Текст книги "История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I"

Автор книги: Фредерик Коплстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Доводы против пифагорейской доктрины пространства

Парменид отрицал существование пустоты или пространства, и Зенон попытался подкрепить позицию учителя, доведя аргументы противоположной стороны до абсурда. Предположим на мгновение, что существует пространство, в котором находятся различные объекты. Если это пустота, ничто, то в нем не может быть никаких объектов. Если же это что–то материальное, то оно само должно располагаться в пространстве, а этопространство – в другом, и так до бесконечности. Но это же абсурд. Таким образом, объекты не находятся ни в пространстве, ни в пустоте, и Парменид был прав, отрицая существование пустоты.

Доводы относительно движения

К самым известным относятся апории Зенона, касающиеся движения. Следует помнить, что Зенон пытается доказать нам следующее: движение, существование которого отрицал Парменид, одинаково невозможно и с точки зрения пифагорейской теории множественного.

1. Предположим, вы хотите пересечь стадион или беговую дорожку. Чтобы сделать это, вам надо будет пройти бесконечное число точек – согласно гипотезе пифагорейцев. Более того, если вы вообще хотите достичь противоположного конца стадиона, вам нужно будет сделать это за конечный отрезок времени. Но как вы сможете пройти бесконечное число точек, иными словами, преодолеть бесконечную дистанцию за конечный отрезок времени? Приходится сделать вывод, что вы не сможетепересечь стадион. Более того, напрашивается вывод, что никакой объект не может преодолеть никакое расстояние (ибо он сталкивается с аналогичной проблемой) и что, следовательно, никакое движение невозможно ⁴.

2. Предположим, что Ахилл и черепаха состязаются в беге. Поскольку Ахилл спортсмен, он пускает черепаху вперед. К тому времени, когда он достигает того места, с которого стартовала черепаха, та уже передвинулась в другую точку, а когда Ахилл достигает этойточки, она уже продвинулась еще немного вперед, пусть даже на очень небольшое расстояние. Таким образом, Ахилл всегда приближается к черепахе, но никогда не настигает ее, – и он никогда не сможетее догнать, если предположить, что линия состоит из бесконечного числа точек, ибо в этом случае Ахиллу придется пробежать бесконечное расстояние. Если принять гипотезу пифагорейцев, Ахилл никогда не догонит черепаху; и, хотя они признают существование движения, их собственная доктрина демонстрирует его невозможность. Ибо из нее следует вывод, что медлительный столь же быстр, что и быстроходный ⁵.

3. Представим себе летящую стрелу. По теории пифагорейцев, стрела должна занимать определенное положение в пространстве. Но занимать определенное положение в пространстве означает оставаться в покое. Отсюда, летящая стрела стоит на месте, а это абсурд.

4. Четвертый довод Зенона, о котором нам сообщает Аристотель, по словам сэра Дэвида Росса, «очень трудно понять, частично из–за того, что Аристотель неясно его излагает, и частично из–за того, что написанное можно трактовать по–разному». Представим себе три группы спортсменов, находящихся на стадионе или на беговой дорожке. Одна группа неподвижна, две другие движутся навстречу друг другу с равной скоростью.

Рис. 1

Чтобы занять это положение, первые спортсмены группы В пробежали мимо четырех спортсменов из группы А, в то время как первые спортсмены группы С прошли мимо всех спортсменов группы В. Если требуется одна единица времени, чтобы пройти одну единицу длины, тогда, чтобы достичь положения на рис. 2, первым спортсменам из группы В потребуется времени ровно вполовину меньше, чем первым спортсменам из группы С. С другой стороны, первые спортсмены из группы В прошли мимо всех спортсменов из группы С, так же как и первые спортсмены из этой группы миновали всех спортсменов из группы В. Значит, они должны были сделать это за одинаковыйотрезок времени. Мы пришли к абсурдному заключению, что целый отрезок времени равен своей половине.

Рис. 2

Как же следует толковать эти аргументы Зенона? Не следует думать, что это просто софистика или интеллектуальные трюки, основанные на ошибочном предположении, что линия состоит из точек, а время – из отдельных мгновений. Возможно, головоломки можно решить, показав, что линия и время непрерывны, а не дискретны, однако Зенон вовсе не считал их непрерывными. Наоборот, он стремился доказать абсурдность выводов, которые следуют из предположения, что линия и время – дискретны. Зенон, как ученик Парменида, верил, что движение – это иллюзия, что оно невозможно. Цель его аргументов заключалась в том, чтобы доказать, что даже с точки зрения гипотезы множественности движение также невозможно и что предположение о его возможности ведет к противоречивым и абсурдным выводам. Позиция Зенона заключалась в следующем: «Реальность – это заполненность, сплошная масса, и движение в ней невозможно. Наши оппоненты признают существование движения и пытаются объяснить его с точки зрения гипотез множественного. Я намерен показать, что эти гипотезы никак не объясняют движения, но приводят к абсурду». Таким образом, Зенон считает теории своих оппонентов абсурдными, и реальный результат его диалектики заключался не столько в утверждении монизма Парменида (который полон неразрешимых противоречий), сколько в демонстрации необходимости принятия концепции непрерывного количества.

Таким образом, элеаты отвергали многообразие и движение. Есть только один принцип – Бытие, которое материально и неподвижно. Конечно же они не отрицали, что мы воспринимаемдвижение и многообразие, но заявляли, что то, что мы чувствуем, есть чистая видимость. Истинное бытие постигается не чувствами, а мыслью, а мышление говорит нам, что не может быть ни многообразия, ни движения, ни изменения.

Таким образом, элеаты, как и ранние греческие философы, пытались найти единый принцип мира. Однако мир, каким он предстает перед нами, – это мир многообразия. Вопрос поэтому заключается в том, как согласовать единый принцип с множественностью и изменениями, происходящими в мире, иными словами, решить проблему Единого и Многого. Гераклит пытался решить ее, отдав должное обоим элементам через доктрину Единства в Разнообразии, Тождества в Различии. Пифагорейцы превозносили множественность в ущерб Единому – существует много примеров единого; элеаты же, наоборот, превозносили Единое в ущерб многообразию. Но если вы признаете существование многообразия, о чем нам говорит чувственное восприятие, тогда вы должны признавать и существование изменений; но если вы признаете, что одна вещь, изменяясь, превращается в другую, тогда вам не избежать вопроса: что является общим элементом во всех изменяющихся вещах? Если, с другой стороны, вы придерживаетесь доктрины Единого, вы должны – если, конечно, не разделяете односторонний взгляд элеатов, который заводит в тупик, – выводить множественное из Единого или, по крайней мере, показать, как разнообразие, которое мы наблюдаем в мире, согласуется с понятием Единого. Иными словами, мы должны в равной мере учитывать оба фактора – Единое и Многое, Стабильность и Изменение. Односторонний взгляд Парменида на эту проблему совершенно неприемлем, как и односторонний взгляд пифагорейцев. Однако философская система Гераклита также имеет свои изъяны. Помимо того что она не могла дать вразумительного объяснения стабильности, она была связана с материалистическим монизмом. В результате Гераклит был вынужден прийти к заключению, что высочайшее и истинное Бытие – нематериально. Поэтому нет ничего страшного, что в греческой философии появились, как их называл Целлер, «компромиссные системы», пытающиеся свести вместе идеи предшественников.

Замечания по поводу пантеизма в досократовой философии

1. Если пантеист – это человек, имеющий субъективное отношение ко Вселенной, которую он позже отождествит с Богом, тогда досократовых философов вряд ли можно назвать пантеистами. Гераклит называл Единое Зевсом, но он не относился к огню как к божеству.

2. Если пантеист – это человек, который, отрицая принцип трансцендентального во Вселенной, отождествляет ее в конечном счете с Идеей (в противовес материалистам, которые отождествляют ее с материей), тогда досократовы философы опять–таки не заслуживают звания пантеистов, ибо они говорят о Едином как о материальном (хотя следует признать, что в то время еще не было установлено различие между духом и материей и они не могли отвергать его, как современные материалисты–монисты).

3. В любом случае Единое, или Вселенная, не может быть отождествлено с греческими богами. Шеллинг отмечал, что в поэмах Гомера нет ничего сверхъестественного, ибо Гомеровы боги – это часть природы. Это наблюдение имеет самое непосредственное отношение к теме нашего разговора. Греческий бог имел человеческий облик, и власть его была ограничена, его никак нельзя было отождествить с Единым, да никому бы это и в голову не пришло. Имябога, например Зевса, могло быть присвоено Единому, но Единое никак нельзя было отождествить с «реальным Зевсом» из легенд и мифов. Отсюда вывод, что Единое – это единственный «бог», который существует, а олимпийские боги – это очеловеченные персонажи басен; но даже тогда вызывает сомнение, чтобы философы обожествляли Единое. Стоиков – вот кого можно с полным правом назвать пантеистами, что же касается досократовых философов, предпочтительнее называть их монистами, а не пантеистами.

Глава 7
Эмпедокл из Акрагаса

Эмпедокл жил в Акрагасе, или Агригенте, на острове Сицилия. Никто не знает даты его рождения, но известно, что он посетил город Фурии вскоре после его основания, в 443—444 годах до н. э. Он принимал участие в политической жизни родного города и был, вероятно, лидером демократической партии. Об Эмпедокле ходили слухи, что он занимается волшебством и творит чудеса; существует история о том, что его исключили из общества пифагорейцев за то, что он «украл идеи» ¹. Помимо занятий волшебством, Эмпедокл внес большой вклад в развитие медицины. О смерти философа рассказывают несколько необычных историй; из них самая известная гласит, что он прыгнул в кратер Этны, чтобы люди поверили, что он вознесся на небеса, и стали бы поклоняться ему как богу. Но к сожалению, он забыл на склоне вулкана свою сандалию, а поскольку он носил сандалии с бронзовыми подметками, то ее легко узнали ². Диоген, поведавший нам эту историю, также сообщает, что «Тимей с жаром утверждает, что все эти истории – ложь, Эмпедокл уехал на полуостров Пелопоннес и не вернулся, так что о том, как он умер, никто не знает» ³. Эмпедокл, подобно Пармениду и в противовес другим философам, излагал свои идеи в стихотворной форме. До нас дошли более или менее обширные фрагменты его произведений.

Эмпедокл не создал своей системы, он скорее сделал попытку объединить и свести в единое целое идеи своих предшественников. Парменид утверждал, что Бытие существует и оно материально. Эмпедокл разделял не только эту идею, но и фундаментальную идею Парменида о том, что Бытие ниоткуда не появляется и никуда не исчезает, ибо оно не может появиться из не–бытия и не может уйти в не–бытие. Следовательно, материя не имеет ни начала, ни конца, она неуничтожима. «Дураки! – ибо они не видят дальше собственного носа, – кто считает, что то, чего не было раньше, возникает потом или должно умереть и полностью разрушиться. Ибо не может быть, чтобы что–нибудь появилось из того, чего не было, и невозможно и неслыханно, чтобы то, что существует,умерло, ибо оно будетвсегда, куда бы его ни положили» ⁴. И вновь: «И во Всем нет ничего пустого и нет слишком полного», и «во Всем нет ничего пустого. Откуда бы тогда все появилось?» ⁵

До этих пор Эмпедокл согласен с Парменидом. Однако существование изменения – это факт, который нельзя отрицать, и считать изменение иллюзорным совершенно неправомерно. Осталось, таким образом, найти способ примирить факт существования изменения и движения с принципом Парменида, который гласит, что Бытие – которое, как мы помним, Парменид считал материальным – ниоткуда не возникает и никуда не исчезает. Эмпедокл пытается согласовать эти две идеи с помощью принципа, гласящего, что объекты как целое появляются и исчезают – как свидетельствует наш опыт, – но при этом состоят из материальных частиц, которые сами по себе неуничтожимы. Существует «только смешение и взаимообмен того, что было смешано. Люди назвали эти вещи субстанцией» ⁶.

Далее, хотя Фалес считал, что основой всего является вода, а Анаксимен – воздух, они верили, что одна форма материи может переходить в другую, например вода может стать землей, а воздух – огнем. Эмпедокл же, интерпретируя по–своему принцип Парменида о неизменности бытия, утверждал, что одна форма материи не может превращаться в другую, но что существуют фундаментальные и вечные формы материи или элементы – земля, воздух, огонь и вода. Таким образом, привычная нам классификация четырех стихий была создана Эмпедоклом, хотя он называет их не элементами, а «корнями всего» ⁷. Земля не может стать водой, а вода – землей: четыре формы материи не изменяются и являются исходными частицами, которые путем смешения образуют различные объекты этого мира. Итак, объекты возникают путем смешения элементов, а исчезают за счет их разделения, но сами элементы ниоткуда не возникают и никуда не исчезают, но остаются вечно неизменными. Эмпедокл, таким образом, видел единственную возможность примирить материалистическую позицию Парменида с очевидным фактом существования изменений в том, чтобы признать наличие нескольких исходных материальных частиц. В связи с этим его можно назвать посредником между философской системой Парменида и свидетельствами чувственности.

Ионийские философы не сумели объяснить процессы, происходящие в природе. Если все состоит из воздуха, как думал  Анаксимен,  как  тогда  появились  объекты  нашего опыта? Какая сила порождает циклические процессы в природе? Анаксимен предполагал, что воздух трансформируется в другие формы материи посредством своей собственной внутренней энергии; однако Эмпедокл считал необходимым установить активно действующие силы. Он нашел их в Любви и Ненависти, или Гармонии и Разногласии. Несмотря на эти названия, Эмпедокл считал эти силы физическими, то есть вполне материальными, – Любовь, или Притяжение, соединяет частицы четырех элементов и создает объекты, а Борьба, или Ненависть, разделяет частицы и прекращает существование объектов.

Согласно Эмпедоклу, все процессы в мире носят циклический характер, в том смысле, что существуют периодические мировые циклы. В начале цикла все элементы перемешаны – они еще не разделены и не образуют объектов, которые мы видим, – это общая смесь частиц земли, воздуха, огня и воды. На этом этапе главная роль принадлежит Любви, а все в целом называется «благословенный Бог». «Однако вокруг сферы располагается Ненависть, и, когда она проникает в нее, начинается процесс разделения, разъединения частиц. В конце концов, все элементы разделяются: частицы воды собираются в одном месте, частицы огня – в другом и т. д. Ненависть захватывает власть, вытесняя Любовь. Но Любовь, в свою очередь, начинает свою работу, и постепенно происходит смешение и объединение различных элементов. Этот процесс продолжается до тех пор, пока все частицы не перемешаются, как в начале цикла. Тогда наступает очередь Ненависти приниматься за свое дело. И так этот процесс продолжается без начала и конца» ⁸.

Тот мир, в котором мы живем, находится на средней стадии между началом цикла и стадией полного разделения элементов: Ненависть постепенно проникает в сферу и вытесняет Любовь. Когда из сферы начала формироваться наша Земля, первым отделился воздух, затем огонь и потом суша. Вода выжимается центробежной силой, возникающей при вращении мира. Первичная сфера (первичная в циклическом процессе, а не в абсолютном значении) описывается Эмпедоклом несколько необычными терминами. «Здесь (то есть в сфере) не различаются ни быстрые члены солнца, ни косматая в своей мощи земля, ни море – так прочно был связан бог, плотно покрывая собой Гармонию, сферическую и круглую, радуясь своему круговому одиночеству» ⁹. Деятельность Любви и Борьбы иллюстрируется разными способами. «Это (то есть борьба между ними) проявляется в массе смертных членов. То все члены, или части тела, соединяются Любовью в цветении самого высокого сезона жизни; то разлученные жестокой Борьбой, блуждают в одиночестве в бурунах жизненного моря. То же самое происходит и с растениями и рыбами, которые создают свои дома в воде, с тварями, которые строят себе логовища на холмах, и с морскими птицами, которые летают на крыльях» ¹⁰.

Доктрина переселения душ рассматривается Эмпедоклом в книге «Очищения». Он даже заявляет: «Ибо я уже был в прошлом мальчиком и девочкой, кустом и птицей, и рыбой, которая живет в море» ¹¹. Правда, эта доктрина плохо вписывается в космологическую систему Эмпедокла, ибо если все вещи состоят из материальных частиц, распадающихся после смерти, и если «кровь, текущая вокруг сердца, – это мысль человека» ¹², тогда для бессмертия места не остается. Но Эмпедокл, скорее всего, не осознавал расхождения  между  своими  философскими  и  религиозными идеями. (К последним, вне всякого сомнения, принадлежит рекомендация, звучащая совсем по–пифагорейски: «Глупцы, жалкие глупцы, держите свои руки подальше от бобов!» ¹³)

Аристотель замечает, что Эмпедокл не делал различия между мыслью и восприятием. Его теория зрения, которую использовал в своем диалоге «Тимей» Платон, описана Теофрастом. В процессе чувственного восприятия происходит встреча элемента, находящегося в нашем теле, с аналогичным элементом вовне. От всех вещей исходит постоянное излучение, и если поры в органах чувств имеют нужный размер, то излучение проникает внутрь и происходит восприятие. Вот как работает, например, орган зрения: излучение от объектов достигает глаза, с другой стороны, огонь внутри его (глаз состоит из огня и воды; огонь защищен от нее специальной мембраной с очень маленькими порами. Мембрана не дает воде проникнуть внутрь, зато позволяет огню выходить наружу) выходит и встречается с объектом – отсюда возникает зрение.

В заключение мы должны напомнить, что Эмпедокл пытался примирить тезис Парменида о том, что бытие ниоткуда не возникает и никуда не исчезает, с очевидным фактом изменений, утверждая, что существуют четыре исходных элемента, смешение которых создает объекты нашего мира, а разделение – приводит к их гибели. Однако ему не удалось объяснить, как происходят материальные циклические процессы во Вселенной, поэтому он обратился к мифологическим силам Любви и Ненависти. Эту задачу решил Анаксагор, который ввел категорию Ума в качестве фундаментальной причины мирового процесса.

Глава 8
Прозрение анаксагора

Анаксагор родился в Клазоменах, городе в Малой Азии, около 500 года до н. э. Будучи греком, он являлся, несомненно, гражданином Персии, ибо Клазомены после подавления Ионийского восстания отошли к Персии. Вполне возможно, что он прибыл в Афины в составе персидской армии. Если это так, то становится ясным, почему он появился там в год битвы при Саламисе, то есть около 479 года до н. э. Он был первым философом, осевшим в этом городе, который впоследствии, в эпоху своего расцвета, стал центром философской мысли ¹.

От Платона ²мы узнаем, что молодой Перикл был учеником Анаксагора; впоследствии этот факт принес философу много неприятностей, ибо, прожив в Афинах тридцать лет, где–то в 450 году до н. э. он был предан суду политическими противниками Перикла. Диоген писал, что его обвинили в неуважении к богам (согласно Сотиону) и в предосудительных занятиях метеорологией (согласно Сатиру). Что касается первого обвинения, то, по словам Платона, оно было основано на утверждении Анаксагора, что Солнце есть раскаленный докрасна камень, а Луна имеет земное происхождение. Эти обвинения, вне всякого сомнения, были сфабрикованы для того, чтобы через Анаксагора нанести удар по Периклу. (Еще один учитель Перикла, Дамон, был подвергнут остракизму.) Анаксагор был осужден, но позже его выпустили из тюрьмы, возможно по приказу самого Перикла, после чего он удалился в Ионию, где поселился в Лампсаке, колонии Милета. Здесь он, вероятно, основал школу. Горожане Лампсака в память о нем воздвигли на рыночной площади памятник (алтарь Ума и Истины). Говорят, что день его смерти еще долго отмечался как праздник для школьников, что было установлено по воле самого Анаксагора.

Анаксагор изложил свою философию в книге, из которой до нас дошли только фрагменты, составлявшие ее первую часть. Фрагменты эти были изложены в книге Симплиция (VI век н. э.), которому мы и обязаны тем, что он сохранил для нас идеи Анаксагора.

Анаксагор, как и Эмпедокл, разделял точку зрения Парменида о том, что Бытие ниоткуда не возникает и никуда не исчезает, ибо оно неизменно. «Эллины неправильно понимают появление и исчезновение, ибо ничто не появляется и не исчезает, но существует только смешение и разделение вещей сущих» ³(то есть тех, которые постоянно присутствуют в мире). Таким образом, оба мыслителя были уверены, что материя неуничтожима, и оба пытались примирить эту идею с очевидным фактом изменений, положив в основу Вселенной неразрушимые материальные частицы, смешение которых приводит к образованию различных вещей, а разделение – к их уничтожению. Однако Анаксагор не разделял точку зрения Эмпедокла, утверждавшего, что исходные частицы соответствуют четырем элементам – земле, воде, воздуху и огню. Анаксагор учил, что все, что имеет части, качественно сходные с целым, – это и есть исходное вещество, ни из чего не выводимое. Аристотель называет такие целостности, части которых ничем не отличаются от него по качеству, подобными та o^oio^epf), в противовес неподобным тО (ivo^oio^epeq. Различие между ними нетрудно понять, если проиллюстрировать его на простом примере. Если мы разрежем пополам кусок золота, то обе половинки так и останутся золотом (то есть части качественно остались теми же, что и целое), поэтому такое целое можно назвать подобным. Если же, однако, собаку или живой организм разрезать пополам, то мы отнюдь не получим двух одинаковых собак. Поэтому целое в этом случае неподобно. Общий смысл идеи Анаксагора ясен, и ни к чему запутывать этот вопрос, привлекая данные современных научных экспериментов. Некоторые вещи имеют качественно сходные части, и такие вещи являются исходными и непроизводными от чего–либо. (Что касается понятия «класс» или «тип», то ни одно заданное соединение частиц нельзя назвать исходным и непроизводным.) «Как могут волосы произойти от того, что не является волосами, и плоть от того, что не является плотью?» ⁴– спрашивает Анаксагор. Но из этого вовсе не следует, что все, что выглядит подобным, действительно является таковым. Таким образом, по утверждению Аристотеля, Анаксагор не считал четыре элемента Эмпедокла – землю, воздух, огонь и воду – действительно исходными; напротив, они суть смесь многих качественно различных частиц.

Изначально все частицы – а Анаксагор считал, что неделимых частиц не бывает, любого типа были перемешаны. «Все вещи были соединены, бесконечные как по числу, так и по своей малости, поскольку малое было тоже бесконечным. А поскольку все вещи были соединены, ни одну из них нельзя было различить вследствие их малости» ⁵. Предметы, которые мы видим, возникают, когда исходные частицы соединяются; в конечном объекте доминируют частицы определенного типа. Так, в исходной смеси частицы золота были рассеяны и смешаны с частицами других видов; но когда частицы золота соединились и стали преобладать (несмотря на наличие других частиц), то получился металл, который мы называем золотом.

А почему мы говорим «несмотря на наличие других частиц»? Потому что в конкретных объектах присутствуют (согласно Анаксагору) частицы всех видов, однако они соединяются в такой пропорции, что один тип частиц преобладает и весь объект приобретает черты доминирующих частиц.

Анаксагор придерживался идеи, что «во всем есть часть всего», вероятно, потому, что не видел, как иначе можно было бы объяснить факт изменений. Например, если трава становится плотью, значит, в траве присутствовали частицы плоти (иначе как может «плоть «появиться» из того, что не было плотью»?), но в траве преобладают травяные частицы. Таким образом, трава состоит преимущественно из травяных частиц, но она содержит и другие частицы, ибо «во всем есть часть всего» и «вещи, существующие в одном мире, не могут быть разделены или отрезаны друг от друга, ни теплое от холодного, ни холодное от теплого» ⁶. Таким способом Анаксагор пытался поддержать теорию бытия Параменида, разделяя в то же время реалистскую трактовку изменения, не отрицая его как обман чувств, а принимая как очевидность и пытаясь примирить эту трактовку с теорией бытия элеатов. Позднее Аристотель попытается ответить на вопросы, поднятые Парменидом в отношении изменения, установив различие между возможностью и действительностью.

Бернет считает, что Анаксагор вовсе не думал, как предполагали эпикурейцы, «что в хлебе и воде есть крошечные частицы, подобные частицам крови, плоти и костей». По мнению Анаксагора, именно благодаря противоположностям, теплу и холоду, сухости и влаге, все содержит в себе часть всего. Мы уже приводили высказывание Анаксагора, что «вещи, существующие в одном мире, не могут быть разделены или отрезаны ножом друг от друга, ни тепло от холода, ни холод от тепла». Более того, по Анаксагору, не существует неделимых частиц, которые можно было бы считать исходными, поскольку каждая частица может быть разделена на более мелкие частицы и так до бесконечности. Но из неделимости частиц не обязательно, по мнению этого философа, следует, что нет исходных типовчастиц, которые не могли бы быть разделены по признаку качества. И разве не Анаксагор задал вполне резонный вопрос: «Как может волос появиться из того, что не является волосом?» В добавление к тому, что мы узнали о смеси всех вещей – «о влаге и сухости, тепле и холоде, свете и тьме, и о большом количестве земли в ней, и о бесчисленном множестве семян, совсем не похожих друг на друга. Ибо ни одна вещь не похожа ни на какую другую. А если это так, мы должны принять, что все вещи составляют единое целое». Вряд ли Анаксагор хотел сказать этим, что «противоположности» занимают какое–либо особое положение. Допуская, что Бернет высказывается в пользу этого, мы тем не менее предпочитаем интерпретацию, уже данную в тексте.

До сих пор философия Анаксагора была лишь вариантом Эмпедокловой интерпретации и адаптации системы Парменида и не содержит каких–либо ценных положений. Но когда мы переходим к вопросу о том, какая сила создала все вещи из первичной массы, мы понимаем, какой вклад сделал Анаксагор в философию. Эмпедокл полагал, что движение во Вселенной возникает под действием двух физических сил – Любви и Борьбы. Анаксагор же вместо этого вводит Нус, или Ум. «С появлением Анаксагора забрезжил свет, хотя и слабый, потому что он понял сам принцип» ⁷. «Ум, – утверждает Анаксагор, – имеет власть над всеми вещами в жизни, большими и малыми. И Ум имел власть над вращением, так что мир начал вращаться с самого начала… И Ум утвердил порядок вещей, которые еще появятся, всех вещей, которые были, есть и будут, и это вращение, в котором участвуют звезды и солнце, луна, воздух и эфир, которые разделены. И само вращение вызвало разделение, и плотное отделено от разреженного, теплое от холодного, яркое от темного и сухое от влажного. И существует много частей во многих вещах. Но ни одна вещь полностью не отделена от других, за исключением Ума. И все виды Ума схожи, великие и малые; но ничто не похоже на что–то другое, но каждая отделенная вещь есть и была проявлением тех частиц, которых в ней больше всего» ⁸.

Нус «бесконечен и самоуправляем и не смешан ни с чем, он один и сам по себе» ⁹. Как же тогда Анаксагор определяет Ум? Он называет его «тончайшим и чистейшим из всех вещей, обладающим знанием обо всем и величайшей властью…». Он также говорит о нем как о «сущем во всем, что есть в окружающей массе» ¹⁰. Таким образом, философ говорит об Уме как о материальном предмете, являющемся «тончайшем из всех вещей» и занимающем пространство.

На основе этого Бернет утверждает, что Анаксагор никогда не поднимался выше концепции вещественной сущности Ума. Он считал Нус чище всех других материальных вещей, но ему и в голову не приходила мысль о том, что он может быть нематериальным или бестелесным. Этого не допускает и Целлер, а Стейс указывает на то, что «на протяжении всей своей истории философия пыталась разрешить проблему – как выразить нечувственную по своей природе мысль с помощью языка, существующего для выражения чувственных идей». Если мы называем Ум «чистым» или говорим, что один человек умнее другого, это еще не значит, что нас можно назвать материалистами. То, что Анаксагор утверждал, что Ум занимает место в пространстве, вовсе не означает, что он считал его телесным, даже если бы он имел понятие четкой границы между разумом и материей. Непространственность Ума – более поздняя концепция. Вероятно, наиболее удовлетворительным объяснением является то, что Анаксагор в своей концепции духовного не смог четко представить себе радикальное различие духовного и телесного. Но из этого вовсе не следует, что он был догматическим материалистом.Наоборот, он первый вводит духовный и интеллектуальный принцип, хотя ему не удалось полностью понять сущностную разницу между этим принципом и материей, которую он оформляет и приводит в движение.

Нус присутствует во всех живых существах, людях, животных и растениях, и одинаков везде. Следовательно, различия этих объектов существуют вследствие различия не их душ, а тел, которые способствуют или препятствуют более полному функционированию Ума.

Нус не следует считать созидающейматерией. Материя вечна, и функция Ума заключается в том, что он запускает вращательное движение или вихрь в массе смешанных между собой частиц, а потом, по мере распространения вихря, направляет его действие, вызывающее последующее движение. Поэтому Аристотель, который в своей «Метафизике» говорит, что Анаксагор «выделяется как единственный трезвомыслящий человек в толпе пустых болтунов, которые ему предшествовали» ¹¹, утверждает также, что «Анаксагор использует Ум в качестве deus ex machina, чтобы объяснить, как возник мир; и, когда он затрудняется объяснить, почему существует то или иное явление, он вытаскивает на свет божий свой Нус. Но в других случаях он выдвигает в качестве первопричины не Ум, а что–нибудь другое» ¹². Так что мы легко можем понять разочарование Сократа, который, открыв для себя Анаксагора, решил, что нашел совершенно новый подход: «Мои самые смелые надежды обратились в прах, когда я продолжил и обнаружил, что этот человек совершенно не понимает, как использовать свой Нус. Он утверждает, что существующий порядок возник под действием чего угодно – воздуха, эфира, воды и множества других случайных вещей, но никак не под действием Ума» ¹³. И все–таки, хотя Анаксагор не смог полностью использовать открытый им Нус, его заслуга заключается в том, что он обогатил греческую философию исключительно важным принципом, который в будущем принесет столь прекрасные плоды.