Текст книги "Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Северная Америка. Южная Америка"

Автор книги: Галина Ершова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Астеки в Астеке не живут!

Поселение Астек возникло в XII веке ровно на полпути между обжитыми индейцами анасази каньонами Чако и Меса-Верде, на границе нынешних штатов Нью-Мексико и Колорадо. Место для строительства было выбрано не случайно – оно стоит на речке Анимас, образующей чрезвычайно плодородную долину шириной более 3 км. Как любят говорить все пишущие об этом археологическом памятнике авторы, селение Астек не имеет никакого отношения к астекам. Дело в том, что в XIX веке вышла увлекательнейшая книга У. Прескотта «Завоевание Мексики», благодаря которой американские читатели впервые узнали о величии славы и могуществе древних астеков. И потому всякие более или менее значительные руины американцы, не мучаясь размышлениями, считали астекским творением.

Судьба этого поселения полна тайн. Точно известно, что оно было построено между 1111 и 1115 годами – об этом свидетельствуют данные дендрохронологии. Вплоть до 1124 года к нему постоянно добавлялись различные пристройки. Судя по антропологическим признакам, местное население принадлежало к той же самой группе, что заселяла каньон Чако. Кроме того, дата постройки Астека совпадает со временем возникновения проблем с водоснабжением в Чако. Археологические материалы подтверждают также и культурное родство этих двух центров. Не исключено, что часть населения Чако покинула каньон в поисках новых земель, нашла плодородную долину Анимас и вынудила местных «корзинщиков» потесниться. Возникло несколько каменных поселений, Астек превратился в административный, ремесленный, торговый и важный церемониальный центр.

Однако в 1150 году поселение внезапно опустело, казалось бы, без видимых причин. Не обнаружено следов ни пожара, ни эпидемий, ни паники, ни внезапного нападения. Местное население ушло в неизвестном направлении, и селение продолжало оставаться заброшенным. В том же 1150 году начинается и окончательный массовый исход из высохшего Чако. Население Чако в полном составе не могло переселиться в долину Анимас – она была слишком мала. Если исключить гипноз инопланетян, то единственным возможным объяснением этих событий остается возможность некого общеплеменного решения, которому вынуждены были подчиниться все. Куда именно в XII веке отправилось в полном составе это немаленькое племя – остается загадкой.

Спустя 75 лет, в 1225 году, Астек так же необъяснимо вернулся к жизни. Но эта жизнь оказывается связанной уже с северным соседом – Меса-Верде, откуда, как предполагается, пришла некая группа и заселила покинутый центр. Эти люди частично переделали сооружения, пристроили новые помещения, укрепили дверные проходы и подремонтировали стены и крыши. Пришельцы строили новые помещения внутри засыпанных песком, щебнем и балками старых, прямо поверх мусора. Они уменьшили многие прежние помещения, возведя в них новые стены и уменьшив входы. Восстановили также Большую киву, но сделали это весьма небрежно, нарушив прежний стиль. Они построили и новые кивы иной формы. Изменилась техника строительства: кроме отесанного песчаника стали использовать булыжник.

Однако наиболее странные изменения были связаны с погребениями. Во-первых, их стало чрезвычайно много. Как отмечал Моррис, археологи наталкивались на них повсюду. Было обнаружено не менее 150 захоронений. Некоторое время покойников отправляли в последнее пристанище с большой тщательностью. В погребения клали множество полезных предметов. Неожиданно захоронения стали производиться как бы в большой спешке, а рядом с мертвецами уже не оставляли почти никакой утвари.

Из Меса-Верде начались поставки товаров – тканей, одежды, глиняных изделий и посуды. Казалось бы, все шло как нельзя лучше. Однако, по странному совпадению, проходит еще 75 лет – и в 1300 году новое население вновь внезапно оставляет Астек. И опять не известно ни что случилось, ни куда ушли люди. И в этот раз поселение оказалось оставленным навсегда.

Первым упоминанием этого археологического места можно считать отметку на карте Миеры-и-Пачеко, составленной около 1777 года. Это место помечено как «развалины очень древних городов». Первые подробные научные описания Астека составлены не кем-нибудь, а выдающимся антропологом Льюисом Морганом. В XIX веке он застал здесь еще нетронутые помещения с целой крышей на уровне второго этажа. Однако от окрестных жителей он узнал, что разрушены постройки были отнюдь не стихийными бедствиями или временем, а владельцами окрестных ранчо, которые использовали хорошо отесанные плиты песчаника для возведения собственных домов.

Раскопки пуэбло Астек начались еще в 80-х годах XIX века. Поначалу велись они довольно необычно для традиционной археологии, о чем красочно повествует Керам. В те годы неподалеку от Астека открылась маленькая сельская школа, единственным учителем которой стал некий энтузиаст древней истории по фамилии Джонсон. В течение недели он вел занятия, а по субботам собирал детей, раздавал им лопаты и топоры и вел на раскопки. Один из этих детей позже вспоминал: «Шел небольшой снег. Было довольно холодно. Мы поднялись в одно из помещений второго этажа, которое больше чем наполовину было завалено землей и мусором. В одном из углов мы начали копать. На глубине 1,6 м мы достигли пола. Затем пробили в нем отверстие, имевшее примерно 85 см в диаметре. Однако нам не удалось разглядеть внизу ничего, кроме темной пещеры. Начались продолжительные споры о глубине пещеры, о том, что могло находиться на ее дне и каким образом тот, кто решился бы туда спуститься, мог выбраться обратно. Кое-кто был убежден, что пещера кишела крысами, скунсами-вонючками, летучими мышами и гремучими змеями. Мы рисовали себе сотни картин. Я думаю, что наибольший ужас вызывал страх перед привидениями». Описание удивительно напоминает приключения Тома Сойера и, по всей видимости, соответствует духу открытий, царившему среди начавшего обживаться на чужой земле пришлого населения.

Итак, под руководством учителя Джонсона в отверстие был спущен на веревке один из старших школьников. Поскольку привидения ничего плохого ему не сделали, за ним последовали и остальные. Однако их ждало некоторое разочарование: «Трепетное пламя свечи отражалось от гладких стен, гладкого потолка и совершенно ровного пола. Огромное помещение оказалось совершенно пустым. Не было видно ни кусочка обвалившейся штукатурки, ни следов золы, ни одного разбитого сосуда. В одной из стен были заметны следы дверного проема. Они прошли через него. За стеной их ожидало такое же помещение в точно таком же состоянии. Казалось, будто люди, которые обитали здесь сотни лет назад, перед тем как покинуть свое жилище, тщательно убрали его так, как это сегодня обычно делают те, кто стремится сдать свой дом внаем.

И тут на одной из стен заметили следы более поздней кладки. В ней немедленно пробили дыру. Первая свеча, которую протянули в зияющую темноту, тут же погасла из-за нехватки кислорода. Тогда они принялись размахивать руками до тех пор, пока снаружи не поступило достаточно свежего воздуха. Потом вновь были зажжены свечи. Как только отблески света запрыгали по стенам, подростки увидели нечто такое, что заставило бы усиленно забиться сердце любого Тома Сойера.

К одной из стен был прислонен скелет.

Дети застыли как вкопанные. Они онемели от ужаса и не знали, оставаться ли там или спасаться бегством».

Судя по всему, этого полуголого человека некогда поставили к стене, а потом замуровали в этом склепе. Голова скелета отвалилась и лежала на полу – на ней сохранились лоскуты кожи и пряди черных волос. На этом работы были остановлены до следующей субботы, поскольку в воскресенье приличным американцам полагалось идти в церковь, а не раскапывать древние скелеты.

Но через неделю началось нечто невообразимое. Заинтригованные рассказами школьников, добродетельные жители окрестных ранчо с ломами и топорами чуть свет ринулись громить руины в поисках сокровищ. Все тот же бывший школьник вспоминает: «Я пробился в одно из помещений и старался изо всех сил увидеть и запомнить все, что было возможно, пока множество возбужденных людей метались там, переворачивая все вверх дном и создавая невообразимый беспорядок. В этом помещении находилось 13 скелетов, в том числе два детских, с незаращенными черепными швами. Один из них имел всего два зуба. Все скелеты были завернуты в циновки и зашнурованы веревками, сплетенными из волокон юкки. Можно было различить куски одежды и большие платки из хлопчатобумажной ткани. Они хорошо сохранились. Время лишь немного изменило их цвет. Некоторые платки были украшены цветным узором из полос, имевших когда-то красный цвет. Там находились также куски материи, украшенной перьями, и несколько различных циновок. Здесь же лежали хорошо сохранившиеся корзины. Это были, пожалуй, лучшие корзины из всех, что мне доводилось когда-либо видеть. Вокруг лежало множество сандалий. Некоторые из них были совершенно новыми, другие – со следами длительного употребления. В помещении, кроме того, находилось большое количество глиняных сосудов, некоторые были очень красивы и выглядели как новые.

Там находилось очень много жемчуга и различных украшений. Я вспоминаю, что видел большое количество бирюзы. Было обнаружено множество полированных каменных топоров, которые оказались гораздо красивее тех, что обычно находили в этой местности. Имелись там и так называемые „свежевальные ножи“ и „колодки“ для изготовления сандалий, подушечки и кольца, которые древние обитатели развалин подкладывали под ношу на голову при переноске грузов. Некоторые из них были красиво сплетены или сотканы из волокон листьев юкки. Другие выглядели очень просто. Они представляли собой спирали из волокон юкки, связанные в нескольких местах, чтобы удерживать их вместе. Третьи были сделаны из коры можжевельника, оплетенной шнуром, или листьев кукурузных початков. Их можно было использовать и в качестве подставок для сосудов с круглым дном, которые могли стоять без опоры.

Когда мы завершили работу, все вещи были вытащены наружу и унесены различными людьми, входившими в группу. О том, где они сейчас, никто не знает. Подобно большинству предметов из расположенных вокруг более мелких пуэбло, они бесследно исчезли. Я был тогда маленьким мальчиком, поэтому мне не удалось получить некоторые очень понравившиеся мне предметы, и я вынужден был довольствоваться тем, что осталось. Тем не менее, и из этих остатков составилась хотя и небольшая, но вполне приличная коллекция…»

Этот подробный рассказ Шермана Хоу, участвовавшего в 10-летнем возрасте в разгроме селения Астек, приводится здесь специально. Он позволяет почувствовать то ощущение тайны, которое возникает при встрече с иной, давно исчезнувшей культурой. Кроме того, совершенно очевидно, что Хоу, будучи совсем маленьким мальчиком, не мог так детально запомнить увиденное им в тот день. Тем не менее, он не просто понял назначение предметов, но и определил материалы, из которых они были изготовлены. «Опознанные» им предметы явно не имели большой ценности с точки зрения добродетельных фермеров, и потому можно предположить, что это были те самые вещи, на которые взрослые попросту не позарились. Совершенно очевидно, что мальчик унес свою добычу домой и только тогда принялся за подробное обследование доставшегося добра. Не случайно, что груды бирюзы и жемчуга ему удалось заметить лишь издали – и потому ни одно из украшений не было описано в качестве «увиденного» в тот день на разгромленных руинах.

Когда Астек был в достаточной мере разграблен и разрушен, здесь появился наконец профессиональный археолог Эрл Моррис, который и начал вести систематические раскопки. Это произошло лишь в 1916 году. А в 1923 году Астек был объявлен национальным памятником.

Итак, что же было построено в 1111 году в долине речки Анимас?

Вообще это несколько отдельных сооружений, из которых известны шесть и, возможно, появятся и другие. Однако обычно упоминается и описывается под названием Астек лишь один комплекс – это, как обозначают археологи, «западный Астек». Именно о нем и повествовал бывший школьник Хоу.

Поселение представляет собой замкнутый почти правильный прямоугольный (в отличие от большинства полукруглых построек Чако) комплекс, углы которого (не стены!) ориентированы по странам света. Главная площадь расположена в восточной части внутреннего пространства. Юго-восточная стена, ограничивающая площадь, имеет легкий изгиб. Ровно посредине пространства комплекса, у юго-восточной стены, на площади находится так называемая Большая кива. В северном углу площади сохранилась еще одна кива, самая маленькая в Астеке. Площадь с трех сторон окружена смыкающимися помещениями-комнатами, которые поднимаются ступенчатыми этажами к самой высокой точке ансамбля – западному углу. Таким образом, больше всего застроены юго-западная и северо-западная стены. Всего насчитывается около 450 смежных комнат. Между ними на выделенных площадках находятся кивы. Всего, помимо тех, что на площади, их девять – по три с каждой стороны. Не все комнаты были жилыми. Их использовали также в качестве хранилищ, мастерских, мусоросборников, погребальных камер. При этих условиях в Астеке могло проживать одновременно не более 200–300 человек.

Большая киваполучила такое название потому, что она превышает своими размерами остальные кивы Астека и вообще является одной из самых значительных среди всех известных построек подобного типа на юго-западе США. Больше нее разве только кива в Чако, диаметр которой достигает 19 м. Это круглое полуподземное помещение, ориентированное выдвинутой алтарной частью на север с небольшим отклонением на запад. Стены кивы чуть расширяются от пола к верху, символизируя выход из матери-земли. Диаметр внутреннего основания составляет около 13 м, на высоте около метра от основания он доходит уже до 14,5 м. По окружности в киве выделяются восемь секторов и спускающиеся вниз из маленьких окошек узкие лестницы, которых, по всей видимости, изначально было 16. Сейчас, правда, сохранилось 14, две перекрыты более поздними достройками. Столько же – 16 – имелось и прилегающих ниш-комнаток (сейчас их насчитывается 15). Более поздние перестройки и реконструкции отчасти исказили картину. Эти постройки формируют как бы кольцо, окружающее внутренний круг. Посредине кива делится на западное и восточное пространства; восточное маркируется двумя прямоугольными неглубокими шахтами со стеками и дополнительными симметричными конструкциями. Между ними расположено квадратное место для очага, огонь в котором, судя по структуре пепла, поддерживался на протяжении долгого времени. Крыша кивы подпирается четырьмя столбами (символами фратрий), под которыми были заложены под землей по четыре опорных плоских каменных блока (символы родов). В целом это символизирует структуру племени. С северной стороны небольшая лестница ведет в пристроенное, почти прямоугольное помещение с алтарем и маленьким выходом на восток.

Эрлу Моррису чудом удалось обнаружить в Астеке несколько неразграбленных захоронений. В редких случаях погребения были индивидуальными, но чаще коллективными. В основном они размещались под полами комнат. По всей видимости, здесь воспроизводилась схема зеркального отражения жилища мертвых и жилища живых. Покойники располагались под полами жилищ – а родственники продолжали жить как ни в чем не бывало. Считалось, что умершие живут так же, как и живые, только «наоборот». В одном случае под полом было найдено погребение взрослого мужчины, по всей видимости воина. Тело было завернуто в покрывало из перьев, а затем в циновку. Мужчину покрывал украшенный плетеный щит размером 92 × 79 см. Внешний край щита был пропитан смолой и усеян кусочками селенита. Ближе к центру он был раскрашен в темно-красный и зелено-голубой тона. Рядом находилась богатая утварь, военные топорики (один был из гематита) и красный кварцитовый нож.

Илл. 29. Селение Астек (штат Нью-Мексико) с Большой кивой посередине

Илл. 30. Большая кива представляла собой крытое подземное помещение, попасть в которое можно было по специальным лестницам. Одновременно она символизировала структуру племени: четыре фратрии (столбы), опирающиеся на четыре рода (каменные диски)

Были также погребения в «мусорных маундах» – в земле, вырытой из священной кивы, – а также в замурованных комнатах. Не исключено, что эти комнаты некогда были жилыми, а после смерти их хозяев превращались в «комнаты мертвых». Нечто подобное в разных частях Америки проделывалось и с целыми домами. Родственники строили себе новый дом, оставляя старый покойнику в качестве вечного пристанища.

…Мы уезжали из Астека с убеждением, что в этом месте не могла находиться прародина древних предков майя. Но, как в детской игре, становилось все «теплее и теплее». Следующим на нашем пути был национальный парк Меса-Верде.

Меса-Верде: неужели древняя прародина?

Если до сих пор мы ездили по бескрайним пустынным желто-бурым равнинам плато, то по мере приближения к Меса-Верде, расположенному на самом стыке «Четырех углов», пейзаж за окном машины стал меняться. Сам «Зеленый стол», если точно перевести с испанского название этой одиноко торчащей горы с плоским зеленым верхом, был виден издалека. Но в каньон можно было попасть уже по дороге, петлявшей на высоте 600 м среди выглядевших вполне привычными гор, покрытых деревьями и кустарниками. В настоящее время Меса-Верде является крупным национальным парком. Пешком добраться до археологических памятников не так просто – они находятся в 32 км от входа.

Если посмотреть на карту, то хорошо видно, что парк Меса-Верде расположен на территории, пересекаемой притоками реки Сан-Хуан, которая, в свою очередь, впадает в Колорадо, несущую свои воды в Тихий океан. Кроме того, именно здесь, почти смыкаясь с Сан-Хуан, находятся истоки и другой важной реки – Рио-Гранде, устремленной в Мексиканский залив. Но и это еще не все: самой большой для нас неожиданностью стало то, что этих притоков, образовывавших каньоны Меса-Верде, ровно семь. Что это – случайность? Или же мы действительно добрались до легендарной местности «Семи Ущелий» или «Семи Пещер» древних мезоамериканцев? Более того, некоторые каньоны носят названия индейских племен, например Навахо или Юта. Конечно, эти названия относятся к более поздним индейцам, да и прочие данные могли оказаться случайным совпадением. Тем более что следов поселений «нужного» нам периода – 6–4 тысячи лет до н. э. – в Меса-Верде до сих пор не обнаружено. Но научные открытия так и делаются: сначала строится гипотеза, а затем она доказывается… или опровергается. Стоит напомнить, что когда в 60-е годы Ю.В. Кнорозов высказал одну из своих предыдущих гипотез о заселении Америки 40 тысяч лет назад, археологи также отнеслись к ней более чем скептически – еще бы, кабинетный теоретик, а вмешивается не в свое дело, не раскопав в Новом Свете ни одного памятника! Теперь же об этом и не вспоминают.

Что же известно о Меса-Верде на настоящий день? Каньоны верховий реки Сан-Хуан были заселены анасази около 200 года до н. э. Расцвет этой культуры здесь пришелся на 500–700 годы уже нашей эры и продлился с переменным успехом до 1300 года. Однако в XIV веке сюда, как и на другие территории анасази, вторглись более примитивные и голодные навахо и апачи, сведя на нет достижения цивилизации.

Трудно предположить, что до XIX века никто ничего не знал о руинах Меса-Верде. О них наверняка хорошо было известно местным индейцам. Однако времена были смутные, эти земли, принадлежавшие мексиканцам, постоянно пытались захватить американцы. И тем, и другим было не до археологических руин. В августе 1776 года до этих мест добралась группа монахов во главе со священником Эскаланте. После монахов кто-то успел дать название этим местам – Меса-Верде, но имя автора топонима осталось неизвестным. Неизвестно также, успели ли заметить эти путешественники руины, спрятавшиеся в скалах. Однако широкая общественность постепенно получала о них информацию от случайных людей.

Первое из известных упоминаний о Меса-Верде принадлежит капитану Дж. Макомбу, принявшему участие в геологической экспедиции в 1859 году. Он оставил достаточно точное географическое определение места с этим названием. Начиная с 1870 года в этих местах обосновываются первые белые поселенцы – шахтеры, ранчеро, охотники, скотоводы и, естественно, бандиты. Местные индейцы встали на тропу войны, чтобы выгнать чужаков подальше от священных мест, но, как известно, безуспешно.

В 1874 году в эти места добрался фотограф по фамилии Джексон. Он был послан департаментом геологического и географического надзора, и руины его вовсе не интересовали. Но, наслушавшись историй про таинственные города, он нашел проводника и на свой страх и риск отправился на их поиски. Ему удалось не только увидеть древние постройки, но и сделать первые снимки.

Потом, в 1885 году, в этих местах объявилась некая девица Вирджиния Донахью. Известно, что девицу из этих мест попытались выгнать, но, судя по всему, ей удалось соблазнить живших на соседних ранчо братьев Уэзерилл (с одним из них мы уже встречались в каньоне Чако) на поиски наконечников стрел и древней керамики. Вернулась она и на следующий год, и тогда эта странная экспедиция обнаружила самые впечатляющие руины – «Дом с балконом». Поскольку больше девица в хрониках не упоминается, нетрудно догадаться, что семейство и само вошло во вкус археологических находок и постаралось избавиться от конкурентки. Как они это сделали, история умалчивает. Но уже в 1888 году Уэзерилл со своими братьями и пятью сыновьями самостоятельно открыли знаменитый «Скальный дворец», затем «Развалины у елей» и «Руины четырехугольной башни». Официальная версия открытия напоминает сюжет песни в стиле кантри: однажды хозяин ранчо Ричард Уэзерилл со своим двоюродным братом ковбоем забрели в эти места в очередных поисках своего скота и вдруг совершенно случайно обнаружили неизвестные руины. О дальнейшей судьбе скота в этих историях обычно ничего не рассказывается. А вот о смерти ранчеро Уэзерилла можно сложить еще одну песню.

Как-то жарким днем 1910 года хозяин ранчо Ричард Уэзерилл ехал в сопровождении своего друга ковбоя Билла Финна. Ехали они вдоль каньона Чако, чтобы выяснить, кто убил любимую лошадь дочери Уэзерилла Элизабет. Подъехав к реке, они встретили группу индейцев навахо. Поговорили и разошлись – и тут раздались выстрелы. Финну пуля попала в грудь, и, ослепленный солнцем, он не увидел, как Уэзерилл упал, сраженный насмерть. Так погиб от рук недобрых навахо честнейшей души человек, самый знаменитый «охотник за горшками» с Дикого Запада. О том, как его встретили на том свете индейцы анасази, чьим именем он любил себя называть, петь, пожалуй, не стоит.

Однако вернемся в Меса-Верде. Всякий, кто впервые видит «Скальный дворец», остается очарованным им на всю жизнь. Когда наша маленькая экспедиция подошла к краю каньона и перед нами открылась изумительная панорама этого влепленного в гору селения, мы по достоинству оценили описание, сделанное английским археологом Жакетт Хоукс: «Мы мчались с захватывающей дух скоростью через лес. Все казалось спокойным и однотонным. Как вдруг мы оказались у края глубокого каньона. Земля перед нами разверзлась. Отвесные стены верхней части обрыва были сложены из желтых и коричневых слоев песчаника. Внизу они отступали крутыми скатами, темными от покрывавшей их растительности. Эта так неожиданно открывшаяся величественная картина была сама по себе восхитительна. Но там, на противоположной стороне каньона, к тому же находился висящий в воздухе город. Маленький, бледно-золотистый город с башнями и домами, которые открывала нам широкая овальная пещера в скалах. Темные вершины пихт поднимались к самому подножию домов. Густая тень пещеры оттеняла город огромной дугой. Но фасады домов и башен стояли залитые солнечным светом. Их мельчайшие уголки были высвечены, а двери и окна выступали словно черные как смоль четырехугольники. Обрыв каньона походил на камень с тончайшим изображением, врезанным в скошенную овальную поверхность. Известняки вздымались отвесно вверх – к лесу, к бескрайней синеве неба. Там, по ту сторону обрыва, внизу, золотистый город выглядел бесконечно далеким, таким прозрачным и мирным в своей каменной оправе, что воспринимался как сон или мираж, возникший в пустыне».

Илл. 31. Каньон Меса-Верде на стыке «Четырех углов». Удастся ли доказать, что это чудное убежище и было легендарной прародиной древних мезоамериканцев?

Все было именно так. Все казалось чем-то нереальным, ожившей легендой.

Но особенно мистически выглядели вороны. Это были огромные черные птицы, которые могут существовать только в индейских мифах. Они расположились с противоположной стороны каньона, прямо напротив нас, и, казалось, находились совсем близко. Наступали сумерки, и было изумительно тихо. Вороны сидели на деревьях и неторопливо переговаривались. Было ощущение, что мы присутствуем на собрании какого-то неизвестного народа, слышим, как участники разговаривают на своем языке, но ничего не понимаем и только судим о характере беседы по интонациям. Правда, моментами складывалось впечатление, что еще чуть-чуть – и все станет понятно. Странное явление – сумерки…

Вообще акустика в каньоне изумительная. Стоя наверху, можно не повышая голоса переговариваться с находящимся на территории скального дворца рэйнджером. (Рэйнджер в США – это не обязательно «крутой Уокер». Это может быть обыкновенный смотритель в национальном парке.)

Шеф спускаться внутрь каньона не стал. Он уселся наверху, на смотровой площадке, и, как обычно, остался в одиночестве наслаждаться приобщенностью к древности, рисуя себе картины далеких событий, примеряя к Меса-Верде образ мифической прародины майя. Правда, пока мы бродили по руинам, он успел обнаружить, что на камнях, из которых была сложена смотровая площадка, проглядывают покрытые мхом петроглифы! Камни для строительства, по всей видимости, были взяты где-то поблизости, и никому и в голову не пришло осматривать их. Тиахога по прозвищу, данному ей шефом, «Бешеная Дакотка» пришла в такой бурный восторг, что на петроглифы – углубления в форме ступни – сбежались смотреть все рэйнджеры.

Итак, что же такое поселения Меса-Верде? Больше всего они сравнимы с ласточкиными гнездами. Анасази выбирали ниши в отвесных стенах каньонов и начинали, приспосабливаясь к естественным углублениям, заполнять их постройками. Иногда такие поселения находились близко от дна каньона, а иногда несколько построек оказывались влепленными высоко на обрыве в щель между скальными породами. К наиболее крупным и известным относятся такие поселения, как «Скальный дворец», «Скальный дом двух историй», «Дом с балконом», «Дом среди елей».

Для строительства использовались шлифованные блоки известняка, скреплявшиеся глиной. Строительство велось постепенно. При этом задняя часть, где щель между полом и потолком пещеры-навеса образует протяженное пустое пространство, слишком низкое для постройки жилища, использовалось в качестве хозяйственных помещений. В этих естественных пустотах, как правило, складывали мусор или устраивали насесты для индюков. Примыкавшие к хозяйственному пространству задние комнаты, не имевшие доступа света и воздуха, использовались в качестве хранилищ запасов. Далее следовали прямоугольные, прилепленные одна к другой постройки, иногда образовывавшие несколько этажей. Там, где позволяла высота ниши, выстраивались чуть заужавшиеся кверху башни. Этажные перекрытия выполнялись с помощью деревянных балок, концы которых торчали из стен. Предполагается, что на некоторых из них крепились дополнительные навесные пристройки в виде балконов. Об этом свидетельствуют сохранившиеся дверные проемы «в никуда». Между «этажами» ставились деревянные переносные лестницы. Дома имели прямоугольные окна, а дверные проемы были трапециевидной или Т-образной формы. На переднем крае комплекса, на каменных платформах, располагались круглые полуподземные кивы. В древности они были крытыми и предназначались для проведения религиозных обрядов. В «Скальном дворце», например, насчитывается 200 комнат и 23 кивы. Археологи считают, что избыточное количество кив в этом комплексе может указывать на его особое ритуальное значение среди прочих поселков Меса-Верде. Каньон со «Скальным дворцом» в древние времена был практически недоступен для того, кто не знал, где расположен вход. Кроме того, этот единственный вход хорошо охранялся. А альпинистов, способных незаметно преодолеть несколько десятков метров отвесной скалы, в те времена, наверное, было немного.

Илл. 32. Меса-Верде. Дом Квадратной башни. XIII в.

Ковбоя Уэзерилла, втянувшего всю семью в обследование древних руин и заплатившего за это собственной жизнью, можно понять. Археологические исследования так же заразительны, как собирание грибов. В какой-то момент человеком овладевает азарт, ему начинает казаться, что еще чуть-чуть – и он найдет что-то очень особенное… Чаще всего так и выходит.

Тщательно обследуя руины, Уэзерилл однажды обнаружил в одном из строений Меса-Верде древнее погребение. Отодвинув большой валун, закрывавший дверной проем, и проломив внутреннюю стену, он оказался в помещении, которое показалось ему гробницей воинов анасази.

На земле лежали пять скелетов. На их черепа были аккуратно уложены 17 стрел. Между черепами стояли четыре высоких сосуда. Самый крупный скелет располагался на циновке. По одну сторону от него лежал лук, по другую стояли чаша и корзина изумительной красоты. Неподалеку лежал полый жезл длиной около 15 см с костяным наконечником и очень тяжелый лук. Тетива, сделанная из двух сплетенных вместе сухожилий, была, по словам ковбоя, «толще, чем карандаш».

Дон Ватсон, написавший подробнейшую книгу о жизни в Меса-Верде, собрал все сведения о жизни и смерти обитателей этих мест. Вот как рисуется из этих данных посмертная участь анасази.

Подготовка к погребению начиналась почти стразу после смерти человека. Ему обмывали тело и мыли волосы. Руки складывались на груди и связывались вместе в фиксированной позиции. Ноги подгибались. Связанное в скорченном положении тело заворачивалось в хлопковую ткань, а затем в перьевое покрывало. Наконец, сверток оборачивали циновкой и помещали в погребение.

Илл. 33. Олени в Меса-Верде бродят по дорожкам, иногда отбиваясь от слишком назойливых туристов

Илл. 34. Меса-Верде – столовая гора, давшая название парку и каньону