Текст книги "Золотой архипелаг"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

АНДРЕЙ АКУЛОВ. ОРИГИНАЛЬНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА СТЕРВ

Насколько же все-таки отличаются друг от друга мужчина и женщина! В самом деле, поверишь досужим журналистам, которые пишут, что существа эти – с разных планет... У Маргариты Николаевны Ганичевой, едва она услышала имя Андрея Акулова, сердце рухнуло куда-то вниз, блаженно, страдальчески и обмирающе. Что же касается виновника этих давних, но незабываемых девических переживаний, он едва мог вспомнить, перебрав длинный список своих кратко– и долговременных подруг, кто такая Маргарита Ганичева. А когда наконец вспомнил, скептически хмыкнул: а, Рита, с которой он жил на проспекте Мира возле ВДНХ! Следовало ожидать, что с возрастом из нее образуется первоклассная стерва: она и тогда, даже уверяя, что любит, что дышать без него не может, проявляла задатки стервозности. Но, в общем, это не тот противник, которого нужно принимать во внимание. Тогда он с ней справился, едва она посмела сесть ему на голову, справится и теперь. В том, что основная цель Риты Ганичевой заключалась в том, чтобы сесть ему на голову, он не сомневался: а чего же еще эти женщины хотят от мужчин? Все разговоры о любви, о верности – всего лишь изощренное средство, чтобы привязать мужчину к себе. Зачем им это? Все затем же, чтобы заставить мужчину на себя работать и обеспечивать свои прихоти. Они же все страшно ленивые и корыстные. А если работают, то только для того, чтобы показать, какие они незаменимые, как у них благополучно продвигается карьера, чтобы опять-таки взять над мужчиной верх. Потому что их главное желание – власть над мужчиной. Исподволь или грубо, мытьем или катаньем, но сделать так, чтобы она была в доме царицей, а мужчина вилял перед ней хвостом и приносил в зубах зарплату и домашние тапочки. Врут те, кто говорят, что семья – место отдыха: семья – это поле боя! Зазеваешься – башку на хрен оторвут. Поэтому надо не зевать, постоянно держать ухо востро, своевременно окапываться и обзаводиться бронежилетом. Ну а если уж средства обороны не помогают, приходится ввязываться в ближний бой... Этим премудростям Андрея научил отец, Василий Савельевич. Не словами – этот кряжистый рабочий, перебравшийся в столицу из сибирского Красноуфимска, не был спор на слова, – а исключительно собственным примером. Тем, как он держал в кулаке женщин – мать Андрюши и его старших сестер. Постоянная ровная строгость – вот был его принцип. Члены семьи занимали свои раз и навсегда отведенные им места – сидели на этих местах, точно дрессированные тигры на цирковых тумбочках или, лучше сказать, тигры в клетках. Пока ты в клетке и смирно себя ведешь, тебя никто не трогает, ты имеешь право на бесплатное питание. Если беспокоен, бьешь себя по бокам хвостом, грызешь прутья или, того хуже, пытаешься подцепить лапой защелку, на которую заперта снаружи дверь клетки, – лишаешься питания. В самых тяжелых случаях получаешь по морде. Андрей Акулов неоднократно наблюдал, что отцы его однокашников и взрослые соседи по рабочему общежитию – клоаке, пропитанной запахами неисправной канализации и нездоровой кухни, завешанной стираным-перестираным тряпьем – дерутся, когда пьяные. Это лишало их права на мужественность в его глазах. Отец, Василий Савельевич, если выпивал рюмочку с устатку, рук не распускал: настоящие мужчины пьют для удовольствия, а не затем, чтобы демонстрировать дурацкую, как у петухов, боевитость. Свои показательные возмездия осуществлял всегда в трезвом виде, отдавая себе, так сказать, полный отчет. Дурищи эти, сестры Андрюшкины, после того, как натворят чего-нибудь, прятали синяки под длинными рукавами кофт, наглухо застегивали верхние пуговки. А мамашу два раза отвозили в больницу. Но она на Василия Савельевича не жаловалась. Нет, не жаловалась. А на что жаловаться? Ну, поучил супруг уму-разуму, разве же это повод, чтобы вмешивать милицию в семейную жизнь! Мамаша семейную жизнь понимала правильно, в отличие от тех прошмандовок, которые чуть что – в партком. Правда, и стерва была порядочная. Всякая женщина – стерва. Учи ее, учи, даже к старости не выучишь.

Эта Рита на него тоже не нажаловалась. Ну да он и не боялся. Время было уже не такое, чтоб бояться. А если бы нажаловалась, себе хуже сделала бы. Андрюша в то время уже водился с серьезными людьми, такими, у которых милиция сидела в кулаке и не чирикала. Иначе откуда бы у паренька с рабочей окраины взялась трехкомнатная квартира в отличном доме? Разве квартиры, машины и «бабули» раздают за красивые глаза? Глаза у Андрея всегда были красивые, что верно, то верно. Наградили родители. Но в придачу наградили еще сообразительностью, позволявшей просекать фишку, где привольнее бегать и где больше мяса. Молодой тигр вырвался из клетки, вопреки защелкам и хлыстам. Не захотел, вроде Василия Савельевича, за гроши горбатиться. Не то время... Время наступало – для него. Для таких, как он. Молодого тигра подобрали, пригрели, рассчитывая на его когти и зубы. Оказалось, получили больше, чем рассчитывали: у тигра была еще и отличная голова. В совокупности это образовывало гремучую смесь, перед которой склонялся криминальный бизнес. Акаким он еще в те годы мог быть? Андрей отлично овладел приемами экономического давления. А внеэкономическому давлению его и учить не пришлось – сказывалась школа Василия Савельевича.

Он успешно продвигался вперед! И Рита была важным этапом на пути продвижения – красивая, образованная, отец ее, хоть и покойный, был важной шишкой... Честно говоря, он сам тогда слегка потерял голову. Он хотел ее ночами напролет, как с дуба рухнутый, – так ведь она знатная цаца была! Такие ему еще не встречались. Все остальные по сравнению с ней выглядели и вели себя как дешевки. А она была – куда там, алмаз! Ему нравилось ее одевать, украшать, как елку. Он, пожалуй, был не против даже расписаться с ней: конечно, он считал, что молод еще вешать хомут на шею, но если бы она настаивала, то пожалуйста... Еще немного, и сбылась бы для нее заветная мечта всех женщин. Чего бы он не совершил для нее? Жила бы в тени мужа, состоятельного, удачливого и – чего там стесняться – не топором деланного, на всем готовом, все ее желания исполнялись бы... От нее требовалось одно: признать в нем победителя. Не перечить. Усвоить правила игры и исполнять их во что бы то ни стало. Помочь ему на его трудном пути. А он бы с ней расплатился сполна, получив все, чего хотел добиться.

Так нет же! Все фанаберия дурацкая. Видно, покойный батька Риткин был слюнтяй, не смог указать своим женщинам правильное место. А это уже хуже некуда. Женщина – она вообще-то всегда стерва, но если ей с самого начала указать правильное место, потом легче ее на это место загнать. А Рита ни с кем и ни с чем не считалась, кроме собственной персоны. Гостей его принимала с неудовольствием, после нос воротила от них... Знала бы, сука драная, от каких людей нос воротишь! Тогда он не имел права ей объяснить, какие это люди: потом, если бы стала его женой, узнала бы сама все в свой срок. А не стала, так и до свидания. Еще лучше, что не совершил ошибки, привязав себе к ноге это каторжное ядро в виде Ритки. Ведь, будь они расписаны, она бы это дело так не оставила, попыталась бы стребовать с него в разводе на полную катушку. Он, конечно, нашел бы, чем ее поприжать, но ведь силы пришлось бы тратить, нервы, а он не железный, у него работа трудная...

Нет, такая жена ему не нужна. Как только услышал о бизнесе, понял – все. Пытается взять над ним верх. Эту дурь из женщин надо выбивать сейчас же, и больно. Не подействовало. Вместо того чтобы понять и принять правила игры, она ушла из его дома со всей своей дурью. Понесла свою дурь по жизни дальше. Вообразила, что равна мужчинам, что способна играть с ними по их, мужским, правилам, а в бизнесе других нет... До сих пор эта штука работала: видно, попадались ей на пути одни хлюпики, пасовавшие перед бабьим истеричным напором. Зато теперь не на такого нарвалась! Он ее вышколит. Хотя время упущено. Не ушла бы от него тогда, сейчас была бы умней.

А сам Андрей набрался ума, и не соблазнить его теперь ни огненными глазками, ни грудью-буферами, ни упругой задницей, ни претензией на интеллектуальность. В свое время не женился, и очень хорошо. Это серым крысам, из тех, которые тащат крошки с чужого стола в свою крохотную норку, греет душонку наличие крысихи и пищащего выводка. Тиграм семья не нужна: тигр свободен, он бродит один, готовый взять мимоходом любую самку, каждая из которых истекает томлением по нему, и двигаться дальше, туда, откуда доносится запах свежего вкусного мяса. Охота – вот главное наслаждение. По сравнению с удачей в охоте отступает даже секс.

Эти мысли приносили Андрею чувство удовлетворения: они доказывали его необычность. Видно, с самого начала он принадлежал к избранным. От старших друзей он неоднократно слышал, что истинный вор в законе (таких уж не осталось) не должен во всю свою жизнь делать трех вещей: жениться, работать и ходить под звездой – то есть служить в армии или милиции. Андрей – не вор в законе, но в остальном все признаки сходятся: ни одним из этих низменных состояний он себя не запятнал.

Нет, кое в чем Андрей Васильевич способен похвалить бывшую любовницу: хоть и баба, а соображает. Тоже нащупала золотую жилу в виде земель Московского региона, где полученная от покупки выгода составляет тысячу процентов от вложенного капитала. Это ж немыслимые деньги! А все-таки сказалась бабья ограниченность: дальше ферм и сельхозугодий ее планы не пошли. Известно, что женщины – существа инертные: предпочитают обращаться с предметами этого мира так же, как обращались до них, предпочитают привычку эксперименту; словом, пороха не выдумают. Другое дело – Акулов: он мыслил дальновиднее, начиная бурное строительство элитного жилья вокруг Москвы. Ради этого он скупает, а то и с помощью бандитов отнимает земли у крестьян Подмосковья. Прибыль все окупит. Игра стоит свеч! А Ритка останется ни при чем. Он – Акула, она – Щучка: последнему дурню понятно, какая рыба крупней.

В таком расположении духа Андрей Васильевич Акулов услышал от секретаря, что с ним хочет говорить Маргарита Николаевна Ганичева. Он лениво взял трубку, рассчитывая услышать либо угрозы, либо слезные просьбы вспомнить об их общем прошлом, – чего еще ожидать от стерв с их куриными мозгами! Но действительность воображаемая не совпала с действительностью настоящей. Рита Ганичева все еще, спустя столько лет, способна была кое-чем удивить несостоявшегося мужа: тон ее оказался сухим и деловым. Без угроз, без предисловий она проговорила, что у нее есть кое-какие факты, которые она чувствует себя обязанной предъявить раньше, чем оба они ввяжутся в решительную борьбу за вожделенные земли Горок Ленинских.

– Ошибаешься, Маргарита Батьковна, – с удовольствием выдал Андрей, хотя отчество ее сию секунду слышал и не забыл. – Я в нее уже ввязался. Раньше тебя, дорогуша. Предупреждаю по-доброму: отойди в сторону, не то зашибет.

Однако не стал спорить с бывшей возлюбленной, некогда обустраивавшей его быт в квартире возле ВДНХ, и назначил встречу. В укромном месте, за городом. Небезынтересно будет взглянуть, какие там факты держит в загашнике Рита. Что бы там она ни приготовила, ей не отвратить его от намеченной цели. И если надеется запугать, пусть выбросит эту мыслишку из своей непросторной черепной коробочки. На любые факты у Андрея Акулова найдутся свои аргументы.

АЛЬБИНА ГОРЕНКО. ОКАЗАНИЕ ПОМОЩИ НУЖДАЮЩИМСЯ

Он встретился Альбине Игнатьевне Горенко в три часа дня, когда она возвращалась из ближайшего продуктового магазина. Обычно бывшая солистка Московского театра оперетты зимой делала покупки с тем расчетом, чтобы хватило на неделю (чтобы пореже выползать на эти заснеженные, скользкие, враждебные пенсионерам и инвалидам улицы), но сегодня выдался особый случай: завтра должна приехать сестра покойного мужа, для которой Альбина Игнатьевна неизменно пекла торт по своему семейному рецепту, а, как на грех, обнаружилось, что в доме кончились яйца. Не то чтобы совсем нечем было накормить гостью, но торт – это была установившаяся традиция, а Альбина Игнатьевна привыкла следовать традициям. К тому же ее в последнее время так редко кто-то навещает... Пришлось бежать в ближайший супермаркет, который Альбина Игнатьевна обычно не жаловала по причине его дороговизны, но времени для поездки на рынок не оставалось. Возвращалась довольная, бережно неся в целлофановом пакете, оберегаемом от сотрясений, плотно упакованный десяток яиц. Вот тут-то она и заметила мелькнувшую в направлении подвальной отдушины тень с пушистым хвостом. «Кс-кс-кс!» – позвала Альбина Игнатьевна. В ответ раздался густой рык: «Мр-р-ря!» – и кот возник перед ней возле двери подъезда, позволяя себя разглядеть во всей первозданной красе. Полудомашний зверь: рваная морда и тугие мускулы, перекатывающиеся под тигровой шкурой, свидетельствовали о дикости, а от домашнего любимца в нем задержалась потребность откликаться на «кс-кс-кс». И доверие к людям. По крайней мере, Альбина Игнатьевна внушала ему доверие.

– Котик, какой же ты хороший... Пойдем со мной, – попросила Альбина Игнатьевна.

И кот пошел с ней. Проследовал через внутренность подъезда, вызвав одобрительную реплику консьержки «Ух ты, до чего страшен!», безбоязненно вошел в лифт, виясь вокруг варикозных ног той, которую сразу признал за хозяйку. «Неужели?» – с робкой надеждой подумала Альбина Игнатьевна. Она всегда любила кошек, но на кошек ей не везло.

Своего первого котенка она подобрала тоже на улице, когда ей было шесть лет. Котенок был маленький, дымчатый, сидел среди сугробов на задах дровяного сарая (в те годы немало московских домов отапливалось дровами) и мяукал, треугольно раскрывая розовый ротик. Проваливаясь в снег по самую пуговку, на которую застегивалась ее вязаная шапочка под подбородком, Аля побежала спасать кису. Котенок бросился наутек от нежданной спасительницы, но дети – существа проворные, и кончилось тем, что Аля, упав на живот, схватила маленькую живую игрушку. Родители не были в восторге, когда дочурка заявилась домой вся в снегу и с котенком (коммунальная квартира, соседи могут протестовать!), но мама что-то тихо сказала папе, и котенок был оставлен. Весь вечер Аля его гладила, возила перед ним по полу бумажный бантик на нитке, который он ловко цапал передними лапками с растопыренными коготками, наблюдала, как он лакает из блюдца молоко, удивительно скручивая в трубочку шершавый язык. Заснула она счастливая. А назавтра... назавтра с утра обнаружилось, что котенка в квартире нет. Родители, испытывая Алин шквал слез, стойко держались легенды, что котенок просился на улицу и его пришлось выпустить. Еще неделю Аля искала его по всем окрестным дворам, но не нашла. Все последующие годы жизни она надеялась, что дымчатому котику или кошечке подвернулись хорошие хозяева, лучшие, чем девочка, которая так горевала о пропавшем маленьком друге.

Много лет спустя она, приобретающая известность актриса и обладательница хотя и маленькой, но собственной квартиры, остановилась у метро умилиться на котят, которые выглядывали из плетеной корзины. «Смотрите, какая очаровательная кошечка, черепаховый окрас, отдаю в хорошие руки», – заискивающе произнесла державшая корзину пожилая женщина. Это плюс детское воспоминание решило дело, и черепаховая кошечка водворилась в квартире Альбины Горенко, как у себя дома. Вскоре выяснилось, что содержание животного – дело трудоемкое и ответственное, сопряженное с бесчисленными неприятностями. У Альбины был взлет карьеры, совпавший с романом с одним знаменитым режиссером, ее целыми днями не бывало дома. В отсутствие хозяйки кошка, оказавшаяся темпераментной особой, развлекалась как хотела, а с человеческой точки зрения, пакостила: сбрасывала на пол цветочные горшки и забытую на столе посуду, драла обои и занавески. Когда квартира, обставленная с таким тщанием, превратилась в гадюшник, Альбина задумалась о том, что с ее образом жизни она вряд ли может позволить себе кошку. Она не в состоянии о ней заботиться, она даже имени ей не придумала: «Кс-кс, иди кушать», – вот и весь разговор. И все-таки ей было жаль питомицу. Несмотря на то что режиссер вопил как резаный: «Усыпить эту тварь!» – после того, как кошка нагадила ему в жутко дорогие, за границей купленные немецкие ботинки, у Альбины не поднялась бы рука обречь здоровое животное на смерть. Поэтому она бегала по театру, как идиотка, всем предлагала свое сокровище, пока наконец не сплавила билетерше Марье Тимофеевне, восьмилетняя внучка которой моментально влюбилась и в черепаховый окрас, и в темно-желтые, почти карие, раскосые, как у египетской красавицы, глаза. Кошка получила нормальное кошачье имя Мурка, родила котят и стала такой спокойной, гладкой, толстой – заглядение! Не кошка, а матрешка! Альбина потом даже жалела, что ее отдала, тем более что с режиссером у них все равно не склеилось. Альбина мечтала хотя бы забеременеть от него, чтобы в ее маленькой квартирке завелись дети – эти маленькие сумасшедшие розовые зверьки, которым все прощается, как бы они ни пакостили, и которых ни один жестокий человек не предложит усыпить. Но и ребенок не хотел завязываться в ее до седьмого пота натренированном теле, изнуренном репетициями и танцевальными упражнениями – дети, знаете ли, предпочитают выбирать убежища помягче.

Ну а потом, в самый лучезарный период ее биографии, эти наполненные спокойной поздней любовью восемнадцать лет, почему она не завела кошку? Неужели Лешик стал бы возражать? Нет, хоккеист Хомяков одобрил бы, даже если бы она привела домой бродячее животное – в конце концов, она и его, фактически беспризорного, подобрала и выходила. У них все началось с курортного романа – не вполне классического, так как Хомяков не тащил ее в койку, а, наоборот, куксился и хандрил. После серьезной травмы позвоночника на льду его настигла другая, моральная травма: жена ушла, оставив записку, что не обязана тратить лучшие годы на инвалида. Альбина Игнатьевна, как раз месяц назад получившая звание заслуженной артистки и в придачу массу завистников, которые считали, что ради нее их обошли, переживала тоже не самый веселый этап своей жизни, и депрессия Хомякова, с которым она ожесточенно спорила, прогуливаясь по курортным терренкурам, поначалу здорово выводила ее из себя. Зато потом обнаружилось, что минус на минус дало плюс... Да, так почему было не завести кошку? Не приходило в голову: они с Лешиком были так переполнены друг другом, что их не тяготило отсутствие детей, общих друзей, домашних животных. Единственным человеком, вторгавшимся извне в их счастливый мирок, была Лешикина сестра, игравшая до некоторой степени роль свирепой свекрови... Валя, считавшая, что актриса (в ее устах это звучало как «проститутка») не пара ее брату, попортила Альбине Игнатьевне немало нервов, зато, лишившись дорогого человека, обе женщины сблизились. Для кого еще, спрашивается, Альбине Игнатьевне печь торт? Кого ей, спрашивается, вообще кормить? Разве что этого полосатого мускулистого бандита с пушистым хвостом... если приживется.

Лифт мягко, без сотрясений, довез Альбину Игнатьевну с котом на ее четырнадцатый этаж и услужливо пискнул перед тем, как отодвинуть дверь. Кот сперва опасливо высунул за пределы лифта усатую морду, неоднократно сталкивавшуюся с неприятностями, а потом, положившись на опыт Альбины Игнатьевны, вслед за ней целиком выбрался на лестничную площадку. И тут же настороженно припал на все четыре лапы, тревожно ощетинивая вперед усы... В первую секунду Альбина Игнатьевна подумала, что животному не понравилось новое место, в следующую секунду посмотрела туда же, куда и он, – и временно забыла о коте. Человеческое тело, распростертое на лестничной клетке, – весомый повод для беспокойства. Человек был одет в расстегнутую дубленку и выглядывающий из-под нее дорогой коричневый костюм. Кроме того, он был рыжеват, лысоват, полноват, с ленинской бородкой... В описании примет не было необходимости, так как Альбина Игнатьевна сразу узнала лежащего. Это был ее сосед Игорь Лейкин – отчество было ей неизвестно, поскольку молодящийся живчик пятидесяти лет настоятельно просил, чтобы она называла его не иначе как Игорем. Это как нельзя лучше вписывалось в его энергичный, не склонный к длиннотам западный стиль.

Годы, в течение которых Альбина Игнатьевна по необходимости следила за физическим состоянием Лешика, наделили ее навыками медсестры. Опустившись на колени рядом с телом (кот по-прежнему занимал выжидательную позицию), она решительно пощупала пульс – сперва на шее, отодвинув модный шарф с черно-белыми квадратиками, потом на запястье. Игорь Лейкин был бледен, глаза закрыты, губы синеватые – но пульс есть, а значит, не все потеряно. «Сердечный приступ», – с высоты своих медицинских познаний подумала Альбина Игнатьевна. То же самое она сказала по телефону, вызывая «скорую помощь». Первым делом она, конечно, несколько раз дилинькнула в дверь лейкинской квартиры, но жены Игоря, Марины, очевидно, не было дома, и пришлось звонить от себя. Вызвав «скорую», Альбина Игнатьевна сообразила, что консьержка может не пропустить медиков, долго и дотошно допрашивая, кто они, зачем и куда, – и позвонила еще и вниз, на вахту.

Выполнив все эти необходимые действия, она испугалась: где же кот? Неужели удрал? Где его теперь искать? Напрасен был ее испуг: кот вслед за ней просочился в ее квартиру и даже устроил себе здесь прописку, вонюче брызнув из-под хвоста на обои. Вздохнув, Альбина Игнатьевна не стала читать ему лекцию о правилах хорошего тона, а полезла в холодильник за банкой сайры, которую вывалила на кофейное блюдечко и поставила на кухонный пол. Кот накинулся на сайру с голодным ожесточением. Он поглощал ее, как бульдозер землю, он жрал, зарыв в блюдечко морду, так что одни усы торчали, он расправлялся с пищей, урча и рыча. Лопатки ходуном ходили вверх-вниз под полосатой шкурой, ошметки консервированной рыбы усеяли пол вокруг блюдца. Альбина Игнатьевна, умилившись, подумала, что кот чем-то напоминает ей покойного Лешика: с грубоватыми манерами, некрасив, но есть в нем некое мужественное обаяние... С одним, но главным отличием: Лешик не уподоблялся коту, гоняющемуся за всеми встречными кошками, он был верен сначала первой жене, потом ей. Зато Игорь Лейкин – вот кто настоящий похотливый мартовский кот! От такого количества приключений неудивительно, если в его возрасте инфаркт случился!

Альбина никогда не предпринимала попыток раскрыть глаза на поведение мужа Марине, сумрачной горбоносой женщине, похожей на грузинку. Если жена не знает об изменах мужа, вмешательство посторонних может смертельно ранить ее; если знает и прощает, тем более бессмысленно вмешиваться. А вот тех молоденьких дурочек, с которыми она видела Игоря Лейкина то в его машине, то вблизи дома, она безумно жалела, вспоминая свои отношения с режиссером, который тоже был женат и разводиться, как выяснилось впоследствии, не собирался, невзирая на все заверения, что он там ей молол, чтобы подольше удержать. С одной из лейкинских пассий – миниатюрной, одетой в белое блондинкой, напоминающей Дюймовочку в конце сказки, когда она стала невестой принца эльфов, – Альбина Игнатьевна сделала попытку поговорить по душам и начала многословно объяснять, что не стоит тратить время на отношения, которые ничего, кроме горечи, не оставят... Блондинка слушала ее, поглядывая на украшенные поблескивающими на солнце камнями наручные часики, ровно пять минут, а потом сказала, что она отлично знает, что ее отношения с Игорем не имеют перспектив. Ну и что? С нее достаточно того, что Игорь прикольный (она так и выразилась, прикольный, потрясающий комплимент в духе времени), что с ним интересно, что он преподносит щедрые сюрпризы – ее, например, свозил на Бали. Она не против провести с ним еще какое-то время. Но чтобы стремиться стать женой одного из таких – принцесса-Дюймовочка непечатно охарактеризовала категорию мужчин, к которой относился Игорь Лейкин, – надо быть полной ку-ку. Еще раз взглянув на часики и взметнув белую юбку, как Мэрилин Монро, Дюймовочка стартанула прочь, оставив Альбину Игнатьевну в недоумении: у нее, конечно, тоже были мужчины, но отношения с каждым оправдывались любовью. Такой стиль отношений, когда на первый план выступали материальные блага, и в ее время был распространен, но тогда это, по крайней мере, старались как-то завуалировать... Наверное, она безнадежно отстала от жизни. Наверное, она напрасно попыталась поделиться своим затхлым, никому не интересным опытом с этой девушкой, в результате только обидела Дюймовочку. Придется Альбине Игнатьевне смириться с тем, что отныне ее участь – точить лясы с такими же, как она, старухами, дышать свежим воздухом в ближайшем парке, завести домашнее животное, допустим, кота... Расправившись с рыбой, кот сел рядом с блюдечком, явно размышляя: попросить новую порцию пропитания или повременить? Его зеленые глаза от удовольствия стали совсем узкими, как у татаро-монгольского захватчика. Шрам через всю морду увеличивал сходство.

– Чингисхан, – пришло в голову Альбине Игнатьевне. – Тебя зовут Чингисхан, никаких Барсиков и Мурзиков. Чингуся, подожди, сейчас будем готовить торт для Вали и тебе достанется немного сливочного крема.

Чингисхан, который не возражал ни против имени, ни против крема, выгнул спину верблюдом, потянулся, а потом подошел к сидящей на табуретке Альбине Игнатьевне, вспрыгнул ей на колени и сперва стеснительно, будто стыдясь долгого отсутствия практики, а потом все громче и громче замурлыкал. И этот простой забытый звук вновь вернул Альбине Игнатьевне чувство собственной нужности.