Текст книги "Азъ есмь Софья. Государыня"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Без единого выстрела. Без единой потери.
Собственно, и по дороге-то сюда потерь не было. Разве что татары налетали. Но с башкирами шутки были плохи. На всякое действие есть свое противодействие, на вашу легкую конницу – есть другая. Решили на войско налететь? Пока вы доскачете, мы уже луки изготовим и стрелами вас утыкаем. Налетали татары и на обоз – решили пограбить. Ну, по ним и жахнули из пистолей, лучников-то там не было, а обоз комплектовался серьезно. Результат – двадцать дохлых татар, одна сломанная нога у обозного мужика – из телеги неудачно шлепнулся, у двоих раны от стрел. Всегда бы так воевать.
Хитрово назначил комендантом крепости капитана Голотвина – и решил с четырьмя тысячами человек идти дальше. А Петру Голотвину и тысячи хватит. Тем более, здесь пятьдесят пушек есть да четыреста рабов, которых никто не пустит просто так шляться по степи…
И коней около двух тысяч.
А еще в окрестностях нашлось несколько стад коров, голов так в триста. И бараньи стада общим числом более пятнадцати тысяч.
Ну и что еще надо, чтобы пересидеть в крепости хоть десять лет?
Петру хватит, а ему надо идти вперед. И догонять Алексея Алексеевича.
* * *
Симеон в ярости бегал по комнате.
Ну где же, где все разладилось?!
Где и когда полетела под откос колесница хитроумного замысла?
Долгоруков убит, все его приспешники теперь так затаятся, что их и тараканы не найдут. Хованские… Андрей – мертв, Иван – в пыточных застенках. И молчать он там точно не станет. Все выложит. И про Симеона, и про Долгорукова… за такое наказание лишь одно – смерть.
Вот тут и пожалел «старец», что живет в Кремле. Из города куда как легче удрать было бы. Но это надобно раньше было делать, а не сейчас, когда царевна своей волей закрыла все ворота…
Впускают сюда всех. Не выпускают никого.
А мог бы, еще как мог! Уже когда бунт проваливался, на крыльце, но ведь его там не было! Царевна Евдокия в него вцепилась не хуже репья! И оставить ее было никак нельзя, она старшему Хованскому предназначалась, так что уцелела бы в любом случае. И те, кто при ней, – также. Был бы он на крыльце, успел бы удрать. Но Симеон оставался во дворце, желая держать руку на пульсе!
Все ж таки Хованский не настолько умен, чтобы самому все без ошибок сделать. Был…
А как могло бы все хорошо получиться.
Царевна…
Да, главная беда именно в ней. В Софье.
Симеон отлично видел ее лицо, когда стреляли в Хованского, видел, как она наводила порядок, да и потом в Кремле видел ее. Как она шла по коридорам, даже лица не прикрыв, в сопровождении пары девиц и казаков – срамота! Как распоряжалась, как говорила с боярами…
Царская дочь, что тут еще скажешь?
Волчица. Хищница, стерва…
Шестнадцатилетняя соплюшка? Да, в этом возрасте замуж выходят, но…
Чтобы его переиграла… вот эта?!
Поверить в такое Симеон просто не мог. Но пришлось. А как иначе? Может, в Дьяково кто-то и оставался, но здесь и сейчас была только Софья. Сначала – лишь она. Потом уже появились ее тетки, потом Аввакум…
Симеона снова затрясло.
Да что ж такое, как все было рассчитано! Никон вносит изменения в канон, переписывая книги. Аввакум начинает ему противостоять, из него было так удобно сделать мученика, расколоть Церковь на две половинки, а далее – кто знает! – свернуть в католичество, а что в результате?
Аввакум, так и не став мучеником, становится героем в глазах своих единоверцев. И не бунтует почти десять лет! Только увещевает, мирит… со всей доступной ему кротостью. А кротким он никогда не был. То есть кто-то держал его на цепи.
А сейчас, когда патриарх так обгадился, – вылез! И поди ж ты! Тут не то что Русь к католичеству привести – тут ноги б унести! Ох, не любил протопоп иезуитов. Да и смычка появляется вовсе не та – Марфа замуж за Корибута вышла, так что дети ее…
Есть шанс, конечно, воспитать их в верном ключе, можно и королеву отравить, да не вышло бы, как сейчас.
А сейчас получалось, что ноги б унести.
Ладно. Авось да удастся.
Симеон быстро собрал самое необходимое – деньги да пару нужных вещиц, сложил все в карман рясы и быстрым шагом направился к выходу из дворца.
Авось да не задержат духовное лицо. А уж где и у кого спрятаться в Немецкой слободе – он найдет.
* * *
Семен и Павел сидели неподалеку от несущих охрану казаков. Собственно, караул на всех воротах выглядел так. Два казака, два стрельца, два солдата из полка Гордона да пара воспитанников царевичевой школы. Здесь – Сенька и Пашка.
Сидели, истории травили о царевичевой школе, о своем житье-бытье.
– …есть у нас один парень, вот он всякой живности до ужаса боится. Мы однажды приходим на речку, а там лягушек – видимо-невидимо. Ну, наловили десятка два да ночью ему в постель и выпустили! Ох, как же он кричал!
– Не выдрали вас? – поинтересовался со смешком один из стрельцов.
– Нет, дяденька. Но лягушек мы ловили, и комнату потом мы отмывали…
– А надо б выдрать!
– Так царевич хуже придумал. Сказал, что ежели мы так лягушек любим, то он от нас работу ждет. Где в природе сия тварь живет, что ест, как размножается, почему квакает… кажный день вместо игр на пруд бегали и наблюдали. Чуть сами не заквакали…
Сенька скорчил жалобную рожицу. Мужчины хохотнули.
– Да, нас за такие проказы бы по-простому, хворостиной. А тут мудрит царевич, – усмехнулся один из казаков.
– На то и царевич, чтоб мудрить, – отозвался солдат. Но мирно, без малейшей подковырки. Сенька облегченно выдохнул. Да, чтобы в одну упряжку свести ужа, ежа и бабочку, надобно много сил и терпения. Не перегрызлись бы – и то ладно.
– Стой!
Бердыши скрестились пред носом невысокого седобородого человечка в черной рясе.
– Полоцкий, – шепнул Пашка.
Сенька поверил. Сам-то он больше к воинским делам склонялся, а вот Пашка хотел для себя стезю подьячего выбрать, так что всех и обо всех, кто при царе, знал.
Симеон остановился.
– Пропустите, мне в город надобно.
– Царевна приказала никого не выпускать.
– Так я вернусь вскорости.
– Царевна приказала, – с каменным лицом повторил стражник.
Он бы и пропустил, будь один, но еще почти десяток свидетелей? Не-ет… таких неприятностей никому было не надобно. Так и в допросных подвалах окажешься, за царевной не заржавеет. Уже весь Кремль знал, что Хованского она приказала пытать нещадно.
Симеон еще покрутился, да и ушел. Пашка толкнул приятеля:
– Я к царевне, а ты здесь будь. Понял?
И умчался. Сенька кивнул. Чего ж тут не понять? Ежели кому так выбраться надобно, так ведь не зря? О таком царевне всяко сказать стоит!
* * *
Известие о Симеоне Полоцком царевна приняла без особой радости. Пашку допустили к ней сразу же, царевна выслушала – и задумчиво покусала кончик пера.
– Спасибо, Павел. Я запомню. Я теперь отправляйся обратно на пост. Дмитрий!
В комнату заглянул еще один из выпускников царевичевой школы, только старший – лет уже двадцати пяти от роду.
– Звали, государыня?
– Приказываю Симеона Полоцкого схватить и доставить ко мне. Вежливо.
Софья пока сидела в кабинете своего отца. Сидела, разбирала пергаменты, удивлялась количеству кляуз и прошений, но сортировала упрямо. И в том ей помогали двое ребят – Пашкиных ровесников. Это ж прочитать надобно, отложить в нужную кучку, пометить, кто и от кого или на кого, ежели донос…
Полоцкий…
Софья сдвинула брови. Неужто без этой гадины не обошлось? Хованский покамест молчал – из злости и ненависти. Палачи клялись и божились, что за пару дней его сломают, но сколько его сообщников скрыться успеет?
Из Кремля она пока, конечно, никого не выпустит, все посты расставлены, тайные ходы… откуда б Симеону их знать?
Хотя при местной вольнице…
Только за последний час в кабинет шестеро бояр заявилось, а за дверью царских покоев куда как более толкаются. Неуютно им. Маетно…
Ничего, помучаетесь со мной, так Алешку на руках носить будете…
Ох, братец, ты только выживи да вернись!
Софья отчетливо понимала, что такой бунт не может вспыхнуть сам по себе. Вернулся бы Алешка – головы полетели бы вмиг. Отсюда вывод – что-то да сделано, чтобы он не вернулся.
Легко ли на войне несчастный случай подстроить?
Очень легко. Для солдата. А вот царя все-таки охраняют. К тому же, ежели там кто и есть – сотовых-то здесь нет, по времени не согласуешь. Даже ежели отца и отравили – все равно точную дату предугадать не могли. Так что в идеале – написать брату.
Только вот о чем?
Отца отравили, берегись?
Неубедительно.
Значит, надобно расколоть Тараруя и допросить, а лучше исповедать Долгорукова, пока еще не сдох. Но это она уже распорядилась, к нему Аввакум должен направить кого, а заодно пару ребят спрятать за дверью, пусть подслушают. И таинство исповеди соблюдем, и дело сделаем.
И вот тогда писать брату.
– Государыня, Долгоруков преставился.
– Как…
Заглянувшая в дверь девица вздохнула:
– Рана серьезнее оказалась, чем думали, ему становой хребет перебило. Как переносить начали, думали вроде и ничего, а кровотечение открылось вмиг. И исповедаться не успел…
– Твою же ж… – не сдержалась Софья. Девица запунцовела – не привыкли на Руси к восьмиэтажным сложносочиненным конструкциям. – Свободна. Сходи, погляди, как там Хованский, да скажи, чтоб не уходили ненароком. Больше у нас никого нет.
Девица исчезла. Софья рассерженно прикусила кончик пера.
Вот о чем тут писать брату? Вызывать его сюда, под удар врага?!
А пока еще письмо дойдет?
Он же не сидит в одной точке и о себе не сообщает, он где-то в Крыму…
А если он уже…
Так! Молчать! И нечего о таком думать!
Алексей вернется и коронуется, обязательно! Он жив, он проживет еще долго и будет великим государем. Точка.
* * *
Алексей Алексеевич тем временем смотрел на землю Крыма с корабля. Его часть отряда шла на Керчь морем. Сначала – казачьи чайки, потом все корабли, которые были в гавани у Ромодановского.
Рядом удобно устроился Иван Морозов.
– Сколько ж нам тут дел предстоит!
Алексей кивнул:
– Да уж, захватить просто, но надо ж еще удержать, надо обжить… чтобы и духу тут всей этой турецкой нечисти не было!
– А татары?
Алексей сдвинул брови:
– А что с ними?
– В степи пахать нельзя, лучше скот водить.
– Надо что-нибудь придумать. Найдем, кто, кого… Софья придумает, кого сюда переселить так, чтобы и люди были верные, и выжить здесь смогли.
– Как-то она там…
– Зная Соню? Она справится! Что бы там ни было!
– Две галеры справа по борту!!!
Крик вахтенного матроса разнесся по судну. Алексей пригляделся.
– Действительно. Обнаглели турки. Как бы там ни сложилось – но в Азовском море их больше ноги не будет!
Галеры тоже заметили противника. Но прежде чем они решились сделать что-то – к ним устремилось два десятка чаек.
А и то! Чего их отпускать? Чтобы другие галеры привели?
До ближайшей турецкой крепости еще плыть и плыть, ни к чему тут нападения. А лучше чаек ничего не придумаешь. Вместе они не то что галеру – фрегат заклюют!
А им воевать пока никак нельзя. Взрывчатка на борту, пушки дальнобойные… дойти бы к Керчи по морю, не встревая в серьезные стычки, а уж потом…
И это Алексею Алексеевичу таки удалось.
Ни турки, ни татары не ждали такой откровенной наглости от русских. Потому, видимо, отряд и прошел невозбранно вплоть до самой крепости Керчь. А девять галер отловленных по пути, – не в счет. На них и чаек хватило. Для казаков это дело было привычное, а остальные смотрели и учились.
Когда-нибудь Русь станет великой морской державой, но первые шаги надобно делать уже сейчас.
* * *
– Государыня, вот он.
Симеон Полоцкий здорово напоминал затравленную крысу. Кто другой не увидел бы в нем этого, но Софья, с ее опытом, подмечала и слабо подрагивающие пальцы, и слишком резкие жесты, и даже опасливый взгляд на нее…
– Надеюсь, вы никуда не спешите, Самуил Емельянович?
Вот теперь старец вздрогнул, услышав свое имя-отчество. Не принято такое было, но в устах царевны… Уж лучше б ругалась – безопаснее было бы.
– Государыня… я к вашим услугам.
– Тогда, полагаю, вы на меня и не обидитесь. – Софья криво усмехнулась – и кивнула казакам: – Обыскать!
Симеон дернулся, но куда там! Обыскивать казаки умели, так что через пять минут на столе выросла горка предметов. Софья принялась перебирать их.
– Кинжал. Да интересный какой, почти мизерикордия… – Действительно, тонкое, игольно-острое лезвие было предназначено не для резки мяса. А вот вонзиться между ребер – в самый раз. Потаенное оружие. – А что у нас еще? Деньги, просто отлично. А почему три кошеля? Так, ну тут золото и камни, это понятно. Не нищим убегаем. Здесь серебро и мелочь на мелкие расходы. А тут?
Симеон дернулся, но остался на месте. Софья вытряхнула на стол четыре монеты, покрутила в руках, полюбовалась на вырезы.
– А у кого двойники?
– Государыня? Не понимаю я, о чем вы…
– Ничего, палач поможет, – «утешила» Софья. Уж Александра Дюма читывали, и парные монеты секретом не были. У тебя одна – с определенными вырезами, у меня вторая… ключ, пароль, опознавательный знак для своих. Дело житейское, этим многие баловались. Просто подбирается оригинальная монета, можно с эмалью или камушком, делаются вырезы, отверстия, договариваешься до кучи о пароле – азы шпионской азбуки.
«Приедет… и или нашпионит, как последний сукин сын…» – вспомнился Софье незабвенный булгаковский Коровьев, он же Фагот. Ах, как же хорошо было работать свите Дьявола! Делай, что пожелаешь, а проблемы людей – это их проблемы.
И она б сейчас схватила Симеона, вздернула на дыбу, так нет же! Нельзя покамест, все ж уверены, что он добрый, хороший, чуть ли не святой. А она пока и так… шатко все, очень шатко. Нельзя ей рисковать.
– Государыня, нешто виновен я в чем?
Симеон смотрел невинно, но царевна не обратила внимания на честный открытый взгляд. Она смотрела дальше.
Пара склянок с непонятным содержимым ее заинтересовала больше остального.
– Это что?
– От сердечной боли, лекарь смешал, – отчитался Симеон.
Софья кивнула и отдала оба флакона Дмитрию.
– Отвезти Ибрагиму, пусть проверит.
– Да, государыня.
– А вы, любезнейший, расскажите мне, что у вас за нужда такая в городе объявилась. – Софья смотрела ласково, но от такой ласки морозцем по спине продирало.
– Да я к лекарю хотел наведаться в Немецкую слободу, – признался Симеон. – Переволновался я за сегодня, вот и…
– Нож взяли, потому что на улицах небезопасно. Монеты – чтобы заплатить за лекарство. Склянки – для сравнения. Чтобы знал, что делать, – Софья рассуждала вслух. – Ладно. А вот это вы как объясните?
Два кошеля – большой и совсем крохотный, мягко звякнули под ее рукой. Симеон, впрочем, уже успел найти ответ.
– Государыня, я тут немного людям помогаю, вот и сегодня решил. Беспорядки же, наверняка кто-то да пострадал, а я бы деньгами и помог.
– Как это мило с вашей стороны.
Софья разозлилась всерьез. Этот ухватистый угорь просто выскальзывал из рук. Она носом чуяла, что с ним нечисто, но… что?
И как?
Можно бросить его рядом с Хованским, пытать, но… нужна или причина, или повод. Под пыткой-то человек в чем хочешь признается. Лучше сейчас не волновать народ. Опять же, у Симеона настолько хорошая репутация, что точно – тварь. Порядочных людей обычно куда как меньше любят.
– Я лично попрошу вас никуда не уходить из дворца. – Софья мило улыбнулась.
– Да, государыня…
Симеон уже понял, что вывернется, и обнаглел:
– А ежели мне лекарство понадобится?
– А на тот случай я к вам приставлю… Дмитрий, кто у нас в приемной?
– Алексашка, государыня. Алешка еще, Любимка…
– Отлично! Вот Любима и приставь!
– Государыня?
Царевичев воспитанник влетел, поклонился.
– Тебе вменяется следовать везде за старцем Симеоном, – ласково сообщила Софья, – а ежели плохо ему станет, срочно звать лекаря. Понял?
– Да, государыня.
Судя по хитрому блеску серых глаз, понял парнишка намного больше. Вот и ладненько, Софью это устроило. Симеона – явно нет, судя по благочестиво-кислому выражению лица, но на всех же не угодишь, верно?
– А вот это, – Софья повертела в руках кошелечек со «странными» монетами, – я оставлю у себя. Дмитрий, выдать Самуилу Емельяновичу из казны четыре равные по ценности монеты.
Симеон скривился еще больше, но протестовать не решился. Раскланялся – и ушел, сопровождаемый Любимом. Софья проводила его злобной ухмылкой, смахнула в ящик стола кошелек и взялась за бумаги. Как царь умудрялся во всем этом разбираться?
Не-ет, надо здесь наводить порядок. Все равно ведь придется.
* * *
Симеон у себя в покоях в это время клокотал от злости. Да так, что стоять рядом с ним было небезопасно.
С-сука! Дрянь, гадина, девка непотребная!!!
Вот сейчас он точно знал, кто верховодит в Дьяково. Именно она! Она…
То, как царевна держалась, как говорила… не могла так себя вести соплюшка! Его просто провоцируют… и ведь он поддастся! У него нет выбора!
Из Кремля его не выпустят, но если не станет царевны Софьи… Остальные – нет. Не то. Слабы, глупы… а вот эта…
Симеон прикрыл глаза, вспоминая разговор. Софья смотрела на него, как кошка. Только вот она не играла, она всерьез была настроена его сожрать, как только появится хоть малейший повод. И сожрет.
И все вытряхнет.
Так что же делать?
Да ясно и что, и чьими руками… вот сейчас отошлем мальчишку за лекарем – и займемся. Набросать пару строчек в записке было несложно. Спрятать ее в рукав, чтобы долго не искать, как раз, пока он в свои покои шел, нужного человечка видел – и тот за ним последовал…
Симеон достал из шкапа пузырек с зеленоватой настойкой, глотнул, сморщился от мерзкого вкуса… Выветрится быстро. А теперь…
Мужчина вскрикнул достаточно громко, чтобы паренек заглянул в комнату, застонал, схватился за сердце и сполз по стеночке.
Мальчишка влетел, пощупал пульс, от волнения стучавший с дикой скоростью, взглянул в зрачки Симеону – и помчался за Блюментростом. Ежели Полоцкий помрет раньше допроса, царевна ему голову отвернет.
Этого времени Симеону как раз хватило, чтобы выглянуть из покоев и подозвать одного из стрельцов. Письмецо ушло к своему адресату.
Есть, есть еще в Кремле и яд, и кинжалы…
* * *
– Сонюшка, ты спать сегодня собираешься?
Царевна поглядела на тетку Анну совершенно шальными глазами. Спать? Когда куча бумаг…
– Тетя, тут еще работы…
– А ежели ты свалишься, кто ее за тебя выполнит?
– А ежели я упущу что? Тетя, бунт сегодня взаправду вспыхнуть мог.
– Ежели сегодня не вспыхнул, то до завтра всяко подождет. Я приказала к тебе в покои поужинать принести. Отправляйся спать, Сонюшка…
Любого другого Софья послала бы в дальние дали. Но тетку Анну? Которая ее вырастила, любила и вообще – дала возможность вырваться из клетки? На такое окаянство Софья была не способна. А потому встала, потянулась и улыбнулась:
– Хорошо, тетушка, уже иду. – И вышла, стуча каблучками.
В светелке, которая показалась вдруг такой маленькой, она бросила взгляд на подносы с едой.
Каша с медом симпатий не вызывала. Софья ее в Дьяково-то никогда так не ела. Фу! Сахар она в кашу могла положить, но не мед. Лучше уж тогда молочка налить…
В Дьяково все знали о ее привычках, но тут она чужая. А остальное?
Ветчина выглядела аппетитно, но мясо? На ночь? Равно, как и сыр, яйца… а тут что? Кисель?
Фу!
Последний продукт Софья ненавидела всеми фибрами души. Сбитень полюбила, квас здесь был выше всяких похвал, а вот кисель… не срослось!
Да и кушать особенно не хотелось. Переживания напрочь отбивали у девушки весь аппетит. Вот в прежней жизни Софья могла смести вагон с плюшками, когда нервничала. В этой же… ее реально тошнило от переживаний. Да и вообще – все тяжелое, жирное, сладкое – на ночь?
Сейчас бы простоквашки. И ягод. Простых, без всего. В крайнем случае – печеных яблочек. Это Софья съела бы. А остальное…
Не хочется – ну и не надо!
Поднос был отодвинут в сторону – вдруг ночью нападет жор, и девушка принялась готовиться ко сну. Протерлась влажным полотенцем, подумав, что надо себе будет обеспечить банные процедуры. Надела длинную ночную рубашку, подумала – и переоделась наново. Хоть постоянно она здесь и не жила, но кое-какие вещи были. Например, комплект – рубашка-шаровары, сшитый из тонкого льна. Специально, спать в некоторые моменты жизни. Вот не начались бы они от переживаний…
Одежда была выкинута за дверь, слугам. Пусть разберутся.
Теперь помолиться и спать…
Но почему словно струна звучит внутри? Словно кто-то дергает за нерв?
Софья честно пролежала почти час, пытаясь заснуть. Безуспешно.
Перевозбужденный событиями разум отказывался расслабляться – и средство было только одно. Работа. Утомить себя до такой степени, чтобы упасть носом в документы и уснуть.
Но ежели тетя узнает…
А ежели нет?
Софья быстро оделась и выскользнула в первую комнату. Там клевали носом две служанки и две ее воспитанницы. Девушка приложила палец к губам.
– Так… Марья, пойдешь со мной. Ты, – палец царевны уткнулся в одну из служанок, похожую на царевну телосложением и цветом волос, – как тебя зовут?
– Лушка, государыня.
– Лукерья, иди в опочивальню, раздевайся и ложись на мое место. Ежели моя тетка заглянет, пусть считает, что это я сплю. Вы двое покараулите. Ясно?
Служанки закивали, у воспитанниц в глазах нарисовался вопрос, но Софья тут же его разрешила:
– Я хочу еще поработать, а тетя Анна, ежели заглянет, спуску мне не даст. А к чему лежать, бока пролеживать, коли не уснешь?
Теперь проявилось и понимание. Лушка послушно направилась в спальню, Марья заняла свое место – на два шага позади Софьи. Оставшиеся девушки всем видом выразили желание послужить на благо родины. И Софья тихонько выглянула из покоев.
Ох рано встает охрана…
А если точнее – спит на посту. Дремали и стрельцы, и казаки… ну, это и понятно. Такой день любого вымотает, это у нее пропеллер в… копчике. Никто и глаз не приоткрыл, когда две тени скользнули прочь, к покоям царевича. В царские Софья соваться не рискнула, а вот к Алексею Алексеевичу – спокойно. А поработать там тоже было над чем. Вон хоть со Строгановым разобраться или почитать письма от иностранных ученых – о русских условиях становилось известно в Европе. И кто ж не захочет приехать на полное обеспечение, да с большим жалованьем, да всего при одном условии? Заниматься любимой работой, при этом обучая не менее трех учеников, которых оплатят из казны?
Так что писали царевичу многие. А еще доносы, челобитные, грамотки от выпускников Школы… Письма в Дьяково переправлять не успевали.
Вот сейчас и почитаем, и отсеем…
Софья удобно устроилась в большом кресле, кивнула Марье.
– Бери себе стопку и начинай. Что я требую – ты знаешь. Грифель слева.
Марья кивнула. Чего ж не знать… поработаем. Спать, конечно, хочется, но царевна бодрствует, а значит, и ей надобно. Конечно, государыня поймет, и спать ее отпустит, но…
Карьеризм у девушек был в крови, а кому не хватало – в тех Софья его тщательно воспитывала. И оказаться полезной государыне для Марьи было важнее, чем выспаться.
Поработаем…
* * *
Яков Федорович Долгоруков ждал.
Да, род Долгоруковых был обширен, силен и богат. А Софья не сообразила сразу приказать схватить их всех. Да и мало ли…
Ну, кричал один дурак, так не все же? И обидного ничего не кричал, просто надо было напугать людей… считай, жертва бунта.
Софья не знала, кто травил отца, Хованский покамест молчал, вот так и вышло, что Яков Федорович остался на свободе. А поскольку был он также стольником царским…
Так в царевнином ужине яд и очутился.
Увы – зря.
Царевна к нему не притронулась, особливо к каше с медом, в которой была его часть, и к киселю. Служанки бы не удержались, но не рядом же с царевниными воспитанницами!
Яков честно ждал несколько часов, понимая, что ежели царевне станет плохо… этот яд не мгновенный, успеют лекаря кликнуть… но все было тихо в Кремле.
Спать легла? Во сне умерла?
Нет, от такой рези в желудке мертвый вскочит!
Значит, не тронула, надо браться за ножи.
Беда в другом – наблюдать за царевниными покоями он не мог. Неоткуда. Не та планировка. А потому и ухода Софьи не заметил.
Равно как и охранники не заметили легкого снотворного в принесенном им кувшине кваса. Не так, чтобы усыпить глубоко. Но погрузить в дрему, которую сильный человек легко одолеет, – вполне. А там возьмут свое и усталость, и нервы…
Потому-то Софье и удалось легко выскользнуть из покоев. И неладного она не заподозрила.
Охрана тоже ничего не подозревала до последнего момента. Пока десяток людей не напал на них.
Казаки умерли первыми, за ними стрельцы.
Вскочили, заметались в покоях служанки, Аксинья, царевнина воспитанница, взметнулась, услышав за дверью голоса, ринулась за занавесь и притихла там мышкой.
Дверь просто выломали – и внутрь ворвались тати. Оставшаяся служанка заметалась, закричала, но мужчины быстро расправились с девушкой, ворвались в царевнину опочивальню, сгоряча прирезали вторую – и в недоумении замерли над трупом.
Царевны не было.
А где она могла быть?
Поздно!
Аксинья не зря воспитывалась у Софьи. Это сейчас ее проскочили, а спустя пять минут… она взглянула из-за драпировки.
Всего два человека, остальные в опочивальне.
И девушка скользнула мышкой в выломанную дверь.
Подвернулась деревяшка под ногой, на стук обернулись тати… но поздно, слишком поздно.
Девушка уже неслась по коридору, крича во все горло:
– Убийство!!! Тати на царевну напали!!! Убийство!!!
Удар ножа оборвал крик, но поздно, слишком поздно.
Уже услышали, уже засуетились, уже бежали люди… и заговорщики растерялись. Им бы смешаться с толпой, им бы крикнуть: ищи татя… Вместо этого Долгоруков приготовился обороняться, чем и подписал себе приговор. Что другое, а воевать стрельцы умели.
Татей уверенно загнали в покои, кого ранили, кого посбивали с ног, добавили бердышами, особливо увидев своих же мертвых товарищей…
Прибежала царевна Анна – и в ужасе вскрикнула, глядя на тела. Потом превозмогла себя, наклонилась…
– Сонюшки тут нет!
Толпа – и откуда только их натягивает на место происшествия? – зашумела, бояре переговаривались – мол, царевна-то по ночам где-то шляется, не блудит ли с кем? А с кем? Кто счастливец?
Причитали какие-то девки, злобно ругались тати, одним словом – все были при деле.
– Что тут происходит?
Софья не орала, нет. Но искусство говорить она освоила в полной мере. И говорила так, что ее слышали за версту. Бояре мигом замолкли и расступились, сверля царевну взглядами.
Но – нет.
Ни беспорядка в одежде, ничего… разве что пара пятен от чернил. Но это-то понятно, ежели ты пишешь что, а во дворце раненой выпью заорут! Тут не то что чернильницу – ведро опрокинешь.
Первым, как ни странно, прокашлялся Василий Голицын:
– Государыня, тут тати ночные хотели…
– На меня покуситься?
Софья насмешливо разглядывала всю картину.
– Так, татей мне не портить, оставьте палачу! И кто у нас тут? Ба, Долгоруков, радость-то какая. Так… Демьян! – Имя десятника Софья отлично помнила. – Давай, живой ногой к своим – и чтобы сегодня же все Долгоруковы в Разбойном приказе сидели. Вообще все. Жены, дети, девки дворовые… понял?
Демьян поклонился – и исчез с царских глаз. Принялись рассасываться и бояре, замешкался один Голицын, но после насмешливого взгляда Софьи стушевался – и бочком, бочком исчез в коридорах.
– М-да, не поспала ночь – и пес с ней. – Софья задумчиво откинула назад косу. – Тащим этих умников в пыточную, сейчас разбираться будем. Кто, за что… – и совсем тихо, – кому я еще куда не угодила…
* * *
На разборки ушла вся ночь. А утром, шатающаяся от усталости Софья, пропустив молитву, заявилась к царской трапезе. Царица, царевны и даже царевич Владимир встретили ее одинаковым выражением напряженного внимания. Софья сделала ребенку козу и устало уселась на свое место.
– Завтракать будем?
– Соня!
Тетка Татьяна сверкнула глазами. Племянница послала ей невинную улыбку.
– Без завтрака – не расскажу.
Пришлось всем ждать, пока девушка не наполнит тарелку и не проглотит хотя бы пару ложек. А уж потом…
– Что я могу рассказать. – Софья смотрела устало, под глазами залегли синие тени. – Имена сейчас перечислять не буду, но государь был убит.
– Как?!
В едином порыве ахнул весь стол. Да и слуги навострили уши.
– Вот так. Его отравил Михайла Долгоруков. Собственно, там почти все семейство в заговоре. Долгоруковы, Хованские, еще кое-кто по мелочи… Отца отравить, Алексея убить, на трон сел бы Хованский. А дальше… смуту все помнят?
И помнили, и не радовались.
– Это еще не вся интрига. Стоят за ними иезуиты.
– Как?!
Теперь удивлялась только тетка Анна.
– Тетя, милая, мы ведь их сюда не пускаем. Вот и лезут. Один Полоцкий чего стоит…
– Святой человек, – нахмурилась царевна Евдокия.
Софья только фыркнула на старшую сестру.
– Святой? Не будь легковерной, он гад лицемерный… Тьфу! Стихами тут уже заговорила! Он учился у иезуитов – и им же верен и остался. Идея была неплохая. Не пускают? И не надобно, они просто царей на свой лад воспитают… отсюда и академия… Симеону не удались его планы из-за Дьяково.
Женщины понимающе закивали.
– Но к царю он был приближен. А когда понял, что влияние потерял и его попросят в ближайшее время – решил, что просто надо найти нового царя.
– Сонюшка, это же ужасно…
Софья пожала плечами, глядя на Любаву:
– Ужасно было бы, ежели б мы вчера не успели, а тебя с ребенком бы стрельцы закололи. Вот тогда – да. Ужас. А сегодня уже все в порядке. Конечно, всех заговорщиков мы пока не выловили, но основных уже допрашивают, палачи у нас опытные…
– А потом?
Софья пожала плечами, отправляя в рот ложку красной икры. Вкусно… Это вам не соевый продукт из неясно чего слепленный.
– Дуняша, а что потом? Алешка казнит, как приедет – и все дела.
– Алексей? Не ты?
Софья пожала плечами.
Кое-кого она и сама, конечно. Но основные фигуранты пусть дождутся брата.
– Разберемся…
* * *
Алексей смотрел на стены Керчи.
Да, Керчь.
Какая она?
Величественная.
Внушающая уважение. А если уж более приземленно – с очень толстыми стенами и большим количеством пушек. И все они ориентированы на море. Острые скалы вздымаются вверх, словно хищные клыки, – и, продолжая их, вверх возносятся мощные стены.
Хороша! Восхитительно хороша…
Алексей смотрел на Керчь почти влюбленными глазами.
Как-то вот с суши Керчь еще ни разу не брали. Пытались, конечно, но даже не доходили до нужного места. Погуляй-ка по степи, с татарскими отрядами на плечах, да без воды. А они вот дошли. Высадились на берег в одном дне пути – и проделали марш-бросок.
И теперь перед ними лежала крепость. Как на ладони.
Местность гористая, сложная, пушки тут…
Да не нужны тут пушки. Сильно – не нужны.
Алексей ждал.
В этот раз они с Иваном Морозовым разделились. Иван должен был подойти к Керчи по морю – и открыть огонь. Пусть отвлекутся, пусть дадут им возможность подойти по суше. А дальше…
А что может быть дальше?
Это раньше были определенные сложности. Толщина стен – четыре-пять метров, пушками их продолбить – с ума сойдешь. К тому же защитники стены тоже дремать не станут и начнут сопротивляться. И потянулась волынка. Копать подземный ход, закладывать мину, потом еще как та стена обрушится…
