Текст книги "Таинственный Восток"
Автор книги: Френсис Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Глава 9
Дни Карен превратились в какую-то сумасшедшую гонку. Времени катастрофически не хватало. Съемки с Эриком начинались ранним утром. А ей приходилось еще выкраивать время, чтобы загорать под лампой и поспевать к всегда ожидающему ее Элги, который поддерживал блестящий, как антрацит, черный цвет ее волос и бровей. Отнимали время и посещения балетного класса, которые были необходимы для поддержания себя в форме, а еще и встречи с друзьями. Однако, на то, чтобы побыть с Эриком, времени никогда не оставалось.
После того как кампания рекламы шелка приобрела общенациональный характер, казалось, уже никто не мог продать свой продукт без Индиры и Эрика. Ее фотографировали пьющей колу, танцующей в обуви от «Блю Бутс», носящей джинсы, улыбающейся с бокалом белого вина. Фотографии Индиры появились на рекламных щитах и автобусах. Агент по подбору актеров для кинофильмов спрашивал, брала ли она когда-нибудь уроки актерского мастерства и не хотела бы сняться в эпизоде в «Ладье любви». Это было все равно что проснуться однажды утром и обнаружить, что весь мир сошел с ума. Каждая девочка-подросток, которой было достаточно лет, чтобы потратить свои карманные деньги на косметику, превращала себя в Индиру, обзаведясь по крайней мере одним сари и пятьюдесятью фунтами всяких браслетов для рук и ног. Индира стала объектом поклонения, хотя Карен с ее жизнью понятия не имела, что, собственно, она должна воплощать.
Эрик, казалось, был весьма смущен триумфом, но Карен – откровенно напугана Куда бы она ни шла, ее останавливали на улицах, чтобы взять автограф или интервью. На Эн-би-си хотели, чтобы она выступала в их «Ежедневном шоу», с Эй-би-си приглашали в «Ночную линию». Жанни однажды позвонила сообщить, что Индира теперь настоящая знаменитость: она попала в воскресный кроссворд «Тайме»: двадцать три по вертикали – шелковое очарование, одиннадцать букв.
Съемки для «Спокойной ночи, дорогая» начались с деревянных тарелок с нарезанными ломтиками хлеба и лососиной, кофе и того самого чая. Карен попробовала чай и нашла, что он вовсе не плох. Ей даже понравился этот легкий вишневый аромат и приятный розовый цвет.
– А он хорош, – сказала она второй ассистентке из компании. – Но если он способствует засыпанию, стоит ли нам пить его сейчас?
– На самом деле он никому не помогает заснуть, – откровенно призналась ассистентка, отхлебывая свой кофе. – Всего лишь сила внушения. Как только вы говорите людям, что этот чай не содержит кофеина, они сразу соглашаются, что он помогает им засыпать. Люди верят чему угодно. – И она цинично рассмеялась.
Карен придвинулась к ней поближе:
– А это правда, что говорят о «золотом» корне, – спросила она робко, что он… и в самом деле заставляет острее чувствовать секс?
– О, Господи, нет, конечно. Вы можете кормить им даже вашу бабушку.
Они снимали большую часть дня. Эрик и его ассистенты работали не покладая рук, ставили и меняли свет, пытаясь уловить пар, подымающийся из чашки в руках Карен, и бились над этим до изнеможения. Когда наконец все закончилось и костюмерша унесла драгоценности и костюмы, Карен натянула сапоги от «Блю Бутс», которые она и Эрик должны были надевать на приемы с коктейлями – в этот вечер «Блю» устраивал как раз такой прием, – и вернулась обратно в опустевшую студию.
Эрик стоял над разоренным, подносом и ел лососину, беря ее с подноса прямо пальцами.
– Ну что, поймала меня на месте преступления? – спросил он, ухмыльнувшись. – У меня слабость к лососине.
– У меня тоже. – Карен взяла кусочек с его пальцев. – Как вкусно! – Она засмеялась от удовольствия. – Но слишком соленая. А чего-нибудь попить осталось?
– Кофе кончился, но полно чая. – Он налил ей чашку и допил свою. Приходилось пить и похуже. – Он снова наполнил чашки. Эрик обошел длинный стол и собрал кусочки лососины с нетронутых бутербродов, не обращая внимания на сыр, начавший уже сохнуть и загибаться по краям.
Они стояли рядом, подчищали тарелки с лососиной и запивали ее чаем.
– Я могу есть лососину в любое время, – сказала Карен.
– Я тоже.
Карен переступила с ноги на ногу и поморщилась.
– В этих сапогах чувствуешь себя совсем не так, как когда в них только снимаешься. А как твои?
Эрик посмотрел вниз и приподнялся несколько раз на пальцах.
– Жмут, – сказал он, вздрогнув. – Когда носишь такие вещи, ты уже вроде и не настоящий мужчина, а просто дурак. Ковбои, наверное, потому и забияки, что у них все время болят ноги.
– Сбросим их, как только прием закончится, верно?
Эрик положил руки ей на плечи, и его глаза потемнели каким-то колдовским образом, что ей всегда очень нравилось.
– А нам обязательно надо идти туда? Почему бы не отправиться к тебе и не взять еще лососины?
– После, дорогой, как только освободимся. Его поцелуи обещали тысячи наслаждений впереди.
– Эрик, – неожиданно окликнул его появившийся откуда-то ассистент, машина пришла. Эрик повернулся к нему.
– Машина? Какая машина?
– Из-за толчеи и нахалов-репортеров из «Блю Бутс» послали лимузин с телохранителем, чтобы отвезти вас в «Пьер-Отель». Там на улице уже поджидает толпа.
– Это когда-нибудь кончится? – вырвалось у Карен, когда они сели в лифт. Эрик для безопасности взял ее в кольцо из собственных рук. Она благодарно прильнула к его груди.
– Должно быть, все сошли с ума от жары. Ты знаешь, что мы главная тема колонок в газетах? Постоянные компаньоны, как они говорят.
– Потрясающе, – согласился Эрик. – Ты вдруг стала общественным достоянием, как поп-певица.
Дверь лифта раздвинулась, и их встретил телохранитель.
– Нам лучше бегом, – сказал он, весь уже в напряжении. Телохранитель был ниже Карен, но его плечи были настолько широки, что он едва бы прошел в дверь. – Держитесь за мной и ни в коем случае не останавливайтесь.
Эрик взял Карен за руку, и они рванули из дверей, пробиваясь сквозь орущую толпу зевак. Автомобиль затормозил возле них, так что они очутились точно возле задней дверцы.
– Так мне больше нравится, – сказал Эрик, вытягивая в машине свои длинные ноги в сапогах.
– Хм-м… – согласилась она. – Хоть их не слышно. Ненавижу эти вопли. Посмотри, какие чудесные цветы. – Она указала ему на серебряные вазы у дверцы. – И эта кожаная обивка пахнет так сексуально, что аромат можно разливать по бутылкам.
Эрик нагнулся, чтобы закрыть стекло, отделяющее салон от водителя, а Карен поудобнее откинулась на спинку сиденья, кожаная обивка которого на ощупь была как живая. Эрик обнял ее за плечи.
. – Дорогая, – сказал он мягко, – я испытываю изумительное чувство. Чувствую себя, словно… словно… – Он сделал паузу, не находя слов.
– Эрик! Я знаю, что ты имеешь в виду. Я тоже это испытываю. Как будто я могу ощущать каждый дюйм твоего тела… словно ты уже сжимаешь меня в своих руках… но ведь мы едва касаемся друг друга.
– Очень странно, – пробормотал он. Его грохочущий баритон опустился до баса-профундо.
– Поцелуй меня! – попросила она и жадно потянулась к его губам, а он страстно сжал ее в объятиях. Это был один-единственный поцелуй, но он длился всю дорогу до «Пьер-Отеля».
Стеклянная перегородка опустилась, и телохранитель крикнул:
– Пора!
И сломя голову они кинулись к спасительному холлу по проходу, образованному в толпе двумя рядами полицейских.
– Ну его к черту, этот прием, – сказал Эрик, тяжело дыша, – пойду сниму нам номер. Если я не займусь с тобой любовью в ближайшие пять минут, то не отвечаю за последствия.
– Я знаю, я точно знаю, что ты имеешь в виду. Иди. – Но она не могла отпустить его. – Еще один поцелуй.
– Никогда ничего подобного не чувствовал раньше. Жди меня здесь.
– Я тоже не испытывала ничего подобного. Поспеши! – подтолкнула она его, ущипнув там, где, как она надеялась, никто не сможет увидеть синяк.
Эрик помчался по степенному холлу, словно голенастый кролик.
– Мисс Сингх! – вдруг раздался чей-то дружелюбный голос прямо рядом с ней. – Что вы здесь делаете? – Это был Харви, служащий из агентства, ведущий дело «Блю Бутс». – Мы ждем вас внутри.
И он так крепко стиснул пальцами ее руку, что она решила, что ей угрожает нарушение циркуляции крови на месяц.
– Но я не могу, – воскликнула она, – я имею в виду, не сейчас. Харви сиял:
– О, о мистере Сондерсене можете не беспокоиться. Мистер Блю сам представляет сейчас его гостям. Идемте сюда…
И она увидела, как Эрика по холлу волочит к месту приема целый взвод менеджеров компании «Блю». Он повернулся в дверях, и она поймала его взгляд. Эрик выглядел так, будто кто-то только что убил его собаку.
Разочарованная, она последовала за Харви, который ввел ее в толпу, где только один человек не носил сапоги «Блю Бутс» – женщина, у которой одна нога была в гипсе. В ее руке откуда-то появилась выпивка. Это была ее выпивка. В прошлом месяце все пили из высоких стаканов розоватую, с фруктовым запахом бурду, названную «Индира Слинг»[22]22
Слинг – амер, коктейль на основе джина с добавлением мускатного ореха. В «Индиру Слинг» (по звучанию похоже на Сингх) вместо муската введен сок лайма – разновидности лимона.
[Закрыть] – одна унция тернового джина на высокий стакан содовой, сок из половины лайма и несколько капель вермута. Карен потеряла Эрика из виду, пыталась, но не могла его разыскать. Она хотела обойти весь зал, чтобы найти его, но Харви представлял ей все больше и больше людей. К ней подошел с приветствием и сам мистер Блю. Безостановочно вспыхивали блицы. Она вынуждена была оставить автограф «Индира» на страничках записных книжек, визитных карточках, на обороте долларовых банкнот, на шести манжетах рубашек и на одной гипсовой повязке.
Потом она увидела Эрика, его взлохмаченные золотые волосы возвышались над всеми лысыми или тщательно причесанными головами. О, как ей хотелось запустить руки в гущу этих волос! О, как она хотела… И тут она заметила, что он отчаянно семафорит у боковой двери с надписью «Только для персонала». Заметив, что она уловила его сигнал, он открыл дверь и исчез за ней. Несколько секунд хватило, чтобы ускользнуть от Харви и пробиться сквозь толпу к этой двери. Она присоединилась к Эрику на лестнице.
– Дорогая, – прошептал он, прижимая ее к себе, – как ты себя чувствуешь?
– Чудесно и непонятно! Поцелуй меня, дорогой! – Они целовались с такой страстью, словно в последний раз. – Ты достал номер? – задыхаясь, спросила она. – У тебя есть ключ?
– У них нет ни одного свободного номера! – простонал он. – Можешь себе представить? Из-за какой-то там конференции.
– Тогда ко мне, быстро! – хихикнула она. – А то, похоже, меня просто захлестнут волны. – И ее переполнило столь сильное желание, что она прильнула к нему, чтобы хотя бы коснуться его. Бывают отливы и…
– Приливы! – закончил он, жадно целуя ее рот. – Помчались!
Они прогромыхали каблуками сапог по лестнице, миновали зеленые служебные коридоры, пока наконец не нашли выхода на улицу. Через несколько мгновений они уже были в такси и ехали на ее квартиру. Они обнимались так страстно, как только позволяли законы поведения в общественном транспорте.
Он оторвал свои губы от ее рта:
– Сколько минут еще ехать? Она выглянула в окно:
– Может быть, четыре минуты или пять. Поцелуй меня! Он застонал:
– Я уверен, что мы уже едем десять минут. Водитель, нельзя ли побыстрее?
– Сожалею, приятель. Почему бы вам не начать отсчитывать всех президентов?
– Но я не знаю всех ваших президентов! – Эрик закрыл глаза и, держа ее за руку, хриплым шепотом начал: водород, гелий, литий, бериллий…
– Что ты бормочешь?
– Те! Я пытаюсь вспомнить периодическую таблицу: углерод, азот, кислород…
Когда он добрался до меди, они подъехали к дому. Эрик сунул водителю комок кредиток, и они помчались к лифту.
– Перестань подталкивать меня, – взмолилась она, – я и так никак не попаду ключом в замочную скважину.
Оказавшись внутри, он прижал ее к двери, прижался к ней всем телом, его руки спешили и требовали ответа. Наконец и она запустила пальцы в его густые, взъерошенные волосы, сжавшись отчаянно в ответной дрожи. Она уже чувствовала себя на пике страсти, хотя знала, что они находятся еще только у подножия. Ее разум помутился от тех ощущений, что должны были прийти на настоящем пике. Она почувствовала, как его пальцы расстегивают ремень на ее джинсах.
– Не здесь! – вскричала Карен, потянув в спальню. Она закрыла дверь, заключив Себя в безопасную, все укрывающую темноту. Они упали вдвоем на кровать, слившись в самом жарком, какой только мог быть, поцелуе.
– Дай мне хоть на секунду перевести дыхание, – взмолилась она, приподнявшись, чтобы хватить немного воздуха. Она слышала, как Эрик скатился с края кровати. Кровать вздрогнула, и она услышала, как он выругался, как ей показалось, на четырех различных языках.
– Что случилось, Эрик?
– Не могу сбросить эти проклятые сапоги! – заорал он в ярости. – И не могу стянуть джинсы, пока не избавлюсь от Сапог. О, черт!
Она села и стала стягивать свои.
– Мои тоже не снимаются! Мы так долго простояли на этом чертовом приеме, что наши ноги отекли. Помоги мне, Эрик! Сними с меня, а я сниму с тебя!
Эрик вытянул ее ногу, захватил каблук сапога и спросил:
– Готова?
– Готова!
Наконец они свалились вместе посреди кровати в сплетении рук, ног, хохоте, поцелуев и неподатливых сапог.
– Индира? – Голос Эрика раздался где-то возле ее колен. Он звучал довольно слабо. – Как ты себя чувствуешь?
Карен тщательно взвесила свой ответ. Вопрос показался ей очень серьезным и потому требовал взвешенного ответа. Она лежала лицом к потолку, чувствуя себя такой легкой, такой счастливой.
– Эрик, я чувствую себя такой опьяненной и такой свободной… как выпущенный из рук воздушный шарик в ветреный день. Свободной и полной ликования… свободополной… и ликованияполной… и доброполной… и снаполной…
– Я… думаю… мы… спать…
– Спокойной… ночи… дорогой…
– Что случилось? – прорычал Эрик на следующее утро.
Карен не могла ничего вспомнить о том, что было после съемок. Она спала как убитая. Она попробовала пошевелить ногами. Они были какими-то странно тяжелыми. Карен села и похлопала себя по бедрам.
– Я все еще одета! – Сначала она вспомнила о сапогах, потом в памяти всплыло и все остальное. Она упала головой на подушку и закрыла лицо руками. Это, должно быть, из-за того странного чая, который мы пили.
Эрик застонал.
– Ты меня достаточно любишь, дорогая, чтобы отнести мою голову на кухню и влить в мое горло немного грейпфрутового сока и кофе? Мне кажется, что у меня на зубах лапландские рукавицы.
Она поцеловала его в лоб и откинула назад его спутанные волосы.
– Я так и сделаю.
– Это будет великим актом милосердия. А потом принеси ее назад и очень осторожно положи на подушку.
Карен сняла с себя сапоги и джинсы. Потом отворила дверь в холл, так, чтобы видеть Эрика, сбрасывающего свои сапоги и расстегивающего свой ремень. – Спасибо, добрая госпожа, – пробормотал он.
Она поцеловала его в ухо.
– Отдохни, пока я сварю кофе. Я позову тебя, когда все будет готово. Хочешь что-нибудь еще?
– Тебя, моя дорогая. Немедленно после сока и кофе. Если только моя голова не отвалится.
– Я принесу тебе аспирин.
Приготовив аспирин и поставив вариться кофе, она открыла холодильник и обнаружила, что у нее нет грейпфрутового сока. Однако она находила его таким кислым, что одна только мысль о нем вызывала у нее слюну. Но Эрик настаивал, что это единственная вещь, которая могла очищать его горло от нью-йоркской копоти.
– Я выйду, – сказала она, надевая брюки и рубашку. Но он уже мычал во сне, – чтобы найти для моего любимого грейпфрутовый сок, – пропела она, вытаскивая из шкафа пару сандалий. – Скоро вернусь, дорогой. – Она нагнулась, чтобы поцеловать Эрика в шершавую щеку. – Скоро вернусь, любовь моя.
Воздух обрушился на Карен, как лапа монстра, обжигающая и влажная. Идти сквозь него было все равно что сквозь горячее суфле. Пот стекал с ее плеч и сбегал по спине, собираясь на талии в лужицы. Стиснув зубы, она направилась в сторону Лексйнгтрн-авеню, где у Гристед продавался свеженадавленный сок, который Эрик особенно любил. И он, кстати, наверняка захочет съесть несколько свежих бриошей, добавила она про себя.
Она купила полгаллона грейпфрутового сока и три бриоша – два для Эрика и один для себя – и, прижимая к потной груди восхитительно холодную бутылку сока, поспешила обратно сквозь миазмы жары и смог. Карен надеялась, что Эрик еще спит. Она любила открывать по утрам дверь в спальню, так, чтобы мягкий свет из холла падал наискосок на кровать, а потом вносить поднос с завтраком на двоих и снова закрывать дверь, и слушать, как Эрик ворчит на нее из-за ее застенчивости, когда снимает с нее в темноте трико и слизывает масло с ее пальцев. Она ускорила шаги, ей оставалось пройти всего один блок.
– Вот она! – раздался вопль, который прозвучал, словно кто-то царапал ногтями по грифельной доске. К ней кинулась ватага девчонок, протягивая блокноты для автографов. Все они были одеты в сари, их глаза подведены краской для век, латунные браслеты звенели при каждом движении. Из-за угла вслед за первой высыпала еще одна группа. Карен кинулась к двери и навалилась на нее всем телом. Дверь была заперта.
– Ин-ди-ра! Ин-ди-ра! – скандировали они, сгрудившись вокруг нее. Подпишите, Индира! – грязная рука сунула ей в одну руку блокнот и втиснула ручку в другую.
Карен подписала и попросила:
– У меня нет времени подписать больше, я спешу.
Но в руку ей был уже сунут еще один блокнот, и еще один, и еще, и девочки все кричали: «Ин-ди-ра! Ин-ди-ра!». Она вспомнила ужасные фотографии рокзвезд, растерзанных их поклонниками, и вся задрожала так, что выронила ручку на землю.
– Я должна идти, – запротестовала она, едва не плача от расстройства.
Но толпа поклонниц все прибывала и прибывала. Они назойливо тянулись к ней.
– Я видела тебя вчера вечером в новостях!
– Подпиши мне!
– Не толкайся, Линда! Подпиши мне!
– Помогите! – закричала Карен, когда из-за поворота показался белый грузовик, но водитель только взглянул безмятежно. В это время вперед выскочил репортер, сопровождаемый мужчиной с миниатюрной телевизионной камерой на плече.
– Сюда, Индира, взгляни сюда! – крикнул телеоператор.
– Телевидение! – завизжали совсем обезумевшие девчонки.
– Помогите, пожалуйста, помогите мне! – молила Карен, в голосе ее звучал настоящий ужас. Замелькали вспышки блицев, и она уже не могла ничего видеть в глазах ее расплывались красные круги. Жадные руки вцеплялись в нее, хватали за плечи, за волосы, за лицо. Она попыталась вывернуться и услышала отвратительный звук разбившегося стекла – холодный сок побежал по ее ногам. А они уже рвали на ней одежду.
Господи, мелькало у нее в мозгу, они свалят меня сейчас прямо на осколки разбитой бутылки.
– Прочь от меня! – закричала она. – Подите прочь! Отпустите меня!
Неожиданно какая-то сила, как ураган, ворвалась в беснующуюся толпу, и вопящие девчонки полетели во все стороны, словно зерно из-под молотилки. Опустив голову, вобрав ее в плечи, Эрик врезался в толпу, словно разъяренный бык. Карен увидела яркую вспышку, и тут же фотограф сложился пополам, когда Эрик въехал ему локтем в живот.
– Это тот швед! – услышала она крик репортера, когда Эрик охватил ее своими спасительными руками и выволок из вопящей толпы.
Все, что она помнила, – это как она лежала на диване в гостиной, а Эрик обтирал ее лицо прохладным полотенцем и шептал настойчиво:
– О, моя Индира, моя дорогая. С тобой все в порядке? Скажи мне, все в порядке? Они ничего не повредили тебе? Ужасно, эти маленькие мерзавки порвали твою одежду. Я убил бы их! С тобой все в порядке?
– Мне кажется, они затоптали бы меня до смерти, если бы не ты. Никогда в жизни я не испытывала такого страха. О, Эрик, – всхлипнула она, – я разлила твой сок. – У нее хлынули слезы.
Он сжал ее в своих объятиях, гладил и гладил по волосам, пока она не перестала плакать, и не исчезла потихоньку ужасная Тяжесть в груди.
– Как ты нашел меня? – спросила Карен, икая, прижавшись к его залитой ее слезами рубашке.
– Я проснулся от того, что почувствовал себя как-то тревожно, и пошел искать тебя. Карен вытерла глаза.
– Знаешь, сейчас это звучит глупо, но, когда я была совсем молоденькой, я часто мечтала стать знаменитой и чтобы, где бы я ни появлялась, люди меня узнавали. Я и вообразить не могла, что это может оказаться вот так.
– У меня есть теория, с чего весь этот ажиотаж начался. Я думал, что это просто летнее сумасшествие, каприз, который пройдет так же быстро, как загар, но после сегодняшнего я уже в этом не уверен. – Он поскреб свой подбородок. Пожалуйста, пойми меня правильно, но в эти последние несколько недель я не один раз искренне желал, чтобы ты оказалась кем-нибудь другим.
– И я тоже! А кем бы ты хотел, чтобы я была?
– Кем-то, кого мне не нужно было бы делить со всем миром. С кем-то, на кого не нападала бы на улицах толпа безумных поклонниц и безумных репортеров.
– Меня все это пугает, Эрик, по-настоящему пугает.
– Меня это тоже пугает. – Он снова обнял ее, прижал к себе и долго молчал. Потом произнес:
– Бедняжка, моя дорогая. В чем ты нуждаешься, чтобы быть в безопасности на людях, так это стать неузнаваемой.
Карен, ополчилась на эту мысль:
– И что ты предлагаешь? Чтобы я ходила в маске или натягивала на лицо нейлоновый, чулок?
Эрик засмеялся и поцеловал ее нежно:
– Как, по-твоему, ты будешь выглядеть в белокуром парике?
Жанни и Клэр суматошно вошли в дверь, споря в унисон. Лица их выражали напряженную озабоченность. Жанни оживленно обняла Карен, а потом, продолжая держать ее за руки, отступила на шаг и оглядела внимательно с головы до ног.
– С тобой все в порядке? Клэр тоже взяла Карен за руку:
– Мы видели тебя в вечерних новостях. Оператор снял всю эту ужасную сцену.
– И как Эрик спас тебя, – добавила Жанни. – Мы звонили тебе весь последний час. С тобой действительно все о'кей?
– Мне ничего не сделали, только очень напугали. Было страшно, как никогда раньше. И Эрик отключил телефон.
– Он еще здесь? – шепотом спросила Жанни, оглянувшись через плечо. Карен улыбнулась.
– Сегодня вечером он снимает на девяносто четвертом пирсе моды на лайнере. Пошли в гостиную, я открою вино.
– За Эрика-Спасителя, – сказала Клэр, подняв свой бокал. Все выпили. Должно быть, это ужасно, попасть в такую переделку.
Карен вздохнула.
– Начинаю себя чувствовать чем-то средним между Жакки Онассис и королевой мыла. Жанни хихикнула в свой бокал. – А что Эрик думает обо всей этой шумихе? Карен покачала головой.
– Он не очень-то ей рад сейчас, это я могу точно сказать. Сегодня утром он предложил мне носить белокурый парик.
– О, нет! – закричала Жанни. Клэр, которая пристально разглядывала Карен, сказала:
– Ты его по-настоящему любишь? – Это был не вопрос, а констатация факта.
– По-настоящему не то слово. Полностью, целиком, навсегда – так будет точнее. Он чудесный! – Она захлебнулась от радости. – И он тоже любит меня. И говорит мне об этом в самом романтическом духе. Совсем как в кино. – Она задохнулась от счастья.
Жанни придвинулась к Карен, ее глаза блестели от предвкушения:
– А как он сказал тебе об этом?
– Я повела его в «Блю-Тэйл Флай», и он перед всеми людьми спел мне датскую народную песню, которая была на самом деле объяснением в любви. – От воспоминания по всему ее телу пробежала дрожь. – Он был совсем как Ив Монтан.
– Везет же некоторым, – простонала Клэр.
Она поставила свой бокал на кофейный столик, опустила руки на колени и сказала:
– Мы ведь знаем друг друга много-много лет, не так ли?
– Так.
– Хорошо, тогда я просто умираю, так хочу узнать одну вещь, я не обижусь, если ты ответишь мне, что это не мое дело.
Карен чувствовала, как вспыхнули ее щеки.
– Можешь Меня даже не спрашивать, я тебе и так отвечу. Мы занимаемся любовью только в полной темноте, как в тоннеле метро, когда гаснет свет.
– Но это мешает вам обоим, разве не так? – спросила Жанни, – Это означает, что ты никогда не видела его.
– Всего его – нет. Но я пыталась, – сказала она со смехом. – Однажды утром, когда он пошел в ванную принять душ и побриться, я пробралась в холл и подсмотрела в замочную скважину.
– Не может быть! – воскликнула Клэр.
– И что ты увидела? – жадно прошептала Жанни.
. – Он чистил зубы над раковиной, и стоял ко мне спиной, и был завернут по пояс в одно из моих больших зеленых полотенец. Он великолепно выглядел, со всеми его веснушками, обсыпавшими его широченные плечи, а когда он стал снимать полотенце… Жанни облизнула губы.
– И что?
– Честно скажу, он обладает самой сексуальной попкой, какую я только видела у мужчин или статуй. Потом он медленно повернулся ко мне и…
– И? – подтолкнула ее Клэр.
– Он накинул полотенце на дверную ручку, И все, что я видела, это массу зеленой ткани, и я сожгла все тосты.
– Ты меня глубоко разочаровала, – махнула на нее Жанни, откинувшись на спинку дивана. – Давайте выпьем еще немного вина.
Карен, улыбаясь, наполнила бокалы. Она не собиралась рассказывать им о последней попытке. Это было слишком интимно. Эрик принес на ее квартиру все свои спортивные принадлежности, чтобы можно было бегать по Центральному парку до наступления всеподминающей жары. Однажды утром, когда он вернулся с пробежки в майке, прилипшей к груди, и с каплями пота, сбегающими по ногам, она поймала его в свои объятия, возбужденная блестящим влажным телом. Она стянула ему майку через голову и запустила жадные пальцы по его плечам и груди и вниз, к пояснице. Он был жарким, как печка.
– Мне нужно под душ, – сказал он, покусывая ее шею, но не выпуская из своих рук.
– Позже, – шепнула она, когда его губы разыскали ее, и она засунула руки в его шорты и стала считать молча… раз… два…
Но на счете три он сграбастал, ее на руки, отнес в спальню, почти швырнул на кровать и с криком «Моя тигрица!» захлопнул дверь, от чего все погрузилось в темноту.
– Дорогой, – сказала она, – я не подозревала, что ты такой стеснительный. А я думала, что датчане раскованны…
– Это ты спутала со шведами.
– А что же ты тогда все время тосковал о «Камасутре»?
– Я могу описать наизусть сто пятьдесят шесть позиций…
– Сто пятьдесят шесть?
– Да! Конечно, это не значит, что я использовал их все.
– Сколько же ты опробовал?
– Моя тигрица, – снова сказал он, покусывая подъем ее ноги, – я тебе покажу сейчас сто тридцать семь ладно? – И он поцеловал ее под коленом.
– Да!
– Извини, Жанни, – сказала Карен, – что ты сказала?
– Я сказала, как долго может так продолжаться? Скрываться в темноте и все такое? А если тебя разоблачат? Вот о чем я все время думаю.
– И как ты думаешь, что скажет Эрик, когда это произойдет? – добавила Клэр.
Карен нервно теребила сережку.
– Если честно, не могу и представить. Все это зашло гораздо дальше, чем кто-либо мог предположить. В самом начале, когда до меня впервые дошло, что я влюблена в Эрика, это было все, чего я хотела. Я и не ожидала, что из этого получится что-либо большее. Я думала, конечно, о том, как чудесно было бы, если бы он любил меня тоже, но я никогда не надеялась, что он действительно полюбит. И ни о чем не заботилась. Я была счастлива уже от того, что была с ним. Этого было достаточно.
– О, Карен, – простонала Клэр, – но ты не можешь любить кого-то и ни на что не надеяться. Это неестественно. Не может быть любовь без ожидания. Ведь ваши взаимоотношения – это ведь не то, что ты ожидала?
– Нет, не совсем. Это в сто тридцать семь раз лучше!
Когда Карен проводила их, сердечно поблагодарив за участие и выслушав настойчивые уговоры не оставаться одной, она сполоснула фужеры и стала размышлять над своей самой гнетущей проблемой.
Эрик был прав – она нуждалась в маскировке. Но какая маскировка в состоянии сделать ее невидимкой? Она не могла носить что-нибудь столь простое, как джинсы и майки с рукавчиками. Эрик уже фотографировал ее в джинсах и сапогах «Блю Бутс», так что этот маскарад не удастся. Карен закрыла глаза и вообразила себя идущей по Пятой авеню. Кто все эти люди, которых она видела каждый день, но никогда не обращала на них внимания? Она представила себе их всех, никогда не дожидавшихся переключения светофора, а еще посыльных на их велосипедах, мчащихся грациозно через пробки уличного движения.
– Вот это мне надо! – воскликнула она, подкинув стакан и едва не уронив его в своем возбуждении. И она схватила телефонный справочник…
