Текст книги "Это у меня в крови (ЛП)"
Автор книги: Габриэль Зевин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 15
Я ИДУ В РИКЕРС
По понедельникам и вторникам на острове Рикерс часов посещения не было. А в среду я не пошла, поскольку график посещения определялся по фамилиям. Проведя расследование, я определила, что день Джекса – четверг. Вдобавок я прочитала исчерпывающий себя дресс-код: никаких купальников, рваного или просвечивающего, лайкры, шляп, капюшонов или униформ. Он также гласил, что «посетители должны в обязательном порядке надеть нижнее белье». (Примечание: ну никаких даже отдаленных шансов выйти без него.)
Запрет на униформу отметил тот факт, что я больше не ученица Святой Троицы. Жизнь в форме была намного проще. Одеваясь в то утро, я решила придумать себе новую. Но какую? Форма предназначена отражать жизненный статус. Больше мне не суждены ни колледж, ни школа. С длинным списком правонарушений за спиной было невозможно стать криминалистом. Я больше не какао-фермер. Не опекунша брата. Или даже сестры. Нетти уже в состоянии позаботиться о себе.
На данный момент я ни больше, ни меньше как девушка с печально известной фамилией и вендеттой, а то и двумя.
Но что надеть на отмщение моего убитого брата?
Добираться до Рикерса пришлось с пересадкой, я зарегистрировалась и наконец меня ввели в комнату с привинченными к полу столом и стульями. Лучше бы я посетила его за пластиковым экраном с телефоном, как показывают в старых фильмах, но полагаю, мой кузен не считается особо опасным, чтобы заслужить таких мер предосторожности.
Я села и минут десять спустя в комнату вошел Джекс.
– Благодарю за визит, Анни, – сказал он. Внешность Джекса с последней нашей встречи изменилась. Он побрил голову. Нос явно сломан в нескольких местах, но залечен, одна скула пугающе скошена. Выше бровей наложены швы.
– Я теперь не такой хорошенький мальчик, которого я играл, а, кузина?
– Ты никогда не был хорошеньким, – сказала я, но не могла не пожалеть Джекса. Он всегда трепетно относился к внешности.
Джекс рассмеялся и сел за стол напротив меня.
Я хотела расспросить его о многом, конечно, но лучший способ борьбы с Джексом – это позволить говорить ему.
– Ты наконец пришла, – прокомментировал он.
– Ты умолял бы меня месяцами.
Джекс тряхнул головой.
– Не-а, ты пришла не за этим. Никто не любит Джекса. Ты, наверное, до сих пор в обиде за мой выстрел в твоего парня. Тебе просто что-то нужно.
Я взглянула на часы.
– А как ты думаешь, чего я хочу?
– Как я уже писал. Информация, – сказал он.
Верно.
– Твой отец умер.
– Юрий, да, я слышал. Кого это заботит? Этот человек мне не отец.
Было трудно поверить, что он не испытывал особых чувств к отцу.
– Вернемся в сентябрь, ты сказал, что Нетти и я в ужасной опасности, и возможно знаешь, что с тех пор были совершены покушения на наши жизни, а Лео погиб.
– Лео погиб? – Джекс мотнул головой. – Это не должно было зайти так далеко.
– Что не должно было? Что ты имеешь в виду?
– Мне тяжело... – Джекс понизил голос, – кто-то в Семье попытается прихватить тебя и твою сестру. Таким образом, никто со стороны Леонида Баланчина не вмешается в бизнес. Хотя никто не собирался трогать Лео. Он отправился туда, куда ты его и послала. Он был вне игры.
– Кто, Джекс? Скажи, кто именно.
Джекс помотал головой.
– Я... не уверен. Хорошо, смотри, в чем дело. Отравить всех я не мог.
– Я верю.
– Правда? – Джекс удивленно помолчал. – И я не хотел стрелять в твоего парня. То, что я тебе сказал в прошлом году, правда. Я хотел ранить Лео и забрать обратно к Юрию. Но не повезло и случилось что случилось – я попал в твоего парня. Я бы отбыл срок в два месяца за стрельбу, но... Ну, а дальше ты знаешь, как оно пошло. Так вот, Юрий велел Микки сходить ко мне. Он сказал «Сити-холлу нужно имя отравителя Баланчина, чтобы Семья могла оставить все позади». И я принял вину на себя.
– В обмен на что?
– Микки позаботится обо мне, когда я выйду.
– Но какое отношение это имеет ко мне и Нетти?
Джекс закатил глаза.
– Как я и сказал, что произойдет, когда я выйду, а Аня Баланчина и ее сестра уже взрослые женщины? Что остановит их от пули промеж глаз за все те вещи, что я совершил? И Микки сказал, что обработает тебя.
Джекс ничего не знал о Софии Биттер.
– Джекс, ты это и хотел мне рассказать? Это отнюдь не значит, что он бы в меня выстрелил! Думаю, он намеревался со мной сотрудничать.
– Но ты же сказала о покушениях на тебя и сестру...
– А что насчет жены Микки?
– София? Сомневаюсь, что она вовлечена. Она просто женщина.
– Звучит сексистки. – Я встала. Разговоры с Джексом пустая трата времени.
– Подожди! Аня, не уходи! Когда ты упомянула об этом, я вспомнил, что впервые встретился с Софией Биттер прямо накануне отравления.
Я медленно опустилась на стул.
– Она прибыла в Нью-Йорк где-то на неделю-две раньше. Ни о чем таком в то время я не думал, но возможно, ты права. Может быть, ее прикрыла зашита Микки. – Бледное лицо Джекса начало розоветь. – Быть может, этот олух единственная причина, почему я здесь! – Он спросил у меня о доказательствах причастности Софии Биттер и рассказала ему об обертке и том факте, что она из тех нескольких людей, знавших о местонахождении меня и моих родных.
– Она не сделала бы этого в одиночку, – сказал Джекс. – У нее должен был быть сообщник.
Тут у меня был очевидный выбор.
– Юджи Оно?
– Уверен, он. Но я имел в виду кого-то изнутри.
– Ее мужа.
Этот разговор зациклился.
– Да, но дело в том, Анни, и может быть ты этого не понимаешь, но от отравления Микки больно как никому другому. Он следующий в роду наследует Шоколад Баланчина. Отравление уверило всех, что он и Юрий слабы. – Джекс пробежался пальцами по незримым волосам. – Что насчет Толстого? Нет, Толстый бы никогда. Слишком сильно любит шоколад. И тебя. А адвокат, работающий на вас?
– Мистер Киплинг? – спросила я.
– Нет, Саймон Грин.
Последнее имя, которое я ожидала услышать от Джекса.
– Откуда ты знаешь Саймона Грина?
– Встречал его годы назад в лагере, когда мы оба были детьми.
– В лагере? Где это ты был?
– Нигде. Вероятно, в этой семье я не единственный бастард.
– Что ты такое говоришь?
– Ты разве не подозревала?
– Подозревала о чем?
– Что Саймон Грин связан родством с Юрием. Или даже твоим отцом. И если это правда, можно поверить...
Я встала и треснула Джекса по его обезображенному поломанному лицу. Я стала сильнее за месяцы ручного труда и ощутила, как от моей руки сминается щека.
Ко мне подбежал охранник и оттащил подальше от Джекса. Меня попросили покинуть остров Рикерс.
– Все хорошо, Аня! Мне жаль. Я не хотел выказать неуважение к твоему отцу, – отчаянно заорал мне в спину Джекс. – Я больше не могу здесь оставаться! Ты знаешь, что я не имею ничего общего с отравлением и не должен быть здесь. Ты должна мне помочь, Анни. Я могу здесь умереть, Анни! Попроси отца твоего парня помочь мне!
Я не обернулась, потому что охранник толкал меня в сторону выхода. Будь даже я физически в состоянии это сделать, то не стала бы.
Это проблема Джекса. Он сболтнул что в голову взбрело. Папа говорил, что людей, которые говорят что угодно, следует игнорировать.
Но что папа знал? Став старше, я стала удивляться тому, что многое из сказанного им оказалось наугад.
Только взгляните, как успешно Джекс впрыснул в мою голову яд.
Дейзи Гоголь поджидала меня снаружи помещения для посетителей.
По пути домой, в автобусе, в котором я ехала, холодно не было, но я задрожала.
– Что такое, Аня? – спросила она.
Я сказала ей, что человек, с которым я виделась, сказал гадость о моем мертвом отце.
– Этот человек, безусловно, преступник, – сказала Дейзи.
Я кивнула.
– И лжец?
Я снова кивнула.
Дейзи пожала своими покатыми плечами.
– Думаю, безопаснее выбросить его из головы.
Дейзи порывисто обхватила меня своими мускулистыми руками и прижала к груди.
Она права. Слова Джекса не могли быть правдой. Я не хочу расспрашивать мистера Киплинга об этом. Я не хочу вспоминать. Не хочу, чтобы сестра это слышала. Хотелось стереть это из своего мозга. Поместить с вещами, о которых узнала за школу и которые мне не понадобятся: линию Гекаты в Макбете, теорему Пифагора и собственную преданность отцу. Прошло, все прошло.
(Примечание: если у меня будет дочь, первым делом я дам ей совет, что злостное невежество почти всегда есть ошибка.)
***
Добравшись до дома, мне нужно чем-нибудь занять мысли или хотя бы руки. Я решила разобрать вещи Имоджен. Много у нее их не водилось – книги, одежда, туалетные принадлежности – но полагаю, ее сестра хочет их вернуть. Случись такое с Нетти, я бы тоже захотела забрать ее вещи (А что случилось с вещами Лео?)
В тумбочке Имоджен я обнаружила экземпляр «Холодного дома» Нетти, я дарила ей на день рождения. Сколько воды утекло. Это был довольно длинный роман, Имоджен прочитала всего около двухсот страниц. Бедная Имоджен больше никогда не узнает конец этой истории.
Я только собиралась бросить сумочку Имоджен в коробку, как заприметила в ней книгу в кожаном переплете. Я открыла обложку. Тот самый дневник, о котором упомянула Нетти.
Я полистала страницы. Ее каракули выглядели знакомыми – крошечный, женственный и наклонный почерк.
Этот личный дневник начинается около двух лет назад. В основном она описывала прочитанное. Заядлой читательницей я не была и находила все это довольно скучным. Однако запись, сделанная больше года назад, за февраль 2083 года бросилась мне в глаза:
«Здоровье Г. ухудшается с каждым днем. Мистер К. попросил помочь ей умереть».
Несколькими неделями позже:
«Дело сделано. Г. отправила детей на свадьбу. Мистер К. отключил электроснабжение здания на час. Я ввела Г. наркотики, страдать она не будет & я держала ее за руку & мистер Киплинг за другую & наконец глаза ее сомкнулись & сердце остановилось. Покойся с миром, Галина».
Я запустила книгу через всю комнату, и когда она приземлилась, расслышала нежный плач страниц. Имоджен Гудфеллоу помогла бабушке совершить самоубийство! А мистер К. – это определенно мистер Киплинг.
Я бросила дневник в холщовую сумку и поспешила к дому мистера Киплинга. Небо весь день было угрожающе серым, но исполнило угрозу только вечером – пошел сильный дождь. Ни я, ни Дейзи Гоголь, настоявшая пойти со мной, зонтики не прихватили и промокли к тому времени, как добрались до квартиры мистера Киплинга в Саттон-Плэйс.
Я редко навещала его здесь. Большинство дел могло подождать до утра. Я попросила портье позвонить, но он узнал меня и махнул в сторону лифта. Дейзи Гоголь решила остаться в холле.
Дверь открыла Кейша, жена мистера Киплинга.
– Аня, – сказала она, протягивая ко мне руки. – Ты промокла насквозь и замерзнешь. Проходи. Я принесу полотенце.
Я вошла в прихожую, забрызгав их мраморный пол.
Кейша вернулась через минуту с полотенцем и мистером Киплингом.
Лицо мистера Киплинга выражало беспокойство.
– Аня, что такое? Что-то случилось?
Я сказала ему, что нам нужно поговорить наедине.
– Да, конечно, – согласился мистер Киплинг. Он проводил меня в свой домашний кабинет.
Одна стена полностью покрыта фотографиями. Преимущественно жены и дочери, но также попадались мои отец и мать, я, Нетти и Лео. Я заметила одну или две с Самоном Грином.
Я выложила дневник на деревянный стол.
– Что я вижу?
– Дневник Имоджен.
– Я и не знал, что она завела его.
Я сказала, что тоже не знала.
– Она говорит кое-что, – я помолчала, – кое-что о вас.
– Мы были друзьями, – ответил мистер Киплинг. – Не понимаю, о чем ты говоришь, пока ты не объяснишь мне.
– Вы с Имоджен убили бабушку?
Мистер Киплинг тяжело вздохнул и подпер лысую голову руками.
– Ох, Анни. Галина хотела этого от нас. Она сильно страдала. Все время болела. Она сходила с ума.
– Как вы могли так поступить? Вы знаете, что загнали бабушку в гроб? Лео вляпался в борьбу с Микки на похоронах, затем стрелял в Юрия Баланчина, и его самого взорвали. А мне пришлось стрелять в Джекса. Отсидеть в Свободе. И все остальное. Весь этот ужас творится с бабушкиной смерти!
Мистер Киплинг покачал головой.
– Ты умная девочка, Аня. Я думал, ты понимаешь, что это началось задолго до ее смерти.
– А что я должна понимать? Я ничего не понимаю! Я весь этот год блуждаю впотьмах. Это вы наставили меня на этот путь. – Лицо мое покраснело, а в горле запершило. – Вы предали меня. Бабушка и Имоджен, вероятно, в Аду! И вы отправитесь туда же!
– Не говори так. Я никогда не предавал тебя, – настаивал мистер Киплинг. – Правда в том, что я работал на Галину так же, как работаю на тебя. Как я мог ей отказать?
– Вы должны были подойти ко мне.
– Твоя бабушка хотела защитить тебя, а не вовлекать.
– Она не была в добром здравии. Не знала, чего хотела. Вы так сами сказали. В любом случае, вы не имели права.
– Анни, я люблю твою семью. Любил твоего отца. Любил Галину. Люблю тебя. Ты должна знать, я сделал все возможное. То, что считал правильным. – Он обошел стол и положил руку на мое плечо, но я ее стряхнула.
– Я должны вас уволить, – прошептала я. Голос мой охрип, я была на грани его потери. Целый день кричала на людей.
– Дай мне отсрочку. Лишь в этот раз, – умолял мистер Киплинг. – Я люблю тебя, Анни. Люблю как собственную плоть и кровь. Наверное, есть юристы лучше меня. Но твое дело для меня не просто дело. Твой отец был лучшим человеком, которого я знал, и я обещал ему заботиться о вас. Ты это знаешь. Если я снова предам тебя, пусть даже случайно, ты немедленно уволишь меня. Господь мне свидетель, я сам уволюсь.
Я подняла взгляд на мистера Киплинга. Он умоляюще протягивал ко мне руки. Я подвинулась ближе и позволила обнять себя. По ряду причин я не смогла заставить себя упомянуть о Саймоне Грине.
ГЛАВА 16
Я ПОСЕЩАЮ ЦЕРКОВЬ
Не считая похорон, в церкви я не была с сочельника. Сперва у меня были веские причины для прогула – бега, Свобода, домашний арест – но даже став свободной, я обнаруживаю, что не хочу возвращаться туда. Наверное, заявить, что я потеряла веру слишком громко, но другого способа описать это я придумать не могу. Я долго была набожной, и к чему это привело? Лео умер, мудрость веры – тоже, а меня укачивало в грузовом суденышке в середине Атлантики.
(Итак, почему же я отправилась в церковь этим воскресеньем? Надеялась воспламенить тлеющие угольки моей веры? Вовсе нет, читатели.) Причина моего похода в церковь была решительно не связана с Господом. Я надеялась застигнуть Софию Биттер. Решила, что Чарльз Делакруа, враг мой, прав. Лучший способ решить вопрос об участии Софии – это задать его напрямую. Даже если она солжет, ложь эта расскажет мне многое. К тому же она не попытается убить меня среди церкви.
Нетти велела мне разбудить ее, чтобы пойти в церковь вместе, но мне там никто не был нужен. Я с утра пораньше прогулялась до церкви святого Патрика, не дожидаясь автобуса.
Я не распыляла внимание на службу, а разглядывала с балкона Софию Биттер. Она сидела в середине и на ней была надета красная шляпка с орнаментом-пауком. Микки на ее ряду не было.
Когда месса закончилась, я сбежала вниз, в галерею, поговорить с Софией Биттер.
– София, – позвала я.
Она неторопливо развернулась, словно танцевала вальс. С высоты своего роста я разглядела, что на шляпке был не паук, а два малиновых бантика друг над другом.
– Аня, – поприветствовала она. – Как я рада тебя видеть. Извини меня. Я собиралась сходить на исповедь. – София приблизилась ко мне и расцеловала в обе щеки. Губами теплыми и липкими от бальзама. Я спросила ее, куда делся Микки, и она ответила, что после смерти Юрия он ходит в церковь своего отца, когда вообще не пропускает воскресные мессы.
– Ну, – сказала она, – я побегу занимать очередь на исповедь.
Я спросила ее, что же такое тяжелое гнетет ее душу.
София склонила голову набок и слегка улыбнулась. Она остановилась заглянуть мне в глаза, позаботившись сохранить дружелюбие и непроницаемость.
– Это шутка, да?
Я сделала свой голос легким как перышко.
– Кузина София, происходят престраннейшие вещи. Я гуляла по Музейной миле, там мужчина торговал шоколадом. И, разумеется, я попросила у него «Особый Темный Баланчина». Он же мой любимый, ты знаешь. С тех пор, как бабушка умерла, а Джекса упекли в тюрьму, мне домой его никто не приносит. – Я прервалась, чтобы взглянуть на Софию. Выражение ее лица было пустым, как и мое собственное, но мне показалось, что зрачки ее чуть расширились. Что там доктор Лау говорила на этот счет? – Так вот, я купила плитку и забыла о ней, пока моему парню, Вину – помнишь его? – не захотелось шоколада. Ты ни за что не догадаешься, что я обнаружила под оберткой Баланчина. Это оказалась плитка шоколада Биттера. Точнее, я думаю, что Биттера. Семьи кузины Софии. Как странно, что плитка Биттера оканчивает путь под оберткой Баланчина.
София открыла рот, чтобы ответить, и на секунду я даже подумала, что у нее есть вполне логичное объяснение случившемуся. Мимо нас проходили другие прихожане. Она решительно захлопнула рот и улыбнулась шире, чем прежде.
– Это все мед, – фыркнула она.
– О чем ты говоришь?
– Это все мед. А он должен быть у пчелы. – София поправила нелепую шляпку и сощурившись, пристально уставилась на меня. – Итак, мы впервые смотрим друг на друга, – сказала она и сняла свои перчатки. – Какое облегчение. Конечно, я в курсе того, о чем ты говоришь. Так уж вышло. Рабочие должны снимать оба слоя с обертки, но они ленятся, Аня. Иногда забывают.
– Но зачем выдавать шоколад Биттера за Баланчина?
София на мой вопрос не ответила. Вместо этого она по-дурацки загремела, почти как змея хвостом.
– Ты подстроила нападения на нас с Нетти?
София ничего не ответила.
– Ты убила Лео?
– Лео убила бомба в машине. Так сказал Юджи Оно. Я тут ни при чем.
Я пыталась сдерживать свой голос.
– Ты подстроила нападения на нас с Нетти?
– А что, если я скажу, что это я подстроила нападение на тебя? Ущерб станет меньше? Ты глупая девчонка, Аня Баланчина. Юджи Оно отзывался о тебе хорошо, но я ничего не обнаружила в тебе, кроме разочарования.
– Я не собираюсь нравиться тебе. Мне нужно только узнать, ты подготовила убийство или нет.
Уголки нижней губы Софи опустились вниз, выражая поддельный ужас.
– Воскресенье, Аня. Мы же в церкви! – она прерывалась. – Никто помимо Лео не погиб; возможно, ты приняла случившееся за предупреждение.
– А что насчет твоего собственного кузена? Тео очень пострадал.
– Он не должен был вмешиваться. Я всегда ненавидела эту семейную ветвь, и они всегда ненавидели меня. – Это не может быть правдой. Почему тогда они были добры ко мне, заставившей верить, что я подруга Софии? – Но все это в прошлом, Аня. А что ты собираешься делать сейчас? Если убьешь меня, это будет пустая трата усилий. Мои родственники из Германии придут за тобой и Натальей, и мы, Биттеры, заставим Баланчиных выглядеть крольчатами.
Она обнимает меня и шепчет на ухо: – Я ничего не предпринимала насчет смерти Лео. Это мой муж. Он сентиментален и идиот. Раз уж ты не согласилась выйти за Юджи, он не преминул воспользоваться случаем и узнать у него, где Лео и убить его. – София отошла от меня на шаг, но снова придвинулась поближе поцеловать меня.
– Какая утрата. Юрий был стариком, а Лео никого в Японии не тревожил.
– Я не понимаю. Зачем убивать нас? Никто из нас не занимается шоколадом.
София рассмеялась.
– Ты знаешь о проблемах «Шоколада Баланчина»? Не то, что это организованная преступность, а то, что не организована твоя семья. Такая неорганизованная компания как «Шоколад Баланчина» наслаждается преимуществом на рынке беспричинно. Ты хоть представляешь, как мне было трудно? Я думала, выйдя замуж за твоего кузена, получу шанс прибрать все к рукам...
Однажды «Шоколад Биттера» провалился, – сказала она. На немецком рынке было слишком много конкурентов, а единственный способ спасти бизнес – это перевезти его на чужую территорию. После смерти моего отца они узнали о беспорядках в «Шоколаде Баланчина», потому очевидный выбор пал на Америку. Она со своим приятелем из старшей школы Юджи Оно задумали план, согласно которому оба создают на американском рынке хаос и устремляются делить плоды. Она сделала ход с отравлением. Свадьба Софии и Микки была другой частью стратегии, разработанной Юджи Оно. Испорченные продукты питания Баланчина нужно было чем-то заменить – а почему бы и не маркой Биттеров? Простаивали целые склады, забитые несъеденным горьким шоколадом.
Была только одна проблема: в какой-то момент Юджи Оно передумал насчет желания уничтожить Баланчиных.
София при этом закатила глаза.
– Он разглядел в тебе потенциал. И убедил Микки тоже его увидеть. Поэтому вместо того, чтобы погрести Баланчина под землей, он намеревался его сохранить. Для тебя, Аня. Я тогда подумала, как все было неправильно. Я торчала в этом ужасном городе замужем за скучным человеком. И поэтому делала все, что было в моих силах.
– Ты все еще не ответила, ты ли это пыталась убить нас с Нетти.
София тряхнула головой.
– Вы обе живы, ведь так? Какая разница, если попытки были неудачными? Это в прошлом, я так скажу.
– Твоего кузена почти убили! Моя подруга Имоджен погибла! А все из-за чего? – Я обхватила ее шею, но не сжала, а она не закричала.
– Из-за вполне обычных вещей, Аня. Из-за денег. И крошечной частички любви. – Она прервалась. – Что, если я пообещаю уехать? Что, если я вернусь в Германию и мой брак с Микки будет расторгнут? Можешь расправиться с ним за смерть брата без меня. Или просто позвонить сегодня же днем.
Брата за отца. Что, если мы никогда не увидимся снова?
– А почему я не могу просто убить тебя?
– Здесь? В соборе святого Патрика? Такая хорошая католичка как ты? Я поверю, если увижу собственными глазами.
София рассмеялась.
– Ты не хочешь меня убивать, потому что ты не убийца. Вот что я сказала Юджи Оно, впервые увидев тебя. Этот ребенок может быть смышленее наших кузенов, но у нее кишка тонка для нашей стратегии.
– Это не так.
– Считаешь себя крутой, отрезав руку наемнику. Травмировать кого-то недостаточно жестко, особенно когда вообще-то собирался его убить. Сейчас умным решением было бы вытащить из-под пальто мачете и ударить меня прямо в сердце, либсен. Но ты не хочешь. Не завидую тебе. Дочери полицейской и преступника. В твоем сердце полным ходом идет война с самой собой. Итак, ты меня отпустишь. Считаешь, что ты в раздумьях, но решение принято.
Я убрала с ее шеи руки и она начала потихоньку пятиться от меня.
Я подбежала и вонзила мачете в бок, лезвием рассекая ее кашемировое пальто.
– Черт. Это было любимое, – сообщила София.
– Скажи только одну вещь. Кто помогал тебе? Ты не могла провернуть отравление в одиночку. Это должен быть кто-то из нас. Толстый?
Она отрицательно мотнула головой и паук на ее шляпке подпрыгнул вверх-вниз.
– Юрий? Микки? Джекс?
Она прищурилась, словно это могло помочь получше разглядеть меня. Губы ее сложились в подобие улыбки.
– Молодой юрист, – шепнула она.
– Саймон Грин... Саймон не мог.
– Мог. Он ненавидит твоего отца, Аня. И тебя тоже.
– Я не верю тебе. Саймон Грин не ненавидит меня. – Я не могла перестать думать о том, что сказал Джекс.
– У людей на все есть причины под солнцем. – София пожала плечами. – Все наши карты на столе. Зачем мне лгать?
Она повернулась и быстрым шагом вышла из церкви. Жаль, что убить ее я не смогла, но София была права: я все еще была католичкой, достаточно хорошей, чтобы не делать таких вещей в церкви.
Я заколебалась. Подумала, что могла бы вместо этого убить ее на ступеньках.
Я собиралась броситься вдогонку, когда по голове меня ударило что-то тяжелое.
Несмотря на воспитание, должна признаться, что произнесла имя Господа всуе.
Я повернулась вовремя, чтобы разглядеть, как прямиком в мой лоб летит Библия.
Перед ударом София Биттер рассмеялась.
***
Я прихожу в себя на больной койке. Чувствовала я умеренную боль и невероятное раздражение. Я позволила Софии Биттер уйти. Кто знает, где она или какую беду она навлечет? К тому же я устала от пребывания в больнице почти так же, как от Свободы.
Мне нужно идти. Я встала, чувствуя себя несколько одурманенной. В больнице я пробыла недолго, а потому на мне до сих пор моя одежда. Я нашла обувь (но не мачете) в шкафу. Зашла в ванную – подытожить свои травмы. Огромные шишки на лбу и затылке. Вторую я под волосами не разглядела. Если не считать их, то я в целости и сохранности.
Я высунула голову в дверной проем. Медсестер, казалось, не было, поэтому я сделала свой ход. Прошла по коридору, затем мимо стойки регистрации. Меня никто не заметил. В зале ожидания я увидела Дейзи Гоголь и Нетти. Лицо сестры было покрасневшим и заплаканным, а Дейзи – бледным и напряженным.
Я подошла к ним.
– Ш-ш-ш, – сказала я.
– Анни, какого ты выбралась из кровати? – прикрикнула Нетти.
– Я в порядке, но мне надо идти, – сказала я им.
– Ты бредишь, – сказала Нетти. – Кто тебя ударил? Что произошло?
– Я объясню позже. Я в порядке.
– Ты не выглядишь в порядке, – настаивала Нетти. – Не выглядишь. Если не вернешься в палату, то, клянусь Богом, Аня, я закричу.
Я бросила взгляд на стойку регистрации. Несмотря на истеричный тон сестры, внимания на нас не обращали. Больница в криминальном городе была переполнена, персонал фильтровал взволнованные крики.
– Нетти, мне нужно кое о чем позаботиться, и оно совершенно не терпит отлагательств. – Я обернулась к Дейзи. – У вас случайно мой мачете не завалялся?
Дейзи Гоголь не потрудилась ответить на мой вопрос. Вместо этого она перевела взгляд на мою сестру.
– Я чувствую себя ужасно, Аня. Я не должна была отпускать тебя в церковь без меня. Думала, все будет отлично. В конце концов, это же церковь.
– Все отлично, Дейзи.
– Я пойму, если ты меня уволишь, – сказала Дейзи Гоголь.
Я не хотела ее увольнять, а только узнать, забрала ли она мое оружие.
– Оно у меня, – сказала она. – Но я не могу тебе его отдать.
– О, Бога ради.
– Мне жаль. Моя работа – защищать тебя, а не способствовать. – Дейзи Гоголь оторвала меня от земли, словно я ничего не весила – уж поверьте мне, сколько-то я да весила; я невысокая, но плотная (да, и в другом смысле слова тоже) – и потащила меня к стойке. – Эта девушка получила травму голову, но покинула свою палату, – сказала Дейзи Гоголь медсестре.
Медсестра выглядела невыносимо скучающей, словно это обычное явление – когда гигантская женщина тащит девушку поменьше. Она велела Дейзи отволочь меня обратно в палату, куда в ближайшее время придет на осмотр доктор. Пока мы шли по коридору, я взвесила свои возможности. Пересилить Дейзи Гоголь я не могла, а вот обогнать...
Она нежно уложила меня на кровать, будто я была любимой куклой.
– Мне жаль, Аня.
– Я понимаю.
– Но я кое-что смыслю в травмах головы, тебе нужно провериться в течение следующего дня. Что бы ни стряслось, оно с уверенностью подождет, пока ты не начнешь мыслить ясно...
Я выпрямилась и оттолкнула ее так далеко, как только могла. Воздействия это не возымело, но она была ошеломлена настолько, что дала мне время сбежать из палаты.
– Забери Нетти домой! – попросила я, убегая.
Поскольку мачете у меня не было, первым местом, куда я направилась, стал притон Толстого. Мне требовалась помощь, прежде чем отправиться на разборки с Микки и Софией.
– Анни, с чем прибыла? – спросил Толстый.
Я бежала от самой больницы и потому задыхалась.
– Ты был прав. Нападения спланировала София Биттер. И я полагаю, за отравления ответственна она же, – проговорила я.
Толстый налил себе порцию эспрессо.
– Да, это имеет смысл. Думаешь, Микки тоже принимал участие?
– Не уверена. София говорит, что это он убил Лео в отместку за то, что тот сделал с Юрием. Правда, возможно, она соврала, чтобы снять ответственность за смерть Лео.
– А самый легкий способ – это ткнуть пальчиком в своего муженька. – Он умолк, чтобы взглянуть на меня. – Иисусе, что случилось с твоим лбом?
– Я встала между грешницей и ее Библией, – объяснила. – Хочу посмотреть Микки в лицо, ты мне нужен.
Толстый кивнул.
– Я возьму пистолет.
Когда мы добрались до особняка Микки, дверь открыл слуга.
– Мистера и миссис Баланчиных нет дома. Они сказали, что собрались посетить своих родственников.
Я сказала Толстому, что нам нужно ехать в аэропорт, но он потряс головой.
– Мы даже не знаем, в какой. Может быть, лучшее, что может произойти – оба покинут город. Подумай об этом, Аня: если они останутся, мы своими руками развяжем междуусобную войну. Если они сойдут со сцены, все вернется в свое русло и это будет хорошо.
– Но я хочу знать для уверенности, что это Микки убил моего брата!
– Я это понимаю, Анни. Но что значит эта уверенность? София сказала. А Микки сбежал. Ты выгнала их из города, так успокойся, ведь по правде говоря, это все, чего ты сейчас добьешься.
Мне это показалось невероятно наивным. Если они и уехали из города, это вовсе не значит, что навсегда.
– Нам нужно повидать Саймона Грина, – сказала ему я.
– Юриста? Зачем? – спросил Толстый.
Я пересказала слова Софии о том, что он вовлечен в отравление.
– Толстый, ты когда-нибудь слышал сплетню о том, что Саймон Грин может иметь какое-то родственное отношение к нам?
Толстый задрал голову, его губы скривились в усмешке.
– Анни, слухи о нас ходят всегда. Большинство не стоят того, чтобы заморачиваться ими.
Но я не отступлюсь.
В доме Саймона мы поднялись по шести лестничным пролетам. Голова весила пуд и я жалела, что не попросила предусмотрительно в больнице аспирина перед тем как сбежать.
Мы обнаружили открытую дверь и стоящего в центре комнаты мистера Киплинга. Он пробыл тут не слишком долго, потому что до сих пор пытался отдышаться после путешествия по лестнице.
– Он уехал, – сказал мистер Киплинг. – Саймон Грин уехал.
– Откуда вы узнали?
Мистер Киплинг кивнул Толстому, затем протянул мне обрывок бумаги:
Дорогой мистер Киплинг,
меня обвиняют в преступлении, поэтому я должен покинуть вас, дабы очистить свое доброе имя.
Вы были для меня как отец.
Прошу простить, что не предупредил заранее.
Прошу простить меня.
Саймон Грин, эсквайр.
– Есть какие-то идеи? – спросил меня мистер Киплинг. – Аня, что случилось с твоей головой?
В ответ на его вопрос я задала собственный.
– Мистер Киплинг, почему вы здесь?
– Саймон Грин просил прийти, я и пришел. Мне следует задать тебе тот же самый вопрос, полагаю.
Я рассказала, что София Биттер сообщила об отравлении, что Саймон Грин ненавидел моего отца и его детей.
Мистер Киплинг перевел взгляд на Толстого.
– Можешь оставить нас наедине?
Толстый кивнул.
– Если понадоблюсь, я в холле.
Мистер Киплинг покачал головой.
– Нет, Аня. Саймон Грин любит вас. И я люблю Саймона.
Я припомнила день, когда у него случился сердечный приступ.
– Вы никогда не задумывались, что это было подстроено?
– Нет, не задумывался. Я не следил за питанием и не берег себя.