Текст книги "Без крестной феи"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3

Они совершенно точно выйдут на нее. Рано или поздно. Особого ума не надо, чтобы сложить два и два. Не те, так другие, но выйдут. И ее жизнь, никогда не ценившаяся особенно дорого, перестанет что-то стоить вообще. Ее сотрут, как ненужный файл. Прихлопнут, как комара, и разотрут. О ней и вспомнить будет некому, потому что у нее никого нет. У Тани было полно знакомых, а никто и не вспомнил, хотя ее нет уже две недели. Можно только догадываться, что с ней и где она. Но не очень хотелось, потому что сразу пропадал сон и аппетит.

Она взяла ложку и осторожно тронула ею поверхность остывающего супа. Еще каких-то три недели назад эта тарелка опустела бы за минуту. Она привыкла быстро есть – в детском доме приучили. Сейчас же кусок в горло не лез.

– Маша, ты чего застыла? – толкнули ее в плечо.

Она повернулась. Сзади стоял Игорек – охранник по этажу – и загадочно лыбился.

– Суп не нравится? – поинтересовался он, наклоняясь к самому уху.

– Нормальный суп.

Она не сделала попытки отодвинуться, хотя близость Игоря была ей неприятна. С первого дня их появления на этаже он приставал к ним – к ней и Тане. Считал своим долгом навязываться в провожатые, называя это опекой. Хорошо, хоть руки не распускал. Пока…

– Вы, детдомовские, наивные. Обмануть любой может. Мне велено за вами приглядывать.

Врал или нет, неизвестно. Но замечаний ему никто не делал, когда он отирался возле гардеробной, хотя должен был ходить по всему этажу и следить за порядком.

– «Нормальный суп», – передразнил ее Игорек, придвинувшись настолько, что его подбородок улегся ей на плечо. – Чего тогда киснешь? Перерыв заканчивается. Заболела, что ли?

Мысль показалась ей удачной.

– Да. Наверное. – Она потрогала лоб ладонью и болезненно поморщилась. – Температура, что ли? Не пойму.

– Чего это вы с Танькой на пару взялись болеть?

Игорек отлип от ее спины, обошел столик и уселся напротив. Взгляд, которым он исследовал ее лицо, был липким и опасным.

– Кстати, чего это она на звонки не отвечает? Ей старший звонил, хотел узнать, когда она на работу выйдет, а телефон вне зоны.

– Сама в шоке. – Маша подняла на него честный взгляд. – Она мне пять тысяч торчит и слилась, по ходу.

– Серьезно? – сразу поверил Игорек и досадливо сморщил мало симпатичное лицо. – Ну, тогда все ясно!

– Что ясно?

– Выпросила аванс и пропала. И у тебя заняла. У меня, к слову, тоже.

Низкий лоб Игорька, наверное, пошел глубокими морщинами – под челкой было не видно. Но он очень смешно сдвинул брови, а когда люди так делают, лоб морщится. Это были ее личные наблюдения.

– Слушай, Машка, может, она просто сбежала, а ни хрена не заболела?

Это было бы лучшим вариантом, только вряд ли могло быть правдой. Таня не могла сбежать просто так. Здесь у нее была работа, за которую неплохо платили. В городе – квартира, своя собственная, выданная ей государством, как круглой сироте. Таня квартиру свою любила, стерегла от посторонних. В гости никого не звала, даже Машу.

– Это мое личное пространство, – любила говорить Таня. – Все мое, включая цветочки на обоях. И посторонним там делать нечего.

Чтобы она бросила все, о чем мечтала долгие годы сиротства, и сбежала? Вряд ли. Но в это хотелось верить.

– Может, и сбежала, – произнесла она, глянув на Игоря с неожиданно появившейся надеждой. – Она могла быть такой, знаешь, безголовой.

– Вот вы – детдомовские – все такие. Приручаешь вас, приручаешь, а вы все в лес смотрите, – произнес Игорек с сожалением и поднялся со стула, взглянув на нее строго. – Доедай свой суп и за стойку. Мария Яковлевна тебя вечно подменять не будет…

Марии Яковлевне придется ее подменять уже завтра, целый день, потому что завтра у Маши законный выходной. И если эта старая ворчливая карга не согласится, пусть ищут, кого хотят. У нее на завтра свои планы.

Мария Яковлевна неожиданно согласилась и даже напросилась к ней в напарницы.

– Не велик труд куртки на плечики вешать, – бубнила она в конце дня, переодеваясь вместе с Машей в раздевалке. – Это не на стройке и не в уборщицах. Доводилось, знаю…

Маша деликатно поддакивала, но почти ее не слушала. Она аккуратно свернула рабочий халат и положила в корзину для стирки. Надела футболку, свитер, переобулась из тапочек в короткие сапожки на шнуровке. Обмахнула их фетровой тряпочкой, хотя нужды никакой не было – сапожки и так чистые. Просто они были новыми, модными, и Маша их берегла. Она покосилась на зеркало и скрыла улыбку. Ботинки преображали ее ноги невероятно: те казались длиннее, стройнее. Танька завидовала и советовала не выпендриваться, и надевать теплые колготки, а не тонкий капрон, но Маша ее не слушала. В толстых теплых колготках она уже находилась.

– Ножки-то, как струнка, – прищелкнула языком Мария Яковлевна, поймав Машин взгляд в зеркале. – Парнишку бы тебе путного, девочка, да семью создать крепкую. Сиротство-то оно еще никому на пользу не шло. Игорек – чем тебе не пара? Вижу, вижу, как он в твою сторону смотрит. У него и родители приличные…

Схватив куртку с крючка в своем шкафчике и успев покоситься в левый угол фанерной конструкции, Маша быстрым шагом вышла из раздевалки. Мария Яковлевна постоянно их с Таней кому-нибудь сватала. Но основным претендентом всегда оставался Игорек, доживший без семьи и детей аж до тридцати пяти лет. Сам он себя называл слишком разборчивым, а Таня – никому не нужным.

Таня, Таня, Танюха…

Куда же подевалась? Почему телефон отключен и свет в окнах не горит? Неужели случилось самое страшное, то, о чем Маше даже думать невозможно без внутренних судорог? Но ведь никто не знал и не мог знать, что они с Таней натворили. А предполагать можно до бесконечности, в каждого пальцем тыкать. Странных людей много. С них и спрос!

Взять, к примеру, того красавчика, что регулярно посещает их торговый центр. Совершенно, как Маша предполагает, без нужды. Нет, какая-то цель у него имеется, но это точно не представленные к продаже товары. Ни разу Маша не видела в его руках пакетов с покупками. Он сдает свою куртку в гардероб, через три-четыре часа ее забирает, а руки пустые.

«Странный», – подумала она, выходя на улицу из торгового центра, опустевшего к тому часу. Один из многих странных людей, которых им с Таней приходилось обслуживать. Но из всех он был самым симпатичным, пожалуй. И замечательно подходил той милой девушке, за которой ходил по пятам.

Они были бы идеальной парой. Он – высокий, спортивный, с красивым, немного надменным лицом. Она – среднего роста, с фигурой танцовщицы и прекрасными, хотя и очень несчастными глазами.

О причине ее несчастья Маша не догадывалась, она ее знала. Прекрасная девушка недавно рассталась со своим мужчиной. Ругаться они начали еще в очереди за пальто. Он бубнил тихо и без остановки – губы побелели, глаза страшные. Она слушала и молчала, все ниже и ниже склоняя голову. Она не плакала, но явно была раздавлена тем, что едва слышно наговаривал ей мужчина.

– На этом все, Саша, – услышала Мария, подавая им их одежду. – Все кончено…

И он ушел, оставив ее одну с пальто в руках. Девушка корчилась от душевных мук с левой стороны колонны. А с правой стороны стоял тот самый симпатичный спортсмен и украдкой наблюдал за ней. Он не сделал ни единой попытки подойти и утешить ее. Просто стоял и смотрел: странно, без намека на жалость или сочувствие.

– Да мало ли причин, Машка, почему он на нее таращился? – рассмеялась Таня, когда услышала от нее эту историю. – Любишь ты выдумывать.

– Нет, погоди. Он совершенно точно наблюдал за ней. И не первый раз. Я голову даю на отсечение.

– Ой, смотри, подруга, отсекут тебе твою башку, если станешь совать ее куда не надо, – предостерегла ее Таня.

А сама взяла и сунула свою непутевую голову явно не туда. И вот уже две недели от нее ни слуху ни духу…

Маша поежилась, накинула капюшон от куртки и потянула молнию, застегиваясь наглухо. Она подышала внутрь воротника, пытаясь согреть шею без шарфа, но не помогло: было очень морозно. Тонкие капроновые колготки, конечно же, не спасали, как и модные сапожки на тонкой подошве. И короткая куртка, и джинсовая юбка. Надо было бежать на остановку, чтобы успеть на автобус. Если опоздает, то до следующего точно превратится в ледяную статую.

И она побежала. Скользила по выскобленным дворником тротуарным плиткам и все равно бежала. Лучше упасть, чем замерзнуть, решила она и прибавила скорости, увидав, как из-за поворота выплывает ее автобус.

Она успевала, точно успевала. Автобус встал на светофоре, и она могла бы не бежать. Запас в две с половиной минуты, а остановка вот она – совсем близко. До нее простым шагом – минута, а бегом и того меньше. Но Маша бежала, потому что не могла остановиться. Ну и еще, чтобы согреться.

Чтобы затормозить, ей пришлось схватиться за стойку остановки: подошвы модных сапожек были невероятно скользкими.

– Уф-ф… – выдохнула Маша.

Она согрелась, и замерзнуть ей теперь точно не грозило. Автобус выехал со светофора. Она повертела головой, осматриваясь. Приобретенная привычка: всегда, прежде чем залезть в транспорт, так делала. Имелся печальный опыт с украденной сумочкой – Маша не смогла сообщить приметы воришки. В полиции только руками развели и призвали впредь проявлять бдительность. Вот она теперь и проявляет.

Никого опасного рядом не было. Две пожилые женщины с палками – любительницы скандинавской ходьбы. Молодая парочка, занятая собой, и мужчина с псом неизвестной Маше породы. Она успокоилась, ее взгляд скользнул за остановку и замер.

По тротуару мимо торгового центра, который десять минут, как закрылся, медленно шла та самая прекрасная девушка с фигурой танцовщицы. Она шла одна, ее мужчины рядом не было, да и быть не могло. Он же объявил ей, не стесняясь посторонних слушателей в лице гардеробщиц, что все кончено, и оставил одну с пальто на руках. Как же он мог теперь быть с ней рядом?

Но вот симпатичный наблюдатель…

Совершенно точно именно он следовал за девушкой по пятам. В десяти метрах сзади, крадучись, старательно держась тени. Маша не могла не узнать его: слишком часто видела. Это точно был он.

– Вы едете, девушка, или нет?

Ей в спину что-то уперлось. Маша вздрогнула и обернулась. Одна из пожилых дам тыкала ей в спину лыжной палкой, подталкивая к распахнутой автобусной двери.

– Да, еду, – строго глянула Маша. – Не следует размахивать вашей лыжной палкой. Это травмоопасно.

– Ах, извините. – Дама сморщила лицо в ядовитой ухмылке. – Чуть задела вельможную пани…

Маша вспыхнула, залезла в автобус, уселась у окна и надулась. На ней большими буквами написано, что она из детского дома? Сирота? Почему люди часто обходятся с ней, как с существом низшего сорта? Она старается одеваться прилично, работает над выговором, манерами, а все без толку. Непременно находится какая-нибудь тетка, которая нет-нет да и укажет ей ее место.

Маша так увлеклась своей обидой на жизнь, что едва не просмотрела самое интересное. Ей даже пришлось вскакивать с места и бежать в хвост автобуса, вызвав презрительное шипение в свой адрес от дам с палками.

Плевать. Пусть себе шипят. Она ведь едва не просмотрела, как милую девушку с печальными глазами хватает за руку симпатичный спортсмен и тащит в темноту парковой зоны.

Едва не просмотрела.

Глава 4

– Валечка, ты опять сегодня будешь поздно?

Надюша стояла на пороге их спальни в узких штанишках до колен и тесной футболке. Пижамка премиленькая, и Надюша в ней чудо как хороша. Нежный румянец со сна, растрепанные кудряшки. Господи, как же он любил ее! И как не хотелось от нее уходить в воскресный день! В прекрасный воскресный день, с обещанной синоптиками великолепной погодой. Он бы с радостью вывез жену за город, на тещину дачу. Покатал бы с горы на окраине поселка, развел огромный костер на заднем дворе, наварил глинтвейну. Они сидели бы на старой дубовой скамье, кутаясь в старые шерстяные одеяла, потягивали горячий хмельной напиток и красноречиво молчали.

Это было счастьем! Счастьем, которое у него забрал мерзкий убийца, оставивший голое мертвое тело девушки в парковой зоне. И вместо сверкающего на солнце инея ему предстоит рассматривать синяки и ссадины погибшей. Ни катания с горы не будет, ни костра.

Пропади оно все…

– Милый, прости.

Надюша на цыпочках подобралась к нему, обняла за шею, прижалась лбом к щеке.

– Я вижу, как тебе не хочется уходить. Прости за нелепые вопросы. Я люблю тебя. Буду скучать.

– Я тоже, – хрипло пробормотал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Иди, досыпай. Рано еще.

Надюша послушно исчезла за дверью их спальни. Он потянулся за курткой и замер.

А может, пора уходить? Летом ему сделали заманчивое предложение, пригласив в Академию преподавателем. Он пожал плечами, не отказавшись и не согласившись, и благополучно забыл. Может, потому что больше не звонили и не предлагали, а может, просто замотался. А сейчас вдруг вспомнил и, выйдя на улицу, тут же полез за телефоном.

– Предложение то… Актуально, Валентин. Только не сейчас. Давай сразу после Нового года, идет? Созвонимся, встретимся, обсудим.

Голос собеседника был обычен, деловит. Значит, не виляет, можно обсудить. Они условились о точной дате. Горелов спрятал телефон в карман куртки и поднял взгляд на свои окна: свет не горел. Надюша решила досмотреть свои воскресные сны.

Ей он говорить пока ни о чем не станет. Когда получится, тогда и скажет. Совета просить у нее смысла нет: она, конечно, будет «за». Устала за семь лет. Хоть и молчит, не ворчит, как многие другие, но устала.

Все, решено! Горелов завел машину с пульта, подождал, пока немного прогреется, сел и с минуту наблюдал за метанием дворников по ветровому стеклу. Нажал кнопку, выпустив две тощие струйки «незамерзайки», и дворники тут же размазали жидкость, очищая стекло от наледи.

Решено, снова подумал Горелов. Вот поймает убийцу девушки и подаст рапорт о переводе. Нет, не в такой последовательности: поймает, встретится с товарищем, все обсудит, а потом подаст рапорт о переводе.

Решено…

В здание морга он входил, как всегда, со сжавшимися в комок внутренностями. Ничего не мог с собой поделать. Не привыкнет никогда! Валера Володин сидел за своим столом в ординаторской перед компьютером и что-то печатал.

– Привет. – Горелов протянул ему руку.

– Вот кому не спится-то, – отозвался тот ворчливо. – Воскресенье, спи себе и спи… Погоду обещают замечательную. Только на лыжню.

– Мы с тобой только с нее, – попробовал пошутить Валентин, но вышло так себе.

Володин шутки не принял, сурово глянул исподлобья.

– Могу ошибиться, но на лыжне она еще была жива, – вдруг произнес он. – Вскрытие показало, что смерть наступила в результате переохлаждения.

– Ты же сказал, что ее задушили! – вытаращился Горелов.

– Это было предварительное заключение, Валя, – одернул его Валера, недовольно поморщившись. – Вот поэтому и не люблю болтать на ветер. Вы сразу версии начинаете строить. Да, ее долго били. Очень долго. Может, неделю. Перед тем, как выбросить на снег, душили. Но она была еще жива. Умерла от переохлаждения. Но если бы не замерзла, умерла бы все равно.

– Почему? – Валентин задумчиво листал бумаги, врученные ему Володиным.

– Внутренние повреждения, товарищ майор. Печень, почки… Били с сознанием дела. – Он помолчал, поставил точку в документе, поднял на Горелова тяжелый взгляд и добавил: – Уроды.

– Множественное число, Валера? Предполагаешь, что убийца был не один?

– Предполагаю.

– На чем это основано?

– Там все написано, – мотнул головой Володин в сторону папки в руках майора.

– А своими словами?

– А моими словами… – Он откинулся на спинку стула, запрокинул руки за голову, сцепил пальцы на затылке и уставился в потолок. – Есть несколько ударов, предположительно ногами: на ребрах, спине, ягодицах. Так вот, следы – предположительно, подчеркиваю – от разной обуви. Три вида разных мысков я насчитал.

– Три человека? Ее избивали три человека?

Горелов вспомнил худенькое маленькое тело бедной девушки, и ему вдруг резко перестало хватать воздуха.

– Я сейчас, – буркнул он и, выскочив из ординаторской, выбежал на улицу. – Уроды, мать твою! Какие же уроды!

Валера Володин вышел за ним следом минуты через две. Закурил, облокотившись о старый клен, живший у самого входа уже очень-очень давно.

– Это еще не все, майор, – произнес он, выдыхая в мороз густой клуб дыма. – Ее били кастетом. И, повторюсь, если бы она не замерзла, то все равно бы умерла от множественных повреждений внутренних органов, не совместимых с жизнью.

– Кастетом… – эхом повторил Горелов.

Он отошел на метр, нагнулся, зачерпнул горсть снега и швырнул себе в лицо. Через минуту сердито глянул на Валеру Володина, окутанного сигаретным дымом.

– Чего вот куришь? Ты же бросить собирался! – выпалил он, подходя ближе.

– Не собрался, – меланхолично откликнулся Валера, подергивая рабочую куртку, сползающую с плеч.

– Тебе ли не знать, Валера, что делает сигарета с человеком, – упрекнул его Валентин.

– Ага… Знаю… – Он хмыкнул и послал окурок в урну. – А еще я знаю, что способен сделать человек с человеком. Она вот, девчонка эта, не курила никогда. А ее взяли и… Ладно, идем, отдам тебе последние страницы отчета.

Он запросто мог заблудиться в формулировках, если бы не пояснения, которые Валера дал ему по каждому пункту.

– Так что, майор, твоя версия с маньяком не проходит, – произнес он напоследок.

– Каким маньяком? – Горелов почувствовал, как загораются щеки.

– Да трепался твой старший лейтенант Воронин всю дорогу. Все о твоих мыслях и предположениях мне рассказывал. Ты же меня с ним отправил с места обнаружения. Забыл?

– Не забыл.

И предупредить старшего лейтенанта не забыл, чтобы тот держал язык за зубами. А тот трепался всю дорогу. Придурок!

– Нет никакого сексуального подтекста, майор, в нанесенных увечьях. Зверье! Могли просто из пьяного куража избивать, а могли тайну какую-нибудь из нее выбивать. Ее не насиловали. Никаких следов сексуального контакта.

– Все же придерживаешься мнения, что их было несколько? – Горелов уже стоял на пороге с папкой под мышкой.

– Следы на теле, майор. Они красноречивы.

– А если убийца переобувался? Просто-напросто переобувался? Ее же мучили несколько дней. Так?

– Так.

– Он мог менять обувь.

– Мог. Только есть одно «но», Валя. – Валера печально улыбнулся. – Некоторые увечья разной обувью были нанесены предположительно в одно и то же время. Так что… Ты ищи, майор, ищи. Кстати, что там с кровью, которую наш следопыт Николя Усов вымел из-под снега? Эта кровь принадлежит жертве?

– Генетический анализ пока не готов. Но группа вроде бы совпадает.

– Ты в отдел? – Валера резво засобирался, стаскивая с себя халат и надевая дубленку. – До метро подкинешь? Хотел сегодня своих на каток вытащить, обещал…

Он довез Валеру до метро и потом всю дорогу ворчал, разговаривая с приборной панелью автомобиля. Панель светилась мягким светом, транслируя показатели технического состояния. Все было в норме – не то что в его душе.

– Как так можно?! – воскликнул он, загоняя машину на стоянку у отдела. – Избивать неделю слабую девчонку! Ногами, кастетом…

– Не такая уж она и слабая, товарищ майор, – возразил Сережа Воронин. – Неделю пыток выдержала, но так и не проболталась.

– В смысле? – покосился на него Горелов.

Он вытащил его из постели, позвонив еще у метро, куда довез Валеру Володина, и приказал в отдел ехать. Результатов нет, а он спать вздумал! В воскресенье! Да еще болтать, о чем не следовало.

– Если предположить, что из нее выбивали какую-то тайну, то она долго молчала, – пояснил старший лейтенант.

– Она могла просто ничего не знать, понимаешь, Сережа?! Просто могла ничего не знать! А эти уроды думали, что знает, если их в самом деле было несколько. И убийца просто не переобувался.

– Жестоко, – проговорил Сережа, пролистав отчет патологоанатома Володина. – Очень жестоко. Били, били и бросили на снег умирать.

– Могли просто не донести до нужного места, чтобы добить и спрятать. Кто-то спугнул или из сил выбились. Что по камерам видеонаблюдения? Отчет готов? Что имеем?

– Ничего интересного, товарищ майор, – сразу сник Сережа. – Никто посторонний не парковал автомобиль на подъездах к парку.

– А не посторонний? Местный?

– Тоже нет. Все места возможных парковок в районе парковой зоны в интересующее нас время были пусты. Только утром подъехала машина наших свидетелей. И еще нескольких лыжников, но они в другом направлении покатили. Я проверил их алиби на ночь и раннее утро: чисты и безупречны.

– Снегоход? Чьи следы были обнаружены под снегом, установить удалось?

– Снегоход тоже не засветился нигде. Там можно проехать, не попадая в камеры. Кто о них знает, обойдет на щелчок пальцев. Необходимости выезжать на проезжую часть на снегоходе нет и возможности проехать – тоже. Трасса чистая, – старший лейтенант Воронин развел руками. – И снегоходы в поселке у каждого второго, товарищ майор.

– Список, Сережа. – Горелов ткнул пальцем в свой стол. – Список мне сюда каждого второго! Коттеджный поселок новый, не так уж густо заселен. Сотни полторы-две проживающих, я думаю.

– Триста пятнадцать человек, товарищ майор, – кисло улыбнулся Воронин. – Зарегистрировано триста пятнадцать.

– И что? – Горелов недобро покосился на коллегу. – Это не триста пятнадцать тысяч, а триста пятнадцать человек. Вычислить среди них убийц не так уж сложно. Не быстро, согласен, но не сложно.

– А вы считаете, что убийца из поселка?

Горелов со вздохом глянул на Воронина. Рассеянный, не выспавшийся, сто процентов, оставил в постели свою новую подружку и всеми мыслями сейчас там, с ней. Какой от него выхлоп?

– А ты так не считаешь, Сережа? – отчетливо скрипнул он зубами. – Сам же сказал, что никто не засветился на камерах в интересующее нас время. Машина, стало быть, исключается. Снегоход…

– Но!..

– Но снегоход по проезжей части не прошел бы. Значит, точно кто-то из местных. Не от Москвы же по лесам кто-то ее вез! Это бред, Сережа. Искать надо среди местных. Есть кто-то подозрительный? С грязным прошлым? С судимостью или приводами? Что говорит участковый?

– Пока ничего. Собирает сведения. Обещал к утру понедельника переслать мне на почту.

Сережа выразительно глянул на настенные часы, стрелки которых ползли к одиннадцати утра, и принялся рассуждать:

– А если предположить, что тело доставили на машине до парковой зоны, припарковались вне зоны камер, сгрузили снегоход и на нем уже…

– Слишком хлопотно и рискованно. Велика вероятность, что остановят «гайцы». Нет, товарищ старший лейтенант, это кто-то из местных. Или из соседнего поселка. Как там он, говоришь, называется? – вопросительно поднял брови Горелов.

– Березовое. – Сережа тяжело вздохнул. – Там населения, товарищ майор, почти двадцать тысяч. Искать – не переискать. Это даже не иголка в стоге сена. Это… пылинка.

Горелов промолчал, рассматривая на карте расположение соседнего с парковой зоной населенного пункта. Расстояние от парка до поселка Березовое – десять километров. Полем, лесом, снова полем. Ни оврагов, ни водоемов, ни оживленных трасс, ни блокпостов. На снегоходе – катись, не хочу. Удобно? Удобно. Безнадежно, в плане поисков преступников? Практически.

– Что там с нашими свидетелями? Выписались они из больницы после нервного потрясения? – решил он немного отвлечься от мрачных мыслей.

– На сегодняшний день, по моим сведениям, еще там. И муж, и жена Гребневы – оба в больнице.

– Какие впечатлительные, – поморщился Валентин. – Хотя, не каждый день прогулка так оборачивается. В какой они больнице, Сережа? Навещу…

Он успел попасть в больницу до тихого часа. Мог бы отложить беседу на завтра – доктор готовил их в понедельник к выписке, – но им двигало непонятное злое упрямство. Сегодня, решил он. И Сережу отправил к участковому.

– Никаких завтра, старший лейтенант, – оборвал он его нытье. – Сегодня. Вечером сведения должны быть у меня. Обо всех¸ кто хоть когда-то попадал под пристальное внимание полиции. И радуйся, что я тебя сегодня в Березовое не отправляю.

– Радуюсь, – кисло улыбнулся Воронин.

– Туда съездишь завтра, – пресек его «веселье» майор. – Пообщаешься с местными коллегами…

Больничный коридор был пуст: время обеда. Дверь столовой – третья слева – чуть приоткрыта, оттуда слышался звон ложек и тарелок. Горелов уже переговорил с лечащим врачом супругов Гребневых, справился об их самочувствии. Вопросы было разрешено задавать практически любые. Все оказалось не так страшно, и обморок супруги, спровоцировавший следом обморок супруга, был вызван скорее утренним голоданием, нежели нервным стрессом.

Майор Горелов встал под стендом с суровым рекомендательным текстом и замер в ожидании. С момента обнаружения мертвой девушки прошло три дня, а он так и не сумел расспросить тех, кто ее обнаружил. Сразу после того, как приехала полиция¸ женщина потеряла сознание, а следом за ней и ее супруг, разволновавшийся из-за жены. Суета врачей «Скорой» оттеснила Горелова, и поговорить с любителями ранних лыжных прогулок так и не вышло.

Первым из столовой вышла она – Гребнева Анна Ивановна. Не высокая, полная, но очень подвижная, как мячик. Горелов уже знал, что ей пятьдесят восемь лет, она на пенсии, не работает. В поселке живет со дня его основания, то есть пять лет.

– Да, с первого кирпича, если можно так выразиться, – подтвердила она, присаживаясь на скамью под стендом и настороженно посматривая в его сторону. – Поначалу, конечно, хлопотно было. Кругом стройка. Магазинов нет.

– Почему именно здесь?

– Лес… – Она мечтательно улыбнулась. – Как только мы увидели эти ели!.. Не смогли устоять! А вот и Степа…

Ее супруг в больничной пижаме – высокий, костистый, с копной седых волос – медленно шел в их сторону, неуверенно улыбаясь. Он поздоровался, но руки не протянул и присел рядом с женой.

– Да, лес, – подтвердил он их выбор. – Где еще найдешь место, чтобы в ста метрах можно было глотнуть свежего воздуха? Везде надо добираться по полдня.

– Понятно… – Горелов вежливо улыбнулся. – Мне бы хотелось узнать подробности того утра, когда вы…

– Едва не задели лыжной палкой бедную девочку? – судорожно вздохнула Анна Ивановна. – Да рассказывать-то особенно нечего. Встали утром. Степа чаю выпил. Я натощак, как всегда. Выехали на лыжах из дома. За десять минут добрались до парка. Встретились с другими лыжниками. Поздоровались.

– Скажу сразу: мы с ними незнакомы, – встрял Степан Иванович. – Не считали нужным. Здоровались – да, в лицо друг друга знаем, но и только.

– Ага… – кивнула Анна Ивановна. – Поздоровались и разъехались в разные стороны. У них другой маршрут. Катим себе, катим, а она лежит. Руки, как восковые. Господи!

– Ну, ну, успокойся, милая, – дотянулся до ее ладони супруг и строго глянул на Горелова. – Это все, что мы можем вам сообщить. Сразу позвонили, дождались. И сюда вот попали.

– Понятно.

Горелов встал, поблагодарил, попросил быть на связи и двинулся к выходу.

– Товарищ майор, – вдруг окликнула его женщина.

– Да, да. – Он остановился и дождался, когда она подойдет.

– Мне могло показаться, но кажется, я видела какую-то тень дальше по лыжне, – неуверенно призналась она. – Может, это птица была, может, собака, а может, еще кто. Но показалось, что-то мелькнуло далеко впереди между елей.

– Тень… – со злостью прошептал Горелов, выходя из терапевтического отделения. – Надо искать тень!