – чтобы мужика отбить, на какие ухищрения не пойдешь! И одета она была по моде нынешнего сезона: явилась в короткой, обтягивающей бедра юбке и белой куртке, украшенной серебристыми блестками, едва сходящейся в груди. Видно, Кир еще не успел подарить ей шубу.
Сразу, как мы сели за столик – перед каждой чашка кофе и огромный кусок торта на блюдечке, – я высказала Люсьене все, что думаю про ее поведение:
– Это называется предательство, милая подружка. Не уверена, что смогу продолжить отношения с тобой в прежнем формате.
И тут из глаз Люсьены брызнули слезы и потекли по щекам. Было странно и неприятно смотреть, как плачет эта дылда, – ее слезы казались мне бутафорскими, театральными. Тем более я знала, что ее никто не обижал, а, напротив, это она развалила наш с Киром вполне благополучный союз. Когда она всхлипнула раз-другой, на наш столик стали поглядывать другие посетители. Я достала из сумочки бумажный платок и протянула ей:
– На, вытри слезы и перестань разводить сырость. Это я должна реветь, а ты утешать меня.
– Но ты ведь не любила Кира? – с надеждой спросила Люсьена.
– Любила не любила, а жили мы хорошо.
– А он говорил, что ему было плохо, неуютно с тобой. Вы были каждый сам по себе. Кроме путешествий – ничего общего.
Люсьена, промокая платком уголки глаз, постепенно успокаивалась и переходила в наступление. Пересказывала отдельные нелицеприятные моменты нашей с Киром жизни – нажаловался ей, гад. Наконец, мне надоело выслушивать ее обвинения. Если бы она просила у меня прощения! Нет, она считала правой себя!
– Что ж, тогда у меня вопросов больше нет. Прощай, Люсьена. Думаю, у тебя достаточно большой круг знакомств, и мое отсутствие в твоей жизни не станет для тебя трагедией. Тем более сейчас, в разгар вашего медового месяца!
Но Люсьена снова разрыдалась. И изволила наконец просить у меня прощения. А также стала жаловаться на сложности семейной жизни, связанные с тем, что сын Вася не хочет замечать нового папу и считаться с его мнением.
– Долечка, дорогая! Неужели двадцать лет нашей дружбы для тебя ничего не значат? Неужели из-за Кира ты оставишь меня? У меня ведь никого ближе тебя нет! Кто даст мне совет в трудный момент? Ты такая умная!
С признанием моего ума Люсьена сейчас льстила мне, вообще-то она всегда считала себя более искушенной в житейских делах. Мое образование пыталась принизить, иронически называя его верхним, а психологические тренинги считала и вовсе ерундой. И все же я почувствовала, что она переживает и действительно опасается потерять меня – свою самую давнюю подругу.
Я выпила кофе и отодвинула чашу. Люсьена тоже стала собираться, потеряв надежду разжалобить меня.
И вдруг она выпалила:
– Зато скоро ты будешь вместе с Артуром!
Я с любопытством взглянула на нее:
– Откуда такие поспешные выводы? Мы всего-навсего общаемся с ним в Интернете.
– Он недавно написал мне на «мыло», спрашивал, правда ли, что ты теперь одна, что у тебя нет мужчины.
– И что ты ответила?
– Угадай с трех раз! Ладно, не буду мучить: написала, что ждешь его и влюблена, как прежде, до одури!
Я всплеснула руками, покачала головой. Ну разве можно сердиться на такую пустомелю!
Вечером, бессмысленно уставившись в телевизор, я вновь вспомнила эту встречу в кафе. С удивлением обнаружила, что я действительно не сержусь на Люсьену, потому что сердимся или обижаемся мы только на близких людей – на тех, кого любим, кому доверяем. А Люсьену я уже никогда не смогу считать близкой подругой – просто знакомая, а значит, никаких обид. Люсьена мне теперь виделась будто издалека, мелкой букашкой, но я не желала ей вреда.
* * *
О подруге я больше не думала, лишь ее слова о том, что Артур уточнял, есть ли у меня мужчина, запали мне в память. Значит, я ему интересна! Почему я не доверяла ему, подозревала в каких-то играх, затеянных с целью вернуть Люсьену? У меня как будто раскрылись глаза: ему нужна я – именно я.
Теперь я тоже приобрела веб-камеру и к очередному сеансу видеосвязи готовилась как к первому свиданию. Надела недавно купленную тунику с оригинальным принтом на груди, на шею набросила серебряную цепочку, уложила по-новому волосы. Но Артур появился на экране моего компьютера в домашней одежде, в растянутой фуфайке.
В последнее время мы говорили только о программных новинках для компа, иногда о делах Артура в издательстве, но никогда о нас самих. Мы общались на деловые темы, просто как друзья. Но моя сегодняшняя подготовка к виртуальной встрече сразила Артура.
– Долли, ты куда-нибудь собираешься, такая красивая?! – глядя в камеру прямо на меня, спросил он.
И будто не было шестисот километров, разделяющих нас.
Я ответила искренне, борясь с волнением:
– Я пришла к тебе на свидание, жаль только, что мы не можем прикоснуться друг к другу.
– Вообще-то на Новый год я собирался вновь навестить бабушку, приехать в Питер...
– Зачем ждать три недели! У меня в следующее воскресенье день рождения. Ты сможешь приехать?
– Много народу соберется?
– Ближайшие друзья да родители.
– Родители... – Он сморщил свой приплюснутый нос.
Я рассмеялась.
– Ты что? – не понял он моего веселья.
– Родители уйдут спать в свою комнату, а ты, если захочешь...
– Ты разрешишь мне остаться у себя? Мне трудно понять перемену твоего настроения.
Я теребила цепочку на шее, растянув в улыбке рот.
Он выкрикнул в микрофон:
– Завтра же закажу билет. В воскресенье утром буду в Питере!
На домашнюю вечеринку в честь своего дня рождения я пригласила Галю, свою подругу с кафедры, и еще супружескую пару, друзей студенческой поры. А в воскресенье утром позвонила Люсьена, поздравила меня и конечно же спросила, где я буду отмечать очередную дату.
– Дома, посижу с родителями. Цифра проходная, решила не напрягаться.
– А когда же я тебе подарок вручу? – озабоченно спросила Люсьена. – Я могла бы подъехать без Кира...
– Спасибо, подружка. Ты мне и так уже подарок сделала – увела Кира! Больше подарков я от тебя не хочу!
– Долли, я же не виновата...
– Ну конечно!
– Тогда приходи ко мне в массажный кабинет, я тебе снова бесплатно массаж сделаю. Ну, обещай!
– В кабинет как-нибудь загляну, только при одном условии: ты берешь с меня за сеанс массажа столько, сколько с остальных клиентов. Направь свою филантропию на кого-нибудь другого.
– А филантропия – это что?
– Любая работа должна быть оплачена, – уклонилась я от объяснений.
Люсьена, думаю, наконец-то осознала изменение моего отношения к ней. Ненадолго в трубке повисло молчание. Однако спустя секунду-другую невыносимая подруга защебетала вновь:
– Еще раз, любимая моя Долечка, желаю тебе здоровья, счастья в личной жизни и успехов в работе.
Я усмехнулась стандартному набору пожеланий, но попрощалась с Люсьеной достаточно спокойно. В конце концов, ее коварство в итоге освободило меня от ненужной связи с Киром.
Мама помогала мне устроить стол. Когда мы расставляли тарелки, она поинтересовалась, кто приглашен. Услышав фразу «лаборантка Галя с кафедры и Артур», она уточнила:
– Артур Палецкий? Тот, который сейчас живет в Москве? Ты говорила, что он как-то приезжал к тебе, тогда почему сейчас он придет с Галей?
Я подошла в маме, обняла ее за полные, покатые плечи и пояснила:
– Мамочка! Каждый из них: и Галя, и Артур придут сами по себе! И я предлагаю тебе поближе познакомиться с Артуром, потому что он мне очень нравится. И я ему, кажется, тоже...
– Дашенька, я рада за тебя, конечно... – мама остановилась, держа охапку вилок в руке, как маленький букетик, – но не слишком ли поспешно ты завязываешь новые отношения? Надеюсь, ты не обманываешься? Не пытаешься таким образом клин клином выбить? Я имею в виду Кирилла.
– Мама! О чем ты говоришь! Я совсем не тужу о Кире. Хочешь, я признаю, что ты была права, считая, что он мне не пара?
В глазах мамы блеснул горделивый свет, а я была готова откровенничать дальше:
– А сейчас... Сейчас все по-другому, ведь для тебя не секрет, что Артур нравился мне еще в школе.
– Ох и скрытная ты у меня, Дашуля! Твои школьные страдания я помню, но мне казалось, что ты переросла их, еще когда сошлась с однокурсником. И вдруг снова – Артур!
– Но Артур – это... Не знаю, как тебе объяснить. Я не парила в облаках, не мечтала о встрече с ним, ведь и надежды не было ни малейшей. Просто он оставался частью меня, с кем бы я ни была.
– Вечно вы, психологи, мудрите без надобности, – покачала головой мама и, положив на скатерть последнюю вилку, удалилась на кухню делиться с отцом новостью про меня и Артура.
В назначенный час все были в сборе.
Наша семерка свободно расположилась за длинным обеденным столом. Я, как именинница, сидела во главе стола. Напротив, через натюрморт бутылок, вазочек и салатниц – мама с папой, принаряженные и помолодевшие. Слева от меня – институтская подруга с мужем, а по правую руку – Галя и Артур. Оба тоже смотрелись славной парой. Бесцветная Галя на сей раз подкрасила ресницы и брови и уже не выглядела абсолютной альбиноской. Прибавить бы яркости ее тусклым волосам, и она вполне перешла бы в категорию привлекательных блондинок. И оделась она в этот раз продуманно, явно готовясь произвести впечатление на публику. К своим вечным джинсам подобрала черный тонкий джемпер с вырезом, в котором поблескивали какие-то молодежные украшения, на пальцах тоже были перстеньки, сверкающие простыми камешками. Хотя я сама не намного ее старше, но от блестящих побрякушек уже начинаю отходить. Впрочем, полудетский облик Гали выгодно оттенял мужественную зрелость соседа по столу. Солидного сложения Артур и одет сегодня был соответственно: строгий костюм, нежно-розовая рубашка, галстук с голубой полоской. И недавно вымытые поредевшие волосы казались пышнее, чем обычно. Определенно он хорош собой и в этом новом облике! Артуру, как и мне, тридцать четыре. Но если мне, как женщине, уже впору огорчаться от очередного дня рождения, то для него – самый расцвет. Обычно такие женихи девушек помоложе уже ищут.
Неудивительно, что и моя Галка ошалела от соседства с писателем. И, с удовольствием принимая его джентльменскую заботу о ее рюмке, принялась вопреки правилам этикета сама ухаживать за великолепным соседом. Наполняла его тарелку салатами, подкладывала под руку кусочки хлеба. То и дело лица их оказывались обращены друг к другу – я чувствовала покалывания ревности. Зачем я посадила их рядом?!
Следующие один за другим тосты славили меня, и я услышала немало хорошего о себе, даже от мамы, обычно не балующей меня похвалами, но чувствовала я себя очень одиноко, потому что по своей беспечности оказалась без пары. Вино лишь усугубляло эту грусть.
