Текст книги "Домовенок Кузька и волшебные вещи"

Автор книги: Галина Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Галина Владимировна Александрова
ДОМОВЕНОК КУЗЬКА И ВОЛШЕБНЫЕ ВЕЩИ

Художник А. Шахгелдян

Глава 1
ЗУБЫ БОЛЯТ – ЩЕПКИ ЛЕТЯТ

Домовые, в отличие от людей, встают рано-рано, чтобы до рассвета все свои дела переделать. А потом выходят на порожек, чтобы посмотреть, как солнышко из-за леса встает. Сегодня Кузя поднялся засветло, ведь ему предстояла дальняя дорога, а дел в доме было еще невпроворот.

– Ой, дела-дела, непеределочки! – причитал он, топоча из угла в угол. – Зола не убрана, печь не топлена, каша не варена!

Пыхтел-пыхтел, бегал-бегал, а глянь – все успел. Расторопный домовой, молодой еще. Но, кроме дома, есть еще и сад-огород да хлев со скотинкой. Как это все бросишь да оставишь? А потому, как только в светелке стало чистенько да опрятненько, Кузя через кошачий лаз выбрался во двор и принялся за работу там. На крылечке зажегся дежурный светлячок – чтобы веселее работать было.

А Кузя уже шуршал на грядке, попискивал от холодной росы, которая попадала ему за шиворот.

– Бр-р! Так и косточки свои молодецкие застудить можно! – поругался на росу Кузя и принялся считать листки на капусте.

– Один да один – два, два да один и еще один… Уф! – умаялся Кузька. – Все одно, все едино – не доросла еще наша капустка. Значит, до осени еще далеко.

После Кузя погрозил кулаком наглой гусенице, которая уже примеривалась откусить добрый кусок на другом капустном кочане. Гусеница сморщила свой зеленый нос и стала плакать:

– А-а-а! Што ше я делать бу-дууу! Я ше кушать хошу-у-у!

– Вот беда-беда, огорчение! – покачал головой домовеночек. – Это что ж выходит? Если ты будешь сытая – мои хозяева будут голодные. А если ты с голода умрешь – это негоже.

И Кузька схватил голодную гусеницу за хвост и потащил ее по тропинке к калитке. За калиткой росли сорняки и просто зеленая травка. Кузя положил притихшую гусеницу под лопуховый лист и велел:

– На вот, ешь. А к нам на огород – ни-ни. А то в другой раз я тебя спасать не буду.

Гусеница радостно захрумкала лопухом, а Кузя побежал в хлев, чтобы рассказать корове, где сегодня трава будет слаще. Быстро-быстро вскарабкался он на ее большую пеструю спину, пробежал по голове и повис на ухе.

– Эй, Зорька! – закричал он что есть мочи – корова была глуховата. – Зорька! Проснись!

Зорька проснулась и промычала:

– Ну, чего тебе еще, несносный ты клоп?

– На себя посмотри, – обиделся было Кузя, да вспомнил – у него с утра пораньше тоже настроеньице было – не подарок.

– Ты вот что, Зорька. Сегодня за реку не ходи – там трава порыжела, я вчера проверял. Ты сегодня сходи на опушку, там дед Микула вчера мед собирал, да пролил. Так там трава до сих пор сладкая.

– Му-у! Спасибо, – сказала корова и снова заснула.

А Кузя спрыгнул на землю и размечтался, как надоят сегодня сладкого молока, а он пенки снимет и на горбушку намажет… И от таких мечтаний даже в животе лягушки заквакали – так кушать захотелось.

Но кушать было уже некогда – далеко-далеко зарозовела верхушка самой высокой сосны. Того и гляди солнце выкатится и всех перебудит. Надо уже в путь-дорожку собираться да идти потихонечку.

Так Кузя и сделал. Собрал в котомку немножко каши, немножко крошек от пряника, немножко шкварочек и пошел в лес.

А что же домовенок забыл в этом самом лесу? Разве там не лешие с лешатами управляются? Разве там не дикие звери хозяйничают? Так-то оно так, да не так. Потому что в этом лесу домовенку все были рады, все там ему друзья да приятели. Но сегодня Кузька в лес пошел не для того, чтобы поиграть в горелки да подразнить кикимор. Сегодня у Кузеньки было важное дело.

* * *

Вчера вечером, когда он в лапту с домовенком Ваней и шишигой Анютой играл, сорока на хвосте принесла бересты кусочек. Села сорока на забор и стала черным глазом Кузю рассматривать. Он было думал, что она на блестящий наперсток нацелилась, который бабка Настя в траву уронила, и стал сороку прогонять.

– Экий ты невежа! – сказала сорока. – Я тебе новости на хвосте принесла, а ты меня гонишь. Вот улечу обратно в лес, и ничего ты не узнаешь.

– Ладно-ладно, – сказал тогда Кузя. – Давай сюда свои новости, а тебе – так и быть – мятных крошек насыплю.

Сорока перестала обижаться, спрыгнула на землю и даже разрешила шишиге Анюте себя погладить, пока Кузя от ее хвоста бересту отвязывал. На бересте были письмена, которые только Кузя разобрать и мог. Он нахмурил свой лоб и стал разглядывать нацарапанные острой палочкой рисунки.

– Все ясно, – сказал он Ване. – Баба-Яга опять сухарей переела и зубом мучается. Надо идти, а то снова дом для хорошего настроения поломается.

Кузя знал, про что говорил. Были у Бабы-Яги два дома – один для хорошего настроения, другой – для плохого. В одном Баба-Яга была приветливая да хлебосольная, а вот во втором – лучше близко не подходи. Поймает, зажарит и… ну, не съест, конечно, но все равно будет неприятно.

Баба-Яга жила в этих домиках по очереди, и поэтому в лесу была тишь да гладь, и никому от этого хуже не было. Но случалась иногда такая беда: заболит у Бабы-Яги что-нибудь или потеряет она свои очки. Тут у нее портилось настроение надолго, и спасенья от этого не было никому. Ноет она, плачет, ворчит с утра до ночи, даже птицы с деревьев от усталости падают – так это тяжко слушать.

А если у Бабы-Яги надолго испортится настроение, так она из своего злого дома неделями не выходит. Второй домик стоит в это время пустой да сиротливый. И печка в нем вскоре гаснет, и пироги черствеют, а окошки становятся грустные-прегрустные, и начинается дождик. Домик для хорошего настроения начинает хандрить да скучать по Бабе-Яге, и так ему от этого плохо, что начинает он разлаживаться да ломаться. И если этому не помешать, то вскоре случается страшное – вместо двух разных домиков получаются два одинаковых.

И если Баба-Яга свои очки найдет и зуб залечит, она все равно стонет, ноет да ворчит. А что же ей делать, если теперь у нее два дома для плохого настроения?

Помнит Кузя, как это было в прошлый раз. Если бы он с Лешиком вовремя домик не спас, не отмыл, не отчистил, да не напек бы блинов, стал бы лес злым и заколдованным, и жила бы в нем злая Баба-Яга.

Вот поэтому-то Кузя так торопился и спешил. Никак нельзя было позволить такой беде произойти.

* * *

На самой лесной опушке Кузю встретил Лешик – маленький лешонок, который Кузе был в лесу первый друг. Посмотрел Кузя на лешонка и ахнул: видать, и впрямь беда приключилась. Лешик был весь грязный, мятый, на голове трава пожухла, а хвост весь бинтами перемотанный.

– Кузя, Кузя! – запищал лешонок. – Баба-Яга совсем сбрендила! Никакого от нее житья нет! Мало того, что ругается, еще и подлости всем устраивает. То подножку поставит, то из рогатки птиц бьет. А мне вот видишь – хвост дверью прищемила. А говорила, пирога да-ам!

Лешик начал всхлипывать.

– Да что ж за наказанье такое! Вот утро так утро. Все-то плачут, все-то рыдают. Хватит реветь – и без тебя от росы мокро, – осерчал Кузя. – Ты лучше давай рассказывай, что приключилось. Опять зуб?

– Угу, – кивнул Лешик, вытирая последнюю слезинку.

– Ох уж этот зуб! Говорил я ей – надо лечить. А она знай себе орехи щелкает. Вот, дощелкалась. Ну что, пойдем?

И они зашагали к волшебной речке, откуда до домика Бабы-Яги было рукой подать. Не успели друзья дойти до дома для плохого настроения, как уже поняли: Бабе-Яге тяжко приходится. Такой шум-гам в доме стоял, такой вой и ор, что деревья листья сбросили, а птицы на юг полетели – только бы не слышать этого.

– Ой-ей-ей! – стонала Баба-Яга. – Ах-ах-ах! Бедная я, бедная!

И – тр-рах горшком в стекло! Вот такой у нее был скверный характер: если ей нехорошо, то вокруг всем плохо должно быть.

Кузенька проследил, как чугунок по земле катится, кузнечиков распугивает, и задумался.

– Ой, Лешик, – сказал он другу. – Что-то страшно мне даже к дому подходить. Того и гляди зашибет.

И точно – вслед за горшком полетела кочерга. Лешик тоненько вздохнул и присел на кочку. Кузя присел рядышком и тоже задумался. Думал-думал и ничего не мог придумать. Тут в ясном небе раздался гром, и друзья удивленно посмотрели на небо. По небу пробежала заблудившаяся тучка и сразу скрылась за горой. И тут Кузя закричал:

– Я придумал, придумал! – и стал другу на ухо шептать – как бы кто не подслушал.

А хитрый план Кузьки был вот какой. Раз Баба-Яга так разбушевалась, что ни в дверь не войдешь, ни в окно не влезешь, оставался только один путь – через трубу. Труба у Бабы-Яги была знатная, широкая. Она сама по молодости через нее на метле летала, а теперь стала большее пешочком ходить. Ничего не поделаешь – возраст. Вот через эту самую трубу и собрался Кузя проникнуть в гости к Бабе-Яге.

Так он и сделал. Забрались они на крышу, Кузя одним концом кушака перевязался, а другой велел Лешику крепко-накрепко держать и ни в коем случае не выпускать. Крякнул Кузя и полез в эту страшную, черную от копоти трубу. Лез, лез и долез. Отвязал пояс и стал в заслонку стучаться.

Баба-Яга так удивилась, что кричать-свистеть перестала.

– Вот старость – не радость, – пробормотала она себе под нос. – Уже что ни попадя кажется да слышится.

Кузя услыхал это, да давай Бабу-Ягу запугивать!

– Угу-гу-гу! – завыл он диким голосом. – Ты почто, Баба-Яга, шалишь да балуешь? Кто тебе разрешал лес баламутить, зверей да леших пугать?

– Батюшки! – Баба-Яга от страха даже на стол с ногами забралась – такого она еще не видела, не слышала. – Кто ж это такой грозный у меня в печи завелся?

– А я самый главный из главных начальников над всеми Бабами-Ягами! – еще страшнее завыл Кузя. – Неужто ты меня не узнала?

– Ой, – еще больше забоялась старуха. – Что-то я вас не припомню.

– На собрания надо ходить! – упрекнул Бабу-Ягу «начальник».

– Правда ваша, – вздохнула Баба-Яга. – Давно я с сестрами своими не виделась…

– Ну, рассказывай, почему свою работу в лесу не выполняешь, а только все портишь?

– Ой, батенька! Как же работать-то – я болею.

– Заболела? Полечись, – строго сказал Кузя.

– Да как же мне лечиться-то? Все доктора меня боятся…

– Сама виновата. Нечего было заезжего лекаря в колодец вверх ногами засовывать.

– Так я ж шутя…

– Юмор у тебя, бабушка, какой-то опасный. Он потом всем рассказал, как его в наших краях принимали.

– И что ж теперь делать-то?

– Ну, вот что. Я хоть и по другой специальности, но тебе помогу. Ну-ка попробуй к щеке сало приложить.

– А поможет?

– Ты приложи, приложи, а там поглядим.

Баба-Яга слезла со стола, нашла в кладовке сало и стала его к своей щеке веревочкой привязывать. Привязала и села возле печки. Сидит и ждет, когда зуб пройдет.

– Ну? – забасил из печки Кузя. – Не болит?

– Ой, болит-болит!

– Тогда надо вырывать.

– Как вырывать? Зуб? Любимый, единственную память от покойной бабушки? Да ни за что! – сказала Баба-Яга и на всякий случай отодвинулась от печки.

– Ну, тогда придется тебя из леса выселить, а на твое место взять ведьмочку – она с твоей работой лучше справится.

Тут Баба-Яга не на шутку испугалась. Куда же она из лесу-то пойдет? Как же она без домиков жить будет?

– А может, не надо? – еще раз с надеждой спросила она у строгого начальника.

– Надо, – отрезал тот.

Баба-Яга достала из кармана маленькое закопченное зеркальце и стала рассматривать свой больной зубик. Жалко его было – все-таки сколько лет рос! Но себя было жальче.

– Эх, все одно пропадать! – махнула рукой старуха. – Ну, говори теперя, как зуб рвать будем.

– Бери суровую нитку…

Баба-Яга выдернула нитку из подола и намотала ее на палец.

– …теперь завязывай на конце петлю и надевай ее на зуб. Только привяжи покрепче, а то толку не будет.

– Шделано, – прошепелявила Баба-Яга.

– Теперь бери нитку за другой конец и привязывай к дверной ручке.

– А это зачем?

– Привязывай, привязывай!

– Ну?

– А теперь сиди и жди, – сказал Кузя и стал дергать за конец пояса.

Лешик вытащил Кузю, всего черного от копоти, и они вместе быстро-быстро слезли с крыши и побежали на крыльцо. Там они вдвоем схватились за ручку и изо всех сил дернули дверь. Внутри домика раздался вой, и оттуда выбежала Баба-Яга, держась за щеку.

– Ах вы, негодники! – закричала она, увидев друзей. – А вот я вам!

– Бежим! – крикнул Лешику Кузька, увидев, как в руке у Бабы-Яги появился тяжелый веник.

И они побежали. Бежали они быстро-быстро, и старая бабушка за ними не поспевала.

И потому они первые добежали до домика хорошего настроения и юркнули внутрь. Домик еще не успел испортиться, и в нем было тепло, уютно и пахло пирогом с капустой. Как только Баба-Яга переступила через порог и увидела на столе чашки в горошек с горячим чаем, у нее веник из рук так и вывалился.

– Яхонтовые мои! Изумрудные! Бриллиантовые! Как же мне вас благодарить? Спасители вы мои!

Лешик с Кузей вздохнули с облегчением. А Баба-Яга стала тут же хлопотать, на стол собирать, друзей обнимать. Те чаю попили, уважили старушку и стали собираться.

– У меня еще дома хлопот невпроворот, – проворчал Кузя, слизывая варенье с ватрушки. – А вы тут больше не балуйте. Ты, Баба-Яга, зуб свой возьми, пойди в амбар, кинь через левое плечо и скажи: «Мышка-мышка, возьми зубик костяной, а дай золотой». И тогда у тебя зуб лучше прежнего вырастет.

– Правда? Лучше? И болеть не будет? Ах ты, моя пышечка, ах ты, моя ватрушечка! – и давай снова Кузьку щипать да за щеки трепать.

– Ну, спасибо этому дому, а мне некогда, – сказал Кузя.

– Спасибо тебе! – пропищал Лешик и долго стоял на пороге и махал Кузе мохнатой лапкой.

Глава 2
НЕПРИЯТНОСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Кузя торопился домой, чтобы поспеть к ужину. Он очень любил это время, когда вся большая семья собиралась за столом и никто не видел, как домовенок устраивался на крестовине под столом вместе с мышкой Дашей. Там они вдвоем прислушивались к разговору людей и уплетали за обе щеки пироги и плюшки, которые они утащили со стола, пока бабка Настасья крутилась у печки. Кузя видел, что сегодня бабка Настя поставила опару, и это означало, что ужин без пирогов не обойдется.

Спешил Кузька, даже на кочках спотыкался и в корнях путался. Добежал до своей деревеньки как раз тогда, когда солнышко за гору село. Затопотал по деревянному крылечку, шасть в щель, и уже дома.

Первым делом Кузька побежал к печке, смотреть, зарумянились ли у пирогов бока и не пора ли их вынимать. Глядь – что такое? Печка темная да холодная, а пирогами и не пахнет. Опара в углу из кадушки лезет, пыхтит – жарко ей, пора пироги лепить! А никто на нее и внимания не обращает.

– Что за чудеса! То ли бабка Настя заболела?

Побежал Кузя посмотреть, надоили ли с коровы сладкого молока и можно ли уже снимать пенки. И тут незадача – коровы-то в хлеву и нету.

– Батюшки! – схватился за голову домовенок. – Никак, корову нашу Зорьку волк съел!

Метнулся совсем уже огорченный домовенок в горницу, чтобы посмотреть, что хозяева делают. Наверное, горюют. Хозяева и вправду были в горнице, только никто не горевал. Все-все, и бабка Настя, и внучка Анютка, и кузнец Силантий, и соседи справа с собакой Жучкой, и соседи слева с кошкой Муркой, и даже петух Тотоша – все собрались.

Сидят ни живы ни мертвы и смотрят все в одну сторону, да так, что даже дышать забывают. Баба Настя веретено из рук выпустила, а в пряже кот запутался, да так и остался лежать неподвижно, только ушами прядает. Кузнец Силантий сапог тачал, да как дратву начал тянуть, так и не вытянул до конца. Анютка ложку в рот засунула, а кашу проглотить забыла. А соседи – пришли с подарками, а подарки подарить и забыли. Петуху уж давно кукарекать пора, а он сидит и гребешком своим красным не поведет. А пес улегся рядом с кошкой и даже не думает на нее рычать.

Что за странная напасть? Никто даже лучину зажечь не додумался. Да что еще за диво: лучина не горит, а светло в горнице. Балалайки вроде не видно, а откуда-то музыка доносится волшебная.

Страшно стало Кузеньке – никогда он такого не видел. Хотел он было убежать куда глаза глядят. Но Кузя был очень любознательный домовенок и решил сперва посмотреть, что же такое там светится да играет, отчего все молчат да не двигаются?

Забрался Кузя на ларь кованый, оттуда – на полку с расписными чашками. Там спрятался за глиняным горшком и осторожно стал подглядывать, что на самом деле происходит.

Посмотрел он и ахнул. На самой середине стола лежало серебряное блюдечко. Края точеные, ручки золоченые, все блестит да переливается. А по этому блюдечку яблочко наливное катается – красное, круглое, прозрачное. Так и хочется его за бочок укусить. И ладно бы это яблочко просто каталось по тарелочке. Как только оно круг описывало, так сразу на тарелочке появлялась картинка. Да не простая, которую на ярмарке продают – с русалками да лебедями, а самая настоящая живая картинка.

Были видны на тарелке и облака, которые по небу гуляют, и рожь, что на поле колосится, и девицы, что хороводы водят. А потом на тарелочке и не такое стало видно. Появились страны заморские, цветы небывалые, звери чудные и камни самоцветные.

И все эти красоты такие были настоящие, что даже Кузя так залюбовался, что чуть с полки вместе с кувшином не грохнулся. А потом опомнился, зажмурил глаза и закричал:

– Ой, чур меня, чур! Сгинь, напасть, за три моря, за четыре горы! Оставь тоска-морь нашу деревню!

Проговорил Кузя эти волшебные слова и снова глаза открыл. Не тут-то было. Яблочко как каталось, так и катается, картинки как двигались, так и двигаются, а все вокруг по-прежнему еле дышат, даже мухи жужжать перестали.

Закручинился Кузя, понял, что беда пришла небывалая. Сел он на ступеньку, кликнул мышку Дашу и стал ей жаловаться:

– Ой, Дашка, что же нам теперь делать? Хозяев наших заколдовали. Не могут они теперь ни ходить, ни говорить, ни кашу варить. Как же мы с тобой жить-поживать будем? Ведь помрем с голоду и холоду и некому будет наши косточки схоронить.

Мышка Даша только таращила свои глазки-пуговицы да пищала – такая была глупенькая мышка.

– Ну уж нет! – сказал себе Кузя. – Не бывать этому. Домовитый я али как? Надо за дело приниматься, на то домовые и существуют, чтобы в доме был порядок.

Легко сказать, а как сделать? Пошел Кузька по дрова. Давай полено из кучи вытягивать. А полено большое, сучковатое, тяжелое. Тянул Кузя, старался, лаптями упирался. Полено-то подвинулась, но тут и его братья стали шевелиться – тоже в печку хочется. Да так расшевелились, что вся поленница и посыпалась. Бедный домовеночек еле ноги унес – чуть его не пришибло. Взял он маленькую дровишку, что дальше всех откатилась, и потащил ее в дом.

Кое-как со своей ношей взобрался домовенок на крылечко, затащил полено в печку, а поджечь никак не получается – огниво-то у Силантия. Полез Кузя за огнивом, вытащил его из кармана, а кузнец даже и не шелохнулся.

– Ох-хо-хо! – огорчился Кузя. – Так с него можно и рубаху снять – не хватится.

Повозился Кузя с огнивом, разжег соломки и в печку засунул. А там как вспыхнет! Стоит Кузя с огнивом в руке, подпаленными ресницами моргает и понимает, что так дело далеко не пойдет.

Пытался он кашу подогреть да хозяев накормить. Но одно полено – не костер, быстро прогорело и тепла не дало.

– Будут ужинать холодной, раз такие лентяи, – сказал Кузя и начал кашу по тарелкам раскладывать.

Тяжело пришлось домовенку – ложка тяжелая, чугунок – еще тяжелее. А когда кашу разложил, стало еще страшнее: как их с печи стащить да к столу доставить? Думал домовенок, гадал, да так ничего и не придумал.

– Ох, помрут, помрут они с голоду!!! – снова запричитал-заплакал Кузенька.

Мышка Даша прибежала, стала пищать, утешать его, угощать сыром, что из мышеловки утащила. И понял Кузя, что никак ему самому без людской помощи с хозяйством не справиться. Тогда решил Кузя, что ночь он поспит, а завтра поутру отправится в соседнюю деревню, где жила вся его домовячья семья – Афонька, Адонька, Сюр, Вуколочка и много-много других домовых.

– Надо звать на помощь, а то скоро у меня ручки-ножки поотваливаются и горбик вырастет, – решил Кузя и лег спать за печкой.

Долго ему не спалось – все музыка мешала да свет, который от блюдечка разливался во все стороны. А хозяева все не ложились и не ложились.

Наутро Кузька проснулся от того, что музыка в тарелке заиграла еще громче.

– Проклятая бирюлька! – осерчал домовенок и полез на стол. Взял он тарелку да и столкнул ее на пол – пусть сломается.

Что тут началось! Люди стали кричать, собака рычать, кот шипеть, петух крыльями хлопать, а Анютка сразу реветь принялась. Только кузнец Силантий не кричал. Он встал, поднял тарелку с пола, сдул с нее пылинки и снова на стол поставил. А тарелка как ни в чем не бывало знай себе картинки волшебные показывает. Тут сразу все утихли, успокоились и стали снова в тарелку глядеть.

Кузя понял, что так просто с колдовством не сладить – слишком сильное оно было. Пошел в соседнюю деревню – домовых на помощь звать.

Пришел туда и видит: все его родственники-домовые по деревне мечутся, за головы держатся. Никто на Кузю и не смотрит – так все чем-то расстроены. Кузя побегал-побегал вместе со всеми, и надоело это ему. Поймал он домового, который так спешил, что все время падал. Глядь – а это Вуколочка, друг его закадычный.

– Вуколочка! Что вы все, как зайцы по полю, скачете? Или у вас опять соревнования?

– Кузенька! – всплеснул руками Вуколочка. – Уходи подобру-поздорову! У нас в деревне жители с ума сошли! Что делают, что творят!

Услышал это Кузя и обомлел: значит, и сюда добралась напасть-беда, и здесь всех людей заколдовал неведомый волшебник.

– А ну, покажи! – сказал он Вуколочке.

И друзья побежали к дому, откуда такой шум-гам раздавался, будто там у Бабы-Яги зуб болит. Пролезли домовята в щелочку и стали наблюдать.

А в избе народу – тьма-тьмущая. И все пляшут, аж пыль столбом стоит. Да так лихо пляшут, что, глядя на них, у Кузи даже пятки зачесались – так ему вдруг танцевать захотелось. И только он повел плечами, развел руками да притопнул каблуками, как вдруг веселая музыка сменилась на грустную. Тут все, кто только что свистел да топал, вдруг попадали, где стояли, и залились такими горькими слезами, что у Кузьки даже глаза защипало. Дети хныкали, бабы рыдали, даже мужики соленую слезу рукавом вытирали.

И только-только натекла лужа из горьких слез, как музыка снова поменялась, и на этот раз все затянули песню из ста куплетов и ста припевов. Кузя дослушал до двадцать девятого куплета и спросил у Вуколочки:

– Это что?

Вуколочка, который тоже тоненьким голоском подпевал хору, помотал головой и ответил:

– Напасть какая-то! Вон, смотри, в том углу.

Кузька посмотрел в угол и рот раскрыл. Лежали там гусли кленовые, расписные, с золотыми струнами и серебряными ладами. Гусли лежали себе в углу да тренькали потихонечку сами по себе. И так это у них хорошо получалось, что ни один гусляр так бы не смог.

– Уже день прошел, и ночь прошла, – жаловался Вуколочка Кузьке. – А они все то пляшут, то поют. Скотина не кормлена, огород не полот, пироги не печены. Домовые уж с ног сбились. Не знаем, что делать.

И рассказал Вуколочке Кузя про свою напасть. И решили друзья пойти за помощью в третью деревню, что поодаль стояла. Там жил их дядька Нафаня. Он был старый домовой и очень умный. Много на свете повидал и мог беде помочь, что-то дельное посоветовать.

К вечеру Кузя и Вуколочка добрались до дальней деревни. Деревня была большая да богатая. Много в ней было дворов, а в каждом дворе – большое хозяйство. Всякие-всякие здесь были животные – и коровы, и овцы, и козы, и свиньи, и птица была самая разная. А уж о полях, что окружали деревню, и вовсе нечего было говорить. С одного колоска можно было зерна намолотить на целый каравай хлеба – вот как славно было в этой деревне.

Да только что-то в ней было неладно. Подошли поближе домовята и удивились: хлеб в поле весь осыпался, скотина по лесам разбрелась, а все огороды бурьяном заросли. Дома покосились, дорожки песок занес, и тихо-тихо, словно нет никого.

Встревожились домовята и поняли, что и здесь случилось что-то страшное. Прошли они по деревне, поискали домовых, да никого и не нашли.

– Нафаня! – закричал Кузенька что есть мочи. – Нафаня!

И тут откуда-то послышался скрип да кашель. Из-под завалинки выбрался лохматый, худой и злой Нафаня.

– Ну, что орешь, что орешь? – пробубнил он, увидев племянника. – Видишь, нет никого.

– Как же нет, если ты есть? – спросил, чуть не плача, домовенок.

– Я-то есть, – согласился Нафаня. – А вот толку – нету. Скотина разбежалась, огороды позаросли. А братья-домовые разбрелись по белу свету – новую деревню себе искать.

– Нафаня, а что за напасть такая?

Закряхтел Нафаня, затрещал костями, вылез из своей берлоги и поковылял куда-то. Растерянные домовята за ним пристроились, и вскоре все втроем добрались до одного дома. Дом был самый большой во всей деревне. Раньше там гулянья устраивали и свадьбы праздновали. А теперь в доме лежал толстый-толстый слой пыли, а с потолка свешивались на тонких паутинках сердитые пауки и раскачивались – туда-сюда.

А из большой комнаты доносился странный звук, будто целая деревня громко храпела во сне. Да так оно и было: на полу, на сундуках, на матрасах вповалку лежали все местные жители и сладко спали.

– Это еще ничего, – сказал Нафаня. – Сейчас проснуться и завтракать будут. – И точно: стали люди ворочаться на своих местах, почесываться, глаза протирать. Вскоре все проснулись, загомонили.

«Сейчас в поле», – подумал Кузя, но ошибся.

Все, кто проснулся, лениво расстелили большую-большую скатерку и захлопали в ладоши.

И на скатерке в ту же минуту появились всяческие яства. Тут были и запеченные в сметане поросята, и гуси-лебеди с яблоками да гречневой кашей, и расстегаи с капустой и рыбой, и фаршированная щука, и бадейка меда, и крученики грибные, и капустка квашеная с клюквой, и сласти, и соленья, и печенья – всего и не перечесть. В общем, яства самые разные и все – вкуснейшие и свежайшие. Сели люди за длинный стол и начали трапезничать. Ели они, ели, а еда все не кончалась, а только прибывала. Кости под стол собакам бросали, кожуру в окно птицам кидали, и всё ели и ели.

Кузя сперва обрадовался такому изобилию и под стол полез по своей привычке. И сколько бы он ни тащил со стола всяческой снеди, никто этого даже не замечал. Наелся Кузька до отвала и сразу уснул.

А когда проснулся, увидел рядом с собой Нафаню, который сердито хмурился:

– Ай-яй-яй, негодник! У тебя в деревне беда, а ты тут уплетаешь за обе щеки и спишь по полдня, с боку на бок переворачиваешься. Вставай, лежебока, надо дело исполнять!

Устыдился Кузенька и понял, что за беда на Нафанину деревню навалилась. Видно, и тут побывал злой волшебник, и здесь жителям навредил.

Конечно, если еда не кончается, кто же станет в поле работать да за скотиной ходить? Вот все и едят да спят, животы отрастили и щеки на подушках отлежали.

Пригорюнились домовые, присели на завалинку и стали совет держать, как им от такого горя-несчастья спастись. Думали-думали и ничего придумать не могли. И тут Нафаня как стукнет себя по лбу звонко-звонко, домовые даже вздрогнули.

– Знаю я, кто нашей беде поможет. Живет в березовой роще Марфа-берендейка. Она все знает и все может – у нее книга волшебная есть. Айда к ней!

Домовята поспешили за Нафаней, и долго ли, коротко ли, пришли в березовый лес. В лесу хорошо, березки тоненькие, беленькие, а по ним солнечные зайчики скачут, аж в глазах рябит.

Нафаня снял свою шапку и поймал одного зайчонка. Взял его в руку и спрашивает:

– Зайка-зайка, где Марфу-берендейку найти?

Зайчик замигал от испуга, даже солнечный язык позабыл. А потом посмотрел вокруг и понял, что люди – добрые и не будут его в сыром колодце запирать или в темном чулане держать. И отвечает он им тоненьким голоском:

– Марфа на озере, из тины платье прядет и русалкам басни рассказывает. Пойдемте провожу.

И запрыгал зайка по березкам, а за ним и все его братья увязались. Так что скоро перед домовятами целая стайка ярких зайчат прыгала.

И вот впереди показалось маленькое лесное озеро. Зайчики как увидели его, так с разбегу в воду и попрыгали. И вода заискрилась, засверкала, а серебряные рыбки радостно пустились в пляс.

Только не радовала домовых вся эта красота. У людей – радость, у домовых – горе. Заметила их грустные лица и Марфа-берендейка, что на берегу сидела, а косу в воде мочила.

Марфа и вправду новое платье из тины ткала, русалкам веселые басни рассказывала, но как только домовят увидела, сразу работу отложила и русалкам велела притихнуть.

– Отчего вы такие хмурые? Отчего белый день своей грустью черните? Откуда вы такие явились, и что вам от меня надобно? – так спросила Марфа.

Поклонились ей в пояс домовые, и Нафаня, как самый старший, стал речь держать:

– Ты прости, Марфа-берендейка, что мы тебе погожий денек испортили. Но мы к тебе не баловать пришли, а за советом. Подскажи ты нам, домовым, как нам дальше жить-поживать и что теперь делать?

– Да как же вам жить? По-прежнему и живите – людям помогайте, за хозяйством следите да сказки сочиняйте.

– А коли люди наши заколдованы, да так, что мы им ничем помочь не можем?

И рассказали домовые, каждый по очереди, что в их деревне случилось-приключилось. Внимательно выслушала их Марфа, да так нахмурилась, что даже на солнышко тучка набежала, зайчики под кувшинки попрятались, а русалки в воду плюхнулись.

– Да, беда ваша серьезная. Но я, наверное, смогу помочь – не делом, так советом. Знаю я те вещи, из-за которых у вас все так плохо стало. Только вот в книге своей посмотрю.

Сказала так и достала из-за складок своего широкого платья огромную книгу. Открыла ее, полистала и стала читать.

– Ну вот, – говорит. – Теперь я точно знаю, как вашу беду звать-величать. Это наливное яблочко на серебряной тарелочке, гусли-самогуды и скатерть-самобранка. Так называют волшебные вещи, которые и в сказках описываются. Только давно-давно потеряли их люди из-за того, что в сказки верить перестали. Но вот кто-то их нашел и в ваши деревни принес. Кто принес, тот и забрать должен. А как заберет, все станет по-прежнему. Вот и весь мой сказ.

– А кто же их принес? – хором спросили домовята.

– А вот этого в книге не написано, – сказала Марфа-берендейка. – Это вы сами узнать должны.

Сказала так, хлопнула в ладоши, в сойку превратилась и улетела.

– Улетела, – пробормотал Вуколочка. – Только платье и осталось.