Текст книги "Единственная моя"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Кто бы мог подумать, такая красавица, и так ее перекосило! Так и хотелось пощелкать перед ее носиком пальцами и воскликнуть:

– Очнись, детка! Очнись! Если бы ты вчера встретилась с тем самым киллером, то сейчас уже наверняка отдыхала бы в морге. А не сидела бы тут передо мной и не несла пургу!

Но прав он таких не имел – Бойцов Дмитрий Степанович, призванный стоять на страже закона и обязавшийся когда-то охранять покой граждан. Даже таких вот – с чудинкой.

– Давайте с самого начала и по порядку, – одернул он себя и подстегнул ее, глянув строго из-под сурово сведенных бровей. – Иначе мы так и будем с вами топтаться на одном месте. Начнем с того момента…

Рассказ ее занял немного времени. Он слушал, не перебивая и воздерживаясь от вопросов. Поверить в повествование было невозможно, не верить было нельзя.

Если она говорила правду, а с какой стати ей было врать, если она, конечно же, и правда не сумасшедшая, то все его следственные мероприятия гроша ломаного теперь не стоили. И докладывать начальству ему было нечего. И он снова мог со спокойной душой писать рапорт об увольнении, потому что именно с этой угрозы начнет сегодня САМ его доставать.

Ведь как жена, так и эта девчонка могли заказать Сырникова, не так ли? А они в разработке у Бойцова не были.

Дмитрий глянул на оконное стекло, припушенное инеем. Подумал вдруг: а что в такой холод он станет делать – безработный? На лыжах пойдет по посадкам, опоясавшим их город по периметру? Коньки наденет и на местный каток выедет, толкать локтями малолеток с клюшками? Или подледной рыбалкой займется? Чем не занятие: сидеть с крохотной удочкой над крохотной лункой и ждать клева!

– Вы понимаете, что сейчас мне рассказали? – произнес он в величайшей маете. – Это же… Это же ни в какие ворота не лезет! Это же напоминает…

– Бред сумасшедшего. Понимаю, – кивнула она, разложила перчатки на коленке и начала поочередно загибать на ней пальчики из тонкой лайковой кожи. – Мне и самой вчера казалось, что я сошла с ума. Не верила, конечно, поначалу. Но факты вещь упрямая, так вы, кажется, в милиции говорите.

– Факты! Какие факты?! Фотография в журнале – это факт?! – завопил он, хотя понимал, что вопль его от слабости.

Ну не знал он теперь, с чего начинать и за что зацепиться.

– А у вас есть с вашим Сашей общие фотографии? За три года вы вместе когда-нибудь фотографировались?

– Мы? С Сашей? – Она подумала. – А знаете, нет! И его фотографии у меня нет, как ни странно! Только теперь додумалась, что он ни разу не сфотографировался вместе со мной. Надо же…

– Три года, Жанна! Три года!!! Вам никогда не казалось это странным?! – снова чрезвычайно громко заговорил Бойцов и тут же прикусил язык.

А у них с Шурочкой, между прочим, тоже не осталось ни одной общей фотографии. В его доме не осталось. Может, они и существовали где-то, в ее фотоальбоме, например. В ее мобильном, в ее фотоаппарате, компьютере, но это все если и имелось, то у нее. У него их не было! И фотографии Шурочки у него тоже не осталось. И он не помнил даже, носил ли ее когда-нибудь в своем бумажнике.

– Я старалась не замечать никаких странностей. Это Катька все выискивала странности в нашем с ним знакомстве, в том, какое он имя мне придумал.

– А какое имя он вам придумал?

– Снежанна… Меня вообще-то Жанной зовут, а Саша… Теперь уж не знаю, как его называть… Так вот, он все шутил, что нашел свою Жанну в снегу, значит, быть мне Снежанной. Катерина и по этому поводу язвила тоже.

Бойцов чертыхнулся.

Первое попадание имелось.

Жену покойного Сырникова звали как раз Снежанной. Дмитрий еще не имел возможности с ней пообщаться. Учитывая трагизм ситуации, траур по усопшему, ее высокое положение в обществе и все такое, к ее телу он допущен не был. САМ с ней говорил и выражал соболезнования, но факт оставался фактом – жену Сырникова звали Снежанной. И в миру, и по паспорту.

Это вам как?!

– Еще какие странности находила в вашей совместной жизни с Сашей ваша подруга?

– Ну… Она считала, что игрой в бильярд невозможно заработать столько денег, – начала перечислять Жанна. – Это потом уже она мне проговорилась, что нет и не было никакого загородного клуба, да я вам рассказывала…

– Да, рассказывали.

Он с тоской глянул в монитор.

Включать компьютер, нет? Протоколировать ее безумные утверждения или повременить? Что, если она все придумала, чтобы отомстить неверному, бросившему ее Саше? Он сейчас возьмет ее показания на карандаш. А она потом бросится в объятия блудного мужа, который вдруг вернется к ней, и с чем останется он – Бойцов?

С носом! К этому, как следствие, понимающие, с язвинкой, ухмылки со стороны коллег. Недовольство, которого и так не перелопатить, руководства. Выговор, невыплаченная премия, урезанная тринадцатая зарплата. Плюс к этому внутреннее неудовлетворение, что его поимела какая-то девчонка.

Нет, не нужно, пожалуй, ничего записывать.

А если он не станет протоколировать ничего, оставит их беседу в секрете один на один? На сегодняшнем совещании промолчит и никому ничего не скажет про Сырникова, который, возможно, три года морочил голову глупой девчонке, жил двойной жизнью, обманывая сразу двух женщин, но при этом называя их одним именем, что тогда?

А ничего! Никто же ничего не узнает!

Сырников мертв. А вместе с ним, получается, мертв и Саша Степанов – так, кажется. И вместе с ними, пардон, вместе с ним похоронены будут и его секреты.

Жена станет оплакивать любимого и любящего мужа и отца своих детей. Со временем забудет его, снова выйдет замуж и так и не узнает, что ее Вова Сырников последние три года перед своей кончиной параллельно имел еще одну семью, где назывался иначе и выдавал себя за игрока в бильярд, чем будто бы и зарабатывал.

Деньги-то он на содержание еще одной Снежанны наверняка выдергивал из своего семейного бюджета.

Знала или нет его законная супруга о безумном романе своего мужа? Если знала, то запросто могла организовать и покушение на него. Об этом не стоит забывать.

Но об этом не надо никому и рассказывать, не так ли…

Так, а что станет с Жанной Образцовой, промолчи Бойцов на сегодняшнем совещании и не раскрой тайну двуличия уважаемого всеми – тьфу ты – Сырникова Владимира Анатольевича?

А ничего! Она также забудет со временем о человеке, с которым делила кров три года. Полюбит кого-нибудь, выйдет замуж, нарожает детей и…

И ее не стоит сбрасывать со счетов как возможную подозреваемую, организовавшую покушение. Об этом тоже не стоит забывать.

Но об этом не надо никому и рассказывать, не так ли…

Ну а как же киллер? Бойцов совершенно упустил из виду этот момент. И слушал, если честно, то место в ее рассказе совсем невнимательно, причислив Жанну Образцову к сумасшедшим девицам, решившим отомстить неверному и сбежавшему от нее возлюбленному всеми правдами и неправдами.

– Жанна, – проговорил Бойцов задумчиво и решительно отодвинул от себя подальше клавиатуру, не станет он ничего писать, делать, что ли, ему больше нечего, – расскажите мне подробнее про того парня, с которым вы столкнулись у вашего подъезда.

– Понимаете, мне кажется, что столкнулись мы с ним не случайно.

– То есть?

– Мне кажется, он меня намеренно толкнул.

– Откуда такая уверенность?

– Там, в том месте, хоть и много снега, но все же есть где пройти, – начала она вспоминать, наморщив лоб. – И совсем не было никакой нужды наступать мне на пятки. Вы понимаете, о чем я?

Он кивнул согласно.

– А он прямо налетел на меня и все из рук выбил. Сумку, ключи от машины и тот журнал. Он поднял его, начал листать и наткнулся на фотографию Сырникова. Она крупным планом на развороте.

– И какова была его реакция?

– Его? Я не могу описать точно, я была слишком подавлена. И… И наговорила лишнего. – Жанна рассказала о своем неосторожном откровении с незнакомцем.

– Как он это воспринял?

Бойцова пока ничего не впечатляло, не страшно, что и прослушал поначалу.

Ну, столкнулись случайно, и что? Может, малый тоже задумался или чем-то расстроен был, потому и не заметил, что идет след в след за рассеянной девчонкой? И в том, что помогать ей взялся поднимать вещи из снега, тоже никакой странности. Нормальная реакция нормального воспитанного молодого человека. А вот в том, что она начала болтать и наболтала много лишнего, ничего хорошего, конечно же, нет.

– Не знаю. Не помню, – пожала она плечами. – Но он потом не вернулся.

– Куда?

– Не знаю! Я вообще его не знаю! – глянула она на Бойцова страшно перепуганным, немного диковатым взглядом. – У нас не так много жильцов. Я там давно проживаю, всех знаю. И знаете, гости их, социальные работники, почтальоны тоже примелькались как-то. Вроде бы не обращаешь внимания, но лица все равно запоминаются. И вот…

– И вот?

– Парня я этого не помню. Он ни к кому никогда туда не приходил.

– Может, с кем-то познакомился, – предположил Бойцов, считая ее подозрения мало вразумительными. – Может, по делу или родственник приехал к кому-нибудь?

– Согласна. Но он был без вещей, и почему он так и не вошел в подъезд?

– Не вошел?

Этот момент Бойцов прослушал. Пока анализировал возможность ее неадекватного состояния, прослушал.

– Нет! Я долго стояла на ступеньках, все ждала…

Вот идиотка!

Бойцов фыркнул.

А если это и впрямь был тот самый киллер, который убил Сырникова в автомобильной пробке, чего она дожидалась-то, непонятно?! Пока он с чьей-нибудь помощью откроет железную дверь, войдет в подъезд, нагонит ее и всадит ей пулю между глаз?

Девчонка либо была не в себе, либо не понимала всей чудовищности своего положения. Если не сочиняла, конечно же. Этого он пока со счетов тоже не сбрасывал.

– Потом поднялась к себе, открыла квартиру и все ждала, может, он войдет, – продолжила рассказ Жанна. – Не вошел! И никого вообще не было! Я в окно потом посмотрела, а его нет.

– Он был на машине?

– Нет… Не знаю… Темно, и я… Я не обратила внимания. Но он не вошел в подъезд, понимаете?!

– Понимаю.

Бойцов глянул на часы. Позавтракать он не успевает. И сидеть ему теперь перед начальством с урчащим желудком и выслушивать натощак все нелестные о себе отзывы.

Их будет много, он был уверен. Потому что дело ни с места. Потому что никаких свидетелей, кроме этой вот сумасшедшей, нет. А верить ей или нет – еще непонятно, можно ли.

Все остальные, кто стоял тем днем в автомобильной пробке, вызванные на допрос граждане, как по сговору, качали головами, пожимали плечами и утверждали, что ничего и никого не видели. Они и джип тот, объезжая, не запомнили. Ну, торчит какая-то помеха на пути, да и бог с ней, главное, что с места стронулись, а то уж невмоготу.

И так далее, и все в том же духе.

И о чем стоило сегодня совещаться? Из пустого в порожнее переливать, три протокола с места на место перекладывать. Да орать изо всех сил на тупоголовых следователей, не способных, не могущих, не желающих…

Может, правда уйти?

Устроиться охранником в какую-нибудь фирму. Зевать двенадцать часов перед телевизором, а потом трое суток дома перед тем же телевизором, а? Никаких тебе сумасшедших с утра, хотя и выглядевших очень симпатично. Никакого ора и ругательств, изрыгаемых начальством. Тишина, спокойствие. И, может, Сонька с девушкой его какой-нибудь познакомит. Он заведет с ней семью. Станет вместе с ней уже смотреть телевизор.

– Очуметь от счастья такого, – проворчал Бойцов, не понимая, что говорит это вслух. Глянул на Образцову. – Вы ступайте, Жанна, домой или на работу, куда вам нужно, не знаю. Ступайте и живите нормальной полноценной жизнью.

– Но как же так?! – тихо возмутилась она, глаза просто полыхнули на Бойцова праведным гневом. – Но как же так, Дмитрий Степанович?! Как же тот факт, что Саша выдавал себя за…

– За Сашу, – закончил за нее Бойцов, хватаясь за спасительную телефонную трубку, он всегда за нее хватался, когда желал закончить бестолковый разговор. – Он выдавал себя за Сашу. Сырников выдавал себя за Сырникова. И вы все трое были вполне довольны жизнью и счастливы.

– Кто – мы трое?! – зазвенел слезой ее надтреснутый голос.

– Вы, он и его жена. Вы жили в неведении и были вполне счастливы. Пока… Пока он не умер. Теперь вам придется научиться жить без него, только и всего.

– Только и всего? – эхом повторила она за ним, встала и медленно пошла к двери. – Значит… Значит, я зря к вам приходила? И вы… Вы ничем мне не поможете?!

– Я не научился оживлять покойников! – резче, чем требовалось, перебил ее Бойцов. – И за его обман ему придется держать ответ уже перед господом нашим. Я не смогу завести дело на умершего Сырникова и вменить ему в вину двоеженство. У вас все?

У нее были потрясающие ноги! И даже громоздкие сапоги с мохнатыми голенищами не портили их. Коротенькая меховая курточка до талии стоила недешево. И Бойцов тут же подумал с неприязнью, что ее наверняка купил ей покойный Сырников, наврав с три короба про неожиданное везение за бильярдным столом.

Сволочь, конечно, порядочная, хотя о покойниках – хорошее или ничего.

Блистал в свете с красавицей женой. Бойцов видел ее фотографии в светской хронике, обязали просмотреть. Белокожая, хрупкая, блондинистая, с крупными, чуть навыкате, голубыми глазами. Шея, уши, запястья и пальцы в украшениях. Дорогие платья, машины. Дочки хоть и не сверкали бриллиантами по причине своего милого нежного возраста, но тоже наряжались будь здоров.

С ними он в свет, к губернатору, а то и к кому повыше, а для души и забав всяких-разных и утех плотских – Образцову Жанну в снегу подобрал.

Гнида! Стрелять таких не жалко!

Договорился, стало быть, да? Красавец!

– Послушайте, Жанна, – окликнул ее Бойцов, чертыхнувшись про себя.

Нельзя жалеть фигурантов. Ни в коем случае нельзя! Она ведь могла быть одной из подозреваемых, не так ли?

А он ее вдруг жалеть начал. И не потому, что ноги ее потрясающе красивы. И глаза, и волосы, и руки – все необыкновенное. А потому, что одна она осталась. И запуталась. И боится еще.

А страхам в одиночестве поселяться никак нельзя. Они в этой пустоте быстро множатся и плодятся как паразиты. Они все вытесняют, не оставляя места ни радости, ни счастью.

А девочка ведь достойна счастья? Конечно, достойна. Не ее вина, что Сырников глаз на нее положил и назвал именем своей настоящей жены, скорее всего, с одной лишь целью – чтобы не запутаться в своих женщинах и не оговориться спросонья.

– Вы не бойтесь ничего, – ободрил он ее и добавил не совсем уверенно: – Все будет хорошо.

– Думаете? – не поверила она. – Но он ведь не вошел в подъезд! Тот парень, он…

– Да понял я, – перебил ее Бойцов, попеняв себе за малодушие.

Нельзя жалеть фигурантов. Никак нельзя!

– Он не вошел в подъезд потому, что человека, к которому он шел, просто не оказалось дома. Он позвонил ему, а ему никто не ответил. Может такое быть?

– Может, – кивнула она, подумав минуту. – Но он ведь мог войти следом за мной!

– Если бы он был киллером, то он бы так и сделал. Уж поверьте мне, – улыбнулся Бойцов ободряюще и снова потянулся к телефону, о котором забыл на время. – А так он просто растерялся. Вы о таких вещах ему рассказывали, мороз проберет кого угодно!

– Ну да. – Она неуверенно улыбнулась. – Наверное, вы правы. Сначала все по снегу рассыпала, потом начала говорить про убийцу. Кто хочешь растеряется.

– Ну вот!

Бойцов оставил телефон в покое и поднялся с места, решив проводить девушку до лестницы. Все будто бы нормально сложилось, все остались довольны. И он даже свой голодный желудок готов ей простить. Досталось ведь девчонке, чего уж! Подозревать ее он пока отказывается, вот так!

Они вместе вышли из кабинета. Бойцов повел ее к лестнице. Оттуда свернет в следующее крыло к кабинету начальства. Перетерпит сорок минут, потом как-нибудь день спланирует. Главное – он начался не так погано, как ему еще недавно казалось.

Все остались при своих, как он любил выражаться.

А девочка справится со временем и с болью от чужого предательства, и доверять научится, и любить…

– Что вы сказали, Жанна? Простите, я задумался, – признался он, мысленно уже с ней попрощавшись, а она тут снова что-то говорить начала, и он снова прослушал.

– Говорю, спасибо вам, – улыбнулась она, тронув его легонько за рукав кителя.

– Да за что? – Ему сделалось неловко.

Знала бы она, с каким удовольствием он бы ее отфутболил, не благодарила бы.

– Вы так славно объяснили все про этого парня, а то я так перепугалась. Не сразу, потом.

– Это когда он в подъезд не вошел следом за вами? – улыбнулся он иронично и положил ладонь на ее пальцы.

Кожа была нежной, прохладной, как шелк на маминой подушке, которую он в детстве вечно таскал из ее комнаты. Стащит, залезет с ней под стол, ляжет щекой на вышитых яркими нитками райских птиц и мечтает о несбыточном. Пока его из-под стола с маминой подушкой отец за ухо не вытаскивал.

Странно, что он подумал сейчас именно об этом.

– И в подъезд тоже. – Она неуверенно пожала одним плечом. – Мне он даже одного роста и осанкой с тем парнем с канистрой показался. Не чудно ли?

– Да… – протянул Бойцов, тут же приказав себе не обращать на эти ее слова никакого внимания, не напрягаться и не настораживаться.

Ну, показался и показался, что теперь-то? Все заново начинать?!

Нет и еще раз нет!!!

– Так бывает, – пробормотал он, досадливо поморщившись, и повернулся, чтобы уйти.

– И даже сутулился с ним одинаково, – проговорила ему в спину неуверенно Жанна и тут же поспешно добавила: – Так бывает. Почему я сразу об этом не подумала? Конечно, так бывает…

Глава 9

Что с нами делает любовь, ах-ах! Она окрыляет? Да! Она сбивает дыхание, бьет кровью в голову, сводит сладостной судорогой тело? Да, да, да!!!

А еще она иногда заставляет поступаться принципами, так? Случается! Вынуждает порой унижаться? Ну… И такое бывает. Чего не сделаешь ради того, кого любишь, не правда ли?! Жизнь иногда разменной монетой кажется, а тут унижение какое-то минутное. Велика ценность!

А есть ведь еще и неразделенная любовь. И обманутая!

О последнем варианте, конечно, никто никогда не думает, с наслаждением любуясь милыми глазами, слушая любимый голос. Всем кажется, что так славно и хорошо будет всегда. И что никогда не наступит время обманутых надежд. Не будет болезненно сжиматься сердце от воспоминаний. Не поселится внутри тебя тошнотворный холод, выворачивающий суставы странной, необъяснимой ломкой. И плакать зачем? Ведь так хорошо… было.

Зачем она взяла посреди зимы отпуск, Жанна не знала.

Ей сначала казалось, что так будет лучше всем: ей, Катьке, девчонкам из отдела. Никто не станет прятать друг от друга глаза, не станет обрывать трагический шепот, когда она будет выходить из своего кабинета. Не станет ее жалеть за спиной, потому что в открытую она делать этого не позволяла. Да и Катька угомонится наконец и перестанет ей подсовывать будто бы случайно фотографии молодых неженатых жеребцов, которых тренировал ее муж Игорь в свободное от основной работы время.

– Кать, мне не нужен никто! – озверела она два дня назад, когда пришла на работу. – Что ты пристала ко мне с этими!

– Да не приставал к тебе никто, очень надо! – изумлялась притворно Катька, сгребая с рабочего журнала Жанны веер цветных снимков с обнаженными накачанными торсами любителей силового спорта. – Просто у них недавно соревнования были, столько призов взяли, ты не представляешь!

– Не представляю, – кивала Жанна и, видя Катькино настороженное изумление, заканчивала уже на истеричной ноте: – Не представляю, зачем мне нужно об этом знать?!

– Ну… просто, – мялась Катька, нехотя убирая фотки в сумку, сама она не прочь была ими полюбоваться, но неудобно как-то было при таком раскладе. – Орать-то чего? Вся на нервах…

– Прости, – извинялась Жанна в очередной раз и опускала голову над бумагами, хотя написанного не видела. – Мне нелегко сейчас. Прости!

Катька прощала, затихала часа на два, а потом начинала снова развлекать ее. Зазывала на какие-то премьеры, подсовывала билеты в цирк, и почему-то два. Потом вдруг вспомнила, что у них с Игорем какая-то годовщина на вечер намечается и им просто необходимо пойти в ресторан с Жанной.

– Вдвоем как-то не очень, – врала Катя и отворачивалась от прозорливого ока Жанны.

– Нет уж, празднуйте свою годовщину без меня, – отнекивалась она и снова пыталась что-то делать.

Но… Напутала в цифрах так, что Катьке все пришлось переделывать за нее.

– Я уйду в отпуск, – решила Жанна вчера вечером, когда они уже сдавали аптеку на пульт охраны.

– В отпуск?! Сейчас?!

Катькину вечернюю сонливость как рукой сняло. Она вытаращилась на подругу, даже потрогала ей лоб тыльной стороной ладони.

– Я не заболела, Кать, – поморщилась Жанна. – Просто не могу сейчас быть на людях. Не могу!

– А в одиночестве, думаешь, тебе лучше будет? – вздохнула Катя Земцова, ставшая ей в трудную минуту самой настоящей подругой. – Стены сожрут, Жанка!

– Не сожрут, – упрямо мотнула она головой. – Так лучше для меня, поверь. Так мне не придется делать вид и притворяться, что все замечательно.

– А на самом деле не так? – наивно распахнула глаза Катька, искренне считавшая, что если с глаз долой, то из сердца уж непременно вон.

– Нет, не так. – Жанна потащила ее к машине.

– Но ты же, Жанка, не любила его будто бы, Сашку своего?! Ты же просто жила с ним из благодарности и…

– Это ты так думала, – перебила она, впихивая Катьку на пассажирское сиденье. – И меня так думать заставила. На самом деле… На самом деле оказалось, я любила его. И мне сейчас очень больно, очень!

– Это пройдет, Жан, обязательно пройдет. Время лечит.

– Вот я и хочу это самое время пересидеть дома. Чтобы оно меня лечило вдали от посторонних глаз…

Сколько должно пройти времени для полного восстановления ее душевного равновесия, Жанна не знала. Но за день ничего не изменилось, и она даже пожалела о своем скоропалительном решении. Все так же ныло и страдало все тело, будто температура его поднялась до сорока градусов. Она даже за градусник схватилась, полагая, что простудилась и болит все как раз по этой причине. Но… тридцать шесть и шесть, хоть убейся. И давление было в норме. И язык розовый, как положено ему быть у здорового человека. Что-то пила на ночь и утром, что-то успокоительное и не очень серьезное, не вызывающее привыкания, но не помогло. Все тело по-прежнему болезненно выкручивало, сердце колотилось, а глаза застилало слезами.

– Как ты мог так поступить со мной, Саша??? – ревела Жанна над его футболкой, которую он оставил в ванной, перед тем как выйти из ее дома навсегда. – Почему я??? Почему именно я??? Любил ли ты меня вообще когда-нибудь?!

Она ложилась в обнимку с его футболкой на диван в гостиной, закрывала глаза и начинала перелистывать календарь из тысячи девяноста пяти дней, прожитых ими бок о бок. Придиралась к каждой мелочи, казавшейся ей прежде незначительной. Анализировала каждый Сашин промах, каждое свое негодование, каждую их размолвку. И…

И не находила ни единого намека на то, что он ее не любил, что обманывал, проводил время с какой-то еще женщиной!

Все казалось идеальным! Да и не казалось, оно и было именно таким. Он заботился, лелеял, пестовал свою девочку, придумав ей нежное, светлое имя. Он никогда не позволял ей расстраиваться. Он предостерегал ее от возможных опасностей.

А сам вот не уберегся! Как же такое могло с ним случиться, как?! Он же был очень осторожным. И почему, если он занимал такое высокое положение в обществе, с ним рядом в тот момент не оказалось охраны? А она, сидевшая всего лишь в каких-то двух метрах позади его машины, не предугадала, не смогла помочь, спасти…

Хотя что она могла в тот момент сделать? Закричать, поднять шум? Так она и представить себе не могла, да и не поверила бы ни своим глазам, ни чужим утверждениям, что этот лощеный мужчина за рулем и есть ее гражданский муж Саша. Подумала бы сразу, что они очень похожи, и все.

– Сашенька… – шептала она, захлебываясь слезами и пряча лицо в его футболку, все еще пахнущую его телом, его одеколоном и немного пеной для бритья. – Как ты мог так со мной поступить, как?! Я же… Я же, оказывается, любила тебя, да!!!

Имея – не ценим, потерявши – плачем. Вот уж истина народная не соврет, не даст усомниться. Не очень-то она и ценила их отношения. Не очень-то дорожила. Катька, конечно, тоже молодец – масла в огонь подливала.

Не той масти Саша казался ей! Недостоин Жанкиного высокого полета! Ей бы вот того-то и того-то, который бы ее то-то и то-то.

А зачем ей, спросила?! Ее все устраивало, как оказалось, все! И чрезмерная забота Саши о ее здоровье, и опека его. Стоило ей немного простудиться, как он тут же летел в аптеку и покупал самые дорогие лекарства, заставлял ее парить ноги и делал массаж стоп.

А уж как он переживал за ее безопасность! Все-то ему казалось, что Жанну на каждом углу подстерегают злоумышленники. Велел бросать сумку и не цепляться за нее, если кто-то попытается выдернуть ее из рук. Не бежать за тем, кто вдруг отнимет у нее мобильник. И уж ни в коем случае не пытаться остановить преступника, пытающегося угнать ее машину.

– Не смей! – испуганно округлял Саша глаза и грозил ей пальцем. – Это все мусор, это все наживается, для меня главное – ты…

Оказалось, что главного в его жизни было очень много. И жена, и дочки, и бизнес. Интересно, какое все же место отводилось Жанне? Подпольное главенствующее или?..

И она снова заливалась слезами, забывая есть, пить, спать.

Вспоминая о его страхах насчет ее безопасности, тут же задавалась вопросом: а как бы Саша отреагировал, узнай он о визите киллера в их двор, а? Испугался бы насмерть или…

В том, что возле подъезда Жанна столкнулась с тем самым парнем, который убил ее мужа, пускай и гражданского, она почти не сомневалась.

Это Бойцов нашел объяснение поведению того малого, что подбирал ее вещи со снега. Ему так выгодно было. Не нужна была лишняя головная боль еще и с Жанной. Его за убийство Сырникова трепали по полной программе. Вот он со снисходительной улыбкой и выдавал ей версии, освобождающие его от писания протокола, от расследования.

Зачем? Кого волнует ее безопасность? Кто она такая? Она простая девушка, которую очень искусно целых три года обманывал Сырников. Но этот обман ведь к делу не пришьешь, не так ли? Ей просто надлежало с этим жить. Так, кажется, посоветовал ей Бойцов? Хорошо еще, что подозреваемой ее не назвал в заказном убийстве. Хотя эта версия может быть у него на очереди. Вот не найдут убийцу и заказчика, непременно к ней прицепятся. Не вдову же им трепать своими подозрениями.

И зачем она только пошла к нему со своими жалобами на неверность Саши, зачем? Помчалась, едва успев проснуться! Зачем? Не стоило. Тут еще парень этот странный возле подъезда. Скорее с перепугу она к Бойцову подалась.

Жила себе жила в золоченой скорлупе, ни о чем таком не думала. Раздражалась даже на Сашу, когда он о маньяках ей ужасы рассказывал и статьи из газеты цитировал. Его опека казалась ей лишней. А как осталась без всего этого, так и растерялась. А от растерянности до панического страха всего пара шажков.

– Жанка, привет, – на фальшивом подъеме поздоровалась с ней Катька, исправно звонившая ей два раза в день: утром и вечером.

– Привет, – хриплым голосом отозвалась Жанна.

– Как дела, что делаешь? Тут на днях в Доме кино…

– Кать, не начинай, – взмолилась Жанна и всхлипнула. – Ты позвонила? Узнала, что я жива и здорова, не повесилась и не отравилась, что еще?!

– Ты, может, и жива, но не совсем здорова, – проворчала Катерина. – Так и в психушку недолго загреметь! Ревешь небось?

– Реву, – призналась Жанна и вытерла мокрое лицо Сашиной футболкой. – Плохо мне без него, Кать!

– Понимаю.

– Ладно бы он просто обманывал меня, так его еще, мерзавца, и убили!!! – И она зарыдала в голос. – Я ведь теперь никогда его больше не увижу, Катя-аа!!! Никогда!!!

– Ну а увидела бы, и что? – Катька вдруг тоже подозрительно засопела носом. – Что сказала бы? Саша, возвращайся?! А он вон и не Саша вовсе, а…

– Катя-аа!!! Я тебя прошу-уу!!! – завыла Жанна, катаясь по дивану с телефонной трубкой и футболкой в обнимку. – Не начинай!!! Он бы, может, со временем вообще ко мне перебрался бы, а так…

– А так что?

– А так у меня никакой надежды, никакой!!! Я ведь больше никогда его не увижу, никогда! Я психанула на него и даже не поцеловала, когда из дома выходила, не попрощалась с ним!

– А это… Жан… – Катька вдруг замялась неуверенно, а потом спросила осторожно так, с подходом: – Жан, а хотела бы попрощаться-то?

– Ты это к чему? – Она тут же села с выпрыгивающим из груди сердцем на диване, еще не понимая, куда та клонит.

– Я тут узнавала по своим каналам… Похороны завтра, – призналась Катька. – Затянули в связи с убийством и трудно продвигающимся расследованием, и тело долго не отдавали родственникам. Теперь вот… Завтра, Жанка, его хоронить будут.

– Кого??? – Судорога тут же вывернула колени и ударила в затылок так мощно, что потемнело в глазах. – Кого завтра хоронят, Кать???

– Как кого, как кого, чего дурочку-то включаешь? – заорала Катька со слезой в голосе. – Сырникова твоего!

– Сырников не мой, – ледяным тоном отозвалась Жанна.

– Хорошо! – отчетливо скрипнула зубами подруга. – Завтра хоронят твоего Сашу. Такой вариант тебя устраивает?!

– Нет! – закричала не своим голосом Жанна. – Меня устроило бы, чтобы он был жив, жив, понимаешь?!

Катька еще минут пять терпеливо ждала, когда Жанна выплачется, накричится и обессилет. Потом снова спросила:

– Так мы идем или нет?

– Завтра? – сипло уточнила Жанна.

– Завтра.

– Во сколько?

– К полудню надо быть на кладбище. И что скажешь?

– Я заеду за тобой, Кать. Завтра в десять заеду. Но надо как-то… как-то незаметнее нам с тобой быть, чтобы ни у кого не возникло вопросов и… Я боюсь подходить!

– Не подходи. Душу свою потешишь, поплачешь рядышком, и то хорошо. Все, жду тебя. А вопросы… Вряд ли они возникнут, милая. Там будет не до тебя.

Но вопросы возникли. И прозвучали они из уст вдовы в самое неподходящее время, когда все уже было закончено и народ начал пробираться по плохо расчищенной дорожке к выходу с кладбища. И Катька с Жанной, переглянувшись, решили уже, что им удалось затеряться в общей толпе и остаться незамеченными.

– Кто это, Стас? – поинтересовался женский голос за спиной Жанны, когда они под руку с Катькой медленно брели за чьими-то спинами. – Узнай немедленно: кто эти дамы? Мне надо с ними поговорить. Пускай едут с нами на поминки. Там, все там…

Подруги, конечно же, не собирались никуда ехать. Собирались тихо посидеть в кухне Жанны, помянуть неверного, поплакать и разойтись. Но путь к машине неожиданно преградила пара здоровенных молодцев, очень похожих на тех, чьи фотографии без конца подсовывала Жанне Катька. Разница была лишь в том, что эти двое были в черных пальто, а не в плавках.