Текст книги "Ледяные страсти"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Да-да, конечно, – все еще недоверчиво и настороженно отвечала Инга.

– Вот что, детка, я думаю, на сегодня тренажерный зал можно отложить, давай мы сейчас по городу прошвырнемся и поговорим заодно. Есть важные вещи, которые нужно обсудить.

Когда Татьяна Весталова задавалась целью, она могла очаровать кого угодно. Только свое обаяние она включала лишь для нужных людей и в нужное время. Сейчас, когда они с Карповым решили получить европейское золото для своей пары, она была готова на все, чтобы расположить к себе девчонку. Тем более это было и несложно. Прошвырнуться по магазинам, посмотреть красивые наряды, кое-что купить для девчонки. Разыграть роль элегантной старшей подруги. Нашептать о чемпионских перспективах.

Ближе к вечеру они сидели за столиком японского ресторана, поедали малокалорийную и полезную японскую пищу и болтали как две лучшие подружки.

– Ой, смотрите, какой костюмчик! У нас в Свердловске такого не увидишь, – щебетала Инга, листая «Космополитэн».

– Конечно, детка, это же «Космо», самый модный дамский журнал. Как раз для молодых женщин, у которых есть голова на плечах и которые не хотят всю жизнь прозябать, – сказала Весталова. – Кстати, твой папа не думает снять тебе в Москве квартирку? В пансионате, конечно, хорошо, но на своей территории наверняка удобнее.

– Папа сказал, что, если у меня в Москве дела пойдут, он купит мне квартиру, – небрежно заявила Инга, как будто речь шла о безделушке, не стоящей внимания. И неожиданно проговорилась: – А нам с Лешиком и в пансионате сейчас нормально. Папа вряд ли разрешит нам жить вместе так сразу. Мне все-таки еще только-только четырнадцать исполнится.

Весталова сделала вид, что в этих откровениях нет ничего особенного, и как бы пропустила их мимо ушей. Это очень хорошо, когда партнеры спят друг с другом. Меньше интересов на стороне. К тому же, если парнишка западает на эту куклу Барби, то действительно это может помочь достичь хороших результатов.

– Посмотри, если к этому костюму добавить вот такой шарфик, ты будешь точь-в-точь, как картинка в журнале, – сменила тему Весталова.

– Ой, правда!

– А если вам с Алексеем удастся выиграть чемпионат Европы, то тебя саму будут в эти журналы на обложки снимать.

Татьяна увидела, что ее последнее замечание попало в цель. Теперь надо было закрепить полученный эффект:

– Только не знаю, нужно ли тебе все это, – задумчиво протянула она. – Это же вкалывать придется день и ночь. Не уверена, что вы к этому готовы.

– Мы сможем, мы все сможем. Знаете, какая я упорная! А Лешка... Он всю жизнь на тренировки раньше всех приходит и целый час самостоятельно элементы отрабатывает.

– Ага, вот и катается лучше всех в вашей возрастной группе, – не удержалась от укола Татьяна.

– Я тоже так буду. Мы выиграем обязательно, – решительно заявила Инга.

– Ну хорошо, дорогая моя, сейчас я тебе вызову такси, чтобы быть в пансионате не слишком поздно. Пожалуйста, Леше передай, что мы вас будем готовить на европейское первенство.

Приехав в пансионат, Инга влетела в Алешину комнату.

– Лешка, знаешь, что я тебе сейчас расскажу! – Она осеклась, увидев, что сосед Алексея по комнате на месте. – Пойдем скорее, поговорить надо. – Схватив за руку, она потащила его в свободный от людей холл. Они спрятались на диванчике в углу, за декоративной пальмой, и начали секретничать.

– Понимаешь, мы европейское, а потом и мировое золото можем выиграть, если будем вкалывать как следует. Представляешь?

Леша плохо понимал про золото, про спортивную карьеру, он чувствовал, что его Инга сидит рядом, к нему прижимаясь, доверяет ему что-то очень важное и он может помочь ей получить то, что она хочет. И не луну с неба, а всего лишь золотую медаль на юниорском первенстве. Опять фигурное катание, как фея из «Золушки», приходило к нему на помощь.

На следующий день, когда Весталова и Карпов пришли на каток, они увидели, что ребята уже вовсю тренируются.

В Свердловске все шло своим чередом. Костышин уже которую неделю не выходил из дома. Даже пить от отчаяния перестал. Часами, днями, неделями лежал, повернувшись к стене лицом. Перестал бриться, делать зарядку. На телефонные звонки он уже давно не отвечал. Не хотел растравлять душу пусть даже искренним сочувствием окружающих. Когда надо было доказать, что анонимный донос – чушь и ерунда, все его любимые ученики и товарищи по работе куда-то подевались. Пара, на которую он ставил – Инга Артемова с Алешей Пановым, – уехала в Москву к столичным тренерам. И было обидно до слез.

Конечно, тренеры, работающие на разных уровнях, были, есть и будут всегда. В этом нет ничего оскорбительного. Как и в любой другой области, в спорте есть хорошие, опытные учителя, а есть – профессора, дело которых не искать таланты, а отшлифовывать их так, чтобы они засверкали по-настоящему. К одним ученики приходят в пять, к другим – в пятнадцать, к третьим – в двадцать лет. Никто не задавался вопросом: выиграли бы в девяносто втором в Альбервиле Марина Климова с Сергеем Пономаренко, которые к тому моменту не были даже чемпионами мира, у французов Изабель и Поля Дюшене, если бы не стали тренироваться у Тарасовой? И раньше вся страна работала на Станислава Алексеевича Жука. Саша Фадеев, Марина Пестова, Станислав Леонович, Марат Акбаров приехали к нему из Казани и того же Свердловска. Примеров полно. Оксана Казакова, с которой выиграл Олимпиаду Дмитриев, много лет каталась у Натальи Павловой. Лена Бережная и Антон Сихарулидзе перешли к Москвиной за два года до того, как стали чемпионами мира. Олег Овсянников до того, как уйти к Наталье Линичук, катался в группе Тарасовой. Алексей Ягудин попал в руки Алексея Мишина от Александра Майорова, а Евгений Плющенко и вовсе приехал к Мишину из Волгограда...

И конечно, отношения между тренерами, работающими с чемпионами или потенциальными чемпионами, не всегда безоблачные. Случаются и сплетни и интриги, присутствует зависть и злость... Но чтобы вот так! Не просто отобрать учеников, а еще и унизить. Отлучить от любимого дела. Это мерзко, противно, недостойно.

Но у Льва Николаевича не было сил бороться. Плетью обуха не перешибешь. У Весталовой и Карпова связи и имя. А тренер Костышин – это всего лишь тренер Костышин. Таких по всей стране тысячи. Одним больше, одним меньше – кого это интересует.

Жизнь Льва Николаевича дала крен, и он не знал и не хотел знать, как войти в нормальную колею...

Вдруг он услышал какое-то шуршание в коридоре. Черт, опять не закрыл дверь, наверное, соседская собака забежала и куролесит.

– Лев Николаевич, вы дома? – раздался чей-то смутно знакомый голос.

– Зинаида Федоровна? Что вы тут делаете?

– Да вот пришла вас проведать. Бабульки во дворе говорят, что вы совсем плохи стали.

– Нет, Зинаида Федоровна, у меня все нормально, не волнуйтесь.

– Как тут не волноваться, вы посмотрите, на кого похожи стали. Разве ж так можно? – сердобольно, по-бабьи воскликнула Зинаида.

– Со мной все хорошо...

– Как – хорошо? Где – хорошо? Не ели небось. Вот я вам пирогов напекла, давайте сядем чайку попьем. Где у вас чайник? – Зинаида тактично не стала упоминать о спиртном, чтобы не будить лиха. – Вы приведите себя в порядок, а я пока тут на кухне похозяйничаю.

Пока Костышин принимал душ, чистил зубы, брился, искал свежую рубашку, Зинаида умудрилась поставить рекорд по расчистке авгиевых конюшен, достойный Книги Гиннесса. Она ловко рассортировала и перемыла гору грязной посуды, собрала мусор, окурки, бутылки, вынесла весь хлам на помойку. Когда Костышин вошел на кухню, там уже сверкала чистота, как в рекламе моющих средств, стол был накрыт, чай заварен. Он чувствовал, что возвращается к жизни.

– Вы, Лев Николаич, не убивайтесь. Горе-то, конечно, большое. Но Бог правду видит. Все еще наладится. А дома валяться да пьянствовать – никому еще не помогало. Я, когда поняла, что связалась с воришкой мелким, руки на себя хотела наложить. А тут Лешенька родился. Махонький такой, глазенки голубые, ручки ко мне тянет. Так я и решила – пусть мою жизнь и не выправить, а сыночку я все обеспечу. Если бы вы тогда моего Алешу не заметили, может, он и по отцовским стопам пошел бы.

– Как дела-то у них? Есть вести от Алексея? – спросил Костышин и отметил про себя, что мысль о его лучших учениках снова резанула острым по сердцу. Но он действительно искренне интересовался успехами ребят.

– Звонит иногда. Правда, редко. Вот деньги коплю, чтобы к нему в Москву съездить. Говорит, что к чемпионату они в Европе готовятся, – с гордостью заявила Зинаида. – Вы бы, Лев Николаич, пока за продуктами сбегали, а я тут у вас доприбираюсь.

– Спасибо, я сам.

Когда женщина ушла, Костышин долго курил, смотрел в окно и думал. Рука сама потянулась к бутылке. Глоток водки обжег горло, и на душе стало еще муторней.

После первого месяца тренировок Татьяна Весталова нашла, что Артемова и Панов катаются неплохо, но проявились и недостатки: фигуристам катастрофически не хватало скорости. И тогда Весталова и Карпов разработали специальную систему функциональной подготовки, нашли на стороне хорошего тренера по физической подготовке, обязали фигуристов бегать и плавать как минимум по часу в день...

И через полгода пара Артемова и Панов с блеском выиграли чемпионат Европы среди юниоров.

О судьбе Льва Николаевича Костышина в праздничной суматохе как-то позабылось. Теперь Инге и Алексею предстояло закрепиться, подтвердить свое имя, а там... А там, чем черт не шутит, есть еще вершины во взрослом спорте.

Тренировки стали еще интенсивнее. И Инга работала так самоотверженно, так неистово, что Татьяне Весталовой пришлось признать: Инга больше не довесок к гениальному фигуристу Панову. Инга равноценный партнер. Полновесная половинка талантливого дуэта. И будущее этого дуэта зависит от нее не в меньшей, а даже в большей степени, чем от Панова.

Глава седьмая
Пожар

– Денис Андреевич, можно? – Никита Онисимов осторожно просунул голову в дверь кабинета Грязнова и следом неловко протиснулся сам. – Помните, я обещал выяснить о конкурентах Артемовой и Панова?..

– Помню, разумеется, – ответил Денис. – Склерозом пока не страдаю, а тебе пора бы уже и освоиться. Здесь никто не кусается и не относится к тебе свысока, все мы, в конце концов, когда-то начинали.

– Угу. – Никита согласно кивнул, но румянец смущения не исчез, а, наоборот, разгорелся на щеках настоящим костром.

Никита Онисимов попал в «Глорию» почти случайно. Физические данные, какими он обладал, позволили бы ему сделать карьеру в официальных органах или их спецподразделениях. Умишком парня Бог тоже не обидел. Юрфак МГУ он заканчивал весьма успешно.

Но что дальше? Идти работать в милицию Никита не хотел. Честные милицейские следователи существуют только в кино. В реальной жизни они или быстро перестают быть честными, или их выживают из органов всеми правдами и неправдами. Никита мечтал стать знаменитым адвокатом по уголовным делам вроде Пери Мэйсона и год проработал в юридической консультации на должности со странным названием «делопроизводитель». Никаких дел он, конечно, не производил – так, перекладывал бумажки с места на место и, в сущности, мало чему научился. Но открыл для себя две истины. Первая: чтобы заработать на адвокатуре, нужно, не гнушаясь, защищать негодяев, иначе его ждет очень скромное, может, даже нищенское существование и бесконечное ожидание «процесса века», который принесет славу, а с ней и благополучие. И вторая истина: если даже подвернется шанс прославиться и разбогатеть, то рассчитывать придется только на себя. В современной России адвокат должен быть не только законником, но и сыщиком и менеджером.

В общем, из юрконсультации Никита ушел и работал тренером по дзюдо в детской спортивной школе, где совсем недавно и сам тренировался, а по ночам штудировал учебники по праву и зачитывался детективами. Его судьбу перевернул, вернее, подкорректировал Владимир Геннадиевич Лапшин – непосредственный начальник и руководитель секции.

Шеф частного сыскного агентства «Глория» Денис Грязнов иногда захаживал к Лапшину в спортзал размяться, посовершенствоваться в искусстве восточной борьбы и просто для поддержания физической формы. Отношения между ними были не то чтобы дружеские, но по-хорошему приятельские. Владимир Геннадиевич в предоставлении спортплощадки никогда не отказывал, наоборот, всегда был Денису рад. И после тренировки они неизменно пили настоящий «Липтон» в кабинете тренера.

Зная слабость Лапшина к качественному чаю, сыщик не забывал сделать ему приятное – привозил баночку-другую, компенсируя тем самым отнятое время.

За чаем говорили в основном о двух вещах: работе Дениса и способностях молодого поколения спортсменов. В одной из таких бесед Денис и проговорился, что не мешало бы для набирающей авторитет «Глории» заиметь молодого, перспективного сотрудника. Дел, мол, все больше и больше, а людей катастрофически не хватает. Но, как известно, толковые на дороге не валяются и с ними в стране становится все проблематичнее.

Владимир Геннадиевич слова сыщика запомнил, и через некоторое время оказал своему воспитаннику Никите Онисимову протекцию, отрекомендовав его как лучшего ученика, имеющего к тому же почти законченное высшее юридическое образование и небольшой стаж работы в области юриспруденции.

Денис, естественно, поинтересовался моральным обликом кандидата. На что получил самые похвальные отзывы. И уже на следующий день Никита пришел на собеседование с шефом частного охранного предприятия.

Денис беседой и первым впечатлением, какое произвел на него веснушчатый, слегка застенчивый парень, остался доволен. Онисимов не выглядел громилой, но под строгим костюмом угадывалось жилистое, тренированное тело. Смотрел прямо, робел, правда, излишне, но в остальном понравился...

– Я только что выпивал с Георгием Сванидзе... – Никита судорожно сглотнул слюну, словно почувствовав во рту вкус алкоголя.

– Как это – выпивал?

– Нет, вы не подумайте, я не любитель, а на работе вообще ни-ни, но тут был такой случай...

– Я не о тебе, – оборвал Денис. – Ты только что сказал, что Георгий Сванидзе – пил в... – он взглянул на часы, – в первой половине дня? Между тренировками, что ли? Ты ничего не путаешь, это тот самый Сванидзе?

– Тот самый. Партнер Светланы Рудиной. А Рудина и Сванидзе – главные русские конкуренты Артемовой и Панова. И все они: и Артемова с Пановым, и Рудина со Сванидзе не в отпуске, у них разгар сезона. И когда я говорил «пил», я не имел в виду бутылку пива. Он хлестал коньяк стаканами.

– Ну-ну? – Денис закурил. – Кофе хочешь?

– Да, если можно, – закивал Онисимов, – а то от коньяка мне как-то нехорошо...

Денис налил две чашки кофе и про себя усмехнулся: парню двадцать два года, а совсем мальчишка – от коньяка ему нехорошо...

– Я поехал в Лужники, – осушив свою чашку залпом, начал рассказывать Никита. – Хотел просто посмотреть, что к чему. Рудина и Сванидзе там тренируются. Думаю, потолкаюсь, может, нарвусь на фанатов или просто на трибунах будет кто-то сидеть... От болельщиков, по-моему, можно многое узнать. По моим расчетам, тренировка должны была только около часу дня закончиться, я приехал в одиннадцать, вижу, Сванидзе уже выскакивает и бежит к своей машине. Злой как черт. Тут мне интуиция подсказала, что надо за ним поехать...

–Ты продолжай, продолжай, – подбодрил Денис. – Интуиция – это хорошо, очень полезно иногда ее учитывать.

– Да, и я поехал следом. А Сванидзе, как мне показалось, ехал просто куда глаза глядят, гнал, правила нарушал – в общем, странно себя вел. Если перед ним красный загорался, во дворы сворачивал. Такое впечатление, что ехал – лишь бы ехать и не останавливаться. В конце концов, прокатавшись полчаса примерно, он тормознул у бара, называется «Шотландский паб», и пошел внутрь. Я еще пять минут подождал, думал, может, он выйдет – не вышел. Я пошел следом. Смотрю, он сидит у стойки и пьет. Перед ним стакан и целая бутылка коньяка, он сам себе наливает, глотает и даже не морщится. В общем, я присел рядом. Случайно получилось, но повезло мне: ему нужно было выговориться. Все равно с кем говорить, лишь бы душу излить, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Денис. – И то, что повезло – нормально. Новичкам всегда везет.

– Я заказал себе пива, а Сванидзе попросил у бармена второй стакан и налил мне тоже коньяка. А потом говорит, вернее, спрашивает: женат? Я говорю, нет. А он: и не женись никогда, бабы – стервы. Я молчу, киваю только. А его как понесло: он ее с семи лет любит, он ради нее готов из окна прыгнуть, руку себе отрезать, а она! Я почему-то сразу понял, что это он о Рудиной. Ну познакомились мы после первой бутылки, я вижу, он совсем захмелел – он же себе в два раза чаще наливал, чем мне, и говорю: мол, все образуется... А он руками размахивает: зарежу, говорит, ноги переломаю! К сожалению, диктофон я в машине оставил, не думал, что пригодится, поэтому перескажу своими словами, но смысл вот в чем: Рудина уходит от Сванидзе. Как вы думаете к кому?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Денис.

– К Панову! – выпалил Никита и теперь уже от гордости покраснел.

– К Панову? – не поверил Денис.

– К Панову Алексею Павловичу, которого мы с вами охраняем. Вот. Еще месяц назад у Сванидзе и Рудиной была любовь и полная идиллия, они собирались пожениться, причем уже даже якобы день назначили. Сванидзе обручальное кольцо ей подарил. А на днях она кольцо вернула. Сванидзе вначале не сообразил, что к чему, и она не сказала, говорила, что не нужно торопиться, вначале надо чемпионат мира выиграть, потом Олимпиаду... Он ее три дня доставал, начал за ней следить, ничего не выяснил, устроил скандал. И тогда она ему выдала: тебя не люблю, люблю Алешу Панова, и он меня тоже любит, и замуж я выйду только за него.

– Н-да... – протянул Денис. – Это мотив, между прочим. Так когда точно Сванидзе обо всем узнал?

– Честно говоря, я не совсем понял. Он пьяный был, сам себе противоречил, но, когда с Пановым авария случилась, Сванидзе был уже в курсе. И еще вот что, Денис Андреевич, я, конечно, дико извиняюсь, но... в общем, я даже не знаю, как сказать...

Денис не выдержал:

– Да говори уже!

– В общем, там, около Лужников, я видел красную «десятку» и как раз с номером 507, то есть ноль посредине. Но я за Сванидзе поехал, думал, потом вернусь, разузнаю чья... А вернулся, ее уже не было. Вот.

– Понятно.

– Но я выясню. Обязательно.

– Хорошо. – Новичкам и в самом деле везет, подумал Денис. Вот так сразу и на машину, и на новую версию нарвался, а? – О Сванидзе все рассказал?

– Нет, – заторопился Никита. – Я еще попытался выспросить у Сванидзе о Панове, как он к нему относится и тому подобное. В общем, Сванидзе Панова ненавидит и даже не пытается это скрыть. Раньше они вроде бы не дружили, но поскольку все время сталкивались на всяких соревнованиях, то были знакомы, на каких-то банкетах общались, когда выступали за границей, жили иногда в одних гостиницах, короче говоря, отношения были ровные, но не дружественные, поскольку они все-таки постоянные соперники. А теперь, когда Сванидзе узнал о связи Панова и своей Светы – он так ее и называет: моя Света, – он, по-моему, готов Панова задушить собственными руками. Уверен, что его Света – наивная девочка, а Панов – сволочь, соблазнил ее и задурил голову.

– А как ты думаешь, кто еще знает об этих отношениях, кроме Сванидзе?

– Вы имеете в виду Артемову? – уточнил Никита.

– Например.

– Не знаю. Ну не мог я так раскрываться, спрашивать об Артемовой – он бы заподозрил, что я не случайный прохожий. А сам он о ней ни разу не упомянул. Я пытался, честное слово, намекал: а Панов, мол, холостяк или бабник? Но Сванидзе зациклился только на самом Панове, и все.

– Ладно, не оправдывайся, – попросил Денис. – Сделал ты и так все что мог. Но странно это как-то...

– Что странно?

– Странно, говорю, что Демидыч и Николай водили Панова несколько дней, а с Рудиной он ни разу не встретился. Что же это за любовь такая?

– Действительно, странно, – согласился Онисимов. – Если они так резко и вдруг влюбились, должны бы ни на шаг друг от друга не отходить, по крайней мере с тренировок сразу куда-нибудь вместе... Денис Андреевич, а может, Щербак и Демидыч чего-то недосмотрели?

– А может, Сванидзе эта любовь примерещилась? – оскорбился за коллег Денис. – Знаешь что, Никита, давай-ка ты разузнай, где живет Рудина, и присмотрись к ней ненавязчиво и издалека, хорошо?

– Конечно! Это я могу. Это я с удовольствием, – обрадовался Никита новому поручению.

– И если вдруг заметишь Панова где-то рядом, сразу звони.

Когда Онисимов убежал, Денис сварил себе еще кофе и минут пять соображал: позвонить Инге или не стоит. Решил пока не звонить. Если это действительно домыслы Сванидзе, получится просто глупо, а если даже Сванидзе прав, все равно Инга должна обо всем узнать от самого Панова.

Щербак открыл пачку «Орбита», бросил пару белоснежных подушечек в рот.

– Без сахара? – не без иронии поинтересовался Демидыч.

Щербак ответил в тон ему:

– И зубы у меня будут такие же белые, как эти подушечки. Фирма гарантирует!

– Она нагарантирует, – пробубнил Демидыч, – и голливудскую улыбку, и волчий оскал... лишь бы покупали.

Вместо ответа Щербак протянул напарнику открытую пачку жвачки. Но тот отрицательно покрутил головой, не забыв, однако, сказать «спасибо».

Их джип стоял за бежевой «шестеркой» и, по мнению обоих, несколько контрастировал с соседом, да и с другим транспортом, находившимся на данный момент в довольно обширном дворе. У соседнего дома ютились новенькая «Нива» и повидавший жизнь, обильно припорошенный снегом «Москвич». Чуть дальше – еще одна «шестерка» и микроавтобус отечественного производства, тоже не первой свежести. Но и иномарки присутствовали. Например, новая машина Панова. Фигурист, очевидно, испытывал слабость к продукции немецкого автомобильного концерна «Опель», во всяком случае, его новые колеса тоже были опелевскими. Нестарую, но разбитую «вектру» Панов сменил на более новый бледно-зеленый «универсал».

Фигурист уже час находился у себя в квартире. И ровно столько же Щербак и Демидыч бдили за его окнами и подъездом. После ДТП было решено не снимать наблюдение даже по ночам. Тем более что именно по ночам Панов, скорее всего, тайно встречался со своей пассией Рудиной. Если, конечно, встречался, а это не привиделось Сванидзе в страшном сне.

На кухне у Панова горел свет, из приоткрытой форточки доносилась музыка. Видимо, он ужинал. Оставался включенным свет и в спальне, где, вероятно, сразу по приходе домой фигурист переодевался. Видимо просто забыл погасить.

Подобные умозаключения логически выстраивались в головах сыщиков от вынужденного безделья. Хотя можно ли назвать бездельем неотъемлемую часть их работы, требующую к тому же полного напряжения внимания и нервов.

– Вот именно! Устанешь после одной такой ночки, как от суточного мотания по городу, – высказался вслух Щербак.

– Ты это чего? – Демидыч, невозмутимо восседавший за рулем, повернул к нему удивленное лицо.

– Говорю, негласное сопровождение и охрана объекта, в данном конкретном случае нашего фигуриста, выматывают не меньше, как если бы мы весь день форсировали раскрытие преступления века.

Демидыч согласно прогудел, покрутил ручку приемника. Из динамиков понеслось: «Я река, я река, я живая река...»

– Во! Оставь! – Щербак блаженно откинулся на подголовник кресла, но прикрыть глаза себе не позволил – как-никак на посту. – Нравится мне эта хохлушка, Женечка Власова. Огонь-девка, и голос сильный. Не то что... – И он пропел, кривляясь, надтреснутым голосом: – При свете включенных фар давай устроим пожар...

Из подъезда Панова вышел низкорослый мужичок, несколько нелепо одетый: спортивная шапочка на голове как-то не вязалась с длинным черным пальто. Сыщики насторожились – профессиональная привычка, тут уж ничего не поделаешь, – вцепились в мужика взглядами. Тот остановился у покосившейся лавочки, наклонил голову, мелькнул едва заметный огонек, мужчина, по всей вероятности, прикуривал, потом закашлялся, выбросил сигарету и, не задерживаясь больше, пошел по тротуару, обогнул дом и скрылся в направлении метро.

Сыщики опять заскучали. Но тут из соседнего дома, грязно-желтой шестиэтажки, нарисовалась старушка с объемистым пакетом в руке. Осторожненько проковыляла, глядя себе под ноги, к мусорным бакам, опустила в один из них свою ношу и какое-то время вертела по сторонам головой.

– Чего это она? – подал голос Демидыч.

– Ага, точно шпионка, как в тридцать седьмом, – согласился Щербак.

Спустя минуту или две странное поведение старушки объяснилось самым банальным образом: из-за дальнего крайнего бака к ней тихонько подкралась светлая в черных пятнах кошка, нельзя сказать, чтоб упитанная, но и худой назвать ее тоже было нельзя. Потерлась о валенок (наверное, остались у старухи еще со времен застоя), выгнула спину. Хозяйка сказала ей что-то наставительно-укоризненное и поковыляла к подъезду. Кошка послушно побежала следом, у самого дома обогнала и первой шмыгнула в подъезд.

– На докорм и в теплый уголок, – без всяких эмоций прокомментировал Демидыч.

Щербак уже хотел было продолжить его мысль, напомнить, что и им в их джипе тепло и уютно, имеется почти еще целый термос кофе и разные бутерброды, но глаза его, автоматически переключаясь на окна квартиры Панова, замерли и расширились, заставив произнести совсем другое:

– Де-ми-ды-ыч...

– Да вижу! – отозвался тот и заученно вскинул к глазам левую руку. – Одиннадцать сорок пять!

Балкон в гостиной фигуриста, которого они должны были ненавязчиво защищать от возможных покушений и тому подобного... Так вот, этот самый балкон занимался пламенем. Ярким и жадным. И неизвестно по какой причине и откуда взявшимся...

...Иван Данилович Калашников очень гордился своей фамилией. Но, в отличие от своего знаменитого однофамильца, ничего сколько-нибудь значительного за свою многолетнюю трудовую жизнь не сделал. Все, чего он достиг, – без малого двадцатилетний стаж работы в местном ЖЭКе, да и то на самой обычной должности дежурного слесаря. К руководящим вершинам Иван Данилович не стремился – не было ни соответствующего образования, ни врожденной тяги к карьере. Но положение вещей его вполне устраивало, и он был вполне доволен сменяющими друг друга однообразными, но тихими и спокойными днями.

Единственное, что нет-нет да нагоняло щемящую тоску, – мысли об отсутствии в его жизни стоящего, мужского поступка. Вон тезка по фамилии какой автомат сконструировал! Весь мир из него палит. И наши, и не наши, и поголовно все террористы. А он, Иван Данилович, только и делал, что слесарил по квартирам обслуживаемого им района, не отказывался от магарыча, который после трудового дня уничтожал с коллегами по работе, да копался на своих шести сотках, выращивая морковку, редиску, лук и прочую огородную радость.

Он, правда, еще родил и вырастил дочь. Но та давно вышла замуж и жила с мужем и двумя детьми в Выхине. Редкие посещения внуков были для Ивана Даниловича настоящей отдушиной. Он чувствовал, что не зря прожил жизнь, пусть и не изобрел уникальный автомат или что-то другое. Все же как ни крути, а след он на земле оставил. А стоящий, мужской поступок, возможно, у него еще впереди. А не произойдет таковой – значит, не судьба. Как говорится, Богу богово, а кесарю кесарево. Не всем же летать, кто-то и ползать должен.

Когда Иван Данилович узнал, что в соседнюю квартиру въехал знаменитый фигурист, то сразу же предложил тому свою помощь – мало ли какие проблемы могут возникнуть при ремонте. Но тот от помощи вежливо отказался: мол, нанятые им рабочие все сделают сами. И вправду, через месяц ремонт в квартире нового жильца был закончен, и к услугам Ивана Даниловича чемпион так и не обратился.

За все недолгое время, что прожили рядом, сосед только однажды попросил разобраться с краном на кухне. Иван Данилович в два счета заменил прокладку и вышел из квартиры фигуриста весьма довольный. В руках у него был бумажный пакет с бутылкой импортного коньяка, баночкой крабов и коробкой конфет, который тут же перекочевал в хозяйские руки жены Ивана Даниловича, Раисы Петровны, припрятавшей честно заработанный мужем магарыч до ближайшего праздника.

Этим близкое знакомство (если его можно было так назвать) с соседом и ограничилось. Тот днями пропадал на тренировках, часто уезжал, а когда они встречались на лестничной площадке или у подъезда, лишь любезно здоровались и расходились каждый в свою сторону.

Ничего, однако, плохого Иван Данилович про фигуриста сказать не мог. Тот человек занятой, величина мирового масштаба. Хорошо еще, что здоровается, не задирает нос. И всегда одинаково приветлив...

В этот вечер Иван Данилович, по обыкновению, сидел у телевизора. В соседнем кресле дремала Раиса Петровна. Очки сползли на кончик носа, в руках вязание – теплые носочки для младшенькой внучки. Показывали очередной зарубежный фильм. На экране огромный длинноволосый мужик, раздетый до пояса, ловко орудовал гигантским мечом, рубил наседавших на него врагов, пинал их ногами, сносил головы в рогатых шапках.

Раиса Петровна такие фильмы недолюбливала, зато Иван Данилович всегда смотрел с удовольствием. Как мальчишка, представлял себя на месте киношного героя, безжалостно и умело расправлялся с недругами и получал в награду шикарную рыжеволосую женщину, которую с белозубой улыбкой героя вел на шикарное ложе.

Невысокий и тщедушный по природе, Иван Данилович находил свои фантазии вполне нормальными, присущими, по его убеждению, всем тем, кто не вышел ни ростом, ни мускулатурой...

Мужик ловко вскочил на ученого коня и понесся навстречу предводителю врагов, такому же силачу в шлеме из бараньего черепа. У того вместо меча был преогромный топор, которым он вращал, словно кухонной скалкой, легко и быстро. Оба дико заорали. Иван Данилович напрягся, мысленно прочертил мечом лихой удар в область шеи. Такой должен свалить бараношлемого с первого раза. Если не срубить начисто голову. Меч и топор встретились в воздухе, полетели искры. И тут...

– Что это было, Ваня? – Раиса Петровна резко проснулась и вопросительно уставилась на супруга.

Иван Данилович и сам хотел бы знать. Звук на площадке повторился: кто-то настойчиво и сильно стучался в дверь соседа-фигуриста, как будто за ним гналась свора разъяренных собак или озверевших хулиганов.

– Никак к Лешке Панову? – предположила Раиса Петровна.

– Похоже на то, – согласился Иван Данилович, косясь краем глаза на экран телевизора.

Там хороший варвар продолжал насмерть биться с плохим варваром. Стоял звон, крик, топот и лошадиное ржание.