Текст книги "Я их всех убил"

Автор книги: Флориан Дениссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

11

Сидя в одиночестве за рабочим столом, Максим чувствовал, как щупальца тревоги расползаются по телу, словно смертельный яд. Он смежил веки. Его накрыла туча геометрических картинок, и на каждой был логотип, отпечатанный на картонном прямоугольнике. Треугольник и буква G, выписанная черной тушью – такой же черной, как и воспоминания, вызванные этим гибельным символом.

Ассия согласилась подключить его к расследованию именно из-за этой важной улики, символа, принадлежавшего секте, которую он хорошо знал. Если их подследственный был как-то с этой сектой связан, следовало, не теряя времени, отрабатывать этот след. Но Максим оттягивал момент, когда придется поделиться информацией с Борисом. Он прекрасно понимал, что коллега потребует немедленно отправиться на место, а после всего, через что ему пришлось пройти за последние два месяца, жандарм безусловно был не готов пережить подобное испытание.

Вспомнив о транквилизаторе, он порадовался, что в очередной раз оставил его в машине. Тихо задышал, сосредоточившись на потоке прохладного воздуха, естественно входящего в легкие и выходящего, так что ему не приходилось прилагать никаких усилий. Это простое дыхательное движение очень походило на аллегорию той борьбы, которую он вел всю свою жизнь: сражение за то, чтобы присоединиться к миру живых, к миру людей.

Он никогда не мог объяснить себе, почему ощущает родство скорее с животным царством, чем с себе подобными. Он всячески избегал этой темы на еженедельных сеансах у психиатра из опасения, как бы она не выявила в нем недостаток эмпатии, что скорее сближало его с убийцами. С его точки зрения, природа совершенна, а вот человек оказался вырожденцем, ошибкой системы, песчинкой в механизме, который в остальных отношениях прекрасно функционировал. Он полагал, что выбрал – пусть и бессознательно – свою профессию именно затем, чтобы исправить дарвиновскую аномалию, коей является человечество. Копы, конечно же, думали, что делают мир лучше; но ему, Максиму, было достаточно делать его не столь скверным.

Хаотичный ход его размышлений был неожиданно прерван знакомым голосом Ассии. Несмотря на проведенную вместе ночь, она лишь бросила на него беглый взгляд.

– Встречаемся на брифинге, но прежде доставьте мне удовольствие, зайдите в комнату отдыха. Вас ждет завтрак!

Раздались довольные замечания и смех, после чего все переместились в комнату отдыха.

Со вчерашнего дня там ничего не изменилось. На столах в глубине была разложена закуска, а транспарант «С возвращением» по-прежнему смирно ждал, когда на него изволят обратить внимание. Дело, которое не давало покоя бригаде последние двадцать четыре часа, мобилизовало весь наличный состав, и ни у кого не было времени зайти в эту комнату. Ассия пришла на рассвете, одновременно с уборщиками, и специально велела оставить все как есть. Бросив украдкой взгляд на плакат, поздравляющий Максима с возвращением, она вспомнила о прошедшей ночи. Почувствовала мгновенный укол в сердце и спросила себя, что с этим типом не так. Но в густом тумане расследования, которым занималась бригада, к несчастью, не оставалось места для персональных романтических переживаний.

Жандармы набросились на еду, как стая голодных гиен, разве что не урча. Максим заметил несколько птифуров, соответствующих его диете, и направился к буфету. Проклятый ком, залегший в желудке с момента возвращения в бригаду, отбивал аппетит, поэтому ел он через силу, чтобы не отличаться от остальных и отдать должное Эмме, которая проявила внимание, предусмотрев вегетарианский вариант.

Старший сержант Буабид, поклевавший веганские закуски исключительно ради очистки совести, возвысил голос, перекрикивая общий гам, и объявил:

– Этим утром поступила куча данных по результату обысков! Заканчивайте спокойно завтрак, а сразу после я с вами поговорю.

Максим повернулся к Эмме и недоуменно пожал плечами. Она подошла поближе, запивая бутерброд яблочным соком.

– Придется отрабатывать новые следы. У нас немало данных. И это явный перебор, если хочешь знать мое мнение. Расследование расползается во все стороны, невозможно понять, что к чему.

– Криминалисты что-нибудь нарыли? – свойственным ему нейтральным тоном спросил он.

– Сначала поешь нормально; увидимся на брифинге сразу после завтрака. И попей чего-нибудь сладкого, ты совсем бледный!

Перекусив на скорую руку, члены группы, привлеченные к расследованию – к делу «списка», как они его окрестили, – перешли в соседнюю комнату. Тома де Алмейда захватил с собой провизию и выложил на один из столов.

– Угощайтесь, если кто еще не наелся, – радушно предложил он.

Эмма не обратила внимания на его слова и, когда все расселись, встала перед собравшимися на то самое место, которое накануне занимала Ассия. Максим обвел всех взглядом и понял, что Ассии здесь нет.

– Так, – рявкнула рыжая красотка, – мне нужно многое сказать, поэтому попрошу полного внимания! Мы с Ахмедом подготовили сводное досье, перешлем всем по мейлу; но для начала вот то, что нам сейчас известно.

Она направилась к белой доске и добавила свои записи к тем, которые сделала начальница.

– Прежде всего, Колин Вассард. Экспертиза его компьютера и обзор его общения в Интернете свидетельствуют, что он был трейдером. И по всей видимости, очень успешным, если судить по тем суммам, которые он зарабатывал в месяц. У него несколько счетов на бирже у различных американских брокеров, а вся полученная прибыль переводилась в банк с английским IBAN[16]16
   IBAN (International Bank Account Number) – международный номер банковского счета.


[Закрыть]. Пока что этот номер не соответствует ничему имеющемуся в наших базах данных, но специалисты отрабатывают след. Что касается его квартиры, она вроде бы принадлежит риелторскому агентству «CCI», зарегистрированному в Люксембурге; но и в этом случае имеет место сложное финансовое обеспечение. Множество юридических лиц с долевым участием, но на данный момент ни одного физического лица. И ни единого имени. И вот что странно: то же риелтерское агентство является владельцем квартир всех людей из списка…

По комнате прокатился удивленный шум.

– Мы вычислили машину, припаркованную на стоянке дома Нины Грокис-Стейнер, – продолжила Эмма, – ключи от которой были найдены в ее квартире. Этот городской кроссовер был сдан в аренду итальянской лизинговой компанией с весьма красноречивым названием: КАV Trading. Не нужно быть гением, чтобы уловить связь с нашим трейдером: Колин А. Вассард.

– Это для тебя просто, ты ведь целыми днями анаграммы составляешь! – подал голос де Алмейда, чтобы разрядить атмосферу.

Молодая женщина отреагировала на его слова кривой усмешкой. Она позволила всем на несколько секунд расслабиться, затем продолжила:

– Если поверить заявлениям Брюно Коста, Нина Грокис-Стейнер была онлайн-проституткой. Был ли Вассард одним из ее клиентов? Более чем вероятно. Он ли ранил Нину в ее квартире? Отвел ли ее к себе, чтобы закончить дело? Если так, то почему бросил свою машину на ее парковке? Мы должны попытаться восстановить хронологию событий, если хотим как-то с этим разобраться.

Она отпила глоток сока, чтобы прочистить горло, и завершила выступление:

– Что касается Иони Превиса, он, скорее всего, зарабатывает на жизнь, записывая видео очень популярной онлайн-игры Fortnite. И здесь опять-таки отмечаются серьезные доходы: он входит в десятку лучших геймеров Европы; у него миллионы просмотров и, соответственно, десятки тысяч поступлений в евро. Все полученные деньги переводились на счет, зарегистрированный в Ирландии, и держу пари, что его IBAN не соответствует ничему известному нашим службам.

Переваривая услышанное, Максим почесал висок.

– А имеются рабочие записи его видео? – спросил он. – Черновые картинки, которые он использовал, должны оставаться на его жестком диске, верно?

Эмма поняла, куда клонит друг:

– Да, сотни часов, распределенных по множеству дисков, и догадайся что? Ни единого раза Превис не показывается без своей маски и очков. Он ведет себя крайне осторожно и всегда появляется в этом прикиде.

Максим кивнул и продолжил:

– А результаты анализа бутылки с виски у Вассарда?

– Я как раз собиралась об этом сказать! – воскликнула Эмма. – Следы ГГБ[17]17
   ГГБ – гамма-гидроксибутират (GHB), иногда используется как клубный наркотик, также известен как «наркотик для изнасилования».


[Закрыть] в микродозировке.

– То есть?

– То есть этого количества недостаточно, чтобы применить его, например, как наркотик для изнасилования.

Внезапно Борис Павловски решил вставить слово.

– А что с этими «уголками для медитации»? – поинтересовался он, изобразив пальцами кавычки.

– Ничего особенного, кроме того факта, что все исчезнувшие использовали одни и те же предметы. В MP3-плеере всего несколько аудиофайлов, но экспертиза обнаружила там только белый шум.

Максим выпрямился на стуле и вытянул шею вперед, как животное, почуявшее опасность.

– А можно прослушать эти записи? – спросил он.

– Э-э… да. Все у специалистов, но я могу попросить копию.

Она опустила голову и пролистала несколько страниц досье.

– Теперь о Коммегерлине. Он-то и заставил нас больше всего попотеть, но у сержанта Буабида классное чутье. Ахмед просто провел поиск в Сети, и на нескольких сайтах всплыло это имя. Он числится композитором на многих платформах классической музыки. Мы послушали: не в моем вкусе.

Раздалось несколько смешков, и она продолжила:

– Мы решили заодно проверить по агентствам, охраняющим авторские права, и нашли каталог его произведений в SACEM[18]18
   SACEM, Société des auteurs, compositeurs et éditeurs de musique – Общество авторов, композиторов и издателей музыки (фр.).


[Закрыть]. До Жан-Жака Гольдмана[19]19
   Жан-Жак Гольдман (р. 1951) – один из наиболее известных французских эстрадных композиторов и исполнителей 1980–1990-х годов, автор музыки к фильмам; его композиции и целые альбомы входили в репертуар многих певцов: от Селин Дион до Джонни Холлидея и Патрисии Каас.


[Закрыть] ему далеко, но в конечном счете за месяц у него все же набегало несколько сотен евро.

– Чем и объясняется обстановка его квартиры, – заметил де Алмейда.

У Максима сразу встал перед глазами пожелтевший матрас, унылые пустые комнаты и куча пустых консервных банок, громоздившихся на кухне.

Молодая женщина сделала паузу и оглядела аудиторию, ожидая возможных вопросов, но собравшиеся хранили молчание.

– Хорошо, господа, это все, что мы имеем на данный момент; следующие двадцать четыре часа станут решающими!

У Максима сложилось впечатление, что утренний брифинг не преследовал иной цели, кроме как погрузить дознавателей в еще более густой туман. Он лихорадочно крутил свой кубик Рубика. Борис с решительным видом подошел к его столу. Отодвинул кучу папок, чтобы водрузить на столешницу свое седалище. Этот атлет с солдатскими рублеными чертами лица теперь нависал над Максимом своей корпулентной фигурой, в энный раз приняв доминирующую позу, что не ускользнуло от внимания коллеги.

– Ты правда унюхал ГГБ в бутылке с виски? – В его голосе звучало сомнение.

Максим отложил кубик, две стороны которого были уже собраны, и, вздохнув, заметил:

– Мой нюх не так развит, как у собаки, у которой он иногда в тысячу раз перекрывает возможности человека, но я много тренировался. Я действительно различил этиловый запах, отличный от привычного запаха виски, и все. Но это вполне могло оказаться особенностью процесса производства самого алкоголя.

– Но оказалось ГГБ…

– Я не в силах конкурировать с лабораторными анализами, это я тебе точно говорю, – ответил Максим с натянутой улыбкой.

– Ты вроде бы намного превосходишь всех остальных оперативников, в том числе меня; но мне бы хотелось, чтобы ты все же поделился со мной своими впечатлениями.

Максим так и не понял, был ли это приказ, или разговор оставался дружеским.

– Откровенно говоря, не думаю, чтобы я вас опережал, я цепляюсь за детали, на которые натыкаюсь.

– Уточни, – сказал Борис, наклоняясь, словно не хотел упустить ни слова.

– У меня возник вопрос, не является ли наш неизвестный в конечном счете жертвой. Возможно, он был как-то связан с четырьмя остальными, но что-то пошло не так, и он остался единственным выжившим.

– Он много раз повторил, что он их всех убил. Зачем в таком случае добровольно сдаваться правоохранительным органам и представать в роли палача?

– Ему страшно, он совершенно утратил чувство реальности. Возможно, его заставили объявить себя виновным или же он просто бежит от чего-то или от кого-то и чувствует себя вне опасности здесь, в окружении копов.

– А почему он не желает назвать себя?

– По тем же причинам. Он защищается тем, что скрывает от нас все, что касается его лично. Ключ, который он проглотил, тоже способ скрыть то, что он знает об этой истории. Если найдем, что́ этот ключ открывает, – сильно продвинемся.

Павловски, скривившись, почесал затылок.

– А что, на твой взгляд, связывает людей из списка?

Он задал вопрос так, как если бы уже знал ответ.

– Единственные общие моменты, которые я вижу, – это предметы для медитации и тот факт, что у всех исчезнувших один и тот же домовладелец.

– И что все они в той или иной степени фантомы. Их имена не фигурируют практически нигде, кроме самого списка, а это как минимум необычно.

И вдруг Максима словно озарило. Что могло послужить причиной подобной анонимности? Потребность в защите? Но от чего?

Он вскочил со словами:

– Необходимо во что бы то ни стало отработать все, что связано с агентством недвижимости! Тогда мы узнаем, на чьем поле играем.

– Как это – на чьем поле играем? – нахмурившись, недопонял напарник.

– А кто, по-твоему, мог бы организовать подобный уход с радаров и расселить четверых, а возможно, и пятерых человек, если наш неизвестный относится к той же группе?

Борис тоже поднялся, и глаза у него расширились.

– Что? Разведка? Армейские?

– Если копнем достаточно глубоко, а в результате уткнемся в стену или, хуже того, в обозначение «секретная информация», по крайней мере, будем знать, с чем имеем дело.

Младший лейтенант на несколько секунд озадаченно застыл, потом опустил глаза на визитку, лежащую в центре стола.

– А у меня другая идея, – заявил он, указывая обвиняющим перстом на картонный прямоугольник. – Я хочу, чтобы мы прежде всего отработали этот след. Тебе знаком этот логотип?

Максим почувствовал леденящий холод неизбежности. Он не мог ни солгать старшему по званию, ни чинить препятствия уголовному расследованию.

– Это сокращенное обозначение одной секты, Дети Гайи[20]20
   Она же Гея, древнегреческая богиня Земли.


[Закрыть], – пробормотал он.

Лицо коллеги осталось непроницаемым, словно ответ он знал заранее.

– А где она, эта секта? Здесь, в городе?

Тревога сдавила горло молодого человека, и ему пришлось переждать несколько секунд, прежде чем ответить:

– В нескольких минутах от жандармерии, если на машине.

Павловски отошел к своему столу, бросил беглый взгляд в окно и, увидев, что автомобили на стоянке стынут в леденящей мороси, снял куртку со спинки стула и направился к выходу.

– Идем прогуляемся! – бросил он своим низким голосом.

Но поскольку Максим застыл как соляной столб, Борис повернулся к нему и добавил уже громче:

– Немедленно!

Ящик Пандоры вот-вот распахнется…

12

Со вчерашнего дня температура понизилась еще больше, из печных труб у домов вдоль дороги поднимались столбы дыма, выписывая тяжелые завитки в тусклом, затянутом грозовыми тучами небе. На рокот мотора накладывался шум обогревателя, поставленного из-за погоды на максимум. Борис вел машину быстрее обычного, и по мере того как приближался пункт назначения, Максим все глубже вжимался в кресло; внутренности его терзала острая боль. Старший по званию воспользовался своей властью, и ему пришлось повиноваться. Он даже не успел подойти к своей машине и забрать транквилизатор.

– Можешь в общих чертах обрисовать эту секту? – спросил Павловски, нарушив относительную тишину в салоне. – Тут, кажется, небольшая пробка, есть время поговорить.

– Это не секта в прямом смысле слова, – пробормотал Максим сквозь стиснутые зубы.

– С тобой все в порядке? – спросил старший, встревоженно поворачиваясь к нему.

– Неважно себя чувствую, но это пройдет: легкая паническая атака.

Максим отвел взгляд, закрыл глаза и представил свой кубик Рубика. Он мысленно изучал его, прикидывая различные варианты, как сложить головоломку, используя минимум манипуляций. Пульс немного замедлился, судорожное дыхание стало спокойнее.

– Сама секта, – начал он, – называется Дети Гайи, но сейчас мы едем в один из их филиалов. Он основывает свою деятельность на тех же принципах, но держится немного особняком. Логотип на карточке, найденной у нашего неизвестного, принадлежит одному из их центров поддержки.

Борис несколько секунд ждал продолжения, потом бросил:

– Поподробнее.

Максим приоткрыл окно и сделал несколько глубоких вдохов. Ледяной воздух снаружи принес облегчение.

– Треугольник с буквой G в середине – это центр для зависимых. Нечто вроде группы Анонимных Алкоголиков, если тебе так понятнее. Секта использует его как форпост, чтобы рекрутировать новых членов. Для тех, кто приходит к ним, нуждаясь в поддержке, все бесплатно – они полностью берут тебя под крыло. В дальнейшем те, кто послабее духом, заканчивают в рядах Детей Гайи.

– Наш неизвестный, возможно, у них побывал – я же говорил, что он торчок.

Новая волна жара.

– Не исключено, – сказал Максим, пытаясь справиться с панической атакой.

На лицо Бориса легла тень.

– Ты уверен, что тебе лучше?

– Езжай дальше… там посмотрим…

У Павловски была еще куча вопросов, но он решил пока оставить напарника в покое. Похоже, упоминание об этой секте будило в Максиме болезненные воспоминания, и по мере приближения к цели он впадал во все больший ступор.

Они съехали с главного шоссе, идущего вдоль озера, и оказались в зеленом туннеле, образованном рядами деревьев, которые, склоняясь, словно приветствовали машину. Опавшие листья тучей разлетались из-под колес. Дорога теперь вилась по полям. Когда они миновали первую ограду – там, где в топкую почву были вбиты два деревянных столба с выгравированной на каждом буквой G, – Максима затошнило. Горло сжалось, удары сердца отдавались в висках, желудок сводило спазмами.

Черный «форд» замедлил ход, приближаясь к будке со шлагбаумом. Охранник переминался с ноги на ногу и дышал в ладони, пытаясь хоть немного согреться, Павловски опустил стекло и обратился к парню:

– Здравствуйте, мы из следственной бригады Анси и хотели бы поговорить с кем-нибудь из руководителей.

Он помахал карточкой, найденной у подозреваемого. Сторож сложил ладони ковшиком и снова подул, прежде чем заговорить.

– Это в шале справа. Припаркуйтесь там возле, я вызову к вам кого-нибудь, – сказал он самым спокойным тоном.

Борис почти удивился любезности, с какой их приняли, и не заметил, до какой степени плохо его пассажиру. На лбу у того проступили крупные капли холодного пота, нижняя челюсть лихорадочно подергивалась.

Когда машина припарковалась на стоянке перед деревянным зданием, Максим поспешно высунулся из салона, и его вырвало на гравий.

Павловски метнулся к бардачку и выхватил оттуда упаковку бумажных носовых платков. Его напарник смежил веки в знак признательности.

Через несколько секунд из шале вышла пожилая женщина. На ней был серый шерстяной свитер грубой вязки и потертые брюки. Седые волосы были наспех собраны на затылке в пучок. С первого взгляда Борис не смог определить ее возраст. Почти ангельское лицо казалось нежным, будто у девочки-подростка, но скверная одежда изрядно старила ее.

Стоило Максиму глянуть на нее, как он резко выпрямился и захлопнул дверцу. В его глазах читался ужас.

Женщина улыбнулась и скрестила руки на груди.

– Я… Я не могу, Борис… Мне очень жаль, иди без меня, – залепетал он, задыхаясь.

Павловски заворчал, выбираясь из машины.

Максим уткнулся лицом в ладони. Сбившееся дыхание и пульсация крови в голове не позволили ему расслышать разговор. Он развел пальцы и увидел, как Павловски показал свое удостоверение, а потом визитку, которая и привела их сюда. Последовали покачивания головой и сокрушенные улыбки. Женщина по-прежнему держала руки скрещенными на груди – верный знак, что слова жандарма не возымели никакого эффекта. Как всегда с этими людьми, да и вообще с любыми религиозными адептами, диалог зашел в тупик, подумал Максим. Как заставить услышать что-либо человека, который верит в некое высшее существо, в искупление после смерти, в незримую руку, ведающую всем? На месте Бориса он плюнул бы ей в лицо. Его терпимость заканчивалась там, где начинались догмы. Даже при самых благих намерениях в мире и несмотря на медовые речи о всеобщем братстве, верующие явно испытывали чувство превосходства над неверующими. Во все времена были и есть те, кто считает себя носителями истины, и те, кто остается слеп, причем гармония между ними невозможна, в этом Максим был уверен. И это подтверждалось его шрамами.

Женщина вдруг затрясла головой и стала отступать к своему логову, пятясь, как самка богомола, как еще не насытившаяся черная вдова.

Гравий заскрипел под шагами взбешенного Павловски.

– Они не желают разговаривать ни с кем, кроме тебя! – взревел он, едва открыв дверцу.

Максим представил, что ему придется проникнуть внутрь этого проклятого места и общаться с адептами секты, и эта перспектива подействовала, подобно кинжалу, медленно входящему в плоть.

– Исключено! – выкрикнул он.

– Похоже, тебе лучше? Чтобы оспаривать приказ, силы у тебя есть!

– Ты приказываешь мне пойти поговорить с ними? – спросил Максим, нахмурившись.

Борис рассвирепел. Он шумно выдохнул.

– Послушай, Максим, мы ведем уголовное расследование, на кону четыре потенциальные жертвы, у нас нет времени на твои духовные метания. Если ты не в состоянии выполнять свою работу, я немедленно попрошу Ларше отстранить тебя от дела.

Он запустил руку в карман куртки и вытащил мобильник.

Кровь у Максима кипела – он был не в состоянии расшифровать, не блефует ли тот.

Он протянул руку, останавливая Бориса, и уже спокойнее сказал:

– Погоди.

Борис опустил мобильник и посмотрел ему прямо в глаза, как бы ожидая объяснений.

Коллега молча выдержал его взгляд, поэтому Павловски решил прервать затянувшуюся паузу:

– Я не понимаю, почему Ларше включила тебя в мою опергруппу, ты явно не тянешь!

Максим прикусил щеку, чтобы сфокусироваться на боли. Медный вкус крови быстро распространился во рту.

Единственная причина, по которой Ассия снизошла к его просьбе и подключила его к делу, заключалась в том, что только он имел возможность проникнуть в лоно Детей Гайи. Если она узнает, что он даже не смог заставить себя вылезти из машины, то мигом отправит обратно к психиатру и в долгосрочный отпуск.

Рана снова открылась, но путей отступления больше не было. Собственные внутренности напоминали ему, что никто, кроме него, не сможет разобраться в этой запутанной ситуации.

На глазах у теряющего терпение Бориса Максим быстро проделал несколько дыхательных упражнений.

– Ладно. Дай мне минутку, чтобы собраться с мыслями, – сказал он. – Есть что-нибудь попить?

Павловски наклонился и запустил руку за спинку водительского сиденья. Вытащил фляжку и протянул Максиму:

– Свежесть не гарантирую, но это вода.

– Не имеет значения. Спасибо.

Максим отпил несколько глотков и уставился невидящими глазами в ветровое стекло. Он старался привести голову в порядок, не пытаясь бороться с наплывом посторонних мыслей, а позволяя им проскальзывать мимо, как унесенным ветром облакам. Когда туман немного рассеялся, Максим смирился.

– Идем, – пробормотал он, открывая дверцу.

Из-за того что он резко встал на ноги, давление у него упало, вынудив схватиться за плечо напарника. Помотав головой, Максим отогнал витающих вокруг демонов и медленным шагом двинулся ко входу в шале.

Когда женщина открыла перед ними дверь, он так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки. Она послала ему широкую улыбку. Он не был с ней знаком, но она, очевидно, знала, кто он.

– Пройдемте в большой зал, – пригласила она голосом проповедника. – Там нам удобнее будет поговорить, и потом, вы сможете увидеть, где проходят наши сеансы.

Она открыла двери с круглыми ручками, распахнув обе створки. Перед ними простиралась огромная комната; исходящий из потолка столб света озарял ее центр мощным лучом, образуя широкий круг. Десятки стульев, расставленных вокруг этого ореола, как единственного источника света, еженедельно принимали людей, явившихся рассказать о своих горестях и услышать слово истины.

Словно в заранее продуманной мизансцене, женщина уселась и развела руки, приглашая гостей последовать ее примеру. Борис опустился на указанное место, и Максим, несмотря на отчаянное внутреннее сопротивление, поступил так же.

Движением подбородка он призвал напарника приступить к военным действиям. Он полагал, что выполнил свою часть договора тем, что помог проникнуть в логово дьявола, и теперь предоставил право говорить другому.

– Мадам, – начал младший лейтенант, в то время как женщина не спускала глаз с Максима, – дело, которое мы в данный момент расследуем, частично касается этого человека.

Он достал снимок их неизвестного и протянул ей.

– Он вам знаком? – продолжил он.

Она порылась в одном из карманов и достала оттуда очки с заляпанными стеклами и сломанной дужкой. Рассмотрела тонкие угловатые черты задержанного и сразу же заявила:

– Да, конечно. Он несколько раз приходил сюда.

Жандармы обменялись быстрым взглядом. Впервые за последние двадцать четыре часа их медленного продвижения в почти полной темноте вдали засветился маленький огонек. Мираж? Ловушка?

– Вам известно его имя? У вас есть адрес, по которому его можно найти? – спросил Борис голосом чуть ли не нежным, словно держал в руках очень хрупкий предмет, который может разрушиться от лишнего звука.

– Здесь все анонимны, это священное правило, – последовал немедленный ответ.

Максим следил за каждым ее движением, даже за едва заметными переменами в лице, и был уверен, что она сказала правду.

Маяк в ночи потух.

Павловски не желал признать поражение и продолжил настаивать:

– Может, вы вспомните хоть что-то, какую-нибудь деталь, способную навести на след? Машину, на которой он приезжал? Был ли с ним кто-то? С кем он разговаривал?

Женщина покачала головой:

– Я ничего такого не знаю, и даже если бы знала, то, как я вам только что объяснила, никогда не предала бы доверие одного из наших гостей.

– Мадам, – отозвался Борис жестче, – при всем уважении, речь идет об уголовном расследовании. Вас не связывает профессиональная тайна, но даже в этом случае мне достаточно щелкнуть пальцами, чтобы вас задержали в отделении на двадцать четыре часа для обстоятельного допроса.

Она нахмурилась, в уголках глаз образовались гневные морщинки. В полутьме огромного зала женщина теперь внушала тревогу. Роли поменялись, и она в раздражении резко поднялась с места.

– Вы не у себя, и уж тем более вам здесь не рады! – выплюнула она, как рептилия, извергающая свой яд. – Мы живем по своим правилам, а не по вашим!

Вдруг ее лицо разгладилось, а в уголках губ зазмеилась улыбка.

– Теперь моя очередь кое-что у вас выяснить. Знаете ли вы этих людей?

Ее последние слова еще гулко отдавались в пустом зале, когда в глубине помещения медленно распахнулась дверь, которую жандармы раньше не заметили, и оттуда хлынули лучи желтого света.

В ослепительном ореоле показались мужчина и женщина. Они держались за руки, подобно двум замершим привидениям.

Максим встретился с ними взглядом, его зрачки расширились, и он почувствовал, будто падает с верхнего этажа высотки. Сердце, бешено заколотившись, ухнуло в пустоту, словно пытаясь в последнем усилии вырваться из когтей уготованной ему судьбы.

С налившимися кровью глазами он вскочил, ухватил за спинку свой стул и запустил им через всю комнату в стоящую вдали пару. Седеющая женщина рефлекторно отшатнулась, словно пытаясь защититься, а Борис, пораженный его реакцией, застыл на месте.

Максим испустил животный крик, от которого, казалось, дрогнули стены. Не успело еще замереть эхо, как он уже мчался к выходу.

Павловски в ярости опомнился и попытался догнать напарника. Безуспешно. Выскочив из шале, он обнаружил, что тот опустился на колени и его снова выворачивает наизнанку.

Глядя, как напарник корчится на гравии, Борис и представить себе не мог, в чем истинная причина этого приступа дурноты. Там, в глубине зала, Максим только что увидел своих родителей.