Текст книги "Жена Лота"

Автор книги: Фринивуд Теннисон Джесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Теннисон Джесси
Жена Лота

Отель был переполнен. Его обитатели ничем не отличались от тех типажей, которых можно увидеть в любом отеле такого рода: дамы неопределенного возраста, постоянно занятые вязанием; девушки, которых называют «штучками»; почтенные семейства с детьми, днем непрерывно бегавшими по коридорам, а вечером невыносимо оравшими, когда родители пытались уложить их спать; и, конечно, молодые мужчины с холеными усиками – эти достойные джентльмены внимательно оглядывали молоденьких дамочек, прогуливавшихся по пляжу в купальных костюмах и смело подставлявших обнаженные стройные ножки ласковым солнечным лучам.

Соланж решила, что все в отеле отвратительно, зато за его стенами, если не считать машин, постоянно подвозивших новых постояльцев и увозивших старых, – просто замечательно. После холодной противной английской зимы побережье Средиземноморского залива казалось ей настоящим раем, впрочем, красота этих мест могла очаровать и более взыскательного человека, чем Соланж.

Кроме того, словно в награду за совсем недавно пережитые беды, и чтобы хоть как-то компенсировать убожество обитателей отеля, судьба послала Соланж Флору МакТевиш. Эта очаровательная шотландка приехала вместе со своей матерью. Она была по-настоящему хороша – высокие скулы, полные нежные губы, чистые серые глаза миндалевидной формы и прекрасно очерченные брови, изящная стройная фигура, может быть, даже слишком худощавая для такого роста. Глядя на Флору, Соланж вспоминала Венеру Боттичелли. Гладко зачесанные назад волосы опять вошли в моду, и у девушки был как раз такой высокий чистый лоб. Этот высокий лоб, миндалевидные глаза, прямой изящный носик, яркие щечки и длинная шея не только позволяли Флоре посоревноваться в красоте с боттичеллевскими красавицами, но и помогали ей выглядеть удивительно современно. Кто-то дал ей дурной совет – путешествовать с матерью. Они были похожи – в белой и розовой полноте матери, в ее большом бюсте и руках с ямочками угадывалось что-то, напоминающее красоту дочери. По сути дела. Флора путешествовала со своим будущим, но она была так хороша, что требовалось внимание и проницательность Соланж, чтобы понять это.

Соланж быстро подружилась с МакТевишами, но не потому, что думала – ей будет с ними интересно, просто так она могла любоваться красотой Флоры столько, сколько хотела. И чем дольше они общались, тем больше Флора ей нравилась. Высокий мелодичный голос, грациозность, движения длинных рук и ног – все в девушке было просто и в то же время удивительно прелестно.

Шли дни, но дом Соланж, в котором она надеялась провести лето, еще был не готов, и она продолжала жить в отеле, проводя все больше времени со своими новыми друзьями – МакТевишами.

Однажды Соланж вдруг поняла, что и мать, и дочь что-то беспокоит. И вот, после того, как несколько дней Флора появлялась только вечером на ужин, миссис МакТевиш попросила Соланж с ней пообедать. Флоры не будет, сказала она, дочь уйдет гулять со своим новым другом. Соланж тут же почувствовала, что мать не одобряет это знакомство дочери. В тот день Флора появилась в отеле только вечером, еле-еле успев к ужину, при этом глаза ее сияли от счастья, головка гордо сидела на длинной шее боттичелевской нимфы, а за столом и после ужина девушка не промолвила ни слова – казалось, она скрывает от всех какой-то пленительный секрет.

На следующий день, за обедом, миссис МакТевиш, отбросив присущую ей шотландскую сдержанность и скрытность, была с Соланж предельно откровенна.

– Флора – единственное, что у меня есть в жизни. Я так волнуюсь, просто не знаю, что делать. Конечно, мужчина. Все беды и несчастья в мире из-за мужчин. Ох, запереть бы их всех в монастырь! Флора влюблена, а мужчина, которым она увлечена, женат, как он полагает.

– Что вы имеете в виду, говоря, «как он полагает»? – спросила заинтригованная Соланж.

– Уже прошло больше года, как его жена сбежала, – ответила миссис МакТевиш. – Он говорит – и я ему верю, что потратил кучу денег, пытаясь ее найти, но его усилия не увенчались успехом. Правда, вряд ли эта женщина нужна ему – он же любит мою дочь… Признаться, никогда не видела, чтобы мужчина был так безумно влюблен. Если его жена жива, он должен начинать бракоразводный процесс, но если эта несчастная умерла, Флора может выйти за него замуж прямо сейчас. Не то чтоб я уж так этого хочу – мне не очень нравится, что моя Флора станет женой вдовца. Но, – добавила миссис МакТевиш, – вряд ли она могла быть первой женщиной в его жизни, даже если бы он был холост – надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

– Кто этот человек? – спросила Соланж. – Чем он занимается? Он француз?

– Да нет, англичанин, скорее, шотландец – по материнской линии. Его зовут Ангус Мартин, он художник, у него огромный дом на берегу – недалеко отсюда. Не знаю, чем он занимается кроме живописи. Он много путешествует, говорят, очень умен. Сам спроектировал свой дом и руководил строительством. Но ему уже сорок, и, мне кажется, он староват для Флоры, хотя ей всегда нравились мужчины гораздо ее старше – с молодыми людьми ей скучно. Так что, может, и не страшно, что ему уже столько лет. Нет, меня не волнует возраст мистера Мартина или его возможное вдовство. Просто я считаю, он должен сейчас оставить Флору в покое и все-таки выяснить, жива его жена или нет. Однако Флора от любви просто сошла с ума и ничего не хочет слушать.

– Но ведь совершенно ясно – они не могут пожениться, пока не будут точно знать, что его жена умерла.

– И я так думаю, мисс Фонтейн. Когда Флора рассказала мистеру Мартину, что вы здесь, у него возникла идея. Мы люди простые и не являемся частью того, что бы вы назвали «большим миром», но, конечно, мы слышали о вас, не раз видели ваше имя в газетах. Вот мистер Мартин и подумал, что вы смогли бы нам помочь – узнать, наконец, жива его жена или нет.

– Это немного не то, чем я занимаюсь. – В голосе Соланж звучало сомнение. – Вам известны подробности этой истории, миссис МакТевиш?

– Кажется, они часто ссорились, и вот как-то после очередной ссоры она просто ушла из дома. Но мистер Мартин, конечно, расскажет вам больше. Флора собиралась пригласить его сегодня на ужин.

Соланж никогда не встречала раньше столь загадочных людей, как Ангус Мартин. Обычно она сразу понимала, нравится ей человек или нет, сразу откликаясь на то доброе, что было в его душе, или же настораживаясь, чувствуя каким-то только ей присущим инстинктом опасность, исходившую от нового знакомца.

Но с Мартином все было не так – нет, конечно, она не ощущала в нем зло, как в тех преступниках, которых встречала раньше, но при этом она определенно не могла сказать – да, этот человек честен и добр.

Ангус был высоким, спокойным, слегка богемного вида джентльменом: интересное тонкое лицо, на котором выделялись глубоко посаженные темно-серые глаза мыслителя, красивые руки с прекрасно вылепленной кистью, темные волосы, тронутые сединой, которая так привлекает молодых девушек. Вот и Флора была увлечена – то ли его яркой индивидуальностью, а может, только ей известной красотой его души.

Ужин мог стать трудным испытанием – ведь все четверо знали о сложности ситуации и о том, что миссис МакТевиш отнюдь не одобряет поведения Мартина. Но Флора была мила, а Мартин сдержан и тактичен, и в результате ужин прошел спокойно и весьма пристойно.

Когда он закончился, и они пили кофе под пальмами в саду, Ангус заговорил о причине их встречи, причем сделал это так просто и непринужденно, что Соланж не могла не восхититься.

– Мне хотелось бы рассказать вам о том, что со мной произошло, мисс Соланж, – проговорил он, нагнувшись к ней и зажигая ее сигарету. – Мне кажется, только вы способны нам помочь. Если вы допили кофе, может, мы немного пройдемся по парку и поговорим? Думаю, мне будет так легче вам все объяснить.

Соланж, накинув на плечи свою шелковую китайскую шаль, кивнула Флоре, встала из-за стола и последовала за Мартином.

Его лицо сразу же посерьезнело, как только они остались одни среди высоких сосен парка. Он поведал Соланж свою историю просто и вместе с тем точно, с большим вниманием к деталям, продемонстрировав глубокий ум и проницательность.

Ангус женился совсем молодым, еще учась в художественном колледже, на женщине, гораздо его старше. Она была натурщицей. Брак их трудно назвать счастливым. Нет, он не склонен винить в этом жену – конечно, у него непростой характер, но дело даже не в этом – у них просто не было ничего общего. Пока он мало зарабатывал, и им приходилось довольно нелегко, все шло без особых эксцессов, но около пяти лет назад он получил наследство от какого-то дальнего родственника, они стали богатыми людьми, и тогда их отношения совершенно испортились. Теперь Гертруде уже не требовалось заниматься домашним хозяйством. Ей стало скучно, нечем было заполнить время, и она нашла развлечение – принялась устраивать скандалы. Год назад он решил построить виллу здесь, на берегу, в этом уединенном месте, чтобы жить вдали от людей, остаться наедине со своими проблемами.

Они перебрались на виллу, когда одно крыло уже было закончено и там можно было жить. Поначалу Гертруде очень нравился дом, она была занята обустройством нового жилища. Однако как-то вечером у них снова возникла безобразная ссора.

– Честное слово, мисс Фонтейн, сейчас я даже не могу вспомнить, что послужило причиной – кажется, какая-то мелочь: то ли я не выразил восхищения ее новой шляпой, то ли она решила, что мне не понравился обед, а ведь готовила его не она, а наша кухарка! Вы знаете, как это бывает – достаточно малой капли, чтобы сдерживаемая ярость нашла себе выход. – Он резко побледнел, и его рука с длинными чувственными пальцами на мгновение прикрыла глаза.

– А потом? Что было потом? – спросила Соланж.

– Потом она ушла. Я часто вспоминаю тот день. Обычно мы не завтракали вместе – она ела в своей комнате и не выходила до самого ланча. Утром я проснулся позже обычного – вчерашняя сцена меня очень утомила и расстроила. Я ждал ее, а потом послал за ней одну из служанок. Оказалось, что жены в ее комнате нет, постель убрана, а в шкафу отсутствовала кое-какая одежда.

– Одежда, в которой она была накануне?

– Не только. Дорожный костюм, блуза и шляпа – знаете, вещи, которые женщины обычно берут в дорогу.

– А машина?

– Нет, машина осталась в гараже. Думаю, она уехала на одном из местных автобусов. Скорее всего, добралась до вокзала Сан-Рафаэль, а там села на поезд.

– Но ведь если ваша жена ушла из дома утром, кто-нибудь из слуг наверняка должен был ее увидеть?

– Слуги не ночуют на вилле – у них специальный коттедж, – ответил Мартин.

– Автобусы не ходят по ночам?

– Нет, по ночам не ходят, но есть один, который очень рано останавливается недалеко от нас.

– Кто-нибудь видел миссис Мартин на этом утреннем автобусе?

– Нет, никто ее не приметил, но автобус был переполнен – люди ехали на рынок, а моя жена прекрасно говорит по-французски. Мы много лет прожили в Париже.

– Она писала вам? Может, просила денег?

– Да, вскоре я получил от нее письмо – она требовала, чтобы я переслал деньги в английской валюте на адрес Пост Рестант, Чаринг-Кросс. Я отправил 100 фунтов стерлингов.

– Вы записали номера банкнот?

– Да, и вы сможете проследить перевод денег в банке в Сан-Рафаэле. Я – их клиент.

– Ваша жена получила эти деньги?

– Да, и через пару месяцев я получил от нее еще одно письмо – из Лондона. На конверте был указан адрес – Херефорд-роуд, Бейсуотер. Гертруда писала, что тяжело больна. Тогда я как раз встретил Флору. Вы ее знаете, мисс Фонтейн, и вас не удивит, что я сразу же влюбился. Видит Бог, я не склонен к легким интрижкам. Встретив Флору, я понял, что никогда раньше не любил, более того, даже не подозревал, что это значит – любить. Мисс Фонтейн, жизнь потеряет для меня всякий смысл, если я не смогу жениться на этой девушке! Получив письмо от жены, я тут же отправился в Лондон. И нашел Гертруду – она была действительно слаба, часто кашляла, но, признаться, не показалась мне тяжело больной. Я сказал, что мне грустно видеть ее в таком состоянии, и предложил дать мне развод на любых, приемлемых для нее условиях. Она обещала подумать и попросила меня придти через пару дней. Я поверил, положил на ее счет кучу денег – тысячу фунтов стерлингов – и приготовился потерпеть совсем немного, сорок восемь часов. Когда же кончились эти мучительные два дня, и я снова пришел на Херефорд-роуд, Гертруды там не оказалось. Кроме того, выяснилось, что она закрыла свой счет в банке, взяв все деньги. Наверное, Гертруда дала взятку хозяйке или еще как-то добилась ее симпатии, но та категорически отказалась сообщить мне, куда уехала ее бывшая постоялица, заявив, что не имеет никакого представления, где теперь находится моя жена. Может, так оно и было, но я знаю, что обычно домовладелицы отличаются большим любопытством в смысле адресов или такого рода вещей. Можете представить, как я был огорчен. Вернувшись в отель, я нашел письмо от жены. На конверте был штамп Портсмута. Гертруда писала, что в ее намерения развод не входит – она не желает предоставлять мне свободу, но надеется, что сможет хорошо провести время на те деньги, что я ей оставил. Когда же ей потребуется еще, она обязательно даст мне знать. Ну что ж, мне не оставалось ничего другого, как ждать, когда Гертруда снова захочет связаться со мной. У меня гораздо больше денег, чем необходимо для жизни, и я готов был ей помогать, однако с тех пор она мне больше не писала. Вот и вся моя история, мисс Фонтейн, и если бы вы могли точно установить, что моя жена умерла – а я почти уверен, это так – или же что она просто думает, как бы урвать у меня большую сумму, я был бы вам очень благодарен. Скажите только, сколько это будет стоить. Если Гертруда жива, может, теперь она согласится на развод. Так или иначе, мне нужна определенность. Дальше я так жить не могу.

Глядя на Мартина, на его лицо, лицо глубоко страдающего человека, видя, как нервно подрагивала его рука, когда он доставал сигарету из кармана пиджака, Соланж подумала – нет, этот человек не лжет.

– Но что, по-вашему, я должна делать? – спросила она.

– Ехать в Лондон и попробовать вытрясти хоть пару слов из домовладелицы. Я просто уверен – она что-то знает. Отказалась беседовать со мной, но, может, вам удастся ее разговорить. Не жалейте денег, я дам вам столько, сколько нужно, только, Бога ради, мисс Фонтейн, найдите мою жену!

Они медленно шли по направлению к отелю, и Соланж уже видела Флору, спешившую к ним, белое платье девушки словно светилось в вечернем сумраке. Соланж взглянула на Ангуса, в его глазах, устремленных на Флору, был такой голод, такая откровенная, неприкрытая страсть, что Соланж стало даже как-то не по себе.

– Дайте мне адрес и имя домовладелицы, у которой жила ваша жена, а также описание внешности миссис Мартин. Завтра же я еду в Лондон, – взволнованно сказала она, правда, не без чувства облегчения: как славно, что ей все-таки придется покинуть этот отель со всеми его замечательными постояльцами!

Ангус Мартин говорил, что миссис Смитсон, хозяйка дома на Херефорд-роуд – скрытная, неразговорчивая дама, но с Соланж она была весьма словоохотлива и любезна – вероятно, потому, что Соланж, представившись племянницей миссис Мартин, сказала, что разыскивает тетю и очень хочет ей помочь. А может, сыграли роль две десятифунтовые банкноты, которые мгновенно исчезли в руках почтенной дамы, или же бутылка портвейна, которую Соланж купила для нее, узнав, что та известная трезвенница и всем напиткам предпочитает это славное вино.

– Бедная женщина. – В голосе миссис Смитсон, допивающей третий бокал, звучала искренняя жалость. – Если мне когда и доводилось видеть печать смерти на лице, то это как раз на лице той женщины. И без доктора все понимали – дни ее сочтены. Конечно, Лондон был для нее не лучшим местом. «Я никогда не поправлюсь, миссии Смитсон, – говорила она. Знаете, мы с ней очень подружились, она мне стала как сестра. – Я никогда не поправлюсь, смерть моя близка, но так хочется последние дни провести в более приятном месте, чем этот город». Когда она уезжала, я сама собирала ее вещи. На чемоданах было помечено – Портсмут. Больше ничего я и не смогла сообщить тому джентльмену, потому что сама больше ничего не знала. Но вот вчера получила от нее открытку, и хотя обещала ей никому не рассказывать, думаю, вам можно – для ее же пользы.

Вчера! Соланж подумала, что ей на самом деле везет. Удача, без которой не может обойтись ни один детектив, снова была на ее стороне.

– О, как мне хочется знать, где сейчас моя бедная тетушка! – воскликнула она, кладя на колени хозяйки десятифунтовую банкноту. – Пожалуйста, позвольте мне только взглянуть на эту открытку – ведь так вы не нарушите данное ей обещание?

Компромисс был достигнут, и миссис Смитсон вручила Соланж открытку. Адрес написан рукой образованного человека, стоит штамп острова Уайта, а на картинке изображены дети, играющие на пляже Вентора. Соланж прочитала:

«Дорогая миссис Смитсон!

Благодарю вас за все, что вы для меня сделали. У меня все в порядке, хотя чувствую себя еще слабее, чем раньше. Живу в маленькой комнатке с балконом, окна выходят на юг, и когда есть солнце, лежу на балконе, греюсь.

Ваша Г. М.»

– Как видите, адреса нет. – Хозяйка быстро спрятала двадцать фунтов в карман. Она явно волновалась, что ее информация будет сочтена недостаточной, и Соланж потребует деньги назад.

– Ничего, – рассеянно проговорила Соланж. – Если она живет под своим именем, найти ее в Венторе не составит никакого труда. Спасибо, миссис Смитсон, я вам чрезвычайно признательна. Обязательно буду рекомендовать вас всем, кому понадобится жилье в Лондоне.

– Спасибо, дорогая, и да поможет вам Бог. Всей душой надеюсь, что вы найдете вашу дорогую тетушку, этого ангела, выздоравливающей.

К сожалению, надежды миссис Смитсон не оправдались. Когда Соланж, после недолгих поисков, нашла Гертруду Мартин, она поняла – домовладелица действительно была права, говоря, что смерть уже отметила эту женщину. Миссис Мартин лежала на балконе, ее лицо казалось таким же белым, как подушка. Когда-то она была очень хороша. Ее черты, немного расплывшиеся, несли на себе отпечаток былой красоты. Большие темные глаза, теперь глубоко запавшие, сияли по-прежнему ярко. Она не протянула Соланж руку, после того как та представилась, но внимательно посмотрела на нее, горько усмехнувшись.

– Так и знала, что Ангус найдет меня, – сказала она. – Передайте ему мои поздравления. Ведь вы от него?

– Да, – ответила Соланж. – Он будет очень огорчен, узнав, что вы так тяжело больны.

– О, только не надо ему верить! Наоборот, Ангус будет просто счастлив! Мне осталось жить несколько недель, так говорят врачи, но я-то знаю, что смогу протянуть лишь несколько дней. Вы успели как раз вовремя, мисс Фонтейн. – И она грустно улыбнулась. – Боже, как бы расстроился Ангус, если бы ему не удалось получить доказательства моей смерти! Однако у вас нет оснований волноваться по этому поводу. Я здесь, и вы здесь. Если будете так любезны и подождете, когда я, наконец, умру, то сможете, вернувшись, рассказать Ангусу о моей смерти во всех подробностях.

Тут миссис Мартин прервал сильный приступ кашля. Когда он закончился, больная совершенно обессилела. Она протянула руку к стоявшей на маленьком столике бутылке из-под лекарств, наполовину наполненной бренди. Соланж налила немного бренди в стакан и дала больной. Рука несчастной женщины пылала, как огонь.

Соланж немного поговорила с хозяйкой дома, в котором жила Гертруда Мартин. Та оказалась очень славной женщиной, гораздо приятнее, чем лондонская домовладелица миссис Смитсон. Соланж встретилась и с врачом миссис Мартин, умным и откровенным человеком, который прямо сказал ей, что, к сожалению, ничего сделать нельзя, и его пациентке суждено покинуть этот мир очень скоро – речь идет о нескольких днях.

Соланж отправила телеграмму Ангусу. Его жена говорила, что не хочет видеть мужа – даже если он и приедет, она его не примет. Но он, впрочем, как и ожидала Соланж, все-таки приехал.

Признаться, супруги Мартин ее озадачили. Из рассказов Ангуса о жене она представляла себе Гертруду вульгарной, грубой женщиной, но оказалось, что миссис Мартин обаятельна и мудра. Трудно было представить, что такая женщина могла устраивать безобразные сцены, ссориться по каким-то глупым пустякам, в приступе бешенства бить посуду. Но Соланж хорошо знала, что постороннему человеку трудно проникнуть в сложные отношения мужа и жены, понять, как присутствие одного может невыносимо давить на другого. Эта женщина со следами былой красоты, сейчас такая умная и тонкая, наверное, когда-то действительно вела себя с мужем как базарная торговка. Супружеская жизнь – такая загадочная штука, думала Соланж, глядя на Ангуса и Гертруду Мартинов.

Со стороны Ангус выглядел преданным мужем. Он снял номер недалеко от дома, в котором жила Гертруда, каждый день справлялся о ее самочувствии, посылал цветы, фрукты и шампанское. Но Гертруда приняла его всего два раза, первый – когда он приехал, а второй – за день до своей смерти. О чем они говорили, для Соланж осталось тайной. Общаясь с ней, Ангус не демонстрировал глубокой скорби, но определенно был намерен соблюсти все приличия.

– Что вы думаете о моем муже? – как-то спросила Гертруда. Соланж задумалась. – Не знаете, что и сказать? – с грустью продолжила умирающая.

– Мне кажется, сейчас я знаю его лучше. Но есть в Ангусе нечто, не поддающееся моему пониманию. Даже трудно объяснить, что.

– Думаю, что все происходящее кажется вам нормальным, и в то же время вы чувствуете – тут что-то не так.

До этих слов Гертруды Соланж расслабленно полулежала в кресле, но тут она резко села и посмотрела на больную. В ее сознании быстро пронеслась вся история знакомства с Мартином. Нет, она не имела ничего против него. Его забота об умирающей женщине, его отношение к Флоре и к ней самой заслуживали всяческого уважения, но при этом она отдавала себе отчет, что Гертруда почему-то нравится ей больше, чем Ангус. Эта женщина скрывала тайну, и Соланж очень хотелось ее разгадать. Почему в ее глазах мелькало нечто странное, когда она посматривала на Соланж во время их долгих бесед? Именно из-за Гертруды она осталась в Венторе, который совсем не любила и откуда смело могла уехать, ведь дело, ей порученное, было сделано – она нашла пропавшую жену Мартина. Но и Гертруда явно испытывала симпатию к Соланж.

– Вы единственный человек, кто заставляет меня стыдиться всего, что происходит, – вдруг однажды вырвалось у Гертруды. Соланж посмотрела на нее, не понимая, что та имеет в виду. – О нет, не обращайте внимания. Вы так добры ко мне. Вы мне очень нравитесь. Мы могли бы стать настоящими друзьями. Не много таких людей, как вы, встречала я в своей жизни….

В тот день она последний раз говорила в полном сознании. На следующий вечер Гертруда стала бредить, при этом непрерывно повторяла: «Надеюсь, он доиграет игру честно, как я. Верю, он не нарушит правила». Дважды прозвучало мужское имя, но – не имя ее мужа. Она шептала: «Дэви». Последний раз она произнесла «Дэви» перед самой смертью – очень нежно, с большой любовью, а потом умерла.

Миссис Мартин похоронили на местном кладбище. Ангус дал распоряжение поставить на могиле небольшой камень, на котором высекли:

В память о Гертруде Мартин,

жене Ангуса Мартина.

Умерла 3 июня 1929 года.

После похорон Ангус и Соланж вместе уехали в Париж. Соланж собиралась пожить некоторое время в городе, а Ангус возвращался к Флоре. Когда они расставались, он тепло ее благодарил.

Прошло около семи месяцев. И вот дождливой ветреной осенью на юге Франции Соланж снова встретилась с Флорой и Ангусом. Соланж жила в своем домике в горах недалеко от Канн, слегка скучала, и потому очень обрадовалась, получив приглашение Флоры погостить на их вилле Сан-Суси.

Первый вечер прошел замечательно. Соланж приехала довольно поздно и не смогла сразу оценить в полной мере роскошный сад, но сам дом, спроектированный Ангусом в прованском стиле, ей очень понравился. Ангус был необыкновенно разносторонним человеком: талантливый художник, музыкально одаренный, он и архитектором оказался незаурядным. Соланж подумала, что никогда раньше не видела такой роскошной гостиной – с этими стенами цвета пергамента, сверкающим ярко-красным паркетом, серебристым потолком и серебристыми же светильниками. Мебель поблескивала зеленой полировкой, кроме двух шкафчиков с округлыми краями, покрытых желтым итальянским лаком, и тяжелые парчовые занавеси отливали зеленью и серебром. В доме словно царила радость, и он весь удивительно соответствовал своей молодой хозяйке Флоре. Она, как никогда, походила на героинь Боттичелли и казалась еще более очаровательной, чем полгода назад, когда Соланж увидела ее впервые.

На следующее утро шторм, разыгравшийся ночью, утих, и ярко светило солнце. Все купались – кристально прозрачная вода была удивительно теплой. Ангус и Флора еще плавали, когда Соланж, закутавшись в полотенце, направилась к дому. При этом все ее существо переполняло ощущение покоя и радости бытия. И действительно, здесь просто замечательно. Ангус из тех людей, с кем непросто сойтись, но уж потом становится ясно, что он – просто бездна обаяния. Флора – та непрерывно излучала счастье. Дом – великолепный, а сад со всеми его розами и кипарисами – просто мечта.

Флора говорила Соланж, что быстрее всего в ее комнату пройти через беседку с колоннами, а уж потом по лестнице – прямо в дом, к спальням. Вот Соланж и шла к беседке, что-то напевая.

Беседку украшали бетонные колонны, покрашенные той же зеленой краской цвета жадеита, что и жалюзи в доме. Все было в розах – они росли везде вокруг дома и беседки. Как эффектно выглядит это царство роз, подумала Соланж, неторопливо бредя к дому.

Но вдруг что-то заставило ее резко остановиться. В какой-то момент она подумала, что заболевает. Может, слишком далеко заплывала в море? Соланж вдруг стало холодно, а сердце забилось, как бешеное, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Ей было так плохо, что она некоторое время даже не могла двигаться, очень надеясь, что не потеряет сознание. Затем Соланж вошла в дом, упала в глубокое кресло и, откинувшись назад, постаралась успокоиться. Через несколько минут ощущение безумного ужаса прошло, Соланж зашла к себе в комнату и переоделась. Когда она снова спустилась в сад, то увидела Флору и Ангуса, возвращавшихся с пляжа.

– Хочешь коктейль? – спросила Флора, подбежав к гостье. – Ангус приготовит через пару минут.

– О да, с удовольствием. А где мы будем его пить? В беседке?

– Странно, но мы никогда этого не делаем. Даже не знаю, почему. Там так мило, и наверняка очень приятно посидеть, но Ангус не любит это место. Говорит, там сквозняк. А мне в беседке нравится – и тень, и тепло. И мне нравятся эти зеленые колонны. Но мы обычно проводим время на террасе – там тоже хорошо. Я буду готова через несколько секунд. – И она убежала в дом. А Соланж пошла в беседку. Странно – казалось, что солнце вдруг перестало греть; наверное, Ангус прав, говоря, что здесь сквозняки. Но не от сквозняка зашевелились волосы на ее голове, и не от него мурашки побежали по всему телу. Нет, она не больна, но ее определенно знобило. Соланж повернулась и посмотрела через плечо. Как это ни абсурдно, ей казалось, что она в беседке не одна, что здесь кто-то есть. Она узнала это ощущение близости зла, которое появлялось у нее в присутствии некоторых людей. Она еще раз огляделась – нет, никого. Но ей по-прежнему было ужасно холодно, так холодно, что даже зубы стучали. Постепенно она пришла в себя, успокоилась и снова вышла на солнце. Ну конечно, это все нервы. Она слишком много работала. Но, тем не менее, в последующие дни Соланж старалась не заходить в беседку. Порой ей хотелось поговорить с Ангусом – ведь он, по словам Флоры, тоже не любил это место – может, слышал или знает о какой-то трагедии, связанной с ним? Однако что-то ее удерживало от этого шага – наверное, то легкое недоверие, которое она, несмотря ни на что, испытывала к Ангусу.

Он был замечательным хозяином, и Соланж даже почувствовала некоторое смущение, поняв, как она рада, что он уезжает в Париж по делам, связанным с его будущей выставкой. И вот Соланж и Флора остались одни.

– Давай попьем чай в беседке, – предложила она в первый же день после его отъезда. – Сегодня не должно быть сквозняков – ведь ветра нет совсем. А там такие роскошные розы!

– С удовольствием, – подхватила Флора. – Мне ведь никогда не удается уговорить Ангуса посидеть в этой чудесной беседке. Ему часто приходится подкрашивать одну из колонн, краска на ней все время облазит, и Ангус уверяет меня, что там пахнет, но, я думаю, сейчас уже все высохло.

– Но почему краска на этой колонне облазит?

– Ангус утверждает, из-за ошибки строителей. Наверное, они при замесе бетона использовали морскую воду, и теперь бетон никак не может застыть. Не думаю, что это уж так важно, меня это мало волнует, зато Ангуса просто бесит. У него есть целая банка зеленой краски, и когда колонна выглядит уж очень гнусно, он сам ее подкрашивает.

Чай ничем не помог. Несмотря на то, что Соланж изо всех сил пыталась убедить себя, что она просто идиотка, ощущение опасности и ужаса не исчезало. Полный абсурд, думала она, но ничего не могла с собой поделать.

– Флора, ты знаешь что-нибудь об истории этого места? – спросила Соланж. – Что здесь было до того, как Ангус купил эту землю? Как насчет привидений, а может, тут было совершено какое-то преступление?

– Никогда ни о чем подобном не слышала, – ответила Флора. – Конечно, здесь было довольно безлюдно, ну, до того, как Ангус стал строить дом, и наверняка тут могли происходить разные вещи. Но нет, ничего определенного я не знаю. Но, Соланж, ты вся дрожишь! Ты не заболела?

– Да, пожалуй, Ангус прав – здесь сквозняк, а может, подземные ключи, и потому повышенная влажность, но мне как-то не по себе. Флора, давай уйдем – лучше покажи-ка мне дом. Помнишь, ты обещала, когда Ангус уедет, повести меня в его мастерскую? Я ведь до сих пор не видела ни одной его картины!

– Ангус терпеть не может показывать свои работы, – сказала Флора. – Было так трудно уговорить его согласиться на эту выставку в Париже! Но он на самом деле замечательный художник, и заслуживает, чтобы люди знали его имя! Пошли скорей, пока еще хорошее освещение.

Мастерская Ангуса располагалась в северной части виллы. В студию вела отдельная, внешняя лестница. А перед входом была плоская крыша, которую украшала балюстрада.