Текст книги "Дырка от бублика"

Автор книги: Галина Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5

– Вот она, Астапова! – сказал Овсянников и толкнул фотографии рукой. Они пролетели через весь стол и остановились прямо перед носом Эллы. – Вглядись в это лицо! Просто ужас, ты не находишь?

– Почему же ужас? – пробормотала она, раскладывая снимки перед собой. – Простое хорошее лицо. Нормальное лицо.

– Нормальное? – недоверчиво переспросил сыщик. – Да ты посмотри на выражение глаз. Вечная жертва! Агнец на заклание! И эти жалкие очочки. Ты бы стала носить такие очочки?

– Ну... У людей бывают разные обстоятельства, – стараясь подавить обиду в голосе, ответила Элла. – Может быть, она купила себе другие, а потом их потеряла.

– Кстати, насчет «потеряла». Это за ней тоже не заржавеет. Девка теряет все, что только можно потерять. Нет, ну а прическа? – снова вернулся он к фотографиям. – Такое впечатление, что она расчесывается пальцами. Смотри, она снята в разное время в разных местах, и везде растрепанная, как Незнайка.

– Но лицо-то у нее нормальное! – раздраженно сказала Элла. – И выражение его нормальное.

– О да! – согласился Овсянников. – Именно с этим выражением лица она разбивает посуду, роняет мебель и проваливается в канализационные люки. Поверь мне, это настоящий «Титаник» в юбке! Из того, что я про нее узнал, напрашивается только один вывод: она может быть сейчас где угодно – в Швеции, в открытом море или в Пиркулинском заповеднике! Ее могли продать в какой-нибудь гарем, заманить в секту или засунуть вместе с гуманитарной помощью в самолет, летящий в Бохайвань.

– И ее подозревают в убийстве мужа? – с вызовом спросила Элла.

– Именно! Могу себе представить, как все происходило. Она хотела поиграть в Золушку и танцевала со сковородками в руках на кухне. И тут некстати вошел муж. Бэм-с! Он получил сковородкой по голове. Или она хотела прихлопнуть муху, которая спала меж оконных рам, но неожиданно проснулась и принялась перелетать с тарелки на тарелку. И тут опять некстати зашел муж. Бэм-с! Муха была убита вместе с благоверным.

– По-моему, это не повод для шуток, – вздернула подбородок Элла. – Я не верю, что эта милая девушка могла совершить такое страшное злодеяние.

– Эта милая девушка! – сладким голосом повторил Овсянников и сложил руки под подбородком.

В этот миг Элла яростно ненавидела его близко посаженные крокодильи глазки и слегка смещенный в сторону нос. И эта образина еще будет выступать по поводу ее внешности!

– Эта милая девушка, – не пожелал сдаваться он, – едва не пустила в расход кучу народу. Муж – ее первая настоящая жертва. Раньше были другие потенциальные жертвы среди мужского населения страны, однако им каким-то образом удалось избежать ужасной участи.

Овсянников принялся перечислять, сколько кто сломал ребер и ног, в какие попадал ситуации, как только связывался с «милой девушкой» по имени Элла. За время его прочувствованного монолога она вспотела, как болезненный младенец, завернутый любящей мамочкой в три одеяла. Вся ее жизнь прошла перед ней! Только в изложении Овсянникова все выглядело гораздо ужаснее, чем она себе представляла до сих пор. Может быть, она действительно генетическая аномалия? Может быть, ей следует уехать на Индигирку и сидеть там в сугробе до самой смерти?

– Мне придется проверять все ее связи, – сказал Овсянников. – Кстати, у нее есть особые приметы. – Элла напряглась. – Родимое пятно на левом плече, шрам под коленкой и три маленькие родинки за правым ухом. Идут в ряд, словно нарисованные. Впрочем, я узнал бы ее сразу, если бы увидел.

«При нем можно ходить только в брюках и кофтах с длинными рукавами, – тотчас же сделала вывод Элла. – И не отгибать правое ухо».

Когда она наконец ушла в ужасном настроении в свою комнату со списком поручений на завтра, Овсянников позвонил Диме Шведову и шепотом сказал:

– Послушай, Дим, прям не знаю, что делать! Мне кажется, твоя Бэлла в меня втюрилась. Да ничего я не придумываю! Она так странно себя ведет! Стоит мне подойти к ней поближе, как она начинает дрожать, словно маленькая собачка. Лоб у нее покрывается испариной. Или, может, она меня боится? Нет? Ты тоже думаешь, что влюбилась? А я, значит, должен вести себя как джентльмен. Угу. Но если она зачахнет, ты сам будешь виноват.

Положив трубку, Овсянников, насвистывая, отправился на кухню за минералкой и в коридоре наткнулся на свою новую соседку. Она на цыпочках вышла из ванной и тихо-тихо закрыла дверь. Потом повернулась и, рванув с места в карьер, впечаталась в живот хозяина квартиры.

– Уй! – сказал он, потому что новая секретарша пребольно наступила ему при этом на ногу.

Поскольку Элла была в короткой ночной рубашечке, она тут же вспомнила о своих особых приметах и повернулась к Овсянникову тем плечом, на котором не было родимого пятна. И присела, чтобы он, не приведи господи, не разглядел шрама под коленкой. Уши ее были закрыты распущенными волосами, которые от воды уже завились на лбу в предательские колечки.

Овсянников, которого напугали странные телодвижения, схватил ее за плечи и встряхнул.

– Пустите меня! – с надрывом выдохнула она и, оттолкнув его двумя руками, бросилась бежать. Дверь ее комнаты хлопнула, и все стихло.

– Вот это да! – пробормотал детектив. – Никогда не жил в одной квартире с собственной секретаршей. Оказывается, это страшно увлекательное дело!

* * *

На следующий день Элла решила, что ей нужно побывать на месте преступления. То есть в своей квартире. Принять решение и то оказалось нелегко, а уж заставить себя осуществить задуманное и подавно. Ей чудилось, что все соседи предупреждены о том, что ее необходимо поймать и сдать в милицию. Поэтому она поглубже надвинула шапку на лоб, завязала ее уши под подбородком и опустила на глаза меховой козырек. Потом до самых очков замоталась шарфом.

Самое обидное, что каждая собака во дворе ее узнавала. С ней здоровались все, кто попадался навстречу. Одна тетка из соседнего подъезда даже решила высказать ей свои соболезнования. Тетка была из тех, которые все свободное время посвящают разговорам – по телефону и живьем. Если бы Эллу ловили, она бы знала. Но, судя по ее реакции, никаких слухов на этот счет не ходило, поэтому Элла слегка успокоилась и, заранее достав ключ, взбежала по лестнице на свой этаж.

Некоторое время назад дверь была опечатана, но потом в нее кто-то входил. Коврик валялся вверх ногами, и Элла подумала: не сидит ли внутри засада? Однако нет – когда она вошла, никакой засады там не оказалось. В квартире стоял чужой запах, но и только. Схватившись за горло рукой, она заглянула в кухню, но ничего особенного не увидела.

Делать здесь было решительно нечего. Элла прямо в сапогах прошла по коврам к шкафу и побросала в пакет кое-что из вещей. Потом заперла дверь и позвонила в соседнюю квартиру, где жила одинокая поэтесса Юлия Юшкина. Большую часть суток она проводила дома и могла что-нибудь слышать в ночь убийства.

– Элла, – мрачно сказала та, появившись на пороге в ужасных тренировочных штанах и свитере по колено. – Ваш муж накануне смерти ругался матом.

– А не могли бы вы... – Элла сделала в воздухе затейливый жест рукой. – Рассказать все как-нибудь поподробней?

– Как он ругался? – удивилась Юлия и подняла соболиные брови к самой кромке волос.

– Вообще все, что вы слышали.

– Я не только слышала, но и видела, – торжественно сообщила Юлия. – Видела, как он пришел домой. Вышла, знаете ли, за газетой, а он как раз появился из лифта. Припал животом к двери и начал возиться и сопеть.

– Что-то я не совсем поняла, – перебила Элла. – Игорь что, был пьян?

– Нет, ну что вы? Зачем пьян? Просто он прижимал коленкой к двери портфель и одновременно вставлял ключ в замок. Я ему говорю: «Игорь, вам лучше поставить его на пол, тогда дело пойдет». А он отвечает: «Не могу, Юлечка, он слишком ценный».

– Вы уверены, что это был именно портфель? – немедленно спросила Элла.

Дело в том, что у Астапова никогда не было портфеля. «Дипломаты» были, и папки были. Портфелей не было.

– Конечно, уверена! – воскликнула Юлия. – Я же не слепая! Такой коричневый с двумя серебряными замочками.

– Так что, он ругался матом, потому что у него дверь не открывалась?

– Нет-нет, при мне бы он себе этого не позволил! – испугалась Юлия. – Это было позже, уже к ночи. Точное время не могу назвать – меня уже милиционеры с этим временем наизнанку вывернули. Но я никогда не смотрю на часы – я живу ощущениями! Просто было темно, и лифт давно не шумел. Поэтому я и решила, что уже ночь.

И вот я пошла выносить мусор. Ночью, знаете ли, выносить мусор гораздо комфортнее, чем днем. Ни с кем не столкнешься на лестничной площадке, и, если по дороге в голову придет рифма, никто тебя с толку не собьет. Выхожу я, значит, на площадку и слышу – из вашей квартиры доносятся крики и брань. Понятно, что кто-то ругается. Я прислушалась – невольно, конечно! – звучал голос вашего мужа. Он очень громко кричал и сердился. И голос был только его. Он кричал, потом делал перерыв и снова кричал. Из чего следует вывод, что он разговаривал по телефону.

– А что, что он кричал? – нетерпеливо спросила Элла.

– Ну, это вам лучше знать, – пожала плечами Юлия. – Вы ведь как раз пришли домой.

– Я?! – громко воскликнула изумленная Элла. – Я пришла домой? С чего вы взяли?

– Я вас видела. Понимаете, я всегда поднимаюсь к тому мусоропроводу, который на полплощадки выше, а не к тому, который ниже. Люблю, знаете ли, послушать, как гремят в полете пустые банки. Поскольку основной моей пищей являются консервы, выносить мусор для меня – истинное развлечение.

– И что?! – раздраженно вскинулась Элла, которой хотелось задушить поэтессу за ее дурацкую уверенность. Видела она ее! Вот ведь дура какая!

– И ничего. Я стояла вон там, наверху, а вы подошли к двери, открыли ее своим ключом и скрылись внутри.

– Я с вами поздоровалась? – спросила Элла. – Вы видели мое лицо?

– Нет, – немного подумав, призналась Юлия. – Но на вас было ваше пальто.

– Какое мое пальто? – едва сдерживаясь, чтобы не завопить в полный голос, уточнила Элла.

– Длинное черное пальто с капюшоном. Вы как раз и были в капюшоне.

– Это была не я, – простонала Элла и для убедительности потрясла перед собой руками с растопыренными пальцами. – И пальто тоже было не мое. Мало ли таких пальто продается!

– Ну, может быть... – не слишком уверенно согласилась Юлия и, пожав плечами, добавила: – Но милиции я сказала, что это были вы. Да и кто еще, кроме вас, может открыть дверь ключом и спокойненько войти в квартиру?

– Убийца, наверное! – рявкнула Элла. – Вы ее хорошо рассмотрели?

– Помилуйте, Эллочка, зачем мне вас рассматривать? Но если вы говорите, что это была убийца, то... Сдается мне, она выше ростом.

– Выше, чем я?

– Мне сейчас так кажется. Или это были вы, но на каблуках.

– Это была не я! – завопила Элла.

– И хорошо, и ладно, – успокаивающе сказала Юлия. – Не вы, так не вы. В конце концов, компетентные органы разберутся.

Вот в этом Элла как раз очень сильно сомневалась. Улики против нее множились, словно микробы в питательной среде.

Распрощавшись с соседкой, она бросилась обратно в квартиру и залезла в шкаф – черное пальто было на месте, и ничто не говорило о том, что его кто-то недавно надевал. Тогда Элла принялась за поиски коричневого портфеля. Она-то хорошо знала, где можно спрятать вещь такого размера! Никакого портфеля в квартире не оказалось.

Выходит, что? Его забрали? Может быть, Астапова вообще убили из-за этого портфеля? Он сказал поэтессе, что портфель слишком ценный, чтобы ставить его на пол. И теперь этого ценного портфеля нет, а Астапов мертв. И в то время, когда он с кем-то ругался по телефону – если верить Юлии, даже произносил нецензурные слова! – в квартиру вошла женщина в длинном черном пальто с капюшоном на голове. Она открыла дверь своим ключом и, возможно, стукнула Игоря сковородой по голове. Интересно, а это черное пальто она надела специально? Чтобы подумали, что она – Элла?

* * *

– Какую кухню ты предпочитаешь? – спросил Овсянников, заводя мотор и медленно трогаясь с места.

– Мне все равно, – ответила Элла, нацеленная совершенно на другое. – Скажи, а ты можешь узнать у этого твоего клиента Михальченко про типа, которого убитый Астапов тем вечером сопровождал в театр?

– Да я уже давно все узнал, – отмахнулся Овсянников. – А тебе зачем?

– Ну... Вот скажи, что ты сегодня делал?

– Пытался напасть на след Астаповой. Разговаривал с людьми, наблюдал за квартирами, в которых она могла затаиться.

– И как успехи? – с любопытством спросила она.

– Пока никак. Не устаю надеяться, что она рано или поздно объявится сама. Допускаю даже, что Астапова невиновна и вообще ничего не знает о том, что произошло. Потом явится с широкой улыбкой к маме и скажет: «Меня тут на пару недель завербовали поработать на алмазных копях. У нас тут все в порядке?»

– Не думаю, что она такая безголовая дура, какой ты пытаешься ее представить. Возможно, она наивная и невезучая, но не более того!

– Ф-р-р! – выразил свое отношение к ее словам Овсянников, останавливаясь возле небольшого трактира. Однако тот оказался закрыт.

– Что за черт? – рассердился сыщик и даже стукнул носком ботинка в дверь. – Первый раз такая петрушка!

Элла втянула голову в плечи, потом облизала губы и легкомысленно сказала:

– Подумаешь! Поедем в другой трактир!

Овсянников молча вырулил на шоссе, сделал пару поворотов и, притормозив, с опаской выглянул наружу.

– Кажется, все в порядке, – пробормотал он, выбираясь из машины.

– Я правильно поняла: ты все-таки допускаешь, – спросила Элла, забегая вперед и оборачиваясь лицом к нему, – что Астапова невиновна, да?

– Конечно, допускаю, – пожал плечами Овсянников. – Есть у меня одна версия...

– Какая? – Она тотчас же сделала стойку.

– Вот подожди, закажем еду, и я тебе расскажу.

Овсянников по-хозяйски вошел в трактир и скинул пальто на руки гардеробщику. Элла, словно сиротка, прижала свою одежку к груди и покорно ждала, пока наступит ее очередь. Невольно ее взгляд упал в зеркало, и она испуганно пискнула. По дороге из пучка вывалились заколки, волосы растрепались, и Элла Астапова стала подозрительно похожа на свои фотографии, которые сыщик недавно так пристально рассматривал.

– Ты чего? – спросил тот, мельком глянув на нее.

– Мне надо в дамскую комнату.

– Так за чем дело стало?

– Я... Э-э-э...

Она хотела сказать, что ей нужен лак для волос или та жидкость для укладки, которой рекомендовала пользоваться жена Димы Шведова, и еще пара шпилек и расческа с мелкими зубчиками...

Овсянников покровительственно похлопал ее по плечу и бросил на ходу:

– Буду ждать тебя за столиком.

Он ушел, а Элла метнулась в туалет к умывальнику и, намочив руки водой, принялась приглаживать волосы. Потом заплела их в короткую жирную косичку. Косичка тотчас же расплелась.

– Зараза! – рассвирепела Элла и топнула ногой.

Уже через секунду она поняла, что делать этого не следовало. Каблук на сапоге хрустнул и отломился. Она взяла его в руку и еще раз посмотрела на себя в зеркало. Нет! Не может она появиться лохматой перед Овсянниковым да еще сказать, что у нее сломался каблук. И еще это имя – Бэлла! Не надо было слушать Шведова и соглашаться на это имя. Бэлла слишком похожа на Эллу, рождает, так сказать, ассоциации. Назвалась бы лучше Ирой или Валей!

Однако сожалей не сожалей, а с волосами и с каблуком надо что-то делать. Элла вспомнила, что в пояс на ее брюках вставлена веревочка. Она решила, что веревочку запросто можно вытащить и использовать в качестве ленты. Так она и сделала. Подняла руки и стала заплетать косу. Коса получилась что надо, вот только штаны начали спадать. Она решила проигнорировать это обстоятельство. Брюки – что? Вот с каблуком как быть? Ни гвоздей, ни клея в ее сумочке, конечно, не водилось. Зато там обнаружились две упаковки жевательной резинки «Орбит – сладкая мята». «Что, если попробовать наживить каблук на жеваную резинку?» – подумала Элла и, раскрыв первую пачку, закинула в рот пару подушечек.

Пока она усердно жевала, едва прикрытая дверь в дамскую комнату распахнулась от ветра, который поднял какой-то посетитель, широко открыв соседнюю. Элла этого не заметила и продолжала активно двигать челюстями.

Гардеробщик, стоявший напротив туалета, непроизвольно бросил на нее взгляд, отвел его, потом медленно вернул обратно. Открывшееся ему зрелище было удивительным. Посреди сортира стояла только что пришедшая девица и совала себе что-то в рот – один раз засунула, и второй, и третий. Через минуту она стала похожа на хомяка, но ни на секунду не прервала своего занятия. При этом она шумно сглатывала слюну.

– За бабами подглядываешь? – тихо спросил один из официантов, подкравшись сзади.

– Да там и глядеть-то не на что, – смутился гардеробщик. – Если бы они хотя бы подтягивали чулки...

– А они чего делают, а, Минь? – спросил официант и игриво толкнул его локтем в бок.

– Не поверишь, но они там жрут чего-то.

Элла тем временем кое-как прилепила каблук на место. Надо сказать, что он хоть и держался, но совсем фигово. Ходить на таком каблуке уж точно было нельзя. Но и признаваться Овсянникову в том, что у нее неприятности, Элла ни в какую не желала.

В итоге из дамской комнаты она вышла весьма своеобразной походкой и на цыпочках проследовала в зал. Пока она шла, брюки подло сползали вниз. Ей пришлось обнять себя двумя руками, чтобы они вовсе не соскользнули на пол.

– Что, живот болит? – небрежно спросил Овсянников, отодвигая для нее стул и одновременно строя глазки девице за соседним столиком.

– Нет-нет! – с жаром возразила Элла. – Все хорошо! Так что там у тебя за версия появилась?

– Я подумал: не зря Борька, то бишь Борис Михальченко, так активно настаивает на том, чтобы я нашел его падчерицу. Падчерицу, а не убийцу! Формулировка была именно такая: во что бы то ни стало найти падчерицу. Я вот что думаю. Борька подозревает, что Астапова убила его собственная жена, Дана. Жену он любит без памяти и ни за что ее не сдаст.

– И поэтому хочет подставить ее дочь?!

– Не думаю, – мотнул головой Овсянников и показал девице за соседним столиком передние зубы, сделав глаза щелочками. – Вероятно, он надеется, что падчерицу в конце концов оправдают. Но дело, естественно, затянется. А это ему на руку. Он сумеет пока что-то придумать.

– Какая ерунда! – рассердилась Элла, у которой мурашки побежали по спине. Ключи от квартиры, черное пальто... Неужели мама могла убить Игоря? Вслух она спросила: – Зачем Дане убивать своего зятя?

– Мало ли. Скажу тебе по секрету, Астапов был редкостной скотиной.

– О мертвых...

– О мертвых нельзя говорить плохо никому, кроме частных сыщиков, – довольно резко ответил Овсянников. И неожиданно предложил: – Давай потанцуем!

Элла обернулась назад. Девица из-за соседнего столика уже висела на каком-то хлыще и через его плечо кокетливо оглядывала зал. Вероятно, Овсянников хотел войти в круг танцующих для того, чтобы максимально к ней приблизиться.

– Я не могу! – покачал головой Элла.

– Значит, живот все-таки болит? – прицепился тот.

– Да ничего у меня не болит! – звонко возразила она и храбро поднялась на ноги.

В зале была полутьма, которую оживляли свечи, горевшие на каждом занятом столике. Музыканты играли что-то очень симпатичное, и танцующих пар становилось все больше и больше. Овсянников одной рукой обнял Эллу за талию, а другую руку отставил в сторону, предлагая ей вложить в нее свою ладонь. Она вложила и принялась на цыпочках делать танцевальные па. Брюки тотчас же поползли вниз. Чтобы не остаться без штанов на глазах у почтенной публики, Элла изо всех сил выпятила живот. На цыпочках и с выпяченным животом она выглядела как кенгуру.

– Не напрягайся, – посоветовал Овсянников прямо ей в ухо.

Не напрягайся! Легко сказать! Элла осторожно сняла правую руку с его плеча и прижала локоть к боку, пытаясь остановить мерзкие брюки по пути на пол.

Сыщик воспринял ее жест как проявление девичьей застенчивости.

– Ты чего, лапочка, боишься дядю Жеку? – насмешливо спросил он и, силой оторвав ее руку от бедра, снова водрузил себе на плечо. И для страховки положил свою длань сверху.

Элла еще сильнее выпятила живот, но паршивые брюки скользили вниз и уже нарушили все рамки приличия. Еще немножко, и она опозорится! Не в силах больше надуваться, она шумно выдохнула и одним резким движением прильнула к мощному торсу Овсянникова. Это был последний шанс удержать штаны на месте – зажать их между собой и своим партнером.

– О-о! – пробормотал тот. – Полегче, детка! Не то дяде Жеке не сдержать клятвы.

В этот момент танец очень кстати закончился, Элла досеменила до своего столика и в изнеможении упала на стул. Официант как раз принес десерт – кофе и кисель с мороженым. В голове Эллы тотчас же родился новый гениальный план. Она быстро съела мороженое и сказала:

– Мне нужно в дамскую комнату.

– Нет, все-таки у тебя болит живот! – радостно воскликнул Овсянников.

– Смотри-смотри, какая потрясная девица! – вместо ответа сказала она и мотнула головой.

Доверчивый Жека обернулся, а Элла тем временем схватила кисель и, прикрывая его ладошкой, похромала в туалет. Увидев у нее в руках стакан, гардеробщик строго сказал:

– Алкогольные напитки выносить из зала не разрешается!

– Это не алкогольные! – огрызнулась Элла. – Это десерт!

Она сунула стакан ему под нос и, пока он придумывал, как среагировать на кисель, прошмыгнула мимо него. Гардеробщик некоторое время стоял неподвижно, потом заложил руки за спину и начал прогуливаться вдоль коридора. С каждым разом он прогуливался все ближе и ближе к дамской комнате, наконец не выдержал и прижался глазом к щелке в двери.

Элла между тем расплела косу и завязала шнурком штаны. Кисель же она придумала использовать вместо геля для волос. Она обмакивала пальцы в стакан и мазала киселем голову. Гардеробщик, который все это видел, вернулся на свое место, пробормотав:

– Что у нас в стране за люди? Жрут в туалете, головы киселем обмазывают!

Когда Элла вернулась за столик, Овсянников пристально посмотрел на нее и спросил:

– Ты что, купалась в аквариуме? Почему у тебя голова мокрая? – Он протянул руку и коснулся пальцами ее волос. – И липкая?

– Чтобы быть красивой, – широко улыбнулась Элла, – следует постоянно экспериментировать!

Когда они вернулись домой, Овсянников выдал ей новый список поручений на завтра и, дождавшись, пока она пустит воду в ванной, торопливо набрал номер Шведова.

– Слушай, Димыч, – понизив голос, сказал он. – Твоя племянница не дает мне проходу. Сегодня мы пошли в ресторан ужинать, она захотела со мной танцевать и стала прижиматься. Прям не знаю, что делать. Что значит – ты с ней поговоришь? Это как будто я нажаловался, что ли? Ну, ты, Димыч, даешь! – Он помолчал, послушал, потом весь взъерошился. – В каком смысле – чего я хочу? Ну ты ж меня за жабры взял! Прямо клятву из меня выжал! А я всего лишь человек. И племянница твоя – тоже человек, хоть и со странностями, конечно.

Элла, которая с трудом смыла с себя тонну косметики и застывший кисель, закутавшись в длинный халат, словно привидение, прошла мимо двери. О чем там болтает по телефону сыщик, она не слушала. «Интересно, могла ли мама поссориться с Астаповым? Может быть, узнав из шоу Григорчука о существовании Нади и Шурика, она решила выяснить отношения с обманщиком-зятем? Подхватилась и поехала к нему? А Борис знает об этом?»