Текст книги "Честь имею… Или все-таки поимели меня?!"

Автор книги: Галина Синекура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Инициатива – еще та проказница

Ура, я принимаю участие в освещении реальной сенсации! Через неделю бабуле-ветерану уголовного розыска исполнится сто лет. Почти половину своей жизни она посвятила работе в легендарном подразделении. До сих пор находится в светлом уме и хорошей памяти, чего-нибудь интересного можно будет у нее выведать. Я еще никогда не общалась с человеком, который так долго жил на этом свете. Уж она, вероятно, хоть приблизительно знает, в чем смысл нашей жизни.

Титулованную бабулечку поздравит сам генерал, и я тоже буду участвовать в торжественном мероприятии. Мне поручили одну из самых ответственных задач – написать очерк о ней. Удачно, что больше ни у кого в отделе новостей нет профильного журфаковского образования. Красочный материал с элементами экспрессии больше никто не напишет, поэтому мне ни с кем не надо конкурировать – эта сладкая задача априори может быть только моей.

– Свяжись с приемной начальника уголовного розыска, возьми телефон дочери бабушки. Узнай все про ее молодость, службу, семью, – велит мне моя начальница.

С радостью берусь за дело. Дочь героини будущего очерка очень рада моему звонку, мы довольно долго и подробно беседуем. То с ней, то с ее мамой. Хотя бабуля сама многое помнит и вполне хорошо излагает свои мысли, дочка все равно очень хочет добавить свои воспоминания. Например, о том, как мама допоздна была на работе, а она смотрела на темную улицу, прижавшись носом к оконному стеклу. Девочка скучала и тосковала по маме, но не позволяла себе капризничать и упрекать, потому что знала – она занята важным делом, помогает уничтожать жулье, расплодившееся после войны.

Представляете, какие уникальные эмоции меня переполняли: мой собеседник – ровесник века. Многие в гораздо более юном возрасте забывают о том, кто такие они сами, кто вокруг них и где они находятся. А бабуля прекрасно помнит, чем занималась семьдесят с лишним лет назад, и кому это было нужно.

Так, однажды она готовила ориентировку на опасного рецидивиста, подавшегося в бега. От этого субъекта всего можно было ожидать, он мог безжалостно убить любого, добывая себе ценности. Понимая, что от того, насколько тщательно она сможет словесно обрисовать внешность и повадки преступника, зависит то, как скоро его задержат и оградят мирных граждан от случайной встречи с ним, девушка максимально торопилась выполнить задание и старалась не упустить ни одной детали.

Изучая его особые приметы, она нашла информацию о том, что в одной из татуировок, на тыльной стороне его ладони, содержится матерное слово. Неприличный момент, способный смутить молодую и незамужнюю на тот момент девушку. Но принципиального и грамотного милиционера, коим она являлась на службе, это не покоробило. Вместо того, чтобы покраснеть и забыть этот неприятный факт, она указала его в первых строчках, понимая, что такие татуировки вряд ли могут быть у многих людей. Ориентировка получилась подробной, сразу вызывала визуализацию, что очень ценно для розыскных мероприятий. Рецидивиста удалось задержать буквально через несколько дней – он курил около сберкассы, и именно по необычной татуировке его узнал бдительный прохожий. Мужчина бегом помчался в ближайшее отделение милиции, там тоже быстро отреагировали, после чего на опасного субъекта надели наручники.

Эти и другие подробности служебной деятельности бабули очень меня впечатлили, я уже красочно представила себе, с чего начну свое повествование, как выстрою сюжетную линию, добавлю чувства и переживания… Общаясь, я попутно набрасывала текст. Почувствовала, что для полноценного воплощения моего документально-художественного замысла не хватает еще одной, наверное, даже самой важной детали. Да и лично для себя мне хотелось выяснить еще один момент, чтобы он прозвучал более четко.

– Что двигало вас вперед? Что не давало никаким трудностям, включая реальные холод и голод, сломить ваш дух и довести до отчаяния?

Бабуля задумалась буквально на пару секунд. Будто ответ на этот вопрос хорошенько разучен ею давным-давно, поэтому нет нужды что-то вспоминать или выдумывать.

– Я старалась ко всем хорошим и порядочным людям относиться по-доброму, и они отвечали мне тем же. И тогда я не чувствовала, что на мне одной лежит что-то непосильное. Мне всегда кто-то помогал, а я помогала кому-то.

Меня очень взволновало все услышанное, а это – в особенности. Я даже крепко зажмурилась, не выпуская из-под век слезинки. Несколько минут после разговора я сидела с закрытыми глазами и будто перенеслась в один из кабинетов в этом сером здании, в ненастный день первой послевоенной осени. Молодая девушка миниатюрного телосложения сидит за столом, около нее несколько таких же молоденьких оперативников. Давно стемнело, в здании не топят. Они сидят, поплотнее укутавшись в какие-то то ли куртки, то ли плащи, которые достались им, бог знает, с каких плеч. Изучают документы, переговариваются. Разламывают буханку серого ноздреватого хлеба, поровну делят его и медленно жуют, наслаждаясь каждым кусочком.

Из путешествия по чужому прошлому меня возвращает крик:

– Галя, быстро иди сюда! Что ты за полдня сделала полезного?

Кстати, я не слышала, чтобы подобные вопросы задавались еще кому-то. Только мне. Ну, да ладно. Бабуля со своими коллегами еще более жуткие времена пережила. И я тоже обязательно переживу, выживу и пойму, почему моя жизнь складывается вот таким образом.

– Почти закончила писать очерк, через минут сорок будет готов полностью, еще чуть деталями надо насытить и вычитать. Фотографии послевоенных лет бабулина дочка мне прислала, – последовательно докладываю я обстановку. Глаза, в упор наблюдающие за мной, пока что голубого цвета. – Кстати, бабушка с трудом передвигается, ее дочка говорит, что к нам они не приедут, это точно. К себе в гости ждут.

Глаза становятся зелеными. Меня охватывает ужас. Что не так я сделала? За те короткие мгновения перед тем, как на меня снова начнут истошно орать, я успеваю ощутить горечь от катастрофического предположения. А вдруг, я полностью профнепригодна и напрасно все эти годы мечтала о службе, демоны меня, что ли запутали? В такой тотальной несуразности уже и в демонов поверишь. У меня совершенно ничего хорошего не получается. Может, во мне чего-то важного не хватает, потому именно со мной так непотребно обращаются? Я второй месяц здесь, а результат при этом самый отвратительный. Из остроумной мечтательницы я превратилась в запуганную моль, которая подпрыгивает и бежит стремглав на звуки голоса. Каждое утро, когда я сюда еду в автобусе, не могу не содрогаться от предположений о том, какое очередное испытание меня ждет в сером здании.

– Скажи мне, пожалуйста, такую вещь, – не угадала я. Нет, она не кричит, а шипит тяжелым, раздавливающим голосом. – Кто тебе давал указание спрашивать о том, приедет она к нам или нет?

Это какая-то полнейшая белеберда! Это вообще возможно в 21-м веке, в стране развивающейся демократии, между потомками народа, из века в век побеждавшего всех врагов? Разве я причинила вред нашему общему делу? Я выяснила важную информацию, благодаря которой мероприятие не сорвется.

– Я не спрашивала специально, ее дочь сама мне сказала об этом, – это просто какой-то страшный и стремный сон, так не бывает в реальном мире! За что, за какую оплошность она сейчас так мастерски заставляет меня чувствовать себя никчемным ничтожеством?

– Я еще раз спрашиваю: кто тебе давал такое указание? – эта фраза летит в меня, как удар хлыста по лицу. У меня горят щеки. За всю свою вполне взрослую жизнь я не испытывала таких крайних волнений, чтобы понять смысл книжного выражения «у нее загорелись щеки». А сейчас вполне понимаю.

– Никто, – тихо говорю я.

– А теперь иди и пиши очерк. И не надо лезть туда, куда не просят.

Я иду и пишу. Нет, пытаюсь писать. Выжимаю из себя импульс, который заставляет рождать мысль, чтобы я перенесла ее на вордовскую страницу. Меня трясет от неясных и неприятных чувств. Что происходит?

– Галя, зайди ко мне.

Повелевающий моим жалким организмом голос отрывает меня от мысленных ощупываний извечных вопросов «зачем» да «почему». Слава богу, что успела дописать, вычитать и распечатать текст. Начальница будто в магическом шаре узрела все, что со мной происходило и без уточнений того, закончила ли я, просто скомандовала:

– Дай мне текст.

«Доработка» очерка происходит по той же схеме, которую я описывала ранее. Унизительные риторические вопросы, указывающие на мою профнепригодность, перестановка слов, слишком громкий тон. У меня ощущение, что я сплю. Это нормально, что человека так юзают, как сантехнический ершик, зная, какую он получает зарплату? Я сюда пришла служить высоким идеям, а мне дают понять, что таким здесь не место. Мне остановиться и уйти? И что я буду отвечать на подколки знакомых о том, почему так ненадолго меня хватило?

Может, спросить у начальницы напрямую, чего она хочет от меня добиться такими методами? Нет, не спрошу. Я слишком ее боюсь. Боюсь, что она действительно велит мне пойти прочь. И что тогда мне делать? Шла к мечте, добрый дядя генерал пожалел и помог, чуть в сени запустил, чтоб босая на улице не мерзла. А злая тетя полковник выгнала обратно. Это итог всех моих усилий? Мне, ко всему прочему, двадцать семь лет. На службу в полицию принимают до тридцати пяти. Если я уйду, убегу от трудностей, позволю себя выгнать, второго шанса у меня, скорее всего, уже не будет. Значит, стоит терпеть дальше?

– В какой день и в какое время бабушка и ее родственники готовы встречать нашу делегацию? – вопрос начальницы настолько неожиданный, что я даже вздрогнула.

– Разрешите уточнить у них, тогда доложу, – тихо отвечаю я. Вместо того, что спросить у нее: «Уважаемая, если вы все-таки поняли, насколько ценно то, что благодаря мне стало известно, что бабуля бы не явилась к нафуфыренной публике, может, надо извиниться за свою грубость?».

В другом месте я бы именно так и поступила. Потому что в других местах меня не удивляли никакие проявления человеческой низости. Если где-то происходили хамские выпады или прочая несправедливость в мою сторону, я давала адекватный отпор. А здесь я просто не ждала ничего подобного. И каждый раз, когда это происходит, у меня ощущение, что я сплю, и мне надо просто дождаться рассвета, чтоб петух закукарекал и прогнал нечистую силу.

К слову, по начальнице было видно, что она нисколько не раскаивается и не сомневается в своей правоте. Наверное, у нее было ощущение, что, наоборот, мало чертей она мне всыпала за то, что я полезла туда, куда она не велела мне вмешиваться. Поэтому она продолжила свою стратегию…

Как раз в те дни в городе случился аномальный снегопад. Улицы, дороги, дворы, все было заковано в сплошной белый плен. Коммунальщики, естественно, тоже были в ужасе и не сразу, а где-то через почти неделю поняли, каким способом они смогут хоть чуток расчистить хотя бы основные улицы. В магазинах резко пропал хлеб, опустели полки с другими товарами первой необходимости, обрушился настоящий коллапс.

Тогда я снимала квартиру в районе города, из которого даже при благоприятных обстоятельствах очень сложно добраться до центра, и обратно тоже. А с такими снежными завалами у меня было два пути – либо пешком, либо на электричке с вокзала до станции, от которой мне топать до дома по сугробам около получаса. А полностью пешком – почти три часа, под морозным ветром, почти по пояс в снегу.

Так вот, моя начальница прекрасно знала обо всем, что описано в предыдущем абзаце. Знала, что последняя электричка отправляется с вокзала около девяти вечера. Каждый день я получала такое количество заданий, что могла выйти из серого здания лишь в начале одиннадцати вечера. Пока шла все долгие три часа, я, естественно, лила слезы от мыслей о моей незавидной судьбе. Они замерзали на моих щеках плотным ледяным панцирем. Периодически я отковыривала его, но очень скоро намерзал новый.

Отважный поступок – не спать подряд семь суток

Начальница объявила, что информационная обстановка в регионе требует того, чтобы был введен режим круглосуточных дежурств. Специально для этого тыл выдал нам кнопочный телефон, который дежурный должен был носить с собой, спать с ним, есть, если удастся. Этот маленький и вечно звонящий предмет, который быстро получил прозвище «черная тварь», жил с дежурным неделю, а потом передавался следующему.

Недельное дежурство? Гениальная тема. Над отделом новостей во всем сером здании смеялись все, кто умеет смеяться. Такой формат несения службы абсурден с правовой точки зрения даже для любого оперативного подразделения. Ночные и сверхурочные переработки оплачиваются согласно приказу, который утверждает дежурства. Но никакие юристы не согласуют приказ, в котором сотрудники дежурят целую неделю подряд. Дежурство обычно осуществляется в течение суток, после чего трое суток человек отдыхает. Тут еще надо учитывать, что отдел новостей – это подразделение внутренней службы. Ее сотрудники в принципе не могут привлекаться на дежурства. А на недельные – так тем более. Но это происходило в реальности. Все об этом знали, понимали незаконность операции, но не вмешивались.

То есть, получая «черную тварь» утром понедельника, выпускаешь ее из рук только утром следующего понедельника. Забираешь телефон домой после работы, кладешь около себя в кровати, чтобы во сне не пропустить звонок. Позвонить может, на самом деле, просто кто угодно, и по любой причине. Мне как-то в сонный предрассветный час звонил пьяный журналист известного издания и просил меня приехать к нему, потому что «совсем один и хочется тепла». На мой вопрос, почему он решил набрать номер именно дежурного отдела новостей полиции, он откровенно ответил, что звонил много куда, обычным людям и в организации, но ответила только я.

Если касаемо службы, то звонит обычно дежурная часть, которая докладывает о серьезных происшествиях, и журналисты, если они параллельно с первой узнали о случившемся. Как? Думаю, здесь все-таки обошлось без магического шара. Им кто-то продал информацию. Но опять же, еще одна неуловимая блоха нашей системы, этих продажных шкур выявляют крайне редко. Видимо, некогда этим заниматься компетентным подразделениям. И получается, что после утечки информации потом приходится подпрыгивать огромному количеству других людей. Схема такая: грязный носок развесили в Интернете, он быстро оказался везде. Это заметили в столице, скандалят с нами: почему допустили, как так? Местное руководство тоже злится: что ж такое, хлынул поток, закройте кто-нибудь кран. Начальница нервничает и передает свое волнение тому, кто попадется под руку. Даже если изначально под ее рукой не я, меня она потом тоже обязательно за что-нибудь стеганет хлыстом.

Итак, хотя, повторюсь, моя зарплата была в три, а то и четыре раза ниже, чем у офицеров, я тоже дежурила.

– Держи. Следующую неделю на страже информационной безопасности региона – ты.

Начальница протянула мне «черную тварь» и при этом ее глаза уже были зелеными.

– Или ты боишься?

– Никак нет, не боюсь, – наглейшим образом наврала я, уже осознав, что именно это стало теперь моей профессией – искусно врать.

То есть мой изначальный план по поводу того, чтобы зарабатывать деньги на жизнь уроками провалился. Благодаря дежурствам у меня не было выходных, а после работы не было свободного времени. Отложенные сбережения быстро закончились, и домой я ежедневно ходила пешком, потому что у меня не было возможности оплачивать езду в транспорте дважды в день. Сейчас расскажу в более красочных деталях, что из себя представляли дежурства в отделе новостей.

Ранним утром изучается сводка, из нее нужно выбрать самые интересные и значительные преступления, не просто совершенные негодяями, а именно раскрытые непобедимыми полицейскими. Потому что для отдела новостей важнее не само зло, а то, насколько эффективно с ним сражаются сотрудники правопорядка. Нужно быстренько писать новости, не менее десяти, чтобы выкладывать их на сайт серого здания каждый час, и рассылать журналистам. Новости согласовываются со следователями, в чьих производствах находятся уголовные дела. Пока пишешь, узнаешь детали и согласовываешь, надо умудряться отвечать на вопросы журналистов, которые звонят на два телефона.

Иногда телефоны верещат хором – стационарный и «черная тварь». Кроме этого, надо постоянно мониторить все соцсети, новостные порталы, блоги, все сокровищницы Интернета, потому что где-нибудь может оказаться чернуха про полицию. Обнаружив такой клад, нужно выяснить, правду пишут или нет, проштрафились сотрудники или на них клевещут, затем доложить начальнице, и после следует «подверстаться» – уговорить журналиста добавить наш комментарий. Если в грязной заметке не будет нашего комментария, это обязательно увидит дежурный в столице и будет звонить нам, яростно выпрыгивая из трубки, после чего искрящая высоковольтная цепь замкнется, как вы понимаете, именно на мне.

Все это напоминает какой-то адский квест. Здесь, в объективном итоге, слишком мало пользы для закона и народа. Это игра в крепостное право с ничего не стоящей жизнью человека, который готов все терпеть во имя своих странных мечтаний (я про себя). Веселятся лишь журналисты и моя начальница, наблюдающие, как я (да и другие дежурные тоже, когда наступает их черед) жарюсь на костре, потому что сейчас моя очередь быть жертвой.

В этих условиях невозможно написать такой материал, который взволнует души и убедит всех и каждого в том же, во что верю я сама. Мы пишем короткие и сухие пресс-релизы. Это первая беда. Вторая – журналистам интересно то, где полицейские провалились, а не на славу потрудились. Если кого-то поймали на получении взятки, или полицейский как-то иначе нарушил закон, да просто случайно опростоволосился – вот эту тему будут крутить и мусолить в топе всех поисковых систем и информагентств. Могу прямо сейчас предъявить живопись одного такого сенсационного сюжета, который попал не только во все региональные СМИ, но и федеральные.

Много лет назад один ростовский молодой милиционер веселился на свадьбе своих друзей. Праздник был тематическим, все приглашенные нарядились в необычные костюмы, на потеху публике. Герой нашей истории по какой-то своей личной причине выбрал образ розового поросенка. Сейчас, по прошествии десяти с лишним лет, он занимает довольно высокий пост. Кто-то из его недоброжелателей, видимо, продал фотографии с той свадьбы. И журналисты, эта специфическая четвертая власть, с жаром принялись рассуждать о его морально-деловом облике, что, де, как «начальник с большими звездами мог такое вытворять»?

А какое такое он вытворял, простите? Нарядился и повеселился, никого не убил, ни у кого не украл этот оригинальный нарядец. Во-первых, это было много лет назад, во-вторых, этот факт никак не характеризует его, вообще никак. Не как сотрудника полиции, не как человека и гражданина. Он просто веселился на свадьбе, всего лишь. Сотрудникам полиции не запрещено законом посещать свадьбы. И перечень нарядов, которые они могут надеть, тоже никак не регламентирован.

Самое поразительное, что по факту этой публикации в ведомстве проводились долгие проверки. Выясняли, думали, задавали вопросы. Этой проверкой были озадачены многие сотрудники, отвлечены от более важных и серьезных задач. Виновник торжества изрядно понервничал и, безусловно, горько раскаивался в том, что тот наряд красовался именно на нем. К сегодняшнему дню герой пикантной сенсации давно забыл, что когда-то, возможно, в первый и последний раз в жизни надевал такой эксцентричный костюм. И тут неожиданно он становится знаменитым на всю страну, на всех сайтах видит себя, молодого, смелого, в том розовом костюме. Над ним подшучивают на службе, тычут пальцами соседи. Он должен оправдываться и писать объяснения. Оправдываться за то, что когда-то пришел на свадьбу и делал там то, что положено – отдыхал и веселился.

Слава богу и здравому смыслу, сотрудника не уволили и не наказали. Но и никто официальными инструментами закона не защитил его поруганную честь. Хотя, облив грязью конкретного полицейского, тем самым злословы причинили вред имиджу всего ведомства. Логично было бы привлечь журналистов и блогеров, вот прямо всей их огромной толпой, хоть к какой-нибудь ответственности. Чтобы они научились задумываться о том, как отзовется их слово.

Да, то, чем интересуются и о чем порой спрашивают журналисты, иногда шокирует, а чаще вызывает желание заблокировать их номера. Правда, нет в современных условиях у нас такого права. Свобода слова, которая, увы, стала синонимом манифеста сплетен, обернулась тем, что полицию так и норовят облить грязью, и она абсолютно беззащитна. Журналисты откровенно хамили мне и моим коллегам, показывая, что мы на службе лично у них, у «четвертой власти», и просто обязаны помогать им создавать их низкопробные пасквили.

– Галина, здравствуйте! В соцсетях пишут, что минувшей ночью на центральной улице сутенер катал на иномарке проституток, и их задержали полицейские, – взволнованно тараторит в трубку журналистка местного популярного сайта.

Никаких деталей она не знает, кроме района, где якобы это произошло. И то приблизительно, потому что в центре города пересекается несколько районов. За что их задержали, за то, что они проститутки, или за то, что катались? Или за то, что купили себе иномарку? И вообще, как распознали их профессиональную принадлежность?

Согласитесь, что даже звучит бредово. Но я не могу это сказать журналистке, потому что через секунду она у себя напишет и всюду растиражирует новость о том, что дежурный отдела новостей из серого здания препятствует ее законной деятельности. Моя начальница после этого меня из окна выбросит, и то, в лучшем случае.

И мне приходится выяснять истину. Одним звонком обычно такое не узнать. Связываюсь с дежурной частью серого здания, потом с тем же подразделением городского управления. Сведения обо всех происшествиях и принятых по ним мерам стекаются именно к ним. Но нигде нет зарегистрированной информации о том, что ночью задерживали проституток, да еще и с сутенером, который их катал.

В двух райотделах, находящихся в центре, тоже не слышали о таком громком задержании. Если сказать журналистке, что такой информации нет, она напишет, что все это было, но в полиции ей решили ничего не рассказывать. И тогда я опять буду репитировать инфаркт с помощью моей начальницы.

Тут я догадалась, что если эту веселую компанию задержали на дороге, возможно, доблестные сотрудники ГИБДД что-нибудь да знают. Если и тут фиаско, тогда либо к экстрасенсу обращаться, либо самим придумать увлекательную историю, где полицейские задержали злодеев, распространявших разврат на земле. Шучу, конечно. Если в ГИБДД тоже ничего не смогут мне пояснить, доложу начальнице, что я зашла в тупик.

Стражи дорог сначала долго хохотали, потом вспомнили, что в центре прошлой ночью действительно задерживали иномарку. Однако суть такова: парень недавно купил новую машину с мощным двигателем и показывал двум своим знакомым девчонкам, как лихо гоняет. По пути им встретился экипаж ДПС, но водитель решил удивить пассажирок своей храбростью и удалью, и ударил по газам. Сотрудники быстро его догнали, оформили протокол по поводу превышения скорости и всех отпустили. О том, что кто-то из них трудится на эротическом фронте, в протоколе ничего не значится.

– Если они не проститутки, почему тогда ночью катались с мужиком? – не унималась журналистка. – Ладно, я поняла, что ничего интересного от вас не дождешься.

Не прощаясь и не благодаря, она с грохотом бросила трубку. Я потратила кучу времени, задержалась с выкладыванием новости на сайт, за что на меня наорала начальница. Все для того, чтобы расстроить бедную журналистку, которая ждала сенсацию, надеясь «хайпануть» по полной.

Но она все-таки не упустила возможность раскрутить этот выгодный информационный повод. Не стала искать новый, потому что, наверное, этим слишком обнадежилась или непомерно разыгралось в ней желание рассказать миру о родственных душах. Я доподлинно не знаю ни мотивов, ни причин. Как обычно, предполагаю, опираясь на известные мне обстоятельства.

В общем, минут через десять на сайте СМИ, сотрудником которого представилась журналистка, появилась вау-новость. Поскольку ее выложили так быстро, явно заготовили заранее, добавив лишь чуть информации после разговора со мной. Написано там было ровно все то, что ранее мне сказала корреспондент: сутенер ночью катал по центру на дорогой иномарке двух проституток, их зачем-то задержали полицейские. И ссылка на то, что она безуспешно пыталась добиться правды в полиции: «В отделе новостей региональной полиции не подтвердили, что за рулем был сутенер, а его пассажирки – жрицы любви. Но журналисту удалось достоверно выяснить, что обозначенная информация о роде их занятий полностью соответствует действительности».

Прекрасный результат сотрудничества государственного органа с четвертой властью, правда? Они неуважительно общаются с нами, в итоге пишут, что хотят. Я трачу нервы и время, а мои жертвы не приносят пользы имиджу ведомства. Как через эту публикацию общество узрело, что полицейские в поте лица трудились и защищали покой на родной земле?

В те сутки мне везло на темы из рубрики «третьесортная клубничка». Вот только я приступила к написанию очередной новости для сайта, звонит еще одна акула пера.

– Галина, срочно узнайте вот, что: читатели сообщили, что по Западному району ходит педофил.

Пауза. Из трубки я слышу напряженное дыхание. Подождав некоторое время, понимаю, что слов так и не будет.

– Это утверждение. А конкретный вопрос? – пытаюсь понять, в чем же, собственно, вопрос.

– Ну, вы что же, не понимаете вопроса? Я же говорю, что по Западному ходит педофил.

Я снова спокойным и мирным тоном пытаюсь уточнить вопрос.

– Что именно вас интересует?

Журналистка истошно кричит и сразу же, докричав, бросает трубку:

– Где он сейчас и что с его жертвами?

Снова иду по цепочке: дежурная часть серого здания, города, района. Никто ничего не знает. Меня это не удивляет, потому что снова процветает какая-то явная бессюжетная чушь. Нахожу сотрудника, который сегодня является ответственным по райотделу, на территории которого якобы орудует «педофил». Спрашиваю у него, предупреждая, что информация в запросе журналиста явно искажена. Прошу его вспомнить что-то, хоть немного похожее.

Оказывается, дело было так. По улице шла гражданочка с дочерью-подростком. Им навстречу двигался незнакомец. Сферы занятости у обозначенных совершеннолетних никакой нет, профессий тоже, из образовательных заслуг – школьные аттестаты. Как-то так вышло, что эти неизвестные доселе друг другу люди при случайном взгляде испытали крайнюю неприязнь. Мужчина послал женщину, как водится, на три буквы. Затем она его. Потом они потеряли друг друга из вида, но на всякий случай она позвонила в «02». Ей, видите ли, показалось, что он педофил. Вот такая короткая жизненная история, прекрасно отражающая массу особенностей человеческих характеров.

А еще, на дежурствах надо было стараться незаметно принимать пищу. Иначе разгорался скандал. Однажды начальница застукала меня с надкушенным яблоком в руке и кусочком яблока во рту. Когда она остановила на мне зеленеющий взгляд, я почувствовала, что этот кусочек застрял во рту, прилип к языку, его невозможно как проглотить, так и выплюнуть. Я пребывала в ужасе от того, что мне не удается справиться с этим искусительным плодом, из-за которого, возможно, страдает все человечество. Как я буду разговаривать с ней, если у меня во рту этот дурацкий кусочек?

Ни в каких других обстоятельствах мне не пришло бы в голову употреблять выражение «застукать с яблоком». Но в той плоскости это было настоящим преступлением с моей стороны. Есть и пить разрешалось только в обеденное время. Однако в тот день пиршество в установленный период не могло случиться, поскольку я была очень занята служебными вопросами. Ублажала журналистов, докладывала в столицу подробности происшествия, выясняла новые детали и снова докладывала в столицу. Начальница была в курсе, чем я занималась в свой законный обед. Но ей было плевать на это. Правило есть правило. Никакой еды вне обеда.

– Ты чем на дежурстве занимаешься? Ты поэтому трубку не берешь, когда тебе звонят, потому что ты жуешь и тебе некогда? – орала начальница, пока я прожевывала злополучный кусочек.

Десять минут назад на федеральном сайте МВД вышла написанная мной новость о том, что инспекторы по делам несовершеннолетних быстрехонько разыскали и вернули домой подростков, которые автостопом рванули на море. Меня распирала гордость за профессиональных сотрудников, которые смогли сделать почти невозможное и прославились на всю страну. Мысленно я благодарила бога за то, что им удалось быстро выйти на след горе-путешественников и с детьми ничего не случилось. Я сама для себя решила, что раз я – молодец, потрудилась во славу любимой службы, то могу заглушить рев в желудке всего лишь одним яблочком. Но нет.

– Еще раз такое увижу, будешь писать объяснение о том, чем ты занимаешься в служебное время, когда нужно решать задачи.

Поскольку я все еще не проглотила кусочек, киваю понурой головой. Кстати, по поводу якобы пропущенных звонков. Это ложь. Мне никто не успел позвонить в промежутке между тем, как я откусила этот единственный кусочек и вошла она. Я никуда не выходила, а телефон молчал. Просто она умеет и любит нагонять жуть.

Удивительно, но мне все равно все это нравилось. Дежурство, благодаря которому ты почти не спишь семь суток подряд, жутко истрепываешь нервы и устаешь, но при этом и получаешь очень много бесценных, хоть и неосязаемых вещей. Узнаешь о невероятных событиях, которые не описывались в книгах, не показывались в кино. Их даже невозможно придумать, их можно было лишь увидеть и услышать в том насыщенном круговороте.