Текст книги "Как футбол объясняет мир.Невероятная теория глобализации"

Автор книги: Френклин Фоер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

III

Армия Аркана приняла участие в первом наступлении сербов 1991-1992 годов и сразу же приобрела печальную славу. Фотографии последствий «подвигов» ее бойцов настроили Запад против Сербии. Самыми отвратительными были снимки, сделанные в городе Биелина. На одном из них Аркан целуется с президентом Боснийской сербской республики над трупом мусульманина – мирного жителя. На других – «Тигры» пинают безжизненные тела и наступают на головы своим жертвам.

Когда в 1995 году хорватские вооруженные силы предприняли хорошо подготовленное контрнаступление, Аркан вновь мобилизовал свою армию. Как мне рассказала его жена, однажды он сидел и смотрел телевизор в своем доме, расположенном напротив стадиона «Црвены звезды». Передавали репортаж о том, как хорваты отвоевывают захваченные сербами территории. Увиденные кадры привели его в бешенство. «Они убивают наших людей! – воскликнул он. – Я должен идти на войну». Аркан был тогда женат всего несколько недель. Жена пыталась урезонить его. «Тебе сейчас нужно думать о семье», – сказала она ему. Ничего не ответив, он прошел в спальню. Через десять минут она заглянула туда и увидела, что он уже надел форму и берет. Через полчаса, после одного-единственного телефонного звонка, его армия в полном составе собралась перед стадионом «Црвены звезды».

Одну из самых кровавых своих акций Аркан осуществил в районе боснийского города Сасина. Для наблюдения за ходом операции он устроил командный пост в офисе менеджера отеля «Санус». Оттуда он посылал своих людей с приказом задерживать мусульман-мужчин, изгонять женщин с детьми и грабить дома. Нажива стала главной целью «Тигров». Свидетель этих событий сообщил репортеру «Los Angeles Times»: «Когда они заходили в брошенный мусульманский дом, двое из них обычно направлялись в кухню и выносили кухонную утварь, другие искали телевизор и видеомагнитофон, третьи перекапывали сад в поисках спрятанных драгоценностей. Людей Аркана всегда легко узнать. У них под ногтями грязь от копания в земле». Захватывая мусульман в Сасине, «Тигры» доставляли их в штаб-квартиру Аркана в отеле. Одних допрашивали и избивали, других запирали в бойлерной площадью пять квадратных метров. В течение более чем трех дней «Тигры» держали там тридцать мужчин и одну женщину без пищи, воды и нормальной вентиляции. После этого пленных отвезли на автобусе к холму напротив деревенской церкви. Всех, кроме двоих, убили и зарыли в общей могиле. Через год их тела были эксгумированы. По оценкам Государственного департамента США, за время военных действий «Тигры» Аркана уничтожили 2000 человек. Им перерезали горло, вешали и убивали другими способами.

Преступления Аркана хорошо задокументированы. Сербское общество было прекрасно осведомлено о них. Милошевич не ограничивал доступ в Интернет, не запрещал спутниковые антенны, не преследовал борцов за права человека. Белградский диссидент Филип Давид сказал мне коротко и ясно: «Мы знали». Но вместо того чтобы выразить возмущение и осудить Аркана, сербы сделали из него героя.

Те, кто наблюдал за прославлением Аркана, сравнивают это с почестями, которые американцы воздавали в свое время Джону Готти и Аль Капоне. Однако в этом сравнении недооцениваются порочность Аркана и шумиха в сербской прессе. Регулярно появляясь в суперпопулярном шоу «Minimaxovision», Аркан представал в образе обаятельного парня, способного очаровать даже представителей среднего класса страны. Во время одного из этих публичных появлений он объявил о женитьбе на поп-звезде Чеке, а позже сообщал о грядущем рождении их детей. Телевидение транслировало свадьбу в прямом эфире.

Война не только прославила Аркана, но и обогатила его. Патриотизм служил оправданием широкомасштабному мародерству. С помощью «Тигров» он сосредоточил в своих руках торговлю нефтью и завладел черным рынком. Кто-то в шутку назвал торговые районы Белграда «Арканзасом». Как большинство мафиози, Аркан стремился легализовать награбленные богатства. Он хотел стать президентом футбольного клуба-чемпиона, что обеспечило бы ему международный престиж и еще большую популярность на родине. Когда руководство «Црвены звезды» отказалось продать ему клуб, Аркан решил создать свою собственную «Црвену звезду». Для начала он купил команду в Косово и очистил ее от преобладавших в ней албанцев. В 1996 году он приобрел белградский клуб «Обилич», полупрофессиональную команду, десятилетиями обретавшуюся в низших дивизионах.

Львиной долей своей привлекательности «Обилич» был обязан названию. Милош Обилич – народный сербский герой. В 1389 году сербы потерпели поражение на Косовом поле, что на века предопределило ход сербской истории. Накануне этой судьбоносной битвы герой пробрался в лагерь турок и заколол султана Мурада отравленным кинжалом. Очевидно, Аркан воображал себя современным Обиличем. Он изменил цвет формы клуба на желтый, отдав дань «Тиграм», и сделал тигра его символом. Изображение этого животного встречает посетителей штаб-квартиры клуба. Оно присутствует на рекламных щитах стадиона и на дверцах принадлежащих клубу автомобилей.

Под руководством Аркана клуб почти сразу добился огромного успеха. В первом же сезоне после вхождения в высший дивизион он выиграл национальный чемпионат. Аркан любил рассуждать о причинах этого успеха: его игроки получали больше всех в стране; он запрещал им пить перед матчами и ввел военную дисциплину. Однако его противники совсем иначе объясняли головокружительный взлет «Обилича». Ходили слухи, будто однажды Аркан пригрозил прострелить коленную чашечку нападающему команды соперника, если тот забьет гол в ворота «Обилича». Другой футболист рассказал корреспонденту английского футбольного журнала «Four-Four-Two», что его заперли в гараже на время матча с «Обиличем».

Послания Аркана противникам были вполне откровенны. Значительную часть болельщиков «Обилича» составляли ветераны-боевики. «Тигры» на джипах «эскортировали» судей по дороге к стадиону. Во время матчей они скандировали: «Гол забьешь – живым не уйдешь» или «Мы сломаем вам ноги, ходить будете на руках». Как отмечали английские газеты, игрокам приходилось подчиняться этим требованиям. Фанаты нередко целились в них из пистолетов.

У Аркана вошло в привычку заходить во время перерыва между таймами в раздевалку команды-соперника и устраивать скандалы. Однажды игроки «Црвены звезды», чтобы избежать этого, просто отказались уйти после первого тайма с поля. Они бродили по бровке и даже мочились здесь же, прямо на траву, лишь бы не встречаться с Арканом. После другого матча нападающий «Црвены звезды» Перика Огненович пожаловался: «Это не футбол, а самая настоящая война. Думаю, мне лучше уехать из этой страны».

Став чемпионом, «Обилич» получил право выступать в Лиге европейских чемпионов. Но европейские футбольные чиновники не пожелали видеть Аркана на своих стадионах. Они запретили клубу участвовать в соревнованиях. Желая обойти этот запрет, Аркан ушел из клуба и поставил вместо себя свою жену Чеку. Чтобы разгадать этот трюк, не требовался прокурор из Гааги. Когда я брал интервью у Чеки, она сказала мне: «Я была президентом. Он – моим советником». И рассмеялась.

В континентальном чемпионате «Обилич» лавров не стяжал. Аркан не осмелился запирать игроков из мюнхенской «Баварии» и других именитых европейских клубов в гаражах. В скором времени дела команды не заладились и в национальном чемпионате. Руководители других сербских клубов поняли, что победа Аркана обошлась им слишком дорого, и осмелились объединиться против него. «Они созвонились и решили: "Больше мы этого не допустим"», – сказал мне директор театра и футбольный обозреватель Горчин Стоянович. Столкнувшись с объединенной оппозицией, Аркан все реже прибегал к угрозам. «Обилич» начал скатываться в середину турнирной таблицы.

Существует множество версий, почему в январе 2000 года Аркан был застрелен в холле «Intercontinental Hotel», где любил утром выпить чашечку кофе и позаниматься в тренажерном зале. По одной из них, сын Милошевича Марко возмущался, что Аркан захватил монополию на черном рынке; по другой – в устранении Аркана была заинтересована тайная полиция. Он слишком много знал, и его легко можно было заманить в Гаагу и заставить дать показания против Милошевича. А может быть, он просто пал жертвой бандитских войн за сферы влияния. Однако есть и другое объяснение, подкупающее своей поэтической справедливостью. Непосредственной причиной его гибели мог быть «Обилич». Его партнерам не понравилось, что он присваивал себе слишком большую долю прибыли от продажи игроков. Они решили, что больше не могут иметь с ним дело. Некогда он использовал футбол для уничтожения людей, а теперь футбол уничтожил его самого.

IV

В Белграде всегда существовала небольшая либеральная оппозиция Милошевичу. Их час пробил примерно в то самое время, когда убили Аркана. Невзгоды принесли сербам прозрение. Что дала им десятилетняя война, кроме международной изоляции и галопирующей инфляции? Затевая кампанию против Милошевича, лидеры либералов привлекли для участия в демонстрациях две организации – студенческий союз и «Делие». Еще с конца 1980-х годов Милошевич опасался, что искренняя приверженность членов «Делие» делу сербского национализма может помешать его циничным махинациям. В 2000 году так и случилось.

Болельщики «Црвены звезды» любят говорить, что именно благодаря им произошли политические перемены. Действительно, в рядах защитников баррикад и парней, штурмовавших правительственные здания в надежде найти доказательства коррупции Милошевича, постоянно мелькали их футболки. Они уходили со стадиона, чтобы сразиться с полицией возле виллы Милошевича. Там члены «Делие», вроде Крле и Дразы, призывали оппозиционных политиков «спасти Сербию от этого сумасшедшего дома». Во время матчей они пели: «Слободан, убей себя». Говорили, будто во избежание подобных выступлений приближенные Милошевича скупали билеты на игры и распространяли их среди сторонников режима.

Сербы поместили свержение Милошевича в 2000 году – назовем это революцией «Црвены звезды» – в пантеон великих антикоммунистических восстаний. Они видят в нем завершение «бархатной революции», начавшейся в 1989 году. Но изменило ли это восстание нацию? Имело ли оно такой же преобразовательный эффект, как вступление Гавела в Пражский дворец или президентство Валенсы? Чтобы измениться, сербам мало было избавиться от наследия диктатора Милошевича, как русские избавились от наследия Ленина. Им нужно было также низвергнуть Аркана, зловещего кумира страны, с пьедестала.

Когда я приехал в Белград, его образ преследовал меня всюду. Спустя два года после революции «Црвены звезды» и три года после смерти Аркана его физиономия красовалась на глянцевых обложках таблоидов и майках тинейджеров. Афиши на фонарных столбах возвещали о матче по кикбоксингу, посвященном памяти команданте.

«Обилич» – самый грандиозный памятник этому человеку. Его стадион из стали и стекла – самое современное здание в Белграде. Бывший офис Аркана располагается в башне, выходящей окнами на поле. По посткоммунистическим меркам это весьма примечательное помещение. Мрамор, персидские ковры, на книжной полке обрамленная фотография великого воина в боевом облачении. На массивном деревянном столе – бронзовая статуя Аркана с чемпионскими медалями «Обилича» на шее. Дальний угол комнаты отведен под коллекцию мечей. Она призвана напоминать о средневековом воине Милоше Обиличе, чей портрет на холсте маслом висит здесь же. На полке на самом видном месте лежит коробка с лазерным прицелом для снайперской винтовки.

Здесь, в бывшем офисе Аркана, меня удостоила аудиенции его вдова, поп-звезда Чека. Она вошла в комнату с сигаретой в руке. Все мне рассказывали о её теле. Увидев ее, я понял, что они имели в виду. Блестящая зеленая блузка едва прикрывала огромные накачанные силиконом груди. В этом не было ничего необычного. Чека прославилась тем, что появлялась на матчах «Обилича» в обтягивающем костюме с расцветкой под леопарда. Она села в кожаное кресло напротив меня. Перед встречей переводчик предупредил меня, чтобы я аккуратнее подбирал слова. Семья Аркана, сказал он, все еще общается с его бывшими приспешниками. Разумеется, лишние неприятности мне были ни к чему. Поездив с «Обиличем» по Европе, Чека приобрела опыт общения с западными журналистами. Она понимала, что необходимо разрушить военно-криминальную ауру вокруг имени ее мужа. «Это ужасно – связывать политику и спорт. Я осуждаю любую попытку превратить игру в политику», – сказала Чека с выражением искреннего отвращения на лице. Она все время твердила: «Это всего лишь бизнес, игра».

Чека не представляла собой ничего особенного, и ей легко простили всё зло. Однако она долгие годы участвовала в политике экстремизма. Во время войны она давала концерты в пользу ультранационалистической политической партии Аркана. «Вы можете стать такими же счастливыми, как я, – присоединяйтесь к Сербской партии единства», – заявляла она со сцены своим многочисленным поклонникам. По свидетельству сайта Сербской партии единства, она продолжает кампанию по защите сербского народа от «белой чумы несербских национальностей». Руководство партией Аркана осуществляется из ее дома. Прошлым летом на концерте, посвященном памяти Аркана, на стадионе «Црвены звезды» 100000 фанатов скандировали вместе с ней имя ее покойного мужа.

Грубоватое обаяние и примитивная танцевальная музыка в стиле «турбофолк» сделали ее воплощением знаменитой фразы Ханны Арендт о банальности зла. «Я – мама команды, – сказала она. – Так они воспринимают меня. Я хочу, чтобы мои игроки выглядели лучше всех, и поэтому покупаю им костюмы от Армани». Она рассказала о предстоящей поездке на матч «Всех звезд» NBA в Атланту и говорила о том, какое удовольствие получает, украшая офис Аркана.

После смерти Аркана под руководством Чеки «Обилич» не добился особых успехов. В этом нет ничего удивительного, ведь клуб существует лишь как дань памяти одному человеку и всему, что он собой олицетворял. После интервью Чека пригласила меня посетить музей клуба. Главный менеджер «Обилича», бывший игрок, показал мне его экспонаты, главным образом медали и фотографии. Центр экспозиции – стена, обклеенная фотографиями, иллюстрирующими историю возрождения «Обилича» под руководством Аркана. Указав на его портрет, мой гид с гордостью произнес: «Наш отец». Премьер-министр Сербии Зоран Джинджич часто играл в футбол. Отчасти потому, что действительно любил эту игру, отчасти ради имиджа молодости и силы, который она создавала. Избранный в 2000 году Джинджич позиционировал себя как реформатора, намеренного устранить все негативные последствия правления Милошевича. Реализация программы приводила к неизбежному столкновению с организованной преступностью, бюрократией и связанными с мафией спецслужбами. Определенные слои населения ненавидели его за антиинфляционную политику и тесные отношения с европейскими и американскими лидерами, бомбившими Белград. В подобных обстоятельствах Джинджич нуждался в имидже а-ля Кеннеди.

В начале марта 2003 года Джинджич без предупреждения явился на стадион, чтобы принять участие в матче между чиновниками аппарата правительства и офицерами полиции. Озадаченные полицейские не знали, как им играть против премьер-министра. Следует ли поддаться ему или же, наоборот, играть с удвоенной силой, чтобы потом можно было похвастаться победой над самым могущественным сербом? Должно быть, в конце концов, они решили играть с ним точно так же, как и с любым другим соперником. В ходе матча Джинджич повредил ахиллово сухожилие. После этого он в течение нескольких недель передвигался на костылях. 12 марта в обеденный перерыв он вышел из машины и медленно двинулся к зданию правительства. Человек в одежде рабочего административно-хозяйственной службы направил на него пистолет «геклер-кох G3». Пуля попала в сердце.

Убийство Джинджича всколыхнуло всю страну. Возмущенные и потрясенные сербы осознали наконец важность его планов по искоренению организованной преступности. Полиция хватала всех, до кого могла дотянуться. Спустя пять дней после начала чистки дошла очередь и до Чеки. Ее арестовали за то, что она встречалась с людьми, подозревавшимися в убийстве премьер-министра.

Под дворцом Чеки полицейские обнаружили потайной бункер. Потребовалось несколько часов, чтобы проникнуть внутрь. В бункере находился целый склад оружия, боеприпасов, глушителей и лазерных прицелов, вроде тех, что я видел в офисе. Чеку месяц продержали в одиночной камере. Тем временем проверили ее финансовую деятельность, в особенности связанную с «Обиличем», и выявили многочисленные нарушения. Продавая игроков, Чека якобы помещала вырученные деньги на свои личные счета на Кипре и в Венгрии.

До сих пор в Сербии не занимались всерьез этой проблемой. Никто по большому счету не подверг сомнению идеологию сербского национализма, идею нравственного превосходства сербов над соседями и их вечной жертвенности. Убийство Джинджича было преподнесено ими как еще один пример несправедливости истории. И конечно, «Ультраплохие мальчики» «Црвены звезды» остаются ультраплохими. Тем не менее налицо определенные проявления недовольства национальной культурой бандитизма.

Чека приложила немало усилий, чтобы склонить общественное мнение на свою сторону. Голодовка с требованием освобождения закончилась вскоре после того, как началась.

Когда друзья организовали митинг по случаю ее тридцатилетия, собрались всего 1500 человек – ничтожно мало по сравнению со 100000 на ее последнем концерте на стадионе «Црвены звезды». В результате, после того как она провела за решеткой четыре месяца, суд признал ее заключение неконституционным. Однако впервые в Сербии зло сбросило с себя личину банальности и обнажило свою сущность.

Глава 2 Как футбол объясняет порнографию религиозных распрей

I

Они горланят песни о нашей погибели. Мы по колено в крови фениев[1]. Их 44000, и почти все они – протестантские болельщики футбольного клуба «Глазго Рэйнджерс». На своем домашнем стадионе «Айброкс-Парк» они могут петь все, что им заблагорассудится. Ненавидишь проклятых фениев – хлопай в ладоши. Мы, 7000 болельщиков традиционно католического футбольного клуба «Селтик» из Глазго, сидим в гостевом секторе стадиона, за воротами. Сдавайтесь или умрете. Хотя камеры наблюдения отслеживают каждое движение на трибунах, кажется, что шеренга полисменов в желтых плащах – единственное препятствие на пути воинственных болельщиков команды хозяев. С ружьем или пистолетом в руках.

За полчаса до начала игры болельщики «Глазго Рэйнджерс» предприняли попытку с улицы проникнуть в сектор гостей. Когда путь им преградила конная полиция, они вскинули руки в приветствии и запели гимн империи «Правь, Британия». Само собой разумеется, они не сомневаются, что Британия должна править ирландскими католиками, кельтами. По сравнению с остальными жестами и песнями это уже не кажется оскорблением. Болельщики «Глазго Рэйнджерс» носят оранжевые майки и размахивают оранжевыми знаменами в память о свергнувшем в 1688 году католическую монархию Вильгельме Оранском, или короле Билли, как они его называют. Современные наследники короля Билли также в большой чести. Панегирики в адрес Добровольческих сил Ольстера и Ассоциации обороны Ольстера вытканы на шарфах и запечатлены в песнях. Когда болельщики «Глазго Рэйнджерс» поют «Hello, hello, we are the Billy Boys»[2], они отождествляют себя с бандой, преследовавшей католиков Глазго в период между двумя мировыми войнами. В 1920-х годах «The Billy Boys» («Ребята Билли») создали местное отделение ку-клукс-клана.

Встречи «Рэйнджерс» и «Селтика» всегда отличаются особой ожесточенностью и чрезвычайно взрывоопасны. Их соперничество породило множество легенд: болельщиков вражеского клуба не берут на работу; фанатов в футболках цветов своей команды, оказавшихся на территории противника, убивают. Это не просто вражда неуживчивых соседей. Это нескончаемая борьба между католиками и протестантами.

Последствия дерби «Селтик» – «Рэйнджерс» говорят сами за себя. По сведениям группы активистов, ведущих наблюдение за религиозными группами в Глазго, в дни матчей число поступлений в отделения «Скорой помощи» в девять раз превышает средний показатель. За последние семь лет восемь насильственных смертей имели самое непосредственное отношение к этим встречам. Так, в мае 1999 года спустя два с половиной часа после очередного матча в полицейском журнале были зарегистрированы следующие преступления, совершенные болельщиками «Рэйнджерс»:

Карл Макграорти, 20 лет, ранен в грудь стрелой из арбалета на выходе из паба «Селтик».

Лайэм Суини, 25 лет, в зеленой майке (цвет «Селтика»), избит четырьмя хулиганами в китайском ресторане.

Томас Макфадден, 16 лет, ножевые ранения в грудь, живот и пах. Погиб после просмотра матча по телевизору в ирландском пабе.

Напряженность на стадионе нарастала. Сквозь полицейское оцепление яростно прорывался прыщавый рыжеволосый юнец в оранжевой футболке, размахивавший британским флагом.

Он прямо исходил желчью. Когда он выкрикнул: «Мы по колено в крови фениев», я уже не сомневался, что он не шутит. Ему подпевал стоявший рядом мужчина, должно быть, его отец. Все это происходит в Глазго, который подарил миру Адама Смита, Фрэнсиса Хатчесона и многих видных представителей северного крыла британского Просвещения. Чарлз Ренни Макинтош создал неповторимый архитектурный облик города. Даже когда на Глазго обрушились невзгоды постиндустриальной эпохи, он не проникся реакционным духом. Его политические предпочтения определяли либералы-яппи из лейбористской коалиции. Оказавшись на Бьюкенен-стрит с ее деловой суматохой, неизбежными Starbucks, процветающими торговцами-иммигрантами и впечатляющим модернистским концертным залом, действительно начинаешь верить, что стоишь на городском перекрестке, где, как предсказывает политолог Фрэнсис Фукуяма, кончается история.

По мнению большинства социологов, города, подобные Глазго, преодолели древний трайбализм. Так гласила теория модернизации, восходящая к Карлу Марксу и усовершенствованная в 1960-х годах академиками вроде Дэниела Белла. Правительство США опиралось на нее в своей внешней политике, а в 1990-х годах ее взяли на вооружение поборники глобализации. Согласно этой теории, развиваясь экономически, общество развивается политически – становится либеральным, терпимым, демократическим. Разумеется, проявления расизма неизбежны в среде рабочего класса и борьба с бедностью может оказаться трудной задачей, но для того и существуют структуры общественной безопасности. Теоретики глобализации подчеркивали, что бизнес, по всей вероятности, будет играть определенную роль в этом триумфе терпимости. Возникнет единая массовая развлекательная культура, телевизионные комедии и кинороманы свяжут расы и народы узами общих поп-стандартов. В результате бизнес повсеместно распространит мульти-культурализм.

Действительно, клубы «Селтик» и «Рэйнджерс» стремятся превратиться в международные капиталистические организации и развлекательные конгломераты. Их руководители понимают, что они должны перерасти вековое религиозное противостояние. Грэм Сунесс, менеджер «Рэйнджерс» в конце 1980 – начале 1990-х годов, сказал, что его клуб стоит перед выбором между «успехом и сектантством». В то время он полагал, что они выбрали первое. Как и руководство «Селтика», менеджеры «Рэйнджерс» делали все возможное, чтобы выйти за пределы сравнительно небольшого шотландского рынка.

Так, они рассылали каталоги одежды представителям шотландской и ирландской диаспор в Северной Америке и пытались перейти из шотландской высшей лиги в более крупную и богатую английскую лигу.

На поле капиталистические устремления более чем очевидны. Когда протестанты приветствуют забитый гол, их подбадривает капитан команды, длинноволосый итальянец Лоренцо Аморузо с внешностью фотомодели 1980-х годов. Размахивая руками, он призывает их петь антикатолические песни как можно громче. Ирония очевидна: Аморузо католик, как и большинство игроков «Рэйнджерс». С конца 1990-х годов в этой поддерживаемой протестантами команде почти столько же католиков, сколько и в «Селтике». Их игроки приезжают из Грузии, Аргентины, Германии, Швеции, Португалии и Голландии – лучшие из лучших. Спортивные результаты важнее религиозной чистоты.

Тем не менее, руководители «Рэйнджерс» не очень-то стараются обуздать религиозный фанатизм. Они продолжают распространять оранжевые футболки. Из репродукторов стадиона «Айброкс» звучат песни, провоцирующие болельщиков на антикатолические выходки. В кульминационный момент «Simply the Best» Тины Тернер сорокатысячная толпа скандирует: «Долбаный папа!» Менеджеры клубов поощряют межнациональную рознь и очень редко противодействуют ей, потому что она способствует бизнесу. Даже на глобальном рынке они находят сторонников, придающих значение этнической идентичности и жаждущих вступить в экзистенциальную борьбу за права своего племени. Если они перестанут скандировать экстремистские лозунги, клубы потеряют деньги. С самого начала соперничества «Селтик» и «Рэйнджерс» получили прозвище «Old Firm» («Старая фирма»): бытует мнение, будто они сговорились извлекать выгоду из взаимной вражды.

Теория модернизации объясняет подобную вражду множеством причин -конкуренцией за рабочие места, материальным неблагополучием и т.д. Но Глазго живет иначе. Дискриминация постепенно сходит на нет. Уровень безработицы в нынешнем Глазго не выше и не ниже, чем в остальной Британии. Вопреки логике истории город хранит традиции футбольного трайбализма, потому что извлекает из него некое порнографическое удовольствие.