Текст книги "Ночные волки"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ну-с? – Левинзон перевел свой взгляд на Портнова. – Не слышу, чему обязан?

– Ваша жена и дети дома? – спросил Портнов, хотя прекрасно знал, что таковых нет: Левинзон был старым холостяком.

Ян Абрамович смотрел на него с усмешкой.

– Феликс Михайлович! – назвал он вдруг Портнова по имени-отчеству. – Давайте не будем ходить вокруг да около. Я старый больной человек и привык в такое время спать. Вы прекрасно знаете все обо мне, а я знаю кое-что про вас. Поэтому не ошибусь, если скажу, что мы оба холостяки. Жены у меня нет, детей тоже. Если не возражаете, предлагаю перейти к делу. Я еще надеюсь выспаться этой ночью.

Портнов развел руками.

– Человек предполагает, а Бог располагает, – сказал он. – Кто знает, что ждет сегодня ночью всех нас?

– Вы пришли сюда поразить меня своей эрудицией? – спросил у него Левинзон. – Феликс Михайлович, пожалуйста, если вас не затруднит, переходите к делу. Ей-богу, у меня был тяжелый день.

– Что так? – с усмешкой спросил его Портнов. – Краснодарская фабрика завалила план выпуска мужских сорочек?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Днепропетровская фабрика остановилась? – продолжал с ехидцей Портнов. – И перестала выпускать американские брюки? А, Ян Абрамович?

– Вы бредите?

– Нисколько, – мотнул головой Портнов. – Это только две фабрики, которые принадлежат вам. А их значительно больше. Вы вздумали конкурировать с государством, Ян Абрамович? Вы организовали капиталистический частнопредпринимательский синдикат, и документы, подтверждающие эту мою неожиданную мысль, лежат вот в этой папке. Вот она – под мышкой у моего помощника. Так что не будем спорить.

– Вы пришли с ордерами на обыск и мой арест, Феликс Михайлович?

– А вы думали, что вам все будет сходить с рук до реставрации в России капитализма? У вас очень мало шансов дождаться этого.

– Вы сошли с ума, Портнов.

– Вы думаете? – быстро проговорил Феликс. – А вы не сошли с ума, Ян Абрамович?

– В каком смысле?

– Я имею в виду это ваше капиталистическое производство в нашей социалистической стране. Но ведь даже капиталисты платят налоги.

– Ах, вон в чем дело! – засмеялся Левинзон. – Так бы сразу и сказали. Но мне говорили, что вы якобы не берете. Я, разумеется, утверждал, что берут все, просто у каждого человека своя такса. И рад, что не ошибся. Впрочем, я вообще редко ошибаюсь. Сколько вы хотите, Феликс Михайлович? Могу предложить пятьдесят тысяч единовременно и по две тысячи каждый месяц.

Сивунов присвистнул и с восхищением посмотрел на своего шефа.

Портнов взглядом сбил с него это восхищение: возьми себя в руки.

– Пятьдесят тысяч – большие деньги, – сказал он хозяину. – Двести пятьдесят моих зарплат.

– Ну вот видите, – улыбнулся ему Левинзон.

Но что-то не нравилось Яну Абрамовичу в этом ночном посетителе. Не слишком обрадовался Портнов предложенной сумме. Может, стоит повысить цену? Но, черт возьми, куда же еще повышать? Он и так предложил предельную сумму, пытаясь поразить воображение самого неподкупного в Москве мусора. И что? Нет, не нравится ему Портнов...

– Вы правы, – сказал ему Феликс. – У каждого человека действительно своя цена. Так что показывайте свои деньги.

Ян Абрамович с трудом сдержал вздох облегчения.

– Одну минуту, – сказал он. – Подождите меня немного здесь. Я вынесу вам деньги, и, надеюсь, с этого дня мы станем друзьями.

– Мы пойдем с вами, – заявил Феликс.

Левинзон с укором посмотрел на гостей. Нет, не нравилось ему все это. Да и то сказать: кому такое понравится? Пришли ночью, претензии какие-то...

– Это лишнее, – возразил хозяин.

– Позвольте нам решать, что здесь лишнее, а что нет, – отрезал Портнов. – Ведите нас, Ян Абрамович, мы горим желанием увидеть сокровища Али-Бабы.

Левинзону ничего не оставалось, как повернуться к ним спиной и отправиться в спальню.

– Неужели вы держите такие деньги дома? – весело спрашивал Портнов, идя вслед за хозяином.

Левинзон не отвечал. Нехорошее предчувствие сковало его душу, но он все еще надеялся, что все обойдется.

Около широкой кровати хозяина стояла самая обычная, ничем не примечательная тумбочка. Но при ближайшем рассмотрении она оказалась хорошо оборудованным сейфом. Какое-то время Левинзон кряхтел над ним, загораживая обзор спиной, чтобы гости не видели шифр, который он набирал. Наконец сейф открылся.

Ян Абрамович вытащил из него шесть пачек сторублевок и протянул их Портнову.

– Здесь шестьдесят тысяч, – сказал он. – Десять – вашему помощнику.

– А Козлевичу? – поинтересовался Портнов.

– Какому Козлевичу? – не понял Левинзон, хотя читал Ильфа и Петрова и этот персонаж был ему знаком. – Я не знаю никакого Козлевича!

Портнов укоризненно покачал головой.

– Так мы не договаривались, Ян Абрамович, – сказал он. – Ну хорошо, меня вы купили за пятьдесят косых, но про моего напарника мы ведь пока и словом не обмолвились.

– Но я же даю ему десять тысяч! – напомнил хозяин.

– А почему не миллион? – спокойно спросил Портнов. – Откуда вы знаете, какая цена у моего напарника? А, Ян Абрамович?

Левинзон с отчаянием посмотрел на Сивунова. Только теперь до него стал доходить смысл происходящего.

– И сколько же он хочет? – выдавил из себя хозяин.

Портнов и Сивунов переглянулись. Затем Портнов перевел взгляд на Левинзона и жестким голосом произнес:

– Миллион.

– Что?!

– Миллион, – повторил Портнов.

– Вы с ума сошли!

– Что же это такое, а, Андрюха? – усмехнулся Портнов, обращаясь к своему напарнику. – Он все время талдычит нам, что мы рехнулись. Кажется, он так ничего и не понял. Посмотри-ка, что там у него в этой тумбочке.

Сивунов кивнул и сделал шаг вперед. Левинзон преградил ему путь:

– Не пущу!

Не говоря ни слова, Андрей коротким ударом в подбородок отправил хозяина на пол. Старик упал и затих.

В тумбочке-сейфе было еще сто двадцать тысяч. Андрей восхищенно смотрел на Портнова.

– Ты гений, Феликс!

Портнов тронул носком ботинка безжизненное тело Левинзона.

– Ну-ка, приведи его в чувство, – приказал он.

Сивунов опустился на корточки и пошлепал Яна Абрамовича по щекам. Тот застонал и открыл глаза. Увидев снова этих ночных бандитов, тихо спросил:

– Что вы делаете?

У него уже не было сил ни бояться их, ни разбираться с ними.

Портнов подошел к нему.

– Мы пришли за миллионом, – медленно и внятно произнес он. – И этот миллион у тебя есть. В тумбочке оказалось всего сто восемьдесят тысяч. Для меня это – пустяк, мелочь. Ты понял? Мне нужен миллион.

– Вы с ума сошли! – опять повторил свое Ян Абрамович.

Портнов глянул на Сивунова.

– У него просто мания, – сказал он. – Он так и хочет видеть нас сумасшедшими. Давай-ка утюг, Андрюха. Будем учить человека уму-разуму.

Левинзон сразу понял, что это означает. Он слышал от своих знакомых о бандитских налетах, о страшных способах вымогательства. Ему казалось, что уж он-то себя от подобного избавил. С преступным миром обо всем договорился. Но он и в страшном сне не мог себе вообразить, что вымогательство последует от образцовых сотрудников московского ведомства по борьбе с экономическими преступлениями.

Именно потому, что эти двое были не обычные уголовники, а самые что ни на есть представители этого сраного закона, Ян Абрамович понял, что они не остановятся на достигнутом. И если они берут в руки утюг, значит, действительно будут его пытать, а не просто пугать. Такие оборотни способны на любое зверство.

Он отдал им все, что было в квартире. Деньги в рублях, в валюте, золото, драгоценности. Конечно, это были не последние его деньги, но удар был ощутим. Он хотел в эту минуту только одного: чтобы они ушли и оставили его наконец в покое. Потом он разберется со своими обидчиками, главное было в эту ночь остаться в живых. И он выполнил все, что требовали от него Портнов и Сивунов.

Он отдал им без малого миллион.

Это было первое блестяще проведенное «дело» Феликса Портнова.

Впереди, думал он, большая дорога. И он пройдет по ней победителем.

Сидя в номере гостиницы «Россия», гражданин США Феликс Портнов внимательно слушал доклады своих нынешних помощников – Алекса и Макса.

– Можно подводить черту, – сказал Алекс. – Мои ребята в полной готовности и рвутся в бой. Насмотрелись по видику американских боевиков.

– Я люблю эти наши боевики, – улыбнулся Макс. – Мы умеем их делать.

Все трое были в Америке эмигрантами. Но если Алекс и Феликс считали эту страну все-таки чужой, то Макс полностью растворился в новой среде и про все американское говорил «наше». Он стал большим патриотом Штатов, этот Макс.

Впрочем, это не мешало ему оставаться нужным для Портнова человеком.

– А ты что скажешь? – обратился к нему Портнов. – У тебя как?

Макс удивленно на него воззрился.

– Но, босс... – сказал он. – Я же все доложил. Если я что-то не так рассказал...

– Ты уверен, что этот «черный нал» отправится именно в тот момент, который указали ваши программисты?

– Конечно! – Макс удивленно смотрел на него. – Когда мы ошибались, шеф?

– О’кей, – кивнул Портнов. – Ладно. Значит, все решено. Как говорится, деньги подсчитаны – будем брать.

– Будем, – одновременно кивнули Макс и Алекс.

Портнов отпустил их. Они поклонились и вышли.

Под итальянцев играют, глядя им вслед, усмехнулся Портнов. Действительно, насмотрелись разных «спрутов» и «крестных отцов». Церемонии такие развели, посмотреть любо-дорого.

Что-то я нервничаю, неожиданно поймал он себя на мандраже. Что-то должно произойти, я это чувствую, но что именно. И эта неизвестность мне не нравится.

Он подошел к окну и долго смотрел на Кремль.

Ты не представляешь, думал он, глядя на эту драгоценность Москвы и всей России, да и откуда тебе знать, какую жирную, огромную свинью я собираюсь тебе подложить.

Он снял телефонную трубку:

– Портье?

– Да, – ответили ему.

– Принесите мне водки.

– Пятьдесят граммов? Сто?

– Бутылку.

– Какую закуску желаете?

– Соленый огурец.

– Просто соленый огурец?

– Просто соленый огурец.

Он снова подошел к окну. И долго-долго, словно дожидаясь какого-то ответа, вглядывался в Кремль.

Глава вторая
Из записок Турецкого

1

Сегодняшнее утро началось с того, что Ирина Генриховна заявила мне, что подает на развод.

Ирина Генриховна – моя пока еще законная супруга, но в силу определенных причин в последнее время я называю ее не иначе как по имени-отчеству.

Вообще-то Ирина не в первый раз собралась со мной разводиться, но сегодня она была настроена особенно воинственно. Я хотел ей напомнить, что развод касается не только нас двоих, есть у нас и третий человек – дочь Ниночка. Но Ирина пребывала в такой ярости, что все равно бы меня не услышала.

На своем веку я немало повидал женской ярости – по долгу службы, так сказать. Кто не знает, могу сообщить свою должность: старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре России Александр Борисович Турецкий.

Так вот: видел я женщин в ярости, но такую, какой была Ирина сегодняшним утром, видеть не доводилось.

Это была не женщина и даже не разъяренная фурия – это была никому не подвластная стихия, с которой бороться совершенно безнадежно.

Я и не боролся.

Собственно, ничего нового я о себе не узнал. Претензии все те же, что и всегда: я плюю на семью, я шляюсь ночами, ребенок меня не видит, работаю слишком много, ночую черт знает где и при такой жизни обязательно скоро сдохну.

В общем, сгорю на работе.

Но этот тон, господа, эти интонации, эти испепеляющие взоры... Короче, я едва успел накинуть что-то на себя и, втянув в плечи голову, поспешил из дома вон.

Ну и жизнь! Как будто на работе мало неприятностей.

Да, господа, как ни прискорбно мне об этом говорить, но супружеская жизнь моя как-то незаметно и естественно въехала в какой-то тупичок. Когда собственную жену по имени-отчеству величаешь – дальше ехать некуда.

Конечно, можно было избежать всего этого накала страстей, если бы я вовремя принял меры. Но я вел себя беспечно, и несколько недель назад моя супруга, мать моего ребенка, торжественно мне объявила: я, мол, гражданин Турецкий, с тобой больше разговаривать не намерена.

Больше всего меня задело слово «гражданин». Будто я подследственный. И потом, если ты называешь меня гражданином Турецким, то почему на «ты»? Короче, я вышел из себя.

– Вот что, Ирина Генриховна, – сказал я. – Вы мне все время говорите, что я чужой вам. С этого момента я называю вас по имени-отчеству и ночую на диване. Прошу понять меня правильно.

Но она поняла меня, естественно, неправильно. Она тут же решила, что я завел себе любовницу, что было явной неправдой: я не могу встречаться постоянно с одной и той же женщиной. И если уж говорить о любовницах, то только во множественном числе. Извините за подробность. Если быть честным, положив руку на сердце, то все давно шло к этому. Уж не знаю, за что невзлюбила меня моя жена, но последние месяцы жизни как таковой у нас не было. Я уж не говорю о сексе.

Даже думать не хочу, чем я ей так стал невыносим. О себе на этот счет помолчу.

Пока.

2

Приехав в следственную часть, я поднялся в свой кабинет. Несмотря на довольно раннее время, Лиля Федотова, член моей следственной группы, уже сидела за своим рабочим столом и делала вид, что работала.

А может, и вправду работала – плохо я разбираюсь в этом. Мне часто кажется, что у молодых работа на втором месте, а на первом – любовь, развлечения, танцульки.

Лиля – тоже следователь, мы делим кабинет на двоих. Это удобно – она помогает мне в расследовании ряда дел.

Ее совсем недавно утвердили в должности следователя Генпрокуратуры. Я надеялся, что этот отрадный для нее факт каким-то образом повлияет на длину ее юбок. (У меня в глазах мерцало от ее бесконечно длинных ног. Ноги у Лили красивые, и это постоянно отвлекало меня, так сказать, мешало работе.) Однажды мне даже показалось, что она вообще без юбки пришла. Но оказалось, что это были такие шорты.

Раньше, когда Лиля Федотова работала в Мосгорпрокуратуре и была временно включена в мою бригаду, это был совсем другой человек. Я даже предполагал, что она в меня влюблена: так восхищенно и преданно поглядывала она на меня. Но вот она стала работать в штате Генпрокуратуры, под моим началом – и куда что подевалось. Теперь это была уверенная в себе, независимая девушка с собственным взглядом и суждениями о многих вещах. Теперь я стал думать, как бы подкатиться к ней.

И вот предлагаю ей потолковать о деле, находящемся в ее самостоятельном производстве, решил помочь как опытный «важняк» неопытному молодому специалисту.

И что же? Просто ошеломляющий отказ получил я от девчонки, которая совсем недавно заглядывала мне в рот, едва я только его открывал.

С тех пор в свободное от следственных действий время я мечтал о том, как бы организовать нашу встречу в какой-либо пустующей квартире.

– Здрасте! – поприветствовал я ее и прошел к своему столу.

Бумаг на нем было немерено.

Лиля подняла голову и как бы только что меня увидела.

– Здравствуйте, Александр Борисович, – неожиданно приветливо поздоровалась она. – Что-то вид у вас неважный. С женой поругались?

– А что, заметно? – удивился я.

Она смотрела на меня с жалостью.

– Увы, Александр Борисович. У вас скорбное выражение лица.

Я посчитал за лучшее промолчать. Какое-то время мы сидели в полной тишине, и только изредка я ловил на себе ее косые взгляды, полные нескрываемого любопытства.

– Что у нас нового по ограблению Бета-банка? – спросил я.

Вместо ответа на мой вопрос Лиля посмотрела на свои наручные часики.

– У вас еще есть двадцать минут, – сказала она мне.

Я уставился на нее в недоумении:

– Чего?

– Через двадцать минут вас ждет к себе Константин Дмитриевич, – пояснила Лиля. – У него какое-то срочное совещание. Просил вас предупредить.

– Я давно уже в кабинете, – хмуро заметил я. – Неужели трудно было сразу сказать о совещании?

Но на Федотову моя хмурость не произвела впечатления. Она глянула на меня через плечо и ответила:

– А что случилось? До совещания еще семнадцать минут. Вы не опоздаете. И вообще – не хмурьтесь, никто не виноват, что вы с женой поругались.

– Это не ваше дело, – не нашелся я что ответить.

– Так точно, не мое, – согласилась Лиля. – Можете пренебрегать своей женой сколько вам угодно. А у меня дела. Мне нужно составить постановление о предъявлении обвинения.

Я остыл. И даже почувствовал легкие угрызения совести. И чего, в самом деле, выдумываю? Но не извиняться же теперь перед этой заносчивой дамочкой?

– Во сколько совещание?

Она снова посмотрела на свои часики:

– У вас есть еще пятнадцать минут.

Ф-фу! Вот где мне эти женщины! Как это там? «Карету мне, карету!» Только куда тебе из Москвы, Турецкий? Терпи и не бушуй.

Чтобы не наговорить еще каких-нибудь глупостей, я встал и вышел из кабинета. За оставшееся до оперативки время можно спокойно выкурить сигарету.

А еще лучше – две.

3

В кабинете заместителя Генерального прокурора России по следствию Константина Дмитриевича Меркулова, моего друга и шефа Главного следственного управления, кроме хозяина кабинета и вечного врио-начальника МУРа Славы Грязнова, тоже хорошего моего товарища, сидели еще трое мужчин весьма представительного вида.

С первыми двумя я, можно сказать, прошел большой и нелегкий путь: вместе мы раскрыли немало сложных и запутанных преступлений. Остальные трое были мне незнакомы. Меркулов, впрочем, быстро устранил это обстоятельство.

– Знакомьтесь, – сказал он, едва я появился на пороге. – Старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий. – Указав на незнакомых мужчин, он обратился ко мне: – А это представители крупнейших московских банков, Саша.

Игнорируя Грязнова – успеется, еще поздороваемся, – я стал пожимать руки гостям Меркулова.

– Александр Аркадьевич Горшенев, – сказал первый из них, – представитель Бета-банка.

– Турецкий.

– Фаизов Ильдар Николаевич, – назвался второй, пожимая мне руку. – Банк «Россия».

– Цой Роберт Ильич, – сказал третий. – Банк «Ройяль».

– Турецкий, – произнес я и удивился: – «Рояль»? Почему – «Рояль»?

– «Ройяль», – нажимая на «и краткое» посреди слова, поправил меня Роберт Ильич. – Это значит – королевский.

– Ах вон оно что! – почему-то обрадовался я.

Грязнов кивнул мне и не преминул вмешаться:

– Не обращайте внимания на некоторые особенности поведения господина Турецкого. Он очень любит театр. Иногда играет и в жизни. Но подтверждаю: перед вами один из лучших «важняков» прокуратуры.

– Спасибо на добром слове, – поклонился я. – Куда прикажете сесть, господа хорошие?

Меркулов, разумеется, тут же меня одернул.

– Хватит, Саша, – строго проговорил он. – Садись, куда хочешь. – Он подождал, пока я сяду, и обвел глазами всех присутствующих. Ну что ж. Пожалуй, мы можем начинать.

У мужчин из банков был непроницаемый вид. Первым начал представитель Бета-банка Горшенев. Хорошенько прокашлявшись, он начал:

– Дело вот в чем, господа. В последнее время сложилась ситуация, которая в нас, работников банковской системы, вселяет определенные опасения. Я бы сказал даже, что не просто опасения, а серьезную тревогу.

На какое-то время за столом воцарилась тишина. Горшенев словно побаивался продолжать.

Меркулов помог ему:

– В чем же заключается ваша проблема? Мы, конечно, можем кое о чем догадываться, но, видите ли, для нас в некоторой степени неожиданность то, что вы пришли сюда вместе. Насколько я понимаю, в вашем бизнесе вы являетесь конкурентами?

Вопрос был риторическим, но Горшенев счел нужным на него ответить.

– В общем-то это так, хотя представления о конкурентной борьбе между банками в сознании обычного обывателя носят, как правило, уродливые представления...

Мне пришлось вмешаться.

– Константин Дмитриевич не совсем обычный обыватель, – заявил я этому чем-то напуганному, но не потерявшему самоуверенности банкиру. – Он не из тех обывателей, которые любят рыбалку, но не ездят на нее из-за боязни подхватить простуду.

Меркулов посмотрел на меня и досадливо поморщился. И, переведя взгляд на Горшенева, мягко предложил:

– Продолжайте, пожалуйста, Александр Аркадьевич. Так что вас тревожит больше всего?

Горшенев продолжил:

– Дело в том, что происходит нечто странное. За последнее время, как вы знаете, несколько банков подверглись ограблениям.

Меркулов бросил взгляд в мою сторону: мол, не выскакивай, веди себя спокойно и внимательно слушай.

– Так вот, – продолжал Горшенев. – Сначала это... как бы это точнее выразиться... сначала это вызвало у меня одно серьезное подозрение. Особенно после того, как был ограблен наш Бета-банк. Я, как мне показалось, утвердился в этом своем подозрении. А после того, как я поговорил на эту тему с коллегами из других банков, у меня исчезли последние сомнения. Как и у моих коллег.

– Так в чем же у вас теперь нет сомнений? – терпеливо спросил у него Меркулов.

Горшенев помолчал, будто собираясь с духом, а потом вдруг как-то по-мальчишески выпалил:

– Им все известно!

Я увидел, как Меркулов и Грязнов посмотрели друг на друга. То, что они как бы проигнорировали мою особу, сильно меня озадачило. Очень интересно...

– Кому – им? – спокойно спросил Меркулов, хотя ответ на этот «оригинальный» вопрос лежал на поверхности.

– Преступникам, – ответил Горшенев. – Тем, кто грабит наши банки.

– Что, по-вашему, им известно?

– Боюсь, что все, – тяжело вздохнул Горшенев. – Наши счета, передвижение финансов, смысл договоров с предприятиями.

Фаизов и Цой смотрели прямо перед собой. По всему было видно, что то, о чем говорит Горшенев, с ними согласовано и одобрено ими.

У представителя Бета-банка, говорили они всем своим видом, есть полномочия говорить и от имени наших банков.

– Откуда у вас такие сведения? – продолжал расспрашивать Меркулов.

Александр Аркадьевич поправил узел галстука и расстегнул воротник, словно ему стало душно.

– Это не совсем сведения, – ответил он, – это скорее наши умозаключения. Результат анализа наших служб безопасности.

– Ваши службы безопасности работают вместе?

– То-то и оно. Поначалу работали по отдельности, но пришли к совершенно идентичным выводам.

Меркулов какое-то время молчал, потом посмотрел на Грязнова, на меня и так же внимательно посмотрел на каждого из гостей.

– Хорошо, – сказал он. – О том, на чем основываются эти выводы, мы поговорим позже. Меня интересует, как конкретно они звучат.

– Звучат они зловеще, – вмешался Фаизов. – Им известно не только то, о чем говорил здесь Александр Аркадьевич, но и еще кое-что. Например, когда обналичиваются крупные суммы, предназначенные для перевозок. И это не только настораживает, но и пугает. Если передвижение счетов и вообще все, что связано с финансами и безналичными расчетами, можно объяснить элементарным взломом защитной системы наших компьютеров, отчего им становится известен банк всех наших данных, то объяснить их осведомленность о перевозках наличных сумм лично мне представляется очень затруднительным. Я бы даже сказал, что в некоторых случаях это просто невозможно. Но они почему-то обо всем знают.

– Но разве вы не заносите в компьютер обналичивание? – спросил Меркулов, не сводя взгляда с Фаизова. – Разве без этого можно вообще обналичивать деньги?

Фаизов охотно ответил:

– Боюсь, вы не понимаете, о чем идет речь. Чтобы обеспечить полную секретность, данные об обналичивании заносятся в компьютер за минуту до того, как начинается операция по перевозке. За это время невозможно раскрыть эту, мягко говоря, служебную тайну. Я уже не говорю о том, чтобы спланировать ограбление. А у них, надо признаться, это получалось лихо.

– Даже слишком, – встрепенулся молчавший до сих пор Роберт Ильич Цой.

– Ну что ж, – сказал Меркулов. – Если я правильно вас понял, главный вывод, которым вы решили поделиться с нами, заключается в том, что преступникам каким-то образом известно все, что делается в ваших банках. Так?

– Совершенно верно! – подтвердил Горшенев.

– И, как нам кажется, – добавил Цой, – дело здесь совсем не в проникновении в компьютерный банк наших данных. Точнее, не только в этом.

– У вас есть какие-то предложения, пожелания? – спросил у них Меркулов.

У банкиров был уже заранее приготовлен ответ на этот вопрос.

– Мы решили, – сказал Горшенев, – назначить премию. В случае успеха вашего расследования все три наших банка переведут на счет Генеральной прокуратуры России по полмиллиона долларов. Думаю, что чуть позже к нам присоединятся еще некоторые солидные банки.

И тут Грязнов подал голос.

– Между прочим, – заговорил он немного обиженно, как мне показалось, – здесь не только прокуратура, я представляю МВД, точнее, Московский уголовный розыск, то есть МУР.

Меркулов, успокаивая его, поднял вверх ладонь.

– Разберемся, – сказал он. – Братьев по оружию мы никогда не забывали. В сущности, господа, предложение ваше, наверное, дельное, а умозаключения не лишены смысла. Разумеется, с вашей помощью мы проведем тщательное расследование. У нас уже есть соображения на этот счет. Можно сказать, что мы уже выработали определенное решение. – Он взглядом погасил вспыхнувший в моих глазах вопрос. – Что касается вознаграждения, не думаю, что найдется какая-то причина нам отказываться от него. У прокуратуры, как и у всех, есть дыры, которые нужно латать.

Он встал, всем своим видом давая понять, что совещание закончено. Разумеется, все остальные встали тоже, включая и меня.

– До свидания, господа, – попрощался Меркулов с посетителями.

Взглядом он приказал мне и Грязнову остаться.

Господа банкиры покинули кабинет. Я бы сказал: важно удалились.

Меркулов обратился к оставшимся, то есть ко мне и Грязнову.

– Ну? – спросил он. – Что скажете?

Грязнов мечтательно вздохнул.

– Полмиллиона долларов! – Он даже пальцами прищелкнул. – И есть перспектива эту сумму увеличить. Я согласен на треть.

– Не раскатывай губу раньше времени, – остановил его Меркулов. – Эти денежки еще заработать надо. Да и не за денежки работаем.

– Вам не платят зарплату? – жалостливо посмотрел на нас Грязнов.

– Не в этом дело, – оборвал его Меркулов. – Работать надо в любом случае – платят, не платят.

– Кстати, – вспомнил я. – Что там за гениальное соображение, даже решение, о котором совсем недавно ты здесь вел речь?

Меркулов перестал брюзжать, настроился на деловой лад.

– Собственно говоря, за этим я и пригласил вас сюда, господа хорошие, – сказал он.

– Да? – поддел его я. – А я думал – только из-за этих акул нарождающегося капитализма.

– И из-за них тоже, – с неудовольствием глядя на меня ответил Меркулов. – Но разговор с ними – всего лишь прелюдия к нашей беседе.

Мне не нравился его тон. Какой-то не по-меркуловски торжественный, если не сказать – напыщенный. Что это его сегодня так разобрало?

– Итак, – продолжал заместитель Генерального прокурора Российской Федерации Константин Дмитриевич Меркулов, – принято решение, причем на самом верху, – создать специальную следственно-оперативную группу на базе следственной части нашей прокуратуры и Московского уголовного розыска.

Грязнов спросил:

– Речь идет о расследовании дел об ограблениях банков?

– Так точно, – кивнул Меркулов. – Эта группа, о которой идет речь, получает кодовое название «Пантера».

– Вот так, да? – не удержался я. – А почему именно пантера? Не тигр, не осел, к примеру?

– Ты против? – поморщился Меркулов.

Действительно, зачем это я?

– Да нет, – пожал я плечами. – Мне все равно, хоть кенгуру.

– Итак, группа именуется «Пантера», – повторил Меркулов и взял в руки лист, лежавший на его столе. – В группу входят тринадцать следователей прокуратуры и милиции, шестнадцать оперативников и тридцать силовиков-милиционеров.

– Это что, готовый список? – вспыхнул Грязнов. – Ты составил список без согласования со мной? Откуда известно, кого именно я намеревался включить в эту группу из числа моих людей?

– Этот список касается только работников следственной части Генпрокуратуры, – объяснил ему Меркулов. – Список ваших людей я жду у себя на столе к четырнадцати часам.

– Но... – попробовал возразить ему Грязнов, однако Меркулов перебил его, причем довольно жестко.

– Никаких «но»! Решение согласовано с твоим министром. Так что будь добр – к четырнадцати часам.

Я с утра был не в своей тарелке, все мне было что-то не так, и сейчас еще несло по наезженной колее.

– Я не против этого решения, – сказал я, – группа сможет неплохо поработать. Но не кажется ли тебе, Костя, что уж слишком все это с большим размахом? Не получится ли, что наша громоздкая пушка будет стрелять по воробьям? Фигурально, конечно, выражаясь.

Но моя образная речь разгневала Меркулова. Он затрубил, как раненый слон:

– Я эту группу не карандашиком на листке сочинил! Я ее пробил в инстанциях! Знаешь, сколько пришлось уговаривать шефов различных ведомств! Работать совместно, я имею в виду нас, МВД, ФСБ и прочие силовые структуры. Намного лучше, чем порознь...

– Не мог бы ты выражаться спокойнее? – сказал ему я. – Раз ты понимал, что создание такой мощной оперативно-следственной группы жизненно необходимо, значит, ты представлял себе, против кого собираешься бороться сам и против кого нацеливаешь нас, прокурорских и милицейских следователей и оперсостав МУРа?

Меркулов утих и кротко ответил:

– Представлял.

– Ну так посвяти же и нас, – предложил ему я.

Грязнов с интересом смотрел на нас обоих.

– Да! – сказал я. – И будьте любезны, господин государственный советник юстиции второго класса, объясните, почему я, ваш ближайший друг и помощник, ни ухом ни рылом не знал о ваших намерениях? Что за тайны мадридского двора?

Костя не удостоил меня ответом. Обратился к нам с чем-то совсем другим.

– Скажите мне оба, кто из вас слышал о некоем Портнове Феликсе Михайловиче?

– Как? – насторожился Грязнов.

– Портнов Феликс Михайлович, – повторил Меркулов, глядя на Грязнова.

Я тоже поглядел на Славу. Мне это имя ничего не говорило.

– Боюсь ошибиться, – сказал Грязнов, – но не далее как вчера мне докладывали о нем.

– Докладывали? – заинтересовался Меркулов. – В связи с чем? Я имею в виду – в связи с каким делом?

– В связи с убийством в отеле «Балчуг» некоего господина Грымова, – ответил Грязнов. – Дело в производстве Московской прокуратуры, а розыск ведем мы.

– Да, – сказал Меркулов. – Мне уже известно об этом убийстве гражданина Италии. Ну так что же тебе докладывали? Каким боком в нем замешан Портнов?

– Этот потерпевший Грымов должен был с ним встретиться в вестибюле отеля, – ответил Грязнов. – Но Портнов на встречу не пришел.

– Не пришел? Почему?

– Объяснение у него довольно странное, – усмехнулся Грязнов. – Говорит, что забыл, да к тому же Грымов показался ему несерьезным бизнесменом.

– Интересно, – задумчиво произнес Меркулов. – Значит, они договариваются о встрече, Портнов не приходит потому, что, как он говорит, забыл об этой встрече, а в это время Грымова убивают. Так?