Текст книги "Без улик"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Фредерик Форсайт
Без улик

Марк Сандерсон любил женщин. Кстати сказать, он также любил сочные бифштексы от Абердин Ангус, чуть недожаренные, с салатом-латук; поглощал и то и другое с одинаковым удовольствием. Когда он чувствовал малейший голод, то звонил нужному поставщику и заказывал то, что ему нужно прямо в свой пентхаус. Он мог себе это позволить, так как у него было несколько миллионов фунтов стерлингов, которые в эти неспокойные времена стоили в два раза дороже американских долларов.

Как и у большинства богатых и удачливых людей, у него было три жизни: публичная и профессиональная жизнь удачливого промышленного магната из Лондона; его личная жизнь, которой он не придавал большого значения, потому что она была достоянием общественности; и его секретная жизнь.

Первая жизнь регулярно фиксировалась в финансовых колонках большинства газет и в телевизионных программах. В середине шестидесятых он начал работать агентом недвижимого имущества в западной части Лондона, имея плохое образование, зато острый, как бритва, ум, чтобы заключать прибыльные имущественные сделки. За два года он выучил все правила игры, и что более важно, как их легально обойти. В возрасте двадцати трех лет он заключил свою первую самостоятельную сделку, получив в течении двадцати четырех часов прибыль в 10000 фунтов за жилье в Сент Джонс Вуд и основал Гамильтон Холдинг, который и через шестнадцать лет остался основой его состояния. Он назвал его в честь первой сделки, которую он заключил, продав дом в Гамильтон Террасе. Это был его последний сентиментальный поступок. В начале семидесятых, имея всего один миллион, он не владел большим имуществом. Но к середине семидесятых, когда его состояние приблизилось к пяти миллионам фунтов, он начал вкладывать капитал в различные предприятия. Как и в деле с Сент Джонс Вуд, Сандерсон был также проницателен в финансах, банковской сфере, химической промышленности и средиземноморских курортах. Журналисты начали писать об этом, люди поверили в него и стоимость акций его конгломерата, состоящего из десяти сфер и объединенного Гамильтон Холдинг, постоянно росли.

Описание его личной жизни можно было найти в тех же газетах, только несколькими страницами ранее. Мужчина, у которого пентхаус в Регент парке, поместье Элизабет в Ворцестершире, шато в долине Лойре, вилла в Кап де Антибес, яхта «Ламборджини», ролс-ройс, и кажущийся бесконечным успех у молодых и спортивных старлеток, которые составляли ему компанию на фотографиях или в его круглой двенадцатифутовой кровати, вызывал восторг у писак из колонки Вильяма Хикей. Упоминание в новостях слухов о разводе с актрисой из известного фильма и авторском костюме от смуглой кандидатки в Мисс мира, поставили бы крест на его карьере пятнадцать лет назад, десять лет назад это нужно было еще доказать, а в настоящее время все что он делал, вызывало восторг у людей из западной части Лондона. Он был человеком-легендой.

Свою секретную жизнь он мог описать одним словом – скука. Марк Сандерсон сходил с ума от скуки даже во время матча по стрельбе. Фраза, которую он однажды обронил «что Марк хочет, то Марк получит», стала крылатой. В свои тридцать девять лет он выглядел неплохо, в стиле Брандо – в хорошей физической форме и одинокий. Он понимал, что ему нужна та единственная, от которой он хотел бы детей и с которой у него было бы место в стране под названием дом. Он также знал, что вряд ли он найдет ее, так как у него была слишком красивая мечта о той, которую ему хотелось бы, но ни разу еще он не встретил ее. Как и для большинства богатых волокит, впечатление на него производили только те женщины, которых абсолютно не впечатлял он сам, или по крайней мере его известность, его деньги, власть и репутация, но в отличии от большинства богатых волокит, он все еще сохранил достаточно здравого смысла для самоанализа и принял ситуацию такой, какая есть, по крайней мере для себя. Признать это публично, означало бы получить град насмешек.

Он был уже почти уверен, что никогда не встретит ее, когда в начале лета это произошло. Это был какой-то благотворительный вечер, наподобии тех, где всегда скучно и лишь денежная купюра, слегка колеблясь, отправляется на покупку чашки молока в Бангладеш. Она стояла в дальнем углу комнаты, слушая маленького толстого мужчину, с огромной сигарой, для значимости. Она слушала его со спокойной улыбкой, не показывая, находила ли она смешным анекдот или выходки коротышки, который пытался уловить в ее взгляде какой-то подтекст.

Сандерсон направился к ней и благодаря шапочному знакомству с продюсером короткометражного фильма, сам представился. Ее звали Анжела Саммерс, рука, которую она подала, была продолговатая с совершенными ногтями и прохладная. Другой рукой она держала что-то похожее на джин с тоником, но оказавшееся просто тоником, бросалась в глаза тонким золотым ободком на среднем пальце. Сандерсона это не беспокоило, замужние женщины так же доступны, как и любые другие. Он сменил продюсера и начал беседу. Она впечатлила его физически, что случалось редко, и взволновала, что происходило часто.

Мисс Саммерс была высокой и стройной, со спокойным и красивым, если не сказать светским, лицом. Ее фигура с высокой грудью, тонкой талией, широкими бедрами и длинными ногами, определенно была не модной в восьмидесятые, когда популярность завоевали тростинки. Ее блестящие каштановые волосы вились по плечам и выглядели естественно здоровыми, без дорогой укладки. Она была одета в простое белое платье, которое оттеняло золотистый загар, никаких украшений, лишь легкий макияж глаз, которые выделяли ее среди других присутствующих светских дам. Он прикинул, что ей около тридцати, а позже узнал, что ей тридцать два.

Он предположил, что ее загар является следствием обычных прогулок на лыжах в апреле или весеннего карибского круиза, что означает, что у нее или у ее мужа есть деньги для такого образа жизни, впрочем, как и у других женщин в этой комнате. Но он дважды оказался не прав. Позже он узнал, что она и ее муж жили в сельском домике на испанском побережье, на крошечное жалование ее мужа от книг о птицах и ее собственное от преподавания английского.

Из-за ее темных волос и глаз, осанки и золотистой кожи, ему показалось на мгновение, что она испанка по происхождению, но она оказалось такой же англичанкой, как и он. Она рассказала ему, что приехала навестить родителей в Мидленде и школьную подругу, предполагалось, что перед возвращением она проведет неделю в Лондоне. С ней было легко разговаривать. Она не льстила ему, что соответствовало его настроению, не хохатала, когда он говорил что-то не очень смешное.

– Что Вы думаете о нашем западном обшестве? – спросил он, когда они стояли у стены, наблюдая за вечером.

– Возможно не то, что хотелось бы, – задумчиво ответила она.

– Они похожи на стаю длиннохвостых попугаев в банке – зло проворчал он.

Она удивленно подняла бровь.

– Я думала, Макр Сандерсон – один из столпов этого общества. – Она поддразнивала его, мягко, но колко.

– Слухи о нашей жизни доходят даже до Испании? – спросил он.

– Даже на Коста Бланке мы получаем «Daily Express» – ответила она с невозмутимым видом.

– Которая рассказывает о жизни Марка Сандерса?

– Именно – спокойно ответила она.

– Вы впечатлены?

– А должна была?

– Нет.

– Тогда нет.

Ее ответ принес ему чувство облегчения.

– Я рад, – сказал он, – но могу я поинтересоваться, почему?

Она немного подумала.

– Все это похоже на обман, – сказала она.

– И обо мне тоже?

Он заметил, как плавно вздымалась ее грудь под простым белым платьем, когда она посмотрела на него.

– Я не думаю, – сказала она серьезно. – Я подозреваю, что в 50 % случаях есть шанс, что Вы довольно милый человек.

Ее ответ вывел его из равновесия.

– Возможно, Вы ошибаетесь, – огрызнулся он, но она лишь терпеливо улыбнулась, как капризному малышу.

Несколькими минутами позже за ней пришли ее друзья, поболтали с Сандерсоном и собрались уходить. По дороге в вестибюль он успел ей прошептать приглашение на ужин следующим вечером. Уже многие годы он никого не приглашал таким способом. Она даже не пошутила об опасности быть замечанными вместе, само собой предполагалось, что он поведет ее туда, где нет фотографов. Она немного обдумала предложение и сказала: «Да, с удовольствием.»

Он думал о ней всю ночь, игнорируя костлявую и полную надежд модель, которую он нашел у Анабель, часы напролет лежал он без сна, уставившись в потолок, его преследовало фантастическое видение блестящих каштановых волос на подушке рядом с ним и мягкой золотистой кожи под его прикосновением. Он готов был поспорить, что она спала спокойно и безмятежно, впрочем как и всегда. Он протянул свою руку сквозь темноту, чтобы приласкать грудь модели, но обнаружил лишь ухо малолетки, изнемозженной диетами и преувеличенный вздох притворного пробуждения. Он прошел на кухню, сварил кофе и пил его в темноте в гостиной. Он все еще сидел там, рассматривая деревья в парке, когда солнце взошло над дальними болотами Винстеда.

Неделя – это немного для романа, но может быть достаточно, чтобы изменить жизнь или две, или даже три. На следующий вечер он заехал за ней и она спустилась к машине. На ней была белая кружевная блузка со струящимися рукавами, которые заканчивались сборочками у запястья и широкая колокообразная черная юбка-макси, волосы она собрала высоко на макушке. От ее наряда веяло старомодной эдвардианской атмосферой, это возбуждало его, так как было полной противоположностью тем его интимным мыслям о ней накануне ночью.

Она беседовала просто, но умно, и хорошо слушала, когда он говорил о бизнесе, что редко делал в присуствии женщин. По мере продолжения вечера он стал отдавать себе отчет, что то, что он уже чувствовал к ней, не было ни минутным влечением, ни даже страстным желанием. Он обожал ее. У нее было душевное спокойствие, самообладание и безмятежность, которые позволяли ему отдохнуть и расслабиться.

Он обнаружил, что разговаривает с ней все более и более свободно о вещах, которые обычно держал в себе – его финансовых делах, о его скуке от навязанного общества, которое он презирает и использует, как хищник добычу. Казалось, она не так много знает, как понимает, что намного важнее для женщины, чем глубокие знания. Они все еще спокойно болтали за столиком в углу, когда наступила полночь и ресторан закрыли. Она под самым благовидным предлогом отклонила его предложение заехать в его пентхаус на бокал вина, такого с ним не случалось уже многие годы.

К середине недели он осознал, что влюблен в нее, как семнадцатилетний юнец. Он спросил у нее о любимых духах и она рассказала о «Мисс Диор», которые она иногда позволяет себе покупать лишь четверть унции, не облагаемые пошлиной при перелете. Он послал поверенного на Бонд-стрит и вечером этого же дня преподнес ей самый большой флакон в Лондоне. Она приняла его с искренним удовольствием, но тут же запротестовала.

– Это слишком расточительно, – сказала она ему.

Он расстерялся:

– Я хотел вам преподнести что-то особенное, – ответил он.

– Это, должно быть, стоит целое состояние, – строго сказала она.

– Вы знаете, что я могу себе это позволить.

– Возможно, это и так, и это очень мило с вашей стороны, но Вы не должны больше покупать мне таких вещей. Это абсолютная расточительность, – сказала она в заключение.

Перед выходными он позвонил в свое ворцестерширское поместье и приказал нагреть воду в бассейне, в субботу они приехали туда на целый день и плавали, несмотря на прохладный майский ветер, который заставил его натянуть с трех сторон бассейна стеклянные навесы. Она вышла из раздевалки в сплошном купальнике, с белым полотенцем вокруг бедер; взглянув на нее, у него перехватило дыхание. Он отметил про себя, что она была изумительной женщиной во всех смыслах.

Свой последний вечер они провели накануне ее отъезда в Испанию. В темноте «ролса», припаркованного на обочине улице недалеко от дома, где она остановилась, они долго целовались, но когда его рука начала скользить вниз под ее платье, она мягко, но решительно убрала ее и положила ему на колени.

Он предложил ей оставить своего мужа, развестись с ним и тогда они поженятся. Ему, несомненно, это было очень важно и поэтому она отнеслась к предложению серьёзно, покачала головой:

– Я не могу сделать это, – сказала она.

– Я люблю тебя. Это не мимолетное влечение, а действительно любовь. Я сделаю все для тебя.

Она смотрела сквозь стеклянный навес в темноту улицы.

– Да, я верю тебе, Марк. Мы не должны были заходить так далеко. Я должна была это понять раньше и прекратить встречи.

– Ты меня любишь? Хоть немного.

– Для меня еще слишком рано. Я не могу так сразу.

– Но смогла бы полюбить меня? Сейчас или когда-нибудь?

И снова, руководствуясь женским чутьем, восприняла вопрос с полной серьезностью.

– Я думаю, могу. Или смогла бы. Ты не похож на того человека, которого ты и твоя репутация пытаются навязать. Под твоим цинизмом скрывается ранимость и это прекрасно.

– Тогда оставь его и выйди за меня.

– Я не могу сделать это. Я замужем за Арчи и не могу его оставить.

Сандерсон почувствовал прилив гнева к незнакомому мужчине в Испании, который стоял на его пути.

– Что у него есть такого, что я не смогу тебе дать?

Она чуть грустно улыбнулась.

– О, ничего. Он довольно слабый и не слишком эффектный.

– Тогда почему ты не оставишь его?

– Потому что он нуждается во мне. – сказала она.

– И я тоже.

Она покачала головой.

– Нет, не так. Ты хочешь меня, но ты сможешь жить и без меня. А он не сможет. У него не хватит сил.

– Я не только хочу тебя, Анжела. Я люблю тебя, больше чем кого-нибудь в жизни. Я обожаю тебя и желаю.

– Ты не понимаешь, – сказала она, немного помолчав. – Женщины любят, чтобы быть любимыми, обожают, чтобы быть обожаемыми. Они желают, чтобы быть желанными, но больше всего вместе взятого женщинам нужно быть нужной. И я нужна Арчи, как воздух, которым он дышит.

Сандерсон затушил окурок своего Sobranie в пепельнице.

– Итак, ты остаешься с ним… «пока смерть не разлучит нас», – зло бросил он.

Она проигнорировала насмешку, но кивнула и посмотрела на него.

– Да, именно так. Пока смерть не разлучит нас. Извини, Марк, так и есть. В другое бы время и в другом месте и если бы я была не замужем за Арчи, все, возможно, могло бы быть по-другому. Но я замужем и на этом покончим.

На следующий день она уехала. Он послал своего шофера, чтобы отвезти ее в аэропорт на самолет в Валенсию.

Существует четкая градация между любовью, необходимостью, желанием и вожделением и любое из этих чувств может превратиться в навязчивую мысль в мозгу у человека. У Марка Сандерса этой мыслью стали все четыре чувства, и одержимость росла изо дня в день. Никогда раньше ни в чем он не проигрывал и как большинство мужчин, наделенных властью, в течении десяти лет он превратился в морального урода. Он логически и тщательно просчитывал ходы от желания к определению, к пониманию, к планированию и к исполнению. Всё неизменно заканчивалось победой. В начале июля он решил овладеть Анжелой Саммерс, но пока он изучал молитвенник, его преследовала неизменная фраза. «Пока смерть не разлучит нас». Если бы она была другой женщиной, которую трогали бы богатство, роскошь, власть, социальное положение – не было бы проблем. Богатство было единственным, чем он мог поразить ее, что касается всего остального, то в этом она отличалось от других и именно поэтому он был так одержим ею. Он ходил по кругу и это сводило его с ума, существовал лишь единственный способ вырваться из него.

Он снял небольшую квартирку на имя Майкла Джонса, общаясь с агентами по сдаче в наем по телефону и заплатив месячную ренту и депозит наличными в заказном письме. Объяснив это тем, что ему нужно приехать в Лондон рано утром, он договорился, чтобы ключ оставили под ковриком у двери.

Используя квартиру как базу, он позвонил в одно из нелегальных справочных агенств в Лондоне и выяснил то, что хотел. Услышав, что клиент желает сохранить анонимность, в агенстве заранее потребовали деньги. Он послал им 500 фунтов наличными срочной доставкой.

Через неделю мистеру Джонсу пришло письмо, в котором указывалась окончательная сумма вознаграждения, и остатком были еще 250 фунтов. Он послал их почтой, а через три дня получил то досье, которое хотел. Это была биография, записанная на пленку, которую он бегло прослушал, портрет, взятый с последнего листа книги о птицах Средиземноморья, давно распроданной несколькими десятками копий и несколько фото, сделанных с помощью телеобъектива. На них был изображен низкий, узкоплечий мужчина, с маленькими усами над губой и безвольным подбородком. Майор Арчи Кларенс Саммерс. Еще майор, – жестоко подумал Сандерсон, – эмигрант, британский офицер, живущий в маленькой вилле в полумиле от берега, в стороне от отсталой прибрежной испанской деревни в провинции Аликанте в Валенсии. Прилагалось несколько фотографий виллы. В конце кратко описывался образ жизни на вилле, утренний кофе на маленьком внутреннем дворике, утренний визит жены к трем детям кантессы, ее неизменные солнечные ванны и плавание на пляже между тремя и четырьмя, в то время, пока майор работает над своими рукописями о птицах Коста Бланки.

Следующим этапом было информирование персонала своего офиса, что он останется дома на неизвестное время, но он ежедневно будет держать связь по телефону. Следующим шагом было изменение внешности. Здесь большую помощь принесли услуги парикмахера, найденного по объявлению в GayNews, превратившего длинные волосы Сандерса в мужицкий «ёжик» и перекрасив их из естественных темнокаштановых в светлого блондина. Вся эта процедура заняла больше часа и была завершена одобрительным бормотанием парикмахера. Внешность в теперешнем виде должна была сохраниться около двух недель.

Затем Сандерсон поехал прямо в подземный автопарк, в доме, где находится его квартира и поднялся на лифте в свой пентхаус, стараясь не попасть на глаза коридорному. Из квартиры он позвонил и назначил встречу на Флит Стрит, назвав название и адрес одной из ведущих лондонских библиотек, специализирующихся на современных произведениях. В ней есть отличный справочный отдел и обширная коллекция газетных и журнальных вырезок. Через три дня он стал обладателем читательского билета на имя Майкла Джонса.

Он начал с каталога, оглавленного как «Наемники». Он состоял из папок и карточек, носившими такие заголовки как «Майк Хаор», «Роберт Денард», «Джон Петерс» и «Якис Шрамме». Были и другие папки на Катанга, Конго, Йемен, Нигерия/Биафра, Родезия и Ангола. Он с трудом осилил все это. Здесь были репортажи, журнальные статьи, комментарии, книжные обозрения и интервью. Находив ссылку на какую-то книгу, он помечал ее название, шел в главный отдел библиотеки, выписывал ее и читал. У них были такие заголовки, как «История наемников» Антони Моклера, «Наемники Конго» Майкла Хоара и «Власть огня» – имеющее отношение только к Анголе.

Через три недели в этой неразберихе начало вырисовываться имя. Этот человек принимал участие в трех компаниях и большинство известных авторов высказывались о нем осторожно. Он не давал интервью, в его папке даже не было фотографии. Но он был англичанин. Сандерсон готов был поспорить, что он где-то в Лондоне.

Годами ранее, вступая во владение компанией, чьи основные активы были в надежных акциях, Сандерсон приобрел небольшой список других коммерческих фирм, который включал сигаретную лавку, фотолабораторию и литературное агенство. Он никогда не пользовался им. Именно литературное агенство обнаружило личный адрес автора одного из мемуаров, который Сандерсон прочел в библиотеке.

У недавно вступившего в должность издателя не было причин что-то заподозрить, он дал адрес, на который были посланы чеки с авторским гонораром.

Посетив автора под предлогом, что его прислали издатели, промышленный магнат обнаружил давно опустившегося мужчину, законченного пьяницу. Бывший наёмник надеялся, что этот визит повлечет за собой выпуск нового издания и будущие авторские гонорары, но был сильно разочарован, когда понял, что это не так. Но его настроение улучшилось при упоминании о предварительном вознаграждении.

Сандерсон, представившись как мистер Джонсон, объяснил, что до его фирмы дошли слухи, что бывший коллега экс-наемника подумывает опубликовать свою собственную историю. И они не хотели бы, чтобы другая фирма обладала правами на публикацию. Единственная проблема была в том, где его найти?

Когда экс-наемник услышал имя, он заворчал.

– Итак, он хочет стать чистеньким, – сказал он, – это меня удивляет.

Он не смог помочь, пока не получил свою шестую большую бутылку виски и не почувствовал пачку банкнот в руке. Он быстро написал адрес на обрывке бумаги и протянул Сандерсону.

– Когда этот ублюдок в городе, он всегда выпивает здесь, – сказал он.

Этим же вечером Сандерсон нашел указанное место, тихий клуб позади Графского Двора. Этот человек пришел уже на второй вечер. У Сандерса не было его фотографии, но в одном из мемуаров наемника было его описание, включая шрам на подбородке, да и бармен поприветствовал его по имени, которое также подходило. Он был мускулистым, широкоплечим и в хорошей форме. В зеркале позади бара Сандерсон поймал отражение задумчивых глаз и угрюмо поджатого рта над пинтой пива. Он следовал около 400 ярдов за мужчиной до многоэтажного дома. Через десять минут после того, как с улицы увидел включенный свет, он постучал в дверь. Наемник был в майке и в темных брюках. Сандерсон отметил, что перед тем, как открыть, он выключил свет в холле и остался в тени. Свет в коридоре освещал посетителя.

– Мистер Хаджес? – спросил Сандерсон.

Мужчина поднял бровь.

– Что вам надо?

– Мое имя Джонсон, Майкл Джонсон, – сказал Сандерсон.

– Документы, – повелительно сказал Хаджес.

– Не беспокойтесь, – ответил Сандерсон. – Я не полицейский. Можно войти?

– Кто сказал вам, где меня найти? – спросил Хаджес, игнорируя вопрос.

Сандерсон сказал ему имя информатора.

– Через 24 часа он и не вспомнит об этом, – добавил он. – Он сейчас слишком пьян, даже чтобы вспомнить свое имя.

Тень улыбки промелькнула в уголке рта Хаджеса, но она была невеселой.

– Да, – сказал он, – похоже на него.

И махнул головой, приглашая внутрь. Сандерсон последовал за ним в жилую комнату. Она была обставлена малочисленной и потертой мебелью, на манер тысячи сдающихся внаем домов в этой части Лондона. В центре стоял стол. Хаджес, следовавший за позади, жестом пригласил сесть.

Сандерсон сел и Хаджес устроился на стуле напротив.

– Ну?

– У меня есть работа. Контракт. Это поможет мне в одном деле.

Хаджес пристально посмотрел на него, не изменяя выражения лица.

– Вы любите музыку? – наконец спросил он.

Сандерсон удивился. Он кивнул.

– Давайте послушаем немного музыку, – сказал Хаджес.

Он встал и подошел к переносному радио, стоявшему на столе около кровати в углу. После того, как включил в резетку, он порылся под подушкой. Когда он повернулся, прямо на Сандерсона было направлено дуло кольта 45 калибра. Сандерсон сглотнул и тяжело вздохнул. Хаджес включил радио и зазвучала громкая музыка. Наемник подошел к спальному комоду, его глаза все еще смотрели в лицо Сандерсона. Он достал бумагу и карандаш и возвратился к столу. Одной рукой он нацарапал единственное слово на листе и развернул его к Сандерсону. Это было:

«Раздевайся.»

У Сандерсона свело желудок. Он слышал, как такие люди могут быть опасны. Хаджес указал пистолетом, чтобы Сандерсон отошел от стола, за которым сидел. Сандерсон сбросил свой пиджак, галстук и рубашку на пол. Он не носил майку. Пистолет снова указал: «Снимай дальше». Сандерсон расстегнул молнию и снял брюки. Хаджес безразлично смотрел. Затем он заговорил.

– Ладно, одевайся, – сказал он. Пистолет был был все еще у него в руках, но был направлен в пол. Хаджес пересек комнату и сделал музыку по радио потише. Затем он вернулся к столу.

– Брось мне пиджак, – сказал он. Сандерсон, уже в брюках и рубашке, положил пиджак на стол. Хаджес прощупал подкладку пиджака.

– Одевайся, – сказал он.

Сандерсон послушался. Затем он снова сел. Он почувствовал, что ему это необходимо. Хаджес сел напротив, положив свой пистолет на стол около правой руки, и зажег сигарету.

– Что это было? – спросил Сандерсон. – Вы думаете, что я вооружен?

Хаджес медленно покачал головой.

– Я уже увидел, что нет, – сказал он, – но если бы ты издал хоть малейший звук, я бы связал веревкой твои яйца и послал их твоим работодателям.

– Понятно, – сказал Сандерсон. – Но у меня нет оружия, нет магнитофона, нет работодателя. Я работаю на себя, иногда это делают другие. Я серьезно. Мне нужно сделать одну работу, я готов хорошо заплатить. Я также очень осторожен, как и должно быть.

– Для меня – недостаточно, – сказал Хаджес. – Паркхуст полон людей, которые доверяют профессионалам, скорее нахальным, чем умным.

– Вы мне не нужны, – спокойно сказал Сандерсон. У Хаджеса опять приподнялась бровь. – Мне не нужен человек, живущий в Британии или имеющий здесь корни. Я сам живу здесь и этого достаточно. Мне нужен иностранец для зарубежной работы. Мне нужно лишь имя. Я готов заплатить за имя.

Из внутреннего кармана он вынул пачку из пятидесяти новых двадцатифунтовых банкнот и положил на стол. Хаджес посмотрел без всякого интереса. Сандерсон разделил стопку на две, придвинув одну к Хаджесу и аккуратно порвал оставшуюся наполовину. Он положил одну стопку из двадцати пяти половинок назад в свой карман.

– Первые пять сотен за попытку, – сказал он, – вторая половина – за успех. Под которым я подразумеваю имя того, кто со мной встретиться и сделает работу. Не волнуйтесь, это не сложно. Нужен некто неизвестный и совершенное ничтожество.

Хаджес взглянул на пятьсот фунтов напротив него. Но не пошевелился, чтобы их взять.

– Возможно, я знаю одного человека, – сказал он. – Работал со мной несколько лет назад. Я не знаю, работает ли он еще. Мне нужно его отыскать.

– Вы могли бы позвонить ему, – сказал Сандерсон.

Хаджес покачал головой.

– Мне не нравятся международные телефонные линии, – сказал он. – Слишком многое прослушивается. Особенно в эти дни в Европе. Я должен поехать и увидеть его. Это будет стоить еще две сотни.

– Согласен, – сказал Сандерсон. – Взамен на имя.

– Как я узнаю, что ты не надуешь меня? – спрсил Хаджес.

– Никак, – сказал Сандерсон. – Но если я обману, думаю, ты достанешь меня. Мне это действительно не нужно. Тем более за семь сотен.

– Как ты узнаешь, что я не обману тебя?

– Снова никак, – сказал Сандерсон. – Я, в конце концов, найду нужного человека. Я достаточно богат, чтобы заплатить за два контракта, объект одного из них – напротив. Я не люблю, когда меня обманывают. Принципиально, понятно?

В течении десяти секунд двое мужчин смотрели друг на друга. Сандерсон подумал, что зашел слишком далеко. Хаджес снова улыбнулся, на этот раз широко, с искренним одобрением. Он сгреб пятьсот фунтов целыми банкнотами и пачку половинок.

– Я дам вам имя, – сказал он, – и назначу встречу. Когда вы получите имя и согласитесь на сделку, вы пошлете мне другие половинки банкнот плюс две сотни за расходы. До востребования, почтовый офис Эрлс Корт на имя Харгривс. Обычное письмо в хорошо запечатанном конверте. Не зарегистрированное. Если в течении недели после встречи мой парень заподозрит, что ты свалил, он смывается. ОК?

Сандерсон кивнул.

– Когда я получу имя?

– Через неделю, – сказал Хаджес. – Как я смогу связаться с тобой?

– Никак, – сказал Сандерсон. – Я сам свяжусь с тобой.

Хаджест не возражал.

– Позвони в бар, в котором я был сегодня. В десять. – сказал он.

Сандерсон позвонил в назначенный час неделю спустя. Ответил бармен, затем подошел Хаджес.

– В кафе Rue Miollin в Париже вы встретитесь с нужным человеком, – сказал он. – Будьте там в полдень, в понедельник. Человек сам узнает вас. Читайте свежий Figaro, сидя лицом к залу. Он знает вас, как Джонсона. Он подойдет к вам. Если вас не будет в понедельник, он придет туда во вторник и в среду. Затем исчезнет. Возьмите с собой наличные.

– Сколько? – спросил Сандерсон.

– Около пяти тысяч фунтов, на всякий случай.

– Как я узнаю, что это не простой грабеж?

– Никак, – сказал голос, – но он тоже не узнает, есть ли у вас охрана где-нибудь в баре.

Раздался щелчок и в трубке зазвучали гудки.

В следующий понедельник в пять минут второго в кафе на Rue Miollin он все еще читал последнюю страницу Figaro, сидя спиной к стене, когда стул напротив него кто-то отодвинул и мужчина присел на него. Он был одним из тех мужчин, которые находились в баре последние полчаса.

– Месье Джонсон?

Он опустил газету, сложил ее и отложил в сторону. Мужчина был высоким и худым, темноволосым и черноглазым корсиканцем со впалыми щеками. Они разговаривали в течении тридцати минут. Корсиканец представился как Калви, в действительности так назывался город, в котором он родился. После двадцати минут разговора Сандерсон передал две фотографии. На одной из них было лицо мужчины, на обороте была напечатана надпись «майор Арчи Саммерс, вилла Сан-Краспин, Плайя Кальдера, Ондара, Аликанте». На второй была маленькая, покрашенная в белый цвет вилла с ярко-желтыми ставнями. Корсиканец медленно кивнул.

– Это должно произойти между тремя и четырьмя часами дня, – сказал Сандерсон.

Корсиканец кивнул.

– Нет проблем, – сказал он.

Они поговорили еще десять минут об оплате, и Сандерсон передал пять пачек банкнот по пятьсот фунтов каждая. Работа за границей стоила дороже, корсиканец объяснил, что испанская полиция может быть очень недоброжелательна к определенным туристам. Наконец, Сандерсон поднялся, чтобы уйти.

– Сколько это займет времени? – спросил он.

Корсиканец взглянул на него и пожал плечами.

– Неделю, две, может быть три.

– Я хочу знать время, когда это произойдет, вы понимаете?

– Тогда вы должны дать мне возможность связаться с вами, – сказал стрелок.

В ответ англичанин написал на клочке бумаги номер.

– Через неделю и в течение трех недель после этого, вы можете звонить мне между 7.30 и 8 утра по этому телефону в Лондоне. Не пытайтесь проследить его и не провалите работу.

Корсиканец чуть улыбнулся.

– Я не провалю, потому что я хочу получить вторую половину денег.

– И последнее, – сказал клиент. – Я не хочу, чтобы остались какие-нибудь следы, ничего, что можно было связать со мной. Все должно выглядеть, как местная кража со взломом, которая сорвалась.

Корсиканец все еще улыбался.

– Вы дорожите своей репутацией, месье Джонсон. А я своей жизнью, не хочу провести тридцать лет в Толедо Пенал. Не будет ни следов, ни улик.