Текст книги "Бурный рейс"

Автор книги: Фрэнсис Скотт Фицджеральд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Фицджеральд Френсис Скотт
Бурный рейс

Ф.Скотт Фицджеральд

Бурный рейс

1

В океанском порту, под навесом пирса, вы сразу оказываетесь в призрачном мире: уже не Здесь, но еще и не Там. Особенно ночью. Длинную туманно-желтую галерею захлестывает гул многоголосого эха. Грохот грузовиков и шорох шагов, резкое стрекотание корабельной лебедки и первый солоноватый запах океана. Время у вас есть, но вы торопитесь. Ваша прошлая жизнь – на суше – позади, будущая мерцает огнями иллюминаторов, а нынешняя, в этом коридоре без стен, слишком мимолетна, чтобы с нею считаться.

Вверх по трапу – и ваш новый мир, резко уменьшаясь, обретает реальность. Вы гражданин республики крохотной Андорры. Ваша жизнь почти не зависит от вас. Каюты похожи на одиночные кельи, надменны лица пассажиров и провожающих, невозмутимы помощники корабельного эконома, отрешенно внушителен помощник капитана, неподвижно застывший на верхней палубе. Слишком поздняя догадка, что лучше бы остаться, заунывный рев корабельной сирены, и ваш мир – не просто рейсовый корабль, а воплощенная в жизнь человеческая мысль – вздрогнув, отчаливает навстречу тьме.

Адриан Смит, "знаменитость" рейса – не слишком знаменитый, но все же удостоенный вспышки магния, потому что репортеру назвали это имя, хотя он и не мог припомнить, в связи с чем, – Адриан Смит и его белокурая жена Ева поднялись на прогулочную палубу, миновали углубленного в себя помощника капитана и, отыскав уединенный уголок, остановились у борта.

– Наконец-то! – радостно воскликнул Адриан, и оба весело рассмеялись. Теперь-то уж мы в безопасности. Теперь они до нас не доберутся.

– Кто?

– Эти. – Он неопределенно махнул рукой в сторону сверкающей тиары города. – Они соберутся толпой, принесут списки наших преступлений вместо ордеров на обыск или арест, позвонят у двери на Парк-авеню – подать сюда Смитов, да не тут-то было: Смиты с детьми и няней отбыли во Францию.

– Тебя послушать, так мы и правда преступники.

– Я отнял тебя у них, – сказал он хмурясь. – Вот их и душит ярость: они знают, что у меня нет на тебя прав, – и бесятся. Как же я рад, что мы вырвались отсюда!

– Любимый...

Ей было двадцать шесть – на пять лет меньше, чем ему. Каждый, с кем она знакомилась, пленялся ею навсегда.

– Здесь гораздо уютней, чем на "Маджестике" и "Аквитании", – сказала она, вероломно отрекаясь от кораблей их свадебного путешествия.

– Тесновато, пожалуй.

– А по-моему, нисколько, Зато наш корабль по-настоящему шикарный. И мне очень нравятся эти маленькие киоски в коридорах. А каюты здесь даже просторней.

– Ну и чванливый же вид у всех пассажиров, ты заметила? Будто им кажется, что они попали в сомнительную компанию. И ведь дня через три все станут приятелями.

Мимо них как раз проходили пассажиры – четыре девушки, взявшись под руки, совершали прогулку по палубе. Три взгляда мельком зацепили Смитов; а четвертый, чуть более внимательный, вспыхнул секундным волнением. Это был взгляд единственной из четверых спутницы Смитов – остальные девушки просто провожали ее. Ей было не больше восемнадцати – хрупкая черноволосая красавица, она искрилась тем хрустальным блеском, который у брюнеток заменяет мягкое сияние белокурых женщин.

– Интересно, кто она? – подумал вслух Адриан. – Я ее где-то видел.

– Очень мила, – проговорила Ева.

– Очень, – рассеянно отозвался он, и Ева дала ему несколько минут на воспоминания, а потом, улыбнувшись, попыталась вернуть в их закрытый для других мир.

– Расскажи мне еще, – попросила она.

– О чем?

– О нас – как мы замечательно поживем во Франции и будем еще ближе и счастливей, и так навсегда.

– Разве мыслимо быть ближе? – Он положил ей руку на плечо и привлек к себе.

– Нет, я говорю, чтоб мы больше не ссорились по мелочам. Знаешь, на прошлой неделе, когда ты принес мне этот подарок ко дню рождения, – она обласкала пальцами нитку мелкого жемчуга на шее, – я дала себе слово, что больше никогда не буду тебя пилить.

– Бог с тобой, родная, ты никогда меня и не пилила.

Он плотнее прижал ее к своему плечу, но она понимала, что их внутреннее уединение распалось, едва родившись. Антенны его чувств уже снова воспринимали сигналы внешнего мира.

– Большинство наших спутников, – сказал он, – пренеприятные с виду людишки: какие-то мелкорослые, темненькие, уродливые. Раньше американцы выглядели совсем не так.

– Да, унылое зрелище, – согласилась Ева. – А вот давай не будем ни с кем знакомиться, только ты да я, ладно?

Меж тем над кораблем уже плыли удары гонга, и стюарды, проталкиваясь по палубам, кричали: "Провожающих просят сойти на берег!" – и гомон толпы стал пронзительно резким. Несколько минут на сходнях бурлила суетливая толчея, потом они опустели, и люди с Приклеенными к лицам улыбками, стоящие за барьером пирса, принялись выкрикивать неразборчивые напутствия. Портовые матросы уже отдавали швартовы, когда к сходням поспешно протолкался плосколицый, явно не в себе молодой человек, поддерживаемый носильщиком и шофером такси. Корабль равнодушно проглотил опоздавшего словно какого-нибудь захудалого миссионера в Бейрут, – и пассажиры ощутили под ногами едва заметную, но мощную дрожь. Лица провожающих начали отодвигаться, какое-то мгновение корабль казался частью внезапно расколовшегося пирса, потом лица стали расплывчатыми, немыми, а громада пирса превратилась в желтоватое пятно на берегу. Теперь уже и весь Город зримо уходил назад.

В северных широтах формировался ураган и, предшествуемый штормовым ветром, начинал смещаться к юго-юго-востоку. Ему предстояло накрыть амстердамский грузовоз "Питер И.Юдим" с шестьюдесятью шестью членами экипажа; сломать стрелу подъемного крана у крупнейшего в мире пассажирского лайнера и обречь на нужду и горе жен нескольких сотен моряков. Корабль, увозивший из Нью-Йорка Смитов, взял курс на восток в воскресенье вечером и должен был встретиться со штормом во вторник, а войти в зону урагана еще через сутки, к ночи.

2

Адриан и Ева переступили порог салон-бара во вторник. Это не входило в их планы: они думали, что, уехав из Америки, "даже не вспомнят о спиртном", – но не вынесли забытого ими чувства острейшего одиночества, которое охватывает человека на корабле и которое можно развеять только в баре. Вот они и заглянули туда – на минутку.

Бар был полон. Некоторые посетители остались здесь после завтрака, некоторые собирались просидеть до обеда, а самые верные пришли к открытию – в девять утра. Это преуспевающее общество развлекало себя картами пасьянс, бридж, – детективами, болтовней, выпивкой и флиртом. На первый взгляд, обычная атмосфера заурядного клуба или казино в любой стране, но раскаленная нетерпеливой и едва сдерживаемой нервической напряженностью, которая охватывает в море всех, от мала до велика. Путешествие началось и поначалу было приятным, однако недостаточно разнообразным, чтобы развлекать пассажиров шесть дней подряд, а поэтому всем уже хотелось поскорее его закончить.

За столиком неподалеку Адриан заметил юную брюнетку, которая задержала на нем взгляд в день отплытия. Он опять был очарован ее изящной привлекательностью – дымная суета многолюдного салона не пригасила в ней хрупкого блеска. Смиты уже прочитали список пассажиров и решили, что эта девушка, вероятней всего, "Мисс Элизабет Д'Амидо с горничной", а проходя мимо теннисной площадки, Адриан слышал, что ее называют Бетси. Среди молодежи за ее столиком сидел и плосколицый молодой человек, которого последним "загрузили" на корабль; в понедельник он уныло слонялся по палубам, но сейчас, видимо, почти оправился. Мисс Д'Амидо что-то шепнула ему, и он с любопытством посмотрел на Смитов. Адриан слишком недавно стал знаменитостью и смутился.

– А нас покачивает, чувствуешь? – спросила Ева.

– Давай выпьем чего-нибудь легкого, – предложил Адриан. – Хочешь шампанского?

Пока Адриан разговаривал с официантом, молодежь за столиком мисс Д'Амидо о чем-то совещалась; потом один из молодых людей встал и подошел к Смитам.

– Если не ошибаюсь, мистер Адриан Смит?

– Да.

– Мы подумали, может, вы примете участие в нашем теннисном турнире? Мы хотим организовать теннисный турнир.

– Видите ли... – Адриан колебался.

– Моя фамилия Стэкомб, – выпалил молодой человек. – Нам всем нравятся ваши... ну, в общем, ваши пьесы, вот мы и подумали – может, вы пересядете за наш столик?

Адриан рассмеялся – немного, впрочем, принужденно. Стэкомб, развязный и расхлябанный, ждал ответа с таким видом, словно сказал Смитам нечто весьма лестное.

Поэтому Адриан ответил:

– Благодарю вас, но мне кажется, будет удобнее, если вы переберетесь к нам.

– У нас больше столик.

– А у нас... у нас – возраст.

Молодой человек добродушно улыбнулся, как бы говоря: "Пожалуйста, переберемся мы".

– Запишите меня, мистер Стэкомб, – сказал Адриан. – Сколько я должен внести?

– Ставка у нас доллар. А меня называйте Стэк.

– Почему? – с удивлением спросил Адриан.

– А так короче.

Когда он ушел, они глянули друг на друга и широко улыбнулись.

– Господи, – ошарашенно шепнула Ева, – они, кажется, в самом деле решили перебираться.

И действительно. Пятеро молодых людей – трое юношей и две девушки залпом осушали бокалы, с шумом отодвигали стулья и громко призывали официантов, явно собираясь присоединиться к Смитам. Если кто-нибудь и почувствовал неловкость при столь стремительном знакомстве, то только хозяева столика: молодежь, рассаживаясь, разглядывала их открыто и уважительно – слишком уважительно, как бы решая про себя: "Вряд ли это будет особенно занятно... хотя, впрочем, может оказаться полезным – вроде ученья в школе".

Мисс Д'Амидо проворно поменялась местами с одним из молодых людей, подсела к Адриану и озарила его восхищенными глазами.

– Я влюбилась в вас с первого взгляда, – сказала она без малейшего смущения, – и за нашу бесцеремонность нужно винить меня одну. Я видела вашу пьесу четыре раза.

Адриан окликнул официанта.

– Скоро начнется шторм, – добавила мисс Д'Амидо, – и вас может свалить морская болезнь до конца рейса, так что у меня не оставалось другого выхода.

Он видел, что в ее словах нет ни скрытого смысла, ни тайных намеков ей это было не нужно. Она сказала именно то, что хотела, и его очень тронула откровенность, с которой она отдавала ему предпочтение перед молодыми людьми. Он ощутил легкую возбужденность – путешествие становилось волнующим.

Ева не разделяла радости Адриана; но с молодым человеком, чья фамилия была Баттеруорт, у нее нашлись общие знакомые, и это скрасило ей пустую никчемность происходящего. Она не любила новых знакомств, если они не сулили "духовного обогащения", так что пестрый калейдоскоп самых разных людей – по уму, состоятельности, общественному положению, – втянутых в орбиту Адриановой жизни, частенько утомлял и даже раздражал ее. Она была обаятельной и многогранно одаренной, а поэтому ни в ком не нуждалась, считая, что случайные знакомые не имеют права на ее духовную щедрость.

Когда через полчаса настало время проведать детей, она даже обрадовалась, что пора уходить. На палубе было прохладно и сыро – плотный туман казался мельчайшей моросью, – и явственно ощущалась качка. Открыв дверь своей каюты, она с недоумением увидела стюарда: он безжизненно сидел на ее постели, уткнувшись головой в подушку. Он тоже увидел ее, но не встал.

– Если вы уже выспались, то смените мне наволочку, – едко проговорила она.

Стюард не пошевелился. И тут она заметила, что лицо у него землисто-серое.

– А если у вас морская болезнь, – с неумолимой твердостью добавила Ева, – то лежите у себя.

– Бок, не продохнуть, – чуть слышно выговорил стюард. Он сделал усилие встать, хрипло охнул и снова сел. Она вызвала звонком горничную.

Качка – и бортовая и килевая – заметно усилилась; Еве не было жаль стюарда, она просто хотела избавиться от него как можно скорей. Возмутительно! Корабельный стюард не может справиться с морской болезнью. Когда явилась горничная, Ева попыталась выразить ей свое возмущение, но у нее у самой уже гудело в голове – она прилегла на постель и закрыла глаза.

– Это он виноват, – простонала она вслед стюарду, который выходил в коридор, опираясь на плечо горничной. – Я его увидела, и меня стало мутить. Чтоб его черти взяли!

Адриан пришел через несколько минут.

– Меня мутит! – жалобно воскликнула она.

– Бедная моя девочка. – Он наклонился и обнял ее. – Почему ты мне сразу не сказала?

– Наверху-то все было в порядке, а тут стюард... Ох, меня мутит, я не могу разговаривать!

– Наверно, тебе лучше пообедать в каюте.

– Пообедать? О господи!

Он терпеливо ждал, но она хотела слышать его голос, хотела, чтобы он заглушил надрывный скрип переборок.

– Где ты был?

– Помогал записывать участников турнира.

– Разве при такой качке будет турнир? Потому что, если будет, я не смогу как следует играть.

Адриан промолчал; открыв глаза, Ева увидела, что он хмурится.

– Я не знал, что ты собираешься играть в миксте, – сказал он.

– Тут же нет никаких других развлечений.

– Я обещал взять в пару эту девушку, Д'Амидо.

– Вот как?

– Да, не подумал. Ведь с тобой-то мне играть гораздо приятней.

– Почему ж ты меня не записал?

– Просто не пришло в голову.

Она вспомнила, что тогда, на "Маджестике", они вышли в финал и получили приз. Несколько лет назад. Но она знала – Адриан вот так покаянно хмурится, только когда чувствует, что не прав. Переступая по качающемуся полу каюты, он вынимал из кофра смокинг; она закрыла глаза.

Корабль резко завалило набок, и Ева очнулась от зыбучего забытья, Адриан, уже одетый к обеду, повязывал галстук. Он выглядел по-обычному бодрым, и глаза у него весело блестели.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил. – Может, все-таки пообедаешь?

– Не хочу.

– Может, я могу что-нибудь для тебя сделать перед уходом?

– Куда ты идешь?

– В бар, к этим ребятам. Может, я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Не надо.

– Мне страшно не хочется оставлять тебя в таком состоянии.

– Не глупи. Мне просто надо поспать.

Какой озабоченный взгляд. И ведь она понимала, что ему не терпится поскорее удрать из их душной каюты. Она даже обрадовалась, когда хлопнула дверь. Ей хотелось только спать, спать, спать.

Вверх – вниз – вкось. Эй, не так высоко! Лево, лево руля – выправляй! А теперь правей, правей забирай! Ввысь – хрясь! – вниз.

Через несколько часов Ева смутно ощутила, что Адриан склонился над ее постелью. Она хотела, чтобы он обнял ее и вырвал из этого колышущегося небытия, но, открыв глаза, увидела, что его уже нет. Он просто забежал на минуту и сразу ушел. В следующий раз она очнулась ночью – Адриан спал.

Утро было свежее и прохладное, море немного успокоилось, и Ева без содрогания подумала о завтраке. Они поели в каюте, потом, с помощью Адриана, она кое-как привела себя в порядок, и они поднялись на палубу. Теннисный турнир уже начался – на радость нескольким кинолюбителям; но большинство пассажиров, словно забытые в креслах тюки, маялись перед подносами с нетронутой едой.

Партнерша Адриана – они играли первую партию – была изящно ловкой и беспардонно излучала здоровье. Ее матовая кожа как бы светилась изнутри даже явственней, чем накануне. В перерыве между сетами к ней подошел старший помощник капитана, а люди, которых она еще вчера не знала, по-приятельски называли ее Бетси. Она была принцессой рейса, отрадой для скучающих взглядов.

Но Еве эта пара не доставляла радости, и она подняла глаза вверх, на неустойчивое – из-за качки – небо и чаек, прижимавшихся к радиомачте. Почти все их попутчики со своими кинокамерами, которые они выволокли, как только начался турнир, а теперь не знали, что, собственно, ими снимать, выглядели глуповато и суетливо, но матросы, красившие шлюпбалки, казались ей спокойными, усталыми и симпатичными – они, вероятно, тоже хотели, чтобы этот рейс побыстрее закончился.

Вскоре к ней подсел Баттеруорт.

– Врач оперирует одного из стюардов. Представляете себе – при этакой качке?

– Оперирует? Почему? – спросила она равнодушно.

– Аппендицит. Они были вынуждены начать операцию прямо сейчас, потому что ожидается ухудшение погоды. Из-за этого и маскарад перенесли на сегодняшний вечер.

– Господи, несчастный человек! – воскликнула она, сообразив, что это, вероятно, стюард, который сидел в их каюте.

Адриан демонстрировал обходительность и заботливость к партнерше.

– Простите!.. Вы не ушиблись?.. Нет-нет, это я виноват... Советую вам накинуть пальто – так недолго и простудиться...

Матч закончился, и они выиграли. Разгоряченный и доброжелательный, он подошел к Еве.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

– Победители заказывают выпивку, – проговорил он извиняющимся тоном.

– Я тоже пойду в бар, – сказала Ева, приподымаясь; но приступ головокружения заставил ее снова сесть.

– Ты уж лучше побудь пока тут. Я пришлю тебе чего-нибудь выпить.

Она заметила, что на людях он держится с ней чуть скованней, чем раньше.

– Ты вернешься?

– Конечно, через несколько минут.

Все пассажиры спустились в бар; только по мостику, привычно сохраняя равновесие, расхаживал помощник капитана. Когда ей принесли коктейль, она через силу выпила его и почувствовала себя немного лучше. Чтобы развлечься, она попыталась вспомнить их жизнерадостные планы – уютная маленькая вилла в Бретани, дети учат французский; больше ей сейчас ничего не припоминалось – уютная маленькая вилла в Бретани, дети учат французский – она повторяла эти слова снова и снова, пока они не стали такими же пустыми и бессмысленными, как бескрайнее белесое небо. Она вдруг забыла, куда и зачем они плывут, их путешествие стало бесцельным, ненужным и случайным, ей страстно хотелось, чтобы Адриан, всегда такой отзывчивый и нежный, поскорее вернулся и успокоил ее. Кажется, они решили уехать на год из Америки в надежде вновь обрести ту небрежную юную уверенность, ту способность жить изящно и легко, которая покидает людей вместе с юностью...

День, сырой и сумрачный, уныло тянулся, палуба была почти безлюдной, шатающееся мокрое небо толчками валилось вниз. А потом вдруг как-то сразу стало пять часов, и они уже опять сидели в баре, и мистер Баттеруорт рассказывал ей свою жизнь. Она выпила много шампанского, но ее все равно мутило от качки, словно ее душа с помощью морской болезни пробивалась сквозь густые пары алкоголя к нормальной жизни.

– Когда я вас увидал, я понял, как выглядели греческие богини, – сказал ей Баттеруорт.

Ей было приятно, что, увидев ее, он понял, как выглядели греческие богини, – но где пропадал Адриан? Он ушел с мисс Д'Амидо на носовую палубу – "окунуться в океанские брызги". Ева услышала, что обещает Баттеруорту достать свои краски и нарисовать на его манишке Эйфелеву башню для сегодняшнего маскарада.

Когда Адриан и Бетси, омоченные океанскими брызгами, с трудом открыли плотно припертую ветром дверь на прогулочную палубу, они оказались в желанном затишье и, одновременно остановившись, повернулись друг к Другу.

– Что ж... – начала мисс Д'Амидо – и умолкла. Но он, не решаясь заговорить, неподвижно стоял спиной к борту и смотрел на нее. Она тоже молчала, потому что не хотела быть первой; несколько мгновений ничего не происходило. Потом она шагнула к нему, и он обнял ее и поцеловал в лоб.

– Вам просто жалко меня, я знаю. – Она всхлипнула. – Вы просто очень добрый.

– Я чувствую себя околдованным. – Его голос прерывался.

– Тогда поцелуйте меня.

На палубе никого не было. Он мимолетно склонился к ней.

– Нет, по-настоящему.

Давно он не прикасался к таким юным, таким невинным губам. Солоноватые брызги, словно слезы о нем, застыли на ее фарфоровых щеках. Она была свежа и непорочна, но в ее глазах таилось неистовство.

– Я люблю вас, – прошептала она, – я ничего не могу с собой поделать, ничего! Я полюбила вас с первого взгляда – не на пароходе, нет, а уже год назад, когда Грейс Хили привела меня в театр на репетицию, а вы вдруг встали из второго ряда и начали им говорить, как нужно играть. Я написала вам письмо, да только не отправила, разорвала.

– Нам надо идти.

Они шли по палубе, и она протяжно всхлипывала, а потом еще раз, уже перед дверью своей каюты, страшно неосмотрительно, подняла к нему лицо для поцелуя. Когда он снова переступил порог бара, кровь тяжкими молотами стучала у него в висках.

Он был рад, что Ева, видимо, не заметила его прихода, а по всей вероятности, даже и не знала, что он уходил. Он немного переждал, а потом сделал вид, что очень заинтересован ее занятием.

– Что это?

– Ева рисует мне на манишке Эйфелеву башню для сегодняшнего маскарада, – объяснил ему Баттеруорт.

– Ну вот. – Ева отложила кисть и обтерла платком руки. – Получилось?

– Истинный шедевр!

Ее глаза скользнули по группе зрителей и как бы случайно задержались на Адриане.

– Ты совсем промок. Пойди переоденься.

– Пойдем вместе.

– Я лучше выпью еще шампанского.

– По-моему, тебе хватит. И нам надо одеться для маскарада.

Она неохотно сложила краски и пошла впереди него к выходу из бара.

– Стэкомб заказал столик на девятерых, – сказал Адриан, шагая вслед за ней по коридору.

– Молодое поколение, – проговорила она с преувеличенной горечью. – Уж конечно, молодое. И ты позабыл обо всем на свете – с ребенком.

Они еще долго разговаривали в каюте: она едко, он уклончиво; разговор оборвался, когда корабль вдруг резко швырнуло вверх, и Ева, неожиданно выдохнув остатки хмеля, опять почувствовала себя плохо. Им не оставалось ничего другого, как заказать два коктейля в каюту; но, выпив, они все же решили пойти на маскарад; возможно, он убедил ее, что она волнуется понапрасну, а возможно, ей стало все равно.

Адриан был готов через несколько минут – он не признавал маскарадных костюмов.

– Я подымусь наверх. А ты собирайся поскорей, хорошо?

– Пожалуйста, подожди меня – такая ужасная качка.

Он присел на кровать, пытаясь скрыть нетерпение.

– Тебе ведь не трудно подождать, правда? Мне не хочется появляться там одной.

Она ушивала восточный костюм, взятый напрокат у парикмахера.

– Морское путешествие может свести с ума, – сказала она. – Ненавижу корабли!

– Ты права, – рассеянно отозвался он.

– Когда мне становится совсем худо, я представляю себе, что забралась на дерево и его качает ветром. Да только потом мне начинает казаться, что я все время представляюсь, и нормальной тоже только представляюсь, а сама уже давно стала ненормальной.

– Ты поосторожней, так и правда можно свихнуться.

– Посмотри. Адриан. – Она подняла нитку жемчуга, прежде чем защелкнуть ее на шее. – Чудо, правда?

Адриану, которого томило нетерпение, казалось, что она движется, как в замедленном кино.

– Тебе еще долго? А то здесь нечем дышать, – сказал он.

– Иди один! – взорвалась Ева.

– Я вовсе не хотел...

– Иди, пожалуйста. Я не могу собираться, когда ты меня подгоняешь.

С показной неохотой он вышел из каюты. Потом, после секундной нерешительности, спустился вниз.

– Бетси, – позвал он, постучавшись в дверь.

– Минутку.

Она выглянула в коридор; на ней был красный бушлат и синие брюки корабельного лифтера.

– Как вы думаете, у лифтеров есть блохи? Я натянула тысячу одежек, чтобы они до меня не добрались.

– Я должен был вас увидеть, – торопливо сказал он.

– Тсс-с! Напротив каюта миссис Уорден, она у меня вроде дуэньи. Ее замучила морская болезнь.

– А меня – вы.

Они шагнули друг к другу и, пошатываясь на ускользающем из-под ног полу узкого коридора, крепко поцеловались.

– Не уходите, – шепнула она.

– Мне надо. Мне...

Он словно впитывал юность девушки, и его страсть преображалась в пылкую нежность. К нему вернулась та неуловимая легкость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда вместе с собственной юностью, и отказаться от этого ощущения он был не в силах. Шагая по коридору, он понял, что не хочет, не решается думать.

На палубе он столкнулся с Евой.

– Где ты был? – спросила она его с принужденной улыбкой.

– В баре, посмотрел, много ли там народу.

Она была очень хороша; Адриан с горделивым восхищением отметил, что пошлый маскарадный костюм не убил ее холодноватого, своеобразного изящества. Они сели за столик.

Штормовой ветер наливался ураганной силой, и теперь даже переход из каюты в бар превращался в бурное и опасное путешествие. Чемоданы пассажиров были прочно закреплены, а нервные дамы, отчаянно цепляясь за края взбесившихся кроватей, с ужасом думали – сквозь мутную тошноту, сквозь мигрень, – что именно так и погиб "Вестрис". В баре, еще до прихода Смитов, какого-то дородного джентльмена швырнуло на пол, так что он сильно поранил голову, – поэтому легкие столы и стулья сложили в штабели и принайтовали к стене.

На торжественный обед собрались только самые стойкие; человек пятнадцать надели маскарадные костюмы. Чтобы примкнуть к избранному обществу, требовалось добраться до салона – других критериев сейчас не было. За столиками сидели очень разные люди – от юриста-гарвардца из аристократической семьи до полуграмотного маклера по кличке Хват, и никакой разницы между ними не ощущалось: все собравшиеся – полтора десятка среди нескольких сотен – принадлежали к избранному кругу титанов, сумевших победить шторм.

Язвительно подмигивали разноцветные фонарики, трепыхались, перешептываясь, бумажные флажки, иногда сразу несколько человек отъезжало от стола, расплескивалось вино, кто-то торопливо пробирался к двери, а корабль, взбираясь с волны на волну, угрюмо стонал, что он все же корабль, а не отель. Поднявшись после обеда на палубу, несколько пар прыгали, дергались, шаркали подошвами по шаткому полу, и неподвластная им сила яростно мотала их из стороны в сторону. Эти вихлянья над головами нескольких сотен мучеников приобрели оттенок непристойности – как разудалый кутеж на поминках, – и вскоре последние титаны потянулись обратно в бар.

Ева все сильнее ощущала туманную нереальность происходящего. Адриан куда-то скрылся – наверное, с мисс Д'Амидо, – и Ева, одурманенная морской болезнью и шампанским, не могла думать ни о чем другом; ее досада перерастала в мрачную злобу, грусть – в тоскливое отчаяние. Она никогда не пыталась пришпилить его к своей юбке, да в этом и не было нужды: их объединяли общие интересы, взаимная привязанность, здравый смысл, наконец, – а он грубо, по-предательски, нарушил их союз. Неужели он воображает, что она ничего не заметила?

Через несколько часов – так ей показалось, – когда она воодушевленно толковала с какой-то женщиной о воспитании детей, Адриан склонился над ее стулом.

– Ева, я думаю, нам пора.

Она презрительно скривила губы.

– Ну да, пора отвести меня в каюту, чтобы я не мешала восемнадцатилетним кра...

– Успокойся!

– Я не хочу спать.

– Тогда пожелай мне спокойной ночи.

Прошло еще сколько-то времени, за ее столиком уже сидели новые люди. Бар закрывался, и Ева, думая об Адриане – об ее Адриане, который говорил нежности красивой свеженькой девчонке, – горько разрыдалась.

– Он пошел спать, – втолковывали ей люди, сидевшие за ее столиком. – Мы видели, как он спускался.

Она покачала головой. Ей ли не знать? Адриан был потерян навеки. Счастливый семилетний сон оборвался. Возможно, это возмездие, подумалось ей, – и сейчас же бимсы над ее головой принялись бормотать, что наконец-то она догадалась. Возмездие за эгоистическое, против материнской воли, замужество, расплата за все совершенные ею грехи и проступки. Она встала, сказав, что хочет выйти на свежий воздух.

Палубу скрадывала ветреная дождливая тьма. Корабль, непрерывно настигаемый ревущими валами, карабкался по зыбким склонам черных ущелий. Оглядевшись, Ева поняла, что если она, во искупление своих грехов, не умилостивит океан добровольной жертвой, то всем им придет конец. Да-да, ей надо отказаться от любви Адриана. Она бережно отщелкнула замочек ожерелья, поднесла жемчуг к губам – ибо знала, что расстается с самой светлой, самой солнечной частью своей жизни, – и швырнула в ревущие волны.

3

Когда Адриан проснулся, звучал гонг, сзывающий пассажиров к завтраку, но разбудил его не гонг, а тяжелый беспорядочный грохот. Оказалось, что чемодан – видимо, плохо закрепленный – сорвало с места и швыряет по каюте между Евиной кроватью и шкафом. Чертыхнувшись, он торопливо спрыгнул на пол, но с Евой, по счастью, ничего не случилось: она крепко спала, так и не сняв маскарадный костюм. Он вызвал стюарда, и они закрепили чемодан, а когда дверь за стюардом захлопнулась, Ева приоткрыла один глаз.

– Как ты? – спросил Адриан, присев к ней на кровать.

Глаз закрылся, потом открылся снова.

– Мы вошли в зону урагана, – сказал Адриан. – Стюард говорит, что за двадцать лет он не видел ничего подобного.

– Голова, – еле слышно прошептала Ева. – Придержи мне голову.

– Как?

– Спереди. У меня лопаются глаза. Я, наверно, умираю.

– Глупости. Вызвать врача?

Она коротко, придушенно всхрипнула, страшно испугав его. Он позвонил и послал стюарда за врачом.

Молодой корабельный врач был измучен, бледен и небрит. Он кивнул – не слишком приветливо – и, повернувшись к Адриану, сухо спросил:

– Что у вас случилось?

– Моя жена плохо себя чувствует.

– Думаете, ей нужно успокоительное?

Несколько раздраженный небрежностью врача, Адриан сказал:

– Надеюсь, после осмотра вы сами поймете, что именно ей нужно.

– Ей нужен бром. По моему указанию спиртного ей здесь давать больше не будут.

– Да в чем дело? – изумленно спросил Адриан.

– Вы не знаете, что произошло нынешней ночью?

– Конечно, нет – я спал.

– Миссис Смит целый час бродила по палубам в бессознательном состоянии. Сначала нам пришлось послать матроса, чтобы он следил за ней, а когда санитарка предложила ей лечь в постель, она ее оскорбила.

– О господи! – вырвалось у Евы.

– Мы с медсестрой всю ночь дежурили у постели стюарда Картона – он умер сегодня утром. – Врач поднял свой чемоданчик. – Я пришлю лекарство. До свидания.

Несколько секунд Адриан и Ева молчали. Потом он порывисто наклонился и одной рукой обнял ее за плечи.

– Не расстраивайся, – сказал он. – Это мы уладим.

– Теперь я вспомнила, – испуганно прошептала Ева. – Мое жемчужное ожерелье. Я выкинула его в океан.

– Выкинула в океан?

– А потом пошла тебя искать.

– Я же сказал, что спущусь в каюту.

– Мне не верилось. Я думала, ты с той девушкой.

– Ей стало плохо еще за обедом. А я просто лег спать.

Нахмурившись, он вызвал стюарда и заказал к завтраку бутылку пива.

– Простите, сэр, но в эту каюту запрещено подавать спиртные напитки.

– Безобразие! – зло процедил Адриан, когда стюард вышел. – Ты потеряла голову из-за шторма, а они тут раскомандовались. Я поговорю с капитаном.

– Ужасно, правда? – тихо сказала Ева. – Этот бедняга умер.

Она прижалась лицом к подушке и заплакала. В дверь постучали.

– Можно?

Неутомимый мистер Баттеруорт, безукоризненно одетый и свеженький, вошел в бешено дергающуюся от качки каюту.