Текст книги "Уходящая натура"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

От нашей страны был приглашен академик Дубовик. Он тоже выступил с докладом и заявил, что кризис в российской науке миновал и что в ближайшие два года только телекоммуникационная отрасль даст стране двадцать тысяч рабочих мест. Отрасль высоких технологий является «набирающим мощность двигателем российской экономики».

Сам академик во главе коллектива талантливых ученых из фирмы НИИ «Маяк», соучредителем которой являлись государственные структуры и отдельные высокопоставленные лица, выполняя правительственный заказ, создавал суперкомпьютер «Русь – XXI век».

Речь шла о возобновленных в России работах по созданию искусственного интеллекта. Еще полвека назад теоретические разработки наших ученых обгоняли западную инженерную мысль, но в последние годы Япония и Штаты опередили нас, казалось, «навсегда». К счастью, правительство наконец обратило внимание на наукоемкие сферы, и «Маяк», обладавший великолепной научной базой, стал флагманом российской IT-отрасли. Разработки курировались Министерством обороны и осуществлялись под личным контролем президента...

Академика хватились через неделю после закрытия компьютерного форума. Борис Сергеевич предупреждал директорат «Маяка» о возможной задержке, но в оговоренный срок в Москве не появился. Дирекция НИИ была встревожена странным исчезновением видного ученого с мировым именем. Стали обзванивать Германию. Выяснилось, что сразу после окончания выставки Дубовик вроде бы собирался на трехдневную экскурсию по стране. Но кто ее проводил и куда именно академик собирался, никто из организаторов выставки понятия не имел. Это было частным делом Дубовика. И он исчез из поля зрения принимающей стороны. Но не появился и на Родине. Дни шли, а в столице об академике никто больше так и не слышал.

Коллеги терялись в догадках. Зная крутой характер Дубовика, никто не сомневался в том, что с Дубовиком произошло что-то чрезвычайное, ибо, будучи педантом, он о своих намерениях всегда ранее ставил в известность близких людей. Он либо убит, либо захвачен в плен. Сослуживцы стали атаковать государственные учреждения. Писали всюду, куда только было можно. Академия наук Российской Федерации обратилась в правительство, к министру МВД, к генеральному прокурору.

– А что пресса и телевидение?

– Ты, Саня, всегда успеваешь задать этот вопрос раньше, чем я на него отвечу, – криво усмехнулся заместитель генерального. – Пока сведений на этот счет у меня нет. Вроде бы тихо пока, но, если что-то просочится, скандал и шумиха вокруг дела вряд ли нам помогут.

– Понятно. А что говорят представители авиакомпаний? Покинул ли наш пропащий территорию Германии?

– Тем рейсом, которым возвращались члены нашей делегации, он не вернулся. Сведения о пассажирах иных рейсов... Сам этот вопрос и выяснишь.

Александр Борисович только молча кивнул.

– Вчера меня вызвал Кудрявцев, – продолжал Меркулов.

– Как здоровье генерального? – поинтересовался Грязнов.

– А что ему сделается? – отмахнулся заместитель. – А вот настроение его после визита на ковер к президенту замечательным назовешь вряд ли.

– Значит, сам уже в курсе?

– Увы. Хотя и понятно. Президиум Академии наук по инстанциям никогда не бегает. Или спикеру, или президенту запросы и требования шлет.

– И что Владимир Михайлович теперь?

– Предлагает мне подумать над созданием следственной группы, ввиду важности дела.

– И что?

– Создадим. Что нам еще остается? Сто шестьдесят третья позволяет же в случае сложности или большого объема дела...

– Угу, – съязвил Турецкий. – Дело на контроле у президента не может иметь маленький объем.

– Не умничай, а? Налей лучше еще по одной. Тебе пригодится, чтобы нервы успокоить.

– Опять на мою голову? – Следователь за эту голову в ужасе и схватился.

– Молодец, соображаешь. Так вот, по просьбе президиума Академии наук России и с ведома генерального прокурора я возбудил дело по признакам сто пятой...

– Господи, откуда тут признаки убийства? Завис академик у крали, а нам уже мнится: украли.

– Нам просто приказали его найти, – оборвал рифмованный каламбур Грязнова Константин Дмитриевич. И еще пригубил коньяку. – Гарантом того, что ничего противозаконного мы себе не позволим, тебе, Сань, и придется выступить. Короче, назначаешься руководителем группы предварительного следствия по данному уголовному делу. Подумай пока, прикинь, что к чему. После обеда жду тебя в кабинете с предложениями.

– Вот спасибо, Костя. – Турецкий поморщился, словно от зубной боли. – Именно этого мне и не хватало с утра для полного счастья.

3

Всего лишь пару лет назад профессор Викентий Леонидович Гончар, заведующий одной из ведущих кафедр Инженерно-физического университета, считал, что его пятьдесят пять лет и есть возраст расцвета мужчины. И до некоторой степени он, несомненно, был прав.

Вику, родившемуся еще при Сталине, в непростое время, когда страна не успела полностью оправиться от войны, полуголодное детство помнилось плохо. Хотя имя Леонида Гончара – отца Викентия – и было достаточно известно в научной среде, оно само по себе не давало права на дополнительный паек. Семья не голодала, конечно, но и не жировала. Выживала, как и вся страна.

Студенческая юность была прекрасна мечтами и молодостью, но ощутимых результатов в творческом аспекте не дала. Если не считать, конечно, актом творчества женитьбу на пухленькой хохлушке-веселушке Лиде Семикопенко из архитектурного института. Их бурный и веселый роман закончился штампом в паспорте и переездом Вика из родительских хором в семейное студенческое общежитие – на этом с вселенским скандалом настоял сам Викентий. В конце концов, его отец с уходом сына не столько согласился, сколько смирился.

Закончив аспирантуру и защитив кандидатскую под руководством доктора наук Сергея Тимофеевича Дубовика, Викентий несколько охладел к изысканиям, переориентировался и выбрал административно-преподавательскую стезю. Со временем у того же руководителя защитил и докторскую, но написанную уже его собственными аспирантами. Долгие годы они с Дубовиком-большим, как именовали престарелого профессора в научных кругах, проработали бок о бок. И вот уже лет пять, как вместо ушедшего на пенсию учителя Викентий Леонидович возглавляет в университете кафедру информационных технологий. Заслуженный деятель науки и техники. Считается великолепным организатором и хорошим педагогом. А вот Дубовик-маленький, низенький круглоголовый Борька, сын Сергея Тимофеевича, учившийся лет на пять позже Викентия, напротив, ударился в науку. Числясь всего лишь начальником научно-исследовательской лаборатории при кафедре, недавно получил звание члена-корреспондента Российской академии наук. И, похоже, подумывает о создании своего НИИ, всерьез метят на Нобелевку...

Что же, каждому свое – именно к этому философскому выводу пришел тогда к своим пятидесяти пяти профессор Гончар. Зато теперь, добившись многого честным трудом и усердием, он смог спокойно жить.

Но своим главным достижением в жизни Викентий Леонидович считал двух уже взрослых сыновей. Оба получили прекрасное образование. Сначала в известной на всю Москву физико-математической школе, из которой оба еще и в Лондон выезжали для стажировки в английском языке, затем в университете. Оба обеспечены собственным жильем в столице. Старшему отошла прежняя однокомнатная квартира Викентия в сталинском доме в центре города. Это была первая квартира, которую ему выделил университет, когда молодая семья кандидата наук обзавелась наследником. Младший жил в новостройках и выплачивал ипотечный кредит. Отец помогал.

Наконец, оба они пошли по стезе родителя, занявшись научными исследованиями в сфере информационных технологий, и считались способными теоретиками, будучи при том хорошими прикладными программистами.

Холосты пока, жаль. Викентию хотелось бы уже и на внуков посмотреть. Но это – дело наживное, как говорится. Успеется еще.

Каждый из сыновей давно уже сам строил свою собственную жизнь. Но раз в две-три недели по выходным они непременно навещали родительский особняк в Подлипках, куда профессор и супруга его Лидия Андреевна с удовольствием переселились из шумной и суетной Москвы.

– А у тебя-то, ма, как дела? – с набитым ртом прошамкал Данил. Он за обе щеки уплетал наваристый украинский борщ и причмокивал, но уже представлял, как заест его варениками с картошкой и сальными шкварками.

– А что у меня? Через полтора года на пенсию, но пока говорят, чтобы и не заикалась даже.

– Ценят, значит?

– Еще бы! А почему, собственно, не ценить? Последние проекты все на мне держатся. «Дом со львами» на Малой Молчановке – мой. Самый приметный участок «Квартала на Патриарших» чей? Правильно. Сейчас вот над «Четырьмя ветрами» корплю. – Располневшая в последние годы женщина тем не менее ловко скользнула к плите и поднесла полный половник добавки старшему сыну, круглолицему шатену, очень похожему на нее.

– Спасибо, ма. Язык проглотить можно! А платят-то как?

– Да ничего. Хватает на жизнь, если с отцовскими гонорарами. Хотя последнюю зарплату задержали уже на два месяца.

– Так бросай ты свою контору! Перешла бы в «Резерв» или «Моспроект» – эти не задерживают.

– А тебе бы все бросать, – покосился на первенца отец. – Твоего ухода Боря вон до сих пор забыть не может...

– Ты опять про Дубовика? Утомил, честное слово. Па, ну ты пойми: зачем мне годами быть под кем-то? Разгребать то, что наш гений напридумывает. Да и неясно, будет ли оно работать. А у Чепурного самое модное сейчас направление – интернет-телефония. Да и конструкторы его ваяют наворочанные мобильники, значит, софт под новое железо ему нужен, а там я – дока. Знаешь, какие на этом сейчас делаются бабки?

– Господи, в кого ты такой? Разве все на свете измеряется деньгами? – не вытерпела мать.

– Не все. Но многое, – встрял в разговор и младший, взъерошив светлую – в отца – шевелюру.

– Ты, что ли, тоже уходить собрался? Почву готовишь? – догадался профессор. – Что же это за натура у нынешней молодежи? Уходящая какая-то. Чуть что – всё бросают и уходят, не оглядываясь. Будто и не связаны ничем. И ни с кем.

– Не ворчи, Кеша, – бросилась на выручку сыновьям Лидия Андреевна. – Почему бы и не искать, пока молод?

– Молод... – пробурчал Викентий Леонидович. – В том-то и беда, что сейчас все до седых волос – молодые. Вот и порхают...

Замолчал, надувшись было, но обмакнул в сметане вареник и, улыбнувшись, отправил его в рот, интенсивно заработав челюстями.

Этот перманентный спор тянулся вот уже несколько лет. Всякий раз при встрече старшее поколение пыталось вразумить младшее. И в полном соответствии с заведенным миропорядком всякий раз этого сделать не удавалось, поскольку младшее тоже имело свои головы, свои взгляды на мир, да и было не менее упертым.

Пока диспут по объективным причинам прервался, старший Гончар, наслаждаясь прекрасной стряпней супруги, вспомнил, что оба отпрыска доставляли родителям немало хлопот еще в юном возрасте.

Младшенький учудил как-то в школе.

Когда он учился в шестом, Лидия Андреевна однажды днем обнаружила дома записку: не ищите, решил пожить вне дома, посвятить все время учебе, вернусь месяца через полтора, став непременным отличником. Испуганная женщина тут же вызвонила Викентия, они бросились в школу, где как раз закончились занятия, и застали сына, пытающегося в дальнем углу длинного коридора соорудить из физкультурных скамеечек лежбище на ближайшие сорок пять ночей. Кинулись в объятия друг другу и плакали. Выяснилось, что мальчик безнадежно влюбился в записную школьную красавицу из девятого класса, нахватал двоек по всем возможным предметам, а похвастать этим не удосужился, опасаясь расстроить веривших в его выдающиеся способности маму с папой. Когда же сокрытие «успехов» более стало невозможным, решил сам, по-мужски, разобраться со своими проблемами. Со стороны это выглядело даже достойным. По крайней мере, ни мать, ни отец не стали его сильно шпынять.

Вот только то, что этим поступком он оскорбил любящих его людей, выказал себя чужим и далеким от семьи, «мужчина» искренне не понял.

А Данила «сорвался» позже. Вообще, он рос весьма застенчивым мальчиком, хотя и был одарен от природы. И школу он закончил с отличием, но никто в то время не знал, какой ценой ему это далось. Парень учился без малейшего напряжения, но когда приходила пора экзаменов – его будто подменяли. Груз ответственности – боязнь огорчить семью – так давил на него, что вундеркинд забывал, сколько будет дважды два. И только лояльное отношение педагогов, знавших его истинную силу, позволило юноше избежать фиаско.

На вступительных же в Бауманку, которую он выбрал сам, безо всякого участия родителей, Данила был абсолютно уверен, что провалится, – именно поэтому все сдал легко, без четверок даже, и стал студентом факультета прикладной математики. Первую сессию пересдавал трижды, хотя во время семестра «хвостов» не имел; а еще через полгода, находясь в полной прострации от ужаса перед предстоящей пыткой, просто не явился на экзамены. Родителям, разумеется, чтоб не переживали, отрапортовал об успешном окончании первого курса. Осенью же, когда начался учебный год, лжестудент вдруг исчез из дома.

Переволновавшиеся домашние всю ночь не сомкнули глаз, ведь Данила обычно всегда предупреждал о том, где и на сколько задерживается. Обзвонили больницы, морги и отделения милиции – нигде ничего. А часов в семь утра с вокзала позвонил блудный сын, заявив, что около полуночи очнулся в Бологом, как и почему туда попал – не помнит, добирался назад на электричках...

Уже тогда Данила проявил себя незаурядным психологом. Сначала до смерти напугал близких людей возможностью своей собственной смерти. Затем объявился при жутковатых обстоятельствах – что: алкоголь? наркотики? насилие? А когда выяснилось, что всего-навсего бросил институт и автостопом отправился обустраиваться в Северной столице, но сдрейфил на полпути, отец с матерью повеселели даже. И сыну все обошлось без катастрофической головомойки.

Проблем, если честно, никаких вообще не возникло. Данила был «ноябрьским», до армии имел еще год в запасе и вполне мог летом поступать вновь в любой другой вуз, получая отсрочку от призыва. Но на этот раз отец взял сына под жесткий контроль. Не желая рисковать снова, он устроил на кафедре что-то типа приемной комиссии. Чтобы коллеги убедились, что юноша подготовлен основательно. Опираясь на мнение коллектива, Викентию удалось убедить ректора зачесть сыну результаты вступительных экзаменов в Бауманку. Пусть учится на первом курсе снова – все не так страшно. А с возрастом, надеялся отец, Даниле удастся преодолеть боязнь ответственности.

Профессор размышлял, наблюдая за сыновьями, с аппетитом поглощающими обильный обед. Куда что делось? Где юношеские романтические порывы и неуверенность? Теперь перед ним два честолюбивых нагловатых парня, верящих в собственную правоту и удачу. Так и надо, чтобы добиться в жизни успеха. Жаль только, что все на деньги переводят. Но, наверное, время сейчас такое.

После еды, по обыкновению, сыграли пару партий в шахматы. Поболели у телевизора за ЦСКА, хотя в Петербурге клуб ухитрился проиграть «Зениту». Впрочем, по-настоящему переживал только старший Гончар. Сыновья, не находящие в футболе никакой утилитарной пользы, смотрели за компанию, потягивая пивко, и просто расслаблялись.

В общем, пожили денек нормальной семейной жизнью.

Уже в коридоре, прощаясь, братья, как бы невзначай, обронили пару слов о своих планах.

– Ладно, мам, поехали мы. Батя, будь здоров! И не переживайте вы, все наладится. Мы с Валеркой решили свою фирму зарегистрировать. Будем своими ручками софт писать и продавать. И непременно станем богатыми и счастливыми – вот увидите...

Многое увидел и пережил за эти два года профессор Гончар. И его нынешние пятьдесят семь уже не казались ему счастливыми и безоблачными...

4

Для середины апреля в Москве было прохладнее обычного. Но яркое солнце трудилось значительно активнее, чем еще неделю назад. Вдоль бордюров по Неглинке журчали ручьи. С проезжей части снег был вывезен, но тротуары были еще слякотны, и высокий нескладный парень в длинном демисезонном пальто смешно, словно цапля, задирал ноги, переступая лужи, чтобы не забрызгать брюк.

Сегодня Денис Грязнов приехал на работу на метро. Душевное состояние его после традиционной вечерней ссоры с Настей было ниже среднего, и он захотел просто прогуляться по московским улицам. Отвлечься от тревожных дум и успокоиться.

Он вывернул на Неглинную с Кузнецкого Моста и задержался у стеклянной витрины, тянущейся вдоль первого этажа всего дома. Лет десять назад тут был большой нотный магазин, а со двора можно было войти в первую штаб-квартиру детективно-охранного агентства «Глория», основанного его энергичным дядюшкой. Теперь же в витрине соседствовали соломенные бабки-ёжки на метлах, зазывающие посетителей вкусно поесть в модном кафе, и голые манекены какого-то бутика. На пластиковых прелестях основательно подросших Барби висели тоненькие разноцветные тряпочки. Владельцы торговой точки первыми решились выставить напоказ модели купальников нового летнего сезона.

Сверкающие на солнце ноги витринной дамы вдруг пробудили в душе Дениса воспоминания о других ногах. Совсем, казалось бы, недавно он, взбираясь на вертолет по веревочной лестнице следом за Галей Романовой,[9]9
  Ф. Незнанский. «Отложенное убийство».


[Закрыть] вынужден был волей-неволей заглядывать ей под форменную юбку. Тогда на кону стояла жизнь людей, и впопыхах он даже внимания на женские прелести не обратил. А вот теперь, поди ж ты, всплыло...

Денис тряхнул головой и продолжил осторожное передвижение по мокрой снежно-грязевой кашице. Миновав Сандуны, свернул в подворотню и спустился по четырем ступенькам к служебному входу в теперь уже им возглавляемую «Глорию», расположившуюся в цокольном этаже шестиэтажного дома дореволюционной постройки.

Войдя в кабинет через заднюю дверь, не успел он даже пальто в шкафчик повесить, как обнаружившая его появление секретарша прокричала из приемной:

– Денис Андреевич! Вы? Вам только что Турецкий звонил!..

– Что хотел?

– Просто поинтересовался, на месте ли. Я сказала, что будете с минуты на минуту.

– Хорошо. Я ему сам перезвоню.

Грязнов причесал рыжую шевелюру, взъерошенную весенним ветерком, одернул пиджак и вышел в приемную.

– Что новенького с утра?

– Ничего еще, Денис Андреевич. – Секретарша работала недавно, но директора вполне устраивала. Была молода, симпатична и сообразительна. – Пока только Макс в конторе. Если вообще уходил. Кротов с Демидычем минут через двадцать должны быть. Голованов уже в «Вест-банк» поехал – по тому делу с фальшивыми пластиковыми кредитками. Ну и остальные задействованы. Соберутся, как обычно, к полудню.

Денис кивнул и вышел.

– К Максу загляну.

Максим даже не обернулся. Его широкая спина полностью загораживала монитор, а шевелящиеся под взъерошенной копной волос уши свидетельствовали о том, что их обладатель, по обыкновению, жует какой-нибудь «Сникерс».

– Опять балдеешь? – вместо приветствия от двери окликнул компьютерщика Денис.

– Угу, – не отреагировав на подначку, отозвался гигант. – Тут такое!..

– Что-то интересное? – Денис подкатил к компьютеру второе кресло и плюхнулся рядом с Максом.

Тот, не отрывая рук от клавиатуры, удосужился наконец взглянуть на директора.

– Не знаю пока. Слухи. В общем, я тут к виртуальной тусовке хакеров прибился. Ребята ушлые, грамотные и вовсе не преступники, как вы все считаете...

– Ну не все мы, положим, а клиенты наши. И не всех, а тех, кто их ограбил.

– Ладно. Не в том суть. Я теперь их плотно отслеживаю. Вдруг да и мелькнут конкретные сведения о взломе банка. – Макс откусил от лежавшего рядом с «мышью» шоколадного батончика, пожевал и продолжил: – Короче, на одном из форумов проскользнуло было сообщение, что пропал Дубовик.

– Кто это?

– Компьютерный гений. Академик Дубовик Борис Сергеевич. По мнению ребят, надежда нашей страны на приоритет в информационных технологиях.

– Даже так? Новостные агентства раструбили? То-то америкосы обрадуются!

– То-то и странно, что все молчат. И сообщение из форума удалено вдруг. И отклики уже подчищаются. То ли «утка», то ли кто-то следы заметает...

– Понятно. Ты бы лучше банком занимался. А про дуболома своего забудь пока. Вот когда нас попросят его найти...

Вернувшись в кабинет, Денис включил свой компьютер, пробежал взглядом по броским заголовкам. Про махинации в сфере информационных технологий, из-за которых в последнее время потянулся в «Глорию» обиженный народ, новостей не было. Денис подпер голову руками, вспомнил вечерний семейный скандал и, сморщив нос, задумался. «О своем, о „девичьем“.

...Вся проблема в том, что мы не можем соответствовать.

И хотя сильный пол менее консервативен по природе своей и адекватнее реагирует на угрозы окружающей среды, нежели прекрасный, каждый отдельно взятый самец предпочитает придерживаться привычных для него стереотипов поведения. В обществе, в быту, в укладе жизни. Откинем упертых фанатичных болванов, которые ни на что не реагируют, и безвольных амеб, подстраивающихся под всех и вся, не имеющих собственного лица. Ни те, ни другие – не мужчины по сути. У оставшихся же в мужских рядах превалируют две модели существования. Их по-разному можно называть, но существо их от этого не изменится. Одна из моделей возвышенная, романтическая, вторая – прагматическая, приземленная. Ни та, ни другая – не хуже и не лучше. Они обе позволяют особям мужеского пола выполнять возложенную на них природой двуединую задачу: прокладывать новые пути для биологического вида, к которому они принадлежат. Для человечества. И потомство собственное, сберегая породу, заслонять грудью своей от внешних угроз.

Интересно, что ни внешние признаки, ни даже поведение в какой-то из периодов жизни не даст стороннему наблюдателю точного знания. Отчаянным моряком может быть и прирожденный открыватель тера инкогнита, и «трудяга вульгарис», решивший подзаработать таким странным способом. И только сам мужчина смутно понимает, что для него милее: неизведанные миры или тихая обеспеченная старость в кругу внуков да сожаление о зря прожитой жизни.

И каждый, быть может даже не осознавая, строит тот мир вокруг себя, который ему и предстоит оставить в конце жизненного пути. Они разные – эти миры.

Тот, кто хотел лететь в поднебесье и узнать, как оно там, кто летал туда, кто писал новые песни, невиданные картины или выводил небывалые формулы, – они почти всегда строят мир одиночества. Вокруг них могут собираться шумные компании, у них могут быть десятки друзей, учеников и последователей. Но рядом с ними нету равных. И они во всей веселой, теплой, дружеской суете все равно остаются один на один с собой.

Те же, которые жили для своего собственного благополучия, старались не заводить лишних друзей, тащили все в дом... Они поливали собственным потом небольшой свой участок. Они никогда не уходили из дому дальше, чем к соседке. Они ужинали всю жизнь в кругу домочадцев. Они рожали детей, они кормили семью, они и знать ничего не хотели о звездах... На смертном одре таких окружают потомки и соседи. И не умещаются все, связанные родственными и дружескими узами, в большом добротном дому.

Но каждый всегда жалеет об упущенных возможностях.

Первые – о несбывшемся уюте и покое. Вторые – об оставшейся на небе звезде...

Беда наша в том, что мы не умеем быть сразу разведчиками и землепашцами, рыцарями и мужиками. Иногда, в моменты душевных подъемов или кризисов, можно переквалифицироваться ненадолго. Но потом все равно возвращаешься на привычные рельсы...

А женщины...

Они хотят, чтобы пахарь целовал им ручки, дарил цветы и все делал красиво, а рыцарь и поэт мыл посуду и ровно вбивал гвозди...

Им всегда нужен идеальный мужчина.

Мы не можем и никогда не сможем соответствовать этому их требованию.

В этом вся проблема.

Вот и Настя. Поначалу именно бытовая неустроенность Грязнова и заметная авантюристская жилка, в сочетании с респектабельностью главы серьезной фирмы, привлекали честолюбивую женщину. Раньше ему казалось, что из Насти со временем получится отличная, терпеливая и понимающая жена директора частного охранного предприятия, работа которого продолжается круглые сутки без уверенности, что дорогие заказчики или дорогие сотрудники не выдернут начальника среди ночи из супружеской постели. Настя старательно играла роль терпеливой и понимающей. Но когда они стали жить вместе, требовательность ее становилась день ото дня все невыносимее. Особенно это стало заметно ему после возвращения из Сочи. Ну он и сам не подарок, наверное, но должна же быть в девушке, помимо профессиональных амбиций и претензий к мужу, хоть толика нежности. Страстность – это здорово, чего уж говорить. Но как хочется порой простого понимания, сочувствия, терпимости.

Да он, наверное, идеалист, но, по его твердому убеждению, жениться надо лишь на той, с которой вместе будет не страшно стареть. Которая не обманет, не предаст, не станет за его спиной кокетничать с другими, не бросит, если с ним случится несчастье. Наверное, такие женщины уже перевелись на белом свете, к сожалению...

Денис вздохнул, прогоняя опять вдруг вставший перед глазами образ улыбчивой Гали Романовой, и набрал номер Турецкого:

– Это я, дядь Сань. Что хотел? Как ты сказал? Дубовик? Это которого похитили? – Денис широко улыбнулся, услышав в трубке такой звук, будто у изумленного Александра Борисовича отвалилась челюсть. – Да, я понял, Меркулов собирает вас к пятнадцати. Думаешь, «Глория» тебе понадобится? Ага. Буду в «нашем» пабе часам к семнадцати. Вряд ли он вас дольше двух часов мурыжить станет.

5

– Тебе чистый? Или развести?

– Глотать эту горечь в неразбавленном виде? Застрелиться легче, – рассмеялась рыжая длинноносая бестия, словно ураган ворвавшаяся в квартиру Данилы Гончара в Петроверигском переулке.

– Ты за рулем, что ли? – поинтересовался Валерий, почти незаметный в глубоком кресле, откуда он наблюдал за священнодействием старшего брата.

– Я похожа на дуру? – Глаза его университетской сокурсницы Изабеллы Вовк метнули молнии. – До вас от метро по Маросейке три минуты скачками. А на французике моем – три часа в пробках. Да и не расслабиться.

Она улыбнулась, подлетела к креслу, вскочила верхом к Валерию на колени и впилась ему в губы страстным поцелуем.

– А я-а-а? – нарочито жалобно протянул Данила.

– А ты работай! – отрезала гостья. Но смягчилась тут же. – Дойдет и до тебя очередь, не переживай.

Старший из братьев действительно был занят важным делом. Склонившись над журнальным столиком, где стояла стеклянная колба на толстой серебряной ножке, он через краник лил тонкой струйкой воду из этой колбы на кусочек сахара, лежавший на дырявой ложке над бокалом с мутной жидкостью.

Рядом красовались две початые импортные бутылки с прозрачным изумрудным содержимым.

Наполнив бокал, Данила протянул пойло девушке:

– Держи, Белка. Или тебе «Перно» налить? Это я для себя делал – чешский «Кинг оф спирит», золотой. В нем туйона аж сотня миллиграммов на литр. А «Перно» хоть и хорош, но послабее будет.

– А мне по барабану, – хмыкнула Изабелла, вставая с Валерия, – лишь бы пробирало. Ваши шаманские пляски над абсентом меня тоже не колышут. Развела бы сахару в стакане, плеснула в абсент – напиток готов.

– Зря ты так с «зеленой феей», – подал голос из кресла младший Гончар, протягивая руку за приготовленным бокалом. – Во время ритуального приготовления абсент заряжается нашей энергетикой. Потом, когда его пьешь, настроившись на отдых, отбросив напряжение, он возвращает нам самих себя. А иначе – только тяжелое похмелье наутро.

– Ну так отбросим напряжение, кто же против? – Девица взяла ломтик лимона и упала в соседнее кресло. И без того короткая юбка задралась. Вовк заплела ногу за ногу. – Расслабимся по полной, а? Чего, Дань, кстати, празднуем?

– Чего, чего, – передразнил Данила. – Тебе бы свой длинный нос в любую дырку сунуть!

Изабелла в улыбке растянула рот до ушей, радостно соглашаясь со сказанным.

– Да много поводов у нас сегодня, – не стал скрытничать младший брат. – Завтра вот в Штаты летим.

– За фигом?

– Приятель пригласил. В общем, Валерка вынес софт из конторы, откуда уволился. А я договорился с покупателем. Теперь дорогой друг Чарли Салтус из Бостона хочет положить бабосы на наши счета в Швейцарии. И приглашает в Америку. – Данила хихикнул. – Со всеми программами, разумеется. Отметить доброе дело.

– И сколько дает?

– Ты хорошо сидишь? Смотри с кресла не свались...

– А конкретнее?

– Восемьсот.

– Чего? – не поняла подруга.

– А какая денежная единица в Штатах? Чего! Тысяч!..

– Ни... – начала было Белка, но прихлопнула лот ладонью.

Зеленая фея потихоньку принялась за свою ворожбу. Действительность слегка сместилась и поплыла, тела стали расслабленными, воздушными, но в них таилась теперь мощная энергия. Собеседников охватила эйфория, они начали строить грандиозные планы.

Поначалу мужчины поведали о том, что на полученные деньги хотят открыть свою фирму, занимающуюся легальным производством программных продуктов и разработкой программно-технологических проектов. Буквально в прошлые выходные они, заехав в Подлипки навестить родителей, даже похвастались им, что намереваются открыть собственное дело. Однако теперь им уже стало казаться, что заниматься одним только честным бизнесом будет скучно и невыгодно, и у «предпринимателей» родилась гениальная идея помимо официальной деятельности привлечь к работе молодых талантливых хакеров. Тем более что младший брат уже весьма успешно взламывал сервера в сети ради собственного самоутверждения. Но надо бы подумать, какую из этого можно извлечь практическую пользу.

Даниле тоже придется уволиться, раз уж братья свое дело начинают. Св. наработки по операционной системе для мобильного телефона нового поколения он хочет положить в основу первого проекта нарождающейся фирмы...

А зачем, собственно? – интересуется Изабелла. Разве нельзя просто найти покупателя и для этих программ? Ошеломленные братья смотрят на подругу во все глаза: Белка, ты гений! За это надо выпить! А ты сама не хочешь перейти в нашу будущую контору? И вообще, ты же университет по нашей специальности заканчивала, и голова у тебя светлая. В общем, давай, третьей будешь, компаньонкой, а?

Корпорация наша функционировать станет просто: устроился – украл – уволился – продал. Мысль, а? А если за каждую стянутую программу – да по миллиону? Заживем!

– Как это мы заживем? Это ж целую пятилетку ждать надо очередного миллиона, а то и не одну. Каждый месяц работу не станешь ведь менять. Кто ж нам тогда секреты-то доверит? Да и въехать в тему надо, чтобы знать, что красть.