Текст книги "Проект "Забыть Чингисхана" СИ"

Автор книги: Галина Емельянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

С восхищением писателям и ученым: Василию. Яну (Янчевецкому), Ивану  Ефремову, Исаю  Калашникову.

Будущее

Диссертацию, Всеволод Шишков, отличник Института военной истории, писал под руководством профессора Розенкранца, почетного члена многих  Академий мира, и обладателя многочисленных наград.

Метод «Исторической реинкарнации» открытый им в соавторстве с инженером Икугомо  Макато, удостоился Нобелевской премии, а ученые всего мира, теперь смогли путешествовать во времени.

Церкви всего мира возликовали, ученые атеисты, признали существование души.

Когда же Всеволод спросил, что об этом думает учитель, тот грустно улыбнувшись, сказал: «Я рад, что живу на таком этапе истории, когда человеку дано право выбора, верить или нет в бога, в любых его ипостасях. И по  секрету признаюсь вам, Всеволод, я надеялся попасть в рай. Я не шучу. Ведь я тоже путешествовал по  реке времени. Но, увы, и рай, и ад, настолько не материальны, что попасть туда невозможно, потому я остался атеистом».

Перед  «реинкарнацией» Всеволод проходил тестирование на новейшем компьютере.

Тест однозначно давал один шанс из ста, что испытуемый выживет в данном отрезке всемирной истории.

Сева нервничал, программист посмеивался.

– Введи данные: владею  каратэ, ушу, телепатией, телекинезом, знаю  нейролингвинистическое программирование.

– Все равно один процент.

– Ну и черт с ним, я это сделаю.

Сева чисто выбритый, подстриженный, пахнущий, словно,  парфюмерный магазин, стоял, и благоговел перед своим научным руководителем.

Профессор Розенкранц, на  которого старался походить дипломник, выглядел,  словно дирижер. Смоляные волосы, ухоженная бородка, а-ля император  Николай II, белоснежная рубашка и запонки с бриллиантами, на запонки ушла вся Нобелевская премия.

Все это великолепие подкреплялось взглядом умных, и несколько насмешливых серых глаз.

Когда Сева объявил о цели своего путешествия, профессор зааплодировал:

-Похвально, похвально коллега ,прекрасный выбор. Что вы  морщитесь?

– Я? Вам показалось.

– Ну и славно, а то у ученого совета было бы основание не дать вам разрешение на путешествие во времени. Вы даже не представляете, какому количеству, уважаемых в научном сообществе людей, мы отказали, и все только потому, что заподозрили их в желании исправить прошлое. Но мы– то с вами, коллега, просто ищем новые факты, и бесстрастно их собираем.

Прошлое

Курултай кричал имя Тэмучина,белый войлок, на котором восседал ненавистный соперник, поднимался все выше к небу.

Шаман Теб-Тенгри  мог и сам  плыть над толпой, и не просто духом, а вполне, в телесной оболочке. Но, что это даст, битва за власть над воинственными племенами проиграна. Сколько  лет жизни обернулось в прах, в одно мгновение, власть ускользнула из рук, словно вода ушла в песок.

Скоро смерть придет за ним, в чьем облике она будет? Золотистой змеи, или  обернется волосатыми руками палача? Теперь уже не имеет значения.

И шаман  ушел в степь, посох скользил по сочной траве. Степь алела  маками, он подумал, что если  повезет, то дождется нового урожая зелья, дарующего забвение.

Он не спал три дня, слуги Тэмучина, провозглашенного Чингисханом, следовали за ним, их было пятеро, молодые нукеры, глупые дети, не знающие, что  смерть шамана  и их смерть.

А потом пришло состояние похожее на нирвану. Он словно видел все со стороны: как нукеры напали на него, привязали его руки и ноги  арканом к  хвостам диких жеребцов.

Последнее, что увидел в жизни шаман Теб-Тенгри, были зеленые глаза повелителя монголов: « Ты  проиграл, шаман».

Будущее

Всеволод очнулся, и застонал от боли. Промедли ассистент еще мгновение, и в настоящее вернулась бы  лишь часть ученого.

Аспирант принял душ, переоделся, в любимые джинсы и футболку, и вышел из лаборатории.

В коридоре его ждали не восторженные поклонницы, а друг по съемной квартире, Юрасик.

– Сева, сегодня десятое  число, чем платить будем?

– Полновесными дублонами, синьор.

– Давай,– Юрасик не понимал шуток.

Сева достал из кармана  телефон.

Его ждала смс от банка. Мама, прислала очередной перевод, он отправил ей  сообщение: «Спасибки, Люблю».

Аспирант, конечно, подрабатывал ночным сторожем, но денег все равно не хватало. Питать энергией мужчину почти двухметрового роста было не просто. Сева утешал себя тем, что вот когда станет таким же знаменитым, как его учитель, вернет маме все и даже больше.

Ко второй экспедиции Сева казалось, был готов, как никогда. Помощь оказал один из Юркиных знакомых, их, у недоучившегося программиста, а теперь хакера, было видимо невидимо.

Это было похоже на квест, новый знакомый присылал смс с кодами, улицы, трамвайные маршруты, квартиры, и в назначенный час в месте Х, Сева вытащил из чужого почтового ящика целлофановый пакетик.

Если бы будущий историк попался, с контейнером синтетического наркотика, дарующего смерть, то впереди его ждала не ученая карьера, а пожизненное заключение.

Прошлое

Великан  Пахлеван был верным сторожевым псом правителя. С легкостью, голыми руками, ломал шеи неугодных господину. Будучи сам рыжебородым, Чингисхан, долгое время испытывал  мистический трепет, встречая  медноволосых мужчин.

Палач  был из их числа. Голый череп, одно ухо, огромные  руки, поросшие жёсткими рыжими волосами. Маленькие глазки, осоловело равнодушные, даже не понять какого цвета, загорались только при виде жирной и обильной пищи.

Но повелитель мира помнил народную мудрость: «Даже самый преданный пес, рано или поздно, укусит  своего хозяина».

В тот день батыр все крутился у очага с вареным мясом. Он и раньше так делал, иногда выхватывая из кипящего бульона лучшие куски, но сегодня, он вел себя странно, и сотник приказал обыскать великана. Его повязали, и нашли завернутый в грязную тряпицу яд.

Умирал  палач  долго, мучаясь от боли. Он так ничего и не понял, за что, его отравили ядом, добавленным в любимый бешбармак.

Он мычал, и не мог вымолвить ни слова в свою защиту, собака в детстве оторвала ухо, и повредила перепонку, от пережитого страха, он стал немым.

Он убивал не из желания убивать, а  просто из благодарности к человеку, подобравшему его, брошенного соплеменниками, умирать от голода, на кочевой тропе.

Рыжий хозяин досмотрел представление до конца. Сорок нукеров утащили застывшее тело,  великана закопали.

А Чингисхан несколько раз приходил на курган, и с детской надеждой  ждал чуда: вот зашевелится земля и Пахлеван  предстанет перед ним, еще сильнее, чем прежде.

Будущее

На этот раз все прошло в штатном режиме, вреда никакого организм Всеволода не получил, а вот моральное состояние было подавленное. Был еще один маленький шанс, стать наложницей хана, но быть «женщиной» претило всему Севиному мужскому естеству. И все– таки он попробовал.

До него никто не решался это сделать, Сева решил «стать» женой хана Бортэ. Увы, это оказалось невозможно. Луноликая женщина, как раз разжигала очаг, и как только Всеволод попытался захватить ее сознание, Бортэ сунула в огонь руку. Болевой шок вернул незадачливого ученого в двадцать второй век, руку пришлось лечить.

Но время, неумолимо отсчитывало мгновения – цена которым – жизнь.

И Всеволод попытался снова.

В следующий раз его избранницей стала молоденькая наложница.

Прошлое

Всеволода тошнило от качки, в горле пересохло, он открыл глаза и тут же закрыл. Он болтался в сумке нукера, в сознании проносились обрывки горьких мыслей юной девушки, лишившейся поддержки родных.

Нукер слез с коня, развязав узлы, вытащил девушку из сумки.

Она упала, от долгого сидения в тесной торбе, занемели ноги.

Нукер схватил ее за волосы, и, подтащив к невысокому обрыву, бросил в мутные воды реки.

– Отмой сажу с лица и тела, маленькая гюрза. Ты станешь усладой великого воина, нашего повелителя.

Всеволод никак не мог овладеть сознанием алтайской принцессы.

Девушка не хотела жить, а ученый пытался направить ее мысли в сторону мести. И наконец, ему это удалось, когда нукер набросил на плечи аркан, и потащил пленницу к берегу, та не сопротивлялась, под браслетом на миниатюрной лодыжке, ждал своего часа отравленный кинжал.

Но все пошло не так, как задумал ученый, Повелитель заглянул за полог, увидел похожую на зверька девчонку, и так и не переступил порога юрты.

Юная дева, напрасно ждала рыжебородого, ничто уже не могло согреть остывающую кровь, повелителя мира.

Сотник перевел ей приказ господина: «Отпустите ее домой, дайте  воинов, проводить до границы».

Под проливным дождем девушка села на коня, и ускакала, в свои чудные края.

Так Всеволод отказался от попыток убить Тэмуджина руками женщин.

Будущее

Всеволод  простыл в этих жутких походных условиях, горло  обручем сковала боль.

Температура была высокая, ныли колени, локти. В горячечном бреду, он сам становился ненавистным рыжебородым полководцем, завоевавшим полмира.

Он сидел в юрте один, огонь  очага не грел, потом в юрту ползком пробрался  тот единственный, кто дарил радость. Старость подарила счастье  – внука от  сына Джучи.

Он прижимался к обритой макушке мальчика, нюхал смазанную жиром косичку, и сердце начинало с новой силой гнать кровь по усталым венам.

Сева очнулся от прохладного прикосновения.

На кровати сидел его друг Юрасик.

– Ну, вот и хорошо, ты давай, вот сухую футболку одевай, я лапши заварил,

Ноздри  юноше защекотал  запах китайских специй и русского чеснока.

Севе ужасно стало жаль себя и хотелось заплакать, и чтобы кто-то непременно пожалел.

– Черт, только этого не хватало.– Он пытался взять себя в руки.

Никогда ничего подобного не было, даже, когда в бою, на татами, к нему применяли болевой прием, будущий ученый не плакал.

И Сева поклялся себе, что больше никогда не будет путешествовать в прошлом в теле женщины.

Время неумолимо – это Сева знал, и чувствовал, как никто в этом веке. Выпив ударную дозу аспирина, он снова пошел в институт Военной истории.

Все было, как всегда: сноровистые ассистенты, снисходительный профессор, но юношу не оставляло удивительное предчувствие удачи, фарта, везения.

– Это случится сегодня, и тогда мы, – но он оборвал себя.– Еще не время.

Прошлое

Нукеры не останавливаются на отдых, едят прямо в седле вяленое мясо, пьют из бурдюков воду. Не зря по степи говорили  о воинах Чингизхана: «Их лошади не знают усталости, а  воины его сделаны из железа».

Сева очнулся от запаха еды, в казане трещало  жареное мясо, и этот аромат мог поднять даже  мертвого.

Но от костра его прогнали, кинули кусок засохшей лепешки. Ученый грыз твердый, как скала хлеб, а слезы, делали его не таким уж пресным.

Потом прибежали дети, и стали кидать в Севу камнями, а один малыш даже притащил лук своего отца, и наступила бы неминуемая смерть, если бы в этот миг, судьба, не приняла обличье рыжебородого, грузного воина.

Он отобрал у малыша лук, что-то коротко приказал своим нукерам, и взор раба насладился видом порки хозяина.

 Хан начал говорить: «Не стыдись своих слез, мальчик, пока ты юн, чтобы  к возрасту битв, твои слезы кончились. А осталась  только ненависть  к врагу».

Сева понял, что попал в тело карлика. Большая голова, на хлипком теле, и тоненькие ручки и ножки.

С Всеволодом случилось странное, карлик не испугался, и разум его не подчинился  воле  симбиота, они стали существовать параллельно, два молодых человека, ученый и поэт, в одном немощном теле.

Култуш, по-йгурски «счастливый», оказался христианином, и что самое главное, также желавшим Чингисхану забвения на века.

Култуш рассказал Севе свою историю

«Мое имя  Кутлуш,  по-уйгурский-счастливый. Так назвали меня отец и мать, надеясь на мою счастливую судьбу. Священник же в юрте-молельне окрестил меня  именем Несторий и  учил почитать Христа, как человека, в котором жил Бог.

Жаркий ветер в степи пахнет дымом, не тем дымом домашнего очага, когда в кипящем масле   прыгают кусочки теста, а тем, что  пахнет скорбью, сожженных юрт, разоренных гнезд, и кровью не сдавшихся, гордых сынов  степи.

Это моя Родина, мои сородичи, свободолюбивые  найманы.

Иисус дал мне талант к письму, и музыке. И я зарабатывал на хлеб, ведением счетов удачливых купцов. А для души я сочинял песни,  играя  на  дутаре, и они разлетались по степи, как журавли.

Мне было  двадцать лет,  и у меня была невеста, как и моя мать, из рода найманов, и уже этим она, и все ее сородичи обрекли себя на гибель. Меркиты и найманы кость в горле  хана всех моголов.

 Я знаком был со своей нареченной всего несколько   часов, когда шел  обряд  выкупа невесты, в стойбище ворвались нукеры Чингизхана.

Я вспомнил ее предсмертный крик под телом  нукера, он убил ее сразу после соития.

Может подобрать  лежащую на земле  стрелу, и вонзить ее в сердце этого знатного хана?

Но хан со своей свитой  уже уходил все дальше и дальше,а нукеры по его приказу подхватили меня, и понесли следом.

  Я никого не боялся, украсть у меня было нечего, а бояться мести, мне тоже не  приходилось. Я ни про кого не говорил плохого, ни хорошего. Я был просто раб, ждущий часа мести.

И вот теперь нас двое ,ты посланник небес, значитпройти путь до конца,мне будет легче.

В короткие  мгновения привалов, я старался уйти  от войска подальше в степь, чтобы моему ослику было вольготно пастись. А мне не тревожить свой слух криками боли наложниц-пленниц.

В одну из ночей ко мне присоединялся хан. Прижавшись спина к спине, мы оба, шут и повелитель пытались уснуть.

Нукеры  делали живой круг. Стояли они достаточно далеко, чтобы слышать, что говорил их повелитель, а говорил он следующее:  «Даже ты, уродец, счастливей меня. Спишь под открытым небом, ни о чем, не заботясь, ничего не боясь. Иногда мне хочется вернуть все назад, быть просто ханом, а не ханом всех монгол. Скакать с сыном на охоте, видеть первые шаги внуков».

Хан говорил долго, а карлик думал, чем и как его убить. Оружия не было, его всегда обыскивала охрана хана, прежде впустить в юрту, или вот так как сейчас, оставить  вдвоем. Нельзя было  рисковать своей ненавистью.

Култуш  вспомнил об аркане, сплетенном из конского волоса. Он лежал совсем рядом, только протяни руку, но  слабым рукам не  справиться с такой толстой шеей достаточно быстро, чтобы не подоспели нукеры.

И карлик встал, разложил аркан, сделав большой круг, спокойно уснул. А утром Чингисхан показал всем мертвую  змею, что ждала своего часа на  границе  аркана, так шут стал его талисманом.

Он умел читать, считать, но ценил его хан за храбрость.

От ненависти, что кипела  в душе шута, лицо его  искажали судороги. Гости хана смеялись, и жирными, от мяса, руками кидали карлику обглоданные кости. Он ловил эти кости и кидал назад, выбирая тех, кто по  той или иной причине вызывал неприязнь владыки. Теперь  уже улыбался сам повелитель.

У Хана, как у простого смертного были страхи.

С возрастом наши грехи тянут нас в  черные земли, и часто Култуш был свидетелем тому, что  от ужаса перед смертью и расплатой в том, ином мире, владыка покоренных народов, не мог уснуть до утра.

Он заставлял шута придумывать его сны. На рассвете, когда  первая капля была принесена в жертву  духу земли, и все пригубили по первому глотку, жирного соленого чая, с молоком кобылицы, он рассказывал свои сны   приближенным. И те ломали головы над фантазиями Култуша и Севы.

Хан боялся людей говоривших с богами: и дервишей, и русских священников. И иногда этот страх вырывался  наружу, и он казнил их страшною казнью.

Через многие годы войн и побед, через нелепые страхи и убийства  своих близких, друзей, повелитель полмира оказался один на один с шутом, и один на один со смертью.

В последней битве он упал с коня. И внутренности его видимо сместились, ибо сердце его стало стучать справа. Он мучился долго, сменилось пять лун. И все это время он не отпускал карлика от себя, словно желая забрать с собой. Он  радовал  Култуша-Севу  своими страхами. – Что же ждет меня там за тьмой не возврата? Я знаю, что этот путь в никуда неизбежен. Не верю в цветущие сады и гурий. Я всего лишь хочу, чтобы меня помнили, и чтобы моя империя, собранная из кусочков, и доставшаяся моим сыновьям  жила вечно. Сто  по сто лет, и дальше,–  мечтал Чингисхан, лежа на смертном одре. – Что ты посоветуешь? Построить самую высокую пагоду, и чтобы предо мной и мертвым преклоняли колена, или сжечь мое протухшее мясо, и  бросить в желтую реку?

–Пагоду можно разрушить, река высохнет. Просто пусть закопают тебя в степи, и, прогнав тысячу  коней, сравняют это место с землей. И нукеры  знающих это место, пусть едут на восход солнца, и там их будет ждать твоя   непобедимая сотня. И пусть они  порубят всех до одного.

А твою непобедимую сотню пусть посадят на корабль и утопят в самом глубоком  прозрачном озере.

И сотни по сотню лет будут искать твою могилу, чтобы найти все сокровища, что положат тебе в последний путь.

Так и было сделано его сыновьями.

Дабы безошибочно найти место погребения через год, для поминок, монголы на могиле принесли в жертву, только что взятого от матери маленького верблюжонка. И через год верблюдица сама  бы нашла в безбрежной степи место, где был убит ее детеныш.

За шутом  теперь никто не следил, и когда верблюдица спустилась к водопою, Сева-Култуш  перерезал ей жилы. Теперь верблюдица уже никогда, не сможет идти по следу своего горя.

А Чингисхана ждет забвение, как и его могилу.

Будущее

Возвращение из прошлого сопровождалось ужасными головными болями, ни помогала, ни иглоукалывание, ни массаж. Душа шута звала и звала Всеволода в прошлое, насладиться свободой от рабства.

Всеволод престал спать, призрак карлика открывал дверь и звал за собой, а Сева ждал, когда позовет Она.

Недавнее прошлое

У нее было удивительное имя Гаухар – бриллиант.

Хотя красоте ее матовой кожи и блестящих иссиня черных локонов, скорее бы подошло сравнение не с бриллиантом, а с жемчугом.

А еще у нее были удивительные глаза, темно карие, в минуты любовной страсти, они меняли цвет на зелено-карий, словно у волчицы.

Но, нет, Всеволод никогда бы не сравнил, эту хрупкую, словно статуэтка, девушку с хищницей.

– Здравствуй, – просто сказала она при их первой встрече.

Всеволод стоял на набережной в пять утра, и делала дыхательную гимнастику, стоя лицом к реке.

Юноша поперхнулся от неожиданности, и, кашляя, обернулся.

В рассветном тумане, поднимающимся от реки, пред ним предстало видение,

то самое, о котором писал великий поэт.

На незнакомке была вишневого цвета атласная пижама, расшитая дракончиками.

Он пожалел, что не взял с собой куртку, так хотелось ему укрыть от утренней прохлады и посторонних взглядов – это обретенное сокровище.

Гаухар училась в балетной школе, общежитие которой, стояло на набережной.

Всеволод, не любил балет, и вообще честно признаться посещал театры и выставки давно, будучи студентом, и то не с девушками, которых у него по причине увлечения наукой не было, а с сокурсниками.

Сказать хорошая балерина его девушка или нет, он не мог, ведь он теперь

узнал, что любовь с первого взгляда существует, причем взаимная.

Времени встречаться, почти не было. У нее выпускной спектакль, у него диссертация, и подготовка к путешествию в прошлое.

Но в те редкие минуты, когда любимая сбегала из общежития, они успевали рассказать друг другу о своих успехах и победах, поцеловаться миллионы раз.

Чаще победы были над самим собой. Гаухар преодолевала боль от длительных репетиций, Сева, уже начинал тревожиться за ее здоровье: девушка похудела, смуглая кожа посерела, белки огромных глаз пожелтели.

В один из рассветов она просто взяла Севу за руку и повела к своему общежитию

Всеволод, словно гусар, поднялся вслед за любимою по веревочной лестнице в ее комнату.

Соседки не было, Дверь закрыта на ключ.

Гаухар решительно, но изящно сняла платье, белья под ним не было, потом помогла раздеться ошарашенному возлюбленному.

Когда их полет к счастью закончился, и дыхание и сознание у Всеволода восстановилось, он успел услышать, как любимая прошептала: «Я скоро уйду, в мир теней, но ты не бойся, жди я вернусь».

Сева был настолько опустошен, что просто не поверил возлюбленной. Он зарылся в ее душистые волосы, и уснул.

Во сне аромат волос любимой сменился запахом гари крови. Всеволод его узнал – это запах войны.

Прошлое

Он был маленькой девочкой, и увидел ее глазами, как полчища Чингисхана, словно прожорливая саранча пролетели на неутомимых конях через стойбища, неся смерть и разорение.

Пять храбрых братьев было у маленькой Гаухар, они защищали свой очаг до конца, никто не сбежал, не показал страха врагу. Даже близнец Едиге, семи лет от роду, вылез из-под телеги, где они вместе прятались, и крошечным кинжалом пытался защитить сестру.

Гаухар видела, как нукер взмахнул блестящей саблей, и разделил Едиге пополам.

Верхняя часть упала под телегу и девочка с ужасом смотрела в мутнеющие глаза брата. Она расплела косы, вытащила монетки, и положила их, на уже ничего не видящие, глаза мальчика.

Нукеры на скаку похватают немудреный скарб с повозки, и подожгут ее.

В пламени, задыхаясь от пепла, маленькая девочка вдруг растает, превратившись в белый дым.

Остатки племени, словно саламандра, сбросили кожу, и ушли на закат солнца, чтобы их дети и внуки увидели рассвет.

Великие вехи истории кипчаки, половцы, венгры. Они не исчезли с лица земли, и не забыты в истории.

А Гаухар летела над родным кочевьем, огромный беркут уносил е все дальше и дальше к солнцу.

Он долетел до белоснежной юрты и приземлился перед входом. Девочка вошла в юрту, на почетном месте напротив входа у очага сидела бабушка – апа Батима, ее Гаухар видела последний раз очень давно, и помнила, что та ушла к духам предков.

Рядом с апой сидел шаман, и пил свежий кумыс.

– Это та самая девочка, которая любит танцевать?

–Да, всевидящий.

– Жаль, что так и не вырастет, не вскормит грудью сына, не увидит внуков.

– Подари ей хотя бы любовь, будь великодушен.

– Ее предназначение месть.

Гаухар подошла к очагу, шаман встал, и она увидела какой он огромный, и не человек вовсе.

–Смотри в огонь! – закричал дух неба.

В огне на девочку смотрели остывающие глаза брата – близнеца.

– Иди в будущее, там тебя ждет встреча с повелителем времени. Ты будешь уже достаточно взрослой, чтобы зажечь в его сердце пламя любви, и жажду мести. Вы разделите поровну и любовь, и месть. А что будет с любовью, когда месть осуществится, этого мне видеть не дано. Может, ты вернешься под ту самую кибитку, и брат твой выживет. Где найдешь, а где потеряешь, не знает никто. Лети в будущее и помни, тебе не встретить брата даже в стране мертвых, пока память о Чингисхане будет жива.

Настоящее

Та ночь любви была единственной. Гаухар исчезла, растаяла, как утренний туман, ее подружки сказали Всеволоду, что она уехала домой, не выдержала нагрузок.

Но он твердо знал одно, как только все те, кем он был в краткие мгновения прошлого, и их племена и народы будут отомщены, Гаухар вернется! Иначе, зачем, все это: страдания, боль, если это не дорога к счастью?

Всеволод проснулся и, включив ноутбук, зашел в интернет, набрал в поисковике ненавистное имя. Ни одного сайта по запросу не найдено. Сева набирал раза три, интернет не знал, кто такой Чингисхан-Тэмуджин.

Он листал учебники, свою научную работу, нигде не упоминалось ненавистное имя.

И   наконец, этот день настал, день защиты проекта  «Забыть Чингисхана».

Сева старался не смотреть в лица ученых мужей, радующихся, словно дети новой игрушке.

– Ну, юноша, начинайте. Честно признаться, удивлен вашей живучестью, ведь даже страховые компании отказались с вами связываться.

– Порадуйте стариков, – поддержали профессора его друзья, приглашенные, на защиту диссертации, любимчика самого лауреата Нобелевской премии.

Сначала Сева рассказал об обычаях кочевых племен, потом перешел к описанию самого путешествия во времени:

«В образе шамана, было легко, тот ни чему не сопротивлялся, а присутствие второго я, в себе, считал  даром небес.

С палачом было совсем легко, настолько его мозг был примитивен. С девчонкой было непросто, ее панический страх и желание смерти мешали, но встречи с объектов ненависти так и не случилось.

Просто и в то же время сложно, было с шутом Култушем. Его душа, характер  настолько преобладали над моим, что в какой – то момент я испугался, что не вернусь уже никогда,никогда не стану прежним Всеволодом Шишковым.

Но все обошлось, дни карлика были сочтены, и он сам отпустил меня.

Всеволод, конечно, не стал рассказывать, как Култуш обращался к нему, как Богу-человеку. Карлик был уверен, что его месть, вело божье провидение.

– Скоро я буду свободен, а ты расскажи тем, кто после нас, о найманах, меркитах, и обо всех племенах, которые словно дым от костра канули в небытие. Подари им, и мне память потомков. Я знаю, ты сможешь.

Всеволод продолжил рассказывать об обычаях в войске монголов, и наконец, о своей встрече с великим Чингисханом.

– Простите, Всеволод Анатольевич – это о ком это вы?

–Ну как же коллеги, великий Темучин.

– Чем же он велик? Ни я, никто в этом зале не знает ни правителя, ни ученого с таким именем.

Сказать, что на Севу обрушилось небо, значит, ничего не сказать.

Сбылось, то чего так желали: он, шут, Гаухар и, словно постарев на тысячу лет, ученый вышел из аудитории, под гул осуждения ученого совета.

Но ему хотелось кричать от счастья: «Мы встретимся, любимая, я в это верю».

Защита была провалена, а  учитель разочаровался в Севе.

Почему-то именно на профессора Розенкранца Севин эксперимент не подействовал. Он помнил все.

– Мой, юный друг, что вы взъелись на рыжего азиата? Александр Македонский вами признан, за то, что высшая каста – эллин? Наполеон  – чудо герой, если  говорит по– французски? Нет, вы ненавидите именно Чингисхана. Да, он не помогал ученым, как Тамерлан, но он был очень практичен, он брал у всех завоеванных народов все лучшее. Сам, будучи оголтелым атеистом, он не разрушал наши церкви. Все же другие приходившие в наши земли, стремились в первую очередь разрушить наши церкви, и души.

– Может Вы и правы, мне горько, что мой народ, был нищ, разобщен и покорен. Сколько детей так и не стали взрослыми, не стали счастливыми.

– Но вы – то ученый, Вы должны понимать, что не созрели еще исторические условия для объединения славян.

– Я не могу простить, память моей крови не может простить.

– Сева, сколько таких ксенофобов история отправила на свалку. Вы, вряд ли, сможете быть историком, вы нарушили главное правило – не вмешиваться в   прошлое.

Вот так, Всеволод Шишков  не защитил диссертацию в Институте военной истории.

Правда, ходят слухи, что  его пригласили в  одно секретное ведомство, где  его таланты, возможно, найдут применение.

Они встретились на набережной, Сева сидел уже почти сутки, на лавочке у парапета, сердобольный Юрасик, носил ему пирожки и компоты из студенческой столовой.

Шел нудный осенний дождь, Сева промерз, и впал в полудрему, когда его лба коснулась горячая ладонь. Из пелены дождя сначала проступала рука, потом знакомый силуэт. И вот же Сева подхватил Гаухар на руки, прижал любимую, готовый защитить от всех потусторонних сил.

–Все хорошо любимый, мы вместе, будем жить настоящим, верить в будущее. И помнить прошлое.

P.S

В город пришло бабье лето, скоро теплые дни сменяться дождями. Модницы и модники наденут шляпы и платки, а пока в популярный салон в центре города зашел респектабельный мужчина.

Модный стилист заметил, как блеснули караты на манжетах белоснежной рубашки.

–Чего желает, господин? Бриться, стричься, маникюр.

– Просто покраску. В радикальный черный цвет.

– Напрасно ,у вас прекрасный медный оттенок ,очень благородный рыжий цвет.

Профессор Розенкранц остановил дальнейшие восхваления стилиста строгим взглядом.