Текст книги "Чудная девочка "

Автор книги: Фрэнсис Ходжсон Бернетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Наконец Елизавета заснула, и, когда утром горнийная пришла будить ее, на личике девочки было такое озабоченное  и печальное выражение, что Роза долго стояла, с сожалением глядя на нее.

День показался Елизавете очень длинным. Много тревожных мыслей и предположений родилось в ее головке. Она была неопытна и совсем не знала жизни. Елизавета решила, что лучше всего выйти вечером и постараться продать дорогие украшения какому-нибудь ювелиру. Она не представляла себе всех затруднений, которые могли встретиться на ее пути, но испытывала большую робость.

Горничная Роза попросила позволения вечером уйти. Де Рошмон собирался уехать в гости. Учительница, каждый день приходившая к Елизавете, уходила после обеда. Таким образом, представлялась возможность выскользнуть из дома незамеченной.

Как только за окнами зажглись фонари, Елизавета взяла шкатулку с драгоценностями, быстро и бесшумно спустилась с лестницы и вышла на улицу. Прислуга обедала, и никто не видел ее.

Странно ей было очутиться на занесенном снегом тротуаре. Елизавета никогда еще не выходила из дома без провожатых и совсем не знала большого, шумного, хлопотливого города. Когда девочка попала на многолюдный проспект, она заметила, что многие прохожие с удивлением поглядывают на нее. Робкий вид, прелестное личико, великолепная шубка, а также то обстоятельство, что малышка бродит одна по улицам в поздний  час, привлекали внимание встречных. Однако, несмотря на робость и смущение, Елизавета все же шла вперед.

Не скоро увидела она ювелирный магазин, а когда вошла в него, приказчики с изумлением уставились на нее. Елизавета обратилась к тому, кто был ближе всех, и поставила перед ним на прилавок шкатулку с бриллиантами.

– Я хочу,– сказала она нежным, певучим голоском с красивым иностранным акцентом,– я хочу продать вам вот это.

Приказчик посмотрел на нее, потом на бриллиантовые украшения, потом опять на нее.

– Извините, мисс, но я не совсем понял, в чем дело.

Елизавета повторила.

– Я поговорю с хозяином,– произнес приказчик с некоторым замешательством.

Он прошел в другой конец магазина и обратился к старому господину, который сидел за конторкой. Старик поднял голову и с выражением удивления на лице перевел глаза на Елизавету. Затем, сказав несколько слов приказчику, он подошел к маленькой де Рошмон.

– Вы хотите продать это? – с изумлением спросил он, глядя на бриллианты.

– Да,– ответила Елизавета.

Он наклонился над шкатулкой и стал вынимать из него драгоценности: браслеты, серьги, бриллиантовое ожерелье в старинной оправе, подвески. Внимательно осмотрев украшения, он заглянул в невинные, правдивые глаза девочки, и на его лице выразилось еще большее недоумение.

Это ваши собственные вещи? спросил старик.

– Да, мои,– застенчиво произнесла она.

– Вы знаете, сколько они стоят?

– Я знаю, что они стоят очень много денег,– ответила Елизавета.– Я слышала, как об этом говорили.

– А ваши друзья знают, что вы хотите продать их?

– Нет,– призналась Елизавета, и ее нежное личико слегка покраснело.– Но я могу продать их.

Старый господин еще некоторое время рассматривал драгоценности, а потом неуверенно сказал:

– К сожалению, мы не можем купить их без позволения ваших друзей.

На густые ресницы Елизаветы навернулись слезы, отчего взгляд ее стал еще мягче и печальнее.

– Мы не вправе купить их,– повторил ювелир.– Поверьте, это невозможно.

– И вы думаете,– с трудом проговорила бедная Елизавета,– вы думаете, что никто не купит их у меня?

«– Боюсь, что нет,– сказал старик.– Ни один уважающий себя магазин, который мог бы заплатить за ваши вещи настоящую цену, не купит их. Лучше, голубушка, отнесите их домой и посоветуйтесь с вашими друзьями.

Хозяин магазина говорил ласково, но Елизавета почти онемела от разочарования. Она еще слишком мало знала жизнь и не понимала_г что богато одетая девочка, которая предлагает купить дорогие вещи поздно вечером, не может не производить странное впечатление.

Когда она снова вышла на улицу, на ее длинных ресницах продолжали дрожать слезы.

«Что же мне делать, если никто не захочет купить моих вещей?» – думала она.

Елизавета шла долго-долго и очень устала. Она заходила во многие магазины, но, так как их владельцы были людьми порядочными и честными, везде повторялось одно и то же. На нее с удивлением смотрели, засыпали вопросами, но никто не покупал бриллиантов.

– Это мои вещи,– говорила она.-Я имею право их продать.

Но все только поднимали на нее изумленные глаза и в конце концов отказывали.

Долго бродила она и случайно очутилась в бедном квартале города. Улицы тут были грязными. Дома казались неопрятными и убогими, а витрины унылыми. Навстречу часто попадались мужчины и женщины в жалких лохмотьях. Маленькие дети копошились прямо на мостовой без присмотра. Она видела бедность в своей деревне, и эта бедность в сравнении с городской нищетой казалась ей роскошью. Никогда ничего подобного ей и не снилось. Время от времени от печали и ужаса она чувствовала дурноту, но все шла и шла вперед.

«У них нет ни виноградников,– думала она,– ни деревца, ни кустика. Тут ничего нет, и все кругом так ужасно. Им больше нужна помощь, чем крестьянам в Нормандии. Нельзя равнодушно смотреть, как они страдают».

Елизавета до такой степени разволновалась, что перестала замечать недоуменные взгляды прохожих. Бедняжка не знала, что ее со всех сторон окружает опасность, поскольку голод и нищета нередко соседствуют с пороком и преступлением. Елизавета словно забыла, что уже поздно, что она далеко от дома и не знает дороги обратно, и упрямо шла вперед, почти изнемогая от усталости.

Она предусмотрительно захватила с собой все свои деньги. Что ж, если нельзя продать драгоценности, то, по крайней мере, можно отдать деньги тому, кто в них нуждается. Но только кому?..

Когда Елизавета жила с тетей Клотильдой, они часто бывали в крестьянских домах. Не войти ли в одно из этих мрачных зданий с темными подъездами, из окон которых доносились бранчливые голоса и даже крики?

«Люди, которые стремятся делать добро, не должны ни перед чем останавливаться,– подумала Елизавета.– Нужно только набраться мужества».

Вдруг она услышала жалобные стоны и рыдания и, подойдя ближе, при тусклом свете уличного фонаря разглядела женщину в жалких лохмотьях, скорчившуюся

на полуразвалившихся ступенях. С обеих сторон жались к ее коленям двое оборванных ребятишек. Дети дрожали от холода и тихонько вскрикивали, будто чем-то испуганные.

Елизавета на минуту приостановилась, а затем решительно подошла к ступеням.

– Почему вы плачете? – ласково и кротко спросила она,– Скажите мне.

Сначала женщина ничего не ответила. Когда же Елизавета снова заговорила, она подняла голову и, увидев бледное маленькое личико и тонкую фигурку в бархате и мехах, вздрогнула.

– Боже милостивый! – заговорила она охрипшим голосом, почти с ужасом глядя на девочку.– Кто вы и зачем пришли сюда? Господи, богатая барышня, да в таком месте!

– Я пришла, чтобы повидать бедных и помочь им. Их судьба очень меня печалит. Богатые должны помогать тем, кто в нужде. Скажите, о чем вы плачете и почему ваши маленькие дети сидят на морозе?

Все, с кем в тот вечер говорила Елизавета, выказывали изумление, но никто не смотрел на нее с таким удивлением, как эта женщина.

– Вам, маленькая барышня, негоже здесь быть,– сказала она,– да еще темной ночью, когда и мужчины, и женщины обезумели от джина. Вот и муж мой напился до потери рассудка и выгнал меня с детьми. Хочет, чтобы мы спали в снегу... Да уж это не в первый раз!.. А мы изголодались, прямо-таки умираем от голода.

И она, опустив встрепанную голову на колени, снова застонала, застонали и дети.

Тшшш... Молчите! – испугалась нищая,– Не то папка услышит, придет и убьет вас.

Елизавете стало страшно, и голова у нее закружилась.

– Неужели они сегодня ничего не ели? -ужаснулась девочка.

– Ни куска хлеба, ни капли супа не было у них во рту ни сегодня, ни вчера, -был ответ.– Да смилуются над нами святые!

– Я пойду и принесу поесть этим бедняжкам.

В нескольких шагах была лавка. Елизавета запомнила, что недавно проходила мимо нее. Раньше чем женщина успела заговорить, она уже удалилась.

Когда юная де Рошмон вошла в лавку, немногочисленные покупатели, словно по команде повернули головы и уставились на нее, Елизавета даже не заметила этого.

– Дайте мне корзинку,– попросила она хозяйку лавочки,– положите в нее хлеб, сыр, колбасу и еще что-нибудь, что можно тотчас съесть. Это для бедной женщины, которая умирает с голоду, и для ее маленьких детей.

В числе покупателей была высокая женщина с широким красным, налитым кровью лицом и хитрыми, недобрыми глазами. Она выскользнула за дверь и, когда Елизавета вышла из лавочки, заговорила с ней.

– Я тоже умираю с голоду, маленькая барышня,– сказала она хриплым голосом.-Почему-то богатые нечасто думают о несчастных. Дайте мне что-нибудь, пожалуйста, маленькая барышня,– плаксивым тоном прибавила она.

Елизавета посмотрела на нее чистыми невинными глазами и с выражением глубокого сострадания.

– Мне очень жаль вас. Может быть, та бедная женщина даст вам что-нибудь из корзинки.

Да мне нужны деньги, только деньги,– бесцеремонно заявила нищая.

– У меня денег не осталось,– ответила Елизавета.– Но я опять приду.

А мне теперь деньги нужны,-настаивала нищенка.

Она алчно окинула вышитую бархатную, отделанную мехом накидку Елизаветы.

– Красивая накидочка,– усмехнулась она.– И, конечно, у вас есть еще другая.

И краснолицая женщина рванула накидку, но застежки не оборвались, как она надеялась.

– Вы хотите взять ее, потому что вам холодно? Правда? – спросила Елизавета кротким, невинным тоном.– Я вам отдам ее. Вот возьмите.

Если святая Елизавета не побоялась в мороз оказаться полураздетой, почему же и ей не отдать свою накидку?

В одно мгновение она расстегнула крючки и скинула с себя накидку. Женщина схватила ее и ушла, даже не попрощавшись и не поблагодарив за подарок.

Эта странная торопливость и грубость изумили и почти испугали Елизавету. Но она заставила себя быстро оправиться и пошла к ступеням, где сидела бедная женщина с детьми. Холодный ветер пронизывал насквозь, тяжелая корзина оттягивала руку.

Когда Елизавета завернула за угол, свирепый ветер налетел на нее и едва не свалил на землю.

И она, скорее всего, упала бы, если бы в это время с ней не поравнялись два прохожих, один из которых успел подхватить ее. Это был очень высокий господин в элегантном меховом пальто и кожаных перчатках. Елизавета слабым голосом произнесла слова благодарности.

Услышав звук ее голоса, второй прохожий громко вскрикнул и нагнулся к ней.

– Елизавета! Елизавета!

Елизавета подняла глаза и тоже вскрикнула. Перед ней стоял дядя Бертран, а его спутником, который не дал ей упасть, был доктор Норис.

На мгновение они оба, казалось, онемели от ужаса. Потом Бертран де Рошмон схватил ее за руку. Он пришел в такое волнение, что совсем перестал походить на того веселого, шутливого насмешливого господина, которого привыкла видеть Елизавета.

Что это значит? – закричал де Рошмон.– Что ты делаешь одна почти ночью в этом .ужасном месте? Зачем ты сюда пришла? Что у тебя в корзинке?

Отвечай немедленно!

Это дополнительное испытание оказалось уже не по силам для Елизаветы. Долгое напряжение и усталость совсем сломили ее. Она почувствовала, что изнемогает. Холод словно проник до самого сердца. Она посмотрела на Бертрана де Рошмона и, увидев его бледное, возбужденное лицо, задрожала с головы до ног. В эту минуту в ее уме всплыла старинная легенда: святая Елизавета Тю-рингенская... жестокий ландграф... розы... Может быть, святые помогут и ей тоже? Ведь она же старалась исполнить их волю. Да, да, конечно, помогут...

– Говори,– настаивал де Рошмон.– Что там? – Он указал на корзинку.– Что там лежит? Отвечай!

– Розы,– пролепетала Елизавета,– розы...

И вдруг, совсем обессилев, она упала на колени в снег. Корзина выскользнула из дрожащих пальцев, и на землю выпали (нет, нет, не розы – чуда не случилось) драгоценности из шкатулки, которую она положила поверх купленных в лавке продуктов.

– Розы? – закричал дядя Бертран.-Может быть девочка помешалась? Ведь это драгоценности моей сестры Клотильды!

Елизавета всплеснула руками и прижалась к доктору Норису. Слезы градом текли по ее щекам.

– Ах, доктор,– рыдая проговорила она,-вы... вы меня поймете! Это для бедных... Они так страдают. Если мы не поможем им, наши души погибнут. Я не хотела говорить неправды. Я думала, что святые, что святые...

Она не могла договорить, ее горло сжалось от волнения. Норис наклонился и поднял ее на руки точно маленького ребенка.

– Скорее,– сказал он повелительным тоном,– Мы должны вернуться к экипажу де Рошмона. Дело не шуточное.

Елизавета обвила его дрожащими руками.

– Но бедная женщина, которая умирает от голода!.. – вскрикнула она.– Ах, там маленькие дети... На ступеньках... Тут, недалеко... Я это купила для них... Пожалуйста, отдайте им...

– Да, да, они получат все,– сказал доктор.– Возьмите корзину, де Рошмон. Я вижу их. Нужно пройти три дома.

Вероятно, в голосе Нориса прозвучало что-то такое, чего нельзя было ослушаться, поскольку де Рошмон исполнил его требование.

На мгновение Норис поставил Елизавету на тротуар, но только для того, чтобы снять с себя пальто и окутать им дрожащую с ног до головы девочку.

Вы сильно озябли, мое бедное дитя и так ослабли, что не сможете идти Дайте я донесу вас до кареты.

Действительно, ей было дурно, и озноб пробегал по всему ее телу. Девочка не перестала дрожать, когда ее посадили в закрытую карету, которую Норис и де Рошмон оставили на одной из освещенных улиц, отправляясь в мрачный квартал бедноты.

– Страшно подумать, что могло бы случиться, приди мы минутой позже! Бог знает, какие люди могли напасть на нее,-сказал дядя Бертран, усаживаясь в карету.– А теперь ей грозит болезнь...

– Лучше в настоящую минуту говорить как можно меньше,– прервал его Норис.

– Я пошла из-за бедных,– стуча зубами, прошептала Елизавета,– Я молилась и просила святых научить меня, что нужно делать. У меня и в мыслях не было, что я делаю что-то дурное.

Дядя Бертран бросал на племянницу беспокойные взгляды, а доктор Норис взял ее холодные пальчики в свои сильные, теплые руки. Девочка всхлипнула, и крупные слезы потекли по ее невинному бледному личику.

Только гораздо позже узнала она, какой подвергала себя опасности. Та часть города, где поздним вечером долго блуждала во тьме Елизавета, являлась средоточием воров и отъявленных преступников. Как и сказал дядя Бертран,невозможно предвидеть, что могло бы случиться, если бы они не столкнулись  с ней, случайно отправившись именно тогда осматривать нищенский квартал, о котором так много говорил де Рошмону доктор.

Ночью у Елизаветы начался сильный жар. Девочка не отличалась крепким здоровьем, и простуда уложила ее в постель на несколько недель. Лечил ее доктор Норис, и за время болезни она забыла свою застенчивость, потому что искренне привязалась к нему.

Доктор подолгу сидел у ее кровати, рассказывал забавные истории и, с улыбкой хмуря брови, приказывал не думать ни о чем, кроме пустяков. Несмотря на его шутливую манеру, Елизавета скоро поняла, что он не смеется над ней и над тем, что случилось в бедном квартале. Она с нетерпением ждала его прихода и теперь уже не чувствовала себя одинокой. Когда больная оправилась немного, он стал вести с ней серьезные беседы, рассказывал о себе и своих больных, с похвалой отзывался о дяде Бертране. Она уже не боялась поверять Норису свои мысли и мечты. От него Елизавета узнавала много нового и только к нему обращалась за разъяснением того, что казалось ей непонятным и странным.

На дядю Бертрана Норис тоже оказывал благотворное влияние. Благодаря ему де Рошмон научился лучше понимать свою племянницу. Он осознал, что не следует относиться к ее просьбам как к нелепым капризам неразумного ребенка, и послал деревенскому кюре деньги. По настоянию доктора дядя Бертран отыскал бедную женщину, и с тех пор мать и ее детишки всегда были одеты, обуты и накормлены.

Когда Елизавета поправилась, доктор позволил ей разделить с ним свои заботы о бедных, и она увидела, как много истинного добра он делал. В то же время под влиянием Нориса, не переставая сочувствовать людям страдающим, Елизавета научилась ценить радости жизни и пользоваться невинными детскими удовольствиями.

Постепенно Елизавета сблизилась с дядей Бертраном и поняла, что де Рошмон очень любит ее, что он искренне добр, хотя и немного легкомыслен. Она перестала бояться его, непринужденно смеялась, когда он шутил с ней, и почувствовала себя в его великолепном доме счастливым ребенком.

Сам дядя Бертран теперь гораздо больше прежнего привязался к племяннице и даже иногда помогал ей в делах милосердия. Он был жизнерадостен и легкомыслен, но добросердечен, хотя и не любил задумываться о людских страданиях. Время от времени де Рошмон с неразумной расточительностью раздавал большие суммы, а потом, видя, что истратил деньги

совершенно без пользы, весело смеялся и говорил, смущенно пожимая плечами:

– Да, я поступил неосмотрительно. В конце концов, не лучше ли предоставить маленькой Елизавете право заниматься от моего имени благотворительностью, мой добрый Норис?

notes

1

Тюрингия – область в Германии.

2

Ландграф – в средневековой Германии глава ланд-графства (княжества).

3

Филантропия - помощь и покровительство нуждающимся.

4

Так называли наемных работников, занимающихся торговлей в частных магазинах.

5

Конторка – высокий письменный стол, за которым работали, как правило, стоя.