Текст книги "Шкурки"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пол Уилсон
Шкурки

1

– Я боюсь, па.

– Цыц! – не останавливаясь, бросил через плечо отец.

Гэри дрожал в холодной предрассветной мгле и в тысячный раз обводил взглядом сосны и кусты вокруг. Ему шел уже двадцатый год, и подобная робость была ему явно не к лицу, но он ничего не мог с собой поделать. Не нравилось ему здесь.

– А если нас поймают?

– Не поймают, если ты перестанешь орать. Мы почти на месте. Я бы обошелся без тебя, но мне одному все не утащить. Заткнись!

Под ногами у них хрустел смерзшийся полудюймовый слой снега на песчаной земле. Гэри плотно сжал губы, покрепче стиснул в руках биту «Луисвиль Слагген» и побрел за папашей через кусты. Все равно ему это совсем не нравилось. Не то чтобы он не любил охоту – с ружьем или с капканами. Очень даже любил, до чертиков. Но сейчас они зашли на территорию Зеба Фостера. А это не к добру!

Старый Фостер владел тысячами акров земли на джерсийских сосновых пустошах и никому не позволял на них охотиться. По всей границе натыкал указателей: «Охраняется». Все Фостеры такие. Отец говорил: эту дурь с запретами начал еще Фостеров дед и семейка намерена хранить идиотскую традицию до Судного дня. Отец считал, что никто не может ему запретить расхаживать по любым пустошам. Гэри готов был пойти за отцом хоть на край света, но не на землю Фостера…

Рассказывали, будто здесь по лесам рыщет Джерсийский Дьявол и что сунувшихся сюда браконьеров больше никто не видел. И пропадали не дурни из Ньюмарка или Трентона, которые умудряются заблудиться в сосняке и ходить кругами, пока не умрут с голоду. То были опытные следопыты и охотники, боровики, такие же как отец… и Гэри. И никто их больше не видел.

– Па, а если мы отсюда не вернемся? – Он с отвращением услышал свой хнычущий голос и попытался изменить тон. – Что, если кто-то до нас доберется?

– Никто до нас не доберется! Я же вчера ходил сюда, ставил капканы. И вернулся, как видишь.

– Да, но…

– Ничего! Фостеры постарались, десятилетиями распускали слухи, чтобы отпугнуть народ. Но меня-то не напугаешь! Я на чушь не куплюсь!

– Далеко еще?

– Не, сразу за тем подъемом. Там все в енотовых следах.

Гэри заметил, что они проходят мимо зарослей, в которых мог бы спрятаться теленок. Судя по всему, пока зимний холод не высушил их, кусты были густыми и темными. Полоса кустарника тянулась между соснами прямо, словно древко стрелы.

– Смотри-ка, па. Как прямо растут. Будто нарочно посажены.

Отец фыркнул:

– Ничего не посажены. Это костенец, кочедыжник. В наших местах он растет лишь там, где осталась известь от фундамента. Остальная земля для него слишком кислая. Все заброшенные поселки им заросли.

Гэри знал, что в сосновых зарослях полно исчезнувших селений, но этот фундамент был чересчур большой – едва ли не шести футов в ширину – и тянулся в обе стороны, сколько видел глаз.

– Па, ты не знаешь, что здесь было раньше?

– Кто знает, да и кому это надо? На пустошах строились еще до Революции. Я слыхал, что индейцы уже нашли рассыпающиеся руины. Здесь попадаются настоящие древности, но мы не станем их раскапывать. Наше дело – еноты. А теперь помалкивай, пока не дойдем до капканов.

Гэри не верил своей удаче: черт возьми, в каждой ловушке по еноту! Большие, жирные, с густым шелковистым мехом, какого он в жизни не видывал. Некоторые уже подохли, остальные еще живы – лежат на боку, черные глаза полны страха и боли. Пыхтят, все в крови, измотались, пытаясь вырвать лапы из челюстей капканов, и все еще дергают цепи, которыми ловушки прикреплены к земле.

Сперва они с отцом добили самых ослабевших. Гэри переворачивал их на спины и смотрел на поджатые в ужасе под брюхо полосатые хвосты. «Не нужно мне твое брюхо, мистер Енот». Он становился каблуком на глотку и хорошенько нажимал. Если правильно выбрать место, слышен приятный хруст, когда лопается гортань. Еноты сипели и бились в капканах, стараясь втянуть воздух через раздавленную глотку, но скоро издыхали. Поначалу, несколько лет назад, Гэри не нравилось давить им глотки, а теперь он привык. Так просто… Все охотники так делают.

Однако с животинами, в которых осталось немного перцу, подобный номер не пройдет. Они не станут лежать смирно и ждать, когда на горло поставят каблук. Тут-то в дело вступали Гэри и его бита. Он замахнулся на одного, который попытался огрызнуться.

– По голове! По голове, черт тебя побери! – завопил папаша.

– Ладно, ладно.

– Не испорти шкурки!

Среди енотов попадались живучие твари. Чтобы их прикончить, требовалось полдюжины взмахов биты, и не так просто было каждый раз попадать по голове. Но все равно – с ногой в капкане никуда не денешься!

К тому времени, как они с папашей добрались до последнего капкана, бита в руках Гэри была красной до обмотанной клейкой лентой рукоятки, а мешок стал неподъемно тяжелым. Папаша тоже нагрузился почти до упора.

– Черт! – Отец стоял над последней ловушкой. – Пусто! – Он опустился на колени и пригляделся. – Нет, погоди. Гляди-ка. Сработал. И в нем застряла лапа. Должно быть, отгрыз!

Гэри услышал шорох в траве по правую руку и заметил мелькнувший черно-серый хвост.

– Вон он!

– Держи!

Гэри бросил мешок и пошел за последним енотом. Не спеша. У того не было одной задней лапы, и по снегу за ним тянулся кровяной след. Через двадцать ярдов Гэри его нагнал. Жирный зверек, переваливаясь, ковылял на трех лапах. Гэри замахнулся, но енот увернулся от удара и взвизгнул, когда бита скользнула по черепу. Следующий удар был точнее, и тварь откатилась в сторону. Гэри шел за ней сквозь кусты и колотил, не щадя рук. Он насчитал тридцать ударов, пока последний не достал енота. Тот перевернулся и уставился на него остекленевшими глазами. Когда Гэри снова занес биту, он вскинул обе передних лапы к морде таким человеческим жестом, что парень на секунду замешкался. А потом заработал битой. Дал еще десяток ударов, чтобы наверняка. Когда он закончил, снег кругом был заляпан красным.

Поднимая енотиху за хвост, чтобы отнести к остальным, он разглядел культю задней лапы. Отгрызла. Господи, как же надо рваться на свободу, чтобы такое сделать!

Он нес добычу к папаше, возвращаясь по собственным кровавым следам. Казалось, что здесь прошел великан с кровоточащими ступнями.

– Фью! – восхитился отец, увидев последнюю. – Красавица! Да они все красавцы. Гэри, мой мальчик, когда я их продам, мы сможем печку топить деньгами!

Забрасывая тушку в мешок, Гэри взглянул на медленно поднимавшееся в чистое небо солнце.

– Может, не будем считать деньги, пока не убрались с земли Фостера?

– Ты прав, – впервые забеспокоился папаша. – Завтра вернусь и поставлю еще капканы. – Он хлопнул Гари по плечу. – Мы наткнулись на золотую жилу, сынок!

Гэри застонал под тяжестью мешка, но пригнулся и зашагал в сторону солнца. Ему хотелось поскорее убраться отсюда.

– Я пойду первым, па.

– Ты погляди! – говорил папаша, держа за хвосты две шкурки. – Гуще густого, и нигде ни шрама, ни пролысины. Первый сорт, все до единой!

Он покачнулся, стоя у свежевального стола. Весь долгий день, надрезая, обдирая и промывая шкурки, он прикладывался к бутылке с яблочным самогоном и теперь с трудом держался на ногах. Гэри еще раньше отобрал у старика нож и сам делал надрезы, предоставляя отцу сдирать шкурки. Для этого не обязательно быть трезвым. После того как надрез сделан – это самое трудное, – сильный человек может ободрать шкурку, как шелуху с кукурузного початка.

– Точно, – подтвердил Гэри. – Хороши! Настоящий зимний мех.

Зима – самое время ставить капканы на меховых зверей. Зимой мех гуще всего. А этот густой на редкость. Гэри не мог припомнить, чтобы ему приходилось видеть такие шкурки. На свету светло-серый мех отливал стальной голубизной. А если его тронуть, внутри становилось тепло. Хотелось найти женщину и кататься на ней до утра.

Самое удивительное, что они были одна к одной. Этих малюток не придется подкрашивать, чтобы подобрать на шубу. Все одинаковые, словно все еноты – из одной семьи.

Из них выйдет чертовски красивая шуба с длинными полами.

– Джейк в них влюбится! – сказал отец. – И отлично за них заплатит!

– Ты с ним уже виделся? – спросил Гэри, думая о дробовике, который давно хотел купить.

– Ага, с утра заходил.

– Здорово, па. Давай ты ложись, а я здесь приберусь.

– Уверен?

– Уверен.

– Молодец ты, сынок. – Папаша хлопнул его по плечу и заковылял к двери.

Гэри вздрогнул от холодного ветра, ворвавшегося в проем, когда отец выходил из сарая. Поднявшись, он подбросил полено в пузатую приземистую печурку в углу и огляделся.

Собственно, дела осталось немного. Шкурки были вымыты и почти все распялены на сушилке. Кишки выброшены, а мясо отложено в ледник, чтобы в ближайшие несколько недель скормить собакам. Так что ему только и осталось…

Взгляд Гэри метнулся к лавке. Вроде что-то шевельнулось? Он секунду присматривался, но все было спокойно. И все же он мог бы поклясться, что одна из оставшихся нерастянутыми шкурок двигалась. Он протер глаза и усмехнулся:

– Устал!

Подойдя к лавке, он расправил оставшиеся полдюжины шкурок, собираясь их распялить. Чаще всего они прибивали добычу гвоздями к двери сарая, но эти были слишком ценными для такого обращения. Он погладил мех. Господи, это что-то особенное! Никогда не видел такого густого и мягкого меха у енотов. И это теплое, мирное, чувственное ощущение снова пронзило его. Шутки ради он накинул одну шкурку на плечо. Какая шуба выйдет…

Мех шевельнулся, по нему прошла рябь. Одним быстрым движением загнувшиеся края плотно обернули предплечье. Вспышка ужаса отступила прежде, чем он успел что-то сделать, и его затопило умиротворенное спокойствие.

Ничего особенного. Все хорошо… хорошо.

Он равнодушно смотрел, как три оставшиеся нерастянутыми шкурки затрепетали и двинулись к нему. Что плохого, если они ползут вверх по его ладоням и запястьям, оборачивают предплечья. Вполне естественно! Он улыбнулся. Руки как у пещерного человека.

Пора было возвращаться в дом. Он встал и пошел. У дверей прихватил свой «Луисвилль Слаггер».

Па храпел.

Гэри ткнул его битой и окликнул. Собственный голос донесся до него словно издалека:

– Па! Проснись!

Наконец папаша шевельнулся и открыл простреленные красными прожилками глаза.

– Что такое, малый? Чего тебе, черт возьми?

Гэри поднял биту над головой. Папаша завопил и вскинул руки, совсем как последний енот этим утром. Гэри изо всех сил ударил битой и попал отцу по запястью и по правому уху, когда тот попытался откатиться. Папаша крякнул и напрягся, но Гэри не стал смотреть, что будет дальше. Он замахнулся еще раз. И еще… Руки совсем не чувствовали усталости. Болтавшиеся на них шкурки словно придавали силу. Задолго до сорокового удара голова папаши превратилось в большое пятно смородинового желе на подушке.

Тогда Гэри повернулся и вышел в заднюю дверь.

Вернувшись в сарай, он остановился у сушилки и опустил взгляд на вымазанную кровью биту, которую стискивал в кулаках.

Малая его часть предостерегающе кричала, но остальное знало: все в порядке. Все отлично. Все…

Он внезапно вывернул запястья и предплечья, нанося удар себе в лицо. Опрокинулся назад и закричал бы, если бы горло слушалось. Нос и лоб нестерпимо болели! Но все в порядке…

Нет! Ничего не в порядке! Это…

Он снова ударил себя битой и почувствовал, как вмялась внутрь правая скула. И еще, еще… Следующие несколько ударов раздробили нос и выбили глаза. Он ослеп, но проклятая бита не останавливалась. Упав ничком на пол, Гэри продолжал колошматить себя по голове. Слышал, как раскололся череп. Но никак не мог остановить проклятую биту.

И боль! Он должен был вырубиться с первого удара, но оставался в сознании. И все чувствовал!

Он молился о смерти задолго до того, как бита ударила в сороковой раз…

2

На стук в доме – да какой там дом, халупа – никто не отозвался, и Джейк Фельдман направился к сараю. Воздух раннего утра обжигал холодом неудержимо расползающуюся на макушке лысину: он стянул незастегнутое пальто на солидном брюхе и ускорил шаг, чтобы скорее преодолеть ледяные колеи дорожки.

Старина Джемсон говорил, что раздобыл выдающиеся шкурки. Такие, что Джейк охотно заплатит за них вдесятеро против ходовой цены. По доброте душевной и в память о долгих деловых отношениях он, мол, готов предоставить право первой покупки Джейку. Как же!

И все же неподдельный восторг старого боровика заинтриговал Джейка – Джемсон врать не станет. Может, у него и впрямь что-то уникальное. А может, и нет.

«Лучше бы дело того стоило», – подумал он, потянув на себя дверь сарая. Нет у него времени разъезжать по джерсийским сосновым пустошам ради ветра в поле.

Из открытой двери ударило знакомым духом запекшейся крови. Как и следовало ожидать. Кто покупает свежие шкурки с рук, быстро привыкает к этому запаху. Правда, он не ожидал, что в сарае будет так холодно. Свет включен, но печка давно остыла. Если оставить шкурки на таком морозе надолго, они промерзнут.

И тут он их увидел – аккуратно натянутые в ряд на сушилку. Мех мерцал, отражая отблески ламп дневного света и утреннее солнце, вливавшееся в дверь за его спиной. Они были великолепны. Потрясающе!

Джейк Фельдман разбирался в мехах. Почти сорок лет из своих пятидесяти пяти он занимался мехами: начал с закройщика и шел вверх, пока не набрался наглости открыть собственную мастерскую. И за все эти годы не видел ничего подобного.

Господи, Джемсон, где ты их раздобыл и есть ли там еще такие?

Джейк подошел к сушилке и дотронулся до шкурки. Не мог удержаться. Руки так и тянулись к ним. Мягкие, мерцающие, невероятно красивые… Джейку случалось видеть, трогать, а раз-другой и кроить шкурки сибирских соболей из России. Но те были ничто в сравнении с этими. Эти не оценишь. Их красота пугает, она почти сверхъестественна.

Вдруг он увидел сапоги.

Большие, покрытые коркой крови сапоги торчали из-под одной из распялок. В них не было ничего необычного, но лежали они странно – на грязном полу носками вверх и под углом, словно стрелки часов, показывающие пять минут десятого. Сапоги так не лежат, если в них нет ног.

Джейк нагнулся и увидел за сапогами обтянутые брезентом ноги. Он улыбнулся. Кто-то из Джемсонов – старый Джеб или молодой Гэри. Джейк поставил бы на старшего. Верное дело, если вспомнить, как любит старый Джеб свой джерсийский самогон.

– Эй, старик, – позвал он, протискиваясь между двумя распялками. – Что это ты здесь делаешь? Простудишься до…

Последнее слово застряло у Джейка в горле, когда он опустил глаза на труп. Сперва он увидел только красный цвет. Все туловище было в засохшей крови: грудь, руки, плечи и… Господи, голова! От нее мало что осталось! Лицо и верхняя часть черепа были разбиты в красную сочащуюся кашу, из которой торчали остатки глаза и безумно перекошенные зубы. Только по кусочку гладкой, выбритой щеки можно было понять, что это Гэри, а не Джеб.

Кто же это сделал? И зачем? Джейка потряс не столько вид трупа, сколько неуправляемая ярость, которая угадывалась за множеством ударов, размозживших голову Гэри… Чем? Бейсбольной битой? Беспощадно исколотив, убийца согнул мертвые пальцы Гэри на рукояти орудия убийства? Что за безумие?

Зовя старика, Джейк бросился к дому. Но на его крики никто не ответил. Задняя дверь была открыта. Он остановился на пороге, снова позвал. В ответ – молчание. Он чувствовал, что халупа пуста, однако шагнул внутрь.

Ему не пришлось долго искать спальню. И то, что осталось от Джеба.

Миг спустя Джейк скрючился от рвоты на дорожке между домом и сараем.

Мертвы! Оба!

Не просто мертвы – разбиты в лепешку!

…Но шкурки. Даже ужас, бушевавший в сознании, не выбил из него мысли об этих шкурках.

– Исключительно хороши!

Джейк бросился к машине, подогнал ее задом к двери сарая и открыл багажник. Не сразу, но он справился с собой; поснимал все шкурки с распялок и перенес в багажник. Нашел пару валявшихся на полу рядом с телом Гэри и тоже прихватил.

А потом рванул прочь по двойным колеям, которые в этих местах сходили за дорогу. Не хотелось так оставлять двух покойников, но помочь Джемсонам уже было нельзя. Он позвонит в полицию штата из придорожной будки. Анонимно.

Зато шкурки у него. Это главное!

И он уже точно знал, что с ними сделает.

Благополучно доставив шкурки в свою мастерскую в портновском районе Нью-Йорка, Джейк, не откладывая, стал превращать их в шубу. Он столкнулся лишь с одной проблемой, и то в самом начале: азиаты-закройщики отказались с ними работать. Эта парочка только взглянула на шкурки и с круглыми глазами, вопя, вылетела за дверь.

Это немного озадачило, но Джейк быстро оправился. Наладив работу, он лично присматривал за каждым шагом, пока работники чистили, разминали, удаляли остевой волос. Когда дошло до кроя, он сам взял в руки ножи и надрезал несколько шкурок, вспомнив времена, когда только начинал. Он надзирал за приметкой и забивкой тысяч гвоздиков, необходимых, чтобы собрать шкурки по выкройке.

Когда делались последние стежки на шелковой подкладке, Джейк позволил себе расслабиться. Даже незаконченная, шуба – Эта Шуба, уже называл он ее – была ошеломляюще, невыразима прекрасна. Пройдет меньше часа, и он станет владельцем самой выдающейся шубы из енотового меха в мире. Выдающейся не только из-за уникального блеска и текстуры, но и потому, что невозможно было узнать в этом мехе енота. Даже закройщики и меховщики из его мастерской оказались сбиты с толку: они соглашались, что длина волоса и размер шкурки соответствуют енотовой, но никто из них не видел такого енота и вообще такого меха!

Джейк душу бы заложил дьяволу, лишь бы знать, где Джемсон их добыл. Он бы никаких денег не пожалел за постоянную поставку такого меха. Какую цену можно брать за подобные шубы!

Сейчас у него есть всего одна шуба, и он не собирался ее продавать. Ни в коем случае! Эта малютка станет выставочным образцом. Она прославит «Мех и Руно». Когда он покажет ее на следующей международной выставке, все с ума сойдут. Только о ней и будут говорить. «Мех и Руно» станет фирмой, выставившей «Ту самую Шубу».

А фирма, видит бог, нуждалась в рекламе. Меховой бизнес переживал упадок. Джейк не мог припомнить времен, когда мехами пренебрегали бы больше нынешнего. Все эти любители животных! Какого черта, разве он не любит животных? Разве у него не живет дома черный лабрадор? Но любовь к животным имеет свои границы, друзья мои.

Если он правильно разыграет карты, шуба мигом поставит «Мех и Руно» на ноги. Но нужна подходящая модель. И он уже знал, кому позвонить.

Джейк прошел в контору и набрал номер Шанны. Она недавно переехала, но он уже помнил наизусть и новый номер. Как не знать. Сколько раз набирал.

Шанна – ничем не выдающаяся манекенщица. Он увидел ее на выставке мехов два года назад. Черные волосы до плеч, длинная челка, белая кожа и выпуклые скулы, ониксовые глаза, сулившие все на свете. И тело – Шанна выделялась фигурой среди остальных жердин-манекенщиц.

С тех пор она не шла у Джейка из головы. Он ее хотел, но дело казалось безнадежным. Рядом с ней он всегда чувствовал себя чем-то вроде бородавчатой лягушки, да она так с ним и обращалась. Сколько раз делал заходы – и всякий раз получал отпор. Он не мечтал ею овладеть – лишь бы быть рядом, иногда касаться ее. И как знать, может, понемногу он станет для нее что-то значить.

По крайней мере, теперь появился шанс. Шуба откроет ему дверь. Он чувствовал: в этот раз все будет иначе.

Ее голос, мягкий и манящий, раздался в трубке после третьего гудка.

– Да?

– Шанна, это я. Джейк Фельдман.

– О! – Односложное восклицание сразу понизило температуру на много градусов. – Чего ты хочешь, Джейк?

– У меня деловое предложение, Шанна.

Голос ее стал еще холоднее.

– Я уже слышала твои предложения. Я совершенно не…

– Это предложение чисто деловое, – поспешно заговорил он. – У меня есть для тебя шуба. Я хочу, чтобы ты показала ее на следующей неделе на международной выставке.

– Не знаю… – В голосе мелькнула тень сомнения. – Я давно не выступала на показах мехов.

– Тебе захочется выступить снова, как только ты увидишь Эту Шубу. Поверь мне!

Может быть, доля его энтузиазма передалась по проводам. Джейк чувствовал, что она оттаяла.

– Ну… свяжись с агентством.

– Свяжусь. Но прежде я хочу показать тебе шубу. Ты должна ее увидеть!

– Право, Джейк…

Он повесил трубку, не дав ей договорить, и быстро прошел в мастерскую. Едва был положен последний стежок и завязан последний узелок, он упаковал шубу и направился к двери.

– Чей мех вы купили, мистер? – произнес кто-то, едва он ступил на тротуар.

Вот дерьмо! Защитники животных. Целая шайка с плакатами толклась у его витрины.

Кто-то ткнул ему в лицо плакат:

МЕХ ВЫГЛЯДИТ КРАСИВО И ЭЛЕГАНТНО

ТОЛЬКО НА ЖИВОТНОМ,

КОТОРОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ!

– Сколько безобидных животных пойманы в капканы и забиты, чтобы сделать это? – спросил молодой бородач.

– Отвали, – буркнул Джейк. – Сам-то не кожаные ботинки носишь?

Бородач улыбнулся:

– Вообще-то на мне кроссовки, но если бы и кожа, то не ради красоты. Коровы входят в пищевую цепочку человека. В отличие от бобров, норок и новорожденных тюленей.

– Ну и что?

– Одно дело, когда животное убивают ради еды, – таков закон природы. И совсем другое – убивать животных, чтобы украсть красоту, завернувшись в их шкуры. Животные не должны страдать и умирать ради человеческого тщеславия.

И все хором заорали:

– Тще-сла-ви-е, тще-сла-ви-е!

Джейк отмахнулся от них и взял такси до центра.

«Такая красивая девушка, а живет в таком месте», – думал Джейк, входя в вестибюль перестроенного под квартиры склада, где недавно купила квартиру Шанна. Между прочим, выложила за нее кучу денег. Просто потому, что район считался модным.

Указатель «лифт» висел у стальной панели, утыканной заклепками. Растерявшись, он потянул рычажок под табличкой. Панель, лязгнув, разошлась по горизонтали. Верхняя половина панели скользнула вверх, нижняя ушла вниз. Старый грузовой подъемник. Войдя, он разобрался в устройстве, и открытая кабина с шумом поднялась на третий этаж.

Выйдя, он увидел прямо перед собой дверь с табличкой «3В». Квартира Шанны. Он постучал и услышал приближающиеся шаги.

– Кто там? – спросил приглушенный голос с той стороны. Голос Шанны.

– Это я, Джейк. Я принес шубу.

– Я же сказала, свяжись с агентством.

Он даже сквозь дверь ощутил ее недовольство. Плохо дело! При виде дверного глазка ему пришла в голову новая мысль:

– Взгляни в глазок, Шанна.

Он вытянул Ту Шубу из коробки. Мех словно заструился в его руках. Несколько незамеченных обрезков, прилипших к рукаву, упали на дно коробки. Они походили на мохнатых гусениц: казалась, две даже двигаются сами по себе. Странно. Они не должны были оставаться на шубе. Он передернул плечами. Не важно. Главное – шуба. И чтобы Шанна открыла дверь.

– Ты только взгляни. Один взгляд на эту красавицу, и скажи мне потом, что не хочешь посмотреть поближе!

Он услышал, как на той стороне сдвинулся щиток глазка. Десять секунд – и дверь распахнулась. Шанна уставилась на него. У Джейка при виде ее перехватило дыхание. Даже без косметики и в старом махровом халате она была прекрасна. Но ее широко раскрытые глаза его не замечали. Взгляд был прикован к Той Шубе. Она, казалось, впала в транс.

– Джейк, это… это прекрасно. Можно мне?..

Она протянула руки, но Джейк бросил шубу обратно в коробку и проскользнул мимо нее в квартиру.

– Примерь здесь. Тут светлее.

Она прошла за ним в просторное, похожее на мансарду помещение – главную комнату своей квартиры. Слишком открытую, на вкус Джейка. Слишком высокий потолок и слишком мало стен. И отделка не закончена: обойщики наполовину оклеили одну из стен и оставили свои стремянки и инструменты у дверей.

Он обернулся, распахнул для нее шубу.

– Вот, Шанна. Я шил на твой размер.

Она повернулась и просунула руки в рукава.

Подтягивая шубу на плечи, он заметил, что несколько тех обрезков прилипли к меху. Он обобрал их и зажал в руке, чтобы выбросить. Затем отступил, чтобы взглянуть на нее. От мехов и прежде захватывало дух, но Шанна придала их красоте новое качество. И наоборот. Они казались созданными друг для друга. У Джейка на глазах выступили слезы.

Она скользнула к зеркальной стене и стала медленно поворачиваться перед зеркалом. Ее лицо сияло восторгом. Наконец она взглянула на него блестящими глазами.

– Тебе не придется звонить в агентство, – сказала она. – Я сама позвоню. Я хочу показать эту шубу!

– Конечно хочешь, – напрямик заявил он, – и очень может быть, что ты и будешь ее показывать, если мы договоримся.

В первый раз с тех пор, как она увидела меха, ее лицо выразило озабоченность.

– Очень может быть? Как это понимать?

– Ну, другие модели тоже заинтересуются. Придется дать им шанс на просмотре.

Она плотнее завернулась в меха.

– Я не хочу, чтобы ее носил кто-то другой!

– Ну…

Шанна медленно распахнула шубу, развязала пояс махрового халата и распахнула его тоже. Под халатом ничего не было. Джейк почти не замечал ее улыбки.

– Поверь мне, – проговорила она медовым голосом, – другого просмотра тебе не понадобится.

Во рту у Джейка стало так сухо, что он не сумел ответить. И не мог оторвать глаз от ее груди. Он потянулся к пуговицам своего пальто и обнаружил, что еще сжимает в правой руке меховые обрезки. Хотел их отбросить и почувствовал, что они извиваются словно червяки. Взглянув, он увидел, что они уже обвились вокруг его пальцев.

Покой пропитал его, как хорошее красное вино. Ничего странного нет в том, что обрезки шевелятся. Вполне естественно. Даже забавно.

«Смотрите-ка, у меня меховые кольца».

Он стянул пальто и рубашку, остался голым до пояса. И почувствовал, что ему нужно ненадолго уединиться.

– Где у тебя ванная?

– Дверь за твоей спиной.

Ему нужно было что-нибудь острое. Зачем?

– У тебя есть нож? Острый?

Слова вырвались помимо его воли.

Она удивилась:

– Кажется, есть. Обойщики пользовались бритвенными лезвиями…

– Подойдет.

Он нагнулся к рабочей подставке, нашел резак и направился в ванную.

– Я на минутку. Подожди меня в спальне.

«Что я делаю?»

В ванной он встал перед зеркалом, зажав резак в руке с меховыми кольцами. Его внезапно пробрал озноб. Он почувствовал, что умирает в капкане от холода и страха. Потом он увидел в зеркале обросшее лицо старого Джемсона – огромное лицо – и нацеленную на него чудовищную подошву. Джейк скорчился от боли в раздавленной гортани, он задыхался, господи, не мог вздохнуть!

А потом все вдруг снова стало прекрасно и правильно. Он воткнул верхний угол резака в кожу над правой ключицей, достаточно глубоко, чтобы прорезать слой жирка. И повел лезвие вниз вдоль грудины. Доведя линию до низа живота, повернул разрез вправо, вдоль нижних ребер. Жилы и сухожилия плеча возмущенно трещали, когда он отвел руку за спину, продолжая разрез, но боли он не чувствовал – ни в плече, ни в разрезе, из которого ливмя лилась кровь. Что-то внутри у него вопило от ужаса, но это было далеко. Здесь все хорошо. Все отлично…

Доведя разрез до позвоночника, он переложил лезвие в левую руку и продолжил разрез влево, соединив его с первым над основанием хребта. Потом сделал круговой разрез на каждом плече – сверху через подмышку. И еще один – вокруг шеи. Закончив, он подцепил края разреза на грудине и потянул. Брызжа красными струйками, кожа начала отслаиваться от тканей под ней.

Все хорошо. Правильно…

Джейк продолжал тянуть.