Текст книги "Нетай"

Автор книги: Гафур Гулям

Эмир, в сопровождении толпы придворных, военачальников и военных советников, вышел из вагона с надписью «Ля иляхи…» в пределы ташкентского вокзала и ступил на шелковую дорожку, расстеленную туркестанской знатью и генералитетом. Встречать его хлебом-солью вышла вся городская верхушка и духовенство, кто в мундире с позументами, кто с золотой медалью почетного гражданина, вышли все – вплоть до «величальной команды» муллы Шашкала: тут же находились – губернатор, полицмейстер, небольшое число русских купцов и части казачьих войск.

На станции был совершен весь положенный церемониал, каждый из приветствующих, соблюдая очередность по сану, произнес слово во здравие эмира Алима. Когда эмир, неторопливо и величаво пройдя по платформе, пересек помещение вокзала и приблизился к выходу в город, – первый его шаг был встречен орудийным салютом из крепости Тупраккурган.

Эмир и придворные начали рассаживаться в ожидавшие их коляски. Первыми тронулись офицеры и командующий парадом, следом – музыка, эскорт губернатора, сам губернатор, эмир, влиятельные лица вроде Сандра-хима и Валиходжа-ишана с приданной охраной, а уже позади них – остальные, глядя по чину и званию. Торжественная процессия медленно продвигалась по направлению к Пьян-базару.

Судя по слухам, которые передавались в народе из уст в уста, эмир сегодня – гость князя Саидрахима, и Саидрахим устраивает свой прием в ресторане «Лондон»…

Пишущий эти строки не имел чести присутствовать на указанном приеме и лишь понаслышке излагает события. Говорят, Саидрахим, в виде достойного подарка своему эмиру, предложил ему Нетай. Говорят, за это он заплатил две тысячи рублей хозяину номеров Каракозу. Говорят, в благодарность за столь «всеобъемлющее» гостеприимство, эмир предоставил на откуп приближенному все производство каракуля в Бухаре и в подтверждение сего украсил грудь Саидрахима своей золотой медалью…

* * *

В этот день поздней весны сравнялось два года с тех пор, как по дороге в Петербург эмир переночевал в Ташкенте. Улица Пойкавак остается по-прежнему оживленной. Она продолжает свою бесполезную и беззаботную деятельность. Ей не пристали ни благонравие, ни чинность-, напротив, здесь всецело царствуют распутный гогот, охальные песни, бесстыдные зовы и пьяные вопли, а сама улица источает какой-то сладковатый и приторный аромат.

Арык, что пересекает Пойкавак и вливается в Салар, тоже продолжает катить свои воды, время от времени наливающиеся краснотой – то ли от стыда за ежевечерние безобразия, то ли от особенных жестокостей и зверств минувшей ночи.

Именно в этот день, когда время близилось к закату, коляска князя Саидрахима, запряженная парой буланых рысаков, медленно проезжала мимо подъезда гостиницы «Лондон». Изнутри, сквозь шум хмельных похвал, пробивался женский голос, который с рыдающим надрывом вел грустную песню на мотив ферганских «ялла». Из нее Саидрахим уловил следующее:

 
Не вынесу обиды боль
и злоключенья, горе мне!
Увяну в шествии весны,
не знав цветенья, горе мне!
Фиалка тонкий стебелек.
вздымает нынче вечером,
А я растоптана судьбой
без сожаленья, горе мне!
Пусть острия моих ресниц
не ранят сердца вашего:
Сама бы целовала нож,
ища забвенья, горе мне!
Кому не лень тот кипарис
сгибает в три погибели,
И что ни день, то новый «друг»
ждет упоенья, горе мне!
Сыта по горло и пьяна,
любовница пресыщенных,
Под каждым пальцем я звеню
струной мученья, горе мне!
 

Саидрахим самодовольно усмехнулся и промолвил про себя:

– Пообвыкла дикарка. А ведь едва не опозорила перед особой эмира. – Опустив глаза, он кинул быстрый взгляд себе на грудь. Там, в одном ряду с медалями, полученными Саидрахимом за различные услуги белому царю, заняла свое – седьмое – место золотая медаль с надписью «Ля иляхи», дарованная эмиром Алимханом.

1930

Перевод Р. Галимова