Текст книги "Успешное покорение мира [сборник рассказов]"

Автор книги: Фрэнсис Скотт Фицджеральд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

II

Августовским вечером, три дня спустя, Бэзил проводил читку пьесы для своей труппы на веранде дома мисс Халлибертон. Он нервничал, и поначалу его перебивали криками «Громче!» или «Не тарахти!». Когда же слушателей увлекла перепалка двух комичных мошенников (их реплики в свое время благополучно послужили Веберу и Филдсу [23]23
  Джо Вебери Лью Филдс– дуэт эстрадных комиков, популярный на рубеже XIX–XX вв.


[Закрыть]), чтение прервал запоздалый приход Хьюберта Блэра.

Хьюберту исполнилось пятнадцать; парень он был довольно пустой, если не считать двух-трех преимуществ, которые достались ему с избытком. Впрочем, одно достоинство предполагает наличие других, и юные девы всегда откликались на малейшие его прихоти, мирясь с присущей ему ветреностью и даже не надеясь пробить броню врожденного равнодушия. Они не могли противиться его безудержному самомнению, ангельскому виду, за которым скрывался талант расчетливой изворотливости, и редкостному изяществу. Длинноногий, прекрасно сложенный, он обладал акробатической координацией движений, какая обычно бывает свойственна тем, у кого «центр тяжести ближе к земле». Он все время находился в движении, смотреть на него было сплошным удовольствием, и Эвелин Биби оказалась не единственной девушкой постарше, которая, разглядев его тайные задатки, долгое время к нему присматривалась, и отнюдь не из чистого любопытства.

Сейчас он стоял в дверях, придав своей круглой, наглой физиономии фальшиво-благоговейное выражение.

– Извините, – произнес он, – это Первая методистско-епископальная церковь? – (Тут все засмеялись, даже Бэзил.) – Я просто не знал. Думал, либо церковь не та, либо скамья занята.

Они снова рассмеялись, хотя и с некоторым смущением. Бэзил выждал, пока Хьюберт усаживался рядом с Эвелин Биби. Затем читка возобновилась, но слушатели как околдованные глазели на Хьюберта, который пытался балансировать на задних ножках стула. Под этот скрипучий аккомпанемент Бэзил вынужден был продолжать. В конце концов он отчаялся («Давай, что ли, тебя послушаем, Хьюб»), и общее внимание опять переключилось на пьесу.

Бэзил читал более часа. Когда он в конце концов закрыл тетрадь и смущенно поднял взгляд, на веранде раздались внезапные аплодисменты. Он тщательно следовал всем канонам, и результат, при всем своем гротеске, в самом деле получился увлекательным: пьеса состоялась. Потом он еще задержался, поболтал с мисс Халлибертон и отправился домой сквозь августовскую тьму, сияя от восторга и понемногу репетируя про себя.

В течение первой недели репетиции сводились к тому, что Бэзил метался от сцены в зрительный зал и обратно, крича: «Нет! Смотри, Конни, ты должна входить вот так!» А потом стало происходить непредвиденное. Как-то раз на репетицию заявилась миссис ван Шеллингер, которая, дождавшись окончания, провозгласила, что не позволит Глэдис играть в «пьесе про негодяев». У нее созрело предложение избавиться от криминального элемента – например, заменить двух комических мошенников «двумя забавными фермерами».

Бэзил выслушал это с ужасом. После ее ухода он заверил мисс Халлибертон, что менять ничего не будет. К счастью, вставную роль кухарки удалось вычеркнуть без особого ущерба, но отсутствие Глэдис сказалось в другом. Она, «самая благовоспитанная девочка в городе», была спокойной и покладистой; с ее уходом на репетициях начался форменный бедлам. Те, кому достались лишь скупые реплики («Пойду спрошу миссис ван Бейкер, сэр» в первом акте или «Нет, мэм» – во втором), пускались во все тяжкие от безделья. Так произошло и теперь:

– Прошу, уймите эту собаку или отведите ее домой!

Или:

– Где горничная? Не спи, Маргарет, умоляю!

Или:

– Что тут смешного? Чего вы ржете?

Все труднее и труднее становилось проявлять такт в отношении Хьюберта Блэра. Если не считать его нежелания учить роль, он был вполне удовлетворительным персонажем, но вне сцены с ним не было сладу. Он без конца разыгрывал собственные сценки перед Эвелин Биби: гонялся за ней по залу с видом пылкого влюбленного, бросал через плечо арахис с таким расчетом, чтобы орехи откуда ни возьмись летели на сцену. Когда постановщики призывали его к порядку, он бормотал: «Да заткнись ты!» – причем так, чтобы Бэзил не слышал, но догадывался.

Зато Эвелин Биби оправдала все ожидания. На сцене она привлекала к себе всеобщее трепетное внимание, и Бэзил, отдавая ей должное, дописал ее роль. Он завидовал полусентиментальному удовольствию, которое Эвелин и Хьюберт получали от совместных сцен, и терзался смутной, обезличенной ревностью, когда эти двое после репетиций почти каждый раз вместе садились в автомобиль Хьюберта.

Так продолжалось две недели; а однажды Хьюберт, опоздав на час, кое-как отыграл первое действие и сообщил мисс Халлибертон, что идет домой.

– Зачем? – призвал его к ответу Бэзил.

– Дела есть.

– Важные?

– А тебе обязательно знать?

– Да, обязательно, – вспылил Бэзил, но тут вмешалась мисс Халлибертон.

– Никто не должен сердиться. Хьюберт, Бэзил просто хочет сказать… если дело не очень важное… ну, мы ведь все чем-то жертвуем ради успеха нашей пьесы.

Хьюберт всем своим видом изображал скуку.

– Мне надо в город – отец просил за ним заехать.

Он холодно посмотрел на Бэзила, словно подначивая его оспорить правдивость такого объяснения.

– Но ты и так на час опоздал – почему? – не унимался Бэзил.

– Потому что пришлось помогать матери.

Вокруг них уже собралась кучка наблюдателей, и Хьюберт обвел их победным взглядом. Речь шла о священной обязанности, и только Бэзил понимал, что это пустая отговорка.

– Чушь! – бросил он.

– Это ты так считаешь… Пузырь.

Сверкая глазами, Бэзил на шаг подступил к нему:

– Что ты сказал?

– Я сказал «Пузырь». Это же твоя школьная кличка, разве нет?

Что правда, то правда. Прозвище тянулось за ним из школы. Побледнев от ярости, он в то же время ощутил неизбывную беспомощность, когда понял, что прошлое всегда будет идти за ним по пятам. Вокруг него сомкнулось кольцо насмешливых и любопытных школьных физиономий.

– Уходи! – сдавленным голосом выговорил Бэзил. – Чего ждешь? Иди отсюда!

Хьюберт в который раз хохотнул, но счел за лучшее отступить, когда Бэзил сделал еще один шаг.

– Я твою пьесу в гробу видел. С самого начала.

– Вот и уходи!

– Что ты, Бэзил! – Рядом с ними взволнованно засуетилась мисс Халлибертон.

Но Хьюберт опять разразился смехом и поискал глазами свою кепку.

– Балаган этот меня не колышет, – фыркнул он.

Неторопливо и франтовато повернувшись, он вразвалку вышел за дверь.

В тот вечер его роль читал Рипли Бакнер, но репетиция не задалась. Мисс Биби играла без огонька, остальные сбивались в кучки и перешептывались, умолкая при виде Бэзила. После репетиции мисс Халлибертон, Рипли и Бэзил держали совет. Когда Бэзил решительно отказался взяться за главную роль, было решено доверить ее некоему Майаллу де Беку, которого немного знал Рипли; этот парень снискал себе славу в театральных постановках Центральной гимназии.

Однако следующий день нанес им непоправимый удар. Эвелин, краснея и смущаясь, объяснила Бэзилу и мисс Халлибертон, что у ее родных изменились планы, они всей семьей уезжали ровно через неделю, так что она и в самом деле не могла участвовать в спектакле. Бэзилу все стало ясно. Надолго удержать ее мог только Хьюберт.

– Прощай, – угрюмо сказал Бэзил.

Устыдившись при виде его нескрываемого отчаяния, Эвелин попыталась оправдаться:

– Честное слово, я не смогу. Ой, Бэзил, мне так неприятно!

– Может быть, ты проводишь родителей, а сама поживешь недельку в моем доме? – невинно предложила мисс Халлибертон.

– Нет, вряд ли. Отец требует, чтобы мы поехали все вместе. Это единственная причина. Иначе я бы осталась.

– Ясно, – сказал Бэзил. – Прощай.

– Бэзил, ты не сердишься? – На нее накатило раскаяние. – Я все сделаю, чтобы вас поддержать. Еще неделю буду приходить на репетиции, а когда найдете мне замену, помогу той девочке войти в роль. Но отец говорит, что мы должны ехать.

Напрасно Рипли после той репетиции старался поднять дух Бэзила, выдвигая предложения, которые с презрением отметались. Маргарет Торренс? Конни Дэвис? Они даже со своими ролями не справлялись. Бэзила преследовала мысль, что его планы рушатся на глазах.

Домой он пришел раньше обычного. Удрученно сел у окна в своей комнате и стал смотреть, как в соседском дворе одиноко играет маленький сынишка Барнфильдов. Мама вернулась в пять и немедленно почувствовала его подавленность.

– Тедди Барнфильд корь подхватил, – сообщила она, пытаясь его отвлечь. – Потому-то и играет сейчас в одиночестве.

– Неужели? – безучастно откликнулся он.

– Болезнь несмертельная, но ужасно заразная. Ты переболел ею в семь лет.

– Хм…

Она помедлила:

– Из-за пьесы расстраиваешься? Что-то случилось?

– Нет, мама. Просто хочется побыть одному.

Через некоторое время он встал и отправился в ближайший киоск, торговавший газировкой и прочими напитками, чтобы выпить стакан солодового молока. У него в голове зрела идея пойти к мистеру Биби и попросить, если можно, отложить семейную поездку. Но где гарантия, что у Эвелин действительно не было другой причины? Его ход мыслей прервало появление одиннадцатилетнего брата Эвелин, который бежал по улице ему навстречу.

– Приветик, Хэм. Я слышал, вы уезжаете?

Хэм кивнул:

– Через неделю. На море поедем.

Бэзил испытующе посмотрел на мальчика, словно тот, в силу близости к Эвелин, имел власть распоряжаться ее перемещениями.

– А сейчас куда направляешься? – спросил он.

– К Тедди Барнфильду, играть.

– Что? – воскликнул Бэзил. – Разве ты не знаешь…

Он осекся. Его осенила дерзкая, преступная мысль; в памяти всплыли мамины слова: «Болезнь несмертельная, но ужасно заразная». Если Сэм Биби подхватит корь, то Эвелин не сможет уехать…

Решение было скоропалительным и хладнокровным.

– Тедди у себя на заднем дворе играет, – подсказал он. – Если хочешь попасть прямо к нему, не проходя через весь дом, сверни вот здесь, а дальше пройдешь переулком, понял?

– Понял. Спасибо, – купился Сэм.

Мальчонка свернул за угол и оказался в переулке; Бэзил с минуту смотрел ему вслед, четко сознавая, что совершил самую большую подлость в своей жизни.

III

Неделю спустя миссис Ли позвала Бэзила ужинать раньше обычного, приготовив его любимые блюда: бефстроганов с жареным картофелем, ломтики персиков со сливками, шоколадный торт.

Каждые пять минут Бэзил начинал волноваться:

– Ой! Который час? – и выбегал в прихожую посмотреть на часы. – А эти часы правильно показывают? – с неожиданным подозрением допытывался он. Никогда прежде его не занимал этот вопрос.

– Абсолютно правильно. Если будешь давиться едой, получишь несварение желудка и скомкаешь свою роль.

– Как тебе программка? – в третий раз спрашивал он. – «Рипли Бакнер-младший представляет: комедия Бэзила Дюка Ли „Пойманная тень“».

– По-моему, очень мило.

– На самом деле ничего он не представляет.

– Тем не менее звучит очень достойно.

– Интересно, который час? – забеспокоился он.

– Только что было десять минут седьмого – ты сам сказал.

– Наверное, пора собираться.

– Доедай персики, Бэзил. Нельзя же играть на пустой желудок.

– Мне играть не придется, – терпеливо произнес он. – У меня крошечная роль, ее могло бы вообще…

Объяснить было сложно.

– Пожалуйста, мама, Не улыбайся мне, когда я выйду на сцену, – попросил он. – Веди себя так, будто я чужой человек.

– Но поздороваться-то можно будет?

– Что?

Шутка до него не дошла. Он попрощался. Изо всех сил стараясь переварить не ужин, а собственное сердце, которое почему-то провалилось в желудок, Бэзил направился в сторону школы Мартиндейл.

Когда в потемках замаячили ее желтые окна, волнение сделалось нестерпимым; школа ничем не напоминала то здание, куда он как ни в чем не бывало входил на протяжении трех недель. В гулком коридоре каждый шаг отдавался многозначительным, зловещим эхом; наверху был только сторож, которой расставлял рядами стулья, а Бэзил тем временем мерил шагами пустую сцену, пока не появился кое-кто еще.

Это был Майалл де Бек, рослый, сметливый, не слишком приятный юноша, которого они выдернули с Лоуэр-Крэст-авеню для исполнения главной роли. Не проявляя ни малейшей нервозности, Майалл даже попытался втянуть Бэзила в какой-то легкомысленный треп. Хотел узнать мнение Бэзила: не сильно ли будет возражать Эвелин Биби, если он как-нибудь ее проведает, когда они отыграют спектакль. Бэзил предположил, что не сильно. Потом Майалл похвастался, что у него есть приятель, которому отец, владелец пивоваренного завода, купил двенадцатицилиндровый автомобиль.

Бэзил сказал:

– Ого!

Без четверти семь появились стайки участников: Рипли Бакнер привел шестерых ребят, которые по его просьбе взяли на себя обязанности билетеров и распорядителей; прибыла мисс Халлибертон, стараясь излучать спокойствие и уверенность; с обреченным видом зашла Эвелин Биби, чей взгляд, адресованный Бэзилу, словно говорил: «Похоже, я все-таки доведу дело до конца».

Мальчиков гримировал Майалл де Бек, а девочек – мисс Халлибертон. Бэзил вскоре убедился, что мисс Халлибертон ни бельмеса не смыслит в этом деле, но, учитывая ее волнение, проявил дипломатичность и ничего не сказал, а только препроводил каждую из девочек к Майаллу де Беку, чтобы тот исправил огрехи мисс Халлибертон.

У Билла Кампфа, подглядевшего в просвет между крыльями занавеса, вырвался непонятный возглас, и Бэзил тут же оказался рядом. В зрительный зал провели высокого лысого человека в очках, который занял место в самой середине и стал изучать программку. Этот господин являл собой публику. Его цепкий взгляд, таинственный и непредсказуемый, мог вынести вердикт как о провале, так и об успехе пьесы. Ознакомившись с программкой, он снял очки и огляделся. Вошли две старушки с малолетними внуками, а сразу за ними – еще с десяток зрителей.

– Эй, Рипли, – шепотом позвал Бэзил, – распорядись, чтобы детей сажали в первые ряды.

Натягивая полицейскую форму, Рипли поднял голову, и длинные черные усы, приклеенные к его верхней губе, возмущенно дрогнули.

– Давным-давно распорядился.

Зал быстро заполнялся и уже гудел от голосов. Малышня в первом ряду прыгала на стульях, а взрослые перекликались и переговаривались, за исключением пары десятков бессловесных кухарок и горничных, чопорно рассевшихся в разных рядах.

Полная готовность наступила неожиданно. В это с трудом верилось. «Стойте! Стойте! – едва не вскричал Бэзил. – Не может быть. Наверняка что-то не так… всегда бывают какие-то ляпы», но приглушенный свет вкупе с мелодией «Жди меня в тени», исполняемой скрипкой и роялем из оркестра Гейера, заставил его прикусить язык. Мисс Сондерс, Лейлия ван Бейкер и Эстелла Кэрредж, подружка Лейлии, уже расселись по местам на сцене, а мисс Халлибертон со своим суфлерским блокнотом стояла за кулисами. Мелодия внезапно доиграла, и болтовня в первых рядах прекратилась.

«Господи! – пронеслось в голове у Бэзила. – Господи!»

Подняли занавес. Откуда-то поплыл чистый голос. Неужели это заговорила незнакомая троица на сцене?

– Я это сделаю, мисс Сондерс. Поверьте, я это сделаю!

– Но, мисс Лейлия, мне представляется, что в наше время читать газеты – неподобающее занятие для приличных девушек.

– Ну и что! Я хочу все знать об этом удивительном благородном грабителе по прозвищу Тень.

Спектакль и вправду шел своим чередом. Бэзил даже не успел сообразить, что сейчас в зале раздастся смех, – это Эвелин передразнивала мисс Сондерс у нее за спиной.

– Бэзил, ваш выход, – шепнула мисс Халлибертон. Бэзил и Билл Кампф, мошенники, схватили под руки Виктора ван Бейкера, беспутного хозяйского сына, и приготовились втащить его в дверь.

Как ни странно, выход на сцену под десятками ободряющих взглядов получился совершенно естественным. Мимо Бэзила проплыло мамино лицо, а потом и другие лица, которые он узнал и запомнил.

В какой-то момент Билл Кампф забыл свой текст, но Бэзил не растерялся и тут же подхватил реплику.

Мисс Сондерс. Стало быть, вы – олдермен Шестого округа?

Кролик Симмонс. Да, мэм.

Мисс Сондерс (покачивает головой, как кошечка).А что такое олдермен?

Китаец Радд. Олдермен – это нечто среднее между политиком и пиратом.

Этой репликой Бэзил особенно гордился, но из публики не донеслось ни смешка, ни шелеста. Зато в следующий миг, когда Билл Кампф утер лоб носовым платком и в страхе уставился на красные пятна грима, зал взревел Ничего не поделаешь – театр.

Мисс Сондерс. Значит, вы верите в привидения, мистер Радд.

Китаец Радд. Конечно, мэм, я верю в привидения. Они у вас водятся?

Настал черед первой ключевой картины. На затемненной сцене медленно поднялась оконная рама, и на подоконник влез Майалл де Бек «во фраке и в цилиндре». Он с осторожностью прошел на цыпочках от одного края сцены до другого, и тут появилась Лейлия ван Бейкер. Сначала она перепугалась, но он внушил ей, что по дружбе зашел к ее брату Виктору. Они разговорились. Лейлия не без наивности, но с чувством призналась, что восхищается грабителем по прозвищу Тень, о котором прочла в газете. При этом она выразила надежду, что сегодня Тень не появится у них в доме, потому как все фамильные драгоценности в данный момент находятся вот здесь, в сейфе, справа.

Незнакомец был голоден. В тот вечер он опоздал к ужину и не нашел, где бы подкрепиться. Не угодно ли ему молока с печеньем? О, это предел мечтаний. Не успела она выйти из комнаты, как он опустился на колени перед сейфом и стал возиться с замком, ничуть не смущаясь прозаическим словом «пирожки», выведенным краской по трафарету на дверце сейфа. Дверца распахнулась, но тут он заслышал шаги и успел ее захлопнуть прежде, чем вернулась Лейлия, неся молоко с печеньем.

Они помедлили, явно симпатизируя друг другу. Вошла мисс Сондерс, похожая на кошечку, и была представлена. Публика взревела, когда Эвелин вновь тишком изобразила повадки старой девы. Один за другим подтянулись и прочие домочадцы, которые тоже удостоились знакомства с незваным гостем. Но что это? Громкий стук в дверь – и врывается Маллиган, полицейский.

– Нам сообщили из Центрального управления, что пресловутый грабитель Тень, по словам свидетелей, влез к вам в окно! Сегодня никто не должен выйти из этого дома!

Дали занавес. Первые ряды – младшие братья и сестры актеров – заходились от восторга. Все занятые в спектакле вышли на поклоны. В следующий миг Бэзил и Эвелин Биби оказались на сцене вдвоем. Она облокотилась на стол – усталая раскрашенная кукла.

– Ай да Бэзил! – выговорила она.

Эвелин не до конца простила его за то, что он поймал ее на слове, когда из-за болезни младшего братишки, подхватившего корь, им пришлось отложить семейное путешествие, и Бэзил тактично обходил ее стороной, но сейчас их объединил теплый свет волнения и успеха.

– Ты была великолепна, – сказал он. – Великолепна! На мгновение он смешался. Ему никогда не удавалось добиться ее расположения: ей нужен был парень, похожий на нее, – способный воздействовать на чувства, такой как Хьюберт Блэр.

Интуиция подсказывала ей, что Бэзил обладает какими-то туманными достоинствами, однако его бесконечные попытки заставить людей думать и чувствовать, как ему хочется, внушали ей тревогу и опаску. Но почему-то сейчас, в мягких вечерних огнях, они потянулись друг к другу и мирно поцеловались; с того момента, как у них исчезли поводы для раздоров, они сделались друзьями на всю жизнь.

Когда вновь поднялся занавес и началось второе действие, Бэзил ускользнул из-за кулис, сбежал вниз по одной лестнице и взлетел вверх по другой, ведущей ко входу в зал; там он остановился и стал смотреть на сцену из темноты. Он беззвучно смеялся, когда смеялась публика, и наслаждался так, словно видел эту пьесу впервые.

Во втором и в третьем действии были очень похожие картины. В каждой из них мисс Сондерс заставала врасплох Тень, когда тот оставался на сцене в одиночестве. Майалл де Бек, у которого было всего десять дней на подготовку роли, вечно сбивался с одной картины на другую, но Бэзил оказался совершенно не готов к тому, что сейчас произошло. Завидев Конни, Майалл выпалил реплику из третьего действия, и Конни машинально продолжила в том же духе.

Другие актеры от волнения совсем запутались и в середине второго действия начали разыгрывать третье. Это получилось настолько стремительно, что Бэзил лишь смутно почувствовал какую-то нестыковку. Он тут же бросился вниз по одной лестнице, вверх по другой, ворвался за кулисы и прокричал:

– Занавес! Дайте занавес!

Мальчики, в ужасе приросшие к месту, схватились за тросы. В следующую минуту Бэзил, с трудом переводя дыхание, уже стоял лицом к публике.

– Дамы и господа, – начал он, – в актерском составе были замены, и в результате сейчас произошла накладка. С вашего разрешения мы сыграем эту картину заново.

Когда он уходил за кулисы, по рядам пробежали смешки и аплодисменты.

– Давай, Майалл! – взволнованно скомандовал он. – На сцене ты один. Твоя реплика: «Хочу проверить подлинность этих драгоценностей».

Положение тотчас же было исправлено. Мисс Халлибертон в полубессознательном состоянии приняла у кого-то из рук стакан воды, и по окончании второго действия вся труппа опять вышла на поклоны. А через двадцать минут спектакль закончился. Главный герой прижал к груди Лейлию ван Бейкер, открыв ей, что он и есть Тень, «причем отныне – пойманная Тень»; занавес взмывал и опускался, взмывал и опускался; мисс Халлибертон силком вытащили на сцену, и по проходам устремились билетеры, нагруженные букетами цветов. На этом официальная часть завершилась; артисты со всех сторон принимали поздравления, смеялись и важничали, радостно смешиваясь со зрителями. К Бэзилу подошел незнакомый старичок, который пожал ему руку и сказал: «Когда-нибудь вы нас удивите, молодой человек», а репортер из местной газеты уточнил, правда ли, что Бэзилу пятнадцать лет. Возможно, такая реакция его огорчила и даже деморализовала, но это быстро забылось. Когда толпа рассеялась и последние зрители, сказав ему что-то на прощанье, покинули зал, он уже почувствовал, как в душе образовалась немыслимая пустота. Все кончилось, минуло, ушло в небытие – творчество, интерес, азарт. Эта опустошенность была подобна страху.

– Спокойной ночи, мисс Халлибертон. Спокойной ночи, Эвелин.

– Спокойной ночи, Бэзил. Поздравляю, Бэзил. Спокойной ночи.

– Где мой плащ? Спокойной ночи, Бэзил.

– Оставьте, пожалуйста, костюмы на сцене. Завтра их нужно вернуть.

Ушел он едва ли не последним, еще раз поднявшись на сцену и обведя взглядом опустевший зал. Его дожидалась мама, и они вместе отправились домой сквозь первую ночную прохладу этого лета.

Я считаю, все было просто замечательно. Ты доволен? – (Он помедлил с ответом.) – Тебе не понравилось?

– Понравилось. – Бэзил отвернулся.

– Так в чем же дело?

– Ни в чем.

А после:

– На самом деле никого это не волнует, правда ведь?

– Что именно?

– Да все.

– Всех волнуют разные вещи. Меня, например, волнуешь ты.

Он инстинктивно вывернулся из-под руки, протянувшейся, чтобы погладить его по голове.

– Не надо. Я совершенно не о том.

– Ты переутомился, дорогой мой.

– Ничего подобного. Просто мне тоскливо.

– Не грусти. Знаешь, люди подходили ко мне после спектакля…

– Ох, это все уже позади. Не надо… никогда больше об этом не заговаривай.

– Тогда что тебя мучает?

– Да так, один мальчонка.

– Какой мальчонка?

– Да шкет один, Хэм… ты не поймешь.

– Вот придем домой – залезешь в горячую ванну, чтобы успокоить нервы.

– Обязательно.

Дома он рухнул прямо на диван и тут же уснул крепким сном. Мать в нерешительности остановилась. Потом укрыла его одеялом, а сверху пледом, подсунула под непокорную голову подушку и ушла наверх.

Там она долго стояла на коленях подле кровати.

– Помоги ему, Господи! Помоги ему, – молилась она, – ибо он нуждается в помощи, которой я уже дать не могу.