Текст книги "Послевкусие"

Автор книги: Галина Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Галина Антоновна Коваль
Послевкусие

© ГБУК «Издатель», 2015

© Коваль Г. А., 2015

Глава первая

Хочу любовный роман. Вскружить голову себе и другому человеку. Чтобы сердца ёкали, чтобы каждый звук шагов за дверью был звуком его шагов. Чтобы не спалось, чтобы потерять аппетит, а может, наоборот, есть в три горла, хлопая дверцей холодильника каждый час. Это у кого как бывает. В силу того, что я замужем и влюблена много лет, мой роман будет бумажный, на бумаге. Само слово «бумага» определит его тему и накал страстей. Бумага лёгкая, шелестящая, цветная, просвечивающаяся или плотная и грубая, но вся она легко поддаётся физическому воздействию. Можно легко сложить кораблик и, мечтая, уплыть в неведомые дали фантазий. Можно склеить конверт, вложить лист бумаги со словами любви и ждать ответа. Можно смять конверт со словами любви, порвать и выбросить в мусор или сжечь. Пепел такой любви развеется по ветру. Исчезнуть без следа – это уж совсем страшно. Может случиться так, что, пролежав многие лета в темноте и пыли, бумажную чью-то любовь увидят и прочтут серые, карие, зелёные или синие глаза. Прочтут… Представят себе её и нарисуют в мечтах свою любовь, свою историю.

Бумага – серьезная вещь. Родился человек, вот тебе бумага. Свидетельство о рождении будет с вами всю жизнь. Заменит его свидетельство о смерти. Его выдадут вашим потомкам. Ну а если они у вас есть, значит, был у вас любовный роман, хоть один, да был. Ах, Боже ты мой! На любви замешено всё. Построено, разрушено, завоевано, написано, создано, рождено. Буквально всё. Что-то вот такое, в таком плане, и будет происходить в последующей истории. Сейчас в голове нет ничего, но знаю: все герои и события придут ко мне, и я проживу их любовный роман вместе с ними. Присоединяйтесь.

Две тысячи десятый год. Место действия – Россия. Приволжский городок. Буднично, нетерпимо жарко, так, что плавится асфальт, а он всюду. Что ни положи в рот, вкус этого, перемешавшись с запахом расплавленного асфальта, приобретает вкус нагретого солнцем асфальта. Пусть это даже первая ягода. Она стоит в пластиковых ведёрках из-под майонеза прямо на асфальте. И только принеся её в свой дом, дав ей возможность остыть и прийти в себя, вы порадуетесь разнообразию вкусов.

– Сколько стоит китайская вишня?

– О-о-о…

– А малина?

– А-а…

– Ваша черешня жёлтая почём?

– …

– Давайте всего по баночке.

– В один кулёк?

– Всё по отдельности.

Мужчина сердился. Он, как все мы, ждал, ждал лета, а когда оно пришло, не знал, что с ним делать.

«По молодости как-то легче всё переносилось», – размышлял человек, наблюдая, как ягоды из банок пересыпаются в целлофановый мешочек. Если ягоды катятся одна за другой, значит, недавно сорванные. Мужчине вспомнились студенческие отряды и вылазки с друзьями в чужие сады. Он любил первый зеленый крыжовник и молодой зелёный горошек. И куда он подевался из огородов в наше время? Повернулся мужчина и пошёл от бабушек, стоящих в тени деревьев, вдоль тротуара. Мысли сердились и дулись друг на друга в голове. Тротуар… Бордюр… Торшер… Эти слова так и не вошли в его словарный запас, более того, они не несли смыслового значения. Набор букв на французский манер. Мужчина продолжал сердиться, и всё это жара проклятущая делает. Она совпала с жаркими баталиями в его семье, итогом которых была спешная покупка однокомнатной квартиры и переезд в неё. В квартире вместе с ним поселилось одиночество вперемежку с обидами и надеждами. Человек шёл и разглядывал всё вокруг. Он привыкал ко всему очень старательно, думая, что это поможет ему быстрее обвыкнуться в новом районе.

Вот симпатичный чистенький ларёк на колёсах, рядом с его нынешним домом. В нём продаются хлебобулочные изделия. Дверь настежь открыта. Ветер колышет кусок старой занавески. На пороге, головой к влажной тряпке на входе, свернувшись калачиком, лежит стриженое тельце маленькой собачки. Ушки с благородной стойкой и чёлкой между ними, завязанной резинкой для волос с яркими камушками. Пока продавец бегала и меняла деньги для сдачи, он стоял и разглядывал животное. Чувствуя взгляд, собачка подняла глаза, и на мужчину взглянул убитый горем скрюченный старичок. Боль и горе. Глаза слезились и подёрнулись плёнкой. Собачка стыдилась своего положения и нервно стянула тело, пряча голову в середину калачика.

– Порода дорогая, а кому ни предложу, никто брать не хочет. – Продавец отсчитала сдачу. – Что ни дам, ничего не ест, а уходить не хочет. Боится. Я и не гоню. И как только ночью терпит жару такую? Я же её закрываю тут.

Продавец ждала ответа, в надежде поболтать с покупателем. Собачка ещё раз открыла глаза и посмотрела в глаза мужчины мутным взглядом. Отвернулась, подумала и, оскалив мелкие и некрасивые зубки, зло заворчала. Мужчина удивился.

– С характером она. – Продавец протянула пакет с хлебом. Окошко было небольшим, и видел мужчина только руки продавца да голос слышал.

– Тут ухо течь начало… Клещ, наверное… А когда мне лечить?

Мужчина пошёл к своему подъезду. У двери подъезда обернулся. Над калачиком поднялись ушки, собачка смотрела в его сторону. Температура в подъезде дома градуса на два ниже, чем на улице, но какая благодать! Постоял, отдышался и направился к лифту. Дом новый, а потому маленькая металлическая коробка подъёмника ещё не загажена, и находиться в лифте приятно, ощущая прелести комфорта. В новой квартире душно, но это поправимо, мужчина включил кондиционер.

– Ну и что, что сорок два года! Ну и что, что возрастной кризис! – Мужчина поднимал себе настроение и тщательно мыл в дуршлаге ягоды сильным напором холодной воды. Не подождал, когда вода стечёт, вывалил содержимое в вазу и принялся мыть следующий сорт. Когда вышел из душа, сел в кресло у телевизора и запустил пальцы в ягоду, то они оказались в воде. Не глядя на вазу, задумался, ведь такого не может быть. Скосил глаза на вазу. Всё так и есть, вода по самые краешки. Аккуратно, чтобы не расплескать, понёс вазу на кухню. Снова ягоды в дуршлаге и пусть там стоят какое-то время, пока вся вода не стечёт, потом он за ними придёт. Уходя, бросает сердитый взгляд на вазу, потом на потолок.

Сверху доносятся голоса людей, да так чётко, что мужчина может представить себя их собеседником. Голоса мужские, и они меняются. Женский всегда один и тот же. Каждое слово, произносимое женщиной, сопровождается смехом, и создаётся ощущение того, что она не в себе. Выпитая или обкуренная, в общем, неблагополучная обстановка у соседей сверху. Днём ещё терпимо, а вот поздними вечерами, когда весь дом погружается в сон, слышимость усиливается. Можно даже продолжить незаконченную фразу, сказанную кем-то наверху. Нет смысла идти и ругаться, и взывать к совести. В половине первого, плюс или минус десять минут, наверху всё замолкает до утра. Утро в квартире наверху начинается в такое же точно время – половине первого дня, плюс или минус десять минут. Бессмысленная речь, хохот, шаркающие шаги и звуки двигающихся стульев или роняемых предметов, хлопанье входных и балконных дверей раздражало новосёла. Каждое утро мужчина отрывал изрядный кусок бумажного полотенца и стирал с карниза своего балкона плевки, пепел и шелуху от семечек. Проходил день, ночь, и карниз был вновь загажен.

В один из вечеров в его дверь постучали соседи с предложением подписаться под коллективной жалобой на неблагополучных жильцов только что описанной квартиры. Он подписался. Ещё через несколько дней его пригласил в качестве понятого сотрудник милиции, при осмотре той же самой квартиры. Идти не хотелось.

– Из соседей только вы дома, – сказал милиционер в ослепительно белой рубашке с короткими рукавами.

Новшество в рядах милиции очень приятное, и белый цвет облагораживает. Мужчина дал своё согласие.

Квартира, куда он вошёл, не поддаётся описанию. Дышать в ней нечем. Смотреть на окружающие предметы невозможно, до такой степени они неприличны. Матрасы времён маминого детства, в широкую полоску, с пятнами всех цветов и оттенков, лежат прямо на полу. Предметы мебели все с дефектами. Если стул, то расшатанный до такой степени, что сесть на него не рискнули даже представители власти, так и писали на планшетках стоя. Шкаф без створок, вешалок и одежды. С уверенностью можно сказать, что все предметы и вещи с помоек. Окна нараспашку и без занавесей. Стол завален банками, стопками, винными и водочными бутылками, пакетами из-под молочной продукции. Рыбные консервы угрожающе распахнули пасть навстречу грустным взглядам присутствующих. Куски хлеба с зеленой плесенью и использованные чайные пакетики, насмерть присохшие к столешнице. Соль и сахар россыпью. Окурки, окурки и ещё раз окурки, на столе и на полу. Семечки и шелуха жалобно трещат под ногами. Дверь от ванной комнаты лежит на ванне в ванной комнате. Под ней труп мужчины трёхдневной давности. Судя по одежде, молодой. Следов насильственной смерти не обнаружено.

– Спать негде было, вот он лёг туда… Мы тут ни при чём, – бубнило скрюченное и высохшее чудище женского рода, сидящее прямо на полу. Глаза у чудища полуприкрыты. Руки вяло лежат на согнутых коленях. Иссиня-бледная кожа, сальные волосы. Ногти на руках и ногах устали отрастать и стали заворачиваться.

– Мамой своей клянусь! Мы звонили в «скорую», там не поверили и не приехали.

Люди в штатской одежде безмолвно ходили по квартире. Снимали отпечатки пальцев, фотографировали. Фотокамера нависла над головой пьяницы. Та оживилась и стала поправлять волосы, перевязанные мужским носком.

– Не юродствуй! – строго произнёс старший по чину.

– Я не юродствую. Всех таких фотографирую. Издам альбом или выставку открою в трудные времена. Если настанут… – ответил фотограф и сделал ещё снимок.

– Уже настали, напишешь объяснение.

– Подумаешь… – обиделся сотрудник милиции и отошёл от женщины.

К понятому подошёл дознаватель, чтобы записать данные паспорта. В дверь неожиданно вломился мужчина с явными признаками длительного опьянения. Очень обрадовался, увидев гостей, и стал предлагать выпить из принесённой им бутылки. Все отказались. Алкаш обиделся и сам пить не стал.

– Не пью в одиночку, – с гордостью объявил он присутствующим.

– А с кем собирался пить? – быстро среагировал дознаватель.

– Так с другом…

– Будем ждать друга, – тут же отозвался старший по чину.

Друг не заставил себя долго ждать. Входная дверь распахнулась без стука, и ещё один алкаш, чуть постарше, раскланиваясь, изображая галантность, стал приглашать кого-то в квартиру. Пахнуло свежим воздухом. Было слышно, как присутствующие задышали глубже. Через порог переступила женщина. На мгновение замерла. Обвела всех взглядом. Задержала взгляд на пьянице, сидящей на полу, и остановила глаза на трупе в ванной. Пошатнулась и привалилась к грязной стене коридора белоснежной блузкой. Сумочкой закрыла лицо. За ней следом, протолкнув очередного алкаша в квартиру, зашёл представительный мужчина. Всё, что было на нём, и то, как он держался, говорило о его состоятельности и высоком положении в обществе. Видимо, его знала и милиция. Опустив руки по швам, все поздоровались. Он не ответил.

– Моё терпение иссякло, – тихо проговорил мужчина, вполоборота-повернувшись к женщине у стены, после беглого ознакомления с местом преступления.

Дверь за ним закрывать не стали, так легче дышалось. Пришедшая женщина относилась к тому типу женщин, на которых всегда задерживается мужской взгляд. Выточенная, ухоженная хрупкость. Исполнять прямые обязанности представители власти стали тише, не употребляя слов с ярко выраженной окраской. Старший по чину подошёл к ней со словами:

– Опять, Татьяна Владимировна, встретились…

– Опять.

Она назвала его по имени-отчеству.

Наш герой услышал дрожащий, но такой приятный её голос. Слёз слышно не было. Она прошла мимо понятого к открытой двери балкона и осталась стоять там. Даже со спины было видно, как тяжело на сердце у человека. Пьяница с пола подала реплику:

– Я тут ни при чём…

Собутыльников её вывели из квартиры и посадили в машину.

– Вы можете идти. Большое спасибо за проявленную сознательность. Вам придёт повестка. Постарайтесь прийти в указанное в ней время и место, – тихо, как на похоронах, проговорил понятому старший по чину.

– Постараюсь.

Понятой не вышел, а выскочил из квартиры.

Осадок от происшествия был гадок. У себя в квартире он стремительно смолол кофе, и его аромат оправдал надежды и перебил запах, который он принёс собой. Снял с себя одежду и забросил в корзину для белья. Кофе пил медленно, небольшими глотками. Кофе на этот раз вкусен, как никогда. Что значит контраст! Даже плетеные кресла из Малайзии перестали раздражать его. За них цеплялись одежда и кухонные полотенца. Как хорошо дома! Как уютно! Как можно так опустить свою жизнь, до уровня помойки?! Чтобы не думать о квартире сверху, мужчина решил сходить за сдобой в ларёчек. В жару такую хочется потолочь ягод с сахаром, развести водой, будет морс. Да с булочкой его!

Уже знакомые руки продавца протянули булочки с заварным кремом. Он поздоровался с ними и вложил в них деньги. Ветер закинул ему на плечо занавес, что висел на двери ларёчка. Свёрнутое в калачик тело собачки зашевелилось. Уши повернулись в его сторону. Блеснули глазки.

– Полегче ему стало, гляжу.

– Это он на вас среагировал. Он всегда вам вслед смотрит.

– Скажете тоже… – недоумевал мужчина.

– Нет! Правда, правда!

Мужчине хотелось развеять плохое настроение, и он присел на корточки у раскрытой двери. Ларечек стоял на колёсах, потому собачка оказалась на уровне его глаз.

– А вот мы проверим.

И зря сделал. Собачья тоска сродни человеческой, и обида на всех во все глаза смотрела на него. Не отрываясь и не моргая.

«Я не такой», – захотелось сказать человеку.

Вместо этого он отвёл взгляд в сторону двора. Стало стыдно за чью-то оплошность. Уши собачки старались спрятаться в собственном теле.

– До свидания. – Мужчина встал и пошёл домой.

У своего подъезда, прежде чем зайти в него, обернулся. Собачка подняла уши и смотрела ему вслед.

– Ишь ты… – Толкнул дверь и столкнулся со старшим по чину, тот суетливо открывал двери перед уже знакомой женщиной. Мелькнуло ухоженное красивое лицо. Тёмные волосы в короткой стрижке делали его моложавым, но виски посетила седина, которая теперь никогда не расстанется с такой красивой головкой. От них пахнуло запахом неблагополучной квартиры. Когда несвежую, наполненную пепельницу несут, чтобы выбросить окурки и помыть, запах содержимого обязательно коснётся всех. Так и люди, пробыв в такой вот «пепельнице», насквозь пропитываются никотином. Мужчина проводил взглядом женщину и полицейского. В подъезде продолжил разглядывать женщину через подъездное окно, пока не подъехало такси. В такси женщина села вместе с дознавателем, чинно выпрямив спину, положила сумочку на колени. Мужчина постоял с ключом у своей двери, повернулся и поднялся этажом выше. Двери злосчастной квартиры опечатывали люди в форме.

– Закончили? – спросил он, лишь потому, что надо было что-то сказать.

– Только начинается! – пошутили в ответ.

Всё-таки как приятно смотреть на белые рубашки. Красивая летняя форма у нынешней милиции.

– Спасибо за помощь.

– Конечно… – Он посторонился.

Дома мужчину ждал сюрприз. Позвонила жена с предложением забрать мебель из квартиры, потому как она не собирается строить своё будущее на останках прошлого. Как красиво сказала!

– Мне мебель не нужна. Купил всё новое.

– Ну надо же, как ты быстро! – озлилась женщина. Она рассчитывала проявить свою якобы доброту и душевность, а получила холодный отказ. – Ну да, ты же у нас самостоятельный и не бедный.

– Согласен. Тебе ли не знать.

– Извини, что побеспокоила.

– Можешь беспокоить ещё.

– Не подумаю. Не дождёшься.

Мужчина пожал плечами и положил трубку, чтобы через минуту опять её снять.

– Насчёт дочери помнишь?

– Помню. – Короткие гудки в трубке.

Мужчина нашёл в себе силы улыбнуться воспоминаниям. Как-то ехали они в машине друга за город на отдых. В ушах жены были серьги. Крупный гранёный камушек висел на золотой цепочке, касаясь её плеч. День был солнечным. Серьги раскачивались из стороны в сторону. Невероятное количество солнечных зайчиков забрызгало кожаную обивку кабины, так солнышко искрилось в её серёжках. Точно так же болтала и сыпала всякими глупостями жена, разговаривая с его другом. Любила она искриться да блестеть и делала это самозабвенно. Милая трещотка. На что он только улыбался, видя в ней маленькую девочку, вечно капризную, с надутыми губками. Тогда же он и сравнил её с этими серёжками.

Шло время. Жена вдевала в уши более дорогие и массивные серьги. Речь её становилась более громкой и требовательной. Потому так радовала тишина офиса, куда он пришёл однажды в нерабочее время, по возращении из очередной командировки. Думал, разберёт корреспонденцию и поедет домой. Только расстегнул молнию на папке, раздался звук упавшей чашки в соседней комнате для менеджеров. Чашка упала и разбилась. Было очевидно: там кто-то был.

«Вот проказники! Раздал им ключи на свою голову», – подумал он и решил удалиться, чтобы не оказаться в неловком положении.

Такое уже было, и ему, как руководителю, доложила уборщица, что в выходные дни менеджеры приводили своих подружек под предлогом поработать. Дорогой сорт кофе для электрической кофеварки исчезал неоправданно быстро.

– До свидания, – обронил он в коридоре той же самой уборщице и сделал это, видимо, в сердцах, рассердившись на своего своевольного сотрудника.

– Поссорились с женой? – ласково проинформировала его женщина и горестно покачала головой.

Мужчина по инерции сделал ещё несколько шагов к выходу и остановился. Ему не надо было переспрашивать, он сразу разгадал кроссворд. Вот только кто из троих менеджеров? Хотя какая теперь разница. Встретился с глазами уборщицы, полными вкусным ожиданием развязки.

– Давно?

Откуда, мол, я знаю, хотелось сказать в ответ женщине. Она наклонилась, опустила руки в грязную воду, увидела в ней своё растрёпанное отражение, вспомнила холеную внешность его жены. Засмущалась, но ответила:

– С полгода будет…

– Кто?

Женщина махнула рукой, вздохнула глубоко.

– Теперь другой, ухажёр вашей дочери. Только я имён ваших менеджеров не знаю. Полы мыть приходится в ваше отсутствие. Вы уж простите меня…

– Теперь другой? Даже так…

Он и она постояли немного рядышком, каждый осмысливал сказанное и услышанное. Уборщица пожалела, что остановила его своим вопросом. Он решал, что ему делать дальше. Дочь поступала в этом году в политехнический институт и проживала теперь в Москве. Каждую свою последнюю командировку по заключению договоров он совершал с заездом в этот город, чтобы проведать дочь, оплатить съемную квартиру, привезти гостинцы от матери и бабушек. Будучи ученицей десятого класса, влюбилась его дочь в парня старше на восемь лет. Толковый парень. Теперь он один из менеджеров в его офисе.

– Долго она с ним не задержится! Или это не моя дочь, – сделала своё веское заключение жена, раскладывая карты на чёрном лаке столика. Настольная лампа с абажуром чёрного цвета скрывала лицо жены. Под абажуром в кругу света мелькали только руки. Ногти покрыты чёрным лаком. Голос доносился от безглавого существа.

«В чёрной комнате на чёрном диване сидела чёрная женщина с чёрными ногтями». – В голову мужа залетело жуткое сравнение из детства.

– У нас много чёрного цвета, – забеспокоился мужчина.

– На чёрном фоне ослепительно смотрится белый цвет.

Жена встала. На ней оказался белый атласный халатик-кимоно. Ноги придавили ворс у ковра белого цвета.

– Похоже, что так. Всё равно чёрного цвета много.

– Когда я захочу сменить домашний гардероб на другой цвет, сменим и диван, и лампу и перекрасим стены.

– Чур, меня не втягивать! Сама, сама, сама…

Муж на самом деле испугался грядущего ремонта.

– Договорились, – донеслось уже из соседей комнаты…

Побывав в прошлом, мужчина вернулся в настоящее. Невыносимая жара вокруг, всё высохло и перегрелось, даже воздух.

– И что мне делать? – обратился к уборщице. Во всём теле опустошенность. Нет, не во всём! Ноги налились свинцом и не хотели двигаться.

– Бог вразумит, на путь истинный наставит… – пообещала уборщица. – Иди в мою комнату. Там чайник теперь вскипел. Завари чаю. Успокойся немного. А то до беды недалеко.

Она наклонилась к ведру. Обернулась, а его уже рядом не было. Дверь бытовой комнаты слегка хлопнула. Домыла полы. Вылила грязную воду, вымыла руки и пошла к себе. Мужчина не заварил чай. Он стоял посреди комнаты и смотрел в окно. Комната небольшая. Уборщица ходила вокруг стоящего посередине человека, заваривая чай, касалась его, а он не реагировал.

– Садись давай. – Она потянула его за рукав рубашки.

Мужчина пил старательно, с остервенением хрустя сухариками.

– Не стесняйся. Кроши…

А он и не стеснялся. Крошил.

Стало легче немного. По крайней мере, воздух заполнил грудь полностью.

– Что делать?

– Отпусти. Пусть летит, и у тебя крылья раскроются.

Град ударов кулаком обрушился на стену. Костяшки на руках мужчины побелели, затем покраснели. Фаланги указательных пальцев окрасились кровью.

– Я ушла, Наталья Викторовна! – раздался певучий голос жены за дверью.

– Всего доброго… – откликнулась уборщица.

– Повеситься? Или убить?

О крышку стола звякнула связка ключей.

– Сейчас напишу адрес. Отдохнёшь там, обдумаешь всё. Домой не ходи.

– Спасибо, я к другу пойду.

– Э, нет! Никаких друзей. Иди куда тебе говорят. Квартира моего сына, они всей семьёй на море вчера уехали. Никому не звони и не жалуйся. Сам разгребай свой мусор.

И он пошёл. В тишине чужой квартиры поостыл немного. Несколько раз его взгляд задерживался на телефоне, но сдержался и не позвонил никому. Потом его поглотила сама квартира. Совсем иной мир окружал его. Вот полочка, видно, рукотворная. На ней теснится дюжина фотографий в самодельных рамках. Смех и счастье так и льются с них. Вязанные крючком салфетки на столе под вазой и на креслах, как подголовники. Ваза на ножке. Ножка склеена, и виден клей на стыке двух краёв. Вазу это не портит. Она красавица, и он никогда таких ваз не встречал. Мужчина даже погладил её прохладные бока рукой. Подоконники заставлены цветочными горшками. На стенах аккуратно пришпилены канцелярскими кнопками детские рисунки с автографами из детских каракулей. Долго читал детские послания и признания в любви родителям, школьные грамоты, дипломы о достижениях в спорте. Вспомнил минимализм своей квартиры. Каждый предмет в ней стоял продуманно, как на выставке. Без пыли и царапин, без отпечатков человеческих рук. Вместо цветов стеклянное дерево, светящееся в ночное время. Он мог сказать, что здесь, в чужом доме лучше, чем в его квартире. Здесь было не так, всё не так! Здесь можно было представить хозяев в их повседневной жизни. Узнать о событиях прошедших и грядущих. Не надо мудрствовать, чтобы понять – любовь тут живёт и владеет каждым.

– А где кошка? Столько фотографий с ней.

В дверном проёме одной из комнат появилась кошка. Сразу было понятно, что это девочка. Морда лица девичья. Хвост вокруг ножек, спокойные немигающие глаза.

– Я так рад, мадам. Я не один, а это вдвойне приятно, – обратился мужчина к кошке. – Хотя меня не предупредили, но у меня есть чем вас порадовать.

Мужчина решил покормить кошку, он гость, с пустыми руками к дамам приходить некрасиво. С удовольствием услышал собственный голос, обрадовался ему как кошке. Думал, что челюсти не разожмёт от злости, так свело. Ан нет! Заговорил и не мог остановиться. Рассказал кошке о себе, жене, дочери, о бывшей квартире.

– Но у вас уютнее, значит, у вас лучше.

Кошка оставалась в той же позе, в какой и увидел её, но при звуке открываемой баночки с икрой мойвы привстала и вошла на кухню.

– Я рад, что вы не отказались составить мне компанию. Где же ваша миска? – Гость обвёл взглядом кухню. Кошка смотрела в сторону мойки. Мужчина открыл её створки. Там стояли две вымытые мисочки. – Понятно. Вас кормят один раз в день, на ночь, пока хозяева не вернутся. Пьёте вы где?

Кошка пошла в ванную комнату. Там из неплотно прикрытого крана капала вода в раковину. Прыгнула на край, похлебала воду и вернулась.

– Это небезопасно – отставлять кран в таком состоянии. Ну да ладно! Давайте кушать.

У мужчины, пока он доставал и нарезал продукты, разыгрался аппетит. Он много ел, и всё, что клал себе в рот, в малых дозах оказывалось в тарелке у кошки. Кошка всё обнюхивала, а ела выборочно.

– Талию бережёте?

Кошка поглядела на него долгим немигающим взглядом.

«Ещё чего! Сам ешь эту отраву».

Оглянулась на то, что осталось в миске, подумала о чём-то. Затем старательно поскребла лапой линолеум, как бы прикапывая оставшуюся пищу.

«Не поймёт ведь…» – подумала кошка и посмотрела на человека.

– Несъедобное? – спросил тот.

«Неглупый. Дольше проживёт, – порадовалась за человека кошка и пошла к дивану. – Кто он вообще?»

Кошка обернулась и посмотрела на него. Длительно.

– Я не навсегда у вас. Уйду завтра.

Позвонила уборщица по городскому телефону на квартиру детей, а гость, как мальчик в чужой квартире, не решался поднять трубку. Телефон всё звонил и звонил. Пришлось ответить.

– Как хорошо, что вы у нас. Покормите кошку, горшок помойте, когда она нужду справит.

– Сделаю.

– Ну как вы?

– Стараюсь не думать, кошка ваша отвлекает.

– Я тут корю себя за язык свой без костей. Только как ни верти, всё равно бы вышло всё наружу.

– Оно конечно…

– Спокойной ночи.

– И вам также.

Положил трубку на телефонный аппарат. Кошка мордочкой скользнула по руке.

Дальше был немой спектакль. Смотрел ли гость телевизор, стоял ли у окна, разбирал привезённые с собой документы, не важно. Мысленно он рисовал сцены, в которых произносит умные и правильные слова, обличающие жену в измене. Голос его не дрожит, и сам спокоен, как никогда. Как он уходит и подчёркнуто мягко закрывает за собой дверь. Спина его прямая и глаза сухие. Пусть знает, он сильный.

«Убью гадюку! Как теперь работать? Как в глаза менеджеров смотреть? Что они от неё все с ума сошли? Да на рабочем месте! И какой я теперь начальник? Увольнять всех придётся. Может, сами уйдут?»

Когда за окном стемнело, а летом это происходит после девяти, он пошёл в ванную комнату. Принял холодный душ. Вытираясь полотенцем, чуть не наступил на кошку. Она отошла и присела у пластмассового корытца, вперив требовательный, если не сердитый взгляд на мужчину.

– Что? – спросил мужчина. – Ах, понятно. Убрать за вами?

Кошка в знак согласия удалилась.

Зазвонил его сотовый телефон. Высветилось имя жены, уже в который раз. Он прилежно выслушал позывные. Видимо, она звонила водителю и узнала, что он в городе. При следующем звонке глаза сомкнулись, и мужчина заснул. Больше жена не звонила, так как проснулся он утром. Не вставая, стал размышлять. То, что произошло, горем не назовёшь, и ожидать этого надо было. Последние три кризисных года он из сил выбивался, из шкурки выпрыгивал, лишь бы удержать фирму на плаву. Урезал заработную плату сотрудникам. Сократил рекламу, переехал в офис с меньшей площадью. Перестал заказывать сезонный товар впрок. Закупки делались только при исчезновении товарной единицы на складе и по заявке. Стал практиковать личные контакты с покупателями, сам ездил в командировки по заключению договоров. Он пережил девяностые годы и собирался выстоять и две тысячи десятый, и последующие года.

Стоп! Вот где собака зарыта! В памяти всплыло равнодушное лицо жены, встречающей его с работы. Он входил в квартиру, она тут же выходила, спешила по своим делам. Дневные тренировки в спортивном зале перенесла на вечернее время. Бодрости в жене от этого не прибавилось. Всё время хотела спать, и выключал муж свет, когда жена лежала к нему спиной, разглядывая десятый сон. Выходит, сам виноват, прошляпил жену! Почему же он не помнит огорчений по поводу её вечерних занятий спортом и раннего отхода ко сну? Потому что огорчений не было. Выходит, она ему по нулю и он ей тоже. И уже давно. И на кого теперь сердиться? На самого себя? Выходит… Наверное, уборщица не соврала о жене. Вряд ли у непорядочных людей была бы такая порядочная кошка.

Посмотрел на себя в зеркало. Да! Красавцем себя никогда не считал. Широкое лицо, широкий нос, хотя всё человечество считает свой нос большим, широким или длинным. Спина широкая при росте ниже среднего, ноги кривые и короткие. Не страшно! Такие ноги через одного у мужчин. Волосы вьющиеся. Вот зачем они вьются?! А если дождь пройдёт, кучерявость волос возрастала. Иными словами, квадратный он, с кривыми ногами, с широким лицом и широким носом и кудрявой шевелюрой. Мужчина горько ухмыльнулся. Уходить из чужой квартиры не хотелось, но идти надо. Не стал звонить шофёру. Вышел из чужой квартиры, как из прошлого своего вышел, и пошёл на работу. Шёл и продолжал думать, боковым зрением разглядывая содержимое удаляющегося прошлого.

До того как дочь пошла в школу, жена была жизнерадостной. Радовалась приходу мужа, радовалась, когда муж уходил. Радовалась приходу няни и возможности уйти из дома от вечно требующего к себе внимания ребёнка. Часто заезжала к мужу в офис в рабочее время одна или с подругами похвастаться покупками. Производила фурор среди присутствующих своей ухоженной внешностью, нарядами, духами и исчезала. Когда она стала исчезать из его жизни? Борис Николаевич сел в маршрутку. Чувствовал себя непривычно зажатым. Утро, а воздуха в машине не хватает, даже при открытых окнах. Занавески хлещут по лицам людей, сидящих по её бортам. Открытые окна маршрутки, как открытые дверцы работающего духового шкафа. Бесконечные остановки. Хлопанье давно уже не закрывающихся с первого раза дверей. Раздосадованные крики водителя.

Дочь росла, жена продолжала радоваться её отъездам на отдых в летнее время, потом ночёвкам у подружек и у бабушки. Меж ними не было привязанности и тёплых чувств. Разговоры велись в одни ворота. Мать рассуждала вслух, а дочь слушала. Может быть, и нет. Речь матери всегда была пронизана заносчивым сарказмом. Никто и никогда из друзей и подружек дочери ей не нравился. Во всех она находила изъяны. В конце беседы обязательно произносила одну фразу:

– Ничего страшного. Не всем же быть идеальными, как я и моя любимая дочка.

Судя по всему, начало конца тянулось из далёкого прошлого. Борис Николаевич вздохнул глубоко и вошёл в офисное здание. Июль нестерпимо жаркий, а человеку необходимо быть сейчас мудрым и сдержанным. Отпусти, пусть летит! Как доходчиво сказал человек! А ведь уборщица – виновница происходящего с ним сейчас и в то же время ни при чём! Борис Николаевич мог зайти в тот день в соседнюю комнату сам, но ушёл. Обстоятельства вернули его к тому, что суждено было ему узнать. В самом конце коридора только что упомянутая уборщица мыла пол. Увидев его, выпрямилась, кивнула в знак приветствия. Он ответил тем же.