Текст книги "Крушение «Великого Океана»"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА LIV

Продолжение разговора о животных.

На следующий день, в воскресенье, как всегда, время посвятили молитве и чтению священного писания.

Пока Сигрев читал проповедь, Томми выскользнул из палатки, чтобы посмотреть на черепаховый суп, кипевший над костром. Но Юнона не доверяла ему и застала его как раз в ту минуту, когда он поднимал крышку котла. Его сильно разбранили, и он боялся, что ему не дадут вкусного супа, но так как он не провинился слишком сильно, его простили.

Вечером Уильям попросил отца рассказать еще о способности мышления у животных.

– Охотно, Уильям, – ответил Сигрев. – Это хороший и полезный разговор. Сначала мы рассмотрим различные умственные качества, которые были замечены у животных. Прежде всего, у них есть память, особенно память относительно местности и различных лиц, почти такая же твердая, как у нас. После многих лет разлуки собака узнает своего хозяина. Ручной слон, бежавший в лес и двенадцать лет живший на свободе, узнал своего прежнего погонщика. Собака, отведенная за сто миль от дома, находит дорогу к своему хозяину. Память попугая и какаду тоже замечательна. Доказательством памяти животных служат их сновидения. Ведь сновидения – не что иное, как смутные воспоминания о пережитом, а ведь ты часто слыхал, как Ромул и Рем во сне ворчат, лают и визжат.

– Правда, папа.

– Потом у них есть внимание. Заметь, как терпеливо, по целым часам, они стоят перед отверстием в полу, выжидая появление мыши. Паук целые месяцы подкарауливает муху. Впрочем, эта способность подмечается в каждом животном, которое преследует свою добычу. У них замечается также ассоциация идей, что, в сущности, и составляет мышление. Собака это доказывает: она позволяет джентльмену войти в дом, но бросается на нищего; когда ей поручают сторожить что-нибудь, она не обращает внимания на прохожих, но бросается на человека, который останавливается подле нее. Я знавал негрскую собаку, которая перескакивала через ограду усадьбы, слыша приближающиеся шаги. У слона ассоциация идей еще замечательнее, он понимает то, что ему говорят, лучше других животных; его способность мышления необыкновенна. Обещайте ему награду, и он будет изумительно работать; он также испытывает чувство стыда. В тяжелой индейской артиллерии слоны употреблялись для перевоза пушек. Один из них, особенно сильный и умный, с трудом старался протащить орудие через топкое болото.

«Уведите этого ленивца, – сказал распорядитель, – возьмите другого».

– Этот упрек до того поразил животное, что оно напрягло все свои силы, толкая пушку головой, и, наконец, так ударило орудие лбом, что разбило себе череп; слон упал мертвый. Ченс, слон, которому однажды приказали, как это делалось много раз, поднять хоботом маленькую монетку, заметил, что она откатилась к нижнему карнизу; он из-за своей загородки не мог дотянуться до нее. Ченс подумал, подождал, наконец втянул в хобот воздух и изо всей силы подул на карниз. Отраженный от стены воздух пододвинул к нему монетку, и он мог поднять ее.

– Это было очень умно, – заметил Уильям.

– Да, конечно, – ответил Сигрев.

– И животные сознают время. Я знал двух собачек, которые всегда выезжали со своей хозяйкой в будни, но когда она, по воскресеньям, отправлялась в той же карете в церковь, собачек, понятно, оставляла дома, и они знали воскресные дни. В будни, едва она надевала шляпу, они прыгали и радовались, а в воскресенье оставались спокойны и равнодушны. Лошадь я считаю одним из самых благородных животных в мире. Газетчик ежедневно развозил газеты на своей лошадке, и она останавливалась у дверей тех домов, в которые он доставлял газеты. Но вот случилось, что два лица, жившие в различных домах, стали вместе получать одну еженедельную газету и решили, что одну неделю новый номер читает один, а другую – другой; очень скоро лошадь привыкла к этому порядку и одну неделю останавливались перед одним домом, а другую – перед другим, и никогда не ошибалась.

– Это изумительно, – заметил Уильям.

– Животные тоже способны учиться разным вещам, – заметил Сигрев, – а это доказывает их способность мыслить.

– Но, папа, мне хочется узнать, где кончается инстинкт и начинается разум?

– Я только что хотел поговорить об этом, Уиль. Когда животные следуют своему инстинкту, добывая себе пищу, выводя детенышей и принимая предосторожности от опасности, они действуют по известным правилам, которых никогда не изменяют, от которых никогда нисколько не отступают. Но при некоторых обстоятельствах инстинкт не может служить им помощью; тогда на помощь является способность мыслить. Возьмем в пример пчелу. Существует большая ночная бабочка – бражник-мертвая голова, которая поедает мед. Иногда она пытается пробраться в улей через леток. Тогда пчелы бросаются на нее и убивают ее своими жалами, но ее тело слишком крупно, и пчелы не могут вытолкнуть его через леток обратно, как они это делают с другими убитыми насекомыми. Как же они поступают с телом убитого врага, чтобы избежать зловония от его разложения? Они совершенно окутывают его густым слоем воска.

– А разве инстинкт не мог бы им подсказать этого поступка?

– Если бы это случилось с дикими пчелами, такое предположение было бы вполне допустимо, но ведь дикие пчелы живут в дуплах деревьев, и отверстие, через которое они проходят к своим сотам, всегда бывает так мало, что едва пропускает тело пчелы, так что ни одно более крупное насекомое не в состоянии проникнуть в него. А в наших ульях летки делаются значительно шире, и пчелам приходится иметь дело с совершенно новыми обстоятельствами.

– Да, папа, я понимаю.

– Вот еще пример: один ручной слон в Индии упал в глубокую яму. Вытащить его было немыслимо; следовательно, ему предстояла гибель; однако, его погонщик, зная сообразительность животного, связал несколько больших охапок хвороста и бросил их к слону. Слон отлично понял, что ему осталось сделать. Он положил эти связки одна на другую и ступил на них. Так ему удалось выбраться из ямы. Ты видишь, что это было совершенно непредвиденное для него обстоятельство.

– Как умны животные, папа, – сказал Уильям. – Даже многие люди не знали бы, что делать с этим валежником.

– Да, друг мой, но надо надеяться, что немногие. Господь дал человеку больше разума, чем всем другим созданиям.

ГЛАВА LV

Переноска запасов. – Последний рейс к первому месту стоянки. – В гавани. – Томми.

Утром, в понедельник, Уильям и Риди снова отправились в шлюпке к первому стану. Было решено, что они не вернутся до вечера субботы, но они обещали ежедневно присылать с овчаркой вести.

Всю неделю они усиленно работали и к субботе окончили свое дело; осталось только переправить некоторые доски и жерди, служившие материалом для «Великого Океана». Однако доставленные в бухту вещи еще не были перенесены в амбар; на это не хватило времени.

В субботу утром они вели на буксире несколько бревен; много планок и перекладин лежало в лодке. Это был тяжелый груз, и, несмотря на хороший ветер, шлюпка подвигалась медленно.

– Мы хорошо поработали за эту неделю, – заметил Риди, – и хорошо, что мы окончили: наша шлюпка совсем расшаталась; мне нужно улучить время заклепать ее и вообще починить.

– Она теперь не будет работать слишком много, Риди, – сказал мальчик, – пока мы не вернемся в старый дом, нам предстоит только отправляться за рыбой недалеко от маленькой гавани.

– Правда, мастер Уильям, но она сильно течет и, во всяком случае, при первой же возможности, я хорошенько осмотрю ее. Для такой маленькой лодочки она сильно поработала.

– Почему, Риди, вы всегда так нежно говорите о шлюпках, шкунах и других судах?

– Я думаю, мастер Уильям, потому что каждый моряк любит свое судно. Мы часто говорим, что судно заменяет нам жену; оно кажется почти живым существом; плавает, как утка; стоя на месте, покачивается с боку на бок, как ленивое создание, но поставьте на него парус, и оно летит, как дельфин; принудите его бороться с бурей, оставив слишком много парусов, оно жалуется; когда ветер треплет его, оно стонет, как больной.

– Да, вы мне это хорошо объяснили, Риди, – ответил Уильям. – Но вот что: мне кажется, что в понедельник мы примемся за амбар, станем превращать его в наше будущее жилище. Да?

– Да, надо начать это дело поскорее, мастер Уильям, – ответил Риди. – Конечно, м-р Сигрев уже окончил изгородь кругом ямовой плантации. В таком случае, я думаю, ваша матушка не захочет остаться в палатках одна с детьми и с Юноной; значит, мы все снова поселимся в доме и останемся там до окончания переделок в амбаре. Впрочем, мне больше хотелось бы, чтобы до окончания наших работ, ваша мама жила в палатках.

– Вы боитесь появления дикарей, Риди.

– Да, боюсь.

– Но, Риди, ведь мы же увидим их приближение и все же, мне кажется, нам лучше быть всем вместе, даже если нам придется прятаться. Вдруг дикари разбредутся по всему острову и застанут мою мать, моих маленьких Томми и Каролину одних, беззащитных, а нам придется отступить от дома! Ведь это будет ужасно!

– Но, мастер Уильям, я рассчитывал на отступление к палаткам.

– Мы все можем бежать к ним, Риди, если только на нас не нападут ночью.

– Нужно принять все предосторожности, чтобы этого не случилось. Теперь ночи коротки; темнота стоит не дольше трех часов. Да, – прибавил Риди, подумав. – Может быть, вы правы; вдобавок ко всему, если ваша матушка, Юнона и дети будут с нами, негритянка окажет нам большую помощь, и наша работа пойдет скорее.

– Пусть мои родители решат этот вопрос.

– Хорошо, мастер Уильям. Но вот, наконец, и берег. Мы свалим бревна и доски на отмель и тотчас же отчалим; не то будет поздно.

Они, действительно, вернулись к лугу позже обыкновенного; м-р и миссис Сигрев, Томми и Каролина ждали их.

– Вы запоздали, – сказала Селина, – я беспокоилась, пока не увидала издали шлюпку.

– Да, мама, но мы не виноваты; нам пришлось переправлять очень тяжелый груз. Но теперь все окончено.

– О, как я рада, – сказала миссис Сигрев, – мне так тяжело, когда ты долго не возвращаешься.

– И я окончил свою задачу, – сказал Сигрев. – Сегодня утром канава и изгородь были готовы.

– Ну так, – заметил Риди, – нам нужно устроить новое совещание, но я думаю, оно не затянется надолго.

– Конечно, нет, – сказал Сигрев. – Знаете, моя жена не хочет оставаться здесь без всех нас, да и мне неприятно оставить ее, а потому, думаю, в понедельник мы все двинемся домой.

– Хорошо, сэр, – ответил Риди.

– Юнона, надеюсь, у тебя готов вкусный ужин? – сказал Уильям. – Я очень проголодался.

– Да, масса Уильям, жареная рыба; масса поймал ее сегодня, – ответила черная девушка.

– А я люблю суп из черепахи, – сказал Томми.

– Кажется, вы все любите, – проговорил Риди, – впрочем, кроме семян клещевины. Их то вы не будете больше пробовать?

– Нет, их не буду, а вот, когда бананы поспеют, их стану есть.

– Вы попробовали бы их и теперь, если бы могли до них добраться, – сказал Риди, – только раньше вам нужно еще немного подрасти.

– Я скоро буду большой.

– Надеюсь, из вас выйдет большой и хороший человек, – заметил старик. – Но теперь я должен помочь Юноне подать ужин.

ГЛАВА LVI

Воскресный отдых. – Решения.

Наступило утро воскресенья, дня отдыха. Все так много работали, что с наслаждением отдыхали. Днем было решено в понедельник приготовиться к возвращению в деревянный дом. Скот останется на пастбище; возьмут только одну козу, ради молока. Палаток тоже не снимут и в них сложат несколько кухонных принадлежностей на тот случай, чтобы, если Уильям и Риди отправятся за бананами, ямовыми корнями или с целью посмотреть на скот, они могли приготовить себе кушанье. Во вторник Риди и Уильям переправят в лодке постели и другие необходимые вещи, на что потребуется рейса два; м-р и миссис Сигрев с детьми и Юноной позавтракают рано и пройдут пешком через лес.

Когда все эти решения были приняты, маленькое общество окончило ужин. Уильям снова заговорил о животных. Не прошло и пяти минут, как мальчик задал новый вопрос.

– Папа, глупого человека всегда называют «ослом». Разве осел такое глупое животное?

– Нет, Уильям, напротив, очень умное, но упрямое и неуступчивое, и его называют глупым за эти черты. Обыкновенно говорят: «глуп как осел», «как свинья» или «как гусь». На них клевещут. Это умные создания, но очень упрямые. Впрочем, осел, которого мы встречаем в Англии, плохой образчик своего вида; английские ослики малы ростом и, благодаря дурному обращению и неподходящему для них корму, кажутся тупыми, скучными. Да и климат Англии слишком холоден для осла. На юге Франции, на побережье Средиземного моря – осел гораздо красивее; особенно же он хорош в жарком поясе; в Гвинее, под экватором, он красив, жив, боек. В древние времена в Азии, особенно в Палестине и Сирии, ослы пользовались доброй славой.

– А разве климат так сильно действует на животных? – спросил Уильям.

– Конечно, и не только на животных, но и на растения и на людей. Ласкар, или туземный мореплаватель Индии – на родине жив и бодр, но совсем меняется на севере. Тем не менее, многие животные способны переносить перемену климата и даже перемену пищи. Например, лошадь, которая произошла из Аравии, может жить во всех поясах. То же можно сказать о домашнем скоте: коровах, овцах, свиньях и т. д. Плотоядные животные – волк, лисица, медведь тоже живут в разных климатах, так же, как и многие грызуны, например зайцы, кролики. Большая часть животных по мере удаления от теплых стран приобретает густой покров из шерсти.

– Теперь еще одно замечание, Уильям; животные отлично приспособлены к тем условиям, в которых им приходится жить. Возьмем для примера верблюда, который живет в пустынях Африки и Азии. Его называют «кораблем пустыни», потому что пустыня – «море песка». Его ноги так устроены, что он без труда шагает по песку; он питается самыми грубыми растениями и солончаковыми травами; в его желудке находится влага, и потому он может очень долго оставаться без питья. И благодаря этому верблюд сделался великим благодетелем для жителя пустыни. Да, милосердие Господа неисчерпаемо, Уильям.

ГЛАВА LVII

Возвращение к дому. – Начало укрепления. – Часовые.

Следующее утро было тревожно и хлопотливо. Укладывались, приготовлялись к новому переселению. Юнону звали то туда, то сюда; ей приходилось отвечать на вопросы Каролины, смотреть за кипевшим котлом и т. д. Мастер Томми, по обыкновению, всем попадался под ноги и, желая оказать помощь, несравненно больше мешал, чем приносил пользы; тем не менее у него были хорошие, добрые намерения, и никто его не бранил.

Желая от него отделаться, Риди послал малыша к берегу с большим узлом. Томми вскинул ношу на плечи и с очень важным видом двинулся в путь; но когда он пришел обратно с сильно покрасневшим от усилия лицом, и Риди попросил его отнести на берег еще один тючок, мальчик ответил, что он очень устал, уселся и до самого завтрака не сходил с места.

После завтрака миссис Сигрев и Юнона сложили всю посуду в корзину, и, наконец, м-р и миссис Сигрев, Юнона, дети и собаки двинулись через кокосовый лес. Маленький Альберт отлично шел, и Юнона только по временам брала его на руки, чтобы он отдохнул. Каролина шла рядом с отцом и матерью, а независимый Томми не держался подле кого-нибудь одного.

Не теряя времени, Уильям и Риди снесли в шлюпочку кухонную утварь, столы, стулья и тому подобные вещи. Потом привели вниз козу, поместили ее в лодку и отчалили. Шлюпка пришла к отмели задолго до появления пешеходов.

Старик и мальчик выгрузили привезенное на песок, и пустились во второй рейс, за постелями. К трем часам пополудни они снова были на отмели и скоро узнали, что остальные пришли к дому за час до них. Сигрев с Юноной переносили на берег вещи, выгруженные на песок.

– Я думаю, мастер Уильям, – заметил Риди, – теперь наши плавания прекратятся; тем лучше. Необходимо при первом же удобном случае починить нашу бедную лодочку.

– Да, Риди, – ответил мальчик, – она послужила нам верой и правдой. Знаете ли, мне все кажется, что мы вернулись домой. Право, я никак не ожидал, что буду считать «домом» какую бы то ни было часть этого острова. Я так рад, что мы вернулись от палаток. Смотрите, Риди, голуби в горохе. Их стало много, около двадцати. В будущем году у нас будут паштеты из голубей.

– Если мы доживем и будем здоровы, – ответил Риди, пристально вглядываясь в широкую даль.

К ночи все вещи были на местах, и дом казался таким же удобным, как и до переселения на южный берег. Усталые люди рано легли спать, предварительно решив, какие работы им следует предпринять утром. Миссис Сигрев обещала заняться кухней и присматривать за детьми, предоставляя Юноне работать с мужчинами.

Утром, на рассвете, Уильям и Риди прошли к черепашьему садку и поймали острогой черепаху. Разрезав ее и положив часть черепашьего мяса в котел, словом, приготовив все для миссис Сигрев, они тотчас же отправились к амбару.

Риди переговорил с Сигревом и наметил квадратное пространство. Предполагалось, что растущие пальмы послужат столбами, к которым приколотят стоймя бревна из срубленных пальм так, чтобы образовалась стена высотой в четырнадцать – пятнадцать футов. Через такой палисад никто не мог бы перелезть; он должен был защищать от возможного нападения дикарей.

Ряды деревьев отметили. Топоры заработали, срубая все пальмы за этой чертой, чтобы у работников было место для их дела. Теперь все радовались, что у них оказалось столько крупных гвоздей, в противном случае они не могли бы хорошо устроить палисад. Сигрев рубил пальмы; Уильям и Юнона распиливали их на бревна надлежащей длины и потом перетаскивали к Риди. Тогда они унесли прочь верхушки деревьев и сложили на некотором расстоянии от амбара, намереваясь превратить их в топливо. Сигрев помогал Риди в устройстве палисада. В этот день они усердно поработали и вернулись в дом, с удовольствием думая о ночном отдыхе. Однако Риди улучил минуту поговорить с Уильямом.

– Я думаю, сэр, – сказал старик, – что раз мы вернулись сюда, нам нужно учредить, так сказать, ночные караулы на случай нападения. Я не лягу спать, пока совсем не стемнеет, то есть до девяти часов. И буду смотреть в открытое море. Видите, сэр, хотя вряд ли можно бояться, что дикари ночью явятся сюда, но они могут пристать к берегу до темноты или ранним утром до рассвета, то есть между двумя-тремя часами пополуночи; если мы ничего не увидим, то, конечно, можем снова лечь, потому что в таком случае это будет значить, что еще много часов подряд они не пристанут к отмели. И следует наблюдать за ветром и состоянием погоды, стараясь заметить, дует ли для них попутный ветер; впрочем, такой ветер может начаться только в начале дождливого времени года. Но если будет дуть очень слабый ветерок, дикари, пожалуй, не обратят внимания на то, что он неблагоприятен для них. Я много думал об этом, мастер Уильям, и полагаю, что дикари или явятся сюда в начале периода дождей или совсем не явятся. Во всяком случае, мастер Уильям, нам нужно остерегаться, и мы должны всегда, даже теперь, держаться настороже. Я не хочу беспокоить моими опасениями вашего отца и миссис Сигрев, но вам говорю все, что я думаю, и предлагаю делать то, что мне кажется необходимым.

– Я согласен с вами, Риди, я поднимусь до начала рассвета и, едва рассветет, буду внимательно смотреть на море через подзорную трубу. Вы сторожите ночью, а я утром.

– Отлично, мастер Уильям. Я мог бы отбывать оба дежурства, однако, думаю, что, если вы будете подниматься рано утром, это останется для остальных незаметно. Ведь все привыкли, что я не ложусь ночью.

Поговорив, старик и мальчик разошлись, и с этих пор то Риди, то Уильям караулили.

ГЛАВА LVIII

Исчезновение Томми. – В лодке по воле волн. – Риди в воде. – Опасность. – Шлюпка тонет. – Риди и Томми спасены.

Устройство палисада продолжалось две недели. Но тут одно обстоятельство вызвало большое смятение.

Раз, когда работники возвращались обедать, миссис Сигрев с удивлением спросила их:

– А разве Томми не с вами?

– Нет, – ответил ей муж. – Он не приходил к нам; после завтрака он побежал с нами, но минут через десять ушел.

– Я, миссис, поручила мастеру Томми отнести домой листьев, – сказала Юнона, – и он тотчас же ушел.

– Боже мой! Где же он? – вскрикнула Селина.

– Я думаю, он собирает раковины на отмели, – ответил Риди, – или прошел к нашему «огороду-саду». Я пойду, посмотрю.

– Я пойду с вами, – вызвался Уильям.

– Вот он, о Боже, Боже! Я вижу его! – вскрикнула Юнона, указывая вдаль пальцем. – Вон он в лодке… И лодку несет в море…

Действительно, Томми сидел в лодке, которую волны уносили от берега. Она уже была среди волн, набегавших на рифы.

Уильям бежал, как ветер; Сигрев и Риди мало отставали от него. Селина и Юнона спешили позади. Миссис Сигрев была в полном отчаянии. И точно; нельзя было терять ни минуты; ветер дул от берега, и через несколько мгновений лодка могла очутиться в открытом море.

Добежав до отмели, Уильям сбросил шляпу, куртку, сапоги и побежал в воду. Но Риди кинулся вслед за мальчиком, поймал его за руку и сказал:

– Мастер Уильям, тотчас же назад. Я настаиваю… Вы не принесете пользы, так как хуже меня понимаете, что нужно делать, а я, все равно, поплыву; значит, незачем удваивать риск. М-р Сигрев, прикажите ему остаться; вас он послушается. Я этого требую.

– Уильям, – сказал Сигрев. – Сейчас же вернись. Я приказываю.

Уильям повиновался, а старый Риди был уже в воде; он доплыл до первых скал гряды и теперь пробирался между камнями, стремясь достигнуть шлюпки.

– Ах, отец; если этот чудный старик погибнет, я никогда, никогда не прощу себе… Мне даже кажется, что я напрасно послушался тебя… Ах, Боже! Одна, другая, третья… Акулы! Они близко! Он погиб… Смотри, он опять в глубине и плывет… Боже, спаси его! Боже, Боже, услышь меня!

Сигрев, к которому теперь подбежала Селина, с дрожью взглянула на акул и не теряла из вида ни одного движения Риди.

Если он благополучно проберется по глубокому протоку между рифами, ему не будет грозить опасность, потому что шлюпка теперь билась о камни с другой стороны гряды, а там было мелко.

Прошло мгновение напряженной тревоги. Вот Риди ухватился за скалы и выбрался на них.

– Он в безопасности? – беззвучно спросила Селина.

– Да, я думаю, – ответил Сигрев, видя что Риди остановился на подводном рифе, где вода доходила немного повыше его щиколоток.

Еще мгновение, и старик схватил борт шлюпки.

– Да, мы должны поблагодарить Господа, – ответил Сигрев. – Смотрите, какие чудовища, – прибавил он, указывая на акул. – До чего быстро они плавают. Они почуяли добычу. Хорошо, что они были здесь, а не в глубоком проливе, когда Риди плыл по нему.

– Да, слава Богу! – ответил мальчик. – Вот Риди отталкивает багром шлюпку в глубокую воду. О, теперь он спасен.

Однако, он ошибся. Лодка сильно ударилась о рифы, в ее дне образовалась пробоина, и, как только Риди вывел ее в глубину, она стала быстро наполняться водой.

Риди изо всех сил отталкивался багром. Он сорвал с себя шейный платок и постарался заткнуть им отверстие в дне. Это их спасло на время, но шлюпка наполнилась водой до скамеек, и малейшее неосторожное движение Риди, или хотя бы Томми могло опрокинуть ее. А им еще предстояло пройти через глубокое место между рифами и отмелью, где сновали акулы. Риди, заметивший опасность, крикнул стоявшим на берегу, чтобы они бросали в акул крупные валуны, отпугивая этим морских хищников. Сигрев и Уильям тотчас же принялись швырять камнями в акул. Миссис Сигрев и Юнона помогали им. Град падавших камней отогнал акул, они уплыли, и шлюпка остановилась у отмели. Лодка дотронулась до мели в то самое мгновение, когда вода дошла до ее краев. Старик передал Юноне Томми, который был до того перепуган, что не мог ни кричать, ни плакать и сидел бледный, как полотно, широко раскрыв глаза и рот.

Когда Риди вышел на землю, Уильям кинулся в его объятия с криком:

– Слава Богу, вы спасены, Риди!

М-р и миссис Сигрев крепко, сердечно пожали ему руки. Наконец, Селина, обессиленная волнением, опустила голову на плечо Уильяма и залилась слезами.

Юнона ласково улыбнулась старику, взяла Томми за руку и увела его, повторяя:

– Идемте, дурной, злой мальчик. Вот, когда кончу работу, вы получите розги.

Томми закричал и не замолк до возвращения в дом.

– Да, дело шло о жизни или смерти, – сказал Риди Уильяму, идя с мальчиком позади м-ра и миссис Сигрев. – Сколько бед может наделать беспечный ребенок! А все-таки к юным плечам не приставишь старой головы, и нужно простить мастера Томми.

– Он уже достаточно наказан страхом, – ответил Уильям, – ручаюсь, что он никогда больше не войдет в лодку один.

– Конечно, – ответил старик. – Но вы видели, мастер Уильям, что шлюпка чуть было не пошла ко дну? Мы спаслись только чудом. А как вы думаете, если бы до лодки доплыли вы, а не я, вам удалось бы довести ее до берега или нет?

– Нет, Риди, потому что мне и в голову не пришло бы заткнуть пробоину в дне галстуком, – ответил мальчик. – Да и управлять ею я не сумел бы так хорошо, как вы, и следовательно, я утонул бы, не доходя до мелкого места.

– Мастер Уильям, я старый моряк, а вы нет, потому не тщеславие заставляет меня говорить, что вы не могли бы так хорошо справиться со шлюпкой, как я; я говорю это только с целью доказать, что был прав, прося вашего отца приказать вам вернуться.

– Да, Риди. Но Томми мой брат, и я чувствовал, что мой, а не ваш долг подвергнуть опасности жизнь.

– Хорошее чувство, мастер Уиль; только у вас есть и другие обязанности, а именно – служить утешением и поддержкой ваших родителей. Ваша жизнь драгоценнее моей. Я стар, стою на краю могилы и один или два лишних года жизни играют для меня малую роль. Ваша жизнь важнее. Что было бы с вашим отцом и матерью, если бы вы на их глазах погибли страшной смертью. Они никогда больше не улыбнулись бы.

– Вы думаете, они меньше горевали бы, если бы таким образом погибли вы?

– Я думаю, сначала это было бы для них ужасно, но время заставило бы их забыть свою печаль. А если бы ваши родители потеряли двоих сыновей, и старшего, уже взрослого, им было бы тяжело выше меры. Но вот мы и дома; значит, ни слов больше об этом.

Вечером молитва прошла торжественнее обыкновенного. Истомленные страшными событиями дня, все рано легли спать.