Текст книги "Шоу для богатых"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6

Опознание проводил следователь межрайонной прокуратуры Тучков, и когда безмолвный санитар выкатил каталку с трупом, над которым уже успел поработать патологоанатом, Анна Семеновна утробно охнула и стала медленно заваливаться на пол, цепляясь за рукав Крупенина, лицо которого, так же как и лицо сына, вдруг превратилось в окаменевшую серую маску.

– Как же это... Стасик? – полуобморочно бормотала она, и Крупенин, не разжимая плотно сомкнутых побелевших губ, как мог успокаивал ее:

– Успокойся... Аня... прошу тебя. Разберемся. Ее, видимо, потрясла не столько гибель сына, с мыслью о которой она уже стала свыкаться, сколько изувеченное лицо Стаса с пробитой головой, и она не могла осознать, КАК ЭТО могло случиться такое, что ее сына, мастера рукопашного боя, который сам мог отделать любого.

Не понимал этого и стоявший по другую сторону каталки Голованов, которого пригласили на опознание в качестве понятого.

Хотя в свое время, когда выпадали командировки в горячие точки планеты, он видел картины и по-страшнее, и все это, вместе взятое, наводило на определенные размышления. Впрочем, гибель Стаса Крупенина уже не должна была интересовать его, как сотрудника «Глории». Как говорится, мавр сделал свое дело – мавр может уйти. Задача, поставленная родителями Стаса перед «Глорией», была выполнена, правда ответ был страшным. А уголовное дело, возбужденное межрайонной прокуратурой по факту убийства Крупенина-младшего, должен был вести следователь все той же прокуратуры Вилен Евгеньевич Тучков, которого по сравнительной молодости лет язык не поворачивался величать по имени-отчеству.

Как говорится, молодо – зелено.

Поддерживаемая мужем, Анна Семеновна бормотала что-то, не в силах отвести глаз от изуродованного лица сына. Казалось, что еще секунда-другая и она бросится с рыданиями на каталку, и если бы не дежурный врач, сунувший ей под нос открытый пузырек с нашатырным спиртом, который моментально привел ее в чувство, именно так все бы и случилось.

Чувствовалось, что и сам Крупенин был в шоке от увиденного, но он все-таки продолжал держать себя в руках, не позволяя своим чувствам выплеснуться наружу, и только по его посеревшему лицу да по мертвенно побелевшим губам можно было догадываться о его внутреннем состоянии.

– Аня... прошу тебя... пойдем. Формальности опознания были закончены, и Тучков, кивнув санитару, чтобы тот увозил каталку с трупом, обреченно вздохнул и развел руками, словно извиняясь перед родителями убитого за то, что при опознании подтвердились самые худшие предположения, и лично он принес им невыносимо горькую весть.

Первым на улицу вышел Голованов и уже стоя у машины, стал дожидаться остальных. Вскоре хлопнула дверная створка, и в проеме появилась Анна Семеновна, которую все такие продолжал поддерживать под руку ее бывший муж. Следователь Тучков шел следом за ними, видимо подстраховывая несчастную женщину, которая в любую секунду могла завалиться на непросохший от ночного дождя асфальт тяжелым, безвольно обмякшим мешком. Голованов помог посадить ее в машину Крупенина и когда они отъехали от морга, спросил как бы промежду прочим:

– Ну, и что думает прокуратура по этому поводу?

– Убийство, – таким же дурачком прикинулся хоть и молодой сравнительно, но, судя по его поведению, уже довольно ушлый следователь.

– Оно понятно, что убийство, – согласился с ним Голованов. – Но замочить такого парня, предварительно отметелив его, это, я вам скажу...

– Судя по всему, били ногами, – резонно заметил Тучков. – А когда бьют ногами...

– Вполне возможно, – не мог не согласиться с ним Голованов, на себе испытавший, что такое молотьба подкованными тяжелыми ботинками, – но... но за что?

Думая о чем-то своем, Тучков пожал плечами, но потом, видимо, до него дошел смысл вопроса, пожалуй самого главного в открывшемся уголовном деле, и он жестко произнес:

– Ограбление. Все факты говорят за это. Видимо ударом сзади завалили парня на землю и... Короче говоря, добивали ногами уже лежачего.

Покосился глазом на высокого, плечистого Голованова, словно проверяя на его восприятии предложенную им рабочую версию, которая должна потянуть за собой весь ход расследования, но, не усмотрев в частном детективе особого энтузиазма по поводу своих слов, уже с легким раздражением в голосе добавил:

– Не он первый и, чувствуется, не он последний.

– Что, серия грабежей? – подыграл ему Голованов, досконально изучивший оперативные сводки происшествий не только за прошедшую неделю, но и за весь прошедший месяц.

– Тот-то и оно, что серия, – довольно хмуро подтвердил Тучков, демонстративно посмотрев на часы. Чувствовалось, что у него нет никакого желания точить здесь лясы с великовозрастным любителем детективов из частного агентства, но в силу своей воспитанности он не может просто так послать этого самого детектива в задницу.

– Но если этот детектив не полный дебил...

Короче, надо было делать правильные выводы, что Голованов и не замедлил сделать. Однако, когда возвращался в «Глорию», перед глазами неотступно стояла картинка морга, каталка с трупом и лицо убитого, над которым, казалось, поработали все гоп-сто-пники, промышлявшие в Измайловском парке.

Часть вторая

Глава 1

Крупенин-старший появился в «Глории» буквально на второй день после похорон сына, и когда Голованов приехал в офис своей конторы, которое давно стало для него, как родное стойло для лошади, Игорь Терентьевич уже разговаривал с Ириной Генриховной. Та и слушала его, и кофе заваривала одновременно. Увидев на пороге Голованова, она с явным облегчением вздохнула и тут же достала из шкафчика еще одну посудинку под кофе, давая тем самым понять, что толкового разговора без него не получается.

– Всеволод Михайлович, вас ждем. Чай, кофе? Голованов предчувствовал, что родители Стаса

снова обратятся в «Глорию», однако даже предполагать не мог, что это так быстро случится. И оттого растерялся немного, пожимая руку Крупенина-стар-шего. За те дни, что он не видел его, отец Стаса как-то весь сгорбился, потухли глаза и казалось, что он уже никогда не станет тем, полным жизни мужиком, каким его увидел Голованов в первый раз.

– Кофе, пожалуй.

Ирина Генриховна наполнила еще одну кружку ошеломляюще-ароматным кофе и, уже обращаясь к гостю, попросила негромко:

– Повторите, пожалуйста, что рассказывали мне. Думаю, Всеволоду Михайловичу все это будет небезынтересно.

– Да в том-то и дело, что рассказывать, в общем-то нечего, – развел руками Крупенин. – Но если вы считаете нужным?...

Рассказывать действительно было нечего, практически нечего, и когда Крупенин буквально в двух словах изложил рабочую версию, на которой зациклился следователь прокуратуры, Голованов поначалу даже не поверил услышанному.

– Что, и это все? Или... или вы что-то недоговариваете? Под правым глазом Крупенина нервным тиком дернулась какая-то жилочка, и он сглотнул подступивший к горлу комок.

– Зачем же мне с вами в прятки играть? Для того и пришел к вам, чтобы помогли разобраться в этом деле.

На его скулах вздулись крутые, багрового цвета желваки и он понуро добавил:

– Не верю... не верю я следователю. – И добавил жестче, с металлическими нотками в голосе: – Или чинуша и формалист, каких мало, или...

Он не досказал, и только пальцы его, сцепленные в кулак, выдавали состояние этого крупного и, в общем-то, видимо, очень сильного мужика.

– Ну-у, это вы зря, конечно, относительно некомпетентности и формализма, – попробовала было заступиться за следователя Ирина Генриховна, но тут же замолчала под тяжелым немигающим взглядом Крупенина.

– М-да, конечно, – вынужден был согласиться с Крупениным Голованов, думая о том, с чего бы это прокуратура остановилась на одной-единственной версии убийства Стаса Крупенина, тогда как в этом деле было оставалось слишком много непонятного и было навалом белых пятен. Ограбление!

Эта версия действительно могла стать рабочей, но попутно с ней необходимо было бы разрабатывать еще пару-тройку вполне обоснованных версий. И что это... полнейший непрофессионализм молодого следователя, откровенное пренебрежение к работе или же полный замот и попытка списать на измайловских грабителей все уголовные дела, которые зависли, или даже могут зависнуть, в производстве?

М-да, все это имело место быть, как однажды сказал какой-то классик.

– Hy, а мы-то чем можем вам помочь? – покосившись на Турецкую, спросил Голованов.

– Чем? – Крупенин вскинул голову и его глаза словно ожили. – Вы – профессионалы.

– Ну-у, насчет нашего профессионализма вы, положим, несколько погорячились, – пробормотал Голованов, не очень-то любивший, когда «Глорию» сравнивали или противопоставляли следственно-оперативному аппарату Москвы, – к тому же... В общем, я не очень-то понимаю цель вашего визита к нам.

Он замолчал и на его лице прорезались жесткие складки. Он понимал, он все отлично понимал, но убийством Станислава Крупенина уже занималась межрайонная прокуратура, и путаться во время следствия у нее под ногами... мало сказать, что подобная самодеятельность не поощрялась, за подобные вещи «Глория» могла бы лишиться и лицензии.

Видимо, все это понимал и ранний гость «Глории», оттого и перевел глаза на Ирину Генриховну, в которых светилась мольба о помощи.

– Игорь Терентьевич просит, чтобы мы продолжили расследование, но теперь уже по факту убийства Стаса, – пришла на помощь Ирина Генриховна, которая в силу своего характера готова была помогать всем и каждому, кто один на один остался со своим горем. – Он хотел бы...

– Я хочу, чтобы был найден убийца, лишивший меня сына, – глухим голосом произнес Крупенин.

– Но прокуратура уже приступила к разработке версии убийства, – попытался было возразить ему Голованов, однако Крупенин продолжал стоять на своем:

– То, что они затеяли эту тягомотину с каким-то ограблением, это...

– Но почему вы так думаете?

– Почему я так думаю? – В глазах Крупенина вспыхнули злые огоньки. – Да потому, что я слишком хорошо знал своего сына. И позволить кому бы то ни было себя ограбить, это, простите, просто детский лепет.

– Вы говорили об этом следователю?

– Да.

– И что?

– Меня просто напросто ткнули носом в факты. Карманы сына обчищены, и тот, кто это сделал, даже куртку с него стащил. А относительно всего того, что твердили мы с женой...

– Жена – это Анна Семеновна?

– Да, – подтвердил Крупенин, и Голованов вдруг подумал о том, насколько сближает людей общая беда. Казалось бы, давно уже развелись, у этого мужика новая жена, а вот поди же ты – убили их сына, и они снова идут в одной упряжке.

– Так вот, – злым от волнения голосом, продолжал между тем Крупенин, – на все наши слова и заверения, что Стаса просто невозможно было подловить и ограбить, этот мальчишка заверял нас, что это всего лишь эмоции, которые к делу не подошьешь, тем более, что факты говорят об обратном.

– Мальчишка это Тучков? – на всякий случай уточнил Голованов. Вместо ответа Крупенин только вздохнул обречено.

– А вы, значит, утверждаете...

– Да! И еще раз – да!

Несмотря на ясность позиций относительно гибели Стаса, разговор с отцом убитого долгое время не клеился и когда, наконец-то, Игорь Терентьевич покинул офис «Глории», Ирина Генриховна облегченно вздохнула, помассировала кончиками пальцев затылок и вопросительно уставилась на Голованова, нахмуренное лицо которого говорило само за себя. Казалось, он даже внимания не обращал на все манипуляции и телодвижения Турецкой, углубившись в свои собственные мысли.

– Всеволод Михайлович! – окликнула его Турецкая, опускаясь в свободное кресло по другую сторону журнального столика.

– Да?

– Соизволите все-таки поговорить с дамой.

– Всегда к вашим услугам.

– А вот в это позвольте не поверить, – усмехнулась Ирина Генриховна, оперируя чисто женской логикой, как вышколенный солдат винтовкой. – Впрочем, вернемся к нашим баранам.

– Уточните, – буркнул Голованов, теребя пальцами пустую чашечку из-под кофе. – Бараны – это родители Стаса или все-таки факт его убийства?

– И то, и другое! – зло отчеканила Ирина Генри-ховна, которая буквально во всем видела предвзято-неприязненное к ней отношение со стороны аборигенов «Глории», и винила в этом всех, начиная от ревнивца-мужа и кончая «дураками-мужиками», которые из-за тупой приземленности самцов-производителей даже представить себе не могли, что между мужчиной и женщиной может быть не только половая связь, но и чисто дружеские отношения. А Севка Голованов был давнишним приятелем ее Турецкого и, естественно, даже думать не мог иначе.

Однако она, как могла, старалась отгонять от себя все эти тоскливые мысли, которые теперь не покидали ее не только днем, но и длинными, пустынно-тоскливыми ночами, отчего и приезжала по утрам в «Глорию» уже настроенная против всех «идиотов» вместе и каждого в отдельности. Короче говоря, жизнь не сахар, теперь уже работа в «Глории», в которую она ворвалась как неожиданно закрутившийся смерч в пустыне, не казалась ей праздником будней, и надо было постоянно держать себя руках, не позволяя чисто женским эмоциям вырываться на волю. А потому...

– Что вы думаете об этом визите Крупенина? – Как можно мягче и спокойнее, спросила она. – А если говорить точнее...

Она, видимо, не смогла подыскать наиболее точных слов и только щелкнула своими длинными красивыми пальцами, привлекая тем самым к себе внимание.

– А чего здесь думать? – глухо отозвался Голованов. – Мужика можно понять.

– Вот и я того же мнения, – согласилась с Головановым Турецкая. – И еще удивительно, что он не накатал жалобу в Генеральную прокуратуру.

– Еще не вечер, – негромко, не разжимая губ, пробурчал Голованов, однако она словно не слышала его.

– В таком случае, что вы думаете о смерти Стаса?

– То есть, что лично я думаю относительно его убийства? – как бы рассуждая сам про себя, уточнил Голованов.

– Ну, если вы считаете подобное уточнение столь принципиальным, – вспыхнула она, – то...

– Я уже выдвигал те версии, над которыми стоило бы поработать в первую очередь, – не обращая внимания на ее эмоциональный всплеск, негромко произнес Голованов.

– Спорт и возможная месть со стороны обиженно-оскорбленного ухажера Савельевой?

– Так точно, – кивком подтвердил Голованов. – Однако к этим двум я бы прибавил теперь еще одну – источник тех денег, которые он физически не мог заработать тренерской работой.

Он задумался и, видимо, почувствовав в молчании Турецкой настороженное ожидание, так же негромко добавил:

– И эта версия, как мне кажется, может иметь множественные варианты.

– Вплоть до криминала?

Всеволод Михайлович пожал плечами.

– Не хотелось бы, конечно, сразу думать об этом, но... Короче говоря, не исключен и подобный вариант.

Исподтишка наблюдая за Головановым, вслушиваясь в его спокойный, ровный тон, Ирина Генрихов-на уже не настаивала на абсурдности выдвинутых версий и только спросила, стукнув кулачком по журнальному столику:

– Но в таком случае я не понимаю позицию следователя! Ведь не дурак же парень! И если даже мы понимаем, что убийцу или убийц искать надо не только в Измайловском парке, то с чего бы вдруг ему зацикливаться на версии грабежа?

– Вот и я этого понять не могу, – произнес Голованов и даже руками развел, в знак полнейшего неприятия позиции следователя.

Ирина Генриховна решила, что настал тот самый момент, когда надо брать быка за рога, и напористо произнесла:

– Значит, берем это дело?

И вновь Голованов неопределенно пожал плечами.

– Я бы сказал, продолжим дело. Просто оно перешло в новую фазу развития.

Он замолчал, отстукивая по столешнице какой-то марш, покосился глазом на жену Турецкого.

– И еще одно, только без обиды.

Она уже догадывалась, о чем он скажет, но все-таки округлила вопросительно глаза.

– Да.

– По ходу расследования, видимо, придется привлечь и Александра Борисовича. Будет кому наши тылы прикрыть.

– Но ведь он... категорически... – Глаза Ирины Генриховны наполнились невысказанной болью. – Он ведь даже с чемоданчиком своим из дома ушел, чтобы только не видеть меня!

На скулах Голованова вздулись желвачки и он уперся тяжелым взглядом в жену Турецкого.

– А вы... вы убедите его, что он неправ и все это выеденного яйца не стоит, если... если, конечно...

– Да ты о чем, Севка!

Ирина Генриховна даже не заметила вгорячах, что перешла с Головановым на «ты» и выплескивает ему все то наболевшее, что иной раз не расскажешь даже близкой подруге.

– О чем ты, Сева? – свистящим шепотом вырвалось у нее. – Да неужто ты мог подумать, что я?! Господи милостивый!.. Что я могла бы себе позволить?!

Голованов даже сморщился от этих слов. Он не первый год жил на этом свете и хорошо знал, что зачастую скрывается за самыми искренними, казалось бы, женскими клятвами в супружеской верности и любви. Господи, да к чему ходить куда-то за примерами! Его любвеобильная женушка, над письмами которой в тот же Афган можно было и всплакнуть под настроение, такой кордебалет ему показала, когда осознала, что генеральшей ей уже никогда не бывать, а в сорок лет иметь в мужьях отставника майора – довольно скучное занятие...

Господи, лучше не вспоминать подобное.

Однако он нашел в себе силы взять себя в руки, выдохнул скопившийся в груди воздух и тяжелыми, как свинчатка, словами закончил этот разговор:

– В таком случае убеди и его тоже. Я имею в виду Александра Борисовича.

Он встретился с ней глазами и невольно отвел взгляд, понимая, что не ему судить этих людей. Пусть даже очень близких ему.

– Если бы только он стал меня слушать.

В голосе Ирины Генриховны звучала все та же тоска и невысказанная боль, которую он только что видел в ее глазах.

Какое-то время сидели молча, каждый думая о своем, пока Голованов не поднялся с кресла и уже стоя у окна произнес, повернувшись лицом к Турецкой:

– Ладно, покалякали малость и будя. Неплохо бы и о деле потолковать.

– Да, конечно, – согласилась с ним Ирина Ген-риховна. – Мы вроде бы...

– Надо решить, кто чем будет заниматься.

В знак согласия она кивнула, снова превращаясь в прежнюю, уверенную в себе жену Александра Борисовича Турецкого.

– Есть конкретные предложения? Голованов повернулся лицом к окну, за которым

своей собственной жизнью жила Москва, отбарабанил по подоконнику какую-то мелодию, сам для себя произнес «Гоп!» и уже окончательно приняв решение, вернулся в любимое кресло.

– Если, конечно, вы не против, то расклад будет таким. Вы работаете с Савельевой, я – по ее бывшему хахалю, ну, а Филя Агеев должен будет разобраться с его спортивными делами. Не против?

«Идиот! – пробормотала Ирина Генриховна в спину уходящего Голованова, и когда уже закрылась дверь за ним, добавила: – Самонадеянный идиот!»

После чего зажала голову руками и тупо уставилась на телефон. Идиот! Неужто она сама не знает, что надо бы переговорить как-то с Турецким, переговорить спокойно, без напряга в душе и голосе, попытаться.

Споткнувшись на этом слове и чувствуя, что уже не может жить в подобном напряге, и в то же время не в силах перебороть свое Я, она невольно потянулась рукой к лежащему на столе мобильнику и уже на каком-то подсознании набрала номер Турецкого.

– Саша?

– Да, – глухо отозвался Александр Борисович. – Слушаю тебя.

Она пропустила мимо ушей «слушаю тебя» и негромко произнесла:

– Поговорить бы надо.

– О чем?

Господи милостивый! «О чем?.»

Этого она уже не могла ему простить, и все то нежное, что только что заполняло ее душу и сердце, кувыркнулось на сто восемьдесят градусов.

«Идиот! Козел самонадеянный.»

Она едва не задохнулась от возмущения, однако все-таки нашла в себе силы взять себя в руки и тут же сменить тему разговора:

– Я недавно Игната видела, сына Шумилова. И хотела бы тебе сказать. он ведь твой крестник.

Турецкий молчал, и это еще больше подлило масла в огонь.

– В общем, это твое, конечно, дело, но... В общем, судя по всем признакам, твой крестник наркоман.

Она ожидала услышать всплеск эмоций и добилась своего.

– Чего?... С чего ты взяла?

– С чего взяла... – хмыкнула Ирина Генриховна. – Если помнишь, то я все-таки работала с наркозависимыми... Зрачки сужены, бледность... эта болезненная развязанность и столь же болезненный юмор.

Он, казалось, слышал и не слышал ее.

– Игнат... Этого не может быть. К тому же сам Шумилов... Он что, не знает, что ли?

– Вряд ли. Обычно о подобных вещах отцы узнают последними. – Она немного помолчала и добавила: – Тем более такие занятые, как Шумилов.

– А чего ж ты раньше не сказала? – взвился Турецкий. – Я бы ему башку оторвал! Да и с Митькой надо бы провести беседу.

– Ни в коем случае, – остудила его пыл Ирина Генриховна. – Ты. ты мальчику станешь врагом.

– А что же делать?

Господи! Если бы ты точно также волновался о собственной семье, с затаенной обидой на мужа подумала Ирина Генриховна, и пожалуй резче, чем следовало бы сказала:

– Переговори с самим Игнатом. Причем без отрывания голов.