Текст книги "Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи"

Автор книги: Г. Брускин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Леонид Пурыгин

Герой творчества

В моей коллекции есть три картины яркого художника Леонида Пурыгина. Время от времени я останавливаюсь возле них и рассматриваю.

Главным героем искусства Пурыгина является то, что в народе обозначается заборным словечком из трех букв. О нем и пойдет речь дальше. Поскольку новейшая российская цензура наложила запрет на использование сочетания этих букв в печати, мы будем употреблять старинное русское слово «фирс».

В портрете Сталина (В небе солнышко плывет / Солнышко весеннее / Сталин в ж… нас е… / по закону Ленина) Пурыгин, испытывая неприязненные чувства к своему персонажу и желая изобразить вождя народов тираном и убийцей, среди прочих зверств (оторванных рук, ног, голов) изобразил следующие мотивы: 1. Отрезанный фирс на ножках. 2. Фирс, прибитый гвоздем. 3. Фирс, парящий в небе на парашюте. 4. Фирс, растущий из щеки Сталина. 5. Фирс в пасти у монстра, вылезающего из-под погона Сталина. 6. Два фирса в виде золотых звезд Героя Советского Союза на мундире вождя. 7. Несколько сцен содомии. 8. Несколько – орального секса.

В картинах художника постоянно встречаются: крылатый фирс, летящий в небе, фирс-нос, фирс, растущий из земли, фирс, выглядывающий в виде пестиков из цветов, фирс в женской одежде с ручками и ножками, фирс с головкой – человеческим лицом, фирс, помещенный в рюмку, фирс-фонтан, фирс на пьедестале, ожерелье из фирсов, фирсы, растущие во множестве из ног персонажа, фирсы на стеблях, вырастающие из головы персонажа на манер цветов и образующие нечто вроде нимба святого, фирс-рыболов удит рыбу, фирс-удочка удит рыбу на наживку в виде фирса… Фирс, извергающий семя, писающий фирс…

Фирс может быть и конкретным, то есть принадлежать конкретному человеку, например показавшийся из-под земли «пип Глазунова». Грудь тоже может принадлежать конкретной женщине (кстати, и мужчине), например также показавшаяся из-под земли грудь Аллы Пугачевой.

И, наконец, обобщающий образ фантастического зверя по имени «Пипа». Иногда с уточнением: «Пипа Пурыгинская». Кстати «Пипа Пурыгинская», оказавшись в Нью-Йорке, следуя биографии художника, принялась путешествовать в Москву и обратно: картина «Путешествие Пипы Пурыгинской из Нью-Йорка в Москву».

В чем в чем, но в яркой выразительности и безудержной фантазии в данном вопросе художнику не откажешь.

Пурыгин изображает и то, что в просторечье (да что греха таить: и не только) обозначается сочетанием из пяти букв, которое также запрещено нынче цензурой для печати. Употребим здесь блатное словечко «фика», пришедшее в наш язык из вполне респектабельного итальянского. Помимо фики наш художник включает в свои произведения в немалом количестве задницы и женские груди. Но в несравненно меньшем объеме, нежели фирсы.

Итак, главным героем творчества Леонида Пурыгина является, несомненно, фирс.

При этом, естественно, это не имеет ничего общего с порнографией. В отличие от порнографии творчество художника служит иным целям. Не исчерпывается вышеописанным. И вышеописанное не является самоцелью.

Но оставим искусствоведам всесторонний анализ творчества мастера. И ограничимся лишь избранным аспектом.

Как видно, лучшего материала для (по выражению Набокова) «венской делегации» не придумаешь.

Так что же это, господа?

Примитивный фрейдистский страх кастрации?

Или же что-то поинтереснее?

Будем надеяться на последнее.

* * *

Художник Леонид Пурыгин был талантлив и безнадежно беден. Ютился с женой и новорожденной дочкой в двух крошечных комнатках в коммунальной квартире на Ленинском проспекте. Там же работал. Я водил к Лене коллекционеров. По коридору бродил пьяный сосед-гегемон. И, размахивая кулаками, грозил убить художника и его гостей. Посетители или покупали картину рублей за пятьдесят, или оставляли деньги и вещи в качестве гуманитарной помощи.

В конце 80-х Леня уехал в Америку. Добился успеха. Стал популярен. Однажды мы с приятелем оказались в самом дорогом районе Манхэттена. Приятель сказал: «Здесь живет Пурыгин. Давай зайдем». Подъезд охранялся швейцарами в зелено-золотых ливреях. Внимательно оглядев и допросив, стражники проводили нас до нужной двери. Мы позвонили. На пороге появился тощий близорукий маэстро с длинными немытыми патлами и огромным наперсным крестом на голой груди.

Квартира представляла собой груду мусора. Грязные газеты валялись вперемежку с одеждой. Из китайской вазы выглядывали носки. Гречневая каша соседствовала с красками на палитре. Помещение не проветривалось месяца три. Посреди комнаты сидел ангелок – шестилетняя Ленина дочка, белокурая Дуня. Хорошенькая девочка была одета как куколка в дорогое синее платьице с накрахмаленными кружевами. В волосах красовались шелковые банты. На ногах – белоснежные гетры и лаковые туфельки со стеклянными пуговками.

Забыв все на свете, Дуня сосредоточенно рисовала. Я никогда не видел столь погруженного в работу ребенка. Казалось, весь мир вокруг исчез. Меня разобрало любопытство:

– Дунечка, дорогая, что ты рисуешь?

– Папину пипиську, – неожиданно сообщил ангелок.

– А это что? – показал я на другой рисунок, стараясь перевести тему разговора.

– Папина пиписька, – не отрываясь от работы, повторила девочка.

– А какие у тебя есть еще рисунки?

Дуня вытащила пачку листов и стала добросовестно объяснять содержание каждой работы:

– Папина пиписька, папина пиписька, папина пиписька…

* * *

В середине 90-х Пурыгин поехал в Россию. Там на фоне московского пейзажа действие разворачивается стремительно и схематично по следующему жуткому сценарию.

1) Богатый и знаменитый художник пускается во все тяжкие: пьет, гуляет, поджигает мастерскую и чуть не сгорает заживо.

2) Жена Галя отправляется из Нью-Йорка в Москву спасать мужа. Прилетает. Выходит на Ленинский проспект ловить такси. Ее сбивает насмерть машина нового русского. Ублюдок за рулем, не притормозив, скрывается.

3) Вдовец запивает по-черному и вскоре умирает от горя и белой горячки.

4) Сироту Дуню удочеряет коллекционер – поклонник искусства Пурыгина.

Владимир Вейсберг

Между собакой и волком

Пошел Вейсберг мыться в Сандуны. Смотрит: Ситников. Вейсберг поднял шайку с кипятком над головой Ситникова и гаркнул: «На колени!» Ситников тотчас бросился на колени. Вейсберг крикнул: «Ты украл мою манеру письма?!» Ситников от страха признался.

Из фольклора художников

История могла кончиться и трагически, так как оба героя были, мягко говоря, неуравновешенными, нервическими натурами.

* * *

Итак, вначале были традиционные портреты, скажем, в духе Роберта Рафаиловича Фалька. Затем почти резкий «поворот винта».

Вопрос: где искать источник внезапно появившихся белых картин художника Владимира Вейсберга?

Ответ: в «белом на белом» Казимира Малевича.

* * *

Вейсберг закинул космическую сеть в белое «Ничто» Малевича, выловил супрематические квадраты, треугольники, прямоугольники и круги. Преобразил супремы в кубы, параллелепипеды, пирамиды и шары. Взглянув на них, вслед за Лисицким, в перспективе третьего измерения. И спланировал с добычей на земную геометрическую твердь стола. Проуны, подчинившись закону всемирного тяготения, потяжелели. Сгруппировались и, отбросив тени, тотчас обернулись детскими кубиками. Метафизической игрой.

* * *

Заслуга Владимира Вейсберга – в создании сновидческого, иного, параллельного реальному пространства для жизни бывших супрем. Где призрачный туман пронизан отраженным светом погасшей звезды потустороннего «идеального» мира.

Геометрические «проуны» в этих замечательных произведениях мерцают отсветами Платоновых идей в сумерках изобретенного художником «сфумато».

* * *

Реквизит для картин художник, по всей видимости, добывал в Учколлекторе, где среди прочего продавались учебные пособия для художественных школ. В том числе кубы, параллелепипеды, пирамиды и шары для уроков рисования первоклашек. (Кажется, именно эти скучные предметы я нарисовал на первом уроке в художественной школе.)

В искусстве Вейсберга эти примитивные формы являются строительным материалом, первоэлементами «идеального» мира. Но не космического мира Казимира Малевича, а своего, зазеркального.

Как только наш художник давал пропуск в свое «сфумато» посюсторонним предметам: статуэткам, раковинам, женским портретам и ню, – тени потустороннего мира исчезали, уступая место «пещерной» обыденности Джорджо Моранди и Василия Ситникова.

Позже этот обездоленный, «безыдейный» мир перекочует в ранние светлые фигуративные картины Эдика Штейнберга.

Затем Штейнберг сплющит вейсберговский реквизит.

Отдастся игре в крестики-нолики.

И вступит в диалог с великим изобретателем Будущего.

Казимир Малевич, Владимир Яковлев, Илья Кабаков, Эдуард Штейнберг

Крестовые узники

У Малевича есть работы, изображающие человека, у которого вместо черт лица нарисован крест.

Например, «Фигура с крестами». Начало 30-х. Культурный центр «Фонд Харджиева – Чаги», карандаш, бумага. Стеделейкмюсеум, Амстердам.

Или «Голова» (лицо с православным крестом), цветной карандаш, бумага. 1930–1931. Музей Людвига. Кельн.

Есть работы не фигуративные, но в основе которых, без сомненья, просматривается тот же сюжет: «Супрематизм» (Мистическая композиция), холст, масло. 1920–1922. Стеделейкмюсеум, Амстердам.

Или: «Супрематические композиции» (композиции 1Е), карандаш, бумага. Музей Людвига, Кельн.

Или же весьма любопытный рисунок, где голова и еще не наложенный на нее крест изображены рядом, как два пока не совмещенных, но готовых к подобной процедуре элемента: «Без названия» (черное лицо и православный крест) 1930–1931, карандаш, бумага. Музей Людвига. Кельн.

И т. д.

* * *

В работах Яковлева также встречаются портреты, перечеркнутые крестом. Мне известны четыре такие гуаши. Все датированы 1969 годом. Одна находится в Москве в коллекции Александра Кроника: «Лицо с изображением креста». Другая – в доме моей приятельницы Малгожаты Пешлер в Цюрихе. И еще две – в собрании Яши и Кенды Баргера.

* * *

Видел ли Яковлев вышеупомянутые произведения Малевича, мы уже никогда не узнаем. Но легко можем предположить.

Помню квартиру Геннадия Айги, увешанную картинами Яковлева. Поэт дружил с художником и был увлечен его искусством.

В середине 60-х Айги работал в московском музее Маяковского и вместе с Николаем Харджиевым принимал участие в организации редчайших в те далекие времена выставок художников русского авангарда, на которых среди прочих показывались работы Малевича.

Михаил Гробман, друг и крупнейший в то время коллекционер работ Яковлева, был близким приятелем Айги и не пропускал ни одной выставки в музее Маяковского, о чем подробно повествует в своих дневниковых записях[9]9
  См.: Гробман М. Левиафан, дневники 1963–1971 годов. М.: Новое литературное обозрение, 2002.


[Закрыть].

Весьма вероятно, что Яковлев бывал на этих выставках. Или, вернее, маловероятно, что не бывал. Возможно, там выставлялись похожие работы, и наш герой обратил внимание на перекрещенные лица Малевича.

Слишком много «если». И все же.

Легко предположить и другой сценарий. Яковлеву мог попасться на глаза заграничный журнал с опубликованным подобным рисунком. Журналы по искусству в то время регулярно привозили неофициальным художникам залетные западные журналисты, дипломаты, слависты и искусствоведы. В частности, чешские, о дружбе с которыми я неоднократно слышал от своих приятелей – художников старшего поколения и о чем достаточно подробно пишет в своих воспоминаниях Галина Маневич – вдова Эдика Штейнберга[10]10
  См.: Маневич Г. Опыт благодарения: воспоминания. М.: Аграф, 2009.


[Закрыть].

Более того, чешский искусствовед Индржих Халупецкий приехал в Москву в 1967 году, познакомился с искусством московского подполья. И бесплатно подписал художников на передовой в то время чешский журнал по искусству «Витварне умение». Счастливчики в течение двух лет, вплоть до закрытия журнала чешскими властями в 68-м, регулярно получали экземпляры, в которых среди прочего публиковались материалы о творчестве Казимира Малевича[11]11
  См.: Маневич Г. Опыт благодарения: воспоминания. М.: Аграф, 2009..


[Закрыть].

Обратим внимание на то, что Яковлев по большей части черпал идеи и вдохновение не в реальной жизни, не в литературе и не в своих фантазиях или снах, а в виденных репродукциях произведений других художников.

* * *

Персонажи Малевича на взгляд взглядом не отвечают: у них отсутствуют глаза. Нечем смотреть.

Куклы Джорджо де Кирико, воскрешенные из мертвых животворящим крестом.

Герои Яковлева вроде бы не слепы. Пытаются взирать на мир.

Другое дело, что при этом видят крестовые узники?

И видят ли вообще?

Крест как преображение реальности, ключ к истине?

Или же преграда? Невозможность контакта, коммуникации?

В случае Яковлева – скорее второе.

Взгляд, наткнувшись на преграду, рикошетом устремляется внутрь души. И глаза оборачиваются слепыми черными пятнами.

«Близорукостью» автора.

Ведь мы-то догадываемся, Кто пребывает по ту сторону креста. И Кому доступна обратная перспектива в наш дольний мир.

* * *

Надо сказать, творчество Малевича, и в частности его рисунки, оказали существенное влияние на художников неофициального искусства.

Помню, в самом конце 70-х – начале 80-х на однодневной выставке в Доме художника на Кузнецком Мосту Кабаков показал большую картину (картина не проходила в дверь мастерской, и ее спускали из окна на веревках). На белом фоне были изображены шесть нулей, закрашенных черной краской.

Произведение вызвало некоторое недоумение, поскольку не вписывалось в контекст работ художника. Непонятно было, откуда растут ноги.

Передо мной рисунок Малевича 1915 года: «Алогическая композиция (Два нуля)». Нарисованы два нуля, закрашенные частично черным карандашом. И надпись: «Два» (рисунок впервые опубликован в чешском журнале «Витварне умение», 1967).

Разница между произведениями Малевича и Кабакова в данном случае прежде всего в масштабе: у первого «мусорная бумажка» 9 х 11 см, а у второго холст 3 х 2 метра. Такое впечатление, что Кабаков решил за гения реализовать в масштабе его идею.

Не вызывает сомнения неслучайная, прямая параллель между тремя рисунками Малевича, опубликованными в том же «Витварне умении»: «Драка на бульваре», «Кошелек вытащили в трамвае», «Деревня», – и важнейшими работами Кабакова.

Впрочем, эту связь заметил и впервые об этом написал проницательный историк искусства в 2008 году[12]12
  См.: Die totale Aufklärung Moskauer Konzeptkunst 1960–1990. Schirn Kunsthalle. Frankfurt, 2008. C м. также: Шатских А. Казимир Малевич. Рисунки разных лет. Из собрания Artistica Foundation. М., 2003.


[Закрыть].

* * *

Напоследок отметим многочисленные перечеркнутые крестами лица в деревенском цикле Эдуарда Штейнберга (начиная с 1981 года). У художника сюжет приземлился и превратился в эпитафии по умершим крестьянам. Погребальный цикл. Реквием. Картины сопровождают надписи как на могильных камнях: «Фиса из города Семенова», «Сулоев Алеха», «Фиса Зайцева», «Валерушка Титов», «Толя-дурачок», «Петр Лебедев умер» и т. д.

Впрочем, Штейнберг – особый случай: маэстро вел с русским гением неспешную беседу, длиною в жизнь.

* * *

P. S. К вышеупомянутым рисункам Малевича, безусловно, имеет отношение и третий вариант картины Эрика Булатова «ХХ век». Думаю, что не прямое, а опосредованное. Слава Богу, автор здравствует и мы можем с ним побеседовать об этом.

Микеланджело Меризи да Караваджо

Спящий купидон

Amor. Бегущий юноша. «Венчик из роз». Завязанные глаза. Крылья. Колчан со стрелами. Перевязь с вырванными погубленными сердцами. Гигантские когтистые красные лапы доисторической хищной птицы.

Так выглядит Купидон на старинной фреске в церкви Сан-Франческо в Ассизи. Страшненькое существо из средневекового фильма ужасов. С ним мчится свита – мохнатый черт со вздыбленными, как полагается этому племени, волосами и маленькая шустрая незрячая Смерть с внушительным серпом. От крылатой тетки в монашеском одеянии во фрагменте, воспроизведенном на обложке замечательной книги Эрвина Панофского «Этюды по иконологии», осталась лишь плеть.

Булгаковская шайка из ненаписанного романа, да и только.

Тем не менее отметим, что юноша с красными лапами – мифопоэтическое существо.

Отрешенное от тщеты реального мира.

* * *

Согласно Панофскому, «Петрарка возвратил предмету этой страсти (amor) человечье обличье, но в то же время возвел в ранг идола и даже обожествил».

«Барберино различает божественную любовь – дозволенную любовь между людьми – и запретную чувственную страсть – слишком низменную, чтобы быть достойной имени любви, и не заслуживающую внимания серьезного мыслителя».

А «Спящий Купидон»? Что это за Amor? Кого изобразил Микеланджело Меризи да Караваджо?

Олицетворяет ли мальчуган платоническую любовь? Что «благороднейшее из душевных волнений, проникающее в душу посредством благороднейшего из чувств»?

Нет.

Или похож на «маленького обнаженного идола из языческих преданий?»

Нет.

Или же на Купидона Пьеро делла Франческо – заколдованного, задумчивого парнишку с завязанными глазами, луком и стрелой из базилики Сан-Франческо в Ареццо?

Нет.

* * *

Александр Иванов взирал на позирующих голых мальчиков в многочисленных эскизах к картине «Явление Христа народу» с «неравнодушным любованием».

Поначалу Караваджо также живописал своих мальчуганов и юношей с весьма и весьма романтическим чувством.

А нынче?

Со злостью.

Что это – мистически возвышенное Зло с заглавной буквы, ставшее одной из главных тем эпохи модерна? Зло «Мельмота-скитальца»? Бодлера? Лермонтова? Лотреамона?

Нет.

«Спящий Купидон» Караваджо – похрюкивающее зло кинорежиссера Александра Сокурова из фильма «Фауст», пахнущее блевотиной, мочой, дерьмом и протухшей селедкой.

Где обретается похрюкивающая тварь? В какой канаве? Ночь покрыла мраком место обитания, лишь выхватив лунными лучами фрагменты порочного тельца.

Зачем художник создал сей образ?

Чтобы исповедоваться?

Чтобы высказаться и таким образом очиститься, освободиться?

Освободиться от чего?

От греха? От пресыщенности, горечи, разочарования, предательства?

Может быть, маэстро делится горьким опытом и предупреждает зрителя, что Amor опасен? Что любовь оборачивается своею противоположностью – пороком, омерзением и ненавистью?

И впрямь, когда мальчуган прочухается и стрельнет, летальный исход жертве обеспечен.

* * *

Вздремнувший пацаненок изменил парадигму искусства, спустив его на землю. И ниже.

Караваджо был, безусловно, новатором. «Новатор» правильное слово. Художник в картине «Спящий Купидон» опередил время не на век, а на много веков. Это не хваленый реализм маэстро.

Это натурализм эпохи постмодерна.

Чернуха фотографа Бориса Михайлова.

* * *

Найдется ли когда-нибудь и где-нибудь художник, который поднимет голову и вновь взглянет на потухшее было небо?

* * *

Для начала он принимает позу трупа. Умирает. И забывает «спящего Купидона». Затем рождается заново. Составляет борхесовскую библиотеку. Вчитывается в мягкие металлические страницы фолиантов. Окрыляет палитру. И созерцает бриллианты, мерцающие далекими светилами в свинцовой кровле Кельнского собора. И черные звезды, упавшие на землю гигантскими подсолнухами.

Далее всматривается в бархатную бездну, пытаясь разглядеть путь к свету, который заколдовали и охраняют злобные архонты. Он воздвигает лестницы, пирамиды. И «Семь небесных дворцов», нарушающие нормативные размеры objet d'art. Вавилонские башни.

Создает подводную и небесную флотилии из семи металлов.

И снаряжает поход.

Художник Ансельм Кифер.

Впрочем, не он один.

Козимо Тура

Заповеданные небеса

Восхитительная вычурность – слова, приходящие в голову при рассматривании произведений Козимо Тура – придворного художника феррарских герцогов Эсте.

* * *

«Пьета» вышеназванного мастера в музее Коррера.

На руках Мадонны изнуренное тело Иисуса, окоченевшее в смертельной судороге. Голгофа – разрушенная гора, напоминающая обветшалый от времени и старости языческий зиккурат. На горе – люди в чалмах и без, по всей видимости, евреи и римляне замерли соляными столбами. Справа от Мадонны с Христом вдалеке виднеется срубленный сад. Мотив, иногда сопровождающий сюжет Распятия. Слева – цитрусовое дерево, на которое залез загадочный полустертый человек, в ужасе отвернувшийся от свершившегося.

* * *

Еще левее стаффажем мастер изобразил нечто поистине необычное: странные гигантские архитектурные постройки, которые и в наше время с нашим опытом модернизма и с нашими техническими возможностями следовало бы назвать архитектурой будущего (правда, недалекого).

Четыре небоскреба. Первый напоминает гипертрофированную кремлевскую башню. Второй – увеличенную в несколько раз Большую парижскую арку с усеченным верхом. Третий – странную обсерваторию. Четвертый – гигантскую колонну.

Что означает странный постмодернистский город-фантазм?

Что пригрезилось феррарскому мастеру в 1460 году?

* * *

Огромные башни расположены в том месте картины, где художники Возрождения показывали эпоху до пришествия.

Истина разрушила мир заблуждений. Навсегда превратив его в «прошедшее время несовершенного вида». Это старое, непросвещенное, непросветленное время изображалось в виде всевозможных руин.

При чем тут футуристические башни?

* * *

Возможно, художник вообразил будущее.

Вернее, два времени: будущее «близкое» и будущее далекое.

Будущее «близкое» – наша эпоха. Эпоха XXI века. Время башен. Posthuman architecture. (Кстати, изображено с прозорливой точностью.)

Будущее далекое – время уже не после первого, а после второго Пришествия. Откуда сегодняшняя действительность должна казаться старой, непросвещенной, непросветленной.

Это воображенное сегодня феррарский маг Козимо Тура и представил на картине «Пьета» из музея Коррера в виде гигантских вавилонских башен, символизирующих тщетные попытки прогресса и науки в эпоху модернизма проникнуть в тайны мироздания.

Вкусить плод Древа жизни.

И добраться до заповеданных небес.