Текст книги "Иногда Карлсоны возвращаются"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Личное дело Александра Турецкого. Анатомия семейной жизни

Избавленная от ежедневной повинности посещения работы, Ирина Турецкая могла уделять немало времени себе. И психологии. Собственно, психологией-то она и зарабатывала, консультируя при необходимости и агентство «Глория», и даже МУР, возглавляемый генералом Владимиром Михайловичем Яковлевым – старым знакомцем Турецкого. Но сейчас, в летней комнате, затененной от утреннего солнца шторами и обдуваемой свежим воздухом из кондиционера, Ирина Генриховна не решала сложные задачи составления психологического портрета преступника или восстановления психики сотрудника милиции, получившего на боевом задании тяжелую душевную травму. Перед ней стоял не менее запутанный и, пожалуй, более ранящий вопрос, касающийся ее собственной семейной жизни. Точнее, семейной жизни ее и Турецкого.

Ирина отпустила мужа на работу, сохраняя вид спокойный и улыбчивый. Однако после его ухода дала волю чувствам. Если все-таки выяснится, что он изменил ей снова, не лучше ли откровенно поговорить с Сашей раз и навсегда? Сказать что-нибудь наподобие: «Если я тебе в самом деле дорога, ты больше не должен мне изменять. В противном случае я оставляю за собой право искать мужчину, который будет любить меня больше, чем ты». Нет, не годится. Звучит так, будто из них двоих именно Ирине захотелось поразвлечься на стороне... Пожалуй, лучше так: «Давай определимся: или я, или все твои бабы. Если я тебе не нужна, давай разведе...» Э, э, стоп!

Развод представлялся Ирине Генриховне чем-то уж чересчур радикальным. Неужели она на самом деле хочет бросить Турецкого? Отправить все, что построено за годы брака, псу под хвост? А как же Нинка? Конечно, девочка подросла, учится за границей, у нее свои тинейджерские друзья и интересы, – но кто может предсказать, как отразится развод родителей на будущей семейной жизни Нины? А на ее отношении к мужскому полу?

Все-таки они, Турецкие – Саша, Нина и она, Ира – это семья. Единое целое. Пока что оно живет, оно находится в относительном равновесии...

«Семья – это группа людей, которые стоят на подносе, а он, в свою очередь, расположен на шаре, – пришла Ирине в голову метафора, которую часто используют специалисты по семейной психотерапии. – Пока люди не двигаются, не шевелится и поднос. Но стоит одному из них сделать шаг в сторону, другие члены семьи, чтобы не упасть, вынуждены для поддержания баланса занять новые места».

«Кто в нашей семье сделал шаг в сторону? Отчего равновесие нарушилось? Может быть, Саша снова начал мне изменять после того, как уехала за границу Нинка? – допытывалась Ирина. – Нет, измены Турецкого – не новость, и то, что дома у него есть дочь, не предотвращало их. Пожалуй, Нина тут ни при чем... А в чем же дело?»

А в чем было дело раньше? В том, что все эти годы Ирина терпела, видя, как Турецкий не может пропустить ни одну красивую женщину? Почему она не бросила его в самом начале, когда догадалась, что он – ходок каких мало? Значит, ее это... устраивало. Ну да, по данным психологии, это – парадоксально, но факт. Как есть на свете «жены алкоголиков», так должен быть – более разнообразный, поэтому достоверно не описанный – тип «жены, которой изменяет муж». Еще один факт: если муж излечивается от алкоголизма, в пятнадцати процентах случаев такие семьи распадаются в течение полугода. Женщине кажется, что она ненавидит пьянство мужа, но с трезвым мужем она не в состоянии жить...

За счет чего получала Ирина свой нравственный выигрыш, который позволял ей жить с Турецким? Во-первых, – безжалостно призналась она себе, – за счет того, что на его фоне можно было чувствовать себя безупречной, чуть ли не святой. Он гуляет – она, точно весталка целомудренная, хранит семейный очаг. Во-вторых, после возвращения и раскаяния он готов был носить жену на руках. Отношения... освежались, что ли? Напоминали о той ранней трепетной фазе влюбленности, когда мужчина и женщина – еще чужие друг для друга, и все, что намечается между ними, способно разорваться в любой момент. В этом чувстве было что-то болезненное, но и сладостное... А в-третьих, как ни стыдно признаться себе самой, любвеобильность Турецкого бывала для Ирины удобна. Она могла когда угодно взять дочку и укатить в Прибалтику, будучи уверена, что Саша без нее не заскучает... Нет-нет, разумеется, она возмутилась бы, узнав, что в ее отсутствие он ей изменил! Но подсознательно она понимала, что оставляет мужа одного, а мужчине трудно без женщины. Особенно мужчине с такой опасной работой...

С Турецкого никто ответственности не снимает: в его возрасте пора бы уж научиться обуздывать свои сексуальные желания! Но в семейной жизни никогда не случается, чтобы виноват был кто-то один: если семья на грани развода, значит, неправильно вели себя оба супруга. Ирина – теперь она видит – допустила ряд ошибок, способствующих тому, чтобы на ее место претендовали другие женщины. Как издевалась она над Сашей! То бывала с ним эмоционально холодна, то насмехалась, то принимала учительскую позу... Молодая была, неопытная. Стремилась постоянно настоять на своем, взять верх над мужем любой ценой. О психологии понятия не имела. Как же грустно, что теперь ничего не изменить...

«Антон Плетнев никогда не создал бы такую семейную жизнь, как мы с Турецким, – закралось соображение. – Он – мужчина прямой и простой: воевать – так воевать, служить – так служить, любить – так любить. А если есть любовь, значит, по его мнению, следующим шагом должна быть нормальная семья. Жена, детишки, крепкий дом, об измене и речи идти не может... Как же его тяготит теперешнее неестественное положение! Фактически признаться в любви чужой жене? Это противоречит его патриархальным установкам...»

Ирина тряхнула головой, растрепав пышные, с утра уложенные волосы. Почему ей все время приходит на ум Антон Плетнев? Почему он ее преследует? Не физически – наоборот, он очень скромен, – а как-то... нравственно, что ли? Его облик постоянно маячит перед ней, чем бы она ни занималась. Причем мало того, что маячит – она, кажется, начинает сравнивать его с Турецким? «А вот Антон на месте Турецкого сделал бы то-то и то-то...» Или наоборот: «А вот Антон никогда бы так не поступил...» Фу, безобразие! Турецкий, какой он ни есть, как-никак ее законный муж. А Антон? Кто ей Антон?

«Антон – мой бывший пациент, – зазвучал внутри Ирины голос – ее собственный, но строгий и профессиональный. – Я помогла ему выкарабкаться из сложной психологической ситуации. Я – женщина. Неудивительно, что, лишенный жены, он обратил внимание на меня. Классическая картина! Во Фрейда тоже влюблялись пациентки. И недаром в Америке введен запрет на личные отношения психотерапевта и пациента в течение, по крайней мере, двух лет после прекращения лечебных сеансов. Правильно! Ничего хорошего из этих отношений не выходит. Вспомнить хотя бы роман Фитцджеральда „Ночь нежна“, где врач-психиатр женился на шизофреничке, а кончилось все трагедией...

Уже хотя бы поэтому у меня с Антоном Плетневым ничего быть не может. Ни-че-го! Существует же этика психолога... элементарная порядочность, в конце концов...»

Профессиональный голос подействовал. По крайней мере, образ Антона Плетнева, который говорит, что ему трудно без Ирины, и смотрит на нее такими душераздирающими собачьими глазами, отступил. На его место Ирина, поднатужась, снова водрузила образ Турецкого. Которого знает как облупленного. Который, между прочим, не так уж плох! Вот, снова начал оказывать жене знаки внимания. И в ресторан они все-таки пойдут – стоило ей настоять на своем... К тому же, а что, если Ирина все себе нафантазировала? Если Турецкий сейчас и впрямь не обманывает жену? Всякие ведь, в самом деле, случались у него на работе ситуации. Ну, не встречался он тогда с представителем экологической полиции, так может, встречался с кем-то другим, насквозь засекреченным. Или очень опасным – и не хотел ее волновать... В конце концов, все мы заложники собственного опыта: мы видим мир через призму своих представлений и закрываем глаза на то, что не вписывается в схему. И поэтому раним чувства своих близких... А вдруг своей беспричинной ревностью она, наоборот, спровоцирует мужа на то, чтобы он отправился искать утешения у другой женщины?

Воспоминание о совершенных ею ошибках в семейной жизни заставило Ирину ощутить чувство вины. Недостаточное для того, чтобы избавиться от воспоминаний об Антоне Плетневе, но достаточное, чтобы пообещать себе быть поласковее с Турецким. Она больше не будет закатывать ему скандалы. По крайней мере... по крайней мере, она очень, очень постарается. А совместный поход в ресторан оживит угасшие чувства и вернет все на свои места.

Дело Кирилла Легейдо. Закоулки экспертизы

Как все-таки меняет облик столицы научно-технический прогресс! Двадцать лет назад прохожие, встретив человека, который, идя по улице, разговаривает сам с собой, решили бы, что он психически болен. Пять лет назад подумали бы о наркотиках. А сегодня на москвичей, которые, идя по улице, общаются с невидимым собеседником, никто и внимания не обращает. Эту революцию в нашем сознании совершил мобильный телефон. На ходу люди назначают свидания, предупреждают о внезапно изменившихся обстоятельствах, обсуждают деловые вопросы. И так поступают не только юнцы, для которых достижения техники – в порядке вещей, но и люди, которым давно перевалило за двадцать.

Вот и сейчас никто не обращал особенного внимания на человека лет сорока пяти, который шел по улице, общаясь с кем-то по мобильной связи. Судя по его полноватой фигуре, костюму и галстуку посреди асфальтовой жары, а также лицу, в которое впечатались следы раз и навсегда усвоенной елейности и подобострастия, это был бюрократ, привыкший играть в аппаратные игры с начальством и таким путем достигший своего теперешнего положения. Говорил он вежливым, нарочито-ласковым и тихим голосом:

– Ярослав Иванович, ну как же вы меня не узнаете! Это Александр Григорьевич... Мы с Вами говорили по поводу Иоганна Себастьяна Баха. ИОГАННА Баха, – подчеркнул имя говоривший, причем елейность мигом изгладилась с лица, которое стало напористым и грубоватым. – Хотелось бы встретиться...

Быстрый взгляд на часы, украшавшие запястье. Внимательное выслушивание сбивчивого ответа собеседника.

– Да... Да, я могу освободиться с работы на полчаса. Всего доброго, Ярослав Иванович!

Человек выключил связь. По его лицу расплылась довольная улыбка.

– Молод ты еще, Ярик, кидать меня, – пробубнил себе под нос тот, кто носил малопримечательное имя Александра Григорьевича Величко. – Поработай с мое на благо государства...

Работу эксперта в авиакомиссии на первый взгляд, не назовешь синекурой. Платят за нее не такие уж великие деньги, а нервотрепки много: цена ошибки слишком высока. Задача экспертов состоит в том, чтобы на основании технических данных решить, что послужило причиной гибели самолета. Неисправность? Взрывное устройство? Ошибка пилотирования? Вынося заключение о том, отчего погиб летчик, члены авиакомиссии держат в руках судьбу живых. Поэтому в комиссию отбираются люди не только высокопрофессиональные, но и честные.

Председатель авиакомиссии Виктор Иоганнович Петров отличался и профессионализмом, и принципиальностью. Наряду с этим он славился среди коллег тяжелым характером. Неудивительно при таком-то отчестве! На самом деле никто из предков Петрова не обитал в Германии: его дед назвал отца в честь немца, с которым они были друзья – не разлей вода. Можно себе представить, что испытал Иоганн Петров, живший в те годы, когда слова «немец» и «враг» были синонимами! И можно себе представить, как двусмысленно поглядывали в сторону Иоганнова сына, не пожелавшего сменить отчество на русопятое «Иванович»... В этих наследственных борениях закалился характер председателя авиакомиссии, который ни разу не позволил ни себе, ни своим подчиненным изменить заключение в угоду кому и чему бы то ни было. Единственным критерием для него была истина.

Александр Григорьевич Величко не отличался столь высокой верностью принципам. Его главный принцип (которым он гордился и который он всячески вдалбливал своим детям) заключался в словах: «Хочешь жить, умей вертеться». Студент Московского авиационного, приезжий из Полтавы, всеми силами души желавший осесть в столице тогдашнего СССР, Санек Величко знал, что отличные оценки еще не гарантируют удачного распределения. Неформальные отношения важней! Поэтому он рано стал нарабатывать связи, искать подходы и подходцы к преподавателям. Изучал их мелкие слабости: одному в канун экзамена притащит бутылку коньяка в стыдливо-черном пакете, другому поможет выкопать картошку на даче. Он умел быть незаменимым... И он добился своего! Сначала московское распределение. Затем хорошее место. Затем... ну, на служебной лестнице ступенек хватает!

Манера умело пользоваться маленькими человеческими слабостями перешла за Александром Величко в профессиональную жизнь. Только, повзрослев, он действовал осмотрительнее. Ни к чему рисковать деловой репутацией из-за мелких подачек или желания быть любезным. Экспертные заключения Величко в подавляющем большинстве случаев были абсолютно верны. А что касается других случаев, то Александра Григорьевича можно было заподозрить в добросовестном заблуждении, только и всего. Никто не скажет, что за это добросовестное заблуждение Величко, с его честным-пречестным выражением лица, отхватил кругленькую сумму. А если и скажет, будет отвечать за клевету. Пока что Величко никому еще не позволил под себя подкапываться.

Главное условие: чтобы Александр Григорьевич пошел на такой опасный поступок, сумма должна быть по-настоящему круглой. А в случае с экспертным заключением по делу разбившегося Кирилла Легейдо она окажется круглой. Величко понял это, едва заглянул в широко раскрытые голубые глаза инспектора экологической милиции Ярослава Кутепова. Люди, которые только стремятся выглядеть честными, по каким-то неуловимым приметам узнают друг друга. Улавливая в мутной душе Кутепова подводные струи собственных корыстных устремлений, Величко понял, что Ярик обещает как следует заплатить ему по той причине, что экспертное заключение поможет голубоглазому инспектору отхватить совсем уж невообразимый куш.

И вот – сорвалось! Ярослав платить не захотел! Величко был убежден, что его нагло обманули, а обманщик, как известно, терпеть не может чувствовать себя обманутым. Ну ничего, Ярик! Узнаешь ты величковскую хватку! Уж кто-кто, а Александр Григорьевич свое возьмет...

Дело Кирилла Легейдо. Вдова-манипуляторша

Ольга Легейдо, став вдовой, продолжала вести себя так же, как если бы ее муж был жив. Не отказывала себе ни в посещении парикмахерской (что, если темные корни волос будут видны – ужас-ужас!), ни в посещении ресторанов... В ресторан она после гибели Кирилла пошла не одна, а с мужчиной – сыщиком из частного агентства, Сашей Турецким. Это ее тоже не слишком смущало. Ольга Легейдо любила мужское общество...

Нет, ее любовь к мужскому обществу не имела ничего общего с сексуальной ненасытностью: в интимном смысле мужчин у Ольги за всю жизнь было раз-два и обчелся. Просто это очаровательное создание со снежно-белой, очень гладкой кожей, правильными чертами лица и темно-голубыми, редкого оттенка глазами очень рано догадалось о силе своей внешности. Еще в детском садике Оленька поняла, что ради ее благосклонности люди противоположного пола готовы совершать ненормальные поступки, приносить дары и выполнять за нее всякие неприятные поручения. На людей одного с ней пола Ольгина красота аналогичного действия не оказывала, а отдельных закоплексованных уродин и старых дев, наоборот, раздражала. Из-за этого Ольга невзлюбила женщин. У нее не было подруг. С мужчинами как-то спокойней...

С мужчинами Ольга неизменно затевала игры. Какие? Это зависело от ситуации, от того, в чем нуждалась Ольга в тот или иной момент. Главное заключалось в том, что мужчина игру улавливал, но был уверен, что затеял ее именно он. И что именно он управляет этой глупышкой, сладкой блондинкой. Почему-то в мужской культуре распространено убеждение, что если у женщины большая грудь, тонкая талия и белокурые волосы, значит, она глупа как пробка. Большинство мужчин считает именно так. И пусть считают! Ольге это на руку... Казалось бы, примитив, а срабатывает! Всегда срабатывало. И этот самый знаменитый Турецкий, несмотря на то, что столько лет был следователем, не лучше других. Только свистни – будет служить на задних лапках и приносить брошенную палочку.

Только на одного человека в мире Ольгины выкрутасы не действовали. И, по досадному стечению обстоятельств, именно этот человек был ее мужем.

Главное, она ведь и выбрала его потому, что ей казалось: этим легкомысленным толстяком так легко управлять! Его детскость, его наивная любовь к небу и самолетам, его постоянно веселое и ровное, без перепадов, настроение, сам избранный им образ Карлсона – все это как будто свидетельствовало о том, что Кирилл Легейдо прост, как две морковки. Правда, он заработал в рекламном бизнесе кучу денег, и уже хотя бы поэтому его трудно назвать идиотом... Ну так что же? Можно быть гениальным бизнесменом, а во всем остальном – тупицей. Кирилл умеет зарабатывать деньги, Ольга умеет их тратить. Ее устраивает такое разделение труда.

На деле все оказалось не так просто – точнее даже, оказалось, что все непросто. Кирилл видел жену насквозь. Он охотно ее одевал и обвешивал украшениями, но при этом, как будто даже с ленцой, пресекал ее попытки совершения более крупных трат. Также замечал, когда она что-то от него скрывала... Ольга переводила все в шутку, но внутри у нее копилось раздражение. Временами она беспричинно психовала, ударялась в слезы. Но семейная жизнь казалась терпимой до поры до времени. Много ли она, на самом деле, видела счастливых семейных пар? Немного; а те, которые и кажутся по виду счастливыми – неизвестно еще, какие у них скелеты в шкафу! И Ольга терпела. Но что-то внутри подсказывало, что рано или поздно любое терпение кончается.

На самом деле началось все с того случая в Венеции – примерно через полгода после того, как они поженились. И ведь самое обидное, что Ольга в тот раз старалась для Кирилла – ну, по крайней мере, для них обоих! В поездку по Италии супруги Легейдо отправились в летнее время, отклонились от определенного гидами маршрута, и вот расплата за авантюру: все гостиницы заняты, номера заказаны за месяц вперед... И тогда Ольге, пустив в ход все свое женское очарование, удалось выбить из менеджера гостиницы номер люкс! С видом на Адриатику! При минимальном знакомстве с итальянским языком! Да-а, это был подвиг...

Едва они заселились в номер, Ольга распахнула балкон и распростерла руки так, словно желала обнять весь этот изумительный пейзаж древнего города. Не потому, что она действительно так восторгалась Венецией и Адриатикой: поведение восторженной сладкой глупышки вошло ей в плоть и кровь, Ольга играла даже наедине с собой, а наедине с мужем – тем более... С сияющей улыбкой Одри Хепберн в роли принцессы из «Римских каникул» Ольга обернулась к супругу. Кирилл, не торопясь распаковывать чемоданы, уселся в кресло и наблюдал за ней сдержанно. Почти снисходительно. Совсем не так должен смотреть преданный муж на ослепительную красавицу-жену!

«Знаешь ли, дорогой Олюнкин, – сказал Кирилл, – я всегда подозревал, что ты – гений манипуляции. Но сегодня окончательно в этом убедился».

Ольга ждала совсем не таких слов. Неудивительно, что она обиделась. Непритворные слезы защипали уголки глаз, размывая подводку.

«Кем же это я манипулирую?» – сдерживаясь, спросила она.

«Всеми. По крайней мере, мужчинами, – изрек Кирилл, развалясь в кресле, и Ольга с ненавистью отметила, как вызывающе некрасиво обтянули брюки его раскинутые в стороны ляжки и объемистый живот. – Тебе хочется, чтобы все мужчины тебе служили, поэтому ты постоянно их используешь. Ты уверена, что женщина может общаться с мужчиной только с корыстной целью, поэтому делаешь это постоянно, вне зависимости, нужно это тебе или не нужно. Это у тебя какая-то даже бескорыстная корысть...»

«Чего же ты хотел бы? – с вызовом бросила Ольга. – Чтобы мы ночевали на улице?»

«Я? Нет. И заметь, я с интересом наблюдал за твоей игрой с менеджером. Но сегодняшний случай – исключительный. А играешь ты постоянно. В чем дело? Ты не представляешь жизни без манипуляции? Тебе кажется, что без этого тебя никто не будет любить?»

Это было уже слишком! И Ольга ударилась в слезы. Слезы лились сами по себе, но Ольга отлично понимала, что заплакать в такой момент, когда нечего ответить, выгодно для нее. И понимала, что Кирилл это понимает. И что для него это – очередная манипуляция... Как же это все было невыносимо! Заласканная дочка и внучка, избалованная всеобщим вниманием красавица никогда не переживала такого унижения!

«Ты сейчас злишься и плачешь, – Кирилл говорил по-доброму, участливо, и от этого Ольге становилось еще обидней, – потому что я попал в цель. Понимаешь, на свете много людей, которые играют в игры. Человек, допустим, играет в сложную натуру, непонятую глупыми окружающими, только потому, что ему трудно налаживать отношения с теми, кого он мог бы полюбить. Играет в женоненавистника, потому что боится, как бы женщина его не отвергла. Играет в алкоголика, потому что только так он может обратить на себя внимание близких... Но во всех этих случаях разоблачение игры приносит человеку облегчение: он понимает, что не связан со своей ролью и отныне может быть просто, по-человечески, счастлив. А если разоблачить манипулятора, он будет злиться и плакать. Именно то, чем ты занимаешься теперь».

Кирилл позволил Ольге как следует отрыдаться и добавил:

«Не сердись, Олюнчик. Мы друг друга стоим. Я еще более бессовестный манипулятор, чем ты. Ты манипулируешь людьми на частном уровне, я – на общественном. У тебя в арсенале – внешность, взгляд, голос; у меня – образы коллективного бессознательного. Ты используешь свои средства в личных целях, а я – даже не для себя, а для толстосумов, которые должны впаривать населению свои товары. Часто – никому не нужные... А для чего же еще, по-твоему, существует реклама?»

Несмотря на эту покаянную, казалось бы, речь, супруги так и не помирились. Спали они, как можно дальше отодвинувшись друг от друга – это позволяла сделать кровать размерами с теннисный корт. А на следующий день все пошло по-прежнему, как будто ничего и не было. Бродили по влажным потемнелым венецианским улочкам, заворачивая в лавчонки, полные безумно странных и безумно дорогих товаров. Кирилл, вероятно, чувствуя вину за вчерашнее, расплачивался не скупясь. Ольга купила брошь и серьги муранского стекла, украшенное перьями лиловое вечернее платье и черно-белую маску с прямоугольным ртом и длинным хищным носом.

«Я буду надевать эту маску, – сказала она Кириллу, – чтобы никто не подумал, что я красивая».

А в душе стукнуло:

«Если бы можно было под этой маской скрыться от него...»

И еще:

«Хоть бы его вообще не стало...»