Текст книги "Темное вторжение"
Автор книги: Фредерик Каммер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Профессор Веттнер, худой, хрупкий, с белыми волосами, покачал головой.
– Осталось еще десять минут, – заявил он, взглянув на часы.
– Еще десять минут! – доктор Фром, главный химик концерна «Международное ракетостроение» сделал рукой плавный, напыщенный жест. – Как это драматично, а, Кросс?
Джон Кросс, загорелый молодой врач, только пожал плечами.
– Как ученые, вы должны понять, что для этого есть причины, – пробормотал он. – Мое любопытство выдержит еще десять минут.
– Спасибо, Кросс. – Профессор Веттнер слегка наклонил голову.
– Признаю, господа, что мне пришлось прибегнуть к мистификации, чтобы заманить на этот пустынный островок трех лидеров из разных областей науки. Вы согласились сопровождать меня из уважения к моему положению как директора «Национального исследовательского фонда», и я обещаю, что вы не будете разочарованы.
– Но разве вы не можете хотя бы намекнуть нам на разгадку, – проворчал Фром, – чтобы, когда настанет великий момент, – в его голосе послышались саркастические нотки, – мы были подготовлены?
ПРОФЕССОР BETTHEP достал из кармана какой-то конверт, пожелтевший и хрупкий от времени.
– Мы здесь, чтобы исполнить договор, заключенный «Национальным фондом» этой ночью ровно триста лет назад. Кто-нибудь из вас помнит имя Алексиса Коура?
– Коур? – повторил Бронсон, подергав себя за бороду. – Это не тот ли человек, который утверждал, что открыл материю электрона?
Веттнер медленно кивнул.
– Гм, – хмыкнул Джон Кросс. – Говорят, он сошел с ума, потому что никто ему не поверил.
Веттнер снова кивнул.
– Двадцать первого ноября 1940 года Коур появился в администрации «Фонда», взволнованный, но в полном рассудке, и вручил исполнительному комитету этот конверт. Его нужно вскрыть, пояснил он, в библиотеке моего дома в девять вечера двадцатого ноября 2240 года. Кроме того, он передал комитету документы на владение этим островком при условии, что ни один человек не ступит на него в течение трехсот лет. Чтобы покрыть все расходы, он передал также доверенность на большую сумму денег, из которой «Фонд» должен был платить налоги, брать средства на обслуживание и тому подобное. Спустя шесть месяцев Коура нашли бродящим по улицам Чикаго, он что-то бессвязно бормотал про «убийство» и «жалкое существование». Он был совершенно безумен. Ему казалось, что он совершил какое-то ужасное преступление, и он умер, так ничего и не прояснив. «Фонд» действовал согласно договору с Коуром. Деньги позволили нам постоянно держать там у берега лодку с наблюдателями, чтобы никто не проник на остров. И сегодня вечером мы первые за последние триста лет вошли в этот дом.
Когда Веттнер замолчал, тишина повисла в покрытой паутиной комнате. Шторм за окном, казалось, удвоил ярость. Дождь пополам с градом бил в окна, ветер выл, как разъяренный вервольф, и весь дом под его ударами стонал, взывая к милосердию. Веттнер глядел на часы. В воздухе, казалось, повисло предчувствие какой-то угрозы. Внезапно Веттнер выпрямился и с громким щелчком закрыл крышку карманных часов.
– Девять часов, – торжественно объявил он.
Затем дрожащими пальцами он распечатал конверт. Все трое нетерпеливо подались к нему, глядя на тонкое, аскетическое лицо Веттнера.
– Ученым будущего, – прочитал тот. – Я передаю вам великое изобретение, совершенное при помощи великого преступления. Бог никогда не простит меня, потому что моя дочь Анна навсегда рассталась с человеком, которого любила. Поверьте, все, что я сделал, я совершил во имя науки. Чтобы попасть в мою лабораторию, нажмите гвоздик, на котором висит портрет Анны. Там вы можете увидеть мой труд и, соответственно, судить меня. Алексис Коур.
– Ха! – фыркнул Фром. – Бред сумасшедшего! Я…
– Вы всегда были скептиком, Фром, – усмехнулся Джон Крое – Подозреваю, что именно это и сделало вас великим химиком.
ПРИСТАЛЬНЫМ ВЗГЛЯДОМ Бронсон обвел библиотеку. Пять картин, висящих на стенах, были ландшафтами. А шестая, портрет молодой, темноволосой девушки, наверняка являлся изображением Анны Коур. С сомнением улыбаясь, Бронсон снял его со стены и нажал гвоздь.
Скрип ржавых петель был слышен даже сквозь рев шторма. Стенная панель медленно раскрылась внутрь, освобождая темный проход.
Профессор Веттнер схватил тяжелую переноску и устремился к проходу.
– Вы все еще сомневаетесь, Фром?
– Потайной проход вряд ли является научным достижением, – пропыхтел толстяк. – Посмотрим, что мы найдем в конце его!
Согласно кивнув, Бронсон последовал за ним в проход. Джон Кросс, подхватив свою сумку, вошел последним, его спокойствие, казалось, ничто не могло нарушить.
Коридор вскоре уткнулся в крутую каменную лестницу. Все четверо стали медленно спускаться по ней. Высеченные в скале стены были покрыты капельками влаги, шаги людей в этих сырых подземных глубинах стали приглушенными, почти неслышимыми. Прошло минут пятнадцать, прежде чем они остановились перед неясно вырисовывающейся впереди ржавой железной дверью.
– Вход в лабораторию Коура! – воскликнул Веттнер дрожащим от сдерживаемого волнения голосом.
– Наконец-то, – усмехнулся Кросс. – Я уже начал подумывать, не повернуть ли… – Он замолчал, поскольку Веттнер открыл дверь.
Из двери вырвался в коридор поток яркого света. Внутри было большое помещение, заполненное странными аппаратами, пучками серебряных трубок, паутиной проводов, и все это было покрыто пылью. Однако, не это привело в изумление четырех человек. Они уставились на девушку.
Девушка лежала на столе из черного камня, на обоих концах которого была блестящая медная спираль, странно лишенная пыли или коррозии. И вокруг девушки было мерцание, слабое, прозрачное, золотистое облако, кокон какой-то энергии!
– Дочь Коура! – прошептал Веттнер, входя в лабораторию. – Через триста лет!
Со страхом, смешанным с каким-то благоговением, все четверо столпились вокруг черного стола. Вблизи девушка была еще более потрясающей. Старомодная одежда свободно прикрывала ее великолепное тело, темные волосы, казалось, плавали в золотом облаке. Однако, ученых поразило, в первую очередь, ее лицо. Рот был искажен и открыт в беззвучном крике ужаса, глаза расширились от страха, лоб сморщился в выражении неимоверного отчаяния. Кросс протянул руку, чтобы коснуться ее, и пальцы его уперлись в невидимый барьер.
– О, Боже! – Фром вытер пот со своего тройного подбородка. – Что… что это?
– Какая-то странная форма бальзамирования, – пробормотал Бронсон. – Смотрите!
ОН СХВАТИЛ с соседнего инструментального столика тонкий лист металла, покрытый аккуратными буквами.
– Это записка! – Веттнер взял у него лист и стал читать вслух:
«Перед вами моя дочь Анна, которую вы, несомненно, узнали по портрету в библиотеке. Она – объект моего великого эксперимента. Едва ли нужно объяснять, что я предпочел бы провести этот опыт над кем-нибудь другим, но какие бы деньги я ни предлагал, все только смеялись надо мной и называли меня безумцем.
Наверное, я и был безумен, раз сделал такое. Но опухоль в моем мозге оставляла мне слишком мало времени, мне становилось хуже с каждым днем, и я понимал, что если не стану действовать решительно, то могу не успеть провести этот эксперимент. На острове была лишь моя дочь Анна, и я решил пожертвовать ею во имя будущего науки. Проведя ее в лабораторию, я спросил, согласна ли она на эксперимент.
Она говорила со мной мягко, как с сумасшедшим, и ответила, что я слишком многого хочу, требуя, чтобы она навеки рассталась со своим любимым Ральфом Хинтоном. Мысль, что она поставила своего возлюбленного выше меня, своего отца, и даже выше научного прогресса, внезапно наполнила меня безрассудной яростью.
Я швырнул ее на стол и повернул выключатель.
В страхе она закричала, зовя Ральфа, но слова застыли у нее на губах, так как ее уже окутало облако. Ужасное преступление было совершено.
Полный отчет о моих экспериментах вы найдете в лабораторном журнале. Однако, позвольте лишь кратко сказать, что золотистое облако – это электронная материя, то есть промежуточное состояние между чистой энергией фотонов и таким веществом, как камень или железо.
Она создала непроницаемый экран, через который не могут проникнуть ни бактерии, ни любые другие формы жизни, ни даже электромагнитные колебания. Даже световые лучи не могут проникнуть через него. То, что вы видите, всего лишь застывшее в воздухе отражение. Приливная электростанция на берегу дает достаточно тока, чтобы питать этот экран.
Живя в будущем, вы, несомненно, знакомы с постулатом, что время зависит от массы, точнее, время зависит от скорости движения, а она невозможна без массы. Таким образом, если бы Вселенная была абсолютно пустой, то и время было бы абсолютным. В течение трехсот лет моя дочь будет находиться в абсолютном времени, защищенная стеной электронной материи. В состоянии стасиса, свободная от нашего относительного времени.
И ужас, который она испытала триста лет назад, остается неизменным. Для нее не прошло даже мельчайшей доли секунды. Хотя ее жених, ее друзья, как и я сам, давно обратились в прах, для нее все еще длится тот миг ночью двадцать первого ноября 1940-го года, когда я повернул выключатель. Вы можете выключить его. Это черный выключатель возле правой спирали. И я умоляю вас бережно отнестись к моей дочери.
Алексис Коур».
Когда Веттнер закончил читать, его компаньоны долгий миг стояли, затаив дыхание.
– Живая! – пробормотал Бронсон, дергая себя за бороду. – Но как она может оставаться живой после стольких лет?
– Это для нас прошло столько лет, – почти беззвучно ответил Веттнер. – Для нее же, заточенной в темницу абсолютного времени, длится все тот же миг! – Он подошел к выключателю. – Но должны ли… должны ли мы пробудить ее?
– Подождите, – Джон Кросс снял пальто и открыл свою медицинскую сумку. – Ей может потребоваться врач. Шок от внезапной перемены, это, знаете ли, не шутки.
ВЕТТНЕР МОЛЧА взглянул на двух остальных. Они нетерпеливо кивнули. Трясущимися пальцами он повернул медный выключатель.
С резким треском между двумя спиралями перепрыгнула дуга голубого огня. Помещение заполнил острый запах озона. И внезапно золотистое облако исчезло. Как только это произошло, все четверо словно попали под взрывную волну. Яростный порыв энергии ударил по их мозгам, на долю секунды лишив сознания.
Джон Кросс покачал головой, глядя, как Анна Коур лежит на каменном столе. Взгляд ее стал диким, на щеках проступили красные пятна. Искаженные, невнятные слова сорвались с ее губ. Ральф… смерть… вечность…
Кросс понял, что это опасная нервная реакция. Анна была на грани коллапса. Схватив из сумки шприц, он бросился к ней и вонзил иглу в ее руку. Какой-то булькающий звук вырвался из ее горла, и девушка тут же опустилась на стол, погрузившись в глубокий, спокойный сон.
– Гм… – Фром погладил свою лысую макушку. – Я чувствую себя, словно избитый. Моя голова!..
– Когда облако было рассеяно, вырвалась какая-то странная энергия, – голос Веттнера дрожал, но его запавшие глаза светились торжеством. – Старик Коур не был безумным, как мы считали! Представьте себе, что это будет значить для науки! – Он повернулся к Кроссу, державшему запястье девушки. – Как она?
– Пульс нормальный, – кивнул Кросс. – Я вколол ей два кубика торина. Она проспит часов восемь. У нее просто шок. Отец заставил ее лечь на стол, вспыхнул яркий свет, а затем, спустя мгновение, она увидела, что в комнате полно незнакомых мужчин. Вот нервы у нее и не выдержали. Но, думаю, теперь все будет в порядке. Я все же думаю дать ей немного динитриксола. И когда она проснется, ей будет нужно поесть.
– Я отправлюсь в Чикаго и привезу еду, – сказал Веттнер, направляясь к двери. – А вы… думаю, вы захотите изучить оборудование Коура и его лабораторные записи. Примерно через час я вернусь.
– Ликующе потирая руки, он стал подниматься по вырубленной в скале лестнице. – Какая будет сенсация! – то и дело восклицал он.
– Какой триумф для «Фонда»!
Глава II. Странные исчезновения
СПОРТИВНЫЙ ЦЕНТР был заполнен до самой крыши. Девяносто тысяч взбешенных вентиляторов хрипло завывали, гоняя друг другу спертый воздух. В темноте, точно светлячки, горели бесчисленные сигареты, волны голубого дыма вздымались вверх, кружа в свете прожекторов и постепенно расплываясь широкими кольцами.
Джо Хансен, худощавый белокурый претендент демонстрировал свое мастерство на Спаде Мактиге, квадратном, гориллоподобном чемпионе. Раз за разом Мактиг отступал под диким напором претендента. И раз за разом перчатка Хансена находила лазейку, чтобы врезаться в и без того избитое лицо чемпиона. Хансен становился все более уверенным, наносил все больше точных ударов, а Мактиг, казалось, держался из последних сил.
Внезапно Хансен нанес сильнейший удар. Толпа взревела. Мактиг пошатнулся, но устоял, и отчаянно вошел в клинч. Рефери бросился вперед, чтобы разделить боксеров. Но тут лицо Хансена внезапно стало каким-то пустым. Руки его упали, глаза потускнели. Он пролез под натянутыми канатами и пошел по проходу к северному выходу, двигаясь, как бледнолицый автомат.
Секундантов, которые пытались задержать его, Хансен просто расшвырял. Толпа, выражая изумление и презрение, неистово засвистела. На ринге изумленный рефери поднял руку не менее изумленного Мактига. Поклонники бокса по всей стране, видя все это на экранах аудиовизоров, затаив дыхание, ждали объяснений от ошеломленного комментатора.
Волнение было столь интенсивным, что лишь немногие заметили, что одновременно с Хансеном еще полдесятка мужчин пошли сквозь толпу к северному выходу. Когда прибыла полиция, зрители готовы были разнести Центр…
Примерно в тысяче пятистах миль к западу от Спортивного Центра, на зеленых склонах Калифорнии, заходящее солнце – огненно-красный шар, – превратило гладкие воды Тихого океана в море крови. И на фоне этого океана огромное белое оштукатуренное здание завода «Ракетной техники Бэннинга, инкорпорейтед», бурлило интенсивной деятельностью. Толпы рабочих в серой одежде, вне себя от гнева, осаждали административное здание, грозя кулаками и выкрикивая хриплые угрозы.
В обитом дубовыми панелями офисе Ричард Бэннинг мог разобрать лишь отдельные слова: «Заработная плата!», «Часы!», «Забастовка!».
Тяжелое лицо Бэннинга было хмурым, он впился зубами в свою несчастную сигару. Внезапно в кабинет украдкой вошел бледный, испуганный секретарь.
– Они… они угрожают насилием, мистер Бэннинг, – срывающимся голосом сказал он. – Если мы не удовлетворим их требования, Рицки может отправить их громить завод. Я не могу понять, почему губернатор до сих пор не прислал военных!..
– Ха! – Бэннинг высокомерно взглянул на секретаря. – Я сам поговорю с ними.
СТИСНУВ ЗУБЫ, он прошел в вестибюль, где находились наружные двери здания. Толпу забастовщиков окутала внезапная тишина, когда из дверей вышел президент компании. Рицки, черноволосый лидер бунтовщиков с тонким лицом, прошел к подножию лестницы и дерзко взглянул Бэннингу прямо в глаза.
– Люди! – низкий голос президента прокатился по заводскому двору и отозвался мощным эхо. – У вас есть работа и неплохая зарплата, а также соцпакет. Расходитесь по своим местам, и все будет, как прежде. Я готов забыть ваше сегодняшнее выступление!
– Ну, конечно, – губы Рицки саркастически скривились. – Расходитесь по местам и продолжайте пахать за восемьдесят центов в час, чтобы приносить владельцу сто тысяч в год! Мы знаем свои права, и если вы не дадите нам то, что мы требуем, ни одна ракета не покинет пределы завода.
Толпа выразила согласие дружным ревом, рабочие угрожающе подались ближе.
– Вы дурак, Рицки! – закричал Бэннинг. – Я буду вынужден…
Внезапно голос его сорвался, и он стал спускаться по лестнице, двигаясь рывками, точно марионетка. В ту же секунду подобные изменения произошли и с Рицки. Бок о бок оба мужчины покинули территорию завода, устремив глаза на восток и, казалось, забыв друг о друге.
Ошарашенные забастовщики расступились, открывая им проход. Испуганная толпа упала на толпу, люди увидели побелевшие, лишенные выражения лица этих двоих. Потом, охваченные паникой, все разбежались по своим цехам. А на шоссе в направлении высоких Скалистых гор механически, как куклы, шагали два человека, один в импортном твидовом костюме, другой в испачканном смазкой комбинезоне.
Далеко в Северной Атлантике бушевал ураган. Покрытый льдом и брызгами пены ржавый грузовоз медленно тащился вперед, зарываясь тупым носом в волны. Иногда, когда особо крупная волна поднимала его корму, винты безумно крутились в воздухе, сотрясая все судно.
В ходовой рубке старый седой капитан, не отрывая взгляд от нактоуза, в монотонном ритме крутил тяжелый штурвал. Время от времени он открывал стеклянную форточку и выплевывал на ветер слюну вперемешку с табаком. Время от времени вспышка света озаряла черные волны, когда в небе пролетала ракета.
Старик вздохнул. Теперь осталось очень мало надводных судов, а также мало моряков, умеющих работать на них. Еще пять-десять лет, и подобные ржавые громадины совершенно исчезнут. Капитан покачал головой и обернулся, когда в рубку, смахивая дождь со снегом с клеенчатого плаща, вошел его помощник.
– Противная ночка! – воскликнул он. – Верно, Майк?
– Видали и хуже, – пробормотал старик. – Ураганы у Мыса Горн, когда все снасти светились огнями Святого Эльма, а на кораблях-призраках плавали утонувшие моряки с бледными лицами и водорослями вместо волос… Да, они глядели на нас, словно о чем-то жалобно умоляли, и звали, звали с собой…
– Ну, да! – насмешливо фыркнул помощник. – Какая чушь! Ты думаешь, я поверю в такое…
– Мистер Блэйн! – старый Мак уставился во внезапно перекосившееся лицо помощника и непроизвольно задрожал.
Неестественно, словно сомнамбула, Блэйн шагнул из рубки, как робот в клеенчатом плаще.
– Мистер Блэйн! – голос Майка поднялся до наполненного ужасом крика.
Помощник не отвечал. Неуклюже шагая, он прошел на самый нос, на секунду остановился – резкий силуэт на фоне летящей пены, – затем сделал еще шаг и исчез. Оставшись в рубке один, Майк перекрестился и стал шептать молитвы.
ВЕСТИБЮЛЬ ОТЕЛЯ Шуйлера наполнился улыбками, когда вошли юноша и девушка. Портье улыбнулся робкой попытке юноши записать «мистера и миссис» привычным, отработанным способом. Коридорный улыбнулся, заметив рисинки на плече девушки и бодро шагал впереди в предвкушении щедрых чаевых.
Лифтер улыбнулся ауре нетерпеливой радости, окружавшей молодоженов. Юноша и девушка, улыбаясь, шли по коридору, это были интимные улыбки, предназначенные лишь друг для друга. Когда коридорный, наконец-то, покинул номер, юноша заключил девушку в объятия.
– Ты счастлива?
– Больше, чем кто угодно в мире! Ты… Ты никогда не пожалеешь о нашем браке, Джерри?
– О чем ты говоришь? Есть только один вечно новый способ сказать то, что было сказано уже миллионы раз в пьесах, песнях и романах. Совершенно новые слова: я люблю тебя!
Губы девушки оставили отпечаток у него на щеке.
– И ты никогда не покинешь меня, Джерри? Обещай, что не покинешь! Никогда!
– Никогда, дорогая. Даю тебе слово…
Внезапно руки его безвольно упали вниз. Повернувшись, он открыл дверь и вышел из спальни.
– Джерри! Ты такой странный! – в голосе девушки послышался страх. – Джерри! Вернись!
Юноша, удаляясь по коридору, даже не повернул голову. Девушка бросилась на кровать, и тело ее сотрясли рыдания.
Глава III. Лемминги
ДЖОН КРОСС быстрым, беспокойным шагом расхаживал по старой, пыльной библиотеке. На изъеденном молью диване неподвижно лежала бледная, как восковая фигура, Анна Коур. Ее грудь чуть заметно вздымалась, а подергивание конечностей указывало, что она все еще находится под действием торина.
Глядя на нее, Кросс почувствовал не просто мимолетный интерес. Она выглядела так необычно в старинном платье, словно на картинке из какой-то древней книги. И очень была красива честной, прямой красотой, так отличающейся от томного жеманного, экзотического типа, правящего бал ныне. Простая, примитивная, бесхитростная красота, как сама жизнь в 1940 году. Возможно…
Кросс резко обернулся. Из потайного прохода вышли Бронсон и Фром.
– Кросс! – воскликнул Бронсон, взволнованно дергая себя за бороду. – Этот Коур был самым великим гением всех времен! Нам потребуется совершенно новая система математики, чтобы постичь его теорию абсолютного времени!
– А электронная материя! – круглое лицо Фрома буквально сияло. – Она же коренным образом изменит всю химию! Только в области органической…
– Очень интересно! – прервал его Кросс и отвернулся к грязному окну.
Там наступал холодный, серый рассвет, рассвет с несущимися свинцовыми облаками, сильным устойчивым ветром и неустанными угрюмыми волнами. Скалистый берег острова был покрыт желтой пеной, деревья склоняли вершины под напором ветра и умоляюще вздымали к нему угловатые ветви-руки.
– Уже утро! – воскликнул Бронсон. – Я и не заметил, что мы так долго осматривали лабораторию. А где Веттнер?
– Хотел бы я знать! – Темные глаза Джона Кросса казались встревоженными. – Помните, он сказал, что вернется примерно через час. Даже с современными самолетами порой случаются аварии. А девушка может проснуться в любой момент.
Прежде, чем кто-то успел ответить, сквозь шум бури послышалось шипение реактивных двигателей. Потом мелькнула серебристая вспышка, и на голую площадку опустился маленький, обтекаемый самолет Веттнера.
– Ага! – с облегчением воскликнул Фром. – Наконец-то!
Стукнула дверь дома. В комнату ворвался Веттнер с полными руками пакетов и растрепанными седыми волосами. Кросс наклонился над девушкой, затем выпрямился.
– Возникли какие-то трудности с получением динитриксола? – спросил он.
– Беда! – Веттнер бросил пакеты на стол и вытер рукой лоб. – Весь мир сошел с ума! Мужчины, женщины, дети идут, словно лунатики, к озеру! Тысячи, а может, миллионы по всей стране! Люди из всех слоев общества! Вчера вечером они бросили все свои дела и пошли в направлении Чикаго! Это какой-то странный инстинкт, как у леммингов в Норвегии! Точно так же, как некая странная сила заставляет этих грызунов топиться, некая странная сила ведет людей в Чикаго! Никто не может их остановить и, кажется, ничто не может пробиться к их разуму! Он словно выключен, а тела движутся по команде извне!
Когда эти несвязные фразы слетели с губ Веттнера, Фром и Бронсон обменялись многозначительными взглядами. Кросс, нахмурившись, поглядел на бледные щеки старого ученого и полные тревоги запавшие глаза.
– Я понимаю! – резко рассмеялся Веттнер. – Сначала я сам не мог этому поверить, пока не увидел одного такого! Возможно, это убедит вас!
ПОРЫВШИСЬ В ПАКЕТАХ на столе, он достал маленький компактный аудиовизор. Подсоединив его к батарее, он развернул экран и повертел ручки настройки. На экране возникло серьезное лицо комментатора, а из маленького динамика раздался его голос:
– Вчера между девятью и десятью часами вечера странная и совершенно беспрецедентная катастрофа прошла по всем Соединенным Штатам. Мужчины, женщины и дети, захваченные какой-то странной гипнотической силой, направляются на Средний Запад, примерно, в точку где-то возле Чикаго. По неофициальным сведениям, их число приближается к миллиону. Крайне взволнованные ученые утверждают, что это какой-то вид телепатии, мощная волна мысли, захватившая людей и влекущая их к неизвестному месту назначения. Возможно, самая странная деталь – это разнообразие людей, попавших под это влияние. До сих пор не установлено никакой связи между ними. Шахтеры, механики, фермеры, клерки, миллионеры и домохозяйки – люди всех профессий повиновались этому таинственному зову. И почти во всех случаях среди людей, находившихся рядом друг с другом, один мог попасть под это влияние, а другой – нет. Муж попал, а жена осталась свободной. Друзья с детства оказались разделенными, а извечные враги пошли бок о бок на зов. – Комментатор чуть повернул голову, когда ему подсунули записку. – Вот сообщение из Европы, утверждающее, что единичные случаи наблюдались и там. Однако, Америку этот накрыло в полной мере, особенно Средний Запад. Секундочку! Поступило еще одно сообщение! Леди и джентльмены, этот зов был точно установлен, как попытка массового самоубийства, так же, как в случае леммингов! Прослеживается та же тенденция идти к воде и топиться. Уже несколько сотен несчастных вслепую дошли до озера Мичиган и вошли прямо в него. Другим, идущим в том же направлении, пытаются помещать, ставя барьеры из колючей проволоки, поспешно подвозимой военными! А теперь мы переключаем вас на нашего комментатора в Чикаго! Чикаго, вы в эфире!..
– Боже мой! – дрожащими губами прошептал Фром. – Это ужасно! Нам нужно вернуться…
– Тише, – прервал его Веттнер.
На экране появилось лицо другого комментатора. Под балконом, на котором он стоял, был виден нижний уровень улицы. Солнечный свет, льющийся сквозь застекленные верхние уровни, показал преграды из колючей проволоки, охраняемые мрачными солдатами. А на проволоку, как зомби, не обращая внимания на изрезанные руки, ноги и лица, напирали толпы людей. Лица их были совершенно безжизненны, а решительная целеустремленность ужасала.
– Я веду репортаж с береговой линии в Чикаго, – решительно продолжал комментатор. – Сцена, какую вы видите внизу, разыгрывается сейчас по всему берегу. Лемминги, как газеты назвали этих несчастных людей, глухи ко всему, кроме влекущего их зова. Число их все время растет, и лишь вопрос времени, когда они прорвутся сквозь барьеры и уйдут прямо в озеро. У этих людей какая-то сверхчеловеческая сила. Например, в округе Кук тысяча человек пробивается через кирпичную стену. Передние раздавлены насмерть, но задние продолжают напирать. Ничто не может остановить их. На Лессал-стрит вырыли канаву в надежде их задержать, но они все напирали, пока канава не оказалась завалена телами, а оставшиеся в живых пошли дальше. – Комментатор на мгновение замолчал, а затем продолжал: – До сих пор мы имели дело лишь с теми, кто находился поблизости от Чикаго. Но когда со всех концов страны прибудут другие, их будет невозможно сдержать. Отчеты из пригородов просто невероятны. В отдельных случаях людей пытались силой схватить и посадить под замок. Но и это оказалось фатальным, так как они бились до смерти в стены тюремных камер. Их можно увидеть везде, неуклюже шагающих по полям и лесам, а так же по дорогам. Некоторые в комбинезонах, некоторые в домашней одежде и даже в пижамах. Уже сотни человек погибли, шагая прямо под колеса машин или пытаясь пересечь сплошные транспортные потоки. Многие, наталкиваясь на преграды, бились о них, как мухи в оконное стекло, но некоторые обходили преграды стороной. Они ничего не говорят и, очевидно, ничего не ощущают. Многие, несомненно, погибнут без воды и еды, если зов, который держит их в плену, не прекратится. В добавок к всеобщему беспорядку, остановились многие промышленные предприятия по всей стране, с которых ушли ключевые работники. Национальная гвардия и отделения Красного Креста едут в Чикаго. В некоторых случаях несчастных сопровождают члены их семей, трогательно надеясь, что гипнотическая сила ослабнет и позволит увезти их близких домой.
Камера снова направилась на нижний уровень улицы. Постоянно растущая толпа леммингов прорвала ряды колючей проволоки, и они хлынули в разрыв, оставляя позади множество сбитых с ног и искалеченных тел. Затем они были остановлены вторым барьером, который отчаянно создали национальные гвардейцы. После этого им оставалась лишь сотня ярдов улицы, чтобы достигнуть берега. Солдаты поспешно строили грубую баррикаду из подручных средств, на их лицах был явный страх перед леммингами с пустыми лицами, которые могли легко смести их в ледяную воду.
Камера еще раз сменила ракурс, показав массу народа, налегавшую на проволочное ограждение. И Бронсон вскочил на ноги, задыхаясь от ужаса, увидев в переднем ряду стройную седую женщину.
– Это же Мэри! О, Боже! Моя жена – одна из них!.. Боже! Боже мой!
Пока он говорил, женщина, с разодранными колючкой руками, упала на землю. Остальные, стремясь вперед, топтали ее ногами. Бронсон упал на стул и закрыл руками лицо.
Тем временем продолжал говорить профессионально спокойный голос комментатора:
– Многие наши известные граждане пали жертвами зова. Например, председатель Верховного суда Хинтон и его четыре дочери, в то время, как это не затронуло его жену. Кроме того, мэр Балтимора Хинтон, а также основатель…
– Веттнер! – Джон Кросс внезапно вскочил на ноги. – Все это невероятно, но… это ведь двухсторонний аудиовизор?
– Ну, да… – Ученый с удивлением взглянул на него. – Нужно только переключить терминал входа и подсоединить микрофон. Но я не…
– Прекрасно! – Кросс склонился над аппаратом и произвел необходимые переключения. – Архив Чикаго! Немедленно! – рявкнул он в микрофон. – Это имеет огромное значение! Да, может, я получу разгадку трагедии леммингов. Найдите разрешения на брак на 1940 год…
ПОКА КРОСС говорил в микрофон, девушка на диване пошевелилась и открыла глаза.
– Кто вы? – прошептала она, с замешательством глядя вокруг.
– Ученые из 2240 года, – тихонько сказал Фром. – Вы триста лет пробыли в абсолютном времени.
– Триста лет! – недоверчиво повторила она. – Но это невозможно! Мой отец заставил меня лечь на стол в лаборатории, а через миг там появились вы. Один из вас сделал мне укол, и я уснула!
– Этот миг, который вы провели в абсолютном времени, продлился в нашем относительном времени ровно триста лет. С тем же успехом вы могли пробыть там и сотню веков…
– О!.. – слезы заблестели на темных глазах Анны Коур. – Ральф! Ральф! Он умер много лет назад! И все мои друзья! Я одна в новом, незнакомом мире!
Она откинулась на диванную подушку и зарыдала.
Глава IV. Наследственное мышление
КРОСС, ЗАКОНЧИВ что-то тихонько говорить в микрофон аудиовизора, взял со стола бутылочку с динитриксолом.
– Вот, – сказал он, наливая его в чайную ложечку. – Выпейте.
Девушка повиновалась. Под влиянием мощного стимулятора ее щеки сразу же порозовели, а сердце забилось сильнее.
– Прекрасно! – кивнул Кросс. – Мисс Коур, у меня нет времени все подробно объяснять. Множество людей находится в опасности, и вы можете спасти их. Попробуйте вспомнить, какая мысль была у вас в голове в тот миг, который стал для нас тремя столетиями?
– Какая мысль?.. – Анна сморщила лоб, пытаясь припомнить. – Ну, я… я хотела, чтобы Ральф пришел мне на помощь, спас меня, когда отец протянул руку к выключателю. А затем в лаборатории появились вы.
– Все верно! – Кросс выпрямился и с мрачным лицом повернулся к остальным. – Господа, я думаю, что раскрыл секрет леммингов! Когда комментатор назвал несколько человек по фамилии Хинтон, я внезапно вспомнил, что, согласно записям Коура, жениха его дочери также звали Хинтон. Коур также утверждал, что поле из электронной материи, которым он окружил дочь, совершенно непроницаемо, ничто, даже волны или колебания, не могут пройти через него. А теперь давайте подумаем! Мысль – это электрические колебания. В 1937 году пионер всех телепатов доктор Райн из Университета Дюка, окончательно доказал, что мыслями можно обмениваться, если передающий способен отправить достаточно сильный импульс, а принимающий имеет экстрасенсорное восприятие. Последующие тесты доказали, что мысленный импульс не может быть таким мощным. Обычно мы передавали мысли на короткие расстояния, при этом мысли пересекали и гасили друг друга, как интерференция радиоволн, а посему не были пригодны ни для чего, кроме научных забав. Но все же мощный импульс мысли может преодолеть интерференцию и пройти значительное расстояние. У заключенной в поле электронной материи мисс Коур была в голове лишь одна мысль, отчаянный призыв своего жениха Ральфа Хинтона. Но за миг, проведенный в стасисе, в мире миновало триста лет, и именно триста лет статическое электричество накапливалось внутри поля. Вчера вечером, приблизительно в девять тридцать, мы убрали поле, окружавшее ее. И огромный электрический заряд послал ее мысль во все стороны, заполняя сознание миллионов людей одним лишь желанием – прибыть на этот остров!
