Текст книги "Крест и крыло (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 3.

Мы выбираем, нас выбирают...

Я проснулась первой. Шарль еще сопел в две дырочки, а я уже лежала и разглядывала потолок. Надо собираться в институт. Так что – в душ, Юленька, в душ...

Туда я и отправилась. Шарль еще спал, когда я уходила.

А из института меня встречал Леонид.

– Юленок, привет!

– Привет, – я чмокнула оборотня в щечку.

Хороший он все-таки. Хоть и тигра. Хоть и шеф по безопасности, то есть аналог человеческого КГБ. Но я от него зла никогда не видела. И цели у нас общие – обеспечить всем своим людям безопасность. В том числе и тиграм. Отсюда и будем исходить.

– Как дела, как жизнь, как родные?

– Дела отлично, как обычно, на жизнь не жалуюсь, родные живы-здоровы. Что случилось?

– Я приехал за документами. И вами с Шарлем.

– Вот как? Зачем?

– Ну вы же решили пожениться, так?

Я хлопнула ресницами. То есть да, мы обсуждали такой вариант, но...

– Мечислав мне позвонил ночью и приказал.

– Что приказал?

– в рекордно короткие сроки обвенчать вас с Шарлем.

– Как – обвенчать?

– Граждански. Юлька, не морочь мне голову! Я просто оговорился! Шарль при этом берет фамилию Леоверенский. Живете вы так и так вместе, проблем не будет. А то, что у вас братские отношения бу-дете знать только вы. И твой дед. Константину Савельевичу все полегче будет.

– Да он вроде бы не жалуется...

– И не пожалуется. Если чутье меня не обманывает, ему еще лет десять осталось. Но... ему же тяже-ло! Ты сама-то не видишь?!

Я опустила глаза. Свинья. Осознала и каюсь. Я так привыкла жить рядом с дедом, я настолько ощу-щала его каменной скалой, которую ничем не свернуть, что даже не подумала о его возрасте. А ведь за восемьдесят...

Твою рыбу!

– Вот-вот. А так он начнет воспитывать себе замену из Шарля. И все довольны. Мечиславу не надо взваливать на себя 'Леотранс', тебе тоже...

– Да я и не потяну...

– Вот. А Шарль – потянет.

– Но он же ничего не знает, ни по экономике, ни по политике...

– Юля, не морочь мне голову! Меняются только обертки. А люди остаются одними и теми же. В них Шарль разбирается хорошо...

– в вампирах...

– В людях – тоже. Ты хоть знаешь, что он прекрасный аналитик? Ему бы побольше практики, а мозги у него работают, будь здоров! Вот практику он и получит в 'Леотрансе'. А если уж не будет справ-ляться, там и Мечислав подключится.

Я вздохнула.

– Женить? Нельзя помиловать?

– Обсуди с вампиром.

Я пожала плечами.

– А с Шарлем ты это обсудил?

– Не я. Мечислав.

– И он согласился?

– А почему вампир должен быть против?

Действительно, а почему? В его-то жизни ничего не изменится. Да и в моей тоже. По сути это просто бумажки. Пустые и неважные.

– Хорошо. Куда сейчас?

– В ЗАГС! Шарль нас там уже минут десять как ждет.

Я фыркнула.

– Ну, поехали... сват...

– еще скажи, брат...

Я помрачнела.

– Лень, а как там Славка? Не знаешь?

Леонид пожал плечами.

– Валентин вроде как не жаловался. А что? Тебя что-то беспокоит?

Я кивнула. Сама не знаю, почему.

– ИПФ. Если они решат взяться за меня, думаешь, им будет сложно вычислить Славку? Много ли в городе Леоверенских?

Леонид почесал кончик носа.

– Ладно. Что-нибудь придумаем.

– Только не убивай его.

– Я тебе кто – киллер?

– Ты намного страшнее.

– Это да. Это – есть. Но убивать я его не буду. Ты мне этого в жизни не простишь. Да и твоя се-мья...

Голос его чуть дрогнул. И я вдруг вцепилась в оборотня. Словно изнутри что-то толкнуло.

– Моя семья?! А какая тебе раз... посмотри мне в глаза!!!

– Чего?! – рыкнул оборотень. Но подчинился. А меня словно волной несло. И я явственно видела в его ауре чистые и насыщенные золотые и алые цвета. Цвета искренней любви.

– Лёня!?

Наверное, что-то связанное с тиграми, я получила от Мечислава. Потому что оборотень опустил глаза. А потом кивнул, заливаясь краской.

– Да. Но я этого не говорил.

И я, в полном ошалении, поняла, что Лёнька, старый друг и боевой товарищ... влюблен в мою мать!?

НЕ ВЕРЮ!!!

– А придется. Юль, я сам не хотел, – опустил голову оборотень.

Я схватилась за голову.

– Ты что – рехнулся!?

Оборотень опустил глаза.

– Нет, ты не рехнулся! Ты еще хуже! Ленька, моя мать старше тебя! Они с дедом прекрасная пара! И вообще, ты – оборотень!

– Не старше, – буркнул Леонид. – Мне пятьдесят два года.

Я заткнулась. Да. Возраст. А выглядит не старше тридцати.

– Юль, не ори на меня. Я хоть слово сказал? Хоть взгляд бросил?

– И не один, как я понимаю?

– Даже кошка может смотреть на короля!

– Ага, а кот – на королеву!? Леня, совесть поимей!

– Да имел я твою совесть!!! – рявкнул вдруг оборотень. И я заметила, что он машинально втягивает и выпускает когти. Явно нервничая и злясь. Но не испугалась. Я знала – Леонид не причинит мне ника-кого зла. И я сейчас была в своем праве. Как фамилиар Князя Города. Как просто Юля Леоверенская. Как дочь своей матери!

Я имела право требовать ответа. И Ленька сдался.

– Юля, я не хотел. Оно как-то само получилось. Ты же знаешь, я обеспечивал твоим родным безопас-ность, еще когда твой братец только появился в городе...

– Знаю.

– Вот и... Но ты не думай. Она меня даже не видела. Мы даже не общались.

Я перевела дух. Тогда возможно, что Леонид любит не живого человека, а свою мечту. И какая раз-ница, что у мечты – лицо моей матери? Чье-то же должно быть...

– Нет. Я ее действительно люблю. Но ты не злись. Я никогда ей об этом не скажу. Обещаю.

– Лень, она ведь действительно деда любит.

– Знаю. Поэтому и буду молчать. Я знаю, у меня нет шансов.

Я это тоже знала. И не злилась. Бывает. Любовь не разбирает, кого бить и куда. Стоит только вспом-нить Даниэля.

Ладно.

– И что ты теперь собираешься делать?

– А я что-то делал до этого разговора?

– Леня, не финти!

Оборотень тряхнул головой.

– Юль, вот тебе мое последнее слово. Я собираюсь охранять. Тебя и твою мать. Твоего деда и Мечи-слава. Шарля и Валентина. Я это умею. А все остальное... да, мне будет больно. Не впервые. Перетер-плю. Знаешь, говорят, что любовь проходит, если долго не обращать на нее внимания.

Я покачала головой.

Ага. Пораньте себя – и попробуйте не обращать внимания! Получится?

То-то и оно. Больно же! Но... я верю Леониду. А потому...

– Поехали в ЗАГС? Нас уже там Шарль, небось, заждался?

Ленька бросил на меня благодарный взгляд – и тронул машину с места.

***

В ЗАГСе было тихо и пустынно. Шарль, Валентин и Надюшка ждали нас, сидя на удобном диванчи-ке. Я заметила, что дракоша пришел в джинсах. Только белую рубашку надел.

– Ну, что ты, невеста, как из кислого теста, – Надюшка была настолько довольной, что мне захоте-лось стукнуть ее подсвечником. Или хотя бы табуреткой.

– Надя, – рыкнул Валентин.

– А что, Надя!? Я что – крайняя!? Ясно же, что это – служебная необходимость. А у Юльки такое лицо, словно ей не бракосочетание предстоит, а поход в гастроэнтерологию на обследование.

Я фыркнула.

– Надя, от тебя будет когда-нибудь жизнь?

– Если только на Марсе. И вообще, ты на себя посмотри! Глаза не накрашены! На голове две собаки кость делили! А джинсы стирать бы пора!

Действительно, на коленке красовалось весьма неаккуратное пятно. И где это я умудрилась?

– Дайте нам хотя бы пару минут привести себя в порядок – попросила Надюшка. И утащила меня в туалет.

– Юлька, ты хоть умойся. Выглядишь – краше в гроб кладут! Что случилось?

Я вздохнула. И честно призналась.

– Надя, мне страшно!

– Вот как? Чего боимся?

– Самой себя.

Я честно, не приукрашивая, рассказала обо всех своих столкновениях с родственниками. Подруга слушала молча. Чесала нос. А потом вздохнула.

– Юль, а что тебя в этом пугает?

– Собственная реакция. Глупо так реагировать на дураков. И глупо на них злиться. Но мой внутренний зверь – он словно на дыбы встает каждый раз! И не позволяет мне промолчать. Или что-то еще... Надя, я могла бы натравить на них любого из оборотней. И не ощутила бы никакой вины. Плевать мне было – живы они или мертвы! Вообще плевать!!! И мне страшно! Так быть – не должно...

Подруга закатила глаза.

– Юлька, а ты знаешь, что я не была дома с тех пор, как стала оборотнем?

– Вот как?

– Не знаешь. А, между прочим, зря. Ты слышала о третьем законе Ньютона?

– Мы влияем на мир, а он на нас. Действие равно противодействию?

– Именно! Ну, подумай сама! Неужели ты не изменилась за это время!? Даже я изменилась настолько, что мне страшно приезжать домой. Страшно видеть в дупель пьяного отца! Я просто боюсь, что не вы-держу. Так легко перекинуться и перегрызть ему горло. И еще легче свести счеты с теми, кто когда-то меня оскорбил! Обидел! Просто разозлил! И мне тоже страшно! Думаешь, я не боюсь своего внутрен-него зверя? А у тебя он пострашнее лисы, так?

Я вспомнила зверя с человеческими глазами – и смогла только кивнуть.

– Вот! Чего бы удивительного было в твоей реакции!?

– Но я же человек!

– Разве? Юля, ты фамилиар Князя города. Этого – мало?! Ты уже НЕ человек. Ты нечто другое в че-ловеческой форме. Нравится тебе это или нет, это правда!

– Жестокая правда.

– И что!? Ты предпочтешь, чтобы я тебе наврала? Я могу сказать, что все это чепуха. И пройдет после лечения тазепамом. Поверишь?

– Нет.

– То-то же... Я примерно понимаю, что с тобой происходит. Ты когда-нибудь пыталась обуть туфли тридцать второго размера?

– В детстве...

– а сейчас?

– А зачем?

– Потому что это и есть манера твоего поведения! Юля, ну подумай сама! Ты изменилась! Ты не смо-жешь вести себя, как раньше! Это так же невозможно, как надеть те туфли! Ты можешь попытаться! Но не сможешь ходить в них!

– И что мне теперь делать? Перебить маминых родственников и уйти жить к вампирам?

Надя только пожала плечами.

– Может быть, попробовать принять новую себя? Что удивительного в твоем поведении? Ты стано-вишься другой. И сейчас находишься в переходном состоянии. Хотя... ты и раньше бы это заметила, если бы у тебя была возможность.

– То есть?

– Юля, а с кем ты общалась последнее время?

Я подумала. Выходили либо вампиры, либо оборотни, либо...

– Ну да. В институте ты просто учишься. С друзьями ты общаешься намного меньше, чем раньше. А если и так же – пару часов в день ты вполне способна притворяться...

– Притворяться?

– Юля, не придирайся к словам! Ты можешь вести себя, как цветочек, только вот растет цветочек уже не на стебельке, а на кактусе! Родных ты бережешь! И контролируешь себя! Друзей ближе меня у тебя нет. Однокурсников ты к себе не подпускаешь! Ну и!? Где ты должна была увидеть, что изменилась!? В каком зеркале!?

– Сложно сказать...

– А сейчас появились люди, которые тебе не нравятся. Они раздражают тебя – и ты показываешь свои естественные реакции. Ты уже привыкла к тому, что ты – фамилиар Князя города. Нравится тебе это – или нет, но ты привыкла бить наотмашь, привыкла, что тебя уважают и слушаются, привыкла...

– Короче, стала заносчивой стервой?

– Может, и стала бы. Но для этого тебе слишком часто доставалось по морде. Мне кажется, Юля, ты просто становишься настоящей. А вот какой... Не знаю. Будем надеяться на лучшее.

Я вздохнула.

– помнишь портрет, на котором меня изобразил Даниэль?

– Ты и твое отражение? Думаешь, ты станешь именно такой?

– Не знаю. Мне страшно, Надя! Мне просто страшно!

– Ты не можешь этого изменить. Прими – и постарайся скорректировать свое превращение.

– А это возможно?

– Не знаю. Но я бы не сильно удивилась. А теперь хватит душеспасительных бесед. У тебя с собой есть расческа?

– Нету.

– Тогда иди сюда. Хорошо, что у меня она есть!

***

***

Сама церемония была простой и короткой. Нам шлепнули две печати в паспорта, сказали расписаться в толстенной книге, и мы получили на руки брачное свидетельство.

Шарль теперь был Леоверенским официально, сменив фамилию.

– предлагаю поехать и обрадовать родных, – предложила я.

– Это без меня, – тут же рассосался Валентин. Вместе с ним улетучилась и Надюшка. Леонид бросил на меня умоляющий взгляд, и я вздохнула.

Да. У кошки есть право смотреть на короля. А у меня есть право наложить запрет. Вот только я этого делать не стану. Я помню, как больно было мне, когда не стало Даниэля. И не стану ничего запрещать Леониду. Он достаточно умен.

– Леня, поедешь с нами?

– Это вы со мной поедете, – парировал Леонид. – У меня-то машина!

– Все вы, оборотни – злыдни, – возмутилась я.

– А все бабы – стервы!

Мы поглядели на Шарля и мерзко ухмыльнулись.

– А драконы...

– ...вообще летучие ящерицы!

Лицо дракоши медленно расплылось в ответной вредной улыбке.

– ЧТО!? Ящерицы!? Да как ваш гнусный язык повернулся сказать подобное?! Ах вы, негодяи! Вы мне ответите за оскорбление великого рода летучих гадюк!!!

Хорошо, что мы еще были на стоянке. Боюсь, будь мы в машине – обязательно куда-нибудь бы вре-зались со смеху.

***

У меня дома никого не было. Пришлось набрать дедушкин номер.

– Дед, привет!

– Привет, мелочь.

– Слушай, а наши родственники у тебя?

– У нас. Все четверо.

– Это кстати. А если мы сейчас зайдем?

– Тогда число сравняется.

– Какое число?

– Здесь будет четверо кошмариков и четверо нормальных людей. И поторопись, пожалуйста. Не хо-чется расстраивать Алю, но я в жизни не выслушивал столько ахинеи одновременно!

– И с нами друг.

– А лучше бы штук пять! Живо сюда!!!

Трубка жалобно пискнула и замолчала. М-да, похоже родственнички достали деда до печенок!

***

Спустя пять минут мы уже были у нужной двери. Но не успели мы позвонить, как она распахну-лась.

– Наконец-то!

Я поцеловала деда в щеку, потом он обменялся рукопожатиями с Шарлем и Ленькой и кивнул на дверь в гостиную.

– Не разувайтесь. Это – кошмар!

Я согласилась с дедом, как только увидела, что происходит в гостиной.

Если считать справа налево... первым мне попался под руку Леша. Он был занят важным делом – раз-рисовывал рекламный журнал. В данный момент он пририсовал газонокосилке грудь и прикидывал, какая часть тела больше пойдет мойке для машин. Лёля меланхолично жевала шоколад. Видимо, это был достаточно вегетарианский продукт. Васисуалий щелкал 'лентяйкой', прыгая с канала на ка-нал.

На столике для журналов громоздилась гора книжек. Одна из них валялась на проходе.

'Что вы знаете о Небе?'

А то ж! Стратосфера, тропосфера, какая-то еще сфера... и – космос. Знаю. Но подозреваю, что это – не астрономия.

Теть Тома активно компостировала маме мозги очередной религиозной заумью. Неудивительно, что дед глядел на все это с таким выражением, словно обдумывал, кого убить первым и каким спосо-бом.

– Сестренка, ты просто не понимаешь! Имея в доме изображение Святой Варвары, можно...

– Мазать ее кровью и жертвоприносить незваных гостей?

– Юля? А здороваться тебя не учили?

– Мам, привет! А у нас новость!

– Да неужели? – протянул Васисуалий. И я поняла – опять пьян. Не слишком серьезно, но все-таки...

– Ага. Мы с Алексом поженились. Можете нас поздравить!

Мама уронила книжку под стол.

– Юля!?

– Ну да, мам. Да – я. Да – Юля. Да – поженились. Да ты не волнуйся, это не страшно и даже, гово-рят, не больно.

– А больше по этому поводу ничего не говорят? Поганка! Сказать нельзя было заранее!? – рявкнула мама.

Я опустила ресницы.

– Мам, вообще-то мы очень быстро это решили... шли сегодня мимо загса, решили зайти – нас и рас-писали!

– Юлька, не вешай мне лапшу. Костя, а ты чего молчишь?

Дед ухмыльнулся.

– Аля, а что тебя не устраивает? Милый молодой человек. Умница, красавец, нашего ребенка лю-бит...

– Но они даже нас не пригласили на свадьбу!?

– Это, конечно, хамство. Но эта молодежь такая безответственная...

– Костя...

Мама изменила тон с возмущенного на угрожающий. Дед только головой покачал.

– Значит так. Алекс. Раз вы решили обойтись без пышной свадьбы, обойдетесь и без медового меся-ца. Изволь завтра же прибыть ко мне в офис. Будем тебе искать работу.

– Хорошо, – кивнул Шарль.

– А ты, паршивка, если не сдашь сессию на все пятерки, будешь жить на одну стипендию! Ясно?

– и еще зарплату мужа. Ага?

– А зарплаты ему не положено. Он пока на испытательном сроке. Возражения будут?

– Нет.

– Аля, они это серьезно?!

Я застонала. С места поднималась теть Тома.

– Без родительского согласия?! Без благословения!? И обычная гражданская церемония!? Вы хоть по-нимаете, что это – блуд!? Законным может быть только венчание в церкви!

Ага. А вампиров пригласить в свидетели.

– Теть Тома, а вы не хотите написать об этом на сайт президенту?

Сработало. Тетка осеклась и взглянула на меня.

– То есть... зачем?

– Подобные глобальные вопросы надо решить не со мной, а с ним. Если гражданская запись считает-ся законной, то мне ее хватит. А вот если он примет решение, что всем россиянам надо обвенчаться для пущей законности...

– Ты мне голову не морочь! Грех это! – взвилась тетка.

– Грех – это жить в гражданском браке, – припечатала я. – А у нас теперь есть два штампа в паспорте. Чего еще надо?

– Юля, а почему бы вам правда не обвенчаться? – мягко спросила мама.

Я хлопнула ресницами.

– Мам, а на фига козе баян?

Умнее как-то в голову ничего не пришло. А правда – зачем мне венчаться? Тем более с Шарлем? С Мечиславом я и так связана прочнее, чем стальными канатами. Да и с Шарлем тоже. Он мой брат. По крови, по смерти, мы друг друга из такого кошмара вытаскивали... А это прочнее любых печатей. Хоть ты на лбу их проставь. Но маме об этом не расскажешь.

– Чтобы все было как надо! – возмутилась теть Тома. – Вот мы с Васечкой...

– Вот если Алекс начнет водку жрать, как ваш Васисуалий, я его тоже в церковь поволоку, – рявкнула я. – Бесов изгонять! А пока пусть живет, как нормальный человек.

– Юля! – возмутилась мама.

И тут вылез Леонид.

– Уважаемые Константин Савельевич, Алина Михайловна, не ругайтесь на своих детей. Они хорошие. Белые. Местами пушистые и даже где-то лохматые. И вообще – повинную голову меч не сечет. Они же хорошее дело сделали!

И состроил, подлец, такую гримаску, что мама невольно фыркнула.

Дед рассмеялся и хлопнул Леньку по плечу.

– За это надо выпить!

– За рулем, – признался оборотень.

Дед посмотрел с уважением. Он вообще считал, что если хоть пять грамм пива сожрал – все, за руль нельзя. У нас на дорогах и так избыток дураков. Нерассасывающийся. Хотя как раз оборотень и мог слопать литр водки без всякого напряжения. С его бешеным метаболизмом все переварилось бы где-то за полчаса.

– А если по стакану сока? Яблочный. Аля сама делала...

Оборотень расцвел в улыбке.

– с удовольствием.

Дед хлопнул оборотня по плечу еще раз – и утащил на кухню. Мама пожала плечами и опустилась обратно в кресло. Не хотела успокаиваться только теть Тома, но тут вмешался Шарль. Он ловко под-хватил тетку под локоток, впился пальцами в нервный узел и тихо что-то прошипел ей на ухо. Этого оказалось достаточно, чтобы тетка замолчала и сделала вид, что она тут вообще мимо проходила. И опять принялась за маму.

– Аля, плохо, что у тебя нет святой покровительницы. Я думаю, что тебе надо креститься. А кре-стильное имя взять другое. Елена. Или Алевтина... Вот ты знаешь, что Тамара – это покровительни-ца...

– Грузии, – ласково подсказал Шарль.

– Неправда! – возмутилась тетя. – Молитва перед иконой святой равноапостольной Тамары помогает освободиться от различных пороков, от уныния, закоренелых вредных привычек, когда не хватает сво-их сил изменить порочный образ жизни на добродетельный. Почитание этой иконы помогает в защите от обманных действий других людей, об исцелении от недугов – и душевных, и телесных...

– А в первую очередь она является покровительницей Грузии и всех грузин во всем мире, – фыркнул Шарль. – Не хотите в гости к Саакашвили?

Я хихикнула. Да уж! Туда тетку! Туда! В Грузию! Чтобы оттуда сбежали все грузины!

– Да, Аля. Нашла себе твоя дочь хамло трамвайное, – пригорюнилась теть Тома.

– Все лучше, чем алкоголика, – парировала я. Мама еще сдерживалась, но надолго ли ее хватит?

– и что ж вам так не везет-то в семейной жизни? Одна со стариком живет да еще в грехе, вторая с ха-мом, да и ничуть не лучше...

Я вскочила с дивана.

– Возьми свои слова обратно, ты...

Я почти шипела. Ярость захлестнула меня, как горный ручей – неопытного пловца.

– Мама, мне плевать, что это – твоя сестра. Я с ней больше общаться не хочу. Не видеть, не слы-шать! Она перешла все границы. Своего алкаша пусть воспитывает! Алекс, пойдем.

Шарль тут же поднялся с кресла.

– Алина Михайловна, простите, но Юля права. Мы не откажем от дома вашим племянникам, но ваша сестра перешла всякие границы. Всего хорошего.

Мы удалились. Заглянули на кухню, попрощаться – и обнаружили, что двое мужчин увлеченно об-суждают что-то над листом бумаги.

– Юля? – повернул голову Леонид. – А мы тут заговорились о системе безопасности. Я кое-что реко-мендовал твоему деду...

– Да. Лень, если мы сейчас съездим? Для тебя не поздно?

– Костя! Без вопросов.

Леонид подорвался из-за стола. Уже Костя? Я бросила на оборотня вопросительный взгляд. Хочешь стать другом дома?

И натолкнулась на спокойный и прямо взгляд оборотня.

Да. Если другого шанса у меня нет, то хотя бы так... хотя бы рядом, пожалуйста, не запрещай мне...

Я пожала плечами. Дорога открыта. И мне спокойнее за маму будет. Из нашей семьи она самая без-защитная.

Леонид улыбнулся мне.

Спасибо.

Дед, не заметивший наших переглядок, заглянул в комнату, сообщить маме, что уезжает и будет позднее. Мама вздохнула, но согласилась. И мы вчетвером покинули дом, оставив маму на растерза-ние ее родным. Вот уж действительно, жуть! Вроде и сестры...

– На то пословица. В семье не без урода, – шепнул мне на ухо Шарль.

– Точно.

Я улыбнулась. Хорошо, что у меня есть такой брат. Может, в нашей семье и обойдется без уро-дов?

Уроды вернулись поздно. Я сквозь сон отметила, что Шарль встал и открыл двери. Но сама не вы-шла. Перебьются. Противно. И даже на часы не посмотрела. Спать. Спать – и еще раз спать. Завтра у меня будет тяжелый день.

***

Аля вздохнула.

Сейчас, сидя на кухне и глядя в окно, она ощущала себя удивительно старой. Словно тысяча лет про-шла перед ней. И каждый год был отмечен чем-то тоскливым и печальным.

Сияла в небе полная луна – и хотелось от души завыть. Так, чтобы по всему городу отозвались собаки на ее тоску.

Но почему!?

Почему она так затосковала?!

Аля и сама не знала.

Может, виной всему был приезд сестры?

Аля вспомнила Томку, вспомнила ее молодой, совсем юной девушкой – и помотала головой.

Боги, как же бывает несправедлива жизнь!

Вроде и сестры. И в то же время... чужая, совсем чужая женщина. И то, что вечером они сидели ря-дом, а Тома рассказывала про свих детей – ничего не меняло.

Чужая. И ничего с этим не поделаешь...

Аля прикрыла глаза. Неправильно, нехорошо, ненормально...

Ее в Тамаре раздражало все. Вообще ВСЕ. Слишком громкий голос, расплывшаяся фигура, неумест-ный апломб, постоянная привычка говорить так, словно раздает команды... даже ее ханжество – и то резало хуже ножа!!!

Аля раздражалась – и с трудом могла сдержать свое раздражение.

Действительно, права была дочка – не в свинарник приехали, вежливость быть должна! Хоть какая-то! И уж вовсе невместно гостю критиковать хозяев. И тем более постоянно нападать на Костю.

Аля чуть не зашипела.

Вот и сейчас. Муж удрал черт-те куда, на ночь глядя, лишь бы избавиться на часок от родственников. Дочь тоже теперь сюда и ремнем не загонишь. Что ж это такое?!

Кто их просил?! Ну, кто их за язык тянул!?

Какая кому разница, с кем она живет!?

Что вообще за дремучее ханжество!?

Да, Костя ей свекор. Был. Когда-то. И что!? Ее мужа нет в живых, его жены – тоже. Они свои отно-шения на публику не выставляют, с крыши о них не орут, да хоть бы и орали! Что в них такого страш-ного!? Не будь Костя ее свекром – хоть кто бы слово поперек сказал!? Да никогда! Еще бы и завидова-ли, мол, богатого оторвала! А тут... Томка весь вечер зудела, как муха осенняя. Про Васисуалия и ска-зать нечего! Пивной бочонок! И детки, хоть лицом и в Томку, да умом, видно, в папашу!

Вот почему, когда старая певица выходит замуж за молоденьких мальчиков – это нормально, это все проглатывают и начинают обсасывать что, да как, да сколько...

А они просто живут. И никому не мешают. И никого их любовь не затрагивает! Так что же кого не устраивает!? ЧТО!?

Аля вспомнила, как впервые увидела Костю.

Женька привел ее знакомиться с родителями. И она отчаянно трусила. Как же. Девочка из маленького городка, приехала в областной центр, живет в общежитии, учится на дневном факультете, а по вечерам подрабатывает уборщицей в магазине. Да, было и такое в ее биографии! И что!? Кушать хотелось и Се-неке – и Нерону! Аля и не думала стыдиться этого факта.

Уборщицей же! Не проституткой! Да хоть бы и проституткой.... Вот нет у девочек ничего! Кроме то-го самого органа. А обстоятельства в жизни бывают разные. И Сонечки Мармеладовы встречаются в любое время. И что!? Осуждать их?!

Ах, как хорошо это делать, сидя на теплом диване, с тарелкой каши в руках. Над тобой-то не каплет! А спроси у таких моралистов: 'на что ты пойдешь ради любимого человека?'. И что они скажут?

Да скажут ли они хоть что-то?!

Аля твердо знала – она бы ради любимых людей пошла на что угодно. Сказали бы с горы кинуться – кинулась бы. Не глядя. И плевать на все. Смерть?

А не страшнее ли смерти – жизнь без родных и любимых?

Она отлично помнила, как переступила порог этого дома. То есть квартира тогда была другая. Но за-пах – тот же самый. Лаванда, апельсин и чуть заметная нотка дорогого табака. Татьяна, ее свекровь, обожала эти запахи. А Аля не стала ничего менять. Зачем? Ей и самой нравилось. Уютно так, чис-то...

Татьяне, она это сразу тогда увидела, хоть и сопливая была, она не понравилась. Не из-за себя. Про-сто есть такие матери, которым всякая сноха нехороша будет. Она же на ее любимого сыночка покуша-ется. Надо сказать, Аля не слишком-то любила Женьку. Но... стерпится-слюбится, а там и дети пойдут. Он был вполне хорош собой. Высокий, светловолосый, стихи читал, да и ее полюбил. А ведь во всякой паре один дарит цветы, а второй принимает. И она принимала. Его восхищение, его любовь, самого Женьку – как должное. А потом ей навстречу вышел высокий человек с почти седыми волосами. И она на миг удивилась 'А Женька не говорил, что у него есть старший брат...'.

Оказалось – это его отец. Аля бы в жизни не сказала. Совсем разные же люди! И внешне, и внутрен-не. Насколько Женька был пластичным, настолько его отец был стальным. Костя тогда улыбнулся ей – так тепло, что она улыбнулась в ответ. Искренне и весело. И куда-то делась неловкость, растаяли стра-хи – и стало ясно, что он – хороший. И ее действительно рады видеть в этом доме.

Свекровь смягчилась намного позже. Уже когда родился Славка – один в один копия Женьки. И при-нялась заниматься ребенком. А Аля старалась стать своей в этой семье. Она закончила свой историче-ский факультет. И пошла работать. В школу. Учила детей. Хотя особенно старалась не перегибать пал-ку. И с удовольствием читала все новое, рассказывала детям не только по школьным учебникам, но и по разным источникам, приводила в пример книги, как научные, так и публицистику...

Она до сих пор с удовольствием преподавала. И школьники помнили ее. Здоровались на улице, радо-вались встрече, приходили на вечера – и благодарили ее. У нее на уроках было интересно. И даже за-писные двоечники сидели и слушали молча. Потому что можно рассказать сказку как проповедь. А можно и рассказывать историю как волшебную сказку. Она и детям рассказывала не сказки, а главы из учебника истории. Хотя Славка не слишком-то ее слушал. Он обожал бабушку. А сама Аля не знала, кого больше любит. Сына или дочь? Да и как можно любить больше правую или левую руку?

Они оба были дороги Але. Хоть и росли совершенно разными.

У них была счастливая семья. Как ни крути – очень счастливая.

Женя обожал ее. А Аля искренне старалась сделать его счастливым. Старалась вписаться в уклад се-мьи Леоверенских. И постепенно свекровь смирилась и приняла ее. Хотя ее недовольство и ничего не решало. Главой семьи, ее разумом и волей, был Костя. Он принимал все решения, он распоряжался, он и зарабатывал, по большому счету... и никогда не жаловался, как бы тяжело ему не было.

Любовь – она бывает разная. И рождается тоже по-разному. Аля знала, когда ее полюбил Костя. Он сам рассказал ей.

Ее любовь была другой. Она зарождалась медленно, словно бы исподволь, скрытая даже от своей хо-зяйки. И тихо шептала: 'какой он молодец... умница... настоящий мужчина...'. Если в од-ном доме живут двое мужчин – женщины будут их сравнивать. Обязательно. И кто-то станет лидером, а кто-то ведомым. Женя лидером не был.

Мягкий, добрый, очень порядочный – да! Трижды и четырежды да!

Но он не был хищником. Не был зверем. Не был воином. Не было в нем того стержня, от которого женщины шалеют и бегут за мужчиной, не помня себя. Забывают семью и детей, предают страну и плюют на родственные связи. Не было в нем такого.

Тюфяк.

Хомяк.

Некрасиво?

Да ведь из песни слова не выкинешь. Костя был хищным кугуаром. Женька вырос хомяком. Впрочем, Алю это не сильно угнетало – до поры до времени. Все было хорошо, спокойно, привычно...

А в какой-то момент и ударило.

Аля помнила тот осенний вечер. Они вчетвером сидели на даче, играли в саду дети, вкусно пах пирог с малиной испеченный ей, Таня как раз приболела, и сидела, завернувшись в одеяло. А Аля нарезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам. И первым, естественно, наделила Костю.

Это было так секундно, что никто и не заметил. Короткий жест. Легкое прикосновение к руке. И од-но слово. 'Благодарю'. Взгляд глаза в глаза. И все.

Никто и не заметил.

Только вот где-то наверху повернулись огромные песочные часы. И не было на веранде никого кроме двоих. Мужчины – и женщины.

А Аля почувствовала себя, как на громадном плоту. И земля качнулась под ногами.

Осознание любви пришло к ней совершенно неожиданно. Как удар кнута. Как молния, как хищный стальной клинок, ударивший из-за угла. И этим вечером она впервые не смогла лечь в постель с мужем. Пришлось отговориться головной болью. Женька заснул. А она вышла в сад – и сидела на грядке, тупо пропуская землю сквозь тонкие пальцы.

Она любит Костю. А Костя – ее?

Аля не знала.

Ток, пробежавший между ними, он почувствовал. Факт. Но виду не подал. И это тоже было ясно.

Он хозяин своего разума и тела. Своей судьбы. Своего желания. И только он. А у нее есть два пути. Первый – признаться ему во всем. Это она может. И сказать о своей любви и выслушать ответ...

А что – потом?!

А все. Вообще – все. Если она это скажет, Костя... он может желать ее. Она знает, она это чувствует. Но любовь – это другое. А еще есть Таня. Есть Женька. Есть дети. И она может все это разрушить од-ним неосторожным словом.

Костя может любить ее. Это так. Но он никогда не предаст ни жену, ни сына. И она не предаст своих детей.