Текст книги "Лавандовое поле надежды"

Автор книги: Фиона Макинтош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

11

Ненадолго заскочив в лондонскую квартиру, Лизетта вернулась на курсы с чемоданом всяческой одежды – еще во французской упаковке. Лизетта так и не носила всего этого – мама прислала ей чемодан за несколько дней до автокатастрофы. Целый чемодан стильной одежды от лучших портных, с неотпоротыми ярлычками. Даже пара туфелек на низком каблучке от Шарля Журдана. Наставники Лизетты пришли в восторг и вместе со специально приглашенными стилистами подробно рассмотрели каждую вещь, дотошно проверяя, чтобы даже пуговицы были пришиты «на французский манер». Хорошо, что вещи слегка устарели, так выглядело достоверней, – кто ж во время войны носит сплошь новое? Лизетте велели немного поцарапать туфли и постирать блузки, чтобы поблекли цвета.

Завершив обучение, Лизетта встретилась в Уайтхолле с Джепсоном. Даже дух захватывало – наконец оказаться в Министерстве военных дел.

– А вы похудели, – заметил капитан.

– Да нет, просто стала мускулистей.

Он улыбнулся.

– Как настрой?

– Я готова, сэр. Для работы в тылу врага я выбрала имя Анжелина.

– Отлично. Вам подходит. Как и ваше условное имя.

– Жаворонок? – уголки ее губ изогнулись в улыбке. – Нашей группе велели выбрать птичьи псевдонимы. С жаворонком меня связывают многие ассоциации. В Германии запретили охотиться на жаворонков, и тогда лейпцигские пекари, прежде знаменитые своими пирогами с жаворонками, изобрели одно из моих любимых пирожных. А псевдоним Цыпочка вряд ли уместен.

Утратив обычную сдержанность, Джепсон расхохотался.

– С радостью сообщаю, что моя легенда очень близка к настоящей моей истории.

– Нельзя же просто взять да проигнорировать такое происхождение. Благодаря ему вы будете в большей безопасности, чем обычно бывают наши сотрудники.

– Пришлось немного подработать детали о школе, в которой я училась в Лилле, да о том, где я работала после школы – и все, комар носа не подточит.

– Вам сказали, какое у вас задание?

– Еще нет, сэр.

– Куда вас поселили?

– В квартире в Найтбридже, сэр. Роскошной. Мы там живем с еще одной женщиной-агентом. Обе ждем приказов, сэр. Пока нам велели отдыхать.

– Не слишком расслабляйтесь. Вам предстоит присоединиться к сети закаленных бойцов французского Сопротивления.

– Безусловно, сэр. – Лизетта, когда хотела, умела говорить как урожденная англичанка.

– Ну что ж, не сомневаюсь, мы будем гордиться вами, Лизетта.

– Спасибо, сэр. Надеюсь, будете.

– Непременно заходите, когда вернетесь.

Оба знали, как призрачны шансы Лизетты вернуться с задания.

Они обменялись рукопожатием, и девушка ушла в размытое солнечное сияние Бейкер-стрит до получения инструкций.

Они не заставили долго себя ждать.

Другим приходилось томиться в ожидании, пока их вызовут на задание, неделями, а то и месяцами. Лизетте позвонили в тот же вечер – ей следует явиться в новую штаб-квартиру на Уимпол-стрит, а на следующую ночь вылететь.

У Лизетты перехватило дыхание. Подумать только, ее вызвали так скоро, практически не дав времени порадоваться новой квартире! Но едва первое потрясение улеглось, девушка даже обрадовалась. Собирать ей было нечего. Всю одежду, даже наручные часики, предстояло оставить на Уимпол-стрит. Все остальное уже было готово и ждало ее в маленьком французском портпледе, что хранился в большой комнате цокольного этажа по тому же адресу. В комнате было множество шкафчиков, по числу агентов – и каждый достаточного размера, чтобы вместить специально подобранные вещи, которые агент подготовил к отбытию.

Прибыв на Уимпол-стрит, Лизетта отыскала свой шкафчик – выведенный на нем мелом номер вместо имени позволял ей сохранить анонимность – и забрала свои вещи. Ее била нервная дрожь, однако она была уже совершенно другой женщиной, чем та, что пришла на первую встречу с Джепсоном. Она вновь стала Лизеттой Форестье, агентурное имя Анжелина, агентурная кличка Жаворонок – и дрожь, что никак не хотела униматься, была дрожью возбуждения, а не страха.

Восемь недель тренировки на специального агента – не такой уж большой срок, но Лизетта знала, что физически стала гораздо крепче и научилась справляться с болью. Психологически и духовно она тоже стала сильнее, особенно после специальных испытаний, которые ее заставили пройти на курсах. Она научилась сохранять хладнокровие в самых страшных и пугающих ситуациях, успокаиваться и ясно мыслить даже тогда, когда все кругом было специально устроено так, чтобы отвлекать. Она научилась не терять головы, когда ей вопили в лицо. Научилась не выказывать страха, если ей угрожали.

Так что, наконец вылетая на «Галифаксе», Лизетта испытывала скорее облегчение, чем страх. Пилот попросил ее перед тем, как надеть парашют, вынуть все из карманов.

– Зачем? – изумилась девушка, послушно вывернув карманы.

– Приказ, мисс. Надо убедиться, что вы случайно не прихватили из дома ничего такого, что могло бы вас выдать. Даже конфетный фантик способен загубить вашу легенду… И о чем они только думают, посылая такую роскошную штучку, как вы, в самое пекло?

Лизетта усмехнулась.

– Берегитесь, лейтенант. Меня учили убивать голыми руками.

– Охотно верю, – хмыкнул он.

«Если бы ты только знал!» – подумала она про себя.

– Похоже, вы оказались хорошей ученицей. Уже бывали во Франции?

– Я там родилась.

– Обычно мы не сбрасываем парашютистов так далеко на юг, но вы, видать, случай особый. – Пилот подмигнул. – Ладно, пристегивайтесь.

Время пролетело в мгновение ока, и вскоре Лизетта уже неслась в свободном падении над землей, где она родилась. Было упоительно, но очень опасно, тем более что луна светила вовсю. Лизетта отсчитала положенное число секунд и дернула за кольцо. Купол парашюта раскрылся, Лизетта услышала свист струящегося над головой шелка, почувствовала привычный сильный рывок, безжалостно выдернувший ее из падения навстречу земле, а затем – вольное парение. Недолгое – через несколько секунд Лизетта уже катилась по земле, на практике применяя навыки безопасного приземления.

Запах поля и окрестных садов этой прохладной ноябрьской ночью мгновенно перенес ее в Лилль, в то время, когда ей было всего три года. И хотя сейчас вокруг раскинулась совсем не та Франция, которую Лизетта когда-то покинула, так легко было обмануть себя, поверить: все-таки та.

– Как дела, хорошо? – прошептал кто-то по-французски, поднимая девушку на ноги.

С губ у нее сама собой сорвалась строчка из стихотворения Бодлера, что вертелась в голове во время полета.

– Дыханье ветра, – произнесла Лизетта на родном языке.

– С крыл безумья, – отозвался незнакомец, поднимая взгляд на шум промчавшегося над головой самолета.

– Анжелина, – представилась она, проворно собирая парашют.

– Добро пожаловать в Прованс.

Девушка улыбнулась во мгле.

– Как вас зовут?

– Фрелон. – Шершень. – Простите за агентурную кличку. Фосиль настаивает.

Фосиль. Серп. О нем велись разговоры в штаб-квартире: он будет ее passeur – провожатым с юга на север. Однако сперва надо связаться с руководителем подполья по кличке Роже – он пользовался безупречной репутацией в Южной Франции. А потом вступить в контакт с «врачами», крупнейшей подпольной сетью во всей Франции. Эта сеть базировалась вокруг Парижа. Контактный человек носил агентурное имя Просперо. Несколько месяцев назад Лизетта путалась во всех этих прозвищах. Теперь они осели у нее в голове.

– Мне надо встретиться с Роже.

– В следующей деревне.

– Вы его знаете?

– Прекрасно знаю, – заверил Фрелон, помогая отстегнуть парашют.

– А Фосиля? – поинтересовалась она, выбираясь из комбинезона и скидывая с ног тяжелые башмаки. Странно, должно быть, со стороны смотрится – только что спрыгнула с неба, а уже одета в шерстяное пальто и кожаные лодочки.

Фрелон потянул ее глубже в тень.

– С ним вы тоже увидитесь.

Девушка посмотрела наверх. Вдали раздавалось тихое гудение «Галифакса» из сто шестьдесят первой эскадрильи, уже взявшего обратный курс на взлетное поле в Темпсфорде. Последняя связующая ниточка с Англией.

– Надо спешить, mademoiselle, – поторопил ее провожатый.

Лизетта и сама не заметила, что застыла на месте. Она напомнила себе, что снова стала француженкой – и должна думать и действовать по-французски. Это она умела. Она не оплошает.

– Allez, monseieur. Иду за вами.

Отыскали подходящее место, чтобы закопать парашют и ботинки. Удостоверившись, что никаких следов ее приземления не осталось, девушка зашагала вслед за своим спутником вверх по склону холма. Минут через пятнадцать они вышли на окраину деревни.

– Это Сеньон, – тихонько произнес Фрелон. – Сегодня несколько часов поспите в доме мадам Паскаль. Ее мужа убили немцы два года назад. Она сочувствует маки и помогает нам всем, чем только может.

Лизетта кивнула.

– А вы?

– За меня не переживайте. Заберу вас перед рассветом.

Луна снова вынырнула из-за туч. С деревенской площади доносились веселые голоса.

– Площадь обойдем стороной, – сказал Фрелон. – Сегодня день рождения одной из самых старых местных жительниц. На праздник приглашены все.

Он бросил взгляд на часы.

– Чего мы ждем?

– Ровно в половине десятого начнут петь. Еще минута-другая.

И почти в ту же секунду грянул удалой хор.

– Пора. – Фрелон схватил ее за руку.

– Откуда вы знаете, что это безопасно?

– Никто в деревне не посмеет пропустить праздник мадам Бернар. Мадам Паскаль притворилась, что у нее болит голова.

В конце переулка Лизетта заметила нескольких селян. Фрелон отворил боковую калитку и протолкнул девушку во двор.

– Скорей, – прошептал он и показал на дверь черного хода, где маячил чей-то силуэт. – Мадам Паскаль.

Лизетту провели в гостиную, освещенную одной свечой.

– Спасибо, – поблагодарила девушка хозяйку дома. – Я очень признательна. Вы так рискуете.

Она сама удивилась, как сжалось у нее сердце, когда хрупкая пожилая женщина пожала плечами – до боли знакомым движением.

– А что еще нам остается? – негромко ответила мадам Паскаль.

– Я вернусь в пять, Анжелина, – сказал Фрелон.

– Буду ждать.

В полумраке блеснула белозубая улыбка. Да они с ним примерно одного возраста, вдруг поняла Лизетта.

Дверь затворилась. Девушка повернулась к хозяйке дома, стоявшей возле длинного стола из вишневого дерева. На печке тихонько булькал котелок с какой-то стряпней. Пол в комнате был сложен из неровных красных плиток, истершихся за долгие годы.

– Спасибо, – повторила Лизетта. – У вас есть дети?

Мадам Паскаль кивнула.

– Старший убит в бою. Младший угнан на работы в Германию. Вот уже восемь месяцев как. Надеемся, он вернется живым и здоровым.

Ненавистные принудительные работы, le Service du travaille obligatoire, введенные в начале года, пришли на смену прежней якобы добровольной службе. Каждую неделю в Германию угоняли сотни французов, вынужденных трудиться на благо рейха. Выбора у них не было.

– У нас есть дочь, – продолжила мадам Паскаль. – Она живет в Марселе. Ее мужа тоже угнали в Германию. Теперь растит нашу внучку одна. Я все уговариваю их приехать домой… Позволите вам что-нибудь предложить? Вы голодны?

– Спасибо, я не хочу есть, но если у вас найдется кофе, с удовольствием выпью с вами чашечку.

Лизетта помнила, что население Франции живет на скудном пайке.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила хозяйка. – Несколько дней назад я испекла кекс. Уверена, вы сумеете проглотить кусочек.

Она захлопотала вокруг – приготовила кофе, отрезала фруктового кекса.

Было так приятно снова слышать французскую речь, пусть и с прованским акцентом!

– А подпольная работа, которой вы занимаетесь… Не боитесь, что вас разоблачат?

Мадам Паскаль фыркнула.

– Ну, расстреляют. – Она устало улыбнулась. – Я очень осторожна. И вы, не сомневаюсь, тоже будете осторожны, поэтому мы все доживем до завтра и продолжим сражаться. А его друг лучший во всей округе, – добавила она, кивнув на дверь. – Да. Я-то сама его не видела. Но он и впрямь хорош. Доставит вас, куда бы вам ни понадобилось попасть.

Мадам Паскаль поставила на стол чашечку с черной жидкостью, запахом и близко не напоминающей кофе.

– Слушайтесь его. И никому ничего не рассказывайте, мадемуазель Анжелина. Тогда вам никто ничего плохого не сделает.

Напиток, горячий и крепкий, поможет ей сохранить бодрость… Лизетта благодарно прихлебывала, грея пальцы о чашку. На вкус, правда, оказалось гадость гадостью.

Мадам Паскаль печально улыбнулась.

– Простите, у нас на юге больше нет настоящего кофе. Приходится жарить ячмень.

– Очень приятно, – солгала Лизетта.

– Иногда нам удается выменять кофе за кролика или курицу-другую, если заедет кто из Марселя, но, очевидно, даже дальше к югу кофе уже не осталось. Во сне мне иногда снится его вкус.

– Пайки скудные, – согласилась Лизетта.

– Немцы гребут все. Да и наша milice не лучше. Но дух наш им не ослабить, верно?

Лизетта приподняла чашку.

– Santé!

Несколько минут они пили молча, в уютной тишине.

– В соседней комнате стоит старая софа, – сказала мадам Паскаль. – Я постелила вам одеяло – и простите, что не зажигаю свет. Если что-то случится, из комнаты есть еще один выход – маленький потайной люк за софой. Выведет вас в амбар. Не выходите оттуда через дверь – поднимитесь по лестнице на чердак и вылезайте по крыше. Направо начнутся поля. Фрелон вас отыщет.

– Надеюсь, не понадобится.

– Лучше быть готовыми ко всему. Приказ Фосиля. Милиция может нагрянуть в любое время. С них станется застать нас врасплох в разгар праздника мадам Бернар.

– Мне очень жаль, что вы его из-за меня пропустили.

– Мне это только в радость, mademoiselle. Я ведь француженка. Мой долг – делать все, что я могу, пусть даже самую мелочь. – И она негромко добавила, сжав руку в кулак: – France libre!

Без одной минуты пять Лизетта расцеловала мадам Паскаль в обе щеки и вышла в холодный воздух спящего Сеньона. Хозяйка позаботилась напоить Лизетту перед дорогой горячим ячменным кофе и увязала в платок немного хлеба и козьего сыра, а в карманы пальто сунула яблоко и грушу.

Фрелон уже ждал девушку на улице.

– Не стоит благодарности, – прошептала мадам Паскаль в ответ на теплые слова гостьи.

Лизетта еще разок крепко обняла ее напоследок и зашагала во тьму.

– Пойдем туда, через холмы, – показал Фрелон. – На окраине соседней деревни нас ждут телега с лошадью.

– А что там, внизу? – поинтересовалась Лизетта, глядя вдаль, где пробивались слабые огоньки.

– Апт. Не самое подходящее место в эти дни. Так и кишит немцами. Идем. Фосиль ждет, а я не хочу, чтобы нас тут увидели.

Выбравшись за пределы прелестной деревушки, они начали долгий подъем в холмы.

Вдали от людей Фрелон стал заметно спокойнее.

– Вам удалось хоть немного поспать, mademoiselle?

– Зовите меня Анжелиной. Да, подремала пару часов.

– Хорошо. Сегодня погода будет получше. Славно, что мы вышли так рано. Эй, позвольте, я понесу ваши вещи.

– Нет-нет, спасибо.

– Меня с детства учили галантности, Анжелина. А кроме того, дальше тропа станет гораздо труднее, так что будете рады вьючному ослу в моем лице.

– Ну, если вы настаиваете…

Когда девушка протягивала своему спутнику саквояжик, откуда-то вдруг повеяло лавандой. Лизетта ахнула.

– Какой восхитительный аромат!

Фрелон кивнул.

– А будет еще восхитительнее, когда солнце согреет поля. Хотя лучше всего – по вечерам.

– Я из большого города. Там так никогда не пахнет.

– Так вы горожанка! Мы стараемся не спрашивать лишнего, но это ж кошмар – идти и молчать.

Лизетта горячо согласилась с ним.

– А вы из этих краев?

– Да. И хорошо их знаю. Лавандовые поля раньше принадлежали одной семье из этой деревни.

– А теперь? – Лизетта нахмурилась.

Ее спутник печально покачал головой.

– Они были евреями. Их забрали в прошлом году. Ужасно. Такая славная семья. Жили здесь всю жизнь. Наверное, их отправили в концлагерь.

– Нам в Лондоне ни о чем таком не говорили.

– Очевидно, ваше правительство предпочитает не рассказывать об этом народу.

Лизетта покачала головой, потрясенная до глубины души.

– Мне очень жаль.

– До нас доходили слухи, что милиция, повинуясь нацистским приказам, арестовала более десяти тысяч евреев – целыми семьями, включая новорожденных младенцев. Их держат в Зимнем Велодроме.

– Я знаю это место. – Голос девушки был исполнен скорби.

Фрелон кивнул.

– В прошлом году его превратили в тюрьму.

– Помню стеклянный купол, такой величественный…

– Сейчас его закрасили, чтобы не привлекать внимания бомбардировщиков союзников.

Лизетта вдруг пожалела, что вообще заговорила о лаванде.

– Что ж, надеюсь, это еврейское семейство в один прекрасный день еще вернется на свои лавандовые поля.

Фрелон бросил на нее мрачный взгляд.

– Не думаю. Если слухи правдивы, из лагерей не возвращаются.

Лизетта не хотела больше говорить на эту тему.

– А вы женаты? – спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

– Была у меня на примете одна девушка, да времена нынче не те, чтобы загадывать далеко вперед. Может, как все закончится, я вам предложение сделаю. В конце концов, вы первая из всех наших гостей, кто и правда выглядит по-французски.

Лизетта засмеялась.

– А вы уверены, что тут безопасно вести подобные разговоры?

Стало уже светло, и девушка поразилась, как же высоко они забрались.

Сеньон лежал далеко внизу, а Апта она не разглядела. Усилия, потраченные на карабканье по крутому склону, были достойны результата. Лизетта и ее спутник очень быстро поднялись почти до гребня холма, у подножия которого там и сям располагались мелкие селения.

– Совершенно безопасно. Мы на землях партизан – маки. Вон там Боннье. А внизу Лормарин. – Фрелон скороговоркой выпалил еще несколько названий. Хотелось бы Лизетте как-нибудь побывать в этих местах. – Надо держаться тропы. Проголодались?

– Пока нет, – солгала она.

– Отлично, тогда можно потерпеть, пока доберемся до Боннье.

Обещанная Фрелоном телега ждала под присмотром какого-то крестьянина, который покосился на девушку исподлобья.

– Немцы реквизировали большинство наших лошадей, – пояснил Фрелон, когда она уселась рядом с ним на телеге. – Спасибо, – поблагодарил он крестьянина.

Тот молча кивнул и, не проронив ни слова, зашагал прочь.

– Простите его за неотесанность. Зато он ярый сторонник де Голля. Без таких, как он, маки не выжили бы.

Как только телега тронулась, Лизетта принялась рыться в сумке в поисках еды, что дала ей мадам Паскаль.

– Знаете, эти фермеры, они очень отважны, – продолжал Фрелон. – Мы вот скрываемся, крадемся во тьме, делаем все тайком, пользуемся условными именами, да и то шепотом. А таким, как он или мадам Паскаль, приходится жить у всех на виду, иметь дело с milice или немцами, если те вдруг заявятся в дом, лгать, не моргнув и глазом, зная, что на кону их жизнь.

– Жизнь?

– Ну да. Только неделю назад в соседней деревне одного человека расстреляли на глазах у его семьи лишь по одному подозрению в том, что он помог бежать нескольким участникам Сопротивления.

– Расстрел на месте?

– Если кто-то из деревни виноват, немцы карают всех, кто там живет. Вот почему люди вроде меня бегут прочь из семей, действуют тайно, – чтобы родные и соседи не поплатились за наш патриотизм.

Внезапно все опасности, о которых рассказывали на курсах УСО, стали для Лизетты чудовищно близкими. Фрелон умолк, но девушке и самой было о чем подумать. Тишину нарушал лишь стук копыт взбирающегося в горку пони.

12

Лизетта наконец различила вдали парящий в небе шпиль церкви в Боннье. Деревня плавно сбегала вниз с холма к равнине. Сердце твердило девушке, что она дома… хотя на самом деле она никогда не бывала южнее Парижа. Пасторальная Франция: беспорядочно разбросанные каменные строения, словно вытесанные из скал, яркие цвета, каменистые склоны, сосновые леса, возделанные равнины… Издали жизнь тут казалась мирной и пасторальной – однако со слов Фрелона вырисовывалась совсем иная картина.

– Отсюда пойдем пешком, – предупредил он. – И надо держаться начеку. Никому нельзя доверять.

– А как же пони?

Молодой человек спрыгнул с телеги.

– Кто-нибудь нашего четвероногого друга подберет. А нам дальше по дороге не стоит. Двинемся напрямик по склону.

– Там немцы?

– Нет. Хотя подчас я сомневаюсь, что хуже: немецкие солдаты или наши полицаи. И те и другие рады бы истребить всех маки. В деревне мы не знаем точно, кто друг, а кто враг.

– Тогда зачем мы сюда пришли?

– Решение принимал Роже.

– А долго мы тут пробудем?

– Одну ночь. Роже тоже сюда придет. Он никогда не проводит в одном и том же месте две ночи подряд. Но никогда не отказывается от постели.

– В самом деле?

Фрелон подмигнул.

– Уверен, вы скоро поймете почему.

Девушка засмеялась, удивленная намеком.

– Все маки Роже просто обожают. Он вам понравится. Если нас остановят, мы брат и сестра. Меня зовут Ален, а вас Анжелина. Мне двадцать пять, вам?..

– Двадцать четыре.

– Я родом из Апта, но вы учитесь на севере.

– В Лилле, – немедля откликнулась Лизетта.

– Вы его знаете?

Она кивнула.

– Чем вы занимаетесь в Лилле?

– Училась в университете, потом работала в Страсбурге. Сюда на юг приехала навестить вас перед тем, как ехать в Париж, на новую работу, но в той же компании, что в Страсбурге.

– Документы у вас в порядке? Разрешение на въезд в свободную зону, удостоверение личности?

– Да.

– Отлично. Тогда вперед.

Около часа они шли в обход деревни, только потом Фрелон со спутницей приблизились к низкой стене, ограждавшей каменный домик. На Лизетту повеяло запахом свежей выпечки. Аромат привел их через разросшийся сад к зарослям душистых трав у черного хода. Фрелон постучал.

– Кто там?

– Ален, madame. Добрались, наконец.

Голос его звучал естественно и небрежно. Дверь отворила невысокая толстушка.

– Ален! Входи, входи, добро пожаловать. А вот и твоя сестра. Добрый день, я о вас наслышана. – Толстушка впустила молодых людей в дом. Едва дверь за ними закрылась, все притворство было отброшено. – Никаких затруднений?

– Ни малейших, – заверил Фрелон.

– Я Анжелина, – сказала Лизетта. – Спасибо, что согласились приютить меня на ночь.

Хозяйка на удивление легкой походкой прошла в комнату.

– Что угодно, лишь бы их разгромить. Меня зовут мадам Маршан. Какая ж вы молоденькая, душечка моя, да худенькая. – Она легонько ущипнула Лизетту за руку. – О! Зато сильная! Удачно вышло, что я сегодня пеку. Хотя вообще-то я затеяла выпечку, чтобы любопытные соседи не начали носы совать…

– Пахнет умопомрачительно, – призналась Лизетта.

– Проходите. – Мадам Маршан провела гостей в кухню и проворно поставила на плиту воду. – Садитесь, пожалуйста. А вы, молодой человек, как поживаете? Останетесь?

– Как видите, я в полном порядке, – улыбнулся Фрелон. – Но остаться не могу. Позаботьтесь об Анжелине.

– От всего сердца, – отозвалась мадам Маршан.

Позже, подремывая в кресле-качалке, Лизетта услышала шум подъезжающего мотоцикла. Девушка бросила взгляд на наручные часы – наследство от матери. Они были французского производства и работали на ее легенду. До десяти вечера, начала комендантского часа, оставалось несколько минут. Лизетта зевнула и потянулась, стряхивая сонное оцепенение. Жаль, нельзя почистить зубы – это ее мгновенно разбудило бы. Но ей не позволили взять с собой туалетные принадлежности.

Мадам Маршан уже открыла заднюю дверь и шепотом пригласила новых посетителей заходить. Весь свет в доме был погашен, лишь горела пара свечей. Огоньки пламени задрожали под порывом холодного воздуха от входа.

Лизетта поднялась. В кухню вошло двое мужчин – оба высокие, оба нагнулись поцеловать мадам Маршан – раз, второй, третий. Тот незнакомец, что был чуть повыше, взглянул на Лизетту с улыбкой. Даже в полумраке видно было, до чего же он хорош собой – точно кинозвезда. Он и в самом деле сильно напоминал Рональда Колмана.

– Анжелина?

– Да. – Лизетта замялась, не зная, уместно ли будет пожать ему руку, и обрадовалась, когда он принял решение за нее.

– Давайте придерживаться французских обычаев, – заявил он, дружески целуя ее в щеку, совсем как только что целовал мадам Маршан. – Я Роже.

Да он, верно, ростом не меньше шести футов и четырех дюймов – вон как ему пришлось нагнуться! Колючие усы легонько царапнули ей щеку.

– Добро пожаловать в Прованс, – сказал Роже. – Это Люберон, гора, что тянется с востока на запад и делит край пополам. По обеим сторонам лежат речные долины. Я вам все это рассказываю по двум причинам – во-первых, потому, что тут мы в относительной безопасности, а во-вторых, чтобы вы поняли: вам предстоит нелегкое путешествие. Надеюсь, вы способны ходить по пересеченной местности. – Он добродушно улыбнулся. – До Парижа путь не близкий.

– Вы учили французский в Бельгии, Роже? – спросила Лизетта.

Он усмехнулся.

– Мой дедушка родом из Бельгии, а сам я много жил во Франции. Скажите мне потом, что меня выдало. А теперь позвольте представить вас моему другу. Он предпочитает, чтобы его называли просто Фосиль.

«Серп», – мысленно повторила Лизетта. А что, ему подходит, вон как мрачно на нее покосился.

– Monsieur, – промолвила она. – Анжелина.

Он не стал ее целовать – просто кивнул со своего места в тени.

– Анжелина, – повторил он.

Голос у него оказался низким, но куда мягче, чем Лизетта ждала после всех мрачных взглядов. Фосиль сделал шаг вперед и развернулся к ней лицом – и Лизетта вдруг разглядела, что он тоже невероятно хорош собой, причем редким для этих краев типом красоты: золотистые волосы, светлые зоркие глаза…

– Надеюсь, у вас найдется другая одежда, – добавил Фосиль.

Молодой человек говорил по-французски безупречно. Пожалуй, с легким южным акцентом, однако без характерных для жителей юга протяжных певучих гласных. В Париже он вполне сошел бы за своего.

– Другая одежда?

– Эта не годится. – Фосиль обращался к Роже, игнорируя Лизетту.

– Но у меня все французское, – возразила она в ужасе.

Фосиль снова повернулся к ней. Как ни была она зла, а все же невольно отметила, что он превосходно сложен.

– Слишком дорогое, – отрезал он. – Можете рисковать своей жизнью, mademoiselle, только не моей.

И об этом-то грубияне мадам Паскаль была столь высокого мнения?

– Все вещи старые! – Лизетта не хотела уступать.

Фосиль покачал головой.

– Выглядят новыми. Да и вообще слишком шикарны для этой части Франции. Не сомневаюсь, в Париже вам это с рук и сошло бы, а тут привлечет самое нежелательное внимание. Да и по горам в таком не походишь. Особенно на каблуках. На деревенскую девушку вы не похожи, а если не любите мерзнуть, то учтите, что одеты вы слишком легко.

Каков наглец!

– Я ценю вашу заботу о моем благополучии, Фосиль, но…

– А я не о вашем благополучии пекусь. Не хочу тащить вас по горам на руках, когда вас морозом прихватит. И не хочу получить пулю лишь из-за того, что ваши наряды нас выдадут. – Он пожал плечами. – Переоденьтесь или ищите себе нового passeur.

Девушка, раскрыв рот, посмотрела на Роже. Тот хмуро рассмеялся.

– С ним дело иметь – одно удовольствие, да?

Мадам Маршан тихонько коснулась руки Роже.

– Роже, можешь ночевать тут сколько угодно. Сам знаешь.

– Знаю, мадам, но одной ночи более чем достаточно.

Мадам Маршан перевела взгляд на Лизетту.

– Мы его зовем «долгоножка» – вечно ноги с кровати свешиваются.

Лизетта улыбнулась этой славной женщине, идущей на риск ради общего дела. Однако внутри у девушки так и кипела злость на Фосиля – а ведь с этим человеком ей предстоит провести вместе много дней, начиная с завтрашнего. Она остро ощущала его присутствие – всеми органами чувств. Запах лаванды, что он принес с собой, отсветы свечи на светлой бородке, голос… Вот он стоит спокойно и расслабленно, сунув большие руки в карманы и откровенно ее разглядывая. Щеки Лизетты пылали румянцем, она рада была, что в комнате темно.

– Роже, ты, верно, устал, – промолвила мадам Маршан. – Ну, ребятки, дайте мне вас накормить. Садитесь, садитесь… – Она ткнула Фосиля в грудь. – Да садись же!

– Нет, madame. Столько народа для вас – слишком большой риск.

Мадам Маршан укоризненно зацокала языком.

– Я тебе в матери гожусь. Не учи, что мне можно, а чего нельзя.

Лизетта заметила, что Фосиль украдкой покосился на нее. Она тотчас отвернулась.

– Пойдемте, Анжелина, – сказала мадам Маршан. – Непременно поешьте что-нибудь.

Лизетта почти не притронулась к еде. Ее подавляло присутствие этих двоих мужчин, в руках которых отныне находилось ее будущее.

Внешность Роже не обманывала – он и в самом деле оказался крайне харизматичен, причем за внешним блеском Лизетта увидела и острый ум. Она обратила внимание, с какой легкостью предводитель повстанцев сменил тему после того, как она рассказала несколько историй о курсах в Шотландии. Роже не задал ни единого вопроса о ее личной жизни, ее задании. Очевидно, и его, в свою очередь, ни о чем таком спрашивать не надо.

– Мы живем моментом, Анжелина, – тихонько произнес он. – И моя работа – позаботиться, чтобы вы выбрались отсюда на север.

Хозяйка дома тем временем налила всем к ячменному кофе немного какого-то крепкого спиртного напитка – должно быть, на основе картофельных очисток.

– Понимаю.

– И обещайте мне, что будете доверять Фосилю. Он эти края знает как свои пять пальцев, сумеет провести вас в целости и сохранности.

Лизетта посмотрела на своего соотечественника. Перестань он так хмуриться – и нетрудно вообразить, как он пленяет сердца по всему Провансу. Было в нем что-то крайне притягательное. Возможно, решила Лизетта, он кажется таким интересным благодаря своей молчаливости – ведь он совершенно ничего о себе не рассказывал. Причем вовсе не из-за обязательной секретности – просто отстраненно держался. Пару раз она ловила на себе его взгляд, и во взгляде этом неизменно что-то вспыхивало. Однако Лизетта заметила, с каким безграничным почтением он относился к мадам Маршан. Быть может, за грубым фасадом живет доброе сердце?

– Если Фосиль скажет, что надо идти таким-то маршрутом, не спрашивайте, почему да как. Просто делайте, как велено, – продолжал напутствовать Роже.

– Конечно. А Фосиль доведет меня до… куда?

– Если хотите что-то спросить, спрашивайте напрямую, – внезапно вмешался Фосиль.

Наконец Лизетта добилась от него хоть какой-то реакции! Отлично. Значит, эмоции у него все же есть. Говорил молодой человек с марсельским акцентом, но в речи слышались и иные оттенки. Только теперь, наконец-то глядя на него по-настоящему, Лизетта поняла, что именно беспокоило ее с самого начала. Кожа у Фосиля была медового оттенка, из тех, что под солнцем легко покрываются ровным загаром. Синие глаза. Золотистые волосы. Уж верно, в его жилах течет и саксонская кровь.

– Haben sie Deutsch blut? – спросила она внезапно.

В кухне ощутимо повеяло холодком. Роже и мадам Маршан выпрямились и встревоженно переглянулись.

– Да, я немец, – отозвался Фосиль по-французски, глядя ей прямо в глаза немигающим взглядом.

– Простите, monsieur, – смутилась Лизетта.