![](/files/books/160/no-cover.jpg)
Текст книги "Ангел приходит в Вавилон"
Автор книги: Фридрих Дюрренматт
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Акки. Его величество приходит в себя.
Солдаты (в отчаянии падая на колени). Помоги, архиминистр, помоги!
Акки. Чего хотело от вас его величество?
Первый солдат. Он повелел отдать ему бывшего царя.
Акки. Так отдайте его. Я вас выручил – вам всего-навсего отрежут уши.
Солдаты (в ужасе). Уши?
Акки. Вы же сбили его величество с ног.
Первый солдат (униженно). Вот вам бывший царь, ваше превосходительство. Мы связали его и заткнули ему рот, чтобы он больше к вам не приставал. (Бросает Нимрода на землю около Акки.)
Акки. Ну, бегом, спасайте свою жизнь. Его величество встает.
Солдаты убегают, а Навуходоносор с трудом поднимается на ноги.
(Хвастливо.) Посмотри, какое я выпросил подаяние: отставного царя!
Ангел (радостно). Ты победил, Акки из Вавилона.
Курруби. Земля прекрасна, мой ангел. Я могу принадлежать тому нищему, которого я люблю.
Навуходоносор (глухо). Эти солдаты хамы. Как ты этого добился?
Акки. Очень просто. Я выдал тебя за царя Вавилона.
Навуходоносор. Но то же самое сделал и я.
Акки. Вот и неправильно. Ты никогда не должен утверждать, будто ты царь, – это звучит неправдоподобно. Это всегда надо говорить о другом.
Навуходоносор (мрачно). Ты меня победил.
Акки. Ты плохой нищий, человек из Ниневии. Пыжишься-пыжишься, а все без толку.
Навуходоносор (устало). Это убогое ремесло требует бесконечных усилий и мук.
Акки. Ничего ты не понимаешь в нищих. Мы – тайные учителя и воспитатели народа. Мы ходим в лохмотьях из любви к человеческому убожеству, не подчиняемся законам и славим свободу. Мы едим жадно, как волки, дуем вино, не скрываем своего голода и неутолимой жажды – этих вечных спутников нищеты. Под мостом, где мы спим, валяется наш жалкий скарб – былые сокровища погибших империй. Ступай же назад к себе в Ниневию и нищенствуй лучше, умнее, чем до сих пор. А ты, нищий с чужбины, учись у нас ремеслу, и селение по ту сторону Ливана будет твоим.
Справа входит Табтум со служанкой. Они возвращаются с рынка.
Табтум (к Акки). Вот тебе четыре золотых. (Дает ему четыре золотых.)
Акки. Ну и здорово же ты расщедрилась, милая. Непременно расскажу госпоже Хамурапи.
Табтум (ревниво). Ты идешь к Хамурапи?
Акки. Я приглашен к ней завтракать.
Сзади высовывается разгневанный архиминистр.
Табтум. Что там подают на завтрак?
Акки. То, что обычно едят у архиминистра. Соленую рыбу из Красного моря, эдамский сыр и лук.
Табтум. Ау меня едят щуку из Тигра.
Акки (вскочив). Щуку из Тигра?
Табтум. С маслом и свежей редиской.
Акки. С маслом...
Табтум. Петушков по-шумерийски.
Акки. Петушков...
Табтум. И ко всему этому рис и ливанское вино.
Акки. Нищенская еда!
Табтум. Я тебя приглашаю.
Акки. Иду с тобой. Твою руку, красавица! Пусть Хамурапи подождет со своей мещанской кухней. (Уходит с Табтум и ее служанкой налево, таща за собой Нимрода.)
Архиминистр потрясает кулаками и снова исчезает.
Ангел (вставая). Раз этот поразительный человек нас покинул, пора мне открыть, кто я такой.
Ангел сбрасывает с себя хламиду нищего, сдирает рыжую бороду и предстает в виде ослепительной красоты ангела. Навуходоносор падает на колени и закрывает лицо.
Навуходоносор. Твой вид ослепляет меня, жар твоего облачения опаляет меня, мощь твоих крыльев повергает меня на колени.
Ангел. Я ангел божий.
Навуходоносор. Чего хочешь ты, божественный?
Ангел. Я пришел к тебе с небес.
Навуходоносор. Почему ты пришел ко мне, ангел? Что ты хочешь от нищего из Ниневии? Иди, посланец бога, к царю Навуходоносору. Он один достоин тебя принять.
Ангел. Небо не интересуется царями, о нищий Анашамаштаклаку. Чем беднее человек, тем угоднее он богам.
Навуходоносор (с удивлением). Почему?
Ангел (подумав). Понятия не имею. (Продолжая думать.) Собственно говоря, это странно. (Извиняющимся тоном.) Я не антрополог. Я – физик. Моя специальность – светила. Главным образом – красные. Мне дали поручение отправиться к самому ничтожному из людей, но не дали возможности разобраться в том, чего хочет небо. (Просветленно.) Может, все дело в том, что чем человек беднее, тем сильнее проявляется совершенство мира.
Из глубины появляется Утнапиштим с поднятым, как у школьника на уроке, указательным пальцем.
Навуходоносор. Ты полагаешь, что я самый ничтожный человек на земле?
Ангел. Абсолютно в этом уверен.
Навуходоносор. Самый бедный?
Ангел. Наибеднейший.
Навуходоносор. И что же ты мне принес?
Ангел. Неслыханную и неповторимую милость неба.
Навуходоносор. Покажи мне эту милость.
Ангел. Курруби!
Курруби. Да, мой ангел?
Ангел. Иди сюда, Курруби! Иди сюда, божье создание. Встань перед беднейшим из людей, перед нищим Анашамаштаклаку из Ниневии.
Курруби становится перед Навуходоносором.
Ангел снимает с нее покрывало.
Навуходоносор с криком закрывает лицо руками. Утнапиштим в ужасе прячется.
(Радостно.) Ну, как? Разве это – не дивный дар небес, не бесценный дар небес, нищий из Ниневии?
Навуходоносор. Ее красота, божий вестник, превосходит твое величие. Ты только тень этой красоты, а я ночь перед ее светом.
Ангел. Прелестная девочка. Хорошая девочка. Только этой ночью сотворена из ничего.
Навуходоносор (в отчаянии). Она не для меня, бедного нищего из Ниневии! Она не для этого недостойного тела. Ступай, она не для меня, ангел, иди к царю Навуходоносору, иди!
Ангел. Исключено.
Навуходоносор (умоляюще). Один царь достоин принять эту чистую, эту совершенную деву. Он оденет ее в шелка, он раскинет перед ней ковры и увенчает ее золотой короной.
Ангел. Он ее не получит.
Навуходоносор (с горечью). Ты хочешь отдать эту святую последнему нищему?
Ангел. Небеса знают, что делают. Бери ее. Хорошая девушка, кроткая девушка.
Навуходоносор (растерянно). Но что делать с ней нищему?
Ангел. Откуда я знаю? Разве я человек? (Подумав.) Курруби!
Курруби. Да, мой ангел?
Ангел. Ты видела, что тут делал этот необыкновенный нищий Акки?
Курруби. Все видела, мой ангел.
Ангел. Так делай то же, что делал он. Ты принадлежишь теперь этому нищему из Ниневии и должна помочь ему стать таким же квалифицированным нищим, как Акки. (Навуходоносору.) Она поможет тебе в работе, Анашамаштаклаку.
Навуходоносор (в ужасе). Эта жемчужина должна просить милостыню?
Ангел. Вероятно, раз небеса подарили ее нищему.
Навуходоносор. С Навуходоносором она правила бы миром, а со мной она будет побираться.
Ангел. Ты должен раз навсегда усвоить, что править миром удел небес, а нищенствовать удел человека. Нищенствуй усердно и впредь. Но соблюдай приличия. Проси не слишком много и не слишком мало. Если вы добьетесь приличного материального положения, этого будет вполне достаточно. Прощайте.
Курруби (испуганно). Ты хочешь меня покинуть, мой ангел?
Ангел. Я ухожу, дитя мое. Я привел тебя к людям и теперь улетаю.
Курруби. Но я еще не знаю людей.
Ангел. А разве я знаю, дитя мое? Но я должен покинуть их, а тебе надо с ними остаться. Мы должны быть послушными. Прощай, дитя мое Курруби, прощай.
Курруби. Останься, мой ангел.
Ангел (расправляет крылья). Невозможно. У меня ведь есть работа. Я должен исследовать Землю. Мне нужно поскорей ее измерить, взять пробы грунта, раскрыть новые тайны мироздания, – ведь материю, дитя мое, я до сих пор изучал только в газообразном состоянии.
Курруби (с отчаянием). Останься, мой ангел, останься!
Ангел. Я улетаю! Я взмываю в серебряное утро! Мягко поднявшись, я буду все выше и выше кружить над Вавилоном и растворюсь, как белое облачко в светлом небе. (Улетает, не забыв взять под мышку плащ нищего и рыжую бороду.)
Курруби. Останься, мой ангел, останься!
Ангел (издали). Прощай, Курруби, дитя мое, прощай! (Исчезая.) Прощай!
Курруби (тихо). Останься! Останься!
Навуходоносор и Курруби одни в серебряном свете утра.
Курруби (тихо). Исчез.
Навуходоносор. Он возвратился в свои блистающие чертоги.
Курруби. Теперь я с тобой.
Навуходоносор. Теперь ты со мной.
Курруби. Мне холодно в этом утреннем тумане.
Навуходоносор. Вытри слезы.
Курруби. Разве люди не плачут, когда их покидает ангел небесный?
Навуходоносор. Конечно, плачут.
Курруби (внимательно изучает его лицо). Я не вижу слез на твоих глазах.
Навуходоносор. Мы разучились плакать и научились проклинать.
Курруби отшатывается.
Ты боишься?
Курруби. Я дрожу всем телом.
Навуходоносор. Не бойся людей, бойся бога, это он сотворил нас по своему образу и подобию. Все это – дело его рук.
Курруби. Его дела прекрасны! Меня хранила его рука, я видела вблизи его лик.
Навуходоносор. А потом он кинул свою игрушку на колени мне, самому оборванному и жалкому существу, какое он мог найти во вселенной, попрошайке Анашамаштаклаку из Ниневии. И вот ты, сошедшая со звезды, стоишь передо мной. Твои глаза, твое лицо, твое тело воплотили небесную красоту, но зачем беднейшему из людей это божественное совершенство на этой несовершенной планете? Когда научатся небеса давать каждому то, что ему нужно? Обездоленные и бесправные толкутся, как овцы, и голодают, а могущественный сыт, но одинок. Нищий алчет хлеба, так пусть же небеса дадут ему хлеб. Навуходоносор алчет возле себя человека, так пусть небеса дадут ему тебя. Почему небеса не видят одиночества Навуходоносора? Почему они издеваются вместе с тобой и над нищим и над Навуходоносором?
Курруби (задумчиво). Мне задана трудная задача.
Навуходоносор. Какая задача?
Курруби. Заботиться о тебе, собирать для тебя подаяние.
Навуходоносор. Ты любишь меня?
Курруби. Тебя родила женщина, чтобы ты любил меня вечно, а я создана из ничего, чтобы любить тебя вечно.
Навуходоносор. Мое тело под этим тряпьем побелело от проказы.
Курруби. Но я люблю тебя.
Навуходоносор. За твою любовь люди будут накидываться на тебя, как волки.
Курруби. Но я тебя люблю.
Навуходоносор. Тебя прогонят в пустыню. Ты кончишь свою жизнь в красных песках, под испепеляющими лучами солнца.
Курруби. Но я люблю тебя.
Навуходоносор. Если ты меня любишь, то поцелуй меня.
Курруби. Я тебя поцелую.
Навуходоносор сильным ударом опрокидывает ее на землю и начинает топтать ногами.
Навуходоносор. Я бью тебя, которую люблю больше всего, на свете. Я топчу ногами божий дар, от которого зависит мое счастье. Вот-вот! Вот поцелуи, которые я дарю в ответ на твою любовь. Пусть небеса видят, как нищий обходится с их даром, как ничтожнейший из людей обращается с тем, кого царь Навуходоносор одарил бы своей любовью, всем золотом Вавилона!
Слева появляется Акки, таща за собой пленного Нимрода.
Акки (удивленно). За что ты топчешь эту девушку, нищий из Ниневии?
Навуходоносор (вызывающе). Я угощаю этот дар небесный пинками. Драгоценный дар, созданный только вчера ночью, как ты сам мог убедиться. Он был предназначен беднейшему из людей и доставлен мне самим ангелом. Хочешь ее получить?
Акки. Она создана только вчера ночью?
Навуходоносор. Из ничего.
Акки. Тогда это не очень практичный дар.
Навуходоносор. Зато дешевый. Я тебе отдам ее в обмен на твоего пленника.
Акки. Но он, между прочим, бывший царь.
Навуходоносор. Я прибавлю золотой, который выпросил.
Акки. А за его историческое значение?
Навуходоносор. Еще два сребреника.
Акки. Невыгодная сделка.
Навуходоносор. Ну как, согласен на обмен?
Акки. Только потому, что ты такой неумелый нищий... На... (Швыряет Нимрода ему под ноги.) А ты, девочка, теперь принадлежишь мне. Встань.
Курруби медленно поднимается с поникшей головой.
Говорят, тебя ангел принес. Я ведь люблю сказки и верю в невероятное. Дай мне на тебя опереться, созданная из ничего. Ливанское вино ударило мне в ноги, и я чуть-чуть шатаюсь. Ты не знаешь нашей земли, но будь спокойна, я-то ее знаю! Тебя только раз швырнули на землю, а меня швыряли тысячи раз. Пойдем. Сходим на площадь. Время подходящее, сегодня базарный день, нам будут щедро подавать. Посмотрим, что мы сумеем выклянчить, – ты со своей красотой, я со своей рыжей бородой; ты, избитая ногами нищего, и я, преследуемый царем.
Курруби (тихо). А я все же люблю тебя, мой нищий из Ниневии...
Акки, опираясь на Курруби, уходит направо. Навуходоносор остается со связанным и брошенным к его ногам Нимродом. Навуходоносор срывает с себя лохмотья нищего и рыжую бороду, топчет их. Стоит погруженный в свои мысли, неподвижный и мрачный. Сзади приближается его дрожащая свита.
Архиминистр (потрясенный). Ваше величество...
Навуходоносор. Нищему Акки предоставить высшую государственную должность. Если в десятидневный срок он не прекратит свой промысел и не станет государственным чиновником, я пошлю к нему палача. А ты, генерал, веди войска по ту сторону Ливана. Завоюй эти нелепые селения: Спарту, Москин, Карфагоу и Пекву, – не помню, как их там называют. А мы, усталые и грустные, обиженные небесами, вернемся с пленным царем во дворец и будем по-прежнему воспитывать человечество.
Действие второе
Второе действие играется в самом сердце Вавилона, под одним из мостов через Евфрат. Дворцы и высокие дома тянутся к невидимому небу. Оркестровая яма заменяет реку. Из глубины через всю сцену перекинут мост. Его свод видно и в разрезе и снизу. Издалека доносится шум огромного города. Громыхание древневавилонского трамвая, певучие выкрики носильщиков паланкинов. Справа и слева от моста спускаются к Евфрату узкие лестницы.
Жилище Акки. Здесь дикое смешение всевозможных предметов всех времен: саркофаги, негритянские божки, старые царские троны, вавилонские велосипеды, шины и многие другие предметы валяются в немыслимой грязи, истлев и покрывшись горами пыли. Среди всей этой неразберихи, под самой высокой частью моста – барельеф с головой Гильгамеша. Рядом взывающий о подаянии, перекрещенный белыми полосами рваный плакат с надписью: «Сегодня последний срок». Справа за сводами моста – очаг с котелком. На красном песке тут и там валяются консервные банки и манускрипты поэтов. Повсюду висят их пергаменты и глиняные дощечки. Короче говоря, действующие лица вынуждены передвигаться по громадной свалке мусора. Спереди справа в Евфрате купаются какие-то кряхтящие закутанные фигуры. Слева на саркофаге спят два грязных вавилонских уголовника – карманный вор Омар и взломщик Юсуф. Слева входят Акки и Курруби в лохмотьях. Акки тащит на спине мешок.
Акки. Убирайтесь вон! Нечего всякому жулью спать на моем саркофаге.
Омар и Юсуф мгновенно исчезают.
Эй, вы, вороны в белую крапинку, катитесь подальше от моста. И чего вы каркаете? Этот мост был построен в честь нашего национального героя Гильгамеша и не приспособлен под санатории. Национальные герои еще большие душегубы, чем врачи.
Закутанные фигуры исчезают.
Курруби. Что это за странные закутанные фигуры?
Акки. Прокаженные. Потерявшие надежду. Теперь они хотят обрести ее в Евфрате. Тут у нас могло бы быть вполне уютно, но стоит отвернуться, как сюда набиваются всякие висельники.
Курруби. Земля вовсе не такая, какой ее видит ангел, кой Акки. На каждом шагу несправедливость, болезни, отчаяние. Люди несчастны.
Акки. Зато они – хорошая клиентура. Смотри, мы опять собрали кучу подаяний. Сейчас у нас обеденный перерыв, а потом – снова за работу. Пойдем в висячие сады. (Опускает мешок на землю.)
Курруби. Да, мой Акки.
Акки. Ты делаешь успехи, я тобой доволен. У тебя только один недостаток: ты улыбаешься, когда тебе бросают монету. Это грубая ошибка. Грустное выражение лица выглядит убедительнее, больше впечатляет.
Курруби. Я постараюсь это усвоить.
Акки. Поупражняйся к завтрашнему дню. Дороже всего оплачивается отчаяние. (Вынимает из кармана добычу.) Жемчуга, драгоценные камни, золотые и серебряные монеты – все это вон! (Бросает в Евфрат.)
Курруби. Ты опять бросаешь деньги в Евфрат.
Акки. Ну и что?
Курруби. Какой же смысл просить милостыню, если потом ты все выбрасываешь?
Акки. Это единственный способ сохранить высокий уровень нищенства. Самое главное – расточительность. Миллионы я выпрашиваю и миллионы топлю. Только так можно облегчить человечеству бремя богатства. (Снова роется в карманах.) Маслины. Это вещь полезная. Бананы, коробка прекрасных сардин и водка, шумерская богиня любви из слоновой кости. (Рассматривает статуэтку.) Ты на нее не смотри, это зрелище но для молоденьких девушек. (Бросает богиню под свод моста.)
Курруби. Да, дорогой Акки.
Акки. «Да, мой Акки, да, дорогой Акки»,– и так весь день. Ты грустишь.
Курруби. Я люблю нищего из Ниневии.
Акки. Но ты ведь даже не помнишь его имени.
Курруби. У него такое трудное имя. Но я не перестану искать моего нищего. И когда-нибудь, где-нибудь я его найду. Я постоянно о нем думаю днем, на площадях Вавилона и на ступеньках дворцов, а ночью, когда смотрю на высокие и яркие звезды над улицами, я вижу его облик в светлых просторах. Тогда он тут, тогда он со мной. Тогда и он лежит где-нибудь на земле, мой любимый, в какой-нибудь стране, и видит мое большое, белое лицо на туманности Андромеды, с которой я пришла вместе с ангелом.
Акки. Твоя любовь безнадежна.
Курруби. Только любовь и дает нам надежду. Если бы не любовь к моему милому, разве могла бы я жить на этой земле?
Акки. Вот потому, что на этой земле жить нельзя, я и решил стать нищим. Мы находимся под самым лучшим мостом Вавилона, какой я мог найти. Мой дом не должен быть осквернен воспоминаниями о человеке, который за час сумел выпросить один золотой и два сребреника. (Изумленно.) Что там висит? Ну конечно. Поэма. Здесь были поэты.
Курруби (радостно). Можно мне прочесть стихи?
Акки. Поэзия Вавилона переживает такой глубокий кризис, что читать ее не стоит. (Берет лист и, взглянув на него, швыряет в Евфрат.) Любовная лирика. Все одно и то же, с тех пор как я выменял тебя на бывшего царя. Свари суп, это будет лучше. Вот для него свежевыпотрошенная говядина.
Курруби. Да, мой Акки.
Акки. А я пока заберусь в свой любимый саркофаг. (Открывает саркофаг посреди сцены и отступает назад.)
Из саркофага вылезает поэт.
(Строго.) Что ты делаешь в моем саркофаге?
Поэт. Пишу стихи.
Акки. Нечего тебе тут писать стихи. Это саркофаг моей милой Лилит, которая когда-то была моей возлюбленной, я в нем пережил всемирный потоп. Легко, как птица, носил он меня по морям. Катись, поэт, со своими стихами куда-нибудь подальше! Вот тебе еще несколько луковиц! (Бросает Курруби луковицы и укладывается в саркофаг.)
Поэт исчезает. Курруби варит обед. Слева по лестнице, вытирая пот, спускается полицейский Нэбо.
Полицейский. Жаркий денек, Акки, тяжко!
Акки. Здравствуй, полицейский Нэбо. Я с удовольствием поднялся бы тебе навстречу, ибо питаю священное почтение к полиции, но должен поберечь спину. Когда последний раз я посетил полицейский участок, ты рвал меня раскаленными щипцами и проверял, какую нагрузку способны выдержать мои кости.
Полицейский. Я действовал точно по предписанию, стараясь убедить строптивого нищего поступить на государственную службу. Я хотел тебе добра.
Акки. Как это мило с твоей стороны! Позволь предложить тебе саркофаг, принадлежавший рьяному полицейскому.
Полицейский. Я, пожалуй, сяду на этот камень. (Садится.) Саркофаги нагоняют на меня тоску.
Акки. Это трон последнего владыки пещерных людей. Он достался мне от его вдовы. Выпей глоток красного халдейского вина. (Вынимает из пальто бутылку и передает ее полицейскому.)
Полицейский (пьет). Большое спасибо. Я без сил. Мои профессиональные обязанности с каждым днем становятся тяжелее. Только что мне пришлось отобрать учебники и арестовать географов и астрономов.
Акки. В чем они провинились?
Полицейский. Мир оказался обширнее, чем они считали. По ту сторону Ливана обнаружены еще несколько деревушек. А наука в нашем государстве не должна допускать ошибок.
Акки. Это начало конца.
Полицейский. Войска выступили, чтобы завоевать эти села.
Акки. Всю ночь они с грохотом шли на север через гильгамешский мост. Я предвижу страшное поражение.
Полицейский. Мое дело служивое – не раздумывать, а выполнять приказ.
Акки. Чем государство совершеннее, тем глупее должны быть его чиновники.
Полицейский. Это ты пока так говоришь. А как только сам станешь чиновником, примешься восхвалять наш строй. Его несравненное величие откроется и тебе.
Акки. Вот как? За этим ты и пришел? Ты все еще надеешься перевоспитать и сделать меня государственным служащим?
Полицейский. Я человек упорный.
Акки. Это ты доказал в полицейском участке.
Полицейский. Здесь я по служебному делу.
Акки. Ну, это я сразу понял.
Полицейский вынимает маленькую книжицу.
Полицейский. Сегодня последний срок.
Акки. Ей-богу?
Полицейский. Ты просил милостыню на площади Ану.
Акки. По ошибке.
Полицейский. У меня есть для тебя новость.
Акки. Новые орудия пытки?
Полицейский. Новый указ. Принимая во внимание твои способности, ты назначаешься начальником управления банкротств и взысканий. Тобой интересуется также и министерство финансов. В чиновных кругах тебе предрекают неслыханную карьеру.
Акки. Карьера, полицейский Нэбо, меня не интересует.
Полицейский. Значит, ты отказываешься принять этот высокий пост?
Акки. Я хочу остаться свободным художником.
Полицейский. Ты хочешь продолжать нищенствовать?
Акки. Это моя профессия.
Полицейский прячет книжицу.
Полицейский. Худо, очень худо.
Акки хочет подняться.
Акки. Что делать, полицейский. Можешь меня снова тащить в полицию.
Полицейский. Не надо. Придет палач.
Пауза.
Акки (невольно хватается за шею). Тот маленький толстяк?
Полицейский. Ну нет. У нас в стране вешает такой высокий, худой. Мастер своего дела. Любо дорого смотреть, как он орудует. Вот это техника!
Акки. Это тот знаменитый вегетарианец?
Полицейский (качает головой). Но обижайся, но в палачах ты полный профан. Спутал нашего палача с палачом из Ниневии. Наш – книголюб.
Акки (с облегчением). Порядочный человек!
Полицейский. Он сейчас придет за тобой.
Акки. Буду очень рад с ним познакомиться.
Полицейский. Предупреждаю тебя, Акки, всё это не шутка! Если палач не застанет тебя на государственной службе, он тебя повесит.
Акки. Милости просим.
Курруби (испуганно). Они хотят тебя убить?
Акки. Не беспокойся, девочка. Мне так часто грозили смертью на моем бурном жизненном пути, что это меня уже не волнует.
Саркофаги открываются, поэты поспешно вылезают, перебираясь через всевозможные предметы.
Первый поэт. Новая тема!
Второй поэт. Грандиозная тема!
Третий поэт. Какой материал!
Четвертый поэт. Какие возможности!
Все поэты. Рассказывай, нищий, рассказывай!
Акки. Прослушайте макаму моей жизни. Был я молод, но знал про голод. Был у меня отец – богатый купец. Спали на коврах, мать ходила в шелках. Ели из серебра, да все зазря. Счастье закатилось, золото укатилось, да прямо в Вавилон под царский трон. Отец разорился, Энггиби обогатился. Казнили отца, бывшего купца. Разожгли костер, и весь разговор.
Поэты. И весь разговор.
Акки. Явился к нам из страны Елам новый пророк, он мне и помог. С ним жил я вдвоем, он стал мне отцом, спали пред алтарем, покрывались тряпьем. Но вера закатилась, милость укатилась. В Вавилоне при новом законе сменили жреца, не стало отца. Казнен был пророк и его бог. Разожгли костер, и. весь разговор.
Поэты. И весь разговор.
Акки. А меня взял к себе генерал. Он меня воспитал. Был он смел в бою и предан царю. Врагов убивал прямо наповал. Жил я в его дворце, как при родном отце. Но честь закатилась, и слава его укатилась. А Вавилон сменил царский трон. Генерала не стало: разожгли костер, и весь разговор.
Поэты. И весь разговор.
Акки. Так в конце концов я лишился отцов, сам себе господин, моей матери сын. Подумал я: будь, как песок – палача сапог тебя не раздавит, гореть не заставит. Но время закатилось, власть укатилась. От всего Вавилона во время оно не погиб в пепелище только старый нищий. Разожгли костер, а он мудр и хитер: тряпье сгорело, а его не задело.
Поэт. А теперь – макаму о ночи любви, которую ты провел с принцессой Фетис.
Второй поэт. И как ты выпросил казну.
Третий поэт. Про великанов Гога и Магога.
Акки. Хватит с вас. У меня гость. Курруби, ступай варить суп.
Поэты исчезают.
Полицейский (удивленно). Боже мой, твоя квартира битком набита поэтами.
Акки. Верно. Я сам удивляюсь. Может, мне следовало бы устроить здесь, под мостом, чистку.
Полицейский (поднимается, торжественно). О воспетый в стихах! Ты твердо решил дать себя повесить?
Акки. Твердо.
Полицейский. Горькое решение, но я его уважаю.
Акки (удивленно). Что с тобой, полицейский Нэбо? У тебя такой торжественный вид, и ты все время кланяешься.
Полицейский. Я хочу спросить, почтеннейший, подумал ли ты, как будет жить Курруби, когда тебя не станет? Меня это очень тревожит. Вавилоняне тебе завидуют. Они возмущены, что Курруби живет в нищете. Они хотят отнять у тебя девочку. На тебя уже напали пять человек, но ты поверг их наземь.
Акки. Шесть. Ты забыл о генерале, которого я сбросил с моста Астарты. Он канул в темную глубину как комета.
Полицейский (снова кланяется). Девочка нуждается в защитнике. Я никогда не видел девушки прекраснее. Весь Вавилон говорит о пей. Из Ура, из Урука, из Халдеи, из Уца, со всей империи стекаются сюда люди, чтобы ею восхищаться. Весь город словно в любовном угаре. Все думают о Курруби, все мечтают о ней, все в нее влюблены. Три наследника знатных родов из-за нее утопились. В домах, на улицах, на площадях, в висячих садах, в гондолах по всему Евфрату – всюду слышатся вздохи, песни. Даже банкиры, и те начали писать стихи, а чиновники сочинять музыку.
Справа по лестнице спускается банкир Энггиби с древневавилонской гитарой в руках.
Энггиби.
Явилась дева в Вавилон.
Ее прекрасней нет.
Я потерял покой и сон,
Влюбился, как поэт.
Полицейский. Видишь!
Энггиби.
Я банком пренебрег своим,
Мечтая о Курруби,
О том, чтоб в мыслях у нее
Был только я, Энггиби.
Акки (удивленно). Банкир...
Слева по лестнице спускается Али, тоже с гитарой.
Али.
Я раньше торговал вином,
Теперь я стал поэтом.
Мое волшебное дитя,
Ты мной в стихах воспета.
Полицейский. Еще один.
Акки. Виноторговец Али!
Энггиби. Я поражен! Виноторговец Али, ты украл мой стихотворный размер.
Али (важно). Нет, это мой размер, банкир Энггиби, уж извините, это мой размер.
Появляются поэты.
Поэты. Мой размер! Мой размер!
Поэты исчезают.
Акки. Всегда одно и то же. Стоит кому-нибудь начать писать стихи, как тотчас же его обвинят в плагиате.
Полицейский решительно вытаскивает из-за борта своего мундира стихотворение.
Полицейский.
Я строгим полицейским был,
Я охранял закон,
Но голову я потерял,
С тех пор как я влюблен.
Акки. Полицейский Нэбо!
Полицейский.
Теперь я, стоя на посту,
Лишь о тебе мечтаю.
В минуты пик я красоту
Твою воображаю.
Акки (строго). Ты что, спятил? Тебе надо истреблять поэзию, а не сочинять стихи.
Полицейский смущенно свертывает свои стихи. Продолжающийся спор банкира с виноторговцем мешает ему говорить.
Полицейский. Прости. Но это был порыв вдохновения. Вообще-то я не поэт, но когда вчера ночью большая желтая луна встала над Евфратом и я подумал о Курруби, я не мог не посвятить ей стихов, раз все кругом проникнуто поэзией. (Кланяется.) Мой дорогой нищий. Меня зовут Нэбо. У меня есть свой домик на Ливанской улице. К новому году меня произведут в вахмистры.
Слева входят двое рабочих.
Первый рабочий. Вон нищий Акки, он высоко держит знамя рабочего класса.
Второй рабочий. Еще бы! В саркофаге.
Первый рабочий. Бездельничает среди бела дня, а еще выдает себя за передового рабочего!
Второй рабочий. А девушка – просто оборвашка.
Первый рабочий. Какой стыд!
Второй рабочий. А еще швыряет золото и серебро в Евфрат.
Первый рабочий. Кормит одних поэтов. Будто и мы стихов не можем писать.
Разворачивают свои стихи и хотят их прочесть.
Акки (приподнимаясь в саркофаге, резко). Прошу, не надо!
Первый рабочий. Одного не могу попять, где он взял такую красивую девушку?
Акки. Я получил ее от того бездарного нищего на набережной, которому не удалось выклянчить у вас ни гроша.
Второй рабочий. У того олуха?
Первый рабочий. А он ее откуда взял?
Акки. Все было как в сказке. Ее принес ангел из туманности Андромеды.
Появляются поэты.
Поэты. Ангел?
Акки. Он самый!
Поэты. Вот и новая тема для наших песен.
Акки. А я петь запрещаю!
Поэты исчезают.
Первый рабочий. И ты хочешь, чтобы мы в это поверили?
Энггиби. Из туманности Андромеды? Да это же абсурд с научной точки зрения.
Второй рабочий. Все вранье. Нет никаких ангелов. Их выдумали попы.
Энггиби. Я подозреваю, что девушку выкрали.
Али. Этим должна заняться полиция.
Полицейский. Полиция не видит оснований сомневаться в существовании ангела. Напротив, безбожников она всегда держала под подозрением.
Табтум спускается справа с лестницы.
Табтум. Какой скандал, какой стыд!
Акки. Привет тебе, юная дама!
Табтум ощупывает Курруби, как барышник – лошадь.
Табтум. Так вот она, эта особа. Разве зубы у нее лучше, чем у других? Ноги сильнее? Красивее фигура? Таких девочек – тысячи. И даром.
Курруби. Не трогай меня. Я тебе ничего дурного не сделала.
Табтум. Ты мне ничего дурного но сделала? Послушайте только эту святую невинность! II я не смею тронуть этого ягненочка! Нет, я тебя трону, уж будь уверена! Ты отбила у меня весь Вавилон, а тут изображаешь недотрогу!
Курруби. Я никого у тебя не отбивала. Я люблю своего нищего из Ниневии, и только его одного.
Табтум. Ты любишь нищего из Ниневии?.. Врешь, вавилонские банкиры тебе нужны. (Хочет вцепиться ей в волосы.)
Курруби бежит к Акки.
Первый рабочий. Отстань от девочки, шлюха!
Али. Такие слова при ребенке!
Энггиби. Эта девушка – не твоего круга.
Табтум. Не моего круга? Она-то? Мой круг раньше устраивал банкиров и виноторговцев.
Акки. Чего ты бесишься, красавица?
Табтум. Разве в Вавилоне есть более скромный дом, чем мой? Разве у меня не самая красивая грудь в Вавилоне?
Акки. Не понимаю, что общего между твоим бюстом и Курруби?
Табтум. Я так над собой работаю, чтобы сохранять красоту и молодость: сижу на диете, принимаю ванны, делаю массаж, а что получается? Стоило появиться этой особе и все мои клиенты бросились сочинять ей стихи.
Энггиби (наверху справа). Курруби нас возвышает!
Али (наверху слева). Курруби нас вдохновляет!
Первый рабочий. Теперь хоть понятно, зачем мы надрываемся.
Второй рабочий. За сребреник в неделю.
Полицейский. У нас появились духовные интересы!
Али, Энггиби, двое рабочих, полицейский (вместе торжественно).
Нас любви сжигает пламя,
Разгораясь все упрямей.
Акки. Я не желаю больше слышать у себя в доме стихи.
Остальные (к которым присоединились и вынырнувшие поэты).
От любовного экстаза
Человек теряет разум,
Отвергая инстинктивно
Все, что низко и противно.
Табтум. Значит, у вас появились духовные интересы? Не морочьте мне голову! У нее этот номер не пройдет. В нашей профессии надо работать честно.
Справа появляются жены обоих рабочих. Поэты в испуге исчезают.
Жена первого рабочего. Мой старик шляется под гильгамешским мостом. Хуже моста не мог найти.