Текст книги "Пенсне для слепой курицы"

Автор книги: Галина Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ближе к вечеру я выползла из кровати, приняла душ, причесалась и переоделась в джинсы и свитер. Вдруг Горчаков вернется? Но вместо него ко мне пожаловали другие гости. Привезла их Вера. Она позвонила со своего мобильника и радостно прокричала: – А ну-ка выгляни в окошко!

Я послушалась. Вера стояла под моим балконом, прижимая трубку к уху, из ее автомобиля выбирались две незнакомые женщины.

– Я их нашла! – победным тоном продолжала Вера. – Еще две жертвы Шлыкова! Ты представляешь, что у нас получается?

– Представляю, – сказала я. – У нас получается подпольная организация. Они тоже вдовы?

Вера немедленно подтвердила мое предположение. Ира Медведева оказалась совсем молодой девушкой, невысокой, с потрясающе красивой косой, спускавшейся ниже пояса. Она зарабатывала себе на хлеб в танцевальном шоу «Коломбина», а на маслице к нему – в постели директора цеха по производству питьевой воды «Льдинка». Ее двадцатилетний муж погиб в автокатастрофе через два дня после того, как она наотрез отказалась сотрудничать со Шлыковым и доносить на своего любовника.

Катя Пашкова была старше нас всех. Сорок два года, взрослые дети. Ее роман с директором загородного клуба был сущим безумством. Она уже хотела его прекратить, когда в ее жизни появился Шлыков. Последовали угрозы, затем «самоубийство» мужа – он застрелился из собственного пистолета, даже не оставив предсмертной записки.

– Что же это делается? – бескровными губами прошептала Вера, когда женщины по очереди рассказали свои истории. – Просто абсурд какой-то! Выходит, у нас можно мочить людей, как воробьев – ни тебе наказания, ни тебе мук совести. Они что там, в разведке, совсем отмороженные? Вместе с удостоверениями получают ледяное сердце и лицензию на массовый отстрел граждан?

– А мне кажется, – сказала Катя, – что этот Шлыков злоупотребляет своим служебным положением. Возможно, он начальник какого-нибудь подразделения, и контроль над его действиями – минимальный. Набрал себе отморозков и с их помощью совершает все эти злодейства.

– Тогда, очевидно, на них можно пожаловаться? – робко предположила молоденькая Ира. – Каким-нибудь вышестоящим начальникам?

– Понимаете, если мы только сунемся в эту организацию, а Шлыков узнает об этом, нам ведь не жить. Если он преступник, то мы – свидетельницы, вот ведь в чем проблема, – сказала Вера. – Нас уберут тотчас же.

– У меня есть совершенно конкретный план, – продолжила Катя. – Мой муж был бизнесменом со связями. К нам в дом приходило множество людей. Сейчас я занята тем, что ищу среди них того, кто мог бы познакомить меня с нужным человеком.

– Другим фээсбэшником?

– Точно. Если мне это удастся, информация пойдет совсем с другой стороны. Шлыкова проверят так, что он об этом не узнает и никогда не догадается, что это мы на него настучали... Поэтому нам не будет грозить опасность.

– А что? Это очень даже разумно, – согласилась я. – Если найдется какой-нибудь высокопоставленный чин, готовый нам помочь, то план вполне может сработать.

– Ну не верю я, что наши федералы такие скоты! – взмахнула руками Катя. – А вы видели этого сопляка с серьгой в ухе? Он моложе моего старшего сына!

– Егор Мазуренко, – со знанием дела пояснила Вера. – Мы с Маришей знаем о нем все! Где работает, где живет, на какой машине ездит. Я в выходные пыталась следить за ним, но он два дня просидел дома. Как назло.

– Вот это да! – восхитилась Ирочка, от волнения терзавшая свою косу. – Вы такие смелые!

– Можно я покурю? – спросила Катя.

Она была ухоженной дамой, с красивыми, но тяжелыми чертами лица. Сразу привлекали внимание дорогое платье, изысканные сумочка и туфли. Вероятно, ее муж действительно ворочал крупными делами, и среди его знакомых вполне можно найти нужного человека. Катя знала, что делала.

– Я так рада, что мы познакомились, – с чувством сказала Ирочка, когда пришло время прощаться. – Это большая моральная поддержка.

– Только встречаться нам нужно осторожнее, – предупредила Вера. – Сегодня я сплоховала – привезла вас сюда, к Марише. За ней все время кто-то следит – то неизвестный блондин, то Егор Мазуренко. Если нас увидят вместе – хана!

– А ты догадываешься, почему за тобой наблюдают? – спросила Катя.

– Мне кажется, у них какие-то особые виды на моего шефа. Или они не уверены в том, что я не сбегу от них на край света.

– Разве от них сбежишь? – тоскливо вздохнула Катя.

Мы тепло распрощались, записав телефоны друг друга.

– Я сделаю все, что от меня зависит, – уходя, горячо пообещала Ирочка. – Если надо будет следить за кем-то, можете на меня положиться.

– И на меня, – поддержала ее Катя.

Я вышла на балкон, чтобы проверить, не ошивается ли поблизости кто-нибудь подозрительный. Мы с Верой держали в руках трубки – я домашнего, а она мобильного телефона.

– Ну, что? – спросила Вера, достигнув первого этажа.

– Стойте тихо, – тотчас же предупредила я. – Вижу опасность.

Я увидела у подъезда типа, который был мне смутно знаком. Я изо всех сил старалась вспомнить, где и когда видела его. Тип поднял голову и посмотрел на мой балкон. «Он не похож на фээсбэшника», – пронеслось у меня в голове, и в тот же миг я вспомнила, откуда его знаю. В прошлый раз я видела его возле мусоропровода и подумала о том же. Выходит, я ошиблась. Раз он толчется здесь, значит, следит. Брюнет с маленькой щеточкой усов, немного грузный, внешне довольно приятный. Его надо срочно удалить с поля! Иначе девочки просидят в подъезде бог знает сколько времени.

– Эй, ты! – крикнула я, перевесившись через перила балкона. – Следопыт доморощенный! Чего тебе тут надо, а?

Усатый вздрогнул, бросил на меня взволнованный взгляд и, втянув голову в плечи, прибавил шагу.

– Иди-иди, шпик недоделанный! – продолжала надрываться я. – Еще раз увижу, морду набью!

Мужчина пошел еще быстрее и через секунду свернул за угол дома.

– Девочки, можете выходить! – сообщила я в телефонную трубку. Вместо ответа из нее послышались какие-то непонятные стоны. – Вера? – испугалась я. – Что там у вас происходит?

– Мы умираем со смеху, вот что, – еле выговорила она. – Слышала бы ты себя со стороны.

– По крайней мере, теперь у вас есть время, чтобы уехать незамеченными, – важно сказала я.

Этим вечером меня терзало предчувствие – что-то обязательно должно случиться. Вконец измученная, я решила последовать совету Симочки и записать все, что со мной произошло, на аудиокассету. Притащив на кухню магнитофон, я принялась за дело. На все ушло примерно полчаса. Потом я перемотала пленку, чтобы послушать, что получилось. Но когда услышала собственный замогильный голос, сообщивший: «Меня зовут Марина Александровна Заботина...», то почувствовала, как сердце медленно опускается в пятки. Это звучало так, будто я уже умерла и передаю сообщение с того света.

– Какой ужас, – пробормотала я вслух. – Не стану я это слушать. Завтра Симочка вернется с дачи, и я отдам ей пленку. В конце концов, она сама все придумала, вот пусть и прячет пленку, куда хочет.

Мне даже в голову не пришло, что пленка может представлять хоть какую-нибудь опасность. Я попыталась взбодрить себя мыслью, что теперь не одна, что нас четверо. Это, конечно, классно. Но не подведет ли нас ложная уверенность в своих силах? Люди Шлыкова могут убрать всех поодиночке, и импровизированный клуб вдов не спасет ни одну из нас. Мы еще не набрали силу. У нас нет на руках ни одного козыря. Ничего важного, кроме информации о том, где живет Мазуренко, у нас не было. А она не представляла большой ценности.

Наверное, то, что произошло следующим утром, было задумано небесной канцелярией как прикол. Не знаю, что заставляло мерзопакостного Егора постоянно появляться в поле моего зрения. Может быть, его привлекала моя строптивость и ему нравилось кичиться моральным превосходством? Допускаю, что Шлыков вообще не знал о его проделках, и явления Егора представляли собой чистую самодеятельность. Уж слишком он был молод, зол и самонадеян.

Как бы то ни было, но, когда я приблизилась к офису, Егор уже стоял там, прислонив крутую задницу к капоту своей дорогой машины. Увидев меня, он нехорошо усмехнулся. Я благоразумно остановилась поодаль. Мне совершенно нечего было ему сказать.

Отлепившись от машины, он поманил меня пальцем. Это было ужасно унизительно, но я все же подошла. Не хватало еще, чтобы кого-нибудь убили только за то, что я изображаю из себя недотрогу.

– А ну-ка, Марина Александровна, отчитайтесь, – велел Егор. – Где жена вашего шефа? Почему вы ничего не сообщили о том, что она с ребенком выехала из страны?

Выходит, блондин, болтавшийся неподалеку от дачи Горчакова, все выведал и без меня. Наверное, видел, как Альбина с мальчиком и няней садились в машину, нагруженную чемоданами. Глупо лепетать, что я ничего не знаю, ведь я находилась там все выходные.

– Я думала, раз на Кипр безвизовый въезд, это для вас неважно, – пробормотала я, стараясь не смотреть на своего мучителя.

Он протянул руку и, больно схватив меня за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза:

– Вам что, мало в жизни потрясений?

Я побледнела, и в этот самый момент увидела Горчакова. Он только что выбрался из своей машины и стоял неподалеку, наблюдая за нами. По его виду нельзя было догадаться, что у него на уме.

– Мой шеф! – предупредила я Егора. – Вам лучше уйти.

Продолжая держать меня за подбородок, он чуть повернул голову. Горчаков двинулся в нашем направлении. Его взгляд казался каким-то скучным.

– Убери от нее клешню, – тихо произнес он, подойдя совсем близко.

Рука Егора, отпустив мой подбородок, молниеносно скользнула под пиджак. Горчаков напрягся. Видимо, этот жест был ему хорошо знаком. Я впервые задумалась о том, чего ему стоит его бизнес. Конкуренты, наезды, разборки. И у него наверняка есть «крыша».

– Чтобы я видел тебя здесь в последний раз, – спокойно, но твердо сказал Горчаков.

Он наступал на Егора, одновременно оттесняя меня плечом к двери. Егор молча улыбался и не двигался с места. Я представила, что шеф сейчас ударит его, а тот достанет пистолет и выстрелит; рванулась вперед, протиснулась между противниками и встала лицом к Егору.

– Сейчас не время, – умоляюще пробормотала я, схватив его за локоть. – Пожалуйста!

Горчаков неожиданно наклонился и, взяв меня под коленки, переставил в другое место, словно стул, оказавшийся на дороге.

– Ну-ну, – сказал Егор, когда они снова очутились лицом к лицу. – Хочешь повыпендриваться перед девочкой?

Я в панике оглядывалась по сторонам и вдруг заметила мелькнувшую в окне кабинета шефа пеструю рубашку. В такой ходил Крылов! Шлыков ведь не хотел, чтобы тот догадался об интересе ФСБ к его шефу. Если вытащить его на улицу, Егор пойдет на попятный. Крылов раньше работал в той же конторе, что и он. Говорят, эти ребята узнают друг друга моментально. Егор не захочет светиться. Ведь, афишируя связь со мной, он поставит меня под подозрение, и Шлыков лишится источника информации.

Я со всех ног бросилась в офис, вихрем пронеслась мимо Липы и рывком распахнула дверь кабинета. Крылов стоял возле окна и с любопытством смотрел на улицу. То, что видел он, в ту же секунду увидела и я. Егор лежал на капоте своей машины, а Горчаков прижимал его сверху, держа за грудки.

– Что же вы стоите? – закричала я, в запале стукнув Крылова кулаком в спину. – Идите туда!

– Зачем? – Он пожал плечами, кажется, даже не заметив моего тычка. – Сергей сам справится. Или вы просите защитить от него вашего любовника?

– Любовника?! – возмутилась я. – Да как вы смеете?!

– Спокойствие, – сказал Крылов, ухмыляясь. – Все уже кончилось.

– Ну, вы и штучка, Марина Александровна! – воскликнул Горчаков, входя в кабинет. – Заставляете меня рисковать жизнью ни за что ни про что! Зачем назначать свидания прямо возле офиса? Терпеть не могу подонков. Чуть не подрался с ним, ей-богу.

Не знаю, что означало это «чуть», но воротник его рубашки был порван, а на губе запеклась кровь. Если я сейчас скажу, что не назначала никаких свиданий, то сразу же возникнет резонный вопрос: кто такой этот Егор?

– Если вы думали, что у меня свидание, зачем полезли меня защищать?

– Действительно, зачем? – довольно ехидно переспросил Крылов. – Мне тоже интересно.

Дверь из кабинета в приемную оставалась открытой, и Липа, которая все слышала, вошла без стука.

– Не обращай на них внимания, – сказала она успокаивающе. – Это всего лишь инстинкты. Так что разумные объяснения происшедшего искать бесполезно. Пойдем работать. Вы не против? – вежливо обратилась она к Горчакову.

– Подождите, – сказал он, глядя на меня. – Задержитесь, пожалуйста, Марина. Нам надо поговорить.

Крылов взял Липу под локоть и вывел в приемную, тихо притворив за собой дверь.

– Я смотрю, в последнее время вы с этим типом не расстаетесь! – заметила я.

– Не поможете обработать рану? – спросил Горчаков, не реагируя на мой выпад. – Все-таки я из-за вас пострадал.

– Как будто я об этом просила!

– Ведь этот гаденыш то и дело звонит вам с угрозами? Вы даже один раз плакали при мне. А поскольку меня воспитали на героических книгах, я не мог не вмешаться.

– Ваше имя случайно не Тимур? – ехидно спросила я, глядя на тоненькую струйку крови, сбегающую по его подбородку. – Можно?

Я достала из кармана платок и осторожно приложила к разбитой губе Горчакова. Господи, еще недавно я и подумать не смела, что смогу касаться его лица вот так запросто! Проблемы, стоящие передо мной пугающим частоколом, вдруг показались пустяковыми. Он заступился за меня. С ума сойти!

Мне пришлось несколько раз смочить платок перекисью, потом я зашивала рубашку прямо на своем спасителе. Несмотря на непосредственную близость, Горчаков не сделал даже попытки подержать меня за руку. Только следил за каждым моим движением. Встречаясь с ним глазами, я тут же отводила взгляд. В мозгу свербило: сегодня среда, и мне придется снова сочинять компромат и тащить его на вокзал. Почему Егор не забирает эти бумажки сам? Или присылал бы кого-нибудь из тех типов, что шляются у меня под окнами. Наверное, они считают, что эти поездки должны меня дисциплинировать.

Неожиданно наше уединение прервала Липа.

– Время, Сергей Алексеевич! – прокричала она, громко постучав в дверь.

Действительно, в распорядок дня Горчакова утренняя драка уж точно не входила.

– Как ты считаешь, – нахмурившись, спросила Липа, когда Горчаков отчалил вместе с Потоцким на какую-то встречу, – близкие отношения с шефом пойдут тебе во вред или на пользу?

– Во вред, – ни секунды не задумываясь, ответила я. – Я вижу во всем этом одни только минусы.

– Но устоять тем не менее не можешь.

– Не могу, – согласилась я. – А что?

– Просто я тут подумала: вероятно, со мной что-то не в порядке?

– В каком смысле?

– Я не в состоянии понять всего этого. – У Липы был по-настоящему задумчивый вид. – Страдать из-за мужчины! Что это вообще такое?

Я тяжело вздохнула и попыталась объяснить:

– Представь себе, что, когда ты его видишь, у тебя внутри появляется теплое и прекрасное чувство. Это радость, которая одновременно вызывает слезы. Она тебя так и распирает...

По всей видимости, мое объяснение Липу испугало. Она встревоженно положила руку себе на живот, будто проверяя: все ли с ней в порядке.

– Хочешь сказать, это связано с физиологией?

– Да нет же, дурочка, только с чувствами.

– А что нужно сделать для того, чтобы тебе понравился мужчина?

– Ничего. Он тебе или нравится, или нет.

– Сразу?

– Ну, чаще всего – да. Но иногда бывает, что люди знакомы много лет, а потом вдруг наступает момент, когда они понимают, что созданы друг для друга.

– Господи, как можно это понять? – недоверчиво спросила Липа. – Вокруг столько народу!

– Липа, обещаю тебе: как только на твоем пути встретится он, ты сразу же это поймешь.

– А что ты собираешься делать с Горчаковым? – не сдавалась неугомонная Липа.

– Собираюсь использовать его по назначению.

– Как самца? А потом?

– А потом видно будет.

– По-моему, это и называется – увести мужчину, – глубокомысленно заявила она. – Завлечь его в расставленные сети.

Я усмехнулась:

– Интересно, что бы ты сделала на моем месте?

– Я всегда делаю только то, что мне хочется, – безапелляционно заявила Липа. – И тебе советую. Никогда не будешь терзаться. Знаешь английскую поговорку? Полюби себя сам, и тебя полюбит бог.

– Это, конечно, мудро. Но на чужом несчастье, говорят, счастья не построишь...

– Так я не поняла – ты хочешь счастья или немножко удовольствия?

Что называется – вопрос на засыпку. Действительно, чего я хотела? Подумав немного, я ответила:

– Конечно, я хочу счастья – большого и всеобъемлющего. Но поскольку знаю, что оно недостижимо, согласна ограничиться и простым удовольствием.

– Если ты не будешь брать от жизни все, она заберет у тебя и то малое, что ты имеешь, – изрекла умная Липа.

В этот момент у меня на столе зазвонил телефон. Я схватила трубку и услышала взволнованный голос Симочки Кругловой:

– Алло! Это ты, Мариша? Извини, что звоню тебе на службу, но у меня тут такое...

– Что-то случилось? – Я уже привыкла к тому, что постоянно что-то происходит.

– Понимаешь, я приехала из деревни. Захожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице, открываю ключом дверь...

Я заранее поежилась, представляя, что сейчас последует самое ужасное.

– А у меня в квартире кто-то есть!

– Кто?

– Не знаю! Но он шевелился на кухне.

– Может, бомж какой-нибудь залез?

– От него бы пахло, – возразила Симочка.

– А ты вызвала милицию?

– Сейчас вызову. Только сначала у тебя хотела спросить: может, это тот, кто охотится за тобой, устроил себе логово в моей квартире?

– А почему ты думаешь, что за мной кто-то охотится? – неуверенно спросила я.

– Но ведь ты сама сказала, что Матвея убили.

– Симочка, умоляю, забудь все, что я тебе говорила! У меня был жар.

– Как я могу это забыть? – резонно возразила она. – Все слишком серьезно.

Еще некоторое время я потратила на убеждения. Липа, слышавшая, естественно, весь разговор, по крайней мере с моей стороны, не стала ничего комментировать.

– Шеф сегодня больше не появится, – сообщила она мне, когда я положила трубку.

– Слава богу, – выдохнула я.

– Хорошенькое дело. Сначала радость внутри, которая распирает, а потом – «слава богу». Может быть, я ни в кого до сих пор не влюбилась, потому что у меня хорошо развит инстинкт самосохранения?

Съездив на Казанский вокзал и отдав свой донос, высосанный из пальца, я поспешила домой. Простуда прошла еще не до конца, и я мечтала пораньше забраться в теплую постель и просто поваляться с книгой.

У подъезда на лавочке сидела Симочка Круглова, выпрямившись и сложив на коленях руки, как будто позировала для парадного снимка.

– Ну, что, сиротинушка? Поймали твоего бомжа? – спросила я, бодрым шагом подходя к ней.

– Мариша! – обрадовалась она, увидев меня. – Ты знаешь, не поймали! Приехали, открыли дверь, наследили по всему ковру, а потом еще посмеялись надо мной. Говорят, мышь у вас завелась, она и шуршала.

– То есть ничего не сделали?

Симочка пожала плечами:

– Посоветовали мышеловку купить.

– Ну а ты что?

– А я что? Купила.

Я присела рядом с ней на скамейку. Было понятно, что в мышь Симочка не особо верит.

– Пойдем ко мне, поужинаем, потом вместе обследуем твою квартиру.

Она охотно согласилась, оживилась и начала тараторить:

– Надо срочно дверь поменять. Сделать, как у тебя – с укрепленными косяками и замки импортные поставить. Или вторую, железную, установить, так сейчас все делают.

– Ты уже второй год одно и то же говоришь, – махнула я рукой.

– Да я все время думаю: чего у меня брать-то? Если только пальто и баретки кому-нибудь на бедность?

– Дурочка, сейчас квартиру могут взломать даже из-за телевизора.

– Если украдут мой ящик, я им не завидую, – сказала Симочка, у которой телевизор давно уже показывал только то, что хотел. Он сам выбирал передачу и в процессе демонстрации запросто мог переключиться с одного канала на другой.

– Может, у тебя Барабашка завелся? – предположила я.

Барабашку Симочка отвергла еще решительнее, чем мышь. Мы наскоро перекусили и отправились на разведку.

– Чего ты так боишься? – спросила я. – Ведь милиция там уже была!

– Можно подумать, ты не боишься.

Мы обшарили всю квартиру, Симочка даже встала на четвереньки, пытаясь обнаружить на линолеуме следы от башмаков неизвестного взломщика.

– Послушай, у тебя ведь балконная дверь не закрыта! – вдруг заметила я.

– Я никогда не закрываю, – пожала плечами моя безалаберная соседка.

– Так ведь второй этаж! Кто хочешь может забраться. Ты прежде чем дверь менять, мозги свои подремонтируй. Наверное, к тебе соседская кошка влезла, искала, чем поживиться. А в следующий раз точно воры заберутся. Ну и балда же ты, Симочка!

Мысль о соседской кошке Симочке понравилась, пожалуй, больше всего. Кошка, проживавшая в квартире напротив, была рыжей, наглой и мстительной. Даже хозяева с ней не связывались. В окрестностях она славилась воровством и шумными драками.

Именно в тот момент, когда мы с Симочкой немножко успокоились, я и рассказала ей про кассету.

– Записала, как ты советовала. Потом стала думать, куда ее спрятать, и решила, что лучшего места, чем у тебя, не найти.

– У меня в квартире? – удивилась она. – Нет, это не актуально. Нужно придумать что-нибудь покруче.

– Покруче? – в замешательстве переспросила я.

– Не переживай, эту заботу я возьму на себя. Отнесу кассету на работу и запру в сейфе с документами. Никто не вытащит!

Я согласилась. Во мне ничто не дрогнуло в тот момент. Кассета с записью казалась мне пустяком, о котором можно благополучно забыть. В ту ночь Симочка ночевала у меня. Почему-то она считала, что если ее квартира ночь простоит с запертой балконной дверью и задраенными форточками, то станет более безопасной. По крайней мере, уже на следующее утро соседка преспокойно удалилась к себе, помахав на прощание ручкой.

Сегодня был четверг. Благословенный день! Не надо придумывать никаких совещаний, визитов и телефонных разговоров, которые мог вести шеф. До выхода на работу оставалось десять минут, а я была уже собрана. Налив себе вторую чашку кофе, я вышла с ней на балкон. Противный мужик с усами щеточкой, на которого я во вторник вопила, медленно шел мимо подъезда.

«Господи, как же мне это надоело! – с тоской подумала я. – Вся моя жизнь пошла наперекосяк. Стоит только вспомнить планы, которые я строила еще пару недель назад, как слезы наворачиваются на глаза. Я собиралась пойти на курсы английского и хотела получить права – у Матвея был новенький „Опель“, который сиротливо стоял теперь в гараже. Я собиралась съездить по турпутевке в Африку и обновить гардероб. И что же? Все пошло прахом...»

Усатый мерзавец поднял голову и посмотрел вверх. Увидев меня на балконе с чашкой в руке, он явственно вздрогнул и сбился с шага. Я сверлила взглядом его спину до тех пор, пока он не скрылся из виду. Тоже мне, почетный караул!

В этот момент из двери подъезда появилась Симочка. Она была в брючках, которые шутя называла «Не бей лежачего». Несмотря на ярко выраженную кривоногость, Симочка обожала носить штаны в обтяжку.

– Эй! – окликнула я ее. – Счастливо тебе!

Мое пожелание не принесло Симочке счастья. Вечером того же дня ее истерзанное тело нашли за гаражами местные алкоголики.

Возвращаясь с работы, я еще издали увидела людей, сбившихся в кучку возле подъезда. Почему-то я подумала, будто что-то случилось с моей квартирой. Или ее подожгли, или обворовали. Я прибавила шагу, хотя ноги стали ватными. Увидев меня, соседи повернули в мою сторону хмурые, испуганные лица.

– Горе-то какое, Маришенька! – воскликнула Надежда Петровна с четвертого этажа. – Опять этот маньяк, гореть ему в аду!

– Кого-то убили? – внезапно севшим голосом спросила я.

– Серафиму Круглову! Задушил ее гад ползучий, – запричитала она. – Страшно-то как!

Дочери Надежды Петровны только-только исполнилось семнадцать лет, и она всегда возвращалась из балетной школы поздно вечером. Встречать ее было некому.

Симочка мертва! Я покачнулась и, кажется, стала медленно оседать на землю. Соседи взяли меня под руки и довели до скамейки. Я обхватила голову руками и замерла в неподвижности. Боялась, что, если пошевелюсь, меня просто разорвет на кусочки от горя. Я смутно осознавала, что несчастье каким-то образом связано со мной, но мозг в тот момент отказывался работать в полную силу.

Как и всем остальным жильцам подъезда, мне пришлось отвечать на вопросы милиции. Да, я видела Серафиму сегодня утром. Она вышла из подъезда и направилась в сторону шоссе. Да, я помню, во что она была одета. Была ли при ней сумочка? Была. Кожаная, итальянская, купленная на вещевом рынке «Динамо» за пятьдесят долларов. Серафима считала, что это роскошная вещь, и очень ею гордилась.

Оставшись наконец одна, я заперлась на все замки и решила напиться. Бутылка рябиновой настойки вполне для этого подходила. Я грубо отвинтила пробку, искорежив мягкий металл, налила полстакана пахучей жидкости и залпом выпила. Оторвавшись от стакана, почувствовала, что внутри у меня все дрожит. Уже через пять минут я рыдала, бросившись вниз лицом на кровать.

Было часа два ночи, когда, умывшись, я съела кусок холодного вареного мяса и выпила еще полстакана настойки. Только тогда меня осенило, что в момент нападения у Симочки была кассета с записью, которую я сделала накануне.

«Она собиралась отнести ее на работу и запереть в сейфе с документами! – лихорадочно рассуждала я, мгновенно протрезвев. – Но, если бы кассета в момент убийства была при ней, и в милиции ее прослушали, меня тут же забрали бы в кутузку. Или по меньшей мере устроили бы допрос с пристрастием. А поскольку меня беспокоили не больше, чем остальных соседей, выходит, кассету не нашли. Что же получается? Симочку убил вовсе не маньяк? Ее убили люди Шлыкова. Только за то, что она владела кассетой и, возможно, была в курсе того, что на ней записано. Но как они узнали?»

Я начала клацать зубами от страха. Что, если моя квартира нашпигована «жучками» и все, о чем тут говорится, становится известно Шлыкову? Но тогда... Тогда он знает о существовании нашего женского клуба. «Нет, не может быть, – попыталась я погасить панику. – Если бы он знал, незамедлительно последовали бы репрессивные меры».

Была глубокая ночь, иначе я непременно позвонила бы Вере. Девочкам нужно все рассказать, непременно. Из-за меня они все сейчас в опасности. Утром я позвонила Липе и сообщила, что «по семейным обстоятельствам» задержусь на пару часов. А сама поехала к Вере домой. Только выйдя с ней на улицу, я решила, что можно говорить, не опасаясь, что нас подслушают.

– А ты уверена, что сумочка действительно пропала? – поинтересовалась побледневшая Вера.

– Сегодня утром я разговаривала с дворничихой. Она сказала, что сумочку не нашли. Наша дворничиха всегда в курсе событий.

– А этот маньяк, что орудует в окрестностях, он раньше брал у своих жертв личные вещи?

– Я не знаю!

В газетах подробности нападений, зарегистрированных в нашем округе, не освещались.

– А может, это и в самом деле маньяк? – вслух подумала Вера. – Ведь он существует?

– Естественно.

Я мгновенно вспомнила того парня с длинным бледным лицом, который преследовал меня ночью и столкновения с которым мне удалось избежать как раз благодаря Симочке. Что, если это и в самом деле был маньяк, которого мы спугнули? Они ведь все чокнутые, эти маньяки. Может быть, он решил отомстить Симочке за то, что та сорвала ему очередную операцию? По окошку, из которого она высунулась, вполне можно определить номер квартиры...

Я поделилась своими мыслями с Верой. Мы растерянно глядели друг на друга.

– Маньяк это или нет, а нам действительно пора предпринять решительные меры, – сказала Вера. – Сегодня я позвоню Ирочке и Кате. К вечеру каждая из нас должна подготовить свои предложения. Все обсудим, выберем наиболее приемлемое... Понимаешь, я думала о том, что ты сказала по поводу безопасности. Нас действительно очень легко убрать после того, как надобность в получении интересующих их сведений отпадет. А когда она отпадет? Сегодня? Завтра? Мне совсем не хочется умирать.

Мне тоже не хотелось. Я поехала на работу, где сразу же принялась за очередной донос. Как человек педантичный, я свои доносы озаглавливала. Писала сверху «Горчаков» и проставляла дату. Ведь курьер, собирающий «урожай», может запросто перепутать бумажки, думалось мне. В последние дни я свой труд подняла на более высокий технический уровень – вносила сведения в компьютер и отвозила на вокзал дискету, заранее аккуратно удалив файл из памяти. Делать черное дело на компьютере было гораздо удобнее – через плечо мне никто никогда не заглядывал, и со стороны казалось, будто я прилежно тружусь.

Кстати, именно сегодня я заметила, что круг моих служебных обязанностей как-то уж очень сузился. Горчаков объяснял это некими таинственными внутренними неприятностями, необходимостью приостановить все перспективные проекты и заниматься проверкой документации. Причем проверкой занимался сам, никого не подпускал к документам. Липа тоже, кажется, осталась без работы. Помаявшись некоторое время, она притащила в офис стопку женских журналов и принялась их методично штудировать. Судя по всему, Липу мучила мысль о том, что у нее есть некие отклонения, которые мешают ей быть такой же невероятно глупой, как другие представительницы слабого пола. Ответ она решила поискать в статьях, которыми в дамских журналах разбавляют красочные рекламные снимки.

– Горчаков не слишком сердился на то, что я опоздала? – спросила я у нее.

– Да он и не знает, что ты опоздала, – ответила Липа, не отрываясь от чтения. – Он еще не приходил. И не звонил.

Я заерзала на своем месте. Что, интересно, происходит у Горчакова на самом деле? Может, действительно стоит забраться к нему под одеяло? Там бы я выяснила все, что мне нужно. Многое стало бы понятным. Постель – это то самое место, где секреты сыплются из мужчин, как мелочь из разбитых копилок.

Вздохнув, я принялась сочинять дальше. «На 15.00 назначена встреча с представителем пекарни номер восемь. Встреча состоится в кабинете заместителя Горчакова». Напечатав эту фразу, я не выдержала и усмехнулась. Бред несусветный. Но Шлыков по-прежнему продолжает его проглатывать. Честно говоря, я даже не знала, существует ли в Москве пекарня под номером восемь. Я надеялась, что Шлыков тоже этого не знает. «В 19.00 встречается с бывшим сокурсником в баре „Подосиновик“. Фамилию сокурсника выяснить не удалось. Имя – Николай». Я подумала, что в институте, где когда-то учился Горчаков, Николаев наверняка было как собак нерезаных.

До самого вечера мы с Липой мучились неизвестностью. По телефону шефа разыскать не удавалось. Сам он не подавал о себе вестей. Только когда мы запирали офис, на столе у Липы зазвонил телефон.