Текст книги "Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори"

Автор книги: Габриэль Готье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Там, где у обычной обуви находится каблук, я увидела длинный шпиль. Это выглядело странным, но когда я встала и снова попыталась подойти к столу, оказалось, что эти невероятные каблуки удивительным образом заставляют меня держаться так прямо и так уверенно, как я никогда себя не держала и не чувствовала. На пути к столу я заметила, что часть стены поблескивает. Присмотревшись, я поняла, что вижу огромное зеркало удивительной чистоты. Я посмотрела на себя в это зеркало и на минуту залюбовалась тем, что вижу. «И эти высокие каблуки – как же это красиво», – подумала я.

На столе я нашла бумаги, на которых я то и дело встречала свое имя. Там стояли два портрета. Они были выполнены столь искусно, что поначалу я приняла их за чудесным образом объявившиеся здесь окна, из которых на меня смотрят живые люди. На одном из этих портретов я, после некоторого замешательства, узнала себя. Себя – ту, которую видела в зеркале. А когда я вгляделась во второй портрет – мое сердце едва не остановилось. Я увидела там того самого прекрасного незнакомца, который знал ту, в чье тело переносился мой дух. Того незнакомца, который подал мне руку, когда я выходила из диковинного экипажа.

Один его вид заставил меня пожалеть о том, что все происходящее – это лишь мираж, лишь сон, в котором я помню себя. «Как же он прекрасен», – подумала я. Я смотрела на его портрет и мне казалось, что он вот-вот улыбнется мне. Рядом с нашими портретами лежал сложенный лист бумаги, который походил на те листы, к которым я привыкла, когда учителя наставляли меня в искусстве грамоты. Я развернула этот лист, поднесла к глазам. Прежде чем я смогла разглядеть буквы на нем, меня потряс тонкий аромат, который лист распространил в воздухе. Я вспомнила волну того же аромата, который исходил от руки, которая помогла мне выйти из экипажа. Я поняла, что это письмо от моего возлюбленного. Не знаю, как я смогла понять те строчки, которые прихотливо вились по бумаге, но пробежав их глазами, я совершенно отчетливо почувствовала, что он ждет меня. Он приглашает меня на свидание.

Моя душа рвалась к нему, я уже не помнила себя, в муках рожающую дитя незаконной любви. Я хотела встретиться с ним, во что бы то ни стало встретиться, еще раз увидеть его, еще раз ощутить то восхитительное чувство, которое снова зарождалось во мне. В его присутствии это чувство заполнит меня, как горная лавина заполняет русло реки. «А если… он поцелует меня?» – от этой мысли у меня закружилась голова. Я с новой силой почувствовала, как хочу попасть сюда, как хочу жить здесь, с этим прекрасным человеком, в этом удивительном мире.

Я сжала в руке письмо и с ужасом ощутила, как этот мир тает. Услышала плач ребенка, увидела коптящие свечи. Я снова лежала на кровати. Боли не было. В руке у меня был зажат клочок бумаги, неизвестно как здесь оказавшийся. Я спрятала этот клочок бумаги под кроватью, незаметно опустив руку вниз. Когда меня оставили одну, я принялась искать его, но так и не нашла. Однако я совершенно точно помню, что это была та самая бумага, на которой мой возлюбленный из иного мира назначает мне свидание. Я думаю, эту бумагу унесли мыши.

Это доказывало для меня то, что все, что я видела – не сон. Доказывало, что тот невероятный мир существует, что старуха не обманула меня. Это давало мне новые силы к поискам верного пути.

«А что, если он обнимет меня, тот прекрасный и такой любимый незнакомец? Что если он обнимет меня в тот самый миг, когда тот мир снова начнет исчезать? Удержит ли он меня? Или я заберу его с собой?» – такие мысли переполняли меня.

*****

Ференц и я уже забыли о том случае с Ласло. Все готовились к свадьбе. Одни только приглашения гостям пять писцов сочиняли почти месяц. Когда зашла речь о подарках, я поняла, что Ференц готовит мне что-то неожиданное. В большой семье, когда о тайне знают больше, чем один человек, секреты не держатся долго. Я узнала, что свадебным подарком Ференца, который он торжественно преподнесет мне, будет замок в Чахтице и больше десятка деревень, которые его окружают. Не знаю, благодарить ли мне судьбу или проклинать за то, что она привела мой путь именно в этот замок, но то, что я случайно нашла там, совершенно точно, изменило мою жизнь навсегда. Все, что мне остается теперь – так это верить в то, что это – не чья-то злая шутка, а промысел судьбы, которая направляет меня к моей далекой и прекрасной мечте.

Глава 8. Людовик: «Она – святая!»

Пускай толпа клеймит презреньем

Наш неразгаданный союз,

Пускай людским предубежденьем

Ты лишена семейных уз.

Но перед идолами света

Не гну колени я мои;

Как ты, не знаю в нем предмета

Ни сильной злобы, ни любви.

Михаил Лермонтов,

«Договор»

У Элизабет Батори было множество любовников. При этом она никогда не намеревалась разорвать брачные узы и даже после смерти своего супруга Ференца Надашди не вышла снова замуж.

Мы встретились на королевском приеме, в венском дворце. Я сразу заметил ее. Она выделялась среди прочих дам, как прекрасный дикий лебедь, который разительно отличается от неприметных диких уток, если по нелепой случайности они окружат его, когда он прогуливается по зеркальной глади пруда. Она сияла ярче, чем горсть золотых в лучах летнего солнца. Я наблюдал за ней, я чувствовал, что я заметил ее не случайно. В нашей жизни не бывает случайностей. Все, что бы ни случилось, имеет причину. Иногда мы не видим причин, но помня о том, что все вокруг имеет смысл – каждый взгляд и каждая мысль не кажутся случайными.

Я не выходил тогда поближе к свету и суете, моим местом были темные уголки зала, откуда я наслаждался ее сиянием. Я думаю, что ее глаза созданы для того, чтобы видеть суть вещей. Она, я знаю, заметила меня. Я всем своим существом ощутил ее взгляд на себе. Нас разделяли десятки танцующих пар. Она купалась в лучах света, а я же скрывался в тени. Будь у нее глаза обычного человека, она не заметила бы меня. Но ее взгляд, будто пуля, без препятствий пробивающая крону молодого дерева, нашел меня. Короткого мига мне хватило, чтобы понять – мы друг друга нашли.

*****

Если дама заинтересовалась вами, редко она делает первый шаг, не обдумав его и не выяснив некоторые подробности о предмете своего интереса. Следуя этому извечному закону, она, после выстрела взглядом в мою сторону, должна была увлечь в сторону от людского водоворота одну из многочисленных знакомых дам, которая могла знать меня. Так и случилось. Короткий разговор, обмен улыбками.

Я тогда еще не знал, кто она. Сам этому удивляюсь, ведь ее должен был знать каждый. Но я не встречался с ней ранее. Пожалуй, это определило ход нашего с ней дела, которое иначе закончилось бы там же, где и началось. Если бы я понимал в тот час, когда выстрел глаз графини Батори достигли меня, с кем я встретился, я, вероятно, не пошел бы дальше.

Во-первых, она замужем. Ее супруг, граф Ференц Надашди, в прошлом – барон, известен как жестокий воин. Он и здесь не сопровождал ее, занятый войной. Его называют «Черный рыцарь», и если известно, что в битве будет принимать участие он и его люди, этого достаточно, чтобы вселить смертельный страх в сердца врагов. Порой, говорят, даже местные жители стараются покинуть на какое-то время места боевых действий Ференца.

Все дело в том, что если ему покажется, что крестьяне некоторой деревни больше склонны поддерживать турок, нежели Габсбургов, ему этого достаточно для того, чтобы расправиться с крестьянами.

Он не разбирает – кто прав, кто виноват, полагая, видимо, что на земле ему дозволено все, а если под его саблю попадет невинный, то на небесах с этим разберутся. Он не боится ни пули, ни клинка. Говорят, когда другие жмутся к земле, пересиживая обстрел турецких пушек, Ференц спокойно прохаживается по полю битвы, размышляя лишь о том, как удачнее всего ответить захватчикам нашей земли. По большому счету, и Габсбурги – те же захватчики, но выбирая из двух зол, между ними и турками, большинство из нас выбирает именно их.

Пожалуй, я не стал бы даже заводить знакомство с графиней, зная тогда, что увидел именно ее. Позже оказалось, что Ференц совершенно не обращает внимания на ее любовные приключения. Если бы обращал, то, пожалуй, меня сейчас не было бы уже в живых. Мне кажется, он, несмотря на дикость нрава, был удивительно современен во взглядах на плотские отношения. Несомненно, он сам, в своих бесконечных походах, оставил множество незаконнорожденных детей в тех деревнях и городах, где ему и его людям приходилось делать привалы. Думаю, он понимал, что женщина, обладающая столь сильным желанием жить, какой была Элизабет Батори, страстная, необузданная в реализации своих стремлений, просто не может оставаться одна в его отсутствие. Естественно, речь шла исключительно о плотской любви. Я никогда не надеялся на то, чтобы Элизабет вышла за меня, разорвав союз с Ференцем.

Я сказал о первой причине, по которой нашему с графиней знакомству не суждено было бы завязаться, знай я тогда, кто передо мной. Есть и вторая причина.

Эта причина – в тех невероятных слухах, которых каждый мог бы набрать целый ворох. И слухи эти, как я могу судить, не беспочвенны. Я не склонен верить каждой сплетне, однако не бывает дыма без огня.

О графине говорили, что она до чрезвычайности увлечена алхимией. Будто бы она, в поисках философского камня, использует все самые невероятные методы этой науки, от которых содрогнулся бы и сам Парацельс. Иногда говорили, что она уже нашла философский камень, и именно этим успехом объясняется невероятное богатство ее семьи.

Кроме того, за глаза ее часто называли ведьмой, указывая на свидетельства некоей женщины, которая, будто бы, видела графиню, летящую на метле и вместе с другими ведьмами справляющую шабаш. Та женщина сама была признана ведьмой, она созналась во всех своих преступлениях под пытками, и, кроме прочего, назвала одной из своих и графиню. Эту ведьму, конечно же, сожгли, ее свидетельство о графине нигде не было записано, однако это не помешало распространяться слухам.

Говорили, что графиня занята поисками секрета вечной молодости и вечной жизни, и именно с этим ее стремлением связывали многочисленные смерти дворовых людей, которые случались в ее поместьях. На телах этих людей, вроде бы, находили следы ужасных экспериментов.

Несомненно, все это заставило бы меня насторожиться, я не стал бы искать близкого знакомства с женщиной, у которой так много причин для того, чтобы другие люди избегали ее. Однако я не знал, кто передо мной, и поняв, что она заинтересовалась мной, решил выйти из тени.

*****

Сначала мы обменялись взглядами. И это был уже не выстрел через весь зал – это было очень близко. Потом я пригласил ее на танец. До конца вечера я не знал, с кем танцую. И то, что я увидел в ней на том приеме, заставило меня с улыбкой отмести любые черные слухи, которые касались ее, и, послушав которых, я мог бы попросту отказаться от знакомства с ней.

Элизабет была сказочно красива. Никогда в жизни – ни до нее, ни после – я не встречал женщин такой красоты. Не знаю, сколько ей было лет тогда, когда мы впервые встретились, но я не дал бы ей больше восемнадцати. Ее лицо и тело были прекрасны. Так прекрасны, что глядя на нее, понимаешь, что такая красота не совместима с любыми проявлениями зла.

Ведь зло – это тьма, это потайные комнаты души, заполненные страхом. Зло уродует человека, создает вокруг него облако мрака. А добро – это свет, красота, чистота. Добро распахивает человеческую душу навстречу радости и счастью. Именно такой была Элизабет, именно такой я помню ее.

*****

Надо сказать, что те несколько безумных лет, те несколько лет счастья, которые я посвятил тайным встречам с ней – это одно из самых ярких событий моей жизни. Это лучшие дни и часы моего существования.

Когда мы были вместе, мне казалось, что если в этот момент за мной придет смерть, я встречу ее с улыбкой. Не могу объяснить словами, не могу выразить и определить то, что так влекло меня к ней. Я уверен лишь в том, что это – какое-то новое чувство, не известное пока миру. Это выше любви, страсти, привязанности. Это родство, которое делает каждый миг, проведенный вместе с родственной душой, дольше, чем вечность.

Это опасное чувство. Того, кто нашел родственную душу, но в силу несовершенства этого мира не может всегда быть с ней вместе, разлука сжигает сильнее огня. Когда объект привязанности находится не рядом, это рождает муку, сродни голоду или жажде. Я в полной мере ощутил, что эта мука может разрешиться одним из трех исходов.

Первый, – самый желанный, – очередная встреча. Второй, – удел слабых людей, которые захвачены подобными чувствами и не могут перенести разлуку, – смерть. Единственное, в чем я не уверен, так это в том, не перейдет ли эта мука и на бессмертную душу? Если так, не завидую тем, кто не вынес этого и покончил с собой. Третий исход, – он печален, но не так трагичен. Это – полная и абсолютная разлука с объектом той привязанности, о которой я говорю. Время способно убить даже столь сильное чувство.

Мне пришлось избрать третий исход, когда я понял, что моя жизнь пройдет в вечных скитаниях за Элизабет, когда я понял, что она никогда не станет моей женой. Я как-то заговорил с ней об этом. Она ответила, что даже после смерти Ференца никто не может рассчитывать на ее руку и сердце. Пожалуй, мы могли бы видеться с ней еще сколько угодно времени, но сложилось так, что эти встречи – это все, что было в моей жизни тогда. Я понимал, что если это не прекратится, пусть через боль первых месяцев разлуки, мне никогда не наладить собственную жизнь.

Кроме того, я понял, что несмотря на то, что графиня не принадлежала мне всецело, несмотря на то, что я не имел на это права, я ревновал ее ко всем вокруг. Такая ревность страшна тем, что может уподобиться пушечному ядру, которое сокрушит все вокруг и взорвется, в итоге, само. К тому же, утолить такую ревность может лишь вечный союз с объектом привязанности. В нашем случае такого союза ожидать не приходилось.

Я был гораздо моложе графини. Она восхищалась мной, считала, что я прекрасен, как древнегреческий бог. Я уже говорил о том, что она была прекрасна, но она так не считала. Она полагала, что молодость ее уходит. Я слышал о чудовищных способах возвращения молодости, которые приписывала ей молва, но на ее туалетном столике с высоким овальным зеркалом не было никаких следов колдовства или гор убитых служанок. Все, что я там видел, – вполне обычные женские склянки со снадобьями из целебных трав.

*****

Однажды, ища встречи с ней, я под видом случайного гостя, прибыл в замок Локенхаус, в Австрии. Этот старинный замок принадлежал семейству мужа Элизабет, однако, когда супруг был занят войной, она полностью брала на себя управление делами и имуществом и часто путешествовала. В те годы я следовал за ней повсюду. Обычно, если речь шла о переезде в новое место, мы разлучались на расстояние пары дней пути, а потом встречались снова.

Тогда, когда мы встретились с ней в Локенхаузе, была весна, уже переходящая в лето. Элизабет любила конные прогулки. Всюду в ее дальних поездках, которые совершались обычно на карете, за ней следовал ее любимый конь Винар. Мы взяли Винара для нее, еще одного, безымянного, коня для меня, и отправились посмотреть на красоты природы.

Как прекрасен чистый весенний воздух, в котором уже нет игл зимней стужи, и еще нет летнего зноя. Одним этим воздухом, кажется, можно жить целую вечность. А когда рядом человек, который значит для тебя больше, чем весь мир – тогда все, что тебя окружает, кажется особенно прекрасным.

Мы решили прогуляться по лесной дороге. Кони мирно шли рядом, мы с графиней разговаривали, и не заметили, как конь графини едва не повалил наземь старуху, которая так же шла по той же дороге. Наши кони достаточно умны для того, чтобы не доставлять неудобств пешим, но старуха, кажется, зазевалась, и выскочила на дорогу прямо перед носом у коня. А выскочив, и сообразив, что происходит, попыталась отпрянуть. Она сама была виновата в том, что произошло, и мы проехали бы ее, не обратив внимание на происшествие. Однако, старуха начала громко ругать графиню, размахивая своей клюкой.

«Иди с миром», – сказала ей Элизабет, не принимая на свой счет старушечьи бредни. Из криков разобрать можно было не многое, но вскоре стало ясно, что она считает себя могущественной ведьмой. Старуха говорила, что за оскорбление, нанесенное ей, она наложит на графиню страшное проклятие. Она сорвала с себя тряпку, которой была замотана ее голова, ее белые волосы разметались по плечам, стало видно, что нос ее почти соединялся с подбородком. Если бы она сказала, что ей уже двести лет, я не удивился бы.

Старуха кричала Элизабет: «Посмотри, посмотри на меня как следует! А ведь я была такой же красавицей, как и ты, но годы берут свое. Ты станешь такой же! Ты станешь такой же внезапно, однажды увидишь себя в зеркале и поймешь, что твоя красота ушла без возврата. Еще немного, и этот красавец, что сейчас рядом с тобой, не отличит тебя от меня! И жизнь твоя превратится в кошмар!».

Я видел, что Элизабет больно слышать такие слова. Но она все же не ответила старухе, намереваясь ехать дальше. Было понятно, что прогулка безнадежно испорчена. Я прикрикнул на старуху и замахнулся плеткой. Ведьма лишь дико захохотала в ответ. Элизабет удержала мою руку от удара, и мы продолжили путь.

Вечером этого дня мы встретились в ее спальне. Я намеревался провести эту ночь с ней. В комнате теплился камин. В этом замке и летом бывает холодно, поэтому камин был как нельзя кстати. К тому же, всегда приятно посидеть у огня, наблюдая тайную жизнь искр за каминной решеткой. Мягкий свет камина дополняли свечи в высоких подсвечниках, большинство из которых собрались у зеркала, за которым сидела Элизабет.

На столе стоял кувшин отличного венгерского вина. Его делают неподалеку от любимого замка графини, который расположен близ Чахтице. Она всегда возит с собой изрядный запас этого вина.

Обычно, когда я входил в комнату, где нам с графиней суждено было провести ночь, она, с порога, заключала меня в объятия. Я чувствовал сквозь любые одежды жар ее прекрасного тела, которое жаждало меня. В этот раз она не встретила меня. Она, как мне показалась, позабыла о том, что я должен был прийти к ней. Вместо того чтобы разжигать огонь желания фантазиями и воспоминаниями о наших ночах, Элизабет уставила все вокруг зеркала свечами, и, держа одну из них у самого лица, напряженно вглядывалась в свое отражение.

Я подошел к ней и прикоснулся к ее руке, давая тем самым понять, что я рядом и готов ждать ее. Старое зеркало местами потрескалось, местами потемнело. Редкое зеркало не имеет изъянов. Графиня подносила свечу почти к самой своей коже, приближалась к зеркалу настолько, насколько могла и напряженно вглядывалась.

«Посмотри», – сказала она мне. «Это ведь морщины, проклятие сбывается», – она провела ногтем по щеке, указывая место, где я должен был найти морщины. Я посмотрел в зеркало – как раз там, где она заподозрила появление предвестников старости, на зеркале был чуть заметный изъян, который искажал отражение. Я развернул ее лицом к себе, поцеловал и, внимательно осмотрев щеку, сказал, что во всем виновато зеркало, что она – прекраснее всех на свете. Думаю, она поверила мне. Этой ночью она была – сама страсть. Однако, следующим утром еще до прихода слуг, я снова застал ее у того же зеркала. Снова повторился тот же ритуал с вглядыванием в собственное отражение, снова я заверил ее, что она прекрасна. Меня обеспокоило лишь то, что я увидел на ее щеке след слезы. Думаю, она придает слишком много смысла словам безумной старухи.

*****

Многие годы прошли с нашей последней встречи с Элизабет. Теперь я живу в Англии, у меня прекрасная семья, любимые дети, замечательная жена, которая не чает во мне души. Я не знал, можно ли, однажды повстречав человека, которого ощущаешь таким близким, и при этом не можешь всегда быть с ним, встретить еще одного. Как оказалось – можно. И наша близость с моей супругой – это чувство той же силы и тех же масштабов, которое было между мной и Элизабет. Их нельзя сравнивать, но это – две стихии одинакового порядка.

Я с теплыми чувствами иногда вспоминал Элизабет, понимая, что лучшее, что могу сделать – не поддерживать с ней более никаких отношений. Ведь никто не сможет сказать точно – не разрушится ли моя жизнь, если в ней столкнутся внезапно восставшие из пепла чувства к Элизабет и к моей милой супруге.

Вокруг Элизабет все так же ходили слухи, иногда я слышал их. Я не верил этим слухам. Элизабет не способна обидеть и котенка, я твердо уверен в этом.

Сегодня я получил письмо от друга из Венгрии. Тот сообщал, что графиню Элизабет Батори разоблачили, замуровали в собственном замке, заковали в кандалы. Он писал, что ее слуг казнили, что доказана ее причастность к черной магии. Я, все так же, не верю ни единому слову из этих обвинений. И, наверняка, ее не замуровали. Такое наказание применяют лишь к самым страшным преступникам. Люди, как всегда, чернят ее доброе имя.