Текст книги "Возьми удар на себя"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Женская дружба

С точки зрения Галочки Романовой, оперативника Первого департамента МВД и коллеги Володи Яковлева, дамочка, выскочившая из служебного входа театра, одета была, мягко говоря, не по погоде.

Мороз, давным-давно обещанный синоптиками, в который не верил ни один здравомыслящий человек, все-таки сковал столицу, привыкшую за последние годы к кислым зимам. И даже закаленная Галочка успела замерзнуть за те десять минут, которые провела у входа, поджидая бывшую, как она успела выяснить, подружку Альбины – Нинель Каплер. В этот день Романова не рисковала столкнуться заодно и с самой Крутицкой: в отличие от Альбины, Нинель числилась во втором составе театра и, поскольку дублировала она как раз свою прежнюю приятельницу, то и работали актрисы в разные смены.

Нинель Каплер оказалась яркой кареглазой брюнеткой с пышными, вьющимися волосами, распущенными почти до пояса, и веселой мордашкой с ямочками на щеках и подбородке, портил которую немного крупноватый нос с четко вырезанными ноздрями. Несмотря на воцарившиеся в Москве минус двадцать, Нинель была без головного убора, в короткой кожаной курточке с огромными золотистыми пряжками, высоких и явно незимних сапогах на шпильках и коротенькой, тоже кожаной, юбчонке, позволявшей любоваться ее длинными, стройными ногами всем желающим.

– Здрас-сте!.. Если не хотите, чтобы я превратилась в ледышку, давайте-ка бегом в «Голубку»!..

К капитану Романовой она подскочила сама, удивительно ловко скользя по ледяным колдобинам на своих шпилягах, ничуть не сомневаясь, что обратилась именно к той девушке, которая и звонила ей по телефону, договариваясь с встрече. Впрочем, в переулке возле театра было пусто, никто никого не ждал, кроме Гали, очевидно, фанатами артистки театра похвастаться не могли.

Представив, как себя чувствует в своем мини-прикиде Нинэль, Романова даже не поинтересовалась, что это за «Голубка» такая, покорно бросившись за летевшей, словно стрела, впереди нее актрисой. И буквально через две минуты они входили в небольшое кафе-стекляшку за углом.

– Если хотите – разденьтесь, вон там, справа, вешалка, – кивнула Каплер. – А я пока так посижу... В театре такая холодрыга, вы просто не представляете! А я все второе действие играю в летнем платьице, изображая, как мне жарко... Как назло!..

Галя, так пока что и не успевшая вставить в монологи Нинель ни слова, молча кивнула и последовала ее совету, пристроив свою дубленку на круглую вешалку. Несмотря на то что вечер был в самом разгаре, народа оказалось не так уж много, девушкам даже удалось сесть за вполне удобный столик на двоих, освободившийся как раз в момент их прихода.

– Знаете, здесь самообслуживание, – сообщила Нинель. – Вам что взять? Лично я беру всегда одно и то же: салат, гамбургер и кофе...

– Я не голодна, но чаю бы выпила... Чай тут подают?

– Кажется, да... А еще есть отличные пирожные. – Каплер вздохнула. – Конечно, если вы не соблюдаете диету, как я, несчастная...

– Нет, не соблюдаю! – Романова невольно улыбнулась. – Сколько это будет стоить?

– Пара пирожных и чай – думаю, не больше полтинника.

Взяв протянутые Галей деньги, Нинель отправилась к длинной стойке, а Романова, воспользовавшись ее отсутствием, извлекла из своей сумки и пристроила на коленях диктофон.

– Ну вот... – Актриса возвратилась с подносом, нагруженным тарелками и чашками, и, быстренько переместив все на столик, сам поднос сунула на ближайший подоконник. – Ничего, найдут и уберут, – беззаботно махнула она рукой с ярким темным маникюром. – Жутко хочу есть.

Пока Нинель, подтверждая собственные слова, активно расправлялась с салатом и гамбургером, Романова наконец получила возможность разглядеть ее получше.

Благодаря молодежному стилю одежды Каплер и выглядела моложе своих лет, но здесь, в ярко освещенном зале кафе, было видно, что лет ей не так уж мало: где-то около тридцати пяти, уверенно констатировала Галочка. И дождавшись, когда актриса пододвинет к себе чашку с двойным кофе, незаметно нажала кнопку записи на диктофоне.

– Знаете, – сказала она, – вы меня немного удивили...

– Правда? И чем же, если не секрет?

Каплер достала из кармана курточки пачку «Мальборо» и зажигалку.

– Даже не спросили, по какому такому делу с вами собирается встретиться сотрудник МВД. А сейчас не поинтересовались моим удостоверением... Судя по всему, вы нелюбопытны и к тому же весьма доверчивы.

Нинель улыбнулась и торопливо прикурила извлеченную из пачки сигарету, после чего возразила:

– Ну, что касается удостоверения, я как раз собиралась его у вас попросить... Я, когда голодная, о делах просто не в состоянии говорить, такая у меня особенность организма!.. Ага, спасибо! – Она наклонилась и внимательно вгляделась в удостоверение Романовой, протянутое ей через стол. Галя отметила, что актриса, похоже, не первый раз в жизни имеет дело с представителями правоохранительных органов: ни малейшей попытки взять документ в руки та не сделала... Значит, в курсе, что делать это нельзя... Интересно!

– Очень приятно... А можно я буду звать вас просто по имени? Мне кажется, мы ровесницы...

– Можно. – Галочка еле сдержала улыбку: по ее подсчетам она была моложе Каплер минимум лет на семь. Ну да бог с ней, ровесницы так ровесницы!

– Ну а что касается второго вашего вопроса, я как раз весьма любопытна, но в данном случае гадать, чем объясняется ваш интерес ко мне, не приходится: весь театр только и говорит о том, что Альбининого мужа убили чуть ли не на ее глазах... Я имею в виду – бывшего мужа, конечно. Второго дурака после Кожевникова, который бы вздумал на ней жениться, так и не нашлось... А учитывая все предыдущее, Альбину Викторовну нашу просто не могли не заподозрить!..

– Что вы имеете в виду, говоря о предыдущем? – Внешне Романова никак не проявила, насколько неожиданной оказалась для нее последняя фраза Нинель.

– Ну для начала хотя бы их бурный развод.

– Как я понимаю, вы знакомы с Крутицкой очень давно, верно?

– Вместе учились в Щуке... Вообразите себе, дружили когда-то, до тех пор, пока... Словом, Сергея я знала отлично. А что касается развода, Альбина в тот день, когда выметалась от него окончательно, еще бросилась на него с ножом... Представляете? Это было при мне, она сама попросила меня зайти к нему вместе с ней за вещами... Ужас!

– Что, действительно всерьез бросилась? – Галя уставилась на актрису с недоверием.

Каплер усмехнулась и покачала головой:

– Зря вы так скептически относитесь к моим словам. Действительно бросилась, и действительно всерьез! Если бы не отличная реакция Сережи, еще неизвестно, чем бы это закончилось: руку она ему все-таки тогда порезала, когда он нож перехватил: кровищи было столько, что я только чудом не грохнулась в обморок! Еще и вопила, что все равно рано или поздно его убьет... Я готова повторить это под присягой, потому что это чистая правда!

– Альбина Викторовна, судя по всему, по натуре склонна к истерикам? – предположила Романова.

– Мы все, я имею в виду артистов, склонны к истерикам, – усмехнулась Нинель. – У меня тогда тоже едва истерика не случилась... Но с Крутицкой, на мой взгляд, все еще хуже: с одной стороны, она агрессивная, с другой – способна на самый подлый и холодный расчет, в чем я лично убедилась спустя несколько лет! А тогда я была слепа, как новорожденный котенок, целиком и полностью находилась на ее стороне, считая, что Сергей поступил с ней подло...

– Интересно. И в чем же было дело?

– А дело в том, что у Альбины даже квартиры отдельной не было, только совершенно кошмарная комната в коммуналке на пять семей, три из которых пили по-черному. И он ее выставил туда без сожаления, поскольку в его квартире она прописана не была... Уж не знаю почему!

– И после этого они продолжали общаться? – с сомнением спросила Галочка.

– Что вы, конечно нет! Тем более что Кожевников вскоре женился. Насколько удачно – не знаю, врать не стану. Но ведь прожил же он со второй женой, кажется, не меньше пяти лет?

– Семь... – задумчиво произнесла Романова. – Да, все их общие друзья утверждают, что жили они дружно... Все, кроме Альбины Викторовны: она как раз утверждает обратное, вроде бы ее бывший муж собирался вернуться к ней, оставив свою вторую жену...

– Да знаю я! – Нинель махнула рукой и поморщилась. – А заодно и весь театр об этом слышал. Только никто ей не верил, а я меньше всех! Еще чай будете? А я, пожалуй, возьму себе вторую порцию кофе... Я сейчас!

Вернувшись за столик с дымящейся чашкой напитка, Каплер продолжила, не дожидаясь следующего Галиного вопроса.

– Ее последний неудачный роман накрылся шляпой с полями где-то с месяц назад, вот тогда она и начала брехать насчет Сергея... Зная Алечку как облупленную, ничуть не сомневаюсь, что она его где-нибудь подкараулила и закинула пробный шар, получив при этом щелчок по носу. Только Крутицкая – не из тех, кто легко сдается, если вобьет себе что-нибудь в голову! Она в последнее время сдружилась с нашей новенькой гримершей Настенькой, очень хорошая девочка, но язык у нее без привязи. Так что все, что она ей говорила, знали все.

– И что же она ей говорила?

– Несла, конечно, ахинею насчет того, что Кожевников якобы все эти годы о ней, любимой, сожалел и теперь чуть ли не на коленях умоляет ее вернуться. А она, мол, еще должна подумать... Ха! Подумать!.. Да она, когда узнала, что Сергей за эти годы стал богатым человеком с собственной фирмой, чуть ли не на стенки от злости лезла, по Настиным словам!

– Когда это случилось? – быстро спросила Романова.

– Что именно? – не поняла ее Нинель.

– Когда она узнала, что Кожевников стал богатым человеком?

– Ну... По-моему, где-то за месяц до того, как он якобы встал перед ней на колени... Да, похоже, где-то в декабре. Но точно я не помню, это вы у Насти спросите, она в курсе.

– И каким образом узнала, тоже не имеете понятия?

– А вот тут вы ошибаетесь! Еще как имею! Узнала она это как раз от своего предыдущего любовника перед самым финалом их романа. Я это точно знаю, потому что знакома с ним отлично, – неплохой мужик, хоть и татарин... Или дагестанец... Точно не знаю, не стану врать.

– Как его зовут и, если можно, как его найти? – поинтересовалась Галина.

– Зовут его Рахтан, фамилия – Мамедов, а вот найти? – Нинэль неожиданно фыркнула. – С одной стороны – проще некуда: у него метрах в ста отсюда свой магазинчик. А с другой... – Она оценивающе посмотрела на Романову. – Видите ли, это не просто магазинчик, а секс-шоп! Ой, только не подумайте, что мы с ним познакомились на такой почве... Рахтанчика я знаю с тех пор, как себя помню: мы в одном доме жили и росли в одном дворе... И еще не подумайте, что он на почве секса сдвинутый – это для него просто доходный бизнес!

Понимаете, он еще в детстве поставил себе цель разбогатеть! Семья у них была, можно сказать, нищая – еще бы, восемь человек детей! Он где-то в середине... В общем, беднота... Ну и выбрал такую сферу торговли, чтоб, значит, всегда наверняка того... Процветать!

Галя слегка покраснела и покрутила головой.

– Странно... – пробормотала она. – Как же в таком случае он пересекся с Кожевниковым?

– Разве я сказала, что они пересекались? – Нинель снова двусмысленно улыбнулась. – Нет, конечно. Просто Рахтанчик в последнее время подумывал сменить свой, если так можно выразиться, профиль, понимаете? В общем, история вышла презабавная! Он мне сам рассказывал. Заела его тоска от собственного товара, тут еще и дети подросли, жена пилить стала: мол, узнают, что я им скажу? У них, восточных людей, с этим вообще-то строго, не то что у нас...

Нинель на секунду задумалась и продолжила:

– Вы, конечно, в курсе, что фирма Кожевникова тоже расположена здесь неподалеку?

Галя кивнула.

– А если точнее – прямехонько напротив мамедовского магазинчика. Я так думаю, что он смотрел-смотрел на ее вывеску с каким-то там электронным – я точнее не помню – названием...

– «Интеркласс», – автоматически подсказала Романова.

– Возможно, – кивнула Каплер. – Но у них в витринах там компы всякие новомодные стоят, сама не видела, а Рахтанчик говорил. Он думал, они ими торгуют, вот и решил, прежде чем свои решения принимать, проконсультироваться по-соседски с хозяином этого заведения. И, как вы понимаете, был разочарован. И как-то по пьяни, начал жаловаться при Альке на свою горькую судьбу. Рахтан вообще жуткий нытик! Вот, мол, есть же умные люди – такие, как Кожевников Сергей, не помню по отчеству, но Мамедов запомнил, поскольку явно ему позавидовал. Он еще и завидущий, как все бывшие бедняки!.. Ну Алька уши-то и навострила, и тут же брякнула ему, что это, мол, судя по всему, ее бывший... Мало того, на следующий день поперлась проверять – мало ли, вдруг просто тезка?.. Короче, Рахтан засек нашу Алечку за тем, как она крутилась возле Сережиной фирмы, и самолично видел, как та его подкараулила и подошла к нему, а потом села к Сереге в машину... Надо знать восточных людей, чтобы понять, какова была реакция Мамедова на «измену» любовницы!.. У них же мужикам все можно, а женщинам – ни-ни!

Каплер неожиданно глянула на часы и умолкла, после чего бросила быстрый взгляд в окно.

– Знаете, – несколько смущенно повернулась она к Гале, – у меня времени минут двадцать осталось, не больше... За мной должны сюда заехать... Вы еще что-нибудь хотите узнать? Вообще-то можно ведь еще раз встретиться.

– Знаете, Нинель, – пояснила Галя, – вероятно, с вами в следующий раз встречаться будет следователь, а не я... Но пара вопросов у меня еще действительно есть. Вы считаете, что Альбина Викторовна вполне способна была убить бывшего мужа, в случае если он не пошел ни на какие отношения с ней исключительно потому, что когда-то сами стали свидетельницей того эпизода при разводе?

– Нет, не только. Просто, зная Алю, вполне могу допустить, что если Сергею удалось во второй раз в жизни существенно задеть ее самолюбие – а этого я даже своему врагу не пожелаю! – она вполне могла задумать такую месть и осуществить ее. Ничуть в этом не сомневаюсь!

– А основания?

– Знаете, на чем сгорела наша дружба? – Нинель отодвинула от себя опустевшую чашку из-под кофе и нахмурилась. – Три года назад я собиралась выйти замуж за очень, как мне казалось, приличного человека... Поверьте, я его действительно любила, хотя бедным он не был... У нас уже заявление лежало в ЗАГСе, когда я их познакомила...

– И она его у вас увела, – уверенно кивнула Романова. – Верно?

– Ну, чтобы догадаться, особой мудрости тут не требуется, – усмехнулась Нинель. – Но весь вопрос в том – как она это сделала... Знаете, мне до сих пор неприятно вдаваться в подробности, поэтому в двух словах... Узнала я все за пять дней до регистрации, когда платье свадебное, причем дорогое, было уже куплено. А выбирать его и даже слегка подгонять по фигуре мне помогала дорогая подруженька, уже прекрасно знавшая, что никакой свадьбы мне не видать, как собственных ушей без зеркала.

Галочка Романова невольно ахнула:

– Она что же... действительно такая садистка?!

– Вот видите, вы сами произнесли это слово! Не я – вы!.. Заметьте, так она поступила со мной, ни разу в жизни ничего плохого, кроме хорошего и очень хорошего, ей не сделавшей! От бывшего жениха, уже после того как их отношения лопнули и он приполз каяться, я узнала, как тонко и упорно она его арканила, как интриговала против меня, не гнушаясь никакой ложью... А тут речь идет о бывшем муже, которого Альбина после развода ненавидела, грозилась его убить... При мне грозилась!.. Говорила, что все равно его убьет рано или поздно... Выводы делайте сами.

Нинель в очередной раз взглянула в окно и тут же вскочила со своего места:

– Извините меня, пожалуйста, но мне действительно пора! Если хотите, можете еще здесь посидеть, тут публика вполне спокойная, в основном местные жители заглядывают, ну и наши, из театра...

Романова кивнула, понимая, что Каплер просто не хочет выходить из кафе вместе с ней. В Галином поле зрения только что оказалась за слегка подмерзшими стеклами окон паркующаяся возле кафе белая «девятка».

– Если что – звоните, – приветливо улыбнулась Нинель, на ходу застегивая свою мини-курточку. – Или теперь мне повестку пришлют, если следователь?..

– Вы знаете, да, скорее всего...

– Ничего страшного, не беспокойтесь, я приду. И ни от своих слов, ни от своего мнения точно не откажусь... Удачи вам!

И Каплер дробно застучала своими шпильками в сторону выхода.

«Теперь по крайней мере ясно, – усмехнулась про себя Галя, – почему она так легко оделась!»

Романова с интересом уставилась в окно. Из машины буквально через минуту выбрался улыбающийся, высоченный блондин, а спустя еще секунду ее бывшая собеседница оказалась в его объятиях. Блондину было никак не больше двадцати пяти лет, и в этой связи Галочке стало понятно и то, почему Нинель предпочитает молодежный стиль, с большим трудом вписывающийся в ее возраст...

Отчего-то ей сделалось грустно, и, дождавшись, когда белая «девятка» с исчезнувшими в ее недрах пассажиркой и водителем отчалит от кафе, она тоже поднялась из-за столика и направилась к выходу.

Актриса против «важняка»

Александр Борисович Турецкий, во многом благодаря своей работе, давно уже научился относиться к людям снисходительно, прекрасно зная, что очень многие человеческие недостатки, бросающиеся в глаза, по сути дела – оборотная сторона тех внутренних комплексов, которые присущи любой человеческой натуре. Однако истеричных дамочек он на дух не переносил... А сегодня ему, увы, если верить сведениям о Крутицкой, собранным Галей Романовой, предстояло общаться не просто с истеричкой, но еще и истеричкой злопамятной и мстительной... Словом, настроение у Саши было далеко не из лучших, что и ощутил немедленно на своей шкуре Валерий Померанцев, опоздавший к шефу на какие-то пять минут и получивший за это по полной программе так, словно задержался минимум на сутки.

В другое время Валерий непременно обратил бы в ответ внимание дорогого шефа на то, что самой подозреваемой, на собеседовании с которой он должен был присутствовать, пока что и в помине нет, иначе ему, Померанцеву, доложили бы о ее приходе из дежурки. Но сегодня, оценивающе посмотрев исподтишка на Турецкого, Валерий счел за благо промолчать и с самым тихим и покорным видом заняться записывающей аппаратурой: что означает тщательно скрываемое, но все равно заметное брюзгливое выражение на физиономии начальства, он знал преотлично и испытывать судьбу не собирался.

«Наверняка со своей половиной повздорил с утра пораньше!» – решил Померанцев. И в этот момент подал наконец голос внутренний телефон: с двадцатиминутным опозданием актриса все-таки явилась. Кабинета Турецкого она достигла спустя еще десять минут, хотя требовалось для этого ровно вдвое меньше. «Наверняка по дороге пудрила носик», – вновь молча констатировал Валерий и на сей раз не ошибся.

В Генеральную прокуратуру Альбина Викторовна заявилась в изумрудно-зеленой коротенькой шубке из овчины, скинув которую вполне небрежно на руки Померанцева, галантно встретившего даму у дверей, осталась в столь же ярком костюмчике и алой блузочке – в тон ее сапогам, сумочке, длиннющему шарфику и залихватски заломленному берету... У Валерия, грешным делом, запестрило в глазах от такого обилия красок, в обрамлении которых оценить внешность Альбины Викторовны с первого взгляда представлялось затруднительным.

– Я, наверное, опоздала, как всегда? – У актрисы был немного капризный, грудной голос, разукрашенный массой интонаций. – Ради бога, простите, я всю жизнь такой хронотуп... Здравствуйте!

– Здравствуйте, – сухо ответствовал Александр Борисович, – кто вы, простите?

– Да хронотуп же! Хронотуп, если вы не в курсе, человек, не чувствующий хода времени... Так бывает очень часто с творческими людьми, понимаете? Поскольку большинство из нас мысленно чаще всего пребывает в иной, скорее, виртуальной, чем вещественной, реальности!

Альбина уже успела усесться на стуле для посетителей и, пристроив на коленях крошечную красную сумочку на длинной массивной цепи вместо ручки, слегка игриво поинтересовалась:

– Надеюсь, курить у вас можно? Я, знаете ли, без сигарет просто неспособна разговаривать.

– Можно, – окончательно помрачнел Александр Борисович. – Тем более что разговор у нас с вами впереди некороткий...

– Ах, я понимаю... – Вместе с тоненькой сигареткой Крутицкая извлекла из сумочки носовой платок и изящным быстрым движением коснулась им глаз. – Если бы вы знали, каким потрясением это для меня стало, если бы знали!

– Серьезно? – Турецкий усмехнулся. – Но ведь с момента вашего развода прошло столько лет!

– Вы не понимаете! – Альбина резко затянулась сигаретой. – То есть просто не в курсе... Наши отношения с Сережей давно уже возобновились. Да-да, не удивляйтесь!.. Его второй брак, увы, не сложился, он собирался буквально со дня на день сообщить этой... своей супруге номер два, что уходит... Уходит ко мне! Теперь вам понятно, что именно я сейчас чувствую?

Крутицкая обессиленно откинулась на спинку стула и с горечью уставилась в окно, а Турецкий невольно крякнул:

– М-да... Действительно новость... Особенно если учесть, что все друзья и знакомые Кожевниковых дали в этой связи, я бы сказал, диаметрально противоположные показания: прекрасная, дружная пара, друг друга явно любили... Как думаете почему?

Альбина Викторовна иронично усмехнулась и вскинула на Турецкого чистые, правдивые глаза:

– Ясно почему: разве Сергей обязан был демонстрировать своим знакомым и даже друзьям, насколько на самом деле несчастлив? Докладывать о своих проблемах?.. О, поверьте, он был не из таких людей! Скорее, наоборот: всегда все о себе скрывал до последнего момента.

– Скажите, Альбина Викторовна, отправляясь на банкет, ставший для вашего бывшего супруга роковым, вы знали, что он будет там?

– Разумеется, знала. – Она пожала плечиком. – Собственно говоря, Сереженька и попросил меня там быть, ему нужно было что-то срочно мне сказать... Конечно, так, чтобы эта его ревнивая баба не слышала, видимо, собирался улучить момент...

– Но если он собирался с ней разводиться, тогда для чего, по-вашему, он пришел на открытие выставки с женой и не желал ей демонстрировать ваши... новые отношения?

– Ах, вы не понимаете!..

Крутицкая сердито загасила сигаретку и поморщилась.

– Надо знать Сережу... У него все и всегда было четко распределено: когда, кому и что сказать, сделать, сообщить... К тому же со мной он переговорить так и не успел – его, как вы знаете, убили.

Платочек вновь взлетел к глазам Альбины Викторовны, затем на свет была извлечена новая сигарета.

– Зато сами вы, насколько я знаю, что-то успели сказать Кожевникову буквально за несколько секунд до его гибели, – холодно произнес Турецкий. – Не поделитесь – что именно? Конечно, если это не секрет... Свидетели-то считают, что как раз секрет, поскольку вы шептали это чуть ли не на ухо своему бывшему мужу, кажется, он даже едва не расплескал свой напиток, поскольку вы задели его бокал... А спустя пару мгновений Сергей Павлович Кожевников бокал свой осушил, и что произошло следом, вы знаете...

По мере того как Александр Борисович говорил, Крутицкая постепенно менялась в лице, косметика на котором стала заметнее, поскольку актриса явно побледнела под слоем пудры.

– Что?.. Что вы хотите этим сказать?! – Она почти взвизгнула, моментально утратив бархатную переливчатость голоса. – Да как... как вы смеете делать мне подобные намеки?! Я... Я буду жаловаться на вас!

– И за что, простите? – Турецкий невинно улыбнулся. – Это же не я говорю – свидетели!.. Кстати, Альбина Викторовна, говорят они не только это. А, например, то, что вы еще семь лет назад пытались в момент развода убить своего мужа, кинувшись на него с ножом, а впоследствии неоднократно грозились довести это дело до конца...

– Боже, какая ложь... – Она вновь обмякла на стуле, прошептав эту фразу едва слышно. И тут же, выпрямившись, воскликнула, яростно сверкнув глазами: – Это все Нинка, погань завистливая!.. Она лжет, лжет! Не может забыть, как Валерка бросил ее ради меня!.. О господи!.. Нет, я не желаю больше разговаривать с вами, не желаю, пока не найму адвоката!..

– Ваше право, – усмехнулся Александр Борисович. – Хотя мой вопрос относительно того, что именно вы шепнули на ушко Кожевникову, на сегодняшний день и так был последний.

– Не стану отвечать, не стану, это мое... наше с ним личное дело! – актриса была на грани той самой истерики, которую с таким отвращением и ожидал от нее Саша. И тут же, противореча самой себе, выкрикнула: – Я всего лишь сказала ему: «Привет, дорогой, какой сюрп...»

Альбина Викторовна задохнулась на полуслове, поняв, что проговорилась, и в изнеможении прикрыла глаза: из-под густо накрашенных ресниц показалась слезинка, на сей раз подлинная.

– Иными словами, – произнес Турецкий, не испытывающий к актрисе ни малейшей жалости, – насчет предварительной договоренности о встрече с убитым на банкете вы солгали: встреча эта, по крайней мере для него, была, как вы сами только что констатировали, сюрпризом!

– Боже мой... – Крутицкая подняла на Турецкого слезный и на сей раз умоляющий взгляд. – Я... Я не солгала, всего лишь чуть-чуть преувеличила... Мне просто так хотелось его увидеть!.. А накануне он мне сам сказал, что будет на этой проклятой выставке... То есть не совсем сказал, просто я знала, что хозяйка галереи – подруга этой его... второй!

Она, теперь уже по-настоящему, прижала платочек к глазам.

– Поймите... – В голосе женщины появились трагические нотки. – Подумайте сами... Ну где бы я взяла цианид, чтобы отравить Сережу, где?..

– Откуда вы знаете, что это был цианид? – резко поинтересовался Турецкий, прекрасно осведомленный о том, что название яда не фигурировало в допросах остальных свидетелей ни разу. Тем более что соединение, которым отравили Кожевникова, использовалось в достаточно узкой сфере, но отнюдь не в фармакологии. Эту самую сферу в данный момент шерстили по полной программе – пока безрезультатно... Наконец, цианидом использованный яд называли условно, поскольку подлинное его название было практически непроизносимым для людей, не имеющих специального образования в области химии.

Однако на этот раз его вопрос не вызвал у Крутицкой дополнительного шока, она лишь вяло махнула рукой:

– Я же была там, видела, как Сережа умер. Тут и знать нечего, детективы сейчас читают все, я тоже... Например, у Агаты Кристи постоянно кто-нибудь кого-нибудь травит цианидом и описываются такие же симптомы... Господи, да вы что – всерьез думаете, что это я... я могла такое сделать?!

Валерий очень точно ухватил момент, когда потребовалось его вмешательство. До сих пор он сидел молча, уткнувшись в протокол, который вел на этот раз сам.

– Александр Борисович, вы позволите? – поинтересовался Померанцев и, не дожидаясь ответа, протянул актрисе заранее приготовленный стакан с водой: – Выпейте, пожалуйста, Альбина Викторовна... И не нужно думать, что мы вас в чем-то конкретном обвиняем. А подозреваем мы решительно всех, кто присутствовал на банкете... Ведь кто-то же бросил в стакан Кожевникова яд?.. Кто-то из тех, кто, как и вы, был рядом... Я прав?

– Конечно-конечно... Спасибо! – Она с благодарностью посмотрела на Валерия и, сделав несколько глотков, вернула ему стакан.

– И возможно, как раз вы-то и заметили, кто именно это сделал, – продолжил тот, – просто тогда не обратили особого внимания, а после стало не до этого, верно?.. Так как, заметили что-нибудь?

Альбина некоторое время смотрела на Померанцева широко распахнутыми глазами, с детски-невинным видом, после чего беспомощно пожала плечами:

– Я не знаю... Там такая толкучка была, все авторов поздравляли... Мне надо подумать, может быть, я и вспомню... Я сейчас просто не могу, не в состоянии... Ну не этот же старик... как его?..

– Лабанин, коллекционер? – подал реплику Турецкий.

– Он, кажется, ближе всех стоял, если художников не считать... Нет, не помню!..

– Что ж, на сегодня достаточно, – поспешно произнес Турецкий, поняв, что еще минута – и Крутицкая вновь начнет рыдать. – Прочтите протокол и, если все верно, распишитесь на каждой странице.

– Вы уж не расстраивайтесь, – вкрадчиво добавил Валерий, – но это касается не только вас, но и всех, кто был на банкете: я имею в виду подписку о невыезде...

– Но я не собираюсь никуда уезжать, у меня спектакли!.. Господи, зачем?.. Словно я и впрямь преступница...

– Считайте это на данном этапе формальностью, мы ведь тоже люди подчиненные, обязаны соблюдать правила. – Валерий торопливо пододвинул Крутицкой листки протокола, вынуждая ее переключиться на чтение.

После того как Альбина Викторовна, с трудом справившись с протоколом и подпиской, поднялась с места, Померанцев собственноручно принес ей не только изумрудно-зеленую овчину, но и шарф с беретом.

– А... здесь нет зеркала... – пробормотала она чуть ли не с отчаянием.

– Действительно нет! – развел Валерий руками. – Пойдемте, я вас к нему провожу!..

В кабинет своего шефа он вернулся только через полчаса и, издав звук, похожий на пыхтение старинного паровоза, картинно брякнулся на стул перед Турецким:

– Ну я вам доложу, Сан Борисыч!.. – Валерий фыркнул. – У меня такое чувство, словно я не даму выпроваживал, а вагон с кирпичами разгрузил! Несмотря на все расстройства, штукатурила физиономия не менее часа и столько же обряжалась... Тьфу!.. Как думаете, дамочка действительно наш клиент?.. Лично я сказал бы – фифти-фифти.

– Я бы и больше поставил, – с ноткой удовлетворения произнес Турецкий, успевший за время отсутствия Померанцева выпить кофе и восстановить равновесие. – В последний раз, на этом стуле сидючи, знаешь кто брехал столь же обильно и артистично?

– И кто?

– Пять лет назад, некий Вася-Кат...

– Киллерюга?! – Померанцев присвистнул.

– Во-во... Ладно, давай к делу. Галя здесь?

– Давно, у Клавдии, в приемной Константина Дмитриевича прячется... Позвать?

– Я сам, – отмахнулся Саша и нажал на селекторе клавишу, соединявшую его с приемной Меркулова.

Дождавшись, когда Романова явится в кабинет и, приветливо поздоровавшись, устроится рядом с Валерием, Саша удовлетворенно кивнул:

– Значит, так, ребятки... От имени и по поручению Грязнова-старшего Грязнов-младший навострил своих замечательных оперов проверять и перепроверять все фирмы под названием «Кодак»... Имеются в виду не их пункты приема пленок на проявку и выдачи готовых снимков, а заведения, где эти пленки проявляются... В Москве их, как вы понимаете, уйма, поэтому фээсбэшные опера занимаются тем же самым, пришлось их все-таки подключать. Заодно и Анисимов свои обидки проглотил и переварил...