Текст книги "Я их всех убил"

Автор книги: Флориан Дениссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Он посмотрел, как коллега вернулся к компьютеру, и покачал головой, возведя глаза к небу, оценив смехотворность картины: Максим, как натасканная на поиск трюфелей собака, склонился над столом и обнюхивал стоящие на нем предметы, будто надеялся найти ключ ко всем тайнам, проанализировав каждую несущую запах молекулу. Его взгляд задержался на полупустой банке с содовой, стоящей рядом с клавиатурой; прежде чем за нее взяться, он натянул латексную перчатку. Потом поднес банку к носу и повернулся к Павловски:

– Тот же запах, что от стакана виски у Вассарда. Очень легкий, но я практически уверен, что идентичный.

– И что ты думаешь? – невольно заинтересовавшись, спросил напарник.

– Ума не приложу – нужно подождать результатов экспертизы.

Короче, твои цирковые штучки немногого стоят, про себя заключил Павловски.

Его рассуждения были прерваны звонком мобильника.

Продолжая обход студии, Максим расслышал обрывки разговора Бориса с неизвестным собеседником.

– Очень хорошо, – сказал тот, давая отбой, и обратился к Максиму: – Есть кое-что новое!

– У группы Эммы?

– Да, у группы Буабида, – поправил тот. – Они нашли номер телефона в записной книжке одной из жертв и определили, кому он принадлежит. Парень вызван в бригаду, так что будет возможность все из него вытрясти.

– Предполагаемых жертв, – обронил молодой человек.

– Что? – поморщился Борис.

– Лица в том списке, возможно, еще живы; ты говоришь о них в прошедшем времени, словно уже похоронил.

– Но ведь наш неизвестный сказал, что он их всех убил, так?

– Мне показалось, или это ты говорил, что он типичный наркоман в ломке, который несет всякую чушь?

7

На пару Тома де Алмейда и Патрик Гора весили больше двухсот кило; два упитанных красавца, чьи личности были настолько же различны, насколько схоже телосложение. Де Алмейда, сын португальских эмигрантов, был большим любителем хорошей еды и вообще любых излишеств. Что до Гора, который вел курс дзюдо в клубе казармы, то его образ жизни определялся скорее спортом и здоровой физической активностью.

Как бы то ни было, стоило этим верзилам где-либо появиться, такой дуэт притягивал всеобщее внимание.

Павловски позвонил Гора и попросил дождаться их с Максимом, прежде чем проводить осмотр квартиры.

Припарковавшись у дома Харла Коммегерлина, два жандарма пытались убить время. Де Алмейда совершил налет на ближайшую кондитерскую и теперь поглощал булочки с заварным кремом с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь. А Гора смотрел по мобильнику видео, в котором коуч по бодибилдингу восхвалял достоинства какой-то протеиновой добавки.

– А разве «Карл» пишется не через К? – выговорил Тома с полным ртом.

Патрик поднял голову и повернулся к напарнику.

– Вообще-то, да, но этого парня зовут Харл, – ответил он.

Де Алмейда запил последнюю булочку добрым глотком содовой и мотнул подбородком в сторону замедлявшей ход машины.

– Это, случайно, не Монсо с Павловски?

– Точно, они, – подтвердил Гора, чуть наклонившись в сторону, чтобы лучше рассмотреть.

– Перерыв закончен, – объявил Тома, смяв бумажный пакет с жирными пятнами и бросив его на пол машины к ногам Патрика.

Тот порадовался, что это не его автомобиль.

Дом номер тринадцать по улице Андре Терье нависал над входом всеми десятью этажами; фасад, заросший диким виноградом, придавал ему определенное очарование. Жандармы зашли в просторный вестибюль, чья лаконичная архитектура и декор не менялись со времени его постройки в шестидесятые годы, и поднялись на четвертый этаж.

Для Максима и Бориса было уже не внове, что никто не отозвался на их звонки и призывы, а потому дверь быстро взломали.

Внутри им в нос ударил затхлый запах. Похоже, квартиру не проветривали десятилетиями.

Предвосхищая просьбу напарника, Павловски с самым серьезным видом повернулся к нему.

– Максим, – спокойно произнес он, – сейчас нет времени на твои… методы. Нас четверо, быстро собираем первые данные, вызываем криминалистов и возвращаемся в бригаду. Часики тикают, а у нас практически ничего нет.

Ком в желудке молодого человека, прочно обосновавшийся там с самого утра, снова дал о себе знать. Он был разочарован, ему бы хотелось обследовать квартиру с закрытыми глазами, чтобы уловить все звуки и запахи, но Гора и де Алмейда, уже в латексных перчатках, перерывали комнаты, действуя, как пара слонов в посудной лавке.

Место производило унылое впечатление; везде было пусто, только у входа стояло старое, запыленное фортепиано, да в спальне был брошен наискосок с полным пренебрежением к законам симметрии пожелтевший матрас невнятного возраста.

Все стекла были заделаны самоклеящейся фольгой. Единственная приметная деталь квартиры обнаружилась в кухне, где на кафельном полу зеленоватых тонов возвышалась гора консервных банок из-под чечевицы по-провансальски.

В конечном счете Борис, возможно, был прав: этот обыск не принес бы ничего существенного. Скорее всего, в бригаде им найдется занятие поважнее.

На обратной дороге напарники не обменялись ни словом. Павловски сосредоточился на дороге, а Максим составлял в уме скудный перечень данных, которые им удалось раздобыть. Непонятно, что может сработать, когда он станет задавать вопросы неизвестному и постарается привести достаточно веские доводы, чтобы понаблюдать за его реакцией. На данный момент у него не было ничего или почти ничего.

И только когда они подъехали к зданию бригады, Максим решил нарушить молчание.

– Мне хотелось бы допросить нашего парня, оценить его и заставить защищаться, – заявил он.

– Так и сделаем, – отозвался Борис, на ходу поворачиваясь к собеседнику. – Эмма говорила мне, что ты в этом спец.

– Да, название моей специализации звучит немного помпезно: я синерголог.

Борис вскинул брови:

– И что за этим стоит?

– Наука о невербальном языке, – пояснил Максим.

– Как это – невербальный язык? – удивился Павловски.

– Ну да. Следует знать, что коммуникация между человеческими существами осуществляется не только на словах. Кстати, на долю речи приходится не более десяти процентов информации.

– А оставшиеся девяносто процентов – это что?

– Эмоции, бессознательные проявления, запахи, выброс гормонов, подергивание рук и лицевых мышц: существуют тысячи механизмов, которые приходят в действие в теле человеческого существа, когда оно общается с другим.

– О’кей, – согласился Павловски, хотя про себя подумал: полная чушь.

Для Бориса Павловски, родившегося в России в восьмидесятые годы, не существовало ничего более эффективного, чем осязаемые и неопровержимые улики. Он терпеть не мог псевдонаучных методов и шарлатанских выкрутасов. Даже при наличии крепкой доказательной базы виновных – по его мнению – далеко не всегда удавалось отправить в тюрьму. Поэтому он считал, что основывать расследование на нелепой версии означало стрелять себе в ногу.

Когда напарники зашли в помещение следственной бригады, коллеги из других опергрупп лишь кивнули им в знак приветствия, не отрываясь от работы.

Подойдя к Эмме, Максим спросил:

– Ну, что нового?

Сосредоточенно глядя на экран своего компьютера, молодая женщина лишь приподняла голову и, увидев друга, послала ему широкую улыбку:

– Странное дело… а у вас?

– Тоже все странно. Мы провели обыск у Колина Вассарда, Иони Превиса и Харла Коммегерлина; их квартиры почти пусты. И все же какая-то связь вроде есть: у двоих мы обнаружили что-то вроде уголка для медитации.

Она сдвинула брови, и в ее взгляде вспыхнул огонек.

– Поподробнее, – велела она.

– Специальный коврик, ладан, колокол и музыкальная аппаратура… видимо, чтобы крутить композиции для релаксации.

Рот рыжеволосой красотки округлился, глаза расширились. Полное впечатление, что она нашла под рождественской елкой коробку с подарком.

– Коврик с колючками?

– Да, – подтвердил Максим с обычной невозмутимостью.

– И эти предметы были у всех?

– У всех, кроме Харла Коммегерлина – его квартира выглядит куда страннее. Все окна залеплены фольгой, такая куча консервов, что обзавидуется любой выживальщик[12]12
   Выживальщик – сторонник концепции «выживания вопреки», или сурвивализма, которая подразумевает подготовку к различным сценариям апокалипсиса.


[Закрыть], но ни одного электроприбора.

Эмма машинально принялась заново заплетать свою косу, потом откашлялась и заговорила:

– Больше всего меня удивляет, что в наших базах на них почти ничего нет. Запросы мало что дали, только адреса и контракты на воду и электричество. Ни номеров страховок, ни договора с мобильным оператором: настоящие призраки!

Максим поморщился и задумчиво сказал:

– Возможно, они иностранцы и здесь снимали жилье для временного пребывания. Ты обратила внимание на их имена?

– Да, это многое бы объяснило…

– А в Интернете тоже ничего?

– Нет, а что?

– У Вассарда стояло серьезное компьютерное оборудование, у Превиса – мощный комп для онлайн-игр. Французы или нет, но они как минимум подключались к Интернету.

– В любом случае – под чужим именем, – заметила Эмма, возвращаясь к экрану.

– Мм… почему контракт на электричество оформлен на себя, а на Интернет нет?

Он задал вопрос практически самому себе, словно не ждал ответа от коллеги.

Внезапно члены бригады одновременно, хоть и не слишком дружно, встали, шум смолк. Вошла Ассия Ларше, и Максим снова почувствовал укол в сердце, словно каждый раз заново открывал ее для себя.

– У меня есть кое-что новое относительно нашего задержанного, – ни к кому конкретно не обращаясь, сообщила она. – Группы Павловски, Буабида и Гора, встречаемся в конференц-зале.

Поскольку речь явно пойдет о сведении воедино информации, полученной различными опергруппами, прежде чем последовать за лейтенантом, все принялись собирать свои личные заметки, досье и снимки.

Зал собраний, или конференц-зал, представлял собой помещение со сдвинутыми в центр столами и большой белой доской с полустертыми пометками маркеров; здесь же стоял компьютер с несколькими мониторами, а также проектором и вечно пустой кулер.

Стоило Максиму войти, и в голове мгновенно всплыло множество воспоминаний, связанных с Анри Саже, его бывшим шефом. Трудно подсчитать, сколько бесконечных часов они провели здесь, распутывая ниточки сложных дел. С приходом Ассии страница была перевернута. У коллег было два месяца, чтобы привыкнуть к ее методам, ему же придется усваивать все на ходу.

Когда все расселись, лейтенант Ларше, стоя у доски, начала свою речь:

– Эксперты только что подтвердили наличие следов крови во всех квартирах. Следы были зачищены и выявлены только благодаря «Блюстар». Однако те, которые обнаружились у Харла Коммегерлина, намного более ранние.

Она сделала паузу и обвела взглядом присутствующих. Дойдя до Максима, она, заморгав, поспешила переключиться на сидевшего рядом Бориса Павловски. Она смутилась, подумал Максим.

– Перед нами множество проблем, – снова заговорила Ассия, берясь за синий фломастер. – Прежде всего, личность задержанного.

Она написала на доске слово с вопросительным знаком и продолжила:

– Затем – где жертвы?

Похожим образом она выписала четыре имени, также снабдив каждое вопросительным знаком.

– И наконец, – заключила она, – когда мы выясним все это, займемся обстоятельствами преступлений и их мотивами. Прежде чем перейти к обсуждению, есть ли вопросы?

Эмма подняла руку, и Ассия сделала движение подбородком, давая разрешение говорить.

– Вы говорите, что следы крови, обнаруженные у Коммегерлина, более ранние, – известно ли насколько?

Лейтенант порылась в досье, лежащем перед ней на столе, и ответила:

– Следам у него несколько месяцев, от двух до десяти, в то время как найденные у Грокис-Стейнер, Превиса и Вассарда совсем свежие. От двадцати четырех до двадцати восьми часов согласно данным криминалистов.

Присутствующие притихли. Дело становилось все сложнее по мере того, как жандармы получали новые данные. Полное ощущение, что идешь на ощупь в тумане по краю пропасти.

– По-моему, – нарушила молчание Ассия, – самое важное – это отыскать этих людей.

Она дважды обвела список имен.

– Нам остается только одно: заставить заговорить нашего неизвестного, и пусть хотя бы расскажет, что он сделал с телами, – бросил Борис.

Его последние слова задели Максима за живое.

– Возможно, он их где-то держит, возможно, у него есть один или несколько сообщников? – подал голос он. – По-моему, пока у нас нет доказательств обратного, следует исходить из того, что жертвы по-прежнему живы.

– А как насчет крови? – возразил Павловски, поворачиваясь вправо, чтобы глянуть на коллегу.

– Не исключено, что он их только ранил.

– А его признания? Как быть с тем фактом, что он твердит всякому, кто готов его слушать, что он их всех убил?

Борис снова сглотнул и вскинул подбородок. Это явно указывало на стремление утвердить свое верховенство.

– Зачем человеку сдаваться силам правопорядка, признаваясь в четырех убийствах, и при этом скрывать свою личность? У меня складывается впечатление, что он чего-то боится. Не исключено, что он действует под давлением, – возможно, его заставили обвинить себя в убийствах.

Эта мысль, казалось, нашла отклик у коллег, потому что никто не стал спорить с Максимом.

– Ладно, – внезапно сказала Ассия. – Буабид, расскажите нам об обыске у Нины Грокис-Стейнер, а потом передадим слово младшему лейтенанту Павловски, который доложит о трех остальных.

Ахмед провел рукой по напомаженным волосам и встал.

– Мы с Эммой Леруа провели обыск у Нины Грокис-Стейнер, – начал он, на этот раз без запинки выговорив фамилию. – Мы обнаружили в квартире много денег наличными и комнату, которая кажется предназначенной исключительно для платных сексуальных услуг, – продолжил он со смущенной гримасой. – На мой взгляд, следует обратить внимание на факт проституции на дому. Мы также нашли арендованную машину, документы на которую оформило итальянское агентство. Я послал туда запрос, придется немного подождать, зато узнаем, на чье имя был зарегистрирован арендованный автомобиль. Наконец – и это намного конкретнее, – мы имеем данные некоего Брюно Коста, чей номер телефона значился в записной книжке, найденной в доме жертвы. Он должен появиться здесь завтра утром до работы. Вот, пожалуй, все.

– А предметы для медитации? – вмешалась Эмма.

Буабида это вроде бы выбило из колеи, он нахмурился.

– Коврик? – уточнил он, переводя на нее взгляд.

Она кивнула, предлагая ему продолжить.

– Ну да… уф… мы также нашли коврик с вделанными колючими кружочками, колокол, колотушку, ладан и Bluetooth-колонку… короче, нечто вроде набора для релаксации или медитации.

– Колючий коврик – это аппликатор! – выговорил де Алмейда своим густым голосом. – Мой хирург посоветовал мне его от люмбаго, это жутко больно.

Все лица повернулись к внушительных размеров жандарму, как бы ожидая пояснений.

– А чё такого? Может, у нее просто со спиной проблемы, и всего делов.

Никто не продолжил тему, и на несколько секунд опять повисло молчание. Несмотря на ворчливость и неотесанность, де Алмейда был хорошим копом. Никто не взъелся на него за вмешательство, потому что его замечание могло оказаться полезным.

Затем настала очередь Бориса. Светловолосый верзила поднялся одним плавным и четким движением. Поправив ворот рубашки, он заговорил:

– Можно многое сказать по поводу квартир Колина Вассарда, Харла Коммегерлина и Иони Превиса… и в то же время существенных данных маловато.

Его голос как будто понизился на несколько полутонов, словно из желания звучать торжественнее… или более властно, сказал себе Максим.

– У Вассарда ничего особенного, кроме пресловутого коврика, обнаруженного в комнате, предназначенной для медитации. У нас нет никаких сведений от фонда соцобеспечения или других социальных служб, но ввиду весьма высокой тамошней квартплаты можно сделать вывод, что финансово он обеспечен неплохо. Эксперты сейчас разбираются с его компьютером: он был запаролен, но разблокировка должна занять не более двадцати четырех часов.

Он медленно сглотнул и продолжил:

– То же самое у Превиса: мы не знаем, чем он зарабатывал на жизнь, но у нас есть ниточка. Он был ютубером, снимал геймплей и собирал значительное количество просмотров, так что с большой долей вероятности это обеспечивало ему хлеб насущный. Опять-таки, мы ждем подтверждения от экспертов. Что касается пространства для медитации, то в его ванной комнате были обнаружены те же предметы, что и у остальных. Однако у Коммегерлина все обстоит немного по-другому: никакого уголка для релаксации, никаких электроприборов, никакой электроники и вообще почти ничего. Алюминиевая фольга на оконных стеклах, будто он экранировался от магнитных волн: я уже такое видел.

Удостоверившись, что Павловски закончил, Ассия позволила себе вопрос:

– Итак, у нас есть очевидная связь между тремя жертвами из четырех. Кстати, вполне вероятно, что «уголок медитации», – она изобразила пальцами кавычки, – Коммегерлина находится в другом месте, которое мы еще не нашли. В таком случае их объединяет практика самоистязания… Скудно, конечно, но это след, которым не стоит пренебрегать.

– Возможно, они ходили в один центр йоги или принадлежали к какой-нибудь секте, – заметил де Алмейда.

Секта. Слово было произнесено. Максим внутренне вздрогнул, надеясь, что этого никто не заметил.

Внезапно Ассия бросила на него пристальный взгляд. Он понял, что она намеревалась что-то сказать, но воздержалась.

Максим понимал, что ему придется столкнуться со своим прошлым, он это знал. Увильнуть не удастся, но, словно желая отвлечься и дать себе воображаемую отсрочку, он сказал, вроде ни к кому не обращаясь, что хотел бы допросить неизвестного и посмотреть, как тот будет реагировать на первые данные, которые им удалось собрать.

– Ну так вперед, Монсо, допроси! – прогремела Ассия Ларше, давая знак, что собрание закончено.

8

Задержанный по-прежнему лежал в центре камеры, свернувшись калачиком. Борис и Максим принесли питье и еду и, выждав, пока он перекусит, отвели в один из кабинетов для допросов.

Перед тем как все разошлись, Эмма мимоходом поделилась с Максимом информацией, весьма его заинтересовавшей: при первом разговоре этот тип упомянул о некоем Капитане – тогда это вызвало у него приступ паники и он отключился.

По своему обыкновению, прежде чем приступить к работе, младший лейтенант Павловски удостоверился, что аппаратура в порядке.

Максим устроился напротив неизвестного и принялся его разглядывать. Несмотря на глубокие тени под глазами, черты его лица были тонкими, волосы, доходившие почти до плеч, гладкими и чистыми, а сам он был свежевыбрит. Пребывание в «холодильнике» явно не пошло ему на пользу: тело то и дело сводило судорогой, а на лбу начали проступать капельки пота. Он вел себя послушно и спокойно подчинялся, хотя украдкой озирался при малейшем движении или неожиданном звуке.

Кто же он, человек, обвинивший себя в четырех кровавых преступлениях и не желающий ничего к этому добавить?

Борис включил запись, и Максим долгие секунды вглядывался в человека, прежде чем задать первый вопрос:

– Ты готов рассказать нам чуть больше?

Тот опустил голову, как собака, привыкшая к строгим наказаниям.

– Мы проверили имена, которые ты нам дал, – они настоящие, мы начинаем тебе верить. Ты действительно убил этих четверых?

– Я их всех убил, я их всех убил, – прошептал тот, скорчившись и обхватив себя руками.

Теперь капли пота стекали с него все быстрее, падая на стол.

– Как мне тебя называть? – продолжил настаивать Монсо. – Если мы хотим поговорить, ты должен хотя бы сказать мне свое имя. Меня зовут Максим.

Субъект даже не моргнул, словно вопрос жандарма затерялся в лимбах его больного мозга.

Однако временами гримаса боли искажала его лицо, и оно на несколько секунд кривилось.

Слишком много внешних факторов создавало помехи для расшифровки его невербального языка, и молодой синерголог начал терять терпение – как и Борис, который воспользовался моментом заминки, чтобы ринуться в образовавшуюся брешь:

– Колин Вассард – как вы с ним познакомились? И с Ниной Грокис-Стейнер?

Человек его не слушал – он, стиснув зубы, держался за живот.

– Вы больны или что? – холодно спросил Павловски. – Слишком быстро все съели? Если вас тошнит, скажите сразу.

Вместо ответа неизвестный приглушенно заворчал; в уголках его рта появилась пена.

Дознаватели беспомощно переглянулись.

– Вам плохо? – забеспокоился Максим, протягивая руку, чтобы схватить задержанного за плечо.

Рубашка была мокрой. Максим отвел руку, посмотрел, как задержанный корчится от боли на стуле, но остался невозмутим. Подозреваемый напоминал ему насекомое, бьющееся на поверхности воды, прежде чем пойти ко дну.

Борис тоже вдруг встревожился: что-то здесь решительно не клеилось.

– Это Капитан тебя послал? – сделал попытку Максим.

Упоминание этого имени, казалось, только усилило муки задержанного, как если бы жандарм еще сильнее сжал тиски, сдавливающие все его существо.

Неожиданно безымянный человек испустил долгий звериный вопль, отразившийся от стен. Казалось, абсолютное зло выедает его изнутри. Тело начали сводить все более сильные конвульсии; последняя судорога отбросила его назад, стул опрокинулся, наручники резко остановили инерцию движения, и он упал на пол в такой противоестественной позе, что стал похож на лишенную костей марионетку.

Оба напарника кинулись к неизвестному, которого непрерывно бил колотун.

Максим приложил руку к его лбу – тот пылал.

– Похоже, у него жар, – сказал он коллеге.

– Я вызываю «скорую», – рыкнул Борис, хватаясь за мобильник.

Лежащий человек снова начал корчиться, и его вырвало остатками едва переваренной еды.

Сидя в неудобных креслах приемного покоя больницы Анси, Борис и Максим коротали время каждый на свой манер. Русский бродил в своем мобильнике по Сети, разыскивая статьи о рыбалке в преддверии скорого отпуска, а его коллега заканчивал уже в одиннадцатый раз собирать свой кубик Рубика. Щелканье пластика начало раздражать Павловски. Максим выбрал кубик 4×4×4, крупнее и сложнее оригинала, имеющего всего три ряда, – чтобы собрать этот, приходилось поломать голову, поскольку следовало исключить многие варианты перестановок, которые он уже выучил наизусть.

В глубине холла открылись створки распашных дверей с окошками-иллюминаторами, пропуская молодого интерна в бледно-зеленом хирургическом халате. В одной руке он держал пачку рентгеновских снимков, в другой – авторучку. Напарники убрали свои игрушки и дружно встали.

– Здравствуйте, господа, – сказал интерн таким торжественным тоном, что Максим было решил, что сейчас тот отдаст им воинскую честь. – Пациент, которого вы к нам доставили, был в очень плохом состоянии. Температура под сорок и сильное воспаление.

Борис вскинул брови, Максим остался невозмутим.

– И пациент не облегчил нам задачу, – продолжил интерн. – Он ничего не хотел говорить. Но после нескольких минут осмотра мы поняли причину.

Интерн сделал несколько шагов вперед, встал под потолочным светильником, состоящим из четырех белых неоновых трубок – все, как ни удивительно, работали, – и помахал одним из снимков.

Резкий больничный свет проникал сквозь полупрозрачный пластик, выявляя все секреты внутренностей их неизвестного. Можно было различить часть грудной клетки, а под грудной костью смутную массу, почти призрачную, – наверное, желудок.

В одной из секций желудка просматривался предмет, чьи четко очерченные контуры были прекрасно всем известны. Подобная вещь не могла оказаться в таком месте случайно, и на памяти интерна – пусть даже возраст последнего не предполагал многолетнего опыта – такого случая еще не бывало.

По неясной причине в утробе этого странного типа оказался… ключ.

Ключ от тайны? – спросил себя Максим.

– Мы сделали промывание желудка, потом пришлось срочно прибегнуть к хирургическому вмешательству, чтобы извлечь ключ, – пояснил парень в зеленой робе.

– Вы его сохранили? – спросил синерголог.

– Разумеется, – ответил интерн. – Ключ был вымыт и опечатан; побудьте здесь, я сейчас заберу его у медсестры.

Он уже готов был исчезнуть в коридоре, но обернулся:

– Э-э… вы хотите взять рентгеновские снимки?

– Достаточно будет ключа, – распорядился Павловски не терпящим возражений тоном.

Распашные створки еще покачивались туда-сюда несколько секунд после того, как интерн умчался, оставив копов посреди приемного покоя. Время зависло. До возвращения интерна ни один не сказал ни слова.

– Вот этот ключ. – Интерн протянул им пластиковый пакетик.

– Хорошо, спасибо. А где наш субъект? – спросил Борис.

– В послеоперационной палате, приходит в себя после наркоза.

– Наши коллеги подъедут и подождут, пока он очнется; потом надо будет переместить его в отдельную палату. Они вам все объяснят.

– Договорились, – снова откликнулся будущий врач торжественным тоном.

– И еще одно: когда он сможет покинуть больницу?

– Всего через несколько часов, как после аппендэктомии.

– Ладно, большое спасибо.

Парочка попрощалась с интерном и направилась к выходу.

Запахи эфира и профессиональных моющих средств навели Максима на скверные воспоминания. Он терпеть не мог больниц, но, как ни спешил покинуть это отвратительное здание, замедлил шаг и наконец остановился.

– Будьте добры, – окликнул он интерна, когда тот уже готов был раствориться в чреве отделения хирургии.

– Да?

– Вы ведь делали ему анализ крови, верно?

– Да, анестезиолог потребовал перед операцией.

– Что-то можете сказать?

– Ничего. Не то чтобы по всем показателям он отличался прекрасным здоровьем, но ничего внушающего тревогу.

– Ни следа наркотиков, психотропов?

– Ничего подобного, господин агент, – неловко ответил интерн.

Максим повернулся, не поблагодарив, и поспешил наружу.

Когда оба жандарма усаживались в машину, он позволил себе замечание:

– Версия про нарика приказала долго жить.

При звуке голоса коллеги Борис удивленно распахнул глаза.

– Под наркотой или без, вряд ли кто-то станет проглатывать ключ? – ответил он, хлопая вышеозначенным предметом по центральному подлокотнику.

Коллега взял пакетик и начал сквозь пластик рассматривать ключ под всеми углами.

– Осталось найти, что он открывает, – прошептал он.