Текст книги "Марсиане, go home!"
Автор книги: Фредерик Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Фредерик Браун
Марсиане, go home! [= Да уберетесь же вы, наконец, восвояси!]
Пролог
Тот факт, что земляне оказались не готовыми к появлению марсиан, – их, и только их собственная вина. События века в целом и предшествовавших десятилетий должны были бы их насторожить.
Более того, народы вполне могли ожидать этого уже давным-давно, скажем, с тех пор, как человек стал мусолить гипотезы о множественности обитаемых миров, осознав, что Земля – отнюдь ни центр Всесенной. Но поскольку ничто не доказывало ни правильности этих мудрствований, ни их бредовости, то они так и повисли в воздухе как сугубо филисофические, вроде споров о пупке Адама или о том, к какому полу следует относить ангелов.
Приготовления к визиту марсиан наверняка могли бы начаться с появлением таких выдающихся ученых как Скиапалерри и Лоуэлла.
Первый – это тот самый итальянский астроном, кто открыл каналы на Марсе, хотя никогда не заявлял, что они сооружены руками живых существ.
Настал черед американского астронома Лоуэлла, который, изучив и старательно перерисовав каналы, распалил сначала свое, а затем и добропорядочных людей, воображение, заявляя направо-налево, что они творение искусственное. Другими словами: он, де, неоспоримо доказал это своими работами, что Марс обитаем.
По правде говоря, лишь немногие астрономы поддержали теорию Лоуэлла. Одни вообще усомнились в существовании подобных отметин на челе Марса, другие утверждали, что это – не более, чем оптический обман. Наконец третьи объясняли, что они – естественный географический феномен.
Но публика, которая всегда почему-то предпочитает поддерживать, нежели отрицать, подняла Лоуэлла на щит. Она вновь и вновь требовала подать ей немедленно марсианина. И он появился в виде миллионов слов, посвященных ему всякого рода популяризаторами науки.
Ну а затем последнюю потеснила фантастика, великолепно стартовав в 1895 г. замечательным романом Г. Уэллса «Война миров», где описывался захват Земли марсианами, стремительно преодолевшими разделяющее нас космическое пространство в снарядах, выпущенных их пушками.
Эта книга должна была в большой степени настроить людей на возможность марсианского вторжения. А другой Уэллс (некий Орсон) тоже приложил к этому руку в 1938 г., когда выдал радио-постановку по мотивам сего знаменитого романа. И она убедительно доказала – хотя он лично к этому и не стремился, – что уже в то время тысячи людей были готовы принять пришествие чужаков с Марса как неоспоримую реальность. Вспомните: по всей стране, бесчисленные радиослушатели, пропустившие объявление о начале трансляции постановки, случайно поймавшие её уже после этого на приемник, искренне поверили, что марсиане и в самом деле высадились на Земле, сея смерть и опустошение. Дальнейшее зависело уж от темперамента каждого: одни – быстренько попрятались под кровать, другие – устремились на улицу с огнестрельным оружием в руках, дабы дать отпор агрессору.
Расцветала научная фантастика, как, впрочем, и наука, причем, настолько бурно, что в первой все труднее стало отслеживать, где там кончалась наука и начиналась беллетристика.
Потом пришла пора ракет V-2, радаров и сонаров. А там – недолго оставалось и до атомной бомбы, заставившей людей усомниться в пределах знания. Появилась атомная энергия.
Экспериментальные ракеты начали понемножку вгрызаться в космическое пространство и вышли за пределы атмосферы над пустыней Белые пески в Нью-Мехико.
Не замедлила громогласно заявить о себе и водородная бомба.
Хлынули «летающие тарелки» (теперь-то мы, конечно, знаем, что они из себя в действительности представляли, но в те времена никто и не сомневался, что это – объекты внеземного происхождения).
Забороздила океан ядерная подлодка. Следом – открытие метзита в 1963 г. Не говоря уж о теории Бэрнера, доказавшей нелепость постулатов Эйнштейна и давшея зеленый свет сверхсветовым скоростям.
После таких прорывов могло случиться все, что угодно и немало людей чувствовали и рассуждали именно в этом ключе.
И подобные настроения были характерны не только для западного полушария. Всюду побеждала готовность согласиться с возможностью самого невероятного. Так, объявился некий японец Яманаши, заявивший, что он и есть самый что ни на есть настоящий марсианин. Принявшая его слова за чистую монету толпа в экстазе до смерти помяла его. В 1962 г. случились волнения в Сингапуре, и общепризнано, что за восстанием в следующем году на Филлипинах у Моро появился тайный культ, сторонники которого утверждали, что они находятся в мистической связи с венерианами и действуют по их советам и под их руководством. А в 1964 г. произошел трагический случай с двумя американскими летчиками, совершившими вынужденную посадку на своем экспериментальном реактивном самолете, покорившем заатмосферные высоты, к югу от границы. Их тут же вдохновенно перебили мексиканцы, поскольку, увидев, как выходят из самолета в своих гравитационных туниках да ещё и в кислородных масках, они ничтоже сумнящеся приняли их за марсиан.
Да, никаких сомнений: всей логикой событий мы должны были быть готовы к тому, что призошло.
Но касалось ли это формы, в которой они себя проявили? И да, и нет. В каком только виде не преподносила нам их научная фантастика – громадные голубоватые тени, микроскопические рептилии, гигантские насекомые, огненные шары, шагающие цветочки и т. д. Не счесть вариантов. Но НФ тщательно избегала самого банального из всех клише… а оно-то и сказалось реальностью. Марсиане И В САМОМ ДЕЛЕ выглядели как зеленые человечки.
С одной лишь разницей, но зато КАКОЙ! Вот к этому-то никто не был подготовлен, это уж точно.
Поскольку многие люди до сих пор полагают, что это может иметь отношение к случившемуся, видимо, стоит напомнить, что 1964 начался под добрым знаком, и ничто не предвещало ему какой-то необычайной судьбы по сравнению с предыдущими.
В известной степени он стартовал даже в более благоприятных условиях. Небольшой экономический спад начала 60-х был преодолен, и биржа взяла новые высоты.
Холодная война, как ей и полагается, продолжала дышать морозом и не более, чем до этого, после китайского кризиса, грозила перерасти в горячую.
Европа была ближе к единству, чем когда-либо после второй мировой войны, а возродившаяся Германия вновь заняла свое место в числе ведущих промышленных стран. В Соединенных Штатах царила деловая активность, и во многих гаражах стояло уже по два автомобиля. В Азии голод был менее ярко выражен, чем в предыдушие годы.
Да, 1964 г. начинался явно неплохо. Но это было всего лишь начало!
Первая часть. Прибытие марсиан
Глава 1
Время: вторник, 26 марта 1964 года, только-только начало темнеть.
Место действия: небольшая хижина, состоящая из двух малюсеньких комнат, кругом, в радиусе одной мили – выжженная пустыня. Ближайший населенный пункт – Индио, что в штате Калифорния, в ста пятидесяти милях юго-восточнее Лос-Анджелеса.
Единственный персонаж на сцене, после поднятия занавеса – Льюк Деверо.
Вы спросите, почему именно он? А какое это имеет значение? Почему бы и нет! В конце концов, надо же с чего-нибудь начинать. К тому же Льюк, будучи автором многочисленных научно-фантастических романов, в принципе должен, как никто другой, подходить к той истории, о которой речь пойдет впереди.
А теперь самое время представить и нашего героя. Ему тридцать семь лет; рост – около ста восьмидесяти сантиметров; что касается его веса, то нам только приходится позавидовать – шестьдесят пять кило! Голова покрыта густой рыжей шевелюрой, к которой, без всякого сомнения, уже давно не прикасалась расческа и которую можно было укротить только одним единственным способом – хорошенькой дозой специального фиксатора для волос… но нашему герою и в голову не приходила такая простая мысль. Ниже – бледно-голубые, как правило с отрешенным взглядом, глаза. Собеседнику от такого взгляда обычно неловко, поскольку он никогда не уверен, что визави, глядя на него, действительно его видит. Чуть ниже, прямо посередине продолговатого, вытянутого лица с не менее чем двухдневной щетиной длинный изящный нос.
На нашем герое сейчас (а это около восьми часов и четырнадцати минут по местному тихоокеанскому времени) белая, спортивного покроя футболка, на которой, прямо на груди алели четыре огромных буквы – Y.W.C.A.[1]1
Y.W. C. A. – Ассоциация девушек и молодых женщин-христианок (прим. переводчика).
[Закрыть], грязноватые брюки и сандалии, по которым уже давно соскучился сапожник.
Пусть вас не смущает надпись на майке Y.W.C.A. – Льюк никогда не был и не собирался становиться членом этой организации. Футболка раньше принадлежала Марджи, его то ли настоящей, то ли бывшей жене (Льюк на данный момент весьма смутно представлял свой семейный статут: развод состоялся семь месяцев тому назад, но официально решение суда вступит в силу только ещё через пять). Скорее всего, покидая семейный очаг, она просто забыла её среди вещей мужа.
А Льюк, редко носивший футболки в Лос-Анджелесе, обнаружил её только сегодня утром. Она пришлась ему впору – Марджи была внушительной комплекции. Так что, в конце концов, почему бы не поносить эту майку с денек здесь, в пустыне, а потом использовать как ветошь для протирки машины. Несмотря на сохранившиеся до сих пор хорошие отношения, было бы просто смешным попытаться вернуть Марджи её футболку. К тому же, она порвала всякие отношения с Y.W.C.A. задолго до того, как они развелись. И с тех пор никогда её не надевала. Кто знает, возможно, она нарочно оставила футболку в порядке шутки. Но Льюк сильно в этом сомневался, учитывая настроение, в котором Марджи покидала дом.
Да и что это за шутка, если Льюк нашел футболку при обстоятельствах, когда, находясь в сугубом одиночестве, мог позволить себе поносить ее! А уж если она рассчитывала, что наткнувшись на эту реликвию, Льюк впадет в меланхолию и чувство утраты побудит его мысли устремиться к ней, то она жестоко ошиблась.
С футболкой или без нее, он иногда и впрямь думал о Марджи, но без малейшего намена на меланхолию. В настоящее время он в очередной раз был влюблен, на сей раз в девушку, которая была полным антиподом Марджи. Ее звали Розалинда Холл. Она работала стенографисткой на киностудии Парамаунт. Льюк был от неё просто без ума! Втюрился, втрескался, офонарел от нее.
И этот факт в известной степени был связан с его присутствием в хижине, которая была удалена на многие километры от основных дорог. Сама хижина принадлежала его другу – Картеру Бенсону, писателю, как и он сам. Обычно тот удалялся в эти края на некоторое время, на несколько месяцев, когда немного спадала жара, и по той же самой причине, что заставила Льюка оказаться сегодня здесь – сбежать от городского шума, сконцентрироваться, найти очередной сюжет для нового романа – ведь, в конце концов, именно этим он и кормился.
Уже заканчивался третий день его пребывания в хижине, но в голову так ничего и не лезло. Его постепенно начало охватывать чувство полного одиночества, оторванности от всего мира: ни привычных ежедневных телефонный звонков, ни почты, ни единой живой души вокруг.
Хотя, сегодня во второй половине дня в его голове начали вырисовываться контуры, правда, не совсем ещё четкие, нового сюжета. Но сама идея была слишком абстрактной, почти неуловимой. Попытался, хотя бы схематично, зафиксировать её на бумаге, но ничего не получалось. Это было что-то концептуально расплывчатое, но все же нечто. Надеялся, что эта идея позволит ему сдвинуться с мертвой точки, выйти из того мерзкого творческого кризиса, в котором он оказался в Лос-Анджелесе.
Уже несколько месяцев ни одного слова, ни одной фразы. Он такого не помнил в своей многолетней карьере писателя. Все это его тяготило, он был на грани психического срыва. Да к тому же, издатель не оставлял его в покое: «достал» воздушной почтой из Нью-Йорка. При всяком удобном случае он напоминал ему о подписанном контракте – требовал сообщить, хотя бы рекламу будущей книги… этот постоянный вопрос о сроках, от которого его просто тошнило. Льюк понимал, что полученные им авансом пятьсот долларов, были веским аргументом в руках издателя… но все же…
Короче говоря, прижатый к стенке – что может сравниться с отчаянием писателя, оказавшегося в творческом кризисе! – он попросил Картера Бенсона, который в связи с контрактом в Голливуде вынужден был покинуть хижину на шесть месяцев, разрешить ему поселиться там вместо него, чтобы попытаться выйти из кризисного состояния в отшельничестве. Льюк собирался оставаться здесь до тех пор, пока окончательно не созреет сюжет новой книги, и только после этого вернуться в свои родные пенаты, где не спеша завершить работу над романом. Да к тому же там под боком у него будет Розалинда Холл, которую он в шутку называл своей музой.
Но вот уже третий день с девяти утра до пяти после обеда он ходил, словно маятник, туда-сюда, по маленькой комнате, стараясь собраться мыслями, сконцентрироваться, пытаясь быть спокойный… но, господи, были моменты, когда ему просто хотелось взвыть! По вечерам, прекрасно понимая, что бесполезно пытаться заставить свой мозг работать, он отдыхал, читая что-нибудь легкое, или просто пропускал несколько рюмок. А точнее – пять. Их как раз хватало, чтобы привести себя в хорошее настроение, расслабиться, не надираясь. При этом он соблюдал давно установившийся ритуал постепенно, не спеша, посасывал их до одиннадцати часов, и только потом ложился спать. Ничего нет лучшего в этом мире, чем регулярность… Это уж точно, но почему-то она до сих пор не очень-то оказалась для него продуктивной.
В тот момент, с которого мы начали наш рассказ, то есть в двадцать часов и четырнадцать минут, он как раз сделал свой второй глоток из третьей рюмки, которую, по заведенному правилу, собирался осушить ровно в девять. Он попытался читать, но мысли, упорно избегая книги, уводили его куда-то далеко, на поиски вдохновения. Все же как часто человеческий дух склонен к противоречивости!
И, когда его мысли, заскользили по естественному руслу, как бы уже не подчиняясь ему самому, Льюк почувствовал, что он никогда не был так близок к очередному сюжету, как в этот момент. Такого с ним уже давно не происходило. Отдавшись во власть своего воображения, охваченный каким-то внутренним вдохновением, он вдруг, даже не осознавая этого, спросил самого себя: «А что, если марсиане?..»
…Кто-то постучал в дверь.
Вздрогнув от неожиданности, он посмотрел на неё широко открытыми глазами. Только после этого он поставил рюмку и встал. В глубокой вечерней тишине он наверняка услышал бы шум отъезжающего автомобиля, поскольку пешком добираться до этих мест никто бы не стал.
Снова стук, но уже настойчивее.
Открыв дверь, он осмотрелся при лунном свете. Никого. Затем, почти инстинктивно, опустил свой взгляд вниз.
– О, Господи… только не это! – восклинул он.
Перед ним стоял небольшого роста, зеленого цвета человечек. Где-то около семидесяти пяти сантиметров.
– Привет, Джонни! Напомним о слэнговом значении слова – мужчина, мужик и т. п.! – сказал зеленый мужичишка. – Ну что, это и есть та самая планета Земля?
– О, нет! – вновь вырвалось у Льюка Деверо. – НЕТ, ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ…
– Что? Почему же, я не ошибся, – при этом зеленый коротышка поднял руку вверх. – Одна единственная Луна, чьи размеры и расстояние до неё полностью соответствуют нашим расчетам. И, насколько мне известно, в солнечной системе есть только одна планета, имеющая единственного естественного спутника – и имя ей Земля. У моей – два.
– Господи! Не дай мне сойти с ума! – простонал Льюк.
(В солнечной системе только у одной планеты два спутника. И ею была…)
– Послушай, Джонни, давай не будем ходить вокруг да около. Земля это или нет?
Льюк слабым кивком головы дал понять, что это так.
– Ну и прекрасно, – сказал коротышка. – Хоть в одном, но мы уже договорились. Одного я не пойму. У тебя такой вид, словно ты только что проглотил рыбью кость.
– М…м…м… – промямлил Льюк.
– Ты что, плохо себя чувствуешь? И что это за манера встречать гостей? Может ты пригласишь меня войти?
– Да-а-а, конечно, пожалуйста… – засуетился Льюк, делая шаг назад и уступая дорогу нежданному гостю.
Войдя в хижину, марсианин окинул взглядом помещение. При этом его глаза были как-то по-особенному прищурены.
– Ну и лачуга у тебя! Слушай, а что у вас здесь, на Земле, все так живут или это то, что называют трущобами? О, мой Аргет, ничего подобного я не видел в моей жизни! До чего же убого!
– Простите, но не я её выбирал, – застенчиво, как бы извиняясь, вставил слово Льюк. – Это все принадлежит одному моему другу.
– Ну и друзья у тебя! Ты что, один что ли?
– Вот-вот! Именно это мне и хотелось знать. Возможно… вы галлюцинация.
Марсианин одним прыжком оказался в кресле, свесив болтающиеся ножки.
– Вполне возможно. Но в таком случае, у тебя должно быть крыша поехала.
Льюк непроизвольно открыл и тут же закрыл рот. Вспомнил о рюмке и, пытаясь схватить её, опрокинул. Содержимое пролилось на стол и струйкой потекло на пол. Молча выругался, но тут же вспомнил, что напиток был слабым – перестарался со льдом. Его охватило желание выпить чего-нибудь очень крепкого. Дрожащими руками наполнил рюмку до самых краев чистым виски.
Сделав глоток, он поперхнулся. И лишь убедившись, что все дошло к месту назначения, он плюхнулся в кресло, держа рюмку в руке и уставившись на «гостя».
– Ну что дружище, изучаешь, так сказать, собираешь информацию? хихикнут тот.
Льюк молчал. Он старался выиграть время.
По виду визитер был гуманоидом, но, вне сомнения, не человеком. Сначала он было подумал, что кто-то из его друзей хотел его разыграть одной из тех карнавальных штучек, но сейчас… Нет, сомнений уже быть не могло.
Этот тип не мог быть одним из карликов, так как его торс в отличие от них никак не соответствовал длинным и тонким рукам. Хотя голова и выделялась относительно большими размерами, но явно отличалась от человеческой – почти совершенная сфера, да к тому же совершенно лысая. Лицо тоже было идеально гладким. И Льюк готов был поспорить, что и на всем теле не было ни единого волоска.
Что касается лица, то вроде бы все было на месте, но бросались в глаза несуразные пропорции и размеры. Рот и нос, по крайней мере, раза в два превосходили нормальные человеческие; и наоборот, остренькие и живые глазки были малы и находились на минимальном расстоянии друг от друга; уши тоже мелковаты, да к тому же и без мочем. При лунном свете кожа отдавала зеленовато-оливковым цветом; а при искусственном – скорее изумрудным.
На каждой руке – по шесть пальцев. На ногах, вполне возможно, тоже. Но коротышка был обут. Сапоги были темно-зеленого цвета, также, как и костюм облегающие брюки и широкая, свободная куртка, сшитые из материала, похожего на замшу или верблюжью кожу. Шляпа отсутствовала.
– Начинаю вам верить, – выдавил из себя Льюк, все ещё не оправившись от удивления, испытанного при встрече.
Выпил ещё глоток.
Марсианин проворчал:
– Слушай, неужели все земляне такие же неотесанные, как ты? И глуповатые притом? Может, все же предложишь гостю рюмочку?!
– Извините!
Льюк встал и пошел за вторым стаканом.
– Не то что я хочу выпить, – продолжил марсианин, – Вообще не пью. Это мерзкая привычка. Но в конце концов, ты мог бы хотя бы предложить мне.
Льюк с облегчением вздохнул и снова рухнул в кресло.
– Конечно, я обязан был это сделать. Еще раз, простите. Меня зовут Льюк Деверо.
– Ну и имячко у тебя! Какое-то идиотское.
– Возможно, и ваше мне покажется таким же странным. Могу ли я его узнать?
– Ну конечно же, и давай без церемоний.
Льюк снова глубоко вздохнул.
– Ну и как же вас зовут?
– У нас, марсиан, нет имен. Мы считаем это ненужным анахранизмом, смехотворным обычаем.
– Да, но вы, тем не менее, знакомы с ним. Вы только что назвали меня Джонниом.
– Ну и что же. Был вынужден. Мы всех называем Джонниами или Иванами, в зависимости от языка. Не вижу никакой необходимости утомлять мозги, выдумывая новые имена для каждого, с кем говоришь. Зачем усложнять себе жизнь!
Льюк сделал очередной глоток.
– Да… – проворчал, – в этом что-то есть… Но перейдем к более важным делам. Кто или что мне может гарантировать, что вы существуете на самом деле?
– Джонни, я же тебе уже сказал, что возможно, у тебя сдвиг по фазе.
– Вот-вот, об этом я как раз и подумал. Может, и впрямь у меня что-то не так с головой? Если вы существуете на самом деле, мне придется согласиться с тем, что вы не человек, и, в этом случае, у меня нет оснований сомневаться в отношении вашего происхождения. В противном случае – или я слишком много выпил, или у меня галлюцинации. Но в одном я четко уверен – выпил всего-то чуть-чуть: только два бокала, да к тому же бухнул столько льда, что почти их и не почувствовал.
– Ну и зачем же ты их выпил?
– Это не имеет никакого отношения к нашему делу. Возвращаясь к нашей теме: вынужден констатировать, что остается одно из двух: или вы существуете, или… я начинаю сходить с ума.
Марсианин издал резкий грубоватый звук.
– А почему эти две крайности должны исключать друг друга? Дураку же ясно, что я реально существую. Вот он, я. Ну, а относительно второго, мне ничто не доказывает, что ты и в самом деле не чокнулся. Хотя меня это мало трогает.
Очередной вздох Льюка. Да, повздыхаешь, когда перед тобой марсианин! В таких ситуациях и пьется неплохо. Стакан был пуст. Поднялся, чтобы наполнить его. На этот раз чистое виски, никакой содовой. Но на всякий случай бросил пару кубиков льда.
Садясь в кресло, почувствовал, что его будто осенило. Поставил стакан и сказал:
– Я сейчас вернусь. Извините.
Вышел из комнаты. Если марсианин не был галлюцинацией и если он действительно был марсианином, наверняка где-то поблизости должен быть и космический корабль. Конечно, если и сам корабль не окажется очередным наваждением.
Но до самого горизонта в залитой лунным светом пустыне не было и намека на космолет, даже в виде галлюцинации. Льюк, не веря своим глазам, обошел кругом хижину – никого и ничего!
Вернулся в комнату, уселся поудобнее в кресло, сделал хороший глоток обжигающей жидкости и, уставив обвинительно на марсианина указательный палец, изрек:
– Нет там никаких кораблей!
– Ха, ясно, что нет.
– Ну и как же вы прилетели?
– Только не на ваших дерьмовых штучках. Я скуимировал.
– Что? Не понял.
– А вот так, – брякнул Марсианин, вставая с кресла. При этом «а вот» донеслось с кресла, а «так» уже послышалось из-за спины Льюка.
Льюк от неожиданности вскочил и резко повернулся. Марсианин сидел на краю газовой плиты.
– О, Господи! – ахнул Льюк. – Да это же телепортация.
Марсианин исчез. Льюк бросил взгляд на кресло – марсианин словно и не покидал его.
– Черта с два – телепортация! – обиделся марсианин. – Выражаясь коротко, она связана с материальным миром. То, что мы делаем, зависит только от ментопотока. У тебя кишка слаба для столь тонких вещей.
– И вы, таким образом… с самого Марса что ли? – опешил Льюк, сделав ещё один глоток.
– Конечно. За секунду до того, как постучал в дверь, я ещё был там.
– А что, это в первый раз, или вы уже и раньше добирались таким макаром до нашей планеты? У меня такое впечатление, что вы сами и ваши соотечественники уже бывали здесь, и не раз. Может, отсюда и все эти сказки о гномах, домовых…
– Ну и чушь ты порешь, – отрезал марсианин. – Нет, это вы сами с вашими-то мозгами набекрень вбили себе эту дурь в голову. Никто из наших до сих пор здесь не бывал.
Все проще: мы совсем недавно овладели технологией куимирования на длинные дистанции. До этого мы перемещались только на близкие расстояния. Для межпланетных перелетов нам пришлось повысить хокиму.
– И как это вам удается говорить на нашем языке?
Нижняя губа марсианина скрутилась в колечко. (Она была хорошо приспособлена для подобных операций).
– Подумаешь! Д я чешу на всех ваших никчемных и дурацких языках. Наслушались их по вашему радио на всех программах. Но даже и без них, мне потребуется самое большее час, чтобы овладеть любым из ваших языков. Для нас – это детская забава. А тебе, думаю, и тысячи лет не хватит, чтобы обучиться нашему, марсианскому.
– Не удивительно, что у вас создалось столь дурное мнение о нас. Еще бы, оно основано на наших радиопередачах. Да, в этом я с вами согласен. Большинство из них – просто дерьмо…
– Видно, многие земляне столь же нелестного мнения о них. Ведь чтобы избавиться от этой дряни, вы выплескиваете их в эфир…
Льюк постарался сдержать себя. При этом он не забывал о стакане. Постепенно он начал верить в то, что перед ним самый настоящий марсианин, а не плод его воображения. И вдруг ему в голову пришла изумительная идея: во-первых, он ничего не терял, приняв за реальность существование этого марсианина, а во-вторых, если это действительно так, то… у него все козыри в руках. Ведь он, как ни как, писатель-фантаст!
– Расскжите мне о Марсе. Как там у вас? – полюбопытствовал он.
– Эй, Джонни! Это не твоего ума дело.
Льюк молча сосчитал до десяти, чтобы не взорваться. Он уже еле сдерживал себя.
– Послушайте, – наконец произнес он, – вначале я действительно был не очень-то вежлив. Все-таки все произошло так неожиданно. Примите мои извинения. Может, теперь поговорим по душам, как друзья?
– Не вижу проку в этом. Ты для меня низшая раса.
– В таком случае, давайте, по меньшей мере, не выходить в нашей беседе за рамки приличия, сделаем её приятной для обоих.
– Зря стараешься, Джонни. Это не для меня. Мне нравится питать отвращение к людям, провоцировать их на спор. Если ты начнешь лизать мне пятки, придется поискать кого-нибудь другого.
– Нет, ради Бога… – Льюк понял свою ошибку и продолжил. – Ну что же, если вам так нравится, сгиньте отсюда подальше… да побыстрей.
– Ну вот, совсем другое дело! На глазах умнеешь, – возликовал марсианин, не скрывая своей радости. – Кажется, мы с тобой поладим.
– И все-таки, скажите, что вас дернуло прилететь к нам?
– Я уже который раз тебе повторяю. Не твоего ума это дело. Ну, лалдно, если ты такой зануда, так и быть, намекну. Ну скажи мне, ради чего люди ходят в зоопарк на твоей вонючей планете?
– И долго вы собираетесь гостить у нас?
Марсианин склонил голову набок.
– Джонни, ты тугодум, хоть кол на голове теши. Я тебе не служба информации. Мои дела, мысли тебя не касаются. Единственное, что я могу тебе сказать, так это то, что я прибыл сюда не для того, чтобы преподавать молокососам в начальных классах.
Льюк пристально взглянул на марсианина. Чего это он лезет на рожон? Хочет спровоцировать на скандал? Ну ладно. Тогда следует проучить его.
– Слушай, ты, мерзкий зеленый недоносок. Хотел бы я…
– Чего? Сделать с меня фотку, что ли?
– Вот именно… конечно же! – Льюк сам удивился, как это он раньше не догадался об этом. – Вот проявлю пленку – и все станет на место…
Он стремглав побежал в комнату. Его фотоаппарат уже давно, вместе со вспышкой, был готов. Он надеялся сфотографировать какого-нибудь койота, которые по ночам часто подбирались к хижине.
С фотоаппаратом в руках он и возник перед марсианином.
– Мне принять какую-нибудь позу? – осведомился последний. И тут же приставил пальцы к ушам, начал быстро перебирать остальными десятью, дико скосил глаза и высунул огромных размеров, цвета капусты, язык.
Льюк нажал на спусковой крючок. Быстро перемотал кадр и снова направил аппарат на марсианина. Но того как ветром сдуло. Где-то из-за спины Льюка раздался голос.
– И одной хватит, Джонни. Не действуй мне на нервы.
Льюк резко повернулся, держа на изготове фотоаппарат. Но там никого не было. Сзади тот же голос ехидно заметил, что он уже разок сам себя выставил на посмешище.
Льюк решил не настаивать. Обойдется и одной фотографией. А уж она-то не станет обманывать и покажет, с кем он имеет дело. Жалко, конечно, что пленка не цветная. Но, как говорится… на безрыбье и рак – рыба.
Стакан снова был пуст. Наполнил его и уселся в кресло.
– Вы перехватываете наши радиопередачи, не так ли? А почему не телевизионные?
– Телевидение? Слыхом не слышал.
Льюк попытался объяснить.
– Нет, – отрубил марсианин, – волны такого типа не доходят до нас. Слишком далеко. И слава Аргету! Хватит и того, что слышим вас. А чтобы ещё и видеть… Нет, увольте!
– А, все это болтовня. Просто вам не удалось до сих пор изобрести телевидение! Ну вы и даете! Как же это вы так, дружище?
– Во загнул! Глупости все это. Когда захочется взглянуть, что происходит в той или иной точке нашей планеты, мы просто куимируем туда. И все… Скажи-ка лучше, положа руку на сердце, мне просто не повезло, что я встретил такого монстра как ты, или все вы здесь такие паршивцы?
Льюк чуть не поперхнулся очередным глотком.
– Что ты хочешь сказать этим? Неужели вы себя считаете красавчиком?
– Еще бы! По крайней мере, так думают все мои однопланетяне.
– Ну конечно же! Еще скажите, что там, у себя, девочки так и хороводят вокруг вас. Впрочем… ясное дело это возможно только в том случае, если у вас, как и у нас, есть разделение полов, ну и, естественно, если у вас имеются марсианочки…
– Да, у нас есть различия по полу, но слава Аргету! – ничего общего с вами. Неужели у вас все происходит, как в этих радиопередачах… все эти тошнотворные вздыхания, разлюбезности? Ну, а ты-то сам, «влюблен» ли, как вы это называете, в какую-нибудь самочку?
– Не суй свой нос не в свои дела, – вскипел Льюк.
– Ну если ты так считаешь… – и с этими словами марсианин исчез.
Льюк встал, он уже еле держался на ногах, и оглянулся вокруг. Марсианина нигде в комнате не было.
Снова плюхнулся в кресло и лихорадочно присосался к стакану, надеясь на просветление таким образом в голове.
Слава Богу, или Аргету! У него хоть оставалась фотография. Завтра он поедет в Лос-Анджелес и отдаст проявить пленку. Если на фотографии не окажется ничего, кроме пустого кресла, не будет, по крайней мере, никаких сомнений – надо срочно обращаться к психиатру. А если замаячит марсианин… то уж он его, разумеется, заметит!
Но сейчас ничего другого не оставалось, как одно – побыстрее надраться и – баиньки! – в объятия Морфея. А завтра утром… проснуться попозже.
Он буквально на секунду закрыл и тут же открыл глаза.
Марсианин, как ни в чем не бывало, снова красовался перед ним! Он улыбался.
– Я только что побывал в том свинюшнике, что ты называешь спальней. Читал твою переписку. Ну и умора! Сплошной вздор!
Письма? Конечно от Розалинды. Три единственных письма, которые он получил от нее, будучи в Нью-Йорке всего неделю, три месяца назад, когда потребовалось кое-что обговорить с редактором. Он их сохранил, с трепетной надеждой, надеясь перечитывать их здесь в полнейшем одиночестве…
– О, Аргет! Ну и треп! – продолжал марсианин. – И что за дурацкая система письма! Я семь потов пролил, пока удалось разобраться в вашем алфавите, найти правильное соотношение между буквами и звуками! Что за бредовый язык, где один и тот же звук пишут разными способами?
