Текст книги "Потерялась девочка"

Автор книги: Галина Демыкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Галина Демыкина
Потерялась девочка

Кто живет в этой книжке

Глава 1
Как просто все начинается

Зоя, и ее мама, и ее тетя Янина переехали в новую квартиру. Сначала впустили туда кошку – так велела их прежняя соседка. Она и кошку дала. И сказала: «Можете не возвращать». Но мама ответила: «Что вы, такая прекрасная кошка». Соседка не сдавалась: «Вы не смотрите, что у нее одно ухо откусано, это в драке, потому что она – кот. А вообще-то ей, то есть ему, цены нет!»

Как только открыли дверь новой квартиры, бесценный кот кинулся в кухню и спрятался под плиту. Там ему было неудобно, но он, как и его прежняя хозяйка, никогда не сдавался и громко кричал. Под этот крик внесли вещи, расставили их и стали вбивать гвозди и ввинчивать шурупы для занавесок, зеркала и картин. Это была тяжелая и шумная работа! Хорошо, что мама все умела.

Самую прекрасную картину она повесила в свою комнату. Картина эта и раньше висела у мамы, и тетя Янина, когда показывала ее кому-нибудь, говорила тихо и почтительно:

– Это картина Тадеуша.

На картине был зеленый куст. Он разросся, задичал и напирал на полуповаленный старый забор, испещренный темными дырочками-норками жуков-короедов. Вдоль забора чуть прикрытая рамой картины вилась тропинка.

Ее протоптали. Ее кто-то протоптал. Зое всегда хотелось побежать по ней, сесть возле нагретого солнышком забора, вдохнуть запах веток и травы. И еще глянуть, что там белеет за забором. Там было что-то белое, а что – не рассмотреть.

Из Зоиной комнаты донесся стук – это мама приколачивала гвоздиками Зоины рисунки к стене. Мама думала, что дочке будет приятно жить среди этих картинок. Но Зоя все бы их отдала за ту картину, что у мамы в комнате.

– Зоя! – крикнула мама. – Иди помоги мне.

Зоя пришла.

– Принеси со стола рисунки, я не дотянусь.

Зоя принесла.

– Мам, я бы их все отдала за твою картину! – сказала она.

Мама засмеялась, но она держала гвоздь во рту, и поэтому смех получился как-то на одну сторону:

– Фы-фы-фы…

Вынув изо рта гвоздик, мама улыбнулась:

– Еще бы! – Потом добавила: – Конечно, дядюшка Тадеуш нам очень дальний родственник, но он знаменитый и прекрасный художник. И вполне мог бы передать тебе свой дар.

– Мам, а что такое «дар»?

– Это талант.

Зоя не поняла и немного помолчала. Потом опять спросила:

– Мам, а что такое талант?

– Это дар, – не задумываясь, ответила мама.

– Как так? – не поняла Зоя.

– А вот так! То, что подарено природой. Понятно?

– И что бы тогда? – спросила Зоя.

– Когда?

– Если бы дядюшка передал?

– Ты бы хорошо рисовала.

Зое вдруг стало обидно. Значит, маме не нравится, как она рисует?

– Ты все назло говоришь! – крикнула она. – Дар – это талант, а талант – это дар?! Да? И сперва должен был дать дядюшка, а теперь природа?!

В это время мама как раз нацелилась стукнуть по гвоздю, но от Зоиного крика промахнулась и попала по пальцу и ужасно рассердилась:

– А тебе не все равно, кто тебе чего-нибудь не дал. Ну, например, конфету – я или тетя Янина? Конфетыто у тебя нет!

– А у тебя есть? – живо спросила Зоя, но мама усмехнулась, покачала головой и вышла из комнаты.

И тут только Зоя поняла: как-то так получилось, что ей никто ничего не дал. И очень загрустила. Она вынула из портфеля краски, альбом и книжку, в которой непонятными буквами было написано про дядюшку Тадеуша. Вообще-то Зоя умела читать, но этих букв не знала.

В книжке были еще и картинки – такие, какие рисовал сам дядюшка Тадеуш, только уменьшенные. Зое особенно нравились там двое ребятишек. У них были круглые рожицы с круглыми глазами и почти по самые глаза нахлобученные островерхие колпачки. Как будто это вовсе не мальчики, а грибы. У одного тускло-оранжевая шапочка, у другого – тускло-розовая.

Зоя в альбоме нарисовала точно таких ребятишек, только колпачки им раскрасила поярче. Получилось очень красиво, может, даже лучше, чем у художника, – так показалось Зое. Да, намного лучше! «Что же это такое талант? – думала Зоя, водя кисточкой по бумаге. – И почему дядюшка не оставил его мне? Забыл или пожалел?»

– Мам, а где теперь дядюшка Тадеуш? – крикнула через комнату Зоя, забыв, что обиделась.

Мама открыла дверь, остановилась на пороге:

– Тетя Яня зовет нас лить чай.

Она говорила так, будто не слышала Зоиного вопроса. Но она ведь слышала, отлично слышала!

– Нет, мам, правда, где дядюшка?

– Какая разница? – суховато ответила мама.

– Но он жив?

– Запомни, Зоя… – Мамин голос звучал строго и торжественно. – Запомни, пожалуйста: художник всегда живет в своих картинах. Понятно?

Вот оно что! Зоя так и ахнула:

– В каких? – шепотом спросила она.

– Во всех.

– И в твоей?

– Ну разумеется.

Мама ушла, не закрыв дверь. По дороге она снова вбила какой-то гвоздик – маме хотелось, чтобы поскорей все вещи стояли, лежали и висели на своих местах. Из кухни долетал теплый запах только что испеченного капустного пирога. А Зоя все сидела за столом и думала, думала…

Вот что получается!.. Вот как все оборачивается! Видно, не зря тетя Янина, рассказывая о дядюшке Тадеуше, вздыхала: «Он, когда работал, весь уходил в свои картины!»

Зоя еще раз поглядела на ребятишек в своем альбоме. Теперь они ей понравились меньше.

А может, дядюшка все же этот дар для нее оставил, только не сказал, куда положил? Надо спросить у тети Янины.

Зоя захлопнула альбом и побежала на кухню, как вдруг…

Глава 2
Люба Вилкина

…Как вдруг громко позвонили в дверь. Зоя, и мама, и тетя Янина кинулись открывать. За дверью стояла маленькая, очень сердитая девочка.

– От вашего шума, – сказала девочка, – у нас у всех головная боль.

– А ты кто? – спросила мама.

– Я Люба Вилкина. Мы здесь живем за стеной. Меня мама послала.

– Но, милое дитя, – заговорила тетя Янина, – мы только что переехали.

Люба очень удивилась, что она – милое дитя, и стала осматривать стены.

– Небось гвозди загоняли молотком, – сказала она. – А надо сперва электродрелью дырочки сделать… – Но не договорила, а посмотрела на мамины ноли и тихо проворчала. – По квартире на каблуках! Срам какой!

Потом Люба увидела на столе пирог и спросила так же строго:

– Дадите пирога?

Тетя дала ей большой ломоть.

Люба Вилкина отъела кусок и поинтересовалась:

– Из чего печете?

Тетя Янина начала было объяснять, но тут Люба заметила Зою. И обрадовалась:

– Тебя как зовут?

Зоя сказала, что Зоя.

Тогда Люба позвала:

– Пошли через веревочку?

И Зоя пошла за ней по лестнице во двор.

Дорогой Люба Вилкина достала из фартучного кармашка конфету «Кис-кис», развернула и положила в рот, а полупрозрачную бумажку – серую с черной кошкой, похожей на кляксу, – бросила прямо под ноги. Потом спросила:

– Вы зачем столько картинок привезли? Вы, что ли, художники? – И вдруг громко крикнула: – Эй, Нинка, Нинка, не уходи, сейчас прыгать будем! – и достала из кармана прыгалки с двумя деревянными ручками.

Вообще-то Зоя хорошо прыгала через веревочку. В кармане ее платья были такие же прыгалки. Но тут у нее не получалось, потому что Люба очень даже заметно подсекала, так что веревка не доставала до земли. А Зое было неудобно сказать. И потому она и лохматая девочка Нинка все время крутили, держась за деревянные ручки, а Люба скакала.

Когда Люба вдоволь наскакалась, она сунула в рот еще одну конфету и позвала Зою:

– Пойдем к тебе!

А лохматую Нинку не позвала. И Зоя не решилась. Бумажку от конфеты поднять тоже постеснялась. И они пошли.

Люба сказала:

– Давай дружить?

Зое не очень хотелось дружить с Любой Вилкиной. Но здесь она никого не знала. И согласилась.

Когда девочки вернулись, мама и тетя Янина очень обрадовались: им как раз надо было выйти за покупками. Мама ушла в свою комнату, и через открытую дверь было видно, как она сбросила туфли и надела другие – тоже на каблуках.

Она что-то напевала под строгим взглядом Любы Вилкиной.

Когда девочки остались одни, Люба сказала:

– Давай у них чего-нибудь утащим?

– У кого? – не поняла Зоя.

– У твоих. У вас есть варенье?

– Есть. Но мне и так разрешают брать.

– Вот и возьми.

Зоя нашла банку с вишневым вареньем, разложила в блюдечки. Люба ела, а сама все вертелась, осматривалась.

– У вас сколько комнат?

– Две.

– И у нас две. Ты с мамой?

– Нет, мне дали целую комнату, потому что я рисую.

– Покажи!

Люба Вилкина вошла в Зоину комнату. Она сразу углядела на тумбочке возле кровати резную черную шкатулку, которую подарила тетя Янина.

– Копилка? – быстро спросила Люба.

– Нет, – строго ответила Зоя и поставила шкатулку наместо.

Шкатулка была очень давняя, «еще дядюшкина», сказала тогда тетя Янина. Шкатулка не открывалась – ключик потерялся, – но в ней, если потрясти, что-то шуршало и перекатывалось, и так хотелось знать – что.

А Люба уже ходила по комнате и разглядывала картинки.

– Это кто ж таких страхолюдов нарисовал?

Зое сразу расхотелось говорить, кто. Но она все же ответила:

– Я. Я их называю пурзи.

И Зоя раскрыла альбом, в который только что срисовала двух пурзей из книжки о пане Тадеуше.

Нет, они, конечно, не очень получились. Но все же можно было понять, что один помладше и такой лопоухонький – каждый его обидит! А другой строже и вроде бы защищает маленького. Нет, не защищает, а помогает ему – ведь малыша и так никто не обижает. И не обижал никогда. Это сразу видно.

И одежки на них смешные: какие-то накидушки без рукавов поверх коротких штанишек, нескладные деревянные башмаки…

И мордочки под колпаками совсем безобидные. Почему Люба говорит «страхолюды»?

Люба долго рассматривала рисунок.

– Ну и кто это? – недовольно спросила она. – Таких не бывает. И все красками, красками! А краски-то денежек стоят! – И она провела пальцем по шершавому от акварели листу.

– У дядюшки художника тоже такие, – обиделась Зоя. – Ну не такие, а похожие.

– Какой еще «дядюшка»? Что мне твой дядюшка! – начала задираться Люба. – Я и знать-то его не знаю.

Может, его и нет совсем.

– А вот и есть, вот и есть! – заспорила Зоя. – Хочешь, покажу?

И она открыла книжку на странице, где был портрет художника: на девочек внимательно и немного грустно смотрел человек с узким длинным лицом. Глаза были коричневые, яркие, усы и брови тоже темные, на голове черный берет, у ворота бант. Рядом с ним сидела коричнево-красная птица. Такая нахохленная птица на тонких лапах. Немного сонная.

– Ну и что? – хмыкнула Люба. – Подумаешь – берет! У меня тоже есть! Может, он и не рисовал ничего, а только и делал, что кормил свою птицу!

– Ах, не рисовал? – рассердилась Зоя. – Ну тогда пошли!

Она повела Любу в мамину комнату, усадила на кушетку и задернула занавески. Зоя задернула их, чтобы Люба не начала бродить по комнате и рассматривать безделушки и флаконы на мамином столике.

Но лучше бы она этого не делала!

Глава 3
Почему не нужно было так делать

Как только Зоя задернула занавески, а Люба притихла, сразу стало ясно, что главное в комнате – картина. И вся она открылась широко. Даже вглубь стало видно. Но только сейчас – Зоя это сразу заметила – в картине был синий свет. И от этого и листья, и тропинка, и небо казались совсем темными, а белое пятно позади забора проступило отчетливей. Теперь Зоя была почти уверена, что это цветок, большой белый цветок. И еще она увидела то, чего не замечала прежде: в правом углу картины – вероятно, очень далеко – белел дом. Издалека он казался игрушечным. Одно окошко его светилось. «Как странно, – подумала Зоя, – еще утром здесь все было залито солнцем! Интересно, при свете дом будет виден?»

Она хотела было встать, зажечь свет, но вдруг… Вдруг ветки куста на картине зашевелились от ветра, и позади забора кто-то пробежал.

Зое стало не по себе.

– Люба! – позвала она и оглянулась.

Люба сидела на краешке дивана. Она сбросила свои красные полуботинки с какими-то забавными квадратными каблуками. А сама примеряла мамины туфли. Ей было в самый раз.

– Во я какую лапу отрастила! – сказала Люба и засмеялась.

– Люба, ты видела? – И Зоя показала на картину.

– Чего? – удивилась Люба.

– Ты не видела, как они… ну… как кто-то ходит там?

– Врать-то! – выдохнула Люба и уставилась на картину. В кустах опять что-то завозилось. Люба подалась вперед.

– Ага! Ага! – зашептала она, а потом как закричит: – Эй, эй, вы, там! Уходите! Брысь отсюда!..

Стало тихо-тихо. И вдруг совсем близко послышалось фырканье, а потом истошный вой:

– Мя-аа!

Люба схватила Зою за руку и бросилась к двери.

Глава 4
Что было в тот же день

Девочки вбежали на кухню и, хотя еще не было темно, зажгли свет. И в кухне зажгли, и в прихожей. И так сидели долго. Потом Зоя сказала:

– Ты зря испугалась. Это кот. Он здесь. Под плитой.

Подошли, посмотрели: кота что-то не было видно.

– Все равно это он орал. Я его голос узнала.

– А на картине тоже кот? – вдруг злым и напористым шепотом спросила Люба.

– Почему кот?

– Ну так и молчи. У меня глаза – дай бог! Я его сразу разглядела.

– Кого?

– Страхолюда этого. Он за кустом сидел. Как глянет на нас! А потом спрятался.

– Да, да, Люб, мне тоже показалось, что кто-то смотрел.

Люба передернула плечами:

– Жуть прямо! Ты не ходи в ту комнату. – И только тут заметила, что на ногах у нее туфли на высоких каблуках. И значит, красные полуботинки остались около дивана.

– Ничего, сказала Зоя. – Мы их щеткой вытащим.

Зое было приятно, что она храбрее Любы. Она взяла щетку с длинной ручкой и, не глядя на картину, подтянула Любины туфли.

– Ну вот и все, – сказала она.

Люба немного успокоилась, переобулась и спросила:

– У вас пирог еще есть?

И они принялись за пирог. Люба вдруг вспомнила:

– Как я его: «Кыш отсюда!» А он: «Мя-аа!»

И они засмеялись.

– Эти там перепугались, знаешь как! – выкрикнула Люба, и девочки опять расхохотались – А тот, который ближе, он – «мя-аа!».

Было уже не смешно, а они все смеялись, смеялись…

Но стукнула входная дверь, послышалась частая дробь маминых каблуков.

Зоя выбежала в прихожую.

– Я пошла, – сказала Люба. До свидания.

Мама подала Зое сверток.

– Держи и носи на здоровье.

Там были красные полуботинки с чудными квадратными каблуками – такие же, как у Любы! Был еще костюм: брюки и курточка. Зоя надела его – очень красиво! И в кармане курточки отлично уместился блокнот и карандаш. Тем временем мама что-то написала на листочке и подала Зое:

– Тут в брюках есть внутренний кармашек, – сказала мама. – Спрячь туда записку. Это наш новый адрес. Если заблудишься, покажи кому-нибудь из взрослых, и тебя доведут до дому.

Так сказала мама. И очень хорошо, что она положила Зое записку.

Но об этом будет рассказано позже.

Глава 5
Игра «найди свой дом»

Приходилось ли вам играть в такую гору? Нег, наверное, не приходилось, потому что ее придумала Зоя. Придумала еще в старом доме И теперь научила Любу:

– Я зажмуриваю глаза, ты перекруживаешь меня несколько раз, чтобы я уже не понимала, где дом, где что А потом ведешь, ведешь куда-нибудь, останавливаешь, прячешься и кричишь: «Раз-два-три!» Я открываю глаза и представляешь? – ничего не узнаю.

– Почему не узнаешь? – удивилась Люба. – Я сразу узнаю.

– А вот и нет! Пока тебя ведут, думаешь, что идешь в одну сторону, а оказывается – совсем в другую. Из-за этого и место кажется незнакомым!

– А что дальше? – спросила Люба. Она любила знать все точно.

– Дальше надо найти свои дом.

– Подумаешь, делов-то! Ну ты ищешь, а я чего?

– Ты сидишь спрятанная и не подсказываешь.

– А кто выиграл? – опять спросила толковая Люба.

– Кто?.. – Зоя задумалась. – Мы в старом дворе не играли на кто кого… Там хорошо было играть: все дома разные, и дворы были, и закоулки всякие…

– А выиграл-то кто?

– Наверное, кто быстрее найдет. Да, да, кто быстрей.

– Чур, я первая зажмурюсь! – быстро сказала Люба.

 
Чур-ра,
Чур-чура,
Начинается игра!
 

Зоя согласилась Она сразу придумала, куда повести Любу: на пустырь! Они еще там ни разу не бывали.

Зоя перекрутила подружку и вместе с ней обогнула их многоэтажный желтоватый дом, еще два точно таких же и свернула с асфальта на узкую тропинку. Тут не было домов – старые деревянные снесли, а новые еще не построили В высокой траве валялись кирпичи, доски, кое-где торчали остатки садовых изгородей и поломанные деревца.

– Повыше поднимай ноги! – сказала Зоя.

Люба и так ступала на удивление уверенно: обычно ребята с зажмуренными глазами упираются, а Люба – ничуточку!

Зоя повела Любу к полуповаленному забору, за которым прежде был дом, а теперь остались только кусты смородины да яблоневое деревце.

 
Чур-ра, чур-чура!
Есть игра и не игра,
И не правда и не ложь,
Потеряешь и найдешь!
А найдешь не пятачок,
А ежиный пиджачок,
Щучью пе-сен-ку,
Птичью ле-сен-ку,
Если с песенкой той
Вверх по лесенке крутой…
Тут игра и не игра,
Чур-ра, чур-чура!
 

Налетел ветер, растрепал темно-зеленые листья. Зое показалось, что она уже бывала здесь когда-то. Но ведь не была же!

– Стоп! – сказала она Любе. – Не открывай глаза. – А сама забежала за куст, спряталась в траве и крикнула: – Раз-два-три!

Так здорово было сидеть тут затаясь! Смородинная листва оказалась густой и шершавой, так что из-за нее едва проступали плашки забора теплые от солнца, старые-престарые, с разводами сучков, с дырочкаминорками жуков-короедов.

И снова Зое показалось, что она знает эти, именно эти вот доски с их древесными узорами. И даже вспомнила, где она видела их. «Да, но ведь так не бывает, – подумала Зоя. – Я на пустыре, недалеко от дома; если хорошенько крикнуть, мой голос услышит мама; рядом на тропинке Люба и, наверное, не может понять, куда это я ее завела».

Зоя выглянула из-за куста. Любы не было.

Она поднялась во весь рост. Не было и асфальтовой дорожки за пустырем. И многоэтажные дома… они тоже куда-то исчезли. Был только куст, который напирал всеми своими сучками и ветками на полуповаленный забор. Куст был рядом, забор – подальше. «Ах, вот как! – подумала Зоя, чуть сердясь, будто над ней кто-то подшутил. – Ах, вот как! Стало быть, я – с другой стороны куста. Но тогда здесь должно быть то белое… ну… тот цветок. А его нет. Значит, и всего этого быть не может!»

Она уже хотела выскочить из-за куста и побежать домой. Но увидела среди травы толстый шершавый стебель без листьев. Кое-где на нем выбивались мохнатые почки, а на верхушке сидел плотный бутон – закрытая зеленая коробочка. Вот створки ее шевельнулись, начали расходиться. Показались кончики белых лепестков. Лепестки давили изнутри, выпрастывались; широкие, чуть розоватые, они шевелились, будто дышали: выбирались на свободу, радовались, источали сладкий дурманящий запах…

И как только раскрылся цветок, послышалась странная музыка, не похожая на ту, которую Зоя слышала раньше. Воздух стал фиолетовым, и оттого доски забора, листья, трава, тропинка, деревья вдоль тропы – все окрасилось иначе.

Зоя поглядела вверх и увидела лиловое небо. Кое-где оно было розоватым – наверное, от облаков. Зоя никогда не видела такого. Но это было даже красивее, чем обычно, потому что на лиловом резко и черно прочерчивались большие ветки, и малые веточки, и крохотные сучки деревьев. Их было много – деревьев, – и каждый листок, казалось, обведен лиловым. Но не только там, и вблизи тоже все окрасилось иначе. Даже вокруг белого цветка клубился лиловый пар. И воздух был лиловым. «Как же так? – опять подумала Зоя. – Такого вообще не бывает».

И она поняла: с ней случилось то, чего не бывает.

В кустах послышался шорох.

Глава 6
Лиловый Пурзя

Зоя стояла не шевелясь и боялась. И ждала: вот сейчас кто-то выйдет из кустов.

Кто?

Было трудно дышать от страха. А мысли так и прыгали: «Что делать? Мамочка! Я здесь пропаду. Где Люба? Где мой дом? Зачем я придумала эту игру?»

Вдруг что-то коснулось ее плеча.

– Ай! – закричала Зоя и быстро оглянулась.

Рядом стоял мальчик одного с ней роста. Только странный. Он был похож на ребят, которых она перерисовывала из альбома дядюшки Тадеуша. Люба Вилкина сказала бы про него «страхолюд». Но в нем не было ничего страшного. Вот и лиловая шапочка съехала на лоб, будто у гриба. Глаза и рот улыбались – нет, смеялись, радовались. Так бывает, когда на тебя глядит и радуется какой-нибудь симпатичный зверушка – котенок или щенок. Потом мальчик обеими руками погладил Зою по щекам. И это тоже было не страшно: руки у него были теплые, очень сухие, даже немного шершавые.

– Ты кто? – спросила Зоя шепотом. И сама ответила: – Пурзя! Ты ведь Пурзя!

– Пурзя?! – не то удивился, не то подтвердил мальчик. Голос у него был медленный, как у дудочки из орехового прута. Мальчик кивнул ей. – А ты – Зося. Я знаю.

Он взял Зою за руку и повел за собой по тропинке. Вот, оказывается, кто протоптал эту тропинку! Зоя не решалась спросить, куда ее ведут. Но ей стало немного спокойнее. Сразу стало спокойней, когда она увидела Пурзю и как он радуется ей. Но потом снова заволновалась: куда все же он ее ведет? И окликнула:

– Пурзя!

Мальчик тотчас обернулся. Глаза его казались очень большими, ни ресниц, ни бровей не было видно. А лицо – грубоватое, с маленьким носом и круглым ртом. И лицо это было внимательное, встревоженное.

– Зося! – проговорил он, – ты еще боишься?!

И было видно: он огорчен, что ей плохо.

– Нет, я уже не так боюсь. Но я не знаю, куда мы идем.

– Мы идем домой, – ответил мальчик. – Это близко.

Они были еще на тропе возле забора. Теперь, вблизи, Зоя видела переплетенные ветки, мясистые листья, слышала, как зелено и свежо пахнет вокруг. Все здесь жило буйно, душисто, сочно.

И Зоя обрадовалась, как не радовалась никогда. «Начинается!» – пело в ней.

 
Начинается, начинается!
Чего нет – то придет и узнается,
Чего быть не может – окажется,
Расхрабриться бы да отважиться!
Пусть!
Пусть!
Пусть!
Не боюсь!
Не боюсь!..
 

Вверху, на сухой ветке, четко проступила темная птица – длинное узкое туловище с подобранными крыльями, длинный хвост. Птица наклонила маленькую голову, глянула прозрачными с желтинкой глазами. Зоя сжала руку Пурзи.

Пурзя обернулся. Лицо у него было счастливое.

– Здорово, да?

И Зоя удивилась: ведь он второй раз угадал, о чем она думает.

– Да, хорошо, хорошо, Пурзя! – зашептала она. – Просто отлично!

Еще одна птица сорвалась с ветки и медленно полетела вдаль, в лиловое.

– Хочешь, я подзову ее? – спросил Пурзя.

– Нет, пусть летит, – ответила Зоя. Ей все нравилось так, как есть.

– Ну и молодец, – похвалил Пурзя.

– А если б я попросила… Разве птица тебя послушается?

– Да.

– Почему?

– Сегодня, Зося, мой день.

– Какой день?

– Мой. Видишь, какая у меня шапочка?

– Смешная.

– Разве?.. – растерялся Пурзя. – Я думал, она красивая. И – лиловая.

– Да, да. Красивая и лиловая.

– Ну вот. Значит, сегодня мой день.

Зоя не совсем поняла и переспросила тихонько:

– Как это?

– Я сегодня все могу.

– А что можешь?

– Ослика хочешь? Сейчас придет ослик.

Мальчик, сблизив ладошки с растопыренными пальцами, гулко хлопнул. Послышался шорох, потом треск, потом стук копыт, и на тропинку выбежал светло-серый ослик. Шерстка его матово светилась, а глаза казались совсем черными. Зоя кинулась к нему, обняла за шею. Это был самый-самый прекрасный ослик на свете, хотя бы потому, что других она не видела.

– А можно на нем покататься? – спросила Зоя. И вдруг смутилась: как это ей могло взбрести в голову?!

Пурзя ничего не ответил – Зоя была ему так благодарна за это! – и они пошли втроем по тропинке.

Первым шел Пурзя, потом Зоя, а за нею – ослик. И Зоя ощущала его теплое дыхание на своей руке.

Тропинка стала шире. Теперь они все втроем шли рядом. Пурзя и Зоя обняли с двух сторон ослика, а он, ласково опустив голову, семенил, постукивая копытцами – ток-ток, токи-ток…

И опять в Зое звучало: «Начинается, начинается! Пусть! Пусть!.. Пусть!»

Пурзя кивнул в сторону деревьев:

– Гляди, вот он, наш дом.

Дом стоял среди темных стволов. И похож был на детский кубик. Только с низенькой дверкой. И без окошек. А треугольная крыша – ну будто Пурзина шапочка-колпачок! Ослик поглядел на ребятишек, покивал им и потрусил дальше по тропе. А Пурзя и Зоя свернули к дому.

– Входи, – сказал мальчик и распахнул дверцу.

В доме было темно, оттуда пахнуло теплом. Зоя пригнулась и вошла. Ноги утонули в пушистом, мягком: весь пол был выстлан пухом. «Как в гнезде», – подумала Зоя.

Послышались голоса, будто зашелестело много деревьев и кустов – каждый на свой лад: «Пришла!», «Зося пришла!», «Я же говорил!..», «Да, но с ней была еще одна девочка…»

Вспыхнул огонек – обычный желтый огонек свечи, – и он был в лиловом воздухе обведен лиловым. И при свете Зоя увидела: в углу дома, от пола до потолка и дальше, сквозь крышу тянуло толстый ствол кряжистое дерево. И одна ветка его уходила под потолок. А на полу, зарывшись в пух, как птенцы в гнезде, сидели такие же вот пурзи, только шапочки у них были разных цветов. Недалеко от огня прислонился к деревянной стене старик с большим носом, похожим на сучок, и большими круглыми глазами.

– Вот и Зося с нами, – сказал старик, будто был давно знаком с Зоей и ждал ее. Голос его прозвучал как дудочка на басовых нотах. Потом он поднял с пола смычок и поднес его к стволу дерева, вросшего в дом.

Все затихли. Старик несколько раз провел смычком, и полилась музыка. Странная музыка, какая-то древесная. А пурзи начали раскачиваться и тихонько петь, не раскрывая ртов. Все они глядели на Зою круглыми счастливыми глазами, и у нее у самой стали круглиться и счастливеть глаза, и она тоже начала покачиваться, и ей показалось, будто один общий ветер приподнял их всех и легко закружил, и все они стали чем-то одним.

Когда старик оборвал песню, ветер перестал держать их. Тогда Зоя разглядела хорошенько: пурзей было шесть или семь – Пурзя в Красной шапочке, Пурзя в Желтой, в Зеленой, в Голубой… Зое все они показались на одно лицо, только самый младший из них – в Розовом колпачке – смешно таращил глаза, раскрыв от любопытства рот. Его можно было отличить в любую секунду. И еще была девочка – Рыжая Пурзя-в-Платке. Голос ее звучал нежнее и звонче, чем у остальных.

Они все чуточку посидели тихо – послушали в себе музыку, а потом загомонили, запрыгали: кто-то зарылся в пух, кто-то перевернулся через голову, а первый Пурзя – тот, в Лиловой шапочке, – схватил Зою за обе руки, и они стали кружиться. И все остальные – тоже. Вместе с ними закружился пух – целый вихрь пуха! И Зоя поняла: она здесь своя.

Потом Зоя услышала мерные звуки, будто птица хлопала крыльями. Это Дедушка бил в ладоши.

– Спать, спать! – звал он. – Давно пора в пуховые постельки! Белый цветок уже раскрылся, Песня Смены Дня спета. Спать, спать!

«Какие непонятные вещи он говорит», – мелькнуло в голове у Зои.

Пурзи не унимались. Особенно расшалилась Рыжая Пурзя. Она бегала, всех толкала, платок ее свалился, волосы растрепались.

«Толкнет она меня или нет?» – думала Зоя. – Если толкнет, я здесь совсем своя.

Вот Рыженькая стащила с одного из пурзей колпачок. У того оказались длинные, до ушей, прямые волосы, как из пакли. Он погнался за девочкой, она спряталась за Лилового Пурзю, потом за Розового… Рядом была Зоя. «Пробежит мимо или нет? – волновалась она. – Спрячься, спрячься за меня, Рыженькая!» – молча просила Зоя. И та подбежала к Зое, обхватила поперек туловища:

– Держи! – и побежала дальше.

У Зои в руках оказался смешной желтый колпачок, и Желтый Пурзя, строя гримасы и подпрыгивая выше, чем нужно, теперь мчался к ней. Зоя могла бы удрать – ведь она отлично бегала! – но она подкинула колпачок, и он сея прямо на макушку Пурзе. Все рассмеялись, окружили Зою.

– Спать, спать! – хлопал в ладоши Дедушка.

А Рыжая Пурзя кружилась возле и кричала:

– Дедка Нос, не будем спать! Дедка Нос, не будем спать!

Тогда Дедушка Музыкант медленно провел смычком по ветке, которая поддерживала потолок. Это была совсем другая музыка. От нее делалось спокойно, тихая усталость разливалась по телу. Мелодия сплеталась с лиловым воздухом, с ветками деревьев, глядевших в открытую дверь… Сплеталась с тишиной, с ласковыми словами, со сном:

 
Спать, спать,
Видеть сны,
Сны березы,
И сосны,
И речного бережка,
И травы, и камешка.
Птица спит.
Ослик спит.
Все, что будет после, – спит…
 

Наступила тишина. Все разбежались по своим местам, зарылись в пух. И Зое Дедушка указал место. Было так приятно и странно: сверху и снизу пух, а ты – будто птенец, птичий ребенок.

– Тебе нравится у нас, Зося? – шепотом спросил Лиловый Пурзя из дальнего угла.

– Да, очень, – ответила Зоя.

Дедушка Музыкант задул огонек. Стало темно, уютно, тихо. Зоя положила левую ладошку на правую, а на сложенные ладошки – голову и тотчас же заснула. Ведь она так устала…