Текст книги "Огонь и меч"

Автор книги: Фрэнк Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Эккерт подошел к двери, осторожно распахнул ее. Там стояла девушка, наполовину в тени, наполовину освещенная желтоватым светом из комнаты. Она промокла до нитки и была в грязи до колен.

– МЕНШАР забыл это на ХАЛЕРА,– сказала она мягко. Вручив землянину-трубку и промокший кисет с табаком, она немедленно скрылась в дождь. Он прислушался к звуку ее шагов по мягкой грязи, потом закрыл дверь.

– Мы, вероятно, стояли лицом к лицу с опасностью как из-за нашего собственного воображения, так и от чего-либо другого,– угрюмо сказал он.– Скажите мне, вы бы сперва выстрелили или подождали бы, пока с уверенностью не выяснили бы кто она и чего хочет, когда она впервые пошла за нами?

– Не знаю,– уныло сказал Темплин.

– Тогда я предоставлю вашему воображению ситуацию, в которой мы бы находились сейчас, если бы поддались вашему порыву.

– Мы не слишком много выяснили, не так ли? – вопрошал Темплин несколькими днями позже.

– Да,– уступил Эккерт.– Не много.– Он просматривал толстую стопку карточек на столе. Статистические результаты были не только интересны, но и в некотором роде феноменальны. За три года, или около того, которые Пендлитон провел на Танпеше, он встретился или успел познакомиться приблизительно с семьюстами туземцами. Подавляющее большинство встреч, конечно, были чисто случайными и ничего не значили. Хотя почти сотня аборигенов расширила свои отношения с Пендлитоном в социальной или деловой сфере. Из этой сотни ни один – ни единый! – не согласился признать, что знает Пендлитона хорошо или что может считаться его другом.

Все, что они говорили, это то, что Пендлитон был здоров и с ним легко было иметь дело, а однажды теплой ночью он шокировал общину, выйдя из дома и выстрелив в себя.

– Как Ричард Кори,– вслух сказал Эккерт.

– Как кто? – переспросил Темплин.

– Ричард Кори. Персонаж в поэме автора двадцатого века Эдвина Арлингтона Робинсона. С виду у него было все, чтобы жить, но Ричард Кори одной холодной летней ночью вышел из дома и пустил себе пулю в голову.

– Я посмотрю ее на днях,– сказал Темплин. Он указал на стопку карточек.– На это потрачено много бумаги.

– Да,– с сомнением ответил Эккерт.– Если быть искренним, я надеялся, что мы узнаем отсюда много больше. Я никак не могу понять, почему мы не раскопали никого, кто согласился бы считать себя его другом.

– Как вы узнаете, говорят ли вам правду? О, на самом деле, как вы узнаете, что те, на кого мы. смотрим так долго, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знали Пендлитона?

Эккерт забарабанил пальцами по столу. "Вы изучаете различные человеческие культуры двадцать пять лет, и у вас есть хотя бы то преимущество, что вы можете определить – говорит человек правду или нет. А можете ли? Может быть, это всего лишь старческое самомнение? Годы сами по себе никогда не одаряют мудростью". Несмотря на личные причины, по которым Темплин мог думать, что танпешане лгут, остается несомненным фактом, что они очень легко могли бы это сделать. "И как же надо поступить, если так оно и есть?"

В дверь вежливо постучали.

– У нас еще один посетитель,– сказал Темплин саркастически.– Вероятно, он видел Пендлитона четыре года тому назад на ХАЛЕРА и хочет убедиться, что мы знаем об этом.

Танпешанин показался Эккерту знакомым. Что-то такое в его манерах...

– Я встретил вас в день вашей посадки,– начал абориген, и Эккерт вспомнил. Яфонг, их провожатый, указавший им дом.

– Ты знал Пендлитона? Яфонг кивнул: – Я и сосед ткач приглядывали, за его маленьким заведением, когда он покинул нас. Эккерт вспомнил не

большую контору на площади с куском ткани над окном и маленькой глиняной табличкой на подоконнике с выдавленными буквами, извещавшими:

ДОНАЛЬД ПЕНДЛИТОН. СЛУЖБА АТТАШЕ.

– Почему ты не сказал нам об этом раньше?

– Я не знал, какого рода сведения вам нужны. "Мы не спрашивали его,– подумал Эккерт,– а добровольно он информацию не дал. Вежливо, если не сказать больше".

– Сколько времени ты знал его?

– С тех пор, как он прилетел. Я был назначен к нему.

– Что ты имеешь в виду – назначен к нему?

– Попытаться выучить его язык и научить его своему. Эк керт почувствовал, как его интерес растет. Яфонг, таким образом, должен был очень хорошо знать Пендлитона. – Были у него враги, о которых ты знал? – Враги? – Яфонг, казалось, не понял значения этого слова, и Эккерт ему объяснил.– Нет, у него не было никаких врагов.

Конечно, на Танпеше он не мог иметь никого подобного. Темплин наклонился вперед, напрягшись: – Если у него не было врагов, почему он не имел друзей? Ты, например, знал его дольше и лучше всех остальных. Почему же ты не стал его другом?

Яфонг выглядел таким несчастным, будто его силой заставляли сказать нечто, чего ему очень не хотелось произносить.

– Пендлитон был КАВА. Я не могу объяснить это. Трудное понятие. Вы не поймете..

Эккерт понял, что скатывается к опасности задать Яфонгу слишком много вопросов и тем самым помешать ему или сделать его речь невнятной. Но ничего нельзя было изменить. Пока что они не достигли совершенно никакого прогресса, а время стремительно утекало прочь.

Эккерт попытался деликатно перейти к новой теме.

– Знал ли Пендлитон кого-нибудь из женщин вашей расы?

– Некоторых женщин он знал так же, как и мужчин. Ответ не дал Эккерту того, что он хотел бы знать. . – Была у него любовь с какой-нибудь из женщин? – Поставленный таким образом вопрос прозвучал грубо, но трудно было придумать другой способ это узнать.

Яфонг взглянул на него, не веря собственным ушам, как будто Эккерт спросил, не было ли у Пендлитона двух голов.

– Это совершенно невозможно. Ни одна из наших женщин не полюбила бы – не смогла бы полюбить – МЕНШАРА Пендлитона.

"Одна линия расследования лопнула с треском,– подумал Эккерт.– Но Пендлитон был не из тех, кто позволяет сердцу вышибить себя из колеи, в любом случае".

– Почему бы и нет? – резко прервал их Темплин.– Он был недурен собою и был бы хорошим мужем.

Яфонг дипломатично повернулся лицом к Темплину: – Я говорил вам уже один раз – Пендлитон был КАВА. Это было совершенно невозможно.

Ответ на вопрос, что случилось с Пендлитоном, вероятно, крылся в неспособности Яфонга объяснить свои термины, предположил Эккерт. Можно было подойти так близко, что определения станут смутными и бесполезными.

– Сегодня ночью мы должны исключить некоторые версии,сказал Эккерт.

Он взял маленький ящик из своей груды багажа и открыл его. Внутри была маленькая, на батареях, коробка со шкалами различных устройств на передней панели, обычными электродами и выпуклыми нервными зондами с боков и сверху.

Темплин смотрел на него с изумлением.

– Пользоваться этим может быть опасно, не правда ли?

– Может быть опасно не воспользоваться этим. Время становится важным фактором, и мы должны добиться хоть каких-нибудь результатов. У нас есть граница безопасности, в пределах которой мы можем стереть память об этой процедуре, но сама она остается рискованной.

– На ком мы будем ее проводить?

– Поскольку-постольку мы собираемся ее использовать вообще,– угрюмо сказал Эккерт,– мы можем с тем же успехом начать с высших.

Когда они готовились к полету, расследование казалось Эккерту совсем простым делом. Были только две возможности или Пендлитон совершил самоубийство или был убит. Зная записи Пендлитона, первую версию можно было отвергнуть. Несколько недель на Танпеше убедили его, что вторая версия тоже должна быть отброшена. Либо одна, либо другая должна быть исключена. Вторую исключить было легче.

Были и другие причины, столь же убедительные. Темплин был все еще уверен, что Пендлитона убили, а Темплин был человек эмоциональный, с доступом к мощному оружию. Вопрос был не в том, что он может сделать на самом деле, а в том, когда он сорвется.

Ночь, кажется, снова собралась быть дождливой., Было холоднее, чем обычно, и темные тучи скользили по звездному небу. Эккерт и Темплин стояли в тени дома, высматривая тропинку потемнее для какого-нибудь случайного прохожего. Эккерт выглянул под дождем со своего наблюдательного поста: несколько минут, и Найова выйдет на вечернюю прогулку.

Только Эккерт начал страстно мечтать о своей постели и домашнем тепле, как дверь открылась, и Найова появился в ее проеме. Эккерт задержал дыхание, когда старейшина почему-то задержался у двери, возможно, привыкая к ночному воздуху, а потом медленно выдохнул, когда Найова пошел вниз по тропинке.

Они подошли к нему с разных сторон.

– МЕНШАРЫ с Земли? – спросил он без испуга.– Есть что-нибудь, чего вы хотите?

– Нам хотелось бы, чтобы вы ненадолго пошли с нами в наше жилище,– начал Эккерт.

Найова был ошеломлен: – Я не понял. Нельзя ли сделать это завтра?

– Боюсь, что надо сделать это сегодня. Найова явно был не совсем уверен в том, что ему угрожают. – Нет, я... Эккерт подхватил его раньше, чем тот коснулся грунта. Темплин вынул пыж из приклада игольного ружья, поднял правителя на ноги, и они скрылись в кустах, окаймлявших тропинку.

Им надо было ужами проскользнуть назад, к своему дому, понимал Эккерт, надеясь только на то, что никто не видел, как они тащили потерявшего сознание аборигена. Он даже рассмеялся про себя, правда, несколько угрюмо. Темплин дожидался действий в духе "плаща и кинжала". Похоже, будто он, в конце концов, в этом деле собирался получить не только свою долю.

Вернувшись в дом, Эккерт приладил электроды и маленькие нервные тестеры к телу Найовы, который пришел в себя.

– Извините,– вежливо сказал Эккерт,– но мы сочли это необходимым. Вы понимаете, что мы должны разобраться во всем, в чем можем, в деле Пендлитона. У нас нет выбора.

Эккерт обнаружил, что смотреть в глаза правителю ему трудно, даже сознавая, что это – его долг и вождю не повредит.

– Но я помогал вам всеми возможными способами,– запротестовал Найова.-Я рассказал все, что мы знаем.

– Это верно,– тупо сказал Темплин,– а сейчас мы собираемся задать вам несколько вопросов.

Найова секунду выглядел озадаченным, а затем покраснел, когда понял. Темплин повернулся к шкалам на квадратном ящике. – Нам хотелось бы знать,– вежливо сказал Эккерт,– где вы были две недели назад ночью в это же время. Найова удивился:

– Вы же знаете, что я был на ХАЛЕРА, церемонии совершеннолетия. Вы были со мной в качестве моих гостей. Вы должны твердо знатьг что я там был.

Эккерт взглянул на Темплина, который коротко кивнул. Это был стандартный вопрос для проверки аппаратуры.

– Были на Танпеше у Пендлитона какие-нибудь враги? Найова молча мотнул головой. – По самым достоверным сведениям МЕНШАР Пендлитон не имел здесь никаких врагов. Он не мог иметь ни одного. Лицо Темплина показало разочарование. – Кто здесь был его другом? – У него не было друзей. Темплин сердито посмотрел на него, но ничего не сказал. Эккерт нахмурился: тот же самый ответ – у него не было ни врагов, ни друзей.

– Можете ли вы сказать, нравилось ли ему тут?

– Я не могу сказать.– Дрожь.– Я не могу объяснить, а вы не способны понять.

– Кто-нибудь убивал Пендлитона? Эккер услышал, как Темплин задержал дыхание.

– Нет.

– Спроси его еще раз,– сказал Темплин.

– Кто-нибудь убил Пендлитона?

– Нет.

– Пендлитон убил себя сам? На лице Найовы выразилось отвращение. – Да. – Почему? – Я не знаю. Темплин сделал знак Эккерту заняться прибором. – Позволь мне спросить его,– сказал он утвердительным тоном. Потом обошел туземца и посмотрел ему прямо в лицо.

– Почему ваш народ убил Пендлитона?

– Мы не убивали его. У нас не было причин желать ему зла.

– Вы ожидали, что мы поверим, будто он убил себя? Мы слишком хорошо его знаем для этого.

– Я думаю, этого достаточно,– холодно сказал Эккерт.

Темплин закусил губу, когда Эккерт дотронулся до другого верньера устройства. Найова внезапно вздрогнул, озадаченно посмотрел и осел в кресле. Эккерт снял с него электроды.

– Помогите мне отнести его обратно, если хотите, Рэй.

Они отнесли Найову к его дому и подождали, пока он не начал приходить в себя, после чего оставили его одного.

– Почему вы не использовали "сыворотку правды"?

– Возможна аллергия или реакция свертывания крови. Мы недостаточно знаем этот народ, чтобы рисковать. Они гумано иды, но не люди.

– Как вы думаете, они способны обмануть машину? Эккерт не ответил. – Все верно, я знаю, что нет,– неохотно сказал Темплин.– Он все время говорил правду, не так ли? Эккерт кивнул: – Я никогда не допускал, что он лжет. Он выглядит нетипично; их культура не приспособлена ко лжи.

Они немного помолчали, спокойно бродя по тропинкам среди домов с запертыми ставнями, казавшихся от этого нежилыми.

– Я рад,– тихо сказал Темплин.– Это превышает мое понимание. Трудно предположить, что здесь кто-нибудь мог бы... умышленно совершить убийство.

Реакции Темплина будут теперь заслуживать особого внимания Эккерта. Теперь реакции не будут подавляться убеждением, что туземцы убили его лучшего друга. Какие реакции и эмоции он будет демонстрировать – Эккерт в точности не был уверен, так же, как и в том, что психология Темплина, столь схожая с психологией Пендлитона, поможет ему решить проблему.

Они исключили одну версию, но еще осталась та, с которой они начали.

"Почему Пендлитон избрал короткий путь?" Эккерт медленно

открыл дверь. Темплин еще спал, солнечные лучи лежали полосами поперек его смуглой обнаженной спины. На бедрах у него бьиа полоса белой ткани, закрученная на талии подобно тому, как носили аборигены. Сейчас она была спутана, и узел начал распускаться.

Темплин выглядел намного здоровее, чем после высадки на эту планету. Более мирный, более довольный. Кажется, он прибавил фунтов десять и сбросил лет пять за последние шесть месяцев.

А сейчас каникулы кончились. Пора возвращаться.

– Рэй,– мягко позвал Эккерт. Темплин не пошевелился, про

должая мягко и очень правильно дышать. Эккерт нашел книгу и с шумом уронил ее на пол. Темплин проснулся, но даже не пошевельнулся.

– Чего ты хочешь, Тед?

– Как ты узнал, что это я? Темплин кашлянул, как будто

хотел засмеяться: – Никаких загадок. Кто это еще мог бы быть? Не один танпешанин не будет столь груб, чтобы будить другого, если тот вздремнул, так что это можешь быть только ты.

– Знаешь, что бы ты сделал, если бы кто-нибудь разбудил тебя подобным образом пять месяцев назад? Темплин попытался кивнуть, но этому мешала кровать. – Мне хотелось бы вскинуть свое атомное ружье и заткнуть ему рот. Эккерт пошел туда, где они хранили свой багаж, и начал оттаскивать ящики от стены.

– Ну, а у меня для тебя хорошие новости. Лайнер уже сел, чтобы забрать нас. Они проходят через этот сектор и получили приказ от Службы остановиться здесь. Грузооператоры будут через несколько минут, чтобы помочь перенести наши пожитки.

– Тед... Эккерт остановился. – Да? – Я не возвращаюсь.

– Почему? – лицо Эккерта выражало почти клиническую заинтересованность.

– А зачем? Мне нравится здесь. Я хочу прожить здесь остаток

своей жизни. Багаж рухнул на пол. – Я не уверен, что тебе это понравится, Рэй. Во всяком случае, спустя какое-то время. Все твои друзья там, на Земле. Каждый, кто тебя знает, там. Здесь новизна чего-то чужого, непохожего на привычное. Я чувствовал это много раз в различных культурах и различных обществах. Скоро ты изменишь свое мнение.

– Это не причина, Тед. Зачем я должен возвращаться в мир, где большинство людей несчастны какое-то время, а некоторые постоянно? Насколько я могу судить, Танпеш теперь мой дом, и я не намерен покидать его.

Эккерт был потрясен. Было похоже, что прямо на его глазах происходит событие исторической важности.

– Ты уверен, что тебе понравится прожить здесь всю оставшуюся жизнь? Есть у тебя друзья, чтобы занять место в этом доме?

– Это потребует времени – приобретение знакомств, а еще больше времени уйдет на завоевание дружбы,– защищаясь, сказал Темплин.

– Ты не можешь оставить службу,– заявил Эккерт.– У тебя остается твой долг.

Темплин рассмеялся в подушку: – Не сработает, Тед. Долг – просто модное слово, шовинистическая фраза. Они могут идти дальше и без меня – и ты это знаешь.

– Как насчет Пендлитона, Рэй? Он умер здесь, при таинственных обстоятельствах, как тебе известно.

– Разве мое возвращение ему чем-нибудь поможет? Он не был убит, мы оба это знаем. И почему люди совершают самоубийство? По какой из нескольких тысяч возможных причин сделал это Пендлитон? Мы не знаем и никогда не узнаем. А если узнаем, что в этом хорошего?

Эккерт подумал, что Темплин очень сильно изменился за эти полгода. Слишком сильно.

– Что, если я скажу тебе, что знаю, почему Пендлитон убил себя? – спросил Эккерт.– И что ты сделал бы то же самое, если бы остался здесь?

– Не пытайся на этом играть, Тед. Это чистая психология.Ничего у тебя не получится.

Теперь фрагменты мозаики окончательно сложились в узор. Темплин должен вернуться, независимо от своих намерений и же– . ланий. Единственной трудностью было, что в глубине души Эккерт симпатизировал ему. Возможно, будь он моложе, имей меньший опыт...

– Так ты не хочешь вернуться с нами? Темплин закрыл глаза и перевернулся на спину. – Нет.

Наступила мертвая тишина. Темплин почувствовал аромат соснового леса и теплоту мягкого солнечного света, пронизывающего жалюзи. Где-то вдали был слабо слышен гомон играющих детей, но внутри было тихо. Слишком тихо.

Темплин открыл глаза, внезапно почувствовав тревогу:Тед! Не надо!

Он получил весь заряд газа прямо в лицо и свалился на кровать без сознания.

Эккерт открыл люк в наблюдательную кабину так тихо, как только смог. Темплин сидел на одном из пневматических кресел, печально и пристально глядя на маленькую желтую звезду в черном небе. Он не посмотрел вверх.

– Это я, Рэй,– сказал Эккерт. Темплин не пошевелился. – Я

полагаю, что должен принести тебе извинения,– начал Эккерт,– но я вынужден был усыпить тебя, чтобы заставить вернуться. Ты не должен был остаться, иначе с тобой бы случилось то же, что и с Доном Пендлитоном.

– Вы в этом уверены? – горько спросил Темплин.

– Разумный вопрос. Ты очень похож на Пендлитона, знаешь ли. В самом деле. Именно поэтому тебя выбрали для этого полета – не столько из-за того, что ты знал его, сколько из-за того, что психологически ты во многом подобен ему. Мы думали, что изучая твои ответные реакции на здешнюю ситуацию, мы получим1 картину того, что должно было произойти с Пендлитоном.

Темплин не хотел говорить об этом, понял Эккерт, но ему необходимо было все объяснить.

– Хочешь знать, почему Пендлитон убил себя? Темплин равнодушно пожал плечами.

– Я думаю, мы должны обсудить это прямо сейчас,– продолжал Эккерт.– Любая раса, которая так счастлива своим образом жизни, что не выказывает интереса к чужестранцам, доказывает, что счастливыми ее делают сам способ ее существования, имущество, которым она владеет. Танпеш – то, что может случиться только раз на тысячу цивилизаций, а может быть и еще реже, Рэй.

Окружающая среда – совершенна, таков же и народ, или, по крайней мере, он так близок к совершенству, насколько это вообще возможно. Разумные люди, которые поддерживают свою технологию точно на таком уровне, сколько им нужно для жизни, и живут просто сами собой и друг другом.

Игра природы, возможно. Никаких преступлений, никаких болезней, никаких неврозов. Совершенный образец культуры. Танпеш – рай. Ты не хочешь покидать его, не хочу и я, не хотел и Пендлинтон. Темплин повернулся к нему: – Так это был рай.

Было ли бы преступлением, если бы я остался там? Кому бы я повредил?

– Себе,– угрюмо сказал Эккерт.– Потому что танпешане никогда бы не приняли тебя. Мы слишком непохожи, Рэй. Слишком агрессивны, слишком напористы, слишком настойчивы. Мы – нет, мы несовершенны. Ты видел сам: неважно, как долго мы бы там пробыли, мы никогда не сможем быть достойны их. Мы живем в грубом обществе и носим его метки. Наша собственная среда обусловила наше существование, и измениться мы не можем. О, мы можем пытаться, но это выходит боком. По этой причине туземцы никогда не станут похожи на нас. Мы никогда не сможем принадлежать их миру. Их собственный образ культуры не позволит им принять нас.

Их образ культуры подобен огненному мечу, преграждающему вход в Эдем после изгнания людей, чтобы сохранить его святость. Если вы – извне, вы остаетесь снаружи и никогда не сможете войти.

Он помолчал минуту, дожидаясь хоть каких-нибудь слов Темплина. Тот молчал.

– У аборигенов есть слово для этого – КАВА. Это значит, я предполагаю, ЧУЖОЙ – не обязательно низший, просто чужой. По прошествии некоторого времени мы обязательно бы заметили это. Мы не привлекали внимания, кажется, они избегали нас. Для них это – естественная реакция, как я догадываюсь. Во всяком случае, должен предполагать.– Эккерт откашлялся: Видишь ли, все, что случилось с Пендлитоном,-продолжал он неловко,– то, что он влюбился в рай, но рай не хотел иметь с ним ничего общего. Когда прошло три года, он узнал, что он отверженный в Эдеме. И он не мог покинуть его, вернуться домой и забыть. Он был выброшен на берег рая и видел впереди еще четыре года, которые должен был провести в нем, будучи парией. Пендлитон не смог этого вынести. И никто не смог бы.

Эккерт немного помолчал, думая о холодном, ароматном воздухе, теплом солнечном свете и счастливых детишках, играющих на травянистых тропинках.

– Я догадываюсь, что на тебя это совсем не произвело впечатления? – ядовито спросил Темплин.

Тень легла на лицо Эккерта.

– Тебе это лучше знать, Рэй. Как ты думаешь, смогу я когданибудь удовлетвориться собственной культурой?

– Что ты собираешься предпринять?

– Это опасно для человеческого существования, Рэй. Взгляни на это непредвзято – их культура уже убила двоих из нашего народа, и с такой жестокостью, как если бы Танпеш был заселен дикарями-людоедами. Вероятно, мы можем послать большую комиссию, попытаться изменить их.

Темплин вцепился в подлокотники кресла, его лицо стало беспокойно напряженным.

– И это случится в зависимости от рапорта, который ты составишь, так?

–Да.

– Тогда сделай что-нибудь в своем отчете, напиши, что климат там вреден для землян, придумай что-нибудь, только не позволяй изменить Танпеш!

Эккерт долгим и внимательным взглядом посмотрел на него.

– Хорошо, Рэй,– медленно произнес он.– Мы оставим рай в изоляции. Он будет внесен в карантинный список.

Эккерт повернулся и вышел. Позади него Темплин повернулся в своем кресле и невидящим взглядом уставился в крохотное желтое пятнышко, исчезающее в черноте космоса.