355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » (Фольклор) Народное творчество » Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи » Текст книги (страница 4)
Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи
  • Текст добавлен: 26 апреля 2020, 16:00

Текст книги "Быль и небыль. Русские народные сказки, легенды, притчи"


Автор книги: (Фольклор) Народное творчество



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Тут подходит хромой писарь – серая шкурка, длинный хвост. Мала мыша, да повадка хороша.

Бегает не скоро, смекает споро.

– Ты что, хромой черт? Где пропадал?

– Матушка-государыня, не гневайся! Как ходил я на белый свет, да как ударила меня та старуха проклятая поленом по ноге, так и стал я хромцом-тихоходом. Не угнаться мне за братьями-сестрицами.

– А помнишь ли ты дорогу на белый свет?

– Помню, матушка-государыня, помню. Как не помнить!

– Ну, так поди вперед, показывай путь. А мы все за тобой.

Махнула кошка лапкой, и пошло в поход войско мышиное, полки кротовые. Иду-идут, дорогу Ване расчищают. Сперва стоймя шли, потом пошли на коленках, потом – четвероного, потом – ползком поползли.

Землю кусали, пылью дышали – еле на белый свет выбились, Ваню вытащили.

А как вышли на белый свет, хромой писарь и говорит:

– Эта старуха, Ваня, что у тебя зеркало отняла, она и меня сильно обидела – ногу мне перебила. Пойдемте-ка да украдем у ней зеркало. Ты оставайся, Ваня, здесь, жди-поджидай, грибы собирай, а мы и без тебя управимся. Эй вы, кошка-собака, за мной.

Ждет Ваня – поджидает, грибы собирает, а те трое под дверью у старухи сидят, совет держат.

Мышонок и говорит:

– Ты, кошка, у ей в головах сядь. Ты, собака, под изголовьем стань, а я к ней на грудь заберусь и стану под носом хвостом водить. Она чихнет да и отдерет голову от подушки. Тут уж ты, кошка, не зевай! Я знаю – зеркало у ней под подушкой лежит. Ты его хватай да собаке подавай. А собака пущай из дому утащит.

Сказано – и сделано.

Пробрались они в дом – мышка в щелку пролезла, кошка – в окошко. Пролезли и отворили дверь – собаку впустили. Собака у кровати стала, кошка в изголовье села, мышка на одеяло всползла. А знахарка-то спит – ничего не знает.

Подобрался мышонок к ей поближе, сел на грудь, давай под носом у старухи хвостишком водить – туды-сюды, туды-сюды!.. И не захочешь, да чихнешь!

Чихнула старуха и отодрала голову от подушки… Не успела затылок отпустить, а уж кошка схватила зеркало и собаке подала. А собака со всех ног – скок на порог, да из комнаты, да с крыльца, да по двору, да по дороге – и принесла зеркало Ване.

Взял его Ваня в руки, погляделся в него и говорит:

– Ах, зеркало, зеркало! Как же ты меня оставило?

А зеркало ему отвечает:

– Такая уж у меня, Ваня, судьба. Не в твоих руках было, не тебе и служило. Смотри же, крепче меня держи. С глаз не спускай, из рук не выпускай!

– Нет, уже теперь не выпущу, – Ваня говорит. – А ты, зеркало мое, зеркало, перенеси меня опять на край моря, где камень лежит, где море шумит. И товарищей моих верных прихвати – кошку-подружку, собаку-дружка.

Не успели оглянуться, а уж зеркало их перенесло… Ходит Ваня по берегу, не наглядится, не надышится. Вот хорошо-то: домой воротился!

– Зеркало, зеркало! Построй мне дворец всем дворцам на образец!

И встал на берегу дворец. И нигде на свете такого дворца нет, да, может, и не было.

Погулял Ваня по комнатам, полюбовался.

– Зеркало, зеркало, принеси ко мне японского царя дочку!

А она будто здесь и была.

– Ну, – говорит ей Ваня, – больше не бывать тебе в царстве японском. Так ты и знай.

А царевна отвечает:

– Да я и сама туда больше не хочу. Насиделась в башне-то. Я и батюшке так напишу: «Остаюсь при своем Иване».

Получил царь японский письмецо, пишет ответ:

«Коли уж поженились – делать нечего: не разженишь. Приезжайте в таком разе в нашей столице жить».

А Ваня и сам не поехал, и жену не пустил.

«Коли хотите, – отвечает, – милости просим сюда, до нашего порога, к нашему пирогу. А нам и дома хорошо».

Обиделся японский царь и открыл Рассее войну.

Чудо-чудное

Жили старик со старухой. Вот старуха и говорит:

– Старик! Пустил бы ты морду в реку – не попадет ли какая рыбинка.

– Отчего не пустить? Можно.

Наутро, чуть только колокол к заутрене, побежал старик к морде. Смотрит, попала щука большая-пребольшая. Старик и обрадел.

– Нам со старухой завтра на обед да на ужин хороша еда будет.

Взял щуку, очистил и говорит:

– Вот, старуха, голову – на латку, а хвост – на другую, а середку – в рыбник.

Она все сделала, как хозяин велел.

Воротился старик от обедни и говорит:

– Ну, старуха, давай обедать. Неси латку с головой.

Старуха принесла. Старик побрел ложкой, раз глотнул, другой зачерпнул – одна уха, а рыбы нет. Что за притча?

– Старуха, слышь, старуха? А рыба-то где ж?

– А не знаю, – говорит старуха, – я не выбирала.

– Ну, тащи другую латку, с хвостом. Неужели ж и хвост пропал?

Старуха и другую латку притащила. Смотрят: и хвоста нет.

– Ну, старуха, неси уж и рыбник. Поглядим, чего осталось.

Она скорей рыбник на стол. Разломала корку – середки нет. Ушла щука.

Делать нечего. Старик корки пожевал, ушицы похлебал, а рыбы-то и не видел – какова была.

Обтер он усы-бороду, Богу помолился и говорит:

– Пойду-ка я, старуха, на люди – рассказывать, какó чудо у нас случилось. Это слыханное ли дело, чтобы вареная щука из латки ушла? А уж из рабника, из-под аржаной корки, – такого дива и на веках не бывало!

Старуха говорит:

– Ступай, батюшка, ступай! Расскажи!

Вот пришел он то ли в Беричиво, то ли в Маркомусы, – глядит, – тоже старик со старухой сидят, обедают.

– Хлеб да соль, люди добрые!

– И тебе хлеба кушать, добрый человек. Заходи с дороги.

Сидят за столом, обедают – тут хозяева, тут гость, старик и рассказал про щуку-то.

– Вот, – говорит, – чудо какое: не у другого, не у третьего, в своем дому!

А хозяин ему отвечает:

– Это что! Вот со мной было – почудней твоей щуки. Погоди, я тебе расскажу, а ты послушай. Было это годов полста назад. Я еще молодой был. И вот оженили меня родители. Взяли женку из богатого дома. Хорошая родня попалась – тесть степенный, теща ласковая, а свояк разбитной.

Одна беда, – женка хоть красивая, да гулливая. Года со мной не прожила – завела полюбовника. Мне-то самому невдомек, да люди сказали.

Вот один раз собрался я в лес за дровами, запрег лошадь, выехал за околицу. С полчала времени постоял, а потом и воротился потихоньку да и спрятался на дворе.

Как стемнело, слышу я, что моя хозяйка со своим дружком в избе гуляет.

Я скорей в избу. Только шагнул, женка ко мне навстречу.

– А, – говорит, – воротился? Подглядывать за мной вздумал?

Да как хлестнет меня плеткой:

– Был молодец, стань жеребец.

И стал я жеребцом.

Выпустили меня в поле. Я день хожу, и другой хожу… И раздумался: что же мне теперь делать-то? Дай-кось к себе на двор понаведаюсь, не помилует ли жена?

Только я в подворотню, а она тут как тут. Хлестнула меня плеткой, и стал жеребец кобелем.

Испугался я – мечусь по двору, а она за мной. Я под крыльцо, и она под крыльцо, я на сарай, и она на сарай. До той поры плеткой меня возила, покуда я на улицу не выскочил.

Тут она скорей подворотню заставила, и остался я на вольной воле.

Не успел дух перевести, набежали собаки и давай меня грызть-трепать. Охти-мнеченьки! Кое-как урвался я от собак, махнул в лес и по лесу бегу, бегу – сам не знаю, близко ли, далеко ли…

Есть мне нечего, истощал весь. Вижу падину, а есть не могу: ведь человеком был!

Смотрю, на одной поляне пастух ходит с коровами. Манит меня пастух к себе, а я не смею близко подойти.

«Бить, – думаю, – будет, дак опять беда».

Ну, да голод – не тетка. Слышу: пахнет жареным, и осмелел помаленьку. Поджал хвост, подошел поближе.

Пастух мне кусочек кинул. Я съел и гляжу, что дальше будет. А он и еще кинул, и еще… Я уж сыт стал, а пастух все кидает…

– Ах ты! – говорит. – Надо на деревню бежать, хоть хлебца еще принесть.

Побег он на деревню, а я около стада хожу, присматриваю.

Воротился пастух, опять мне дает, да я-то уж не беру, потому шкура-то у меня собачья, а сметка человечья. Слыхал я от старых людей: много наешься с голоду, дак пропадешь совсем.

Вот солнышко не рано встало, и пошли мы с пастухом коров собирать. Собрали и гоним. Он себе идет да посвистывает, а я гоню и гоню. Пригнали в деревню весь скот. Пастух пошел ужинать и меня с собой берет. Заходит он в избу, а я не смею идти – повалился под порог, лег на веник и гляжу, не бранятся ли хозяева, зачем собаку пастух привел. Вижу – нет, не бранятся… Я кой-как ползунком, ползунком и – под лавочку.

«Вот, – думаю, – сидел за столом, да в переднем углу, да на лавочке, и за честь не считал, а нынче и под лавочкой лежу, дрожмя дрожу: не прогнали бы, не прогневались бы!»

Да ничего, не прогнали, накормили, напоили, и пошел я за пастухом на ту фатеру, где ему ночевать черед. Он спать повалился, а я у него в ногах.

Утром опять вместе пошли: пастух коровушек выгонять, а я подгонять.

Так и живем двое все лето: пастух больше спит да гуляет, а я больше пасу.

Приметили это мужики и говорят пастуху:

– Ты что ж свое дело не справляешь?

– Как так не справляю? У меня весь скот в лучшем виде – хоть бы шерстинка пропала.

– Да ты спишь!

– А чего же мне не спать? У меня один пес за всем стадом углядит.

– Ан не углядит.

Вот и побились они об заклад.

Мужики говорят:

– Сегодня ты не ходи. Пусть кобель один пойдет.

– Ладно.

Пошел я в лес один со скотом. Пригнал на хорошо место, глаза не завел – присматриваю. Вот солнышко на вечер покатилось, и тут – на! Приходит волк. Приходит и сейчас – в стадо.

Схватились мы с им драться, я его рву, а он меня пуще! Он меня рвет, а я его пуще! Никоторый никоторого перемогчи не может: сила наравни.

А скот мой, гляжу – где-нигде… И не видать его стало!

«Ахти мне, – думаю, – далеко разбежались, во всю ночь не соберу».

И до того я рассердился, ажно впился волку в горло. Он и туда, и сюда – ничего не может сделать. Повалился – хоть домертва грызи!

Бросил я его и побежал скот собирать. Всех коров собрал до единой скотинки и ночью, в потемках уже, гоню в деревню, а крестьяне все стоят на улице.

– Нет, – говорят, – добра! Ночь на дворе, – видно, волк всю скотину придавил…

А тут колокольцы-то и забóтали. Идут коровушки, выменем до земли достают, – кормленные, сытые… А я справа забегу да слева подгоню, полаиваю да потявкиваю – берегу скот.

Крестьяне говорят:

– Вот мои идут!

– И мои идут!

– Идут! Идут!

Все коровушки домой пришли, никого не придавил волк.

– Ну, – говорят, – и пес! Ну и пес! Чисто человек!

И пошла слава про меня широко и далеко. Был человеком – дак псом ругали, а стал псом – дак человеком хвалят.

– Есть, – говорят, – кобель, что один пасет скота, сколько голов ни дай. Умный кобель, умней писаря.

А что писарь? Я этих писарей, может, два десятка видал: всякие бывают.

Ну а все ж таки лестно мне: кормят сытно, по шерсти гладят, я и живу себе помаленьку.

Вот уж и лето к концу. «Как, – думаю, – зимой будет?»

А тут вдруг в соседском городе покражи начались. Ходит вор, все лавки подламывает, и никак его поймать нельзя.

Всполошились купцы и послали одного за мной к пастуху.

– Что, – говорят, – запросит, то и давай. Товар да спокой дороже денег.

Приезжает купец на тройке и сейчас к пастуху.

– Продай кобеля!

Пастух не продает.

– Что угодно бери, а только продай.

Пастух запросил триста рублей, а купец уже и деньги подает.

– Мой, – говорит, – кобель!

Я вижу – купил меня купец, да и бросился ему сейчас на грудь (уже и всяки собачьи повадки знаю). Купец мало-мало на затылок не улетел, а не сердится.

– Вот, – говорит, – резвый! Вот, – говорит, – сильный!

Посадил он меня в повозку, а мне в повозке не сидится. Я прыгнул туда, где кучера сидят, выстроился на облучке, ветром дышу.

Эх, везут меня, а шерсть на мне так и расступается: отъелся в пастухах-то!

Ну, привезли меня в город, где пропажа случилась.

Услыхали люди, что кобель прибыл, бегут смотреть, кто булку несет, кто сайку, а ничего не беру. Разве кто подаст на тарелочке закусочку, – то слизну.

Построили мне в гостином дворе будочку, и меня на цепь посадили.

«Вот, – думаю, – не городской голова, а цепь на шею пожаловали, не каторжник, а к стенке приковали. Одно слово – собака!»

Сижу около своей будки – про старое вспоминать неохота, про новое загадывать – боязно.

Уж и ночь настала. Только собаки полаивают, только караульные покрыкивают. А как глухая полночь – и собаки замолкли, и караульные не кричат: все равно, как нигде никого нет.

И слышу я, идет по пришпекту, по панели, будто сенная куча катит. И прикатила эта сенная куча прямо к моей лавке. Коленком уперлась и двери выломила.

Вижу, самолучший товар набирает и кладет в тюк. И набрала этого товару самолучшего, сколько унести могла, и выходит из лавочки с товаром.

Я гляжу и думаю, как бы это ее захватить, чтобы цепи хватило.

Соскочил с будочки – да прямо на вора, едва и живого отпустил, кое-как он от меня уплелся.

А я на товар повалился и лежу, чтобы кто другой не унес.

Вот глухая полночь прошла, и опять собаки залаяли и караульные запокрыкивали. Утренняя заря настала. Вижу – обход идет, лавки осматривать.

Заходят в мою да так и стали – кругом все чисто. Крали да и украли. Ничего не оставили.

– Вот, – говорят, – триста рублей за кобеля дали, а лавка подломлена. Где он, сторож этот хваленый? Спит небось!

Пошли к моей будке и видят: весь товар тут, только что примялся маленько. Ну, взяли они из-под меня и понесли в лавку. На много тыщ украдено было. Сами и определить не могли – оценщиков приводили.

Ну, сняли с меня цепь и повели по домам обедом кормить. Опять несут булки, сайки, а я на это и не гляжу, только закусочки с тарелочки слизну, да и пошел себе!

Живу я в этом городе долго ли, коротко ли, гостиный двор караулю, а слава моя далеко покатилась.

Докатилась славушка и до самого царя.

А царь в ту пору в большой заботе ходил. У него во дворце неспокойно стало. Все, что ни есть лучшего, невесть куды теряется. До того дошло, что хоть корону руками держи.

А тут еще царица тяжела сделалась – ей время родить, а она плачет, боится… Пропадет наследник, что будет делать? И царь сомневается, так и так прикинет, а ничего не выдумает.

Ему и говорят:

– Надо этого кобеля купить, – пусть сторожит.

Царь обрадел, сейчас сряжает за мной генерала одного.

– Купи у купцов кобеля. Что запросят, то и давай.

А если на деньги не согласятся, то дал тако письмо, что, мол, и так везите.

Поскакал генерал. Собрал всех купцов, показывает записку.

Они молчат. Царско слово, брат! Что отвечать станешь?

Генерал говорит:

– Ну, не хотите за деньги, задарма увезу. Какой ваш приговор?

Купцы говорят:

– Что, робята, чем без денег, так лучше за деньги…

И согласились взять с генерала пятьсот рублей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю