Текст книги "Клинки против смерти"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

И ТОГДА ДЖО БРОСИЛ КОСТИ…
Перевод К. Кузнецова

© перевод на русский

язык, Кузнецова К.Э., 1992

Джо Слаттермил вдруг понял, если он тотчас же, сию минуту не выйдет из дома, что-то изнутри разнесет его голову на части и осколки черепа шрапнелью сметут все то, что еще как-то держало его разваливающееся жилище – карточный домик из больших листов фанеры, пластика и картона, посреди которого на удивление основательно и твердо возвышалась печь с очагом, духовками и дымоходом. Она доходила Джо до подбородка, была по меньшей мере вдвое длиннее, а ревущее пламя заполняло ее очаг от края до края. Над очагом ряд печных заслонок прикрывал духовки – Жена Джо занималась выпечкой хлеба, и это отчасти пополняло их доход. Выше, так, чтобы Матери не дотянуться, а Мистеру Пузану уже не допрыгнуть, висела длинная, во всю стену, полка с семейными реликвиями. Но все, что было на ней не из камня, стекла или фарфора, давно усохло от жара и походило то ли на мячи для гольфа, то ли на высушенные человечьи головы. С краю сгрузились плоские бутылки из-под джина, выпитого Женой. Совсем под потолком красовалась старая цветная репродукция. Она висела так высоко и была покрыта таким слоем сажи и копоти, что за ними в каком-то сигарообразном силуэте с трудом угадывались то ли горбатое китобойное судно, врезавшееся в штормовую волну, то ли космический корабль в облаке пронизанной солнечным светом космической пыли.

Не успел Джо втиснуть ступни в башмаки, как его Мать поняла, куда он настроился.

– Не иначе, баклуши бить собрался, – пробормотала она осуждающе. – Полные карманы монет, там ведь и на хозяйство тоже – нет, чтоб истратить на что-то путное…

И она снова принялась жевать индюшатину, правой рукой отщипывая от тушки в раскаленной жаровне волокнистые ломтики, а левой прикрывая еду от не сводившего с нее желтых глаз Мистера Пузана – кота со впалыми боками и нервно подрагивающим драным хвостом. В своем застиранном платье цвета подгоревшей индейки Мать Джо напоминала продавленный коричневый портфель, а ее пальцы походили на узловатые сучья.

Жена Джо, возвышавшаяся возле печи, скорее всего подумала то же самое, ибо криво улыбнулась через плечо, и, прежде чем она закрыла заслонку, Джо успел заметить два длинных, тонких батона и пышный круглый каравай. Жена была тощей как смерть и болезненно куталась в фиолетовую шаль. Не глядя, она протянула костлявую, в ярд длиной руку к ближайшей бутылке с джином, сделала изрядный глоток и снова ухмыльнулась. Джо понял ее без слов: пойдешь и будешь играть, напьешься и свалишься в канаву, притащишься домой и поколотишь меня, а тогда угодишь в кутузку. Память высветила, как последний раз он сидел в грязной камере и она пришла к нему – в лунном свете он видел желто-зеленые синяки, которыми украсил ее впалое лицо – и как, пошептавшись с ним через крохотное заднее оконце, просунула ему между прутьев полпинты.

Джо и сам знал наверняка, что на этот раз будет все то же самое – если не хуже, – но тем не менее встал, в его глубоких карманах глухо звякнуло, и шагнул прямо к двери.

– Пожалуй-ка схожу я на горку, разомну-ка кости, туда и обратно, – пробормотал он, покрутив при этом узловатыми, согнутыми в локтях руками на манер велосипедных педалей, показывая, что он вроде бы пошутил.

Он вышел, помедлив сразу прикрыть за собой дверь, а когда захлопнул ее, почувствовал себя глубоко несчастным. В былые годы Мистер Пузан выскочил бы следом – затеять драку с котами или поглазеть на кошек, что сидят на заборах и крышах. А теперь вот предпочел остаться дома, чтобы шипеть у огня, таскать индюшатину и увертываться от метлы, ссориться и мириться с женщинами. Никто не последовал за ним, слышались лишь чавканье и прерывистое дыхание Матери, звон опустевшей бутылки, возвращаемой на полку, да скрип половиц у него под ногами.

Из бездонной глубины опрокинутой ночи светили морозные звезды. Некоторые, похоже, двигались, отмечая раскаленными добела ракетными двигателями пути космических кораблей. А раскинувшийся внизу городок Айронмайн выглядел так, будто все его огни разом задули и он улегся спать, предоставив свои улицы и площади невидимым призракам и ветру.

Джо по-прежнему был окутан пыльно-сухим ароматом высохшего до звона дерева за спиной, ощущая и слыша прикосновение к ногам ломких от дневного зноя трав. Ему пришло в голову, что где-то там, глубоко внутри него, Джо, кто-то долгие годы устраивал все таким образом, чтобы и он сам, и его дом, и Жена, и Мать, и Мистер Пузан подошли к своему концу все вместе. И как это все до сих пор не сгорело как спичка от кухонного жара – истинная загадка природы… Джо привычно ссутулился и зашагал, но не вверх, в гору, а вниз, по грязной дороге вдоль заброшенного Кипарисового кладбища в Ночной Город.

Ветер был легкий, но как-то необычно переменчивый и неугомонный, словно им забавлялись гномы. Он с шумом раскачивал чахлые деревья за смутно белеющей в свете звезд подвыпившей кладбищенской оградой, и казалось, что кипарисы трясут бородами из покрывающего их испанского мха. Джо почувствовал, что духам, как и ветру, неведом покой, что им все равно: то ли где-нибудь кого-нибудь пугать, то ли плыть по ночному небу в скорбно-распутной компании таких же теней. Временами среди деревьев мерцали тусклые красно-зеленые глаза вампиров, подмигивая, будто больные светляки или огни ковыляющих среди звезд ракет. Тоска не исчезала, напротив, становилась все глубже, и хотелось сойти с дороги, найти себе уютный склеп или местечко под покосившимся крестом, свернуться калачиком и лежать там долго-долго, чтобы убедить своих домочадцев, будто он им изменил. Он подумал: “Вот только тряхну кости, только метну их и отправлюсь на покой”. Но пока он так размышлял, распахнутые, повиснув на одной петле, ворота заброшенного кладбища остались далеко позади.

Поначалу Ночной Город показался ему вымершим, как и остальной Айронмайн, но постепенно он разглядел тусклые, как мутные глаза вампиров, огоньки – только мигающие чаще, в такт рваной, как если бы предназначенной для дергающихся в танце муравьев, чуть слышимой джазовой мелодии. Джо шагал по пружинящему тротуару, с грустью вспоминая о тех днях, когда пружины пели у него в ногах и он ввязывался во всякую драку как дикий кот или марсианский песчаный паук. Бог мой, сколько лет прошло с тех пор, когда он последний раз по-настоящему дрался или ощущал в себе силу. Чуть слышная поначалу музыка понемногу нарастала, и вот она уже лязгает, как капкан для медведя гризли, и грохочет, как слоновья полька. Тусклый свет превратился в вакханалию газовых факелов, мертвенно-голубых ртутных ламп и трепетных неоновых трубок. И все это буйство хохотало над звездами, среди которых пробирались космические корабли.

Затем Джо разглядел трехэтажный фасад, полыхающий всеми цветами дьявольской радуги, с бледно-голубыми огнями святого Эльма наверху. В центре были видны широкие двустворчатые двери, из-за них наружу вырывался яркий свет. Над входом золотистыми завитками пламени без устали, раз за разом высвечивалось: “Игорный дом”, а рядом сатанински-багровыми буквами загоралось: “Азартные игры”.

Итак, новое заведение, о котором все так долго судачили, наконец-то открылось! Впервые за весь вечер Джо Слаттермил ощутил в себе биение жизни и слегка щекочущее нервы возбуждение.

Тряхну-ка стариной, подумал он. Бессознательным движением оправил свой сине-зеленый рабочий комбинезон, похлопал по карманам, чтобы еще раз услышать звон монет, расправил плечи и с пренебрежительной ухмылкой толкнул дверь так, будто нанес удар заклятому врагу.

Помещение было просторным, как городская площадь, а бар был длиной с железнодорожный вагон. Сгустки мрака, стиснутые между залитыми светом зелеными игорными столами, имели форму песочных часов, внутри которых перемещались официантки и девушки-менялы, похожие на белоногих ведьм. Вдали, рядом с эстрадным помостом, виднелись обнаженные танцовщицы, чьи фигуры тоже походили на песочные часы, но уже светлые. Игроки, толстые и скособоченные, напоминали грибы. Их головы давно полысели от мучительных переживаний, которые вызывают шлепок карты, движение костяного кубика или оборот рулеточного шарика, в то время как головы девиц легкого поведения походили на заросли чертополоха.

Выкрики крупье и шорох карт звучали мягким, но уверенным стаккато, как перемежающиеся удары щеток и палочек по барабану, и казалось, что каждая частица заведения вибрирует в этом ритме.

Возбуждение Джо нарастало, и вдруг что-то пробежало по телу, как порыв ветра, предвещающий ураган: легкое дуновение предчувствия, которое – он это знал – может превратиться в торнадо уверенности. Все мысли о доме, о Жене, о Матери моментально испарились, а Мистер Пузан преобразился в молодого бесшабашного кота, ступающего мягкими упругими лапами по самому краю его сознания. И эта упругость вдруг перешла в его собственные ноги, и он напряг от удовольствия мышцы.

Джо окинул помещение холодным оценивающим взглядом; его рука как бы сама по себе поднялась и отделила стакан с выпивкой от проносимого мимо, слегка подрагивающего подноса. Наконец он нашел то, что искал. Это был, как он предположил, игорный стол Номер Один. Похоже, там собрались все Большие Грибы. Такие же лысые, как и остальные, но выше ростом, они торчали над столом как поганки. В промежутке между ними, по ту сторону стола, Джо увидел еще более высокую фигуру в длинном темном пиджаке с поднятым воротником и в темной шляпе с опущенными полями, надвинутой на глаза так, что был виден лишь треугольник бледного лица. Джо, преисполненный надежд и подозрений, шагнул прямиком к свободному месту.

По мере того как он приближался и белокожие девушки с блестящими волосами уступали ему дорогу, подозрения его все больше и больше подтверждались, а надежды росли и крепли. По одну сторону стола сидел человек – самый толстый из когда-либо встреченных Джо. Сигара во рту, серебристый жилет и как минимум восьмидюймовой ширины золотистый галстук с жирной надписью “Мистер Кости”. Напротив Мистера Кости стояла девушка-меняла, единственная, на которой Джо задержал взгляд, – совершенно голая, перечеркнутая пополам своим подносом, заставленным сверкающими башенками золотых и агатовых фишек. Рядом с ней замерла девушка-крупье, выше, костлявее и еще более длиннорукая, чем его Жена. Весь ее наряд ограничивался парой длинных белых перчаток. Женщина что надо – если вам, конечно, по вкусу кости, обтянутые бледной кожей, и груди, похожие на китайские дверные ручки.

Рядом с каждым игроком стоял высокий круглый столик для фишек; один из них был пуст. Джо щелчком пальцев остановил ближайшую менялу серебра, отдал ей все свои замызганные доллары и, получив взамен такое же количество светлых фишек, ущипнул ее за левый сосок – на счастье. В ответ она игриво щелкнула зубами возле его руки.

Джо неторопливо, но и не теряя времени, шагнул вперед, небрежно высыпал свои скромные капиталы на свободный столик и занял место у игорного стола. Кости держал Большой Гриб – второй справа от него. Сердце Джо – только сердце – екнуло. Потом он медленно поднял глаза и посмотрел на игрока напротив.

Элегантный пиджак – мерцающая колонна из черного атласа с пуговицами из черного янтаря; поднятый воротник из матово-черного бархата и бархатная же шляпа с широкими опущенными полями и шнурком из черного конского волоса вместо тесьмы. Рукава пиджака – атласные колонны поменьше, а на концах – изящные кисти рук с длинными ухоженными пальцами, то беспокойными, то замирающими каждый сам по себе.

Но вот лица игрока Джо по-прежнему разглядеть не мог – лишь гладкий лоб без единой бисеринки пота, брови, как обрезки шляпного шнура, да худые аристократические щеки и тонкий, но слегка приплюснутый нос. Цвет лица не был таким уж белым, как показалось Джо вначале: в нем была слабая, еле заметная коричневатая примесь, как у начинающей стареть слоновой кости или у венерианского мыльного камня.

Позади игрока стояли разнаряженные люди – мужчины и женщины, – неприятней которых Джо еще в жизни не видывал. С первого взгляда было ясно, что каждый из этих расфуфыренных, напомаженных парней держит под полой револьвер, а в боковом кармане выкидной нож, а каждая девушка в придачу к змеиному взгляду носит за подвязкой стилет, а в ложбинке между грудями, под блестящим шелком – хромированный пистолетик, отделанный, перламутром. Но все они, и Джо Это ясно видел, были просто пижоны, а вот человек в черном, их хозяин, – опасен по-настоящему. Из тех, тронув кого, жив не будешь. Только коснись рукава – и независимо от того, насколько легко и уважительно это прикосновение, в мгновение ока будешь зарезан рукой, опережающей мысль, а может, тебя убьет само прикосновение, словно вся его одежда заряжена неимоверным количеством электричества. И Джо, еще раз посмотрев на удлиненное лицо, решил, что прикасаться к игроку в черном он, пожалуй, не станет.

Ибо были еще и глаза – самая выразительная часть лица. Всем большим игрокам присущи темные, затененные, глубоко посаженные глаза, но эти сидели так глубоко, что в глазницах не было видно ни малейшего блеска. Они были непроницаемы. Они были бездонны – два черных колодца.

Но Джо из колеи этим не выбьешь, хотя поначалу он изрядно струхнул. Нет, наперекор испугу он пришел в восторг. Его подозрения полностью оправдались, а надежды расцветали пышным цветом.

Да, наверняка это один из тех истинно стоящих игроков, которые посещают Айронмайн не чаще, чем раз в десятилетие, спускаясь из Большого Города на речных пароходах, бороздящих темные воды подобно роскошным кометам и рассыпающих косматые хвосты искр из высоких как секвойи труб с вычурно украшенными верхушками из листовой стали, или прилетают на серебристых лайнерах, чьи дюзы сверкают как брильянты, а ряды иллюминаторов похожи на рой астероидов. И кто знает, не прилетали хотя бы некоторые из них действительно с других планет, где ночная жизнь ускоряла свой бег, бередя души ощущением риска и восторгом.

Да, это был именно тот человек, против которого Джо просто рвался применить все свое умение. Он уже ощущал легкое прикосновение силы к своим замершим пальцам.

Джо опустил взгляд на стол. Стол был с необычно глубокими бортиками, шириной в человеческий рост и раза в два длиннее. Обтянут он был не зеленой, как обычно, а черной материей – будто чей-то гигантский гроб. Было в этом столе что-то очень знакомое, но что именно Джо вспомнить не удавалось. Дно стола поблескивало мельчайшими искорками, будто было усыпано алмазной пылью, и когда Джо наклонился и заглянул через край, его кольнуло сумасшедшее ощущение, что это вовсе не стол, а колодец, пронизывающий Землю насквозь, а искорки – это звезды на той стороне, видимые даже при дневном свете, как из глубокой шахты. И что проигравшийся дотла человек, закружись у него от расстройства голова, может свалиться туда и будет падать вечно то ли в преисподнюю, то ли в какую-то бездонную черную вселенную. От всего этого мысли Джо разметались, и он почувствовал внизу живота холодный тугой клубок страха. Как сквозь вату, он услышал рядом слова:

– Бросай, Большой Дик!

И кости, выкатившиеся откуда-то справа, закружились волчком в центре стола – так, что Джо не мог их толком разглядеть, пока они не остановились. И тут его взгляд надолго приковала их необычная форма. Кубики из слоновой кости были непривычно велики, имели закругленные углы и ребра, а темно-красные очки на гранях сверкали как настоящие рубины, располагаясь так, что каждая грань напоминала маленький череп. Например, выпавшая сейчас “семерка” (Большой Гриб справа от Джо не добрал три очка до нужной “десятки”) состояла из “двойки” – двух злобно скошенных рубиновых глазок и “пятерки” – тех же двух глаз, носа посередине и двух точек, образующих зубы.

Длинная тонкая рука в перчатке белой коброй метнулась вперед, подобрала кости и положила их на край стола прямо перед Джо. Он набрал побольше воздуха, взял со своего столика одну фишку и совсем было положил ее рядом с костями, но тут до него дошло, что здесь эти вещи делаются как-то иначе, и он вернул ее обратно, хотя ему и хотелось изучить ее повнимательней. Фишка была на удивление легкая, цвета топленых сливок, и на поверхности на ощупь чувствовался какой-то знак, не видимый глазу. Джо не удалось определить осязанием, что же это за знак, но прикосновение дало свой результат – рука его буквально затрепетала от переполнившей ее силы.

Тогда он быстро скользнул взглядом по лицам игроков, не пропуская и главного из них напротив, и тихо произнес:

– Ставлю пенни, – подразумевая, конечно же, светлую фишку, то есть доллар.

Все Большие Грибы возмущенно зашипели, а луноподобное лицо толстого Мистера Кости побагровело, когда он повернулся и стал призывать на помощь вышибал.

Но тут Большой Игрок поднял вверх черную атласную руку с мраморной кистью ладонью вниз. Шипение моментально прекратилось, а Мистер Кости остыл быстрее, чем метеор, врезавшийся в глыбу космического льда.

Тихим вежливым голосом, без малейшего намека на недовольство, человек в черном сказал:

– Ставка принята, господа игроки.

И это было решающим подтверждением мыслей Джо. Настоящие великие игроки всегда истинные джентльмены и снисходительны к бедным.

– Не робейте, – обратился к Джо один из Больших Грибов голосом с легкими нотками вежливой издевки.

И тогда Джо взял кости…

С тех самых пор, когда он впервые ухитрился Поймать два яйца одной тарелкой, обыграть в шары весь Айронмайн и бросить шесть кубиков от детской азбуки так, что они выстроились на ковре словом “мамуля”, о Джо пошла слава, как о человеке, обладающем неимоверной меткостью броска. Он мог в полумраке шахты с пятидесяти футов попасть кусочком железной руды в голову крысы, а иногда забавлялся тем, что кидал куски породы в то место, откуда они откололись, и те, попав точно в цель, как бы прилипали к стене на несколько секунд. Если бы ему довелось когда-нибудь работать в космосе, он безусловно смог бы управиться сразу с шестеркой лунных скиммеров одновременно или устраивать слалом в гуще колец Сатурна. Ну а единственным отличием между бросанием камней и метанием костей было то, что кости должны еще отскочить от бортика стола – что делало все это еще более увлекательным.

Гремя зажатыми в кулаке кубиками, он почувствовал, что рука и кисть налились силой, как никогда раньше.

Бросил он быстро и низко – так, чтобы кости легли прямо перед ассистенткой в белых перчатках. Необходимая “семерка” сложилась, как он и рассчитывал, из “тройки” и “четверки”. Красные точки образовали тот же рисунок, что и на “пятерке”, только у каждого черепа было по одному зубу, а у “тройки” к тому же не хватало носа. Что-то вроде детских черепов. Он выиграл пенни, то есть доллар.

– Ставлю два цента, – объявил Джо Слаттермил.

Теперь он для разнообразия выбросил одиннадцать очков, “шестерка” была похожа на “пятерку”, только зубов было три; этот череп смотрелся лучше всех прочих.

– Ставлю никель без одного.

Эту ставку разделили, обменявшись насмешливыми взглядами два Больших Гриба.

Теперь нужно было выбросить “четверку”, что Джо и сделал. “Единица” и “тройка”, причем “единица” с ее единственной точкой, смещенной к краю, все равно каким-то образом походила на череп, череп циклопа-лилипута.

По ходу дела он выиграл еще немного, с отсутствующим видом выбросив весьма необычным способом три “десятки” подряд. Ему все хотелось рассмотреть, каким образом девушка-крупье подбирает кости. Он не мог отделаться от впечатления, что ее пальцы проскальзывают под кубиками снизу. В конце концов он понял, что это ему не мерещится: хотя кости и не могли пройти сквозь мерцающую алмазами поверхность, рука в белой перчатке была на это способна.

И Джо снова представил себе дыру размером с игорный стол, пронизывающую Землю насквозь. Это значило, что кости падали и вертелись на абсолютно прозрачной поверхности, непроницаемой для них, и только для них… а может, наоборот: руки девушки-крупье – это единственное, что может пройти сквозь нее, и тогда образ проигравшегося игрока, совершающего Большой Прыжок в колодец, рядом с которым глубочайшая шахта Земли, не больше чем оспинка – всего лишь бред?

Джо хотел удостовериться наверняка. Он не желал иметь лишние неприятности, если в решающий момент игры у него закружится голова.

Он сделал еще несколько ничего не значащих бросков, время от времени бормоча для правдоподобия что-то вроде:

– Ну давай же, Малыш Джо, ну давай…

Наконец он приступил к осуществлению своего плана. Он исполнил очень сложный бросок, так чтобы кости отлетели от противоположного бортика и вернулись обратно; чуть-чуть подождал, чтобы дать игрокам увидеть очки – две “двойки” – и, выбросив вперед левую руку, схватил кости на долю секунды раньше ассистентки.

Уф-фф! Ни разу в жизни Джо еще не приходилось терпеть, не дрогнув ни единым мускулом, такую адскую боль – даже когда оса ужалила его в шею в тот самый момент, когда Джо первый раз запустил руку под юбку своей жеманной, капризной и легко меняющей решения будущей жены. Сейчас ему показалось, что пальцы и тыльная сторона кисти побывали в раскаленном горне. Немудрено, что на ассистентке белые перчатки. Небось, асбестовые. Хорошо хоть догадался поберечь правую руку, мрачно подумал Джо, искоса разглядывая вздувающиеся волдыри.

Он вспомнил то, о чем ему долбили еще в школе и что наглядно подтвердила потом Двадцатимильная шахта, недра которой жутко раскалены, и эта дыра в игорном столе, должно быть, втягивала этот жар, поэтому игрок, прыгнувший в нее, сгорит, не пролетев и пары сотен ярдов, а его прах вылетит где-нибудь в Китае.

Вдобавок к волдырям вновь зашипели Большие Грибы, а Мистер Кости открыл в крике похожий на расколотый арбуз рот.

И еще раз поднятая рука и мягкий голос Большого Игрока спасли Джо.

– Объясните ему, Мистер Кости.

– Ни один игрок не может брать кости со стола! – проревел тот. – Только моя ассистентка! Правила заведения!

Джо ответил ему коротким кивком и холодно сказал:

– Ставлю дайм без двух, – и, когда ставка была принята, выиграл кон. После этого он немного подурачился, выкидывая лишь “пятерки” и “семерки”, выжидая пока боль в руке не утихнет, а нервы не успокоятся. Все это время ощущение силы ни на секунду не терялось. Рука была как никогда твердой, а то еще и тверже.

Примерно в середине этой интермедии Большой Игрок чуть заметно, но с уважением склонил голову в сторону Джо, потом прикрыл свои бездонные глаза и повернулся, чтобы взять длинную черную сигарету у самой хорошенькой и самой злобной на вид девушки из своей свиты. Учтивость даже в мелочах, подумал Джо, это тоже признак магистра игры, в которой правит случай. Свита Большого Игрока производила, конечно, должное впечатление, хотя от взгляда Джо не ускользнуло, что один человек явно выпадает из общего ряда. Одетый в живописные лохмотья, юноша с чахоточным румянцем, лихорадочным взором и всклокоченной шевелюрой поэта.

Когда Джо посмотрел на вьющийся из-под черной шляпы дымок, ему внезапно показалось, что то ли огни над столом потускнели, то ли само лицо Большого Игрока стало темнее. У Джо мелькнула шальная мысль, не темнеет ли у того кожа от жара – как обкуриваемая пенковая трубка. От этой мысли ему стало почти смешно: уж чего-чего, а жара-то здесь хватало, в этом убеждал его собственный плачевный опыт, но ведь весь он вроде бы находился под столом.

Впрочем, все эти соображения, как обычные, так и не укладывающиеся в сознании, не ослабляли первого впечатления, что человек в черном очень опасен и задевать его не стоит. Даже если бы какие-то сомнения и возникли, то их тут же рассеяло происшествие, от которого у Джо по спине побежали мурашки.

Большой Игрок с аристократической небрежностью положил руку на бедро стройной девушки, у которой он брал сигарету, и стал слегка его поглаживать. И тут поэт с глазами, позеленевшими от ревности, метнулся к нему дикой кошкой и всадил длинный блестящий кинжал в черную атласную спину…

Джо так и не понял, как такой удар мог не поразить цель; но Большой Игрок, не убирая руки с пухлого бедра, сделал неуловимое движение свободной левой рукой – будто распрямилась стальная пружина. Было непонятно, воткнул ли он в горло юноши нож или ударил по нему ребром ладони, применил ли марсианский прием “двойной палец” или просто коснулся его, но парень замер, словно в него выстрелили из бесшумного слоновьего ружья или невидимого лучевого пистолета, и рухнул на пол. Подлетели два чернокожих и утащили тело. И никто не обратил на происшедшее ни малейшего внимания. Очевидно, подобное здесь было в порядке вещей.

Джо был слегка выбит из колеи и чуть было не исполнил бросок “выстрел Дианы” раньше, чем задумывал.

Пульсирующая боль в руке наконец-то утихла, нервы натянулись как новые гитарные струны, через три кона он выкинул “пятерку”, набрал нужное количество очков и понемногу стал освобождать столики игроков от фишек.

Он последовательно сделал девять бросков, выкинув семь “семерок” и два раза по “одиннадцать”, подняв ставку с единственной фишки до четырех с лишним тысяч долларов. Никто из Больших Грибов из игры не вышел, но некоторое беспокойство проявлять они стали, а кое-кто начал даже вытирать со лба пот. Большой Игрок пока еще ни разу не участвовал в игре, но его бездонные глазницы с интересом следили за происходящим.

А потом в голову Джо пришла шальная мысль. Никто не смог бы его побить сегодня, это-то он знал твердо, но если он будет продолжать повышать ставки, пока не обчистит весь стол, то так и не увидит, как же демонстрирует свое искусство Большой Игрок. Кроме того, следовало ответить любезностью на любезность, оправдать репутацию джентльмена.

– Снимаю сорок один доллар без никеля, – объявил он. – Ставлю пенни.

На этот раз шипения не последовало, а луноподобное лицо Мистера Кости не омрачилось. Джо поймал взгляд Большого Игрока. Тот смотрел на него не то удивленно, не то с грустью, будто размышляя о чем-то.

Джо немедленно сорвал банк, выкинув “вагон” – две “шестерки”, – довольный тем, что выпали самые симпатичные черепа, и кости перешли к Большому Грибу.

– Знал, когда остановиться, – со злобным удивлением пробормотал один из Грибов.

Игра оживленно пошла вокруг стола, но никто не зарывался, и крупных ставок не было: “бросаю “пятифон””, “ставлю “десятку””, “Эндрю Джексон”, “ставлю тридцать зеленых”… Джо то и дело делал ставки, при этом выигрывал больше, чем проигрывал, и к тому времени, когда кости дошли до Большого Игрока, у него уже было за семь тысяч долларов – вполне приличная сумма.

Большой Игрок долго держав кости на своей неподвижной как у статуи ладони, сосредоточенно глядя на них, однако на его лбу не появилось ни морщинки, ни бисеринки пота. Он пробормотал:

– Ставлю две “десятки”, – и, сжав пальцы и погремев кубиками, как семечками в сухой тыкве, небрежно бросил их к краю стола.

Такого броска Джо не доводилось видеть ни разу в жизни. Кости, не переворачиваясь, скользнули по воздуху, опустились у бортика и встали как вкопанные, показывая “семерку”.

Невозможно передать, какое это было разочарование для Джо. Его собственные броски требовали быстрого расчета типа: “тройкой” вверх, “пятеркой” к северу, два с половиной оборота в воздухе, падение на вершину шесть—пять—три, отскок и три четверти оборота вправо, падение на ребро один—два, полоборота назад и три четверти влево, “пятеркой” на стол, два раза перевернуть – выходит “двойка”, – и все это для одного только кубика и довольно-таки простого, без выкрутасов броска.

По сравнению с этим техника Большого Игрока была на редкость, на удивление, до крайности проста. Джо мог бы повторить такой бросок без малейшего труда, это было бы упрощенным вариантом его прежних развлечений с кусками руды. Просто он никогда не помышлял, что такими вот детскими фокусами можно заниматься за игорным столом. Это было бы слишком просто и испортило бы всю прелесть игры.

Кроме того, такой трюк мог и не пройти. По всем правилам, о которых Джо когда-либо слышал, это был самый сомнительный бросок. Всегда оставалась вероятность, что та или другая кость встанет на ребро, одновременно касаясь днища и бортика, или не коснется бортика вообще, не говоря уж о том, что обе кости должны отлететь обратно хотя бы на долю дюйма.

Однако, насколько острые глаза Джо могли оценить, обе кости лежали абсолютно горизонтально и вплотную прилегали к бортику. Более того, все игроки приняли этот бросок, а разделившие ставку человека в черном Большие Грибы выплатили деньги. Надо полагать, заведение имело собственное мнение насчет этого правила, и Джо решил, что без лишней надобности лезть со своим уставом в чужой монастырь не стоит. И Мать и Жена не раз ему демонстрировали, что это лучший способ нарваться на неприятности.

Да и в деньгах, покрывших выигрыш, доли Джо не было.

Голосом, подобным шуму ветра на Кипарисовом кладбище, Большой Игрок возвестил:

– Ставлю сотню. – Это была крупнейшая на сегодня ставка, десять тысяч долларов, и то, как Большой Игрок это сказал, заставляло думать, что имел он в виду нечто большее. Сразу стало как-то тише: на джазовые трубы надели сурдинки, выкрики крупье стали доверительней, карты падали мягче, и даже шарики рулетки, кружась по своим орбитам, старались трещать поменьше. Вокруг стола Номер Один скапливалась молчаливая толпа. Команда Большого Игрока бесшумно оцепила его двойным полукругом, оберегая от случайных толчков. Эта ставка, подумал Джо, на тридцать фишек больше его кучки. Три или четыре Больших Гриба обменялись знаками, прежде чем разделить ее.

Большой Игрок выкинул еще одну “семерку” тем же плоским броском.

Поставил сотню и выиграл.

И еще раз.

И еще.

Все это в высшей степени заинтриговало, но и разочаровало Джо. Было что-то несправедливое в том, что Большой Игрок выигрывает огромные ставки столь примитивными механическими бросками. Что за интерес играть, если кости ни разу не перевернулись ни в воздухе, ни на столе? Так мог бы бросать разве что робот, причем запрограммированный не лучшим образом. Джо, естественно, пока не отваживался рисковать своими фишками, но, если дело и дальше пойдет так же, отказаться от игры будет невозможно. Два Больших Гриба, покрывшись испариной, уже отползли от стола, признав поражение, но их места никто не занял. Скоро оставшиеся Грибы не смогут покрыть очередную ставку, и Джо придется решать: либо пожертвовать своими фишками, либо выйти из игры, а вот этого сделать он просто не мог – в его правой руке, подобно прикованной молнии, рвалась на волю сила.