Текст книги "Завтра не наступит никогда"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– И даже знаю, почему ты так решила, Удалова.

Орлов смотрел на нее так, как, наверно, смотрел тот самый гадкий препод, который влепил ей «неуд» за несговорчивость.

Проняло, гляди-ка! Покраснела моментально!

– И почему же? – Носик тут же вздернула кверху, задышала бунтарски.

– А потому, Удалова, ты так решила, что погибшая помогла органам опеки отобрать ребенка у Гавриловой. Несколько раз сигнализировала в милицию о том, что Гаврилова была пьяна и с ребенком…

– Да не пила она в то время так, как запила потом! – непозволительно звонко перебила его младшая помощница. – Она могла выпить двести граммов вина и прийти с работы чуть навеселе. И это было крайне редко. А погибшая Шлюпикова ловила ее специально. Потому что в чем-то они не сошлись. И Шлюпикова будто бы ей пригрозила, что мальчика Маша Гаврилова никогда больше не увидит. И совсем недавно, когда Гаврилова уже не пила, они опять столкнулись в коридоре, и в присутствии свидетеля – воздыхателя этой Шлюпиковой, Гаврилова пригрозила Шлюпиковой смертью.

– Отлично! – снисходительно улыбаясь, Орлов захлопал в ладоши. – Вот и ищи этого свидетеля, Влада Владимировна.

– Как свидетеля? Как искать? А где я его найду?! – Она оторопело захлопала ресницами, успев снова избавиться от очков, чем его опять порадовала.

– А я где? – всплеснул он руками. – Я вообще про него ничего не знаю, ты его запустила в разработку как фигуранта, вот и ищи!

Будет, будет ей наука. Ишь, чего удумала, учить его! Свистушка желторотая! Очками решила от него прикрыться, скажите пожалуйста. Ресницы встопорщила, носиком двигает и прямо кричит, кричит, кричит если не на него, то думает, что по существу вопроса.

Вот и пускай теперь ищет хахаля этой рыжей. Их у нее наверняка человек десять имелось одновременно.

– Ладно, Удалова, ты тут опроси всех, – Орлов повел дланью по коридору. – Все запротоколируй, а то потом отказываться начнут. А я пока…

– А вы куда?!

Она перепугалась так, что голос дрогнул. А он еле сдержался, чтобы не захохотать. Что, не ожидала, что он ее едва ли не с первого дня в одиночное плавание отправит? То-то же, будет знать, как маскироваться.

– А я пока отправлюсь по месту постоянного жительства погибшей. Переговорю с ее отцом, ему, кажется, уже сообщили. И на место ее работы наведаюсь. Судя по машине и украшениям, дама зарабатывала прилично. Странно, что жить ей приходилось в этой коммуналке. И почему она это делала?..

… – А ты спроси ее!!! – кричал с диким ревом пожилой отец Шлюпиковой, утирая слезы рукавом рубахи. – И у меня жить можно было бы. И у самой хоромы огромные. Так нет же, затеяла ремонт, будь он проклят трижды!

– А почему Маргарита не снимала квартиру получше? У нее были проблемы с деньгами?

Орлов без конца совал мужику то валидол, то стакан с водой. Хорошо еще, что прямо перед его приходом «Скорая» к Шлюпикову приезжала, а то и до больницы дело бы дошло. Орлов, может, и говорить не стал бы с ним, учитывая его состояние. Мужчина сам напросился на разговор.

– Мне важно, чтобы быстрее эту гадину поймали!!! – орал он, судорожно тиская край диванного покрывала. – О моем самочувствии не беспокойтесь! Гадину, гадину эту поймайте!!! Я же знаю, что промедление в вашем деле невозможно, так что не уходите, прошу вас!

Орлов и остался. И уже десять минут не мог добиться от пожилого человека никакого толка. Плакал, всхлипывал, вытирал слезы и все вспоминал сложный дочкин характер.

– Деньги у нее были. Она заместителем директора по связям с общественностью в солидной фирме работала. Ее уважали! И так крутилась как-то, – удивленно говорил Шлюпиков. – У нее никогда не было проблем с деньгами! Ни с деньгами, ни с мужиками! Вроде не особо красивая Ритка моя. И здоровенная, как гренадер, а они на нее, как пчелы на мед. А чего другую квартиру не сняла? То только ей да богу известно. Все ржала тут, хочу, говорит, себя на вшивость проверить, выдержу или нет. Проверила! Как же я один-то?! С кем?! И для кого?!

И отец погибшей снова расплакался в голос.

Орлов пока соображал.

Итак, у погибшей водились деньги, и немалые. Она имела квартиру в центре города, где шел ремонт, который, по словам ее отца, Маргарита нарочно сама затягивала. К нему она переселяться не захотела. К друзьям не поехала, да он с ними и не знаком, не знает – есть ли вообще друзья у нее. Отдельную квартиру почему не сняла, отцу неизвестно. Предположил, что его дочка воспитывала в себе характер. Но каким-то уж больно странным, почти извращенным способом.

Орлов пожал плечами и продолжил соображать.

Очень много у погибшей было любовников. По словам отца, любовники все сплошь были молодые, здоровенные жеребцы, которых только на обложку и снимать. То есть красавцы все как на подбор. Что они все находили в Маргарите, вызывало удивление даже у отца. Орлову-то было все понятно.

Наверняка дама была властной и деспотичной. Находила каким-то образом возможность закабалять красавцев. Не исключено, что приплачивала им опять же после того, как хватка ослабевала. Может, даже шантаж в дело пускала.

Вот тут Орлову тошно сделалось по-настоящему.

Если эта толстая рыжая тетка держала на коротком поводке свору молодых кобелей и делала это бесчестным способом, то убить ее мог каждый из них. Кто-то соскочить захотел, кто-то боялся разглашения своей тайны, известной одной лишь Шлюпиковой, кто-то просто ненавидел ее до такой степени, что только и ждал случая. А какого случая он ждал? А вот…

А вот неосторожно брошенной фразы Маши Гавриловой, к примеру. А? Что? Нормальная версия? Имеет право на существование?

Маша в присутствии смазливенького кобелька выпалила про то, что Шлюпикова скоро сдохнет. То есть напрямую угрожала ей. Парнишку зацепило, и он решил обыграть ситуацию под себя.

Номер один, тут же обозначил Орлов и похвалил себя молниеносно за то, что велел Удаловой разыскать этого красавчика.

– У Маргариты были враги? – спросил Гена, внимательно выслушав очередную историю из школьного детства рыжеволосой Маргариты. – Может, она боялась кого-то?

– Никого она не боялась! – горделиво фыркнул отец.

– Может, мстила кому-то?

– Да нет, не знаю, – мужчина задумался.

– Ну, может быть, ненавидела кого-то очень сильно? Не было таких людей?

– Ненавидела? – Тот пожевал распухшими губами и потеребил правое ухо. – Был такой!

– Да, и кто же?

– Вернее, не такой, а такая, – поправился Шлюпиков. – Это была женщина.

– А можно подробнее? Они что же, не поделили кого-то или ненависть уходит своими корнями в то самое рыжеволосое детство с дразнилками?

– Не были они тогда знакомы и быть не могли.

Отец скривил губы как-то так, что Орлову тут же подумалось, что эта гримаса должна была перейти к дочери точной копией. Смесь презрения, ненависти и непонятной застарелой обиды читалась сейчас на лице старшего Шлюпикова.

– Откуда моей Ритке было знать такую фифу? Когда моя в лесной школе в тридцати километрах от города училась, эта небось во Францию уроки французского брать летала. Там такие родители у нее были, у-уу! Близко не подойдешь! Потом положение поменялось, а спеси не поубавилось.

– Так где, когда они пересеклись с этой женщиной? – Орлову становилось все интереснее и интереснее. – И кто эта женщина?

– А где пересеклись-то? Так работают вместе. Обе в заместителях. Только Рита моя пахала, а та только с высоты небес посматривает. Так-то… – Старик обессиленно уронил руки меж коленей, плечи его снова задрожали. – Небось эта стерва руку к ее головушке приложила. Знаем мы этих благородных!

– Как ее имя и фамилия? – спросил Орлов, хотя и не думал он, что не узнает в фирме заместителя генерального директора с такой родословной, их же там не сто пятнадцать человек. Ну, максимум трое. Одна выбыла. Так что…

– Эмма! – произнес Шлюпиков через силу. – Эмма Быстрова!

Глава 11

– Я же говорил, – тянул нудно кто-то из прокуратуры. – Как день начался, так он и закончится! Трупом начался, им же и заканчивается. Вот незадача, а!

– Нечего было каркать, – огрызнулся Орлов. – Сидел бы сейчас в домашних тапках и чай с медом пил бы перед телевизором.

– Не сидел бы, – возразил тот и снова с надеждой глянул на дорогу: все ждали приезда экспертов.

– Почему это?

– Потому что тапки домашние принципиально не ношу.

– Почему?

– Презираю, – прокурорский поежился от холодного ветра, от которого ежились все присутствующие.

– Почему презираешь-то? – прицепился к парню Орлов, который злился теперь на всех сразу.

Злился на Удалову, которая к его возвращению в отделение еще не вернулась туда. Где ее носит?

Злился на погоду дурацкую, на этот ураган, гоняющий вихри пыли и мусора. На собирающийся дождь злился и на даму эту длинноногую, которой вдруг приспичило умереть в подъезде многоэтажки от страшной раны на голове. И на прокурорского тоже злился за тапки эти.

Скажите, презирает он их! А в чем по домашним половикам-то ходит? На каблуках, что ли? Он вот лично свои тапки не просто любил, он обожал их. Старенькие, войлочные, с давно прижатыми и отполированными до блеска задниками. Он как домой приходил, сразу в них переобувался. И если он в них, значит, он дома.

Ольга, когда еще жила с ним, сколько раз их прятала, покупала шлепанцы. Он все равно их находил, а шлепанцы забрасывал на антресоли подальше. А после ее ухода купил новые тапки, но уже через пару месяцев задники на них имели точно такой же вид, как и на предыдущей паре.

Тапки он презирает!

– В носках я хожу, Гена, в носках, – рассвирепел прокурорский, когда Орлов его достал вопросами. – Или вообще босиком. У меня полы с подогревом. И жена их моет каждый день. Так что я люблю ходить босиком.

И чего, правда, достал парня? Как хочет, так и живет. С женой вон живет, не то что сам Орлов, от которого жена сбежала. Пускай и гражданской она была женой, и всегда представлялась, как его подруга, он-то ее женой считал. А она взяла и сбежала. Почему? Он же не гад какой-нибудь, он же реальный нормальный мужик. Любил ее, баловал даже. Ждать просто не умела?..

– Так… – начал эксперт противным низким голосом. – Умерла точно от черепно-мозговой. На вид лет двадцать пять – тридцать. Умерла чуть больше часа назад. Прямо в этом месте, не ворохнулась. И как же это тебя, девонька, угораздило? Чего же лифтом не воспользовалась?.. Следов насилия не имеется при поверхностном осмотре. Одежда в порядке. И на грабеж, слышь, Гена, не похоже. Вот сумка дамочки. На-ка взгляни на предмет документиков.

Документов в сумке не оказалось. Зато в правом кармане яркого, нарядного плаща нашлось водительское удостоверение.

– Быстрова, – быстро зачитал прокурорский.

Это он в перчатках по ее карманам шарил, пока Орлов в сумочке погибшей рылся.

– Как, как ты сказал?! – Орлов чуть сумку не выронил. – Как фамилия?!

– Быстрова. А что, знакомая, что ли?

– Опаньки! – присвистнул Орлов. – Только сегодня…

– Что сегодня?! – тут же прилип прокурорский, сличая фотографию на водительском удостоверении с лицом погибшей женщины. – Ты не темни, Орлов, не темни! Вечно вы, опера, мутите все за нашими спинами.

– Нечего мне мутить, – пробурчал Гена и отвернулся, продолжая копаться в сумочке погибшей.

Не скажет он ему ничего пока. Он наперед никогда не забегал. Планами в расследовании ни с кем не делился, терпеть не мог. Мало ли что папаша Шлюпиковой с горя брякнуть мог, что же, сразу и ему языком трындеть? Нет, господа, потому и раскрываемость у Орлова самая высокая, и ошибок практически не бывает. Почему не бывает? А потому, что он их совершает в одиночку, никого не посвящая в свои размышления. Нет, раньше, когда свои ребята в отделе работали, он с ними сообща, а вот теперь, когда один остался, не станет он языком молоть.

А Удалова…

Ей еще предстоит стать своим парнем в доску. И где, интересно, носит ее? Неужели правда на поиски того парня бросилась, при котором Маша Гаврилова угрожала Шлюпиковой? Ну-ну, Влада Владимировна, дерзайте, как говорится.

– Ладно, теперь еще место жительства этой дамы установить нужно и тогда…

– Стоп! – Орлов напрягся. – А она, что же, не в этом подъезде жила?

– Соседи ее не узнали. Побеседовали, пока ты в сумке рылся, – поддел его прокурорский. – Паспорта при ней нет. В водительском удостоверении точного адреса не бывает, ты же знаешь.

– Так пробить можно через ГИБДД, – подсказал рассеянно Орлов, что-то не давало ему покоя, сам не знал что.

– Можно.

– Слушай, а что еще говорили соседи? – вспомнил он наконец то, что его тревожило. – Они что-то еще говорили, я краем уха слыхал.

– Они сказали, что убитая очень похожа на одну даму из их подъезда, но, мол, это точно не она. Но похожа сильно.

– А дамы, конечно, дома не оказалось? – догадался тут же Гена.

– Не оказалось, – сладко улыбнулся ему в лицо прокурорский. – Хочешь, подожди ее возвращения, если время есть. Я лично уезжаю. Меня жена дома ждет.

Ага, жена пол с подогревом намыла и ждет теперь не дождется своего ненаглядного, чтобы он босиком по теплым доскам или что там у него пошлепал. Чтобы ужин горячий слопал, сидя напротив нее. Чтобы потом вместе сходить куда-нибудь или просто дома побыть в тишине.

Он злится, что ли?! Орлов покрутил головой сокрушенно. Точнее, он завидует. Завидует немудреному житейскому счастью, без которого Орлову было очень худо в последнее время.

Что он вообще любил в этой жизни больше всего? Что?!

Работу свою любил до фанатизма. И еще дом свой любил. Только не пустой, какой у него теперь был, а прежний дом свой любил, когда Ольга была с ним рядом. Когда каша рисовая пузырилась в кастрюльке утром. А вечером в картофельном пюре масло плавилось и огромная котлета на краю его тарелки соком исходила. Когда Ольга ворчала на него, что он опять мыльной пеной плитку в ванной забрызгал. И когда домой они с прогулки возвращались и свет в прихожей включали, чтобы тут же начать целоваться, потому что устали делать это украдкой на людях.

Куда все подевалось? Почему не сумел Орлов защитить свой милый дом от интервенции мускулистого каратиста? Занят сильно был, проглядел что-то?

И так ему захотелось вдруг услышать Ольгин голос, что он, невзирая на сто своих зароков, полез в карман за телефоном.

– Оль, привет, – пробормотал он глухо, спрятавшись ото всех за милицейской машиной, пока-то они все соберутся и рассядутся. – Как жизнь?

– Привет, – вздохнула она с усталым возмущением в голосе.

Конечно, возмущается. Оно и понятно, обещал же не беспокоить, а сам…

– Как поживаешь? – настырно спросил Орлов, при этом и сам не знал, какой ответ его бы больше устроил.

Скажет, что хорошо, больно ему сделает. И он станет мучиться потом весь вечер. Вспоминать, сопоставлять, думать, а что же в их совместной жизни было нехорошо.

Скажет, что плохо, он снова будет страдать. Станет переживать за нее, за себя, за них обоих. Ведь не вернется она к нему, даже если он и позовет ее. А он позовет?

Орлов вздохнул – вряд ли. Простить Ольге чужой постели он не сможет. Таким вот он был старомодным в этом вопросе.

Зачем звонит тогда?!

– Ген, ты зачем звонишь-то? – спросила Ольга. – Плохо тебе, что ли?

– Плохо, – кивнул Орлов, задыхаясь.

– Без меня плохо или вообще? – Это она уже начала вредничать.

– И без тебя, и вообще.

– А вообще почему?

– Тяжело, знаешь, в пустой дом после всего этого говна возвращаться.

– Выплеснуть, что ли, не на кого дома? – подковырнула она опять. – То на меня все выплескивал, а то не на кого стало, так, Гена?

– Ладно тебе, когда я выплескивал-то? – возмутился Орлов. – Все же хорошо у нас было. Без скандалов, истерик, а ты… От добра, Оля, добра не ищут.

– А я вот нашла! – рассвирепела его бывшая гражданская жена. – Хорошо у нас было! Что хорошего-то, Ген?! Вечно я одна! В праздники и будни одна, в выходные одна! Вечно у тебя там кто-то окочуривался! А я ждать должна была?

– А тебе не хотелось?

– Чего?

– Ждать меня не хотелось?

Он понимал, что разговор бестолковый, что ни к чему привести не может, снова будет тупик, снова разругаются, разозлившись друг на друга. А все равно бубнил как заведенный.

– Ждать меня не хотелось, потому что не любила меня, так, Оль?

– Орлов, не начинай опять!

– Чего не начинать, Оль? Ты же любила меня! Говорила, что любила! Врала, да?! Врала?!

Все, подумал он, сейчас она бросит трубку. У них каждый разговор почти этим заканчивался. Он принимался орать, вновь и вновь выясняя отношения, которых давно не было. Она просто отключалась.

– Нет, не врала, Гена, – неожиданно ответила она после продолжительной паузы. – Любила. Конечно, любила. Но ведь все проходит, Ген.

– У меня не прошло. У меня ничего не прошло, Оль. Мне по-прежнему тебя не хватает.

– Меня? Или хозяйки в доме? – Она вздохнула. – Ты же ведь не из таких, Гена. Ты не простишь никогда. Станешь и сам страдать, и меня мучить. Подозревать будешь… Ты же… Ты же не сможешь мне верить, Гена. Разве это жизнь?

Он первым прекратил разговор, ткнув пальцем в крохотную красную трубку на телефоне. Первый раз первым прекратил разговор. Такого не бывало прежде.

Снова все зашло в тупик. На этот раз он вдруг понял, что навсегда. Она была права? Она была права. Он не простит, и страдать будет, и ее измучает своими подозрениями. И это в самом деле не жизнь. А как же тогда?..

Как же ему жить дальше?

…Удалова оказалась на месте и добросовестно корпела над какими-то записями, отложив в сторонку очки со сложенными дужками. Увидала его, переполошилась, тут же очки схватила, дужки распахнула и на нос хотела было водрузить. Но, поймав его насмешливый взгляд, передумала.

– Играешься все, троечница? – кивком Орлов указал на ее очки. – И зачем? Соблазнить меня боялась?

– Типа того, – покраснела Влада.

– А ты не бойся, – он подошел к своему столу, в окно выглянул, потом руку к груди приложил и проговорил: – Рана тут, Удалова. Вот прямо тут рана.

– Не заживает? – перебила она его вопросом.

Он даже подумал, что она насмехается, и быстро оглянулся на нее, но Удалова была серьезна.

– Не заживает, – кивнул он. – Что делать, троечница?

– Что делать, что делать… – забормотала она, перебирая листы протокола допросов. – Теребить, наверное, не надо. Пускай затягивается. Время, оно все лечит.

– Думаешь? – Он снова глянул на нее, но теперь без гнева, с интересом. – Что ты в ранах-то понимаешь, Удалова?

– Кое-что понимаю, Геннадий Васильевич. Не вчера же родилась. Если станете постоянно стремиться увидеть, звонить будете, наблюдать со стороны, выздоровление невозможно.

– Ну вот откуда ты знаешь, что я звоню?! – оборвал он ее с раздражением: все-то она знает, свистушка.

– Знаю, – она все же не выдержала и очечки снова на носик нацепила.

– Откуда?!

– Потому что сама звонила, – призналась она со вздохом. – И караулила у подъезда, и звонила, и даже следила, как они по нашим местам прогуливаются. Так было больно, что…

– А что потом?

Она снова заинтересовала его, снова у нее это получилось. Прав, наверное, дружбан, советовавший приглядеться к ней повнимательнее. Девочка, видимо, и в самом деле правильная.

– А потом вдруг надоело. – Влада пожала плечами. – Как-то вдруг надоело ковырять свое больное сердце. Устала! И перестала караулить, подсматривать, звонить.

– Прошло?

– Прошло.

– А дома как? Стены не давят?

Вспомнились фиалки на подоконниках, которые он настырно не поливал и все ждал, когда они зачахнут. А потом мучился от того, что загубил и их тоже. Их совместную с Ольгой жизнь ведь он загубил, кто же еще. И тишину вспомнил, которая его каждый день встречала. Нехорошая, неправильная такая тишина. Гулкая и пугающая, не заполненная ничем, кроме одиночества.

– Дома? – Удалова вздохнула, сразу поняв, о чем он. – Дома бывало нехорошо.

– И как выходила из ситуации? Йогой стала заниматься?

– Нет, ремонтом.

– Чем, чем? – не поверил он.

– Ремонт затеяла. Грязи развезла столько, что ноге ступить было негде.

– Раздражало? – Он все больше увлекался, уселся на край своего стола.

– Еще как! Повсюду куски старых обоев, линолеум клоками, ведра, кисти! Бр-рр, как вспомню!

– И что же, помогло?! – Он не мог поверить.

– Еще как помогло. – Удалова улыбнулась отличной белозубой улыбкой. – Когда было о ране в сердце вспоминать, если ладони все в мозолях были, а локти в краске? Долго возилась.

– Нарочно не спешила?

– Поначалу да. Потом уж не чаяла, как завершить. Но точно помогло. Теперь вот работа увлекла.

– И насколько увлеклась ты сегодня работой? – Тут же вспомнив, что он начальник, Орлов приземлился на стул за своим столом.

– Настолько, что нашла того парня, при котором Маша Гаврилова угрожала Шлюпиковой, – похвалилась Удалова, спрятав от него глаза.

Наверняка там самодовольства на три ведра, тут же понял Орлов, но не стал ее огорчать никакими замечаниями. Пускай поликует пока.

– И кто же он?

– Зовут его Сергеем. Работает он в той же фирме, что и погибшая. Кстати, она его не так давно сама туда и устроила. И знаете, Геннадий Васильевич, зачем она это сделала?

– Нет, не знаю. Он мне пока не звонил, – съязвил Орлов.

– Извините, – спохватилась Влада. – А устроила его туда погибшая Шлюпикова для того, чтобы сильно досадить одной из сотрудниц, с кем раньше этот Сергей состоял в весьма тесных отношениях.

Должен же он был хоть как-то себя проявить, нет? Конечно, должен был! Девочке надлежало немного по носику щелкнуть, чтобы не задавалась. Он возьми и спроси:

– А досадить ей хотелось непременно Эмме Быстровой, не так ли?

– А откуда вы знаете?! – ахнула пораженная Влада.

Нет, наслышана была, конечно, о его профессионализме, но не думала, что он настолько профи. Он же не был в фирме! Она точно знала, что не был, потому что сама успела едва ли не к концу рабочего дня. Пока всех соседей опросила, пока все записала за ними, с понятыми опять же возня. Потом носилась по городу по всем адресам, которые в туалетном столике у Марго были найдены. По адресам этим проживали как раз все ее мальчики. Они так в списке и значились: мальчик Сережа, мальчик Харитоша, мальчик Витюша, Андрюша и так далее.

Дома застала почти всех, поскольку у этих красивых жиголо день начинался часов с пяти вечера. Все заспанные небритые красавцы в один голос заверили ее, что никогда не присутствовали при странных угрозах в адрес душки Марго.

Не застала дома она лишь Харитошу, оказавшегося личным секретарем Шлюпиковой. И Сергея, который тоже был на работе. А место работы этого Сергея настырной Владе указал его друг и приятель Валентин, отирающийся во дворе на тот момент без дела.

Она заявилась в фирму, нашла Сергея, и тот, явно мучаясь, признался, что слышал угрозы в адрес Марго от ее соседки Маши. А потом несколько болтушек, к которым Влада Удалова пристроилась покурить на самом верхнем этаже здания, где располагалась фирма, посвятили ее в секрет. Секрет, который очень долго обсуждали все местные сплетники.

Оказалось, что этот душка Сереженька, которого приволокла откуда-то и устроила на теплое местечко Шлюпикова, жил когда-то с Эммой Быстровой. Последней он быстро, по слухам, надоел. И она его выставила из своей квартиры, а Шлюпикова подобрала и пригрела. И устроила работать в фирме. И Эмма будто сильно гневалась по этому поводу. А Марго будто бы ликовала.

– Между ними вообще черная кошка, по слухам, пробежала, – закончила свой рассказ Удалова.

– Ты ее видела сегодня? – прищурился Орлов.

Девочкой он был очень доволен, если не сказать больше. Его парни через полгода работы в органах такого не проделывали, что она за день разузнала.

– Видела, – кивнула Удалова.

– И как она тебе?

– Она? – Девушка задумалась. – Очень красивая. Утонченно красивая. Я таких женщин называю породистыми.

– Породистые обычно с норовом, – подхватил Орлов, взял со стола авторучку и принялся щелкать ею об стол. – Как у нашей Эммы норов был?

– Был? Почему был? – удивленно выгнула бровки Влада. – Он если и был у нее, с нею и остался.

– А вот это вряд ли, – улыбнулся ей печально Орлов, снова намереваясь сразить девушку наповал. – Поскольку только что вернулся с происшествия.

– И какого? – Удалова подперла подбородок кулачком, уставившись на него с интересом.

Правда, крылся какой-то подвох в этом ее интересе. Ну-ну, мол, говори, начальник, говори, а я послушаю. Послушаю, посмеюсь про себя, а потом тебя на обе лопатки – раз!..

– Такого, что найдена наша Быстрова с проломленным черепом на площадке между вторым и третьим этажами по адресу… – Орлов назвал адрес, с которого только что вернулся.

Не без раздражения говорил все это, очень уж ему не понравился ее взгляд.

И не нахваливал ведь ее, а она уж о себе возомнила.

– Все правильно, это адрес, по которому проживает Эмма Быстрова, только… – Удалова задумалась ненадолго. – А в котором часу ее убили?

– В котором часу?

Орлов прикинул про себя. Вспомнил, во сколько прибыли. Вспомнил утверждение эксперта, что смерть наступила чуть больше часа назад. И еще кое-что вспомнил, на чем не заострил внимания, а надо бы. Но это могло подождать. Никуда не денется.

– Да где-то часов в пять вечера, может, в половине пятого. А что?

Спросил с вызовом, хотя тут же понял, что что-то не стыкуется. Что-то не сходится.

Адрес, по которому была найдена убитая, по утверждению Удаловой, принадлежал Быстровой. Почему не опознали тогда ее соседи? Почему сказали, что она похожа на одну из жиличек, но точно не она. Не узнали ее после смерти? Так получается?

– А то, что это не могла быть Эмма Быстрова, – захлопала ресницами Удалова.

И видно было, что спорить с начальством боится, но ведь за справедливость же всегда стояла. Разве смолчит теперь?

– Почему это не могла она ею быть, раз в кармане нашли водительское удостоверение на ее имя!!! – взорвался Орлов, хотя и чувствовал, что что-то не так, что-то не срастается.

– Но она вышла из здания фирмы только в половине шестого! – воскликнула Влада и губу закусила, перепугавшись, что много себе позволяет. – Я сама видела, как она выходила из здания, как куртку застегивает и шарфик поправляет.

– Куртку? – Орлов опешил. – Как куртку, если она в плаще была?

– Вот видите! – Влада выдохнула с явным облегчением.

– Что видите, что видите?! Погибшая была в ярком таком плащике. Водительское удостоверение в ее кармане на имя…

Он сбился, тут же вспомнив, что имени прокурорский при нем так и не назвал, только фамилию. А Орлов был настолько уверен, что погибшую зовут Эмма – а как же еще, ведь и папаша Шлюпиковой ее так называл, – что даже не заострил на этом внимания.

Прокол? Прокол, Орлов! Да еще при ком? При молодом сотруднике! Она сидит сейчас и ждет от него объяснений, хотя давно уже все поняла. Девочка толковой оказалась, хоть и троечница.

Ответа она от него не дождалась. Поняла, что много чести, и сама подвела черту:

– Стало быть, в подъезде Эммы Быстровой найден труп ее однофамилицы или родственницы. Если погибшая, по утверждениям соседей, похожа на Эмму, то их могли и перепутать.

– Хочешь сказать, что пришли убивать Эмму Быстрову? – фыркнул раздосадованный Орлов.

И тут же помчались, поскакали мысли в его голове. Начали складываться метры в километры, минуты в часы и желания в возможности.

Мог успеть отец Шлюпиковой после разговора с ним приехать к дому Быстровой с намерением отомстить человеку если не за дело, то хотя бы за то, что его погибшая дочь ее ненавидела? По времени получается, что мог. А мог перепутать Эмму с другой Быстровой, очень на нее похожей? Конечно, мог. Он Эмму вряд ли часто видел, да и к тому же взор горем замутнен.

Значит, его можно подозревать? Можно, ответил сам себе Орлов.

– Я не утверждаю, я выдвигаю версию, – с мягкой вкрадчивостью поправила его Влада. – Если только убийца не шел по пятам за той, другой, Быстровой и настиг ее именно в подъезде ее сестры.

– Сестры? Почему сразу сестры?

Орлов поморщился, слишком уж торопится эта новенькая, хотя и говорит толковые вещи. Но ведь опережает его, опережает!

– Фамилия одна и та же. Явное сходство во внешности, – пожала плечами Удалова.

– А если погибшая дамочка просто решила выдать себя за Эмму Быстрову, что тогда? Мы не знаем, с какой целью, но все же!

Он с трудом нашелся и немного взбодрился. Кажется, девчушка может с ним посоперничать в сообразительности.

А девчушка и не думала соревноваться. Она просто встала со своего места. Подошла к его столу. Схватила телефонный аппарат, поставила его перед ним и вежливо попросила:

– Позвоните, пожалуйста.

– Куда?! – отпрянул Орлов.

– Я не знаю. Прокурорским этим, в анатомичку, кому-то еще, кто вещдоки забрал. Мы с вами можем гадать сколько угодно, а где-то сейчас лежит водительское удостоверение Быстровой, на котором значится имя. И протокол осмотра места происшествия имеется. Не вы ведь его писали?

– Нет, – нахохлился Орлов.

Не станет он звонить никому. Если ей надо, пускай сама звонит. Тем более прокурорскому малому звонить он не станет. Тот уже давно, поди, голыми пятками по своим полам щелкает.

– Хорошо, сама позвоню, если позволите, – кивнула Удалова. – У меня знакомые там есть.

И потянув телефон на свой стол, глянула на него, свистушка, с укоризной. Что же это, мол, вы, товарищ начальник, недоглядели? А он-то чего? Это вообще не его район. Просто попросило начальство съездить, он и поехал. А дело наверняка в другом районе будет.

Он и не слушал почти ее щебет. Стрекотала так, что уши у него заложило. С кем это, интересно, так рассыпалась-то? И еще интересней было узнать Орлову, с какой такой блажи он так завелся?

– Инга! – оповестила его Влада, осторожно положив телефонную трубку на аппарат. – Погибшая женщина – Инга Быстрова, двоюродная сестра нашей Эммы.

– О как! – скривил губы Орлов в подобии улыбки. – Может, и цель визита к сестре узнала, а, троечница?

– Узнала, – скромно опустила глаза Влада и вздохнула. – У меня такое чувство, Геннадий Васильевич, что вы на меня сердитесь. А за что, не пойму.

– Все в порядке, – досадливо крякнув, успокоил ее Орлов, ничего-то от нее не утаишь, от этой глазастой. – Так что узнала-то? Докладывай! Хотя дело это, скорее всего, останется в другом районе.

– Ага, – согласно кивнула Удалова. – Если только оно никоим образом не стыкуется с нашим утренним убийством.

– Ты знаешь что! – вспыхнул Гена и шлепнул ладонью по столу. – Говори, да не заговаривайся! Стыкуется оно у нее! Я вот тебе состыкую!

Прикрикнуть-то прикрикнул, а сам уже уверен был почти, что одно без другого не случилось бы. Да и характер нанесенных увечий был почти идентичен. Кстати…

– Добрый вечер, Михалыч, – поздоровался в телефон Орлов, кое-что снова вспомнив. – Как там у вас?

– Как в морге, Гена! – пошутил его собеседник и заржал. – Чего звонишь?

– Утрешняя женщина от чего умерла, скажи-ка мне. Твой шеф на выезде подробности опустил, а они мне ох как нужны.