Текст книги "Искатель, 1961 №5"

Автор книги: Франсис Карсак

Соавторы: Борис Худенко,Д. Франк-Каменецкий,А. Томсон,Л. Богданов,В. Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Сделай это для меня. Боюсь я твоей сестры-звездочета!

– Ну, ты не прав. Она очень хорошо относится к тебе.

– Откуда ты знаешь?

– От нее!

Он рассмеялся и отошел.

VIII. ОРГАНИЗАЦИЯ

После полудня в школьном зале состоялось заседание Академии наук Теллуса. Докладчиком был Менар. Он поднялся на кафедру и начал доклад:

– Я хочу изложить результаты своих расчетов и наблюдений. Как вы уже знаете, мы оказались на другой планете, – будем называть ее Теллус. Ее окружность по экватору составляет примерно пятьдесят тысяч километров; сила тяготения на поверхности – около девяти десятых земного. У Теллуса есть три спутника; расстояние до них вычислено мною пока очень приблизительно. Я назвал их Феб, Селена и Артемида. Сначала я полагал, что наша планетная система принадлежит к числу систем с двумя солнцами. Но я ошибся. В действительности Соль, маленькое красное солнце, – всего лишь очень большая, еще не остывшая планета на внешней от нас орбите. Несмотря на то, что у Соля оказалось одиннадцать спутников, кроме него, есть и другие планеты. Все они вращаются вокруг Гелиоса, а не вокруг Соля. Сейчас период противостояния: когда заходит Гелиос, восходит Соль. Но через некоторое время, примерно через четверть теллусийского года, начнется период, когда мы будем одновременно видеть два светила, потом только одно, а иногда – ни одного.

А сейчас я изложу вам более или менее разумную гипотезу катастрофы. Мысль о ней пришла мне в голову сразу после того, как мы оказались на этой планете.

Вы, несомненно, знаете, что некоторые астрономы рассматривают нашу вселенную как своего рода сверхсфероид. Такой сфероид парит в сверхпространстве, которое мы можем представить лишь очень смутно. Согласно моей гипотезе в сверхпространстве существует множество гиперсфер – вселенных, плавающих в нем, как, скажем, могло бы летать в этом зале множество детских воздушных шаров. Возьмем два таких шара. Один – это наша Галактика, и там – наша солнечная система, затерянная где-то в ее необъятности. Второй – это галактика, в которой заключен Теллус. По неизвестным причинам две галактики соприкоснулись. Произошло частичное взаимопроникновение двух миров, во время которого Земля и Теллус очутились в одном месте, где взаимодействовали два пространства-времени! По неизвестным причинам кусок Земли был переброшен в иную галактику: возможно, что и Теллус потерял при этой встрече часть своей массы, и тогда наши земляки, должно быть, охотятся сейчас на гидр где-нибудь в долине Роны. Ясно только, что обе галактики двигались почти с одинаковой скоростью и в одном направлении и что скорости обращения Земли и Теллуса на орбитах также почти совпали, ибо иначе мы с вами вряд ли смогли бы уцелеть. Этим же объясняется и тот факт, что межпланетная экспедиция, в которой участвовал кузен присутствующего здесь Жана Бурна, отметила признаки катастрофы вблизи Нептуна, но обогнала ее и успела вернуться на Землю. Возможно, что некоторые дальние планеты нашей солнечной системы тоже «вылетели» в другую вселенную[4]4
  Автор умышленно приводит путаное «научное» объяснение фантастического события.


[Закрыть].

Возможно также, что правы Мартина и Мишель, которые полагают, что мы на планете нашей Галактики, с которой соприкоснулись в результате того, что произошла складка в пространстве. В таком случае мы оказались на другом краю нашей Галактики. Будем надеяться, что наблюдения разрешат этот спор.

Тех, кто интересуется математической стороной изложенной теории, прошу обращаться ко мне.

Менар сошел с кафедры и через минуту уже горячо спорил о чем-то с Мартиной, Мишелем и моим дядей. Я было приблизился, но, услышав о массах, орбитах и прочих сложных вещах, поспешно отступил. Тут же меня отвел в сторону Луи.

– Послушай, теория Менара, конечно, очень интересна, но с практической точки зрения она ничего не дает. Ясно, что нам суждено жить на этой планете. Дела еще непочатый край! Ты в прошлый раз говорил об угле. Он что, тоже перелетел сюда?

– Возможно. Я даже буду удивлен, если после всей этой встряски на поверхность не выскочил какой-нибудь стефанийский или вестфалийский пласт. Что ты смотришь? Это просто названия пластов, которые встречались в этом районе. Но должен тебя предупредить: ничего хорошего не жди! Несколько прослоек толщиной от пяти до тридцати сантиметров, и уголь очень тощий.

– И то неплохо! Главное, чтобы завод дал электричество. Ты ведь знаешь, на изготовление ракет мы истратили почти все топливные резервы.

* * *

Последующие дни прошли в сплошной деловой горячке. Совет принял целый ряд оборонительных мер. Вокруг деревни мы оборудовали шесть сторожевых постов с герметическими укрытиями; каждый из них на случай осады был снабжен всем необходимым и связан примитивной телефонной линией с центральным постом. Едва заметив гидр, наблюдатели должны были поднимать тревогу. Мы усовершенствовали ракеты и создали настоящую противовоздушную артиллерию. При первом же налете она вполне себя оправдала: из полусотни гидр было сбито штук тридцать.

Однажды утром мы с Бельтером и двумя вооруженными бойцами отправились разыскивать уголь. Как я и предполагал, большинство пластов едва достигало в толщину пятнадцати сантиметров и лишь один – пятидесяти пяти.

– Не завидую шахтерам, – сказал я. – Придется им повозиться.

Воспользовавшись своим правом министра полезных ископаемых, я мобилизовал тридцать человек на разборку путей, которые некогда шли к ближайшей железнодорожной станции. Потом мы сняли одну колею – с ветки от завода к глиняному карьеру, откуда на завод поступало сырье. Благодаря открытию Муассака и Уилсона с 1964 года алюминий добывали уже не только из боксита, но и непосредственно из глины.

Разумеется, Этранж протестовал:

– Как же я доставлю сырье на завод?

– Во-первых, я оставляю вам один путь из двух; во-вторых, такое количество алюминия понадобится нам не скоро; в-третьих, ваш завод все равно не сможет работать без угля; в-четвертых, когда я отыщу руду, мы начнем выплавлять железо, его хватит на все. А пока соберите железный лом и переплавьте на рельсы.

Кроме того, я реквизировал на заводе два маленьких паровозика и достаточное количество вагонов. В известняковом карьере я забрал три отбойных молотка и один компрессор.

Несколько дней спустя шахта уже работала, и в деревне снова было электричество. Семнадцать «каторжников» стали шахтерами. Они работали под охраной, которая не столько стерегла их, сколько защищала от гидр. Довольно скоро эти люди забыли о том, что они осужденные, да и мы, признаться, тоже. Они стали просто «шахтерами» и под руководством бывшего штейгера быстро освоили подземную профессию.

Так в организационной работе незаметно пролетели два месяца. Мишель и мой дядя с помощью часовщика изготовили часы теллусийского времени. Нам очень мешало то, что сутки состоят из 29 земных часов; каждый раз, чтобы узнать время по своим часам, приходилось делать сложные подсчеты. Поэтому сначала мы выпускали часы двух типов: с циферблатом, разделенным на 24 «больших» часа, и с циферблатом, размеченным на 29 земных часов. Через несколько лет была принята система, существующая до сих пор, – вы только с ней и знакомы. Сутки делятся на 10 часов по 100 минут, причем в каждой минуте—100 секунд, которые, в свою очередь, делятся еще на 10 мигов.

Запасы продовольствия полностью обеспечивали нас на десять земных месяцев. Мы очутились в умеренном поясе Теллуса, в поясе вечной весны, и если пшеница приживется в этом климате, мы могли рассчитывать на несколько урожаев в год. В долине было достаточно пахотной земли; нам ее должно было хватить, пока население не увеличится чрезмерно. К тому же почва самого Теллуса выглядела не менее плодородной.

Мы отремонтировали большое число домов и уже не ютились в прежней тесноте. Школа снова работала. Совет заседал теперь в большом металлическом ангаре. Здесь Ида властвовала над архивом, и здесь я обычно находил Бельтера, когда он мне бывал нужен. Мы составляли кодекс, упрощая и приспосабливая к новым условиям нормы, к которым привыкли на Земле. Эти законы действуют до сих пор. Кроме архива, в том же ангаре помещались зал собраний и библиотека.

Обе железные дороги – от шахты и от глиняного карьера – работали нормально, завод выполнял наши заказы. Жизнь кипела! Деревня напоминала скорее оживленный земной городок, чем одинокое селение на неведомой планете.

Выпали первые здешние дожди – грозовые ливни, затянувшиеся дней на десять. Настали первые темные ночи, пока еще очень короткие.

У членов Совета вошло в привычку собираться для полуофициальных бесед в деревенском доме моего дяди либо у него же в доме при обсерватории, который к тому времени отремонтировали. Там мы встречали Вандаля и Массакра, корпевших вместе с Бреффором над изучением гидр, там я видел Мартину, Бёвэна с женой, своего брата, а иногда и Менара, если его удавалось оторвать от вычислительной машины.

Об этих вечерах у меня сохранились самые лучшие воспоминания: именно тогда я по-настоящему узнал и оценил Мартину.

Как-то раз я поднимался к обсерватории в чудесном настроении: в трех километрах от мертвой зоны, уже на почве Теллуса, мне удалось обнаружить на дне лощины первоклассную железную руду. На повороте дороги мне повстречалась Мартина.

– А, вот и вы! Я как раз шла за вами.

– Разве я опоздал?

– Нет. Остальные уже собрались. Менар рассказывает о новом открытии.

– И все-таки вы пошли меня встречать?

– Почему бы и нет? Меня это открытие не очень интересует, его сделала я сама.

– Что же вы открыли?

– В общем…

Но в этот день я так ничего и не узнал. Мартина вдруг замерла, в ее глазах появилось выражение ужаса.

Я обернулся: гигантская гидра пикировала прямо на нас! Я толкнул Мартину и шлепнулся наземь рядом с нею. Гидра промахнулась. По инерции она пронеслась еще метров сто и только тогда стала делать разворот. Я вскочил на ноги. Рядом в скале была расщелина. Я силой втолкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три пули и нож, длинный финский нож, отточенный, как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно пиявки, шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. Я понял: сейчас она метнет жало. Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами и ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющая, но я повис на гидре всем телом; она метнула жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее финкой. Что было после, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног… падение… удар – и все.

Очнулся я в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Руки мои вздулись, левую сторону лица кололо.

– Как Мартина? – прошептал я.

– С ней все в порядке, – ответил Массакр. – Легкое нервное потрясение. Я дал ей снотворное.

– А со мной?

– Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Гидра отбросила вас метров на десять – и ни одного серьезного ушиба, если не считать плеча! Кусты смягчили удар. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, это вас и привело в себя. Недельки две придется полежать.

– Целых две недели? Я только что нашел железную руду…

Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель.

Он бросился ко мне с протянутой рукой, но, увидев мои забинтованные лапы, остановился.

– Доктор, что с ним?

– Пустяки!

– Ах, старина, старина! Если бы не ты, моей сестры уже не было бы…

– А ты что хотел, чтобы я позволил сожрать Мартину этой летающей пиявке только потому, что она ошиблась в выборе пищи? – пытался я пошутить. – Кстати, гидра убита?

– Убита? Гм. Да ведь ты искромсал ее на ремни! Дружище, не знаю, как мне тебя благодарить…

– Не тревожься! На этой планете у тебя еще будет возможность оказать мне подобную же услугу.

– А теперь дайте ему уснуть, – прервал нас Массакр.

Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже в дверях, я попросил его прислать ко мне завтра Бельтера.

Вскоре я забылся беспокойным сном, который продолжался несколько часов. Проснулся совершенно обессиленный, но зато без малейших признаков лихорадки. Потом опять мирно заснул и проспал почти до следующего полудня. Лицо и руки болели уже куда меньше. Рядом с моей кроватью сидя спал Мишель.

– Он не отходил от тебя всю ночь, – сказал мой брат, появляясь в дверях. – Как самочувствие?

– Лучше. Как ты думаешь, когда я смогу встать?

– Массакр сказал, что через два-три дня, если лихорадка не повторится.

Внезапно из-за его спины выскользнула Мартина с подносом, на котором стоял фыркающий кофейник.

– Завтрак для Геркулеса! Доктор разрешил.

Она поставила поднос, помогла мне сесть, подсунув за спину подушки, и быстрым поцелуем коснулась моего лба.

– Вот вам награда, пусть хоть маленькая! Подумать только: если бы не вы, я бы сейчас была бесформенным трупом. Брррр!

Она потрясла Мишеля за плечо.

– Проснись, братец! Тебя ждет Луи.

Мишель, позевывая, встал, осведомился, как я себя чувствую, и ушел вместе с Полем.

– Луи тоже обещал зайти. А теперь, Геркулес, я вас покормлю.

– Почему Геркулес?

– Как почему? Сражаться врукопашную с гидрами!..

Она покормила меня с ложки, словно ребенка, потом дала чашку кофе.

– Вкусно! – похвалил я.

– Польщена. Я ведь сама готовила. К тому же кофе считается теперь лекарством. Мне пришлось обратиться за ним в Совет, представляете?

– Боюсь, придется от кофе отвыкать. На Теллусе вряд ли найдутся кофейные деревья. Но это еще полбеды, а вот как быть с сахаром?

– Ба! Найдем и здесь какой-нибудь сахаронос! А не найдем – в деревне остались улья. Будем есть мед, как в старину.

– А цветы? На нашем осколке Земли их достаточно, зато на теллусийских растениях не нашли ни одного цветка.

– Поживем – увидим. Я ведь оптимистка. Из миллиарда миллиардов у нас был всего один шанс уцелеть и мы уцелели!

Стук в дверь прервал наш разговор. Это явились неразлучные Ида и Анри.

– Пришли взглянуть на героя! – сказала Ида.

– Хм, герой… Когда тебя загонят в угол, поневоле станешь героем.

– Не знаю, – вступил в разговор Анри. – Я бы, наверное, позволил себя съесть.

– Ты просто на себя клевещешь! Впрочем, я вызвал тебя не для этих разговоров. Возьми двух людей и разведай поподробнее рудное месторождение. Принеси образцы. Если месторождение окажется стоящим, постарайся сразу наметить удобную трассу для железной дороги. Но не забывай про гидр: оказывается, они не всегда летают стаями… Возьми с собой человек десять охраны и грузовик. А у вас, Ида, как дела?

– Начала систематизировать ваши декреты. Мне интересно: прямо на глазах зарождаются новые законы. Но ваш Совет… Вы присвоили себе диктаторские полномочия!

– Надеюсь, это временно. А пока иначе нельзя. Что нового в деревне?

– Луи в ярости. Он нашел наблюдателей, которые пропустили вашу гидру. Они оправдываются: говорят, гидра была одна.

– Вот негодяи!

– Луи кричит, что их надо расстрелять.

– Ну, это уж слишком.

Через несколько дней мне рассказали, чем кончилось дело: ротозеев просто выгнали из охраны и приговорили к двум годам работы на шахте. Постепенно я поправился, и все вошло в нормальную колею.

Мы проложили к рудному месторождению железную дорогу и построили примитивную домну.

Первая плавка, несмотря на все знания Этранжа, прошла кое-как. Настоящего коксующегося угля у нас не было, поэтому чугун получился неважный, но все же мы переварили его в сталь. Из полученного металла отлили рельсы и вагонные скаты. Возле рудника построили каменные убежища от гидр, а кабины паровозиков переделали так, чтобы в них можно было запереться наглухо.

Погода оставалась прежней и больше всего походила на очень теплую весну. «Черные ночи» постепенно удлинялись. Мой дядя и Менар на внешних орбитах открыли пять планет. На ближайшей к нам обнаружили атмосферу и облака. Сквозь их разрывы можно было наблюдать моря и материки. Спектроскоп показал наличие кислорода и водяных паров. Наша соседка была примерно такого же размера, как Теллус, и имела два больших спутника. Удивительно, как глубоко сидит у нас в душе страсть без конца расширять свои владения! Даже мы, несчастные крохи человечества, не уверенные и в завтрашнем дне, обрадовались, когда узнали, что рядом с нами есть планета, где когда-нибудь смогут жить люди.

Недалеко от рудника для пробы распахали около гектара теллусийской целины. Почва оказалась легкой, хорошо удобренной перегноем сероватых трав. Решили засеять ее различными сортами пшеницы, несмотря на протесты крестьян, которые твердили, что сейчас для сева «не время». Мишелю пришлось целых полдня втолковывать им, что на Теллусе нет обычных времен года, – а потому сеять или жать всегда «время», и лучше это делать сейчас, чем потом.

Когда началась пахота, мы снова столкнулись с плоскими змеями вроде той, что нашли во время первой разведки. Но та была дохлой, а этих пришлось убивать. Крестьяне прозвали их «гадюками», хотя с земными гадюками у них не было ничего общего. Их нельзя назвать ядовитыми, но они достаточно опасны: мощные полые зубы впрыскивают в жертву необычайно сильный пищеварительный сок. Он разжижает ткани, вызывая своего рода гангрену, и если помощь не оказать немедленно, дело может кончиться смертью. К счастью, эти злобные и ловкие твари попадались нечасто. Одна укусила быка, который тут же подох, а другая – человека. Оказавшиеся на месте Вандаль и Массакр немедленно наложили жгут и ампутировали пораженную ногу.

Вслед за растениями Теллус начали осваивать земные насекомые. Первыми были крупные рыжие муравьи, название которых я позабыл. Неподалеку от рудника Вандаль нашел целый муравейник. Муравьи с жадностью пожирали смолку, сочившуюся из серых растений, и размножались с удивительной быстротой. К тому времени, когда на опытном ноле показались первые зеленые всходы, они уже кишели везде, легко расправляясь с маленькими «насекомыми» Теллуса, которые тщетно пытались бороться с пришельцами..

Это были дни мира и тишины. Постепенно мы преодолевали даже то, что казалось непреодолимым. Месяцы шли за месяцами. Мы собрали первый урожай, обильный на «земных» полях и просто великолепный на распаханном участке Теллуса. Пшеница акклиматизировалась на славу. Стада множились, пастбищ пока хватало. Земные растения, по-видимому, были сильнее местных, и вокруг уже появлялись пятна смешанных степей. Странно было видеть, как наши знакомые травы окружают какой-нибудь пыльно-серый кустик с цинковыми листьями.

Лишь теперь на досуге я смог поразмыслить о самом себе. Сразу после катастрофы мной овладела растерянность, граничащая с отчаянием; я знал, что навсегда разлучен с друзьями, испытывал ужас перед неведомой планетой, населенной чудовищами. Затем необходимость немедленных действий полностью захватила меня, и теперь я с удивлением замечал, что от прежних настроений не осталось и следа. Мною овладела радостная и неутомимая страсть первооткрывателя.

Однажды по дороге к обсерватории я заговорил об этом с Мартиной; теперь она и Мишель бывали там лишь изредка, посвящая большую часть своего времени «общественным работам» и обучению молоденького пастуха Жака Видаля, у которого оказались блестящие способности. Впоследствии Видаль стал крупным ученым и, как вы знаете, был избран вице-президентом Республики. Но не будем забегать вперед.

– Подумать только! – говорил я Мартине. – Когда мой кузен Бернар хотел взять меня в межпланетный рейс, я отказался наотрез, сказав, что вначале должен кончить институт, но на самом деле просто из страха! Ради какой-нибудь окаменелости я готов был идти хоть на край земли, но от одной мысли о том, чтобы покинуть Землю, испытывал настоящий ужас! А теперь я на Теллусе, и нисколько об этом не жалею. Удивительно, правда?

– Для меня это еще удивительнее, – отозвалась Мартина. – Я работала над диссертацией, в которой доказывала несостоятельность теории изогнутого пространства. И вот на опыте убедилась в ее справедливости!

Мы прошли уже полдороги, когда тревожно завыла сирена.

– Черт, опять эти проклятые твари! Скорей в убежище!

Такие убежища от гидр стояли теперь почти всюду. Мы припустились бегом, не думая о самолюбии, хотя на этот раз у меня, кроме ножа и револьвера, был с собой автомат. Заставив Мартину войти внутрь, я остался на пороге, приготовившись стрелять. Вдруг передо мной появилась черная фигура кюре.

– Ах, это вы, мосье! Откуда летят гидры?

– Наверное, с севера. Сирена дала только один сигнал.

Высоко над нами появилось зеленое облачко. Совсем рядом с ним вспухли черные клубочки – разрывы ракет.

– Недолет! Ого, а вот это уже лучше!

Следующий залп угодил прямо в середину стаи, и через несколько секунд на землю начали падать клочья зеленого мяса. Оставив дверь полуоткрытой, я нырнул в убежище: даже после смерти гидры кожа ее причиняет жестокие ожоги.

Внутри Мартина беседовала с кюре, поглядывая в окошко с толстым стеклом.

Внезапно она позвала меня:

– Жан, скорее сюда!

Я бросился к окошку: к нам со всех ног бежал мальчик лет двенадцати, а за ним гналась гидра. До убежища оставалось еще метров полтораста. Несмотря на смертельную опасность, мальчишка, видимо, не растерялся: он бежал зигзагами, умело используя деревья, которые мешали его преследователю. Вся эта сцена мелькнула передо мной, как при вспышке молнии; в следующее мгновение я уже был снаружи. Гидра набрала высоту и теперь пикировала.

– Ложись! – закричал я.

Мальчик понял и прижался к земле; гидра промахнулась. Я дал по ней очередь. Чудовище подскочило в воздухе и снова развернулось для нападения. Я вскинул автомат. После второго выстрела ствол заклинило. В чехле у меня был запасной ствол, но поставить его я бы не успел. Отбросив автомат, я выхватил револьвер. Гидра приближалась.

И тогда мимо меня, пыхтя, пронесся наш толстячок кюре в своей развевающейся сутане. Так быстро он, должно быть, не бегал ни разу в жизни. Когда гидра спикировала, кюре успел прикрыть малыша своим телом и принял на себя смертоносный укол. За эти секунды я, наконец, сменил ствол и выпустил несколько очередей. Мертвое чудище рухнуло на тело своей жертвы.

Я огляделся: других гидр поблизости не было. С трудом освободил я труп кюре. Мартина легко подняла мальчугана, потерявшего сознание, и мы пошли к деревне. Жители опасливо отпирали забаррикадированные изнутри двери. Мальчик очнулся, и, когда его передали матери, он уже мог идти сам.

На площади у колодца нам повстречался мрачный Луи.

– Скверный день, – сказал он. – У нас двое убитых.

– Трое, – поправил я и объяснил, кто третий.

– Жаль. Признаться, я не люблю кюре, но этот погиб смертью храбрых. Надо похоронить всех троих с почестями.

– Делай как хочешь, им-то это уже безразлично.

– Нужно поднять настроение остальных. Многие в панике, несмотря на то, что мы сбили тридцать две гидры.

Если бы гидры нападали ежедневно, я не знаю, чем бы все это кончилось. Но, к счастью, до самой великой битвы они больше не появлялись, люди постепенно пришли в себя, и нам даже приходилось время от времени устраивать нагоняй слишком беспечным наблюдателям.