Текст книги "Неподходящее занятие для женщины (Неженское дело)"

Автор книги: Филлис Дороти Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Когда все осталось позади, Корделия вышла на солнцепек и медленно побрела по дорожке, ощущая сквозь тонкие подошвы туфель жар нагревшегося гравия. Воздух был насыщен густым и тяжелым запахом цветов. На нее вдруг нахлынули бесконечное одиночество, злость и обида за Берни. Злость нужно было на ком-то сорвать, и она излила ее на некоего старшего инспектора Скотленд-Ярда. Это он вышвырнул Берни с любимой работы. Это он не потрудился узнать, что сталось с бывшим подчиненным. Это он (Боже, что за вздорное обвинение!) не явился даже на его похороны. Берни так же необходима была его профессия, как кому-то необходимо писать, рисовать, пить или развратничать. Следственный отдел достаточно велик, чтобы в нем нашлось место для одного бестолкового энтузиаста. Впервые Корделия всплакнула. Слезы заволокли глаза, и от этого длинная очередь ожидающих катафалков расплылась и сделалась бесконечной вереницей сверкающего хрома и трепещущих цветов. Сорвав с головы черный шифоновый платок – единственную в ее туалете дань трауру, – она поспешила к станции подземки.

Выйдя на «Оксфорд сёркус», она захотела пить и решила заглянуть на чашку чая в ресторан при универмаге «Дикинз энд Джоунз». Конечно, там дорого, и это непозволительное мотовство, но ведь и день необычный. Она растянула удовольствие, чтобы оно стоило каждого истраченного пенса, и вернулась в контору только в четверть пятого.

Ее ждал посетитель, вернее – посетительница. Женщина, прислонившаяся спиной к двери, казалась нереальной в обрамлении облупившихся грязных стен. От неожиданности Корделия остановилась посреди лестничного пролета. Легкая обувь делала ее шаги беззвучными, и у нее было несколько секунд, чтобы рассмотреть гостью, оставаясь незамеченной. С первого же взгляда та оставляла впечатление властности и уверенности в себе, а богатая строгость ее одежды могла внушить робость. На ней был серый деловой костюм с небольшим стоячим воротничком, из-под которого виднелась полоска белой материи, закрывавшая шею. Черные, сделанные на заказ туфли явно стоили уйму денег. С плеча свисала большая черная сумка. Ее преждевременно поседевшие волосы были коротко подстрижены. Лицо удлиненной формы, бледное. Женщина читала «Таймс», сложив газету так, чтобы ее можно было держать в одной руке. Через несколько секунд она почувствовала присутствие Корделии и их взгляды встретились. Незнакомка постучала пальцем по часам.

– Если вы Корделия Грей, то вы опоздали на восемнадцать минут. В этой записке сказано, что вы вернетесь к четырем.

– Да, я знаю, извините… – Корделия торопливо преодолела оставшиеся ступеньки и открыла дверь. – Входите, пожалуйста.

Женщина вошла в приемную и повернулась к Корделии, не удостоив обстановку даже беглым взглядом.

– Мне нужен мистер Прайд. Он скоро придет?

– Простите, но я только что из крематория… То есть я хотела сказать… Берни умер.

– Да? Но еще десять дней назад он был в добром здравии. По крайней мере, насколько нас информировали…

– Берни покончил с собой.

– Как странно! – Посетительницу это, кажется, действительно поразило. Она сцепила пальцы рук и беспокойно заходила по комнате.

– Как странно! – повторила она еще раз и усмехнулась. Корделия ничего не говорила, и две женщины молча и серьезно посмотрели друг на друга. Гостья сказала:

– Ну что ж, значит, я напрасно потеряла время.

– О нет! – едва слышно выдохнула Корделия и с трудом удержалась, чтобы не загородить собою дверь. – Прошу вас, не уходите. Давайте поговорим. Я была партнером мистера Прайда, и теперь дело перешло ко мне. Я уверена, что смогу помочь. Садитесь, прошу вас.

Женщина не обратила на предложенное кресло ни малейшего внимания.

– Помочь здесь не может никто, никто в целом мире. Но речь не о том. Человек, у которого я работаю, хотел кое-что выяснить и полагал, что мистер Прайд сможет для него эту информацию раздобыть. Я не могу сказать, сочтет ли он вас подходящей заменой. Здесь есть телефон?

– Сюда, пожалуйста.

Посетительница вошла в кабинет, по-прежнему ничем не выдавая, что заметила окружавшую ее нищету. На пороге она опять повернулась к Корделии.

– Простите, я должна была представиться с самого начала. Меня зовут Элизабет Лиминг, а служу я у сэра Роналда Кэллендера.

– У того, что защищает природу?

– Только не говорите так при нем. Он предпочитает, чтобы его называли микробиологом. Это, собственно, и есть его специальность. А теперь прошу меня извинить.

Она плотно прикрыла за собой дверь кабинета, а Корделия, ощутив приступ слабости, опустилась на стул возле пишущей машинки. Ее клавиши – белые символы, заключенные в черные медальоны, – поплыли в усталых глазах Корделии, но затем быстро обрели нормальные очертания. Она вцепилась в металлические бока машинки и стала убеждать себя сохранять хладнокровие. Сердце ее лихорадочно билось.

«Нужно быть спокойной. Я должна показать ей, что я сильный человек. Все это глупости. На меня слишком сильно подействовали похороны Берни. И потом эта жара…»

Телефонный разговор едва ли длился больше двух минут. Мисс Лиминг вышла из кабинета, натягивая на руки перчатки.

– Сэр Роналд хочет вас видеть. Вы можете поехать прямо сейчас?

«Поехать, но куда?» – подумала Корделия, но вслух не спросила.

– Я согласна. Мне понадобится мое снаряжение?

Снаряжением был чемоданчик с тщательно подобранными Берни инструментами для осмотра места преступления – пинцетиками, ножничками, набором для снятия отпечатков пальцев с предметов, коробочками и баночками, куда нужно было складывать добытые улики и образцы. Пользоваться всем этим Корделии еще не приходилось.

– Смотря что вы называете снаряжением, хотя в любом случае пока ничего не нужно. Сэр Роналд хочет познакомиться с вами, прежде чем решить, годитесь ли вы вообще для этой работы. Нам придется отправиться поездом в Кембридж, но вы сможете вернуться сегодня же вечером. Вам нужно просить у кого-нибудь разрешения?

– Нет, я сама себе хозяйка.

– Я чувствую, что должна чем-то подтвердить свою личность, – гостья открыла сумку. – Вот видите, конверт с моим адресом. Я не похитительница детей – на случай, если вы боитесь.

– Я боюсь многих вещей, но похитительницы детей не входят в их число. К тому же этот конверт вряд ли мог бы рассеять подозрения. Будь они у меня, я бы просто позвонила для проверки сэру Роналду Кэллендеру.

– Может быть, вам так и сделать? – предложила мисс Лиминг с виду совершенно серьезно.

– Нет.

– Тогда поехали, – сказала мисс Лиминг и взялась за ручку двери. Когда они вышли на лестничную клетку и Корделия повернулась, чтобы запереть дверь, посетительница сказала, указывая на блокнот и карандаш, висевшие рядом на одном гвозде:

– Наверное, лучше оставить новую записку… Корделия вырвала из блокнота лист с предыдущим посланием и после недолгих раздумий написала:

«Вызвана по срочному делу. Любые сообщения, опущенные в щель для почты, будут мной внимательно прочитаны немедленно по возвращении».

– Это, конечно, успокоит ваших клиентов, – заметила мисс Лиминг, и если Корделия пыталась уловить иронию в ее тоне, это ей не удалось. У нее не было ощущения, что мисс Лиминг смеется над ней, и она, к своему удивлению, не могла сказать, что ей так уж неприятны повелительный тон и властные манеры новой знакомой. Она покорно последовала за мисс Лиминг к станции подземки.

Они приехали на вокзал Ливерпуль-стрит вовремя, чтобы успеть на поезд, отходивший в 17.36. Мисс Лиминг купила билеты, забрала из камеры хранения портативную пишущую машинку и папку с бумагами и направилась к вагону первого класса.

– В поезде мне нужно будет поработать. У вас есть что почитать?

– Не беспокойтесь, я всегда таскаю в сумке какое-нибудь чтиво.

После Стортфорда они остались в купе одни, но только однажды мисс Лиминг оторвалась от работы, чтобы спросить:

– Как случилось, что вы попали работать к мистеру Прайду?

– После школы я переехала жить к отцу на континент. Мы с ним много путешествовали. В мае прошлого года он умер от сердечного приступа в Риме, а я вернулась в Англию. Я немного знаю стенографию и машинопись и устроилась на работу в секретарское бюро. Меня направили к Берни, пару раз я помогла ему, кое-чему у него научилась, а потом согласилась остаться у него постоянно. Два месяца назад он сделал меня совладельцем агентства.

Означало это, что ей пришлось оставить регулярную зарплату в обмен на ненадежные вознаграждения в случае успеха, которые делились пополам, плюс комнату в квартире Берни бесплатно. Нет, он и не думал ее дурачить. Партнерство было предложено в совершенно искреннем убеждении, что жест этот будет воспринят правильно: как знак доверия, а не как награда за хорошее поведение.

– Кем был ваш отец?

– Странствующий марксистский поэт и революционер-любитель.

– Вы, должно быть, интересно провели свое детства. Вспомнив череду приемных матерей, неожиданные и непредсказуемые переезды из дома в дом, смену школ, озабоченные лица сотрудников местных органов социального обеспечения и учителей, которые не знали, куда пристроить ее на каникулы, Корделия ответила так, как отвечала на такие предположения всегда, то есть совершенно серьезно:

– Да, очень интересно.

– А чему научил вас мистер Прайд?

– Так, кое-чему из обычного полицейского арсенала: как правильно производить осмотр места преступления, собирать улики, дал понятие об элементарных приемах самообороны, показал, как находить и снимать отпечатки пальцев…

– Боюсь, на этот раз все это будет ни к чему.

Мисс Лиминг снова склонилась над бумагами и до прибытия поезда в Кембридж не проронила больше ни слова.

На площади перед станцией мисс Лиминг быстрым взглядом окинула стоянку и направилась к небольшому черному фургону. Рядом с ним прямо и почтительно, как личный шофер, стоял плотно сбитый молодой человек в расстегнутой у ворота белой рубашке, черных брюках и высоких ботинках.

– Это Ланн, – небрежно представила его мисс Лиминг. Он коротко кивнул в знак приветствия, но на лице не появилось ни тени улыбки. Корделия протянула ему руку. Он пожал ее быстро и очень сильно, до боли сдавив пальцы. Она заметила, как в глазах его при этом блеснули хитроватые огоньки, и у нее осталось ощущение, что он причинил ей боль нарочно. Глаза его были, безусловно, красивыми и запоминающимися – влажные глаза теленка с длинными густыми ресницами. В них таились растерянность и испуг перед непредсказуемостью жизни. Но их красота не скрадывала, а только подчеркивала непривлекательность всего остального. Корделии он показался зловещей черно-белой фигурой с толстой, короткой шеей и мощными плечами, от которых рубашка едва не трещала по швам. Голову покрывал шлем из жестких темных волос. Пухлое, слегка рябое лицо с влажными капризными губами – лицо перезревшего херувима. Он сильно потел, рубашка прилипла к телу, отчего крепкая спина и могучие бицепсы обрисовывались под ней особенно рельефно.

Корделия поняла, что им троим придется втиснуться на переднее сиденье фургона. Ланн открыл дверь и пояснил:

– «Ровер» до сих пор в ремонте…

Мисс Лиминг чуть задержалась сзади, Корделия вынуждена была сесть раньше нее и оказалась рядом с Ланном. «Они терпеть друг друга не могут. Я ему тоже не понравилась», – подумала Корделия.

«Интересно, какую роль играет Ланн в доме Роналда Кэллендера?»– размышляла она. Что мисс Лиминг не просто секретарь, она уже догадывалась. Обычная помощница – даже самая опытная и незаменимая – не стала бы говорить о своем работодателе с нотками превосходства. А что же Ланн? Он вел себя не как слуга или шофер, но и на ученого совершенно не похож. Впрочем, откуда ей знать? Научный мир ей чужд. Сестра Мэри была единственной ученой особой, которую ей доводилось знать. Предмет, который она преподавала, важно значился как «основы научных знаний». На самом деле это была смесь элементарной физики, химии и биологии, бесцеремонно слепленных вместе. Науки вообще не пользовались почтением в Конвенте Непорочного Зачатия, а вот искусствам там обучали неплохо. Сестра Мэри была пожилой монахиней, застенчивой и близорукой, пальцы вечно в пятнах от химикатов. Проводя лабораторные работы, она больше учеников удивлялась, когда у нее что-то загоралось или взрывалось. Ей более хотелось продемонстрировать своим подопечным непостижимость законов Вселенной и неисповедимость путей Господних, чем объяснить научные принципы явлений. Удавалось ей это блестяще.

Разве можно ставить на одну доску сестру Мэри и сэра Роналда Кэллендера? Этот ученый муж возглавил кампанию в защиту окружающей среды задолго до того, как это стало предметом всеобщей заботы. Он представлял свою страну на международных конгрессах по экологии и был возведен в рыцарское достоинство за заслуги перед нацией. Корделия, как и остальные ее соотечественники, знала все это по его телевизионным интервью и публикациям в глянцевых воскресных журналах. Он был «официально признанным ученым», старательно избегавшим политики. Для публики он стал воплощением легенд о мальчике из бедной семьи, который прилежно трудился и всего добился сам. Как могло случиться, что ему понадобились услуги Берни Прайда?

Корделия не могла быть уверена, что Ланн пользуется таким же доверием своего хозяина, как мисс Лиминг, но осмелилась тем не менее спросить:

– Как сэр Роналд узнал о Берни?

– Ему рассказал о нем Джон Беллинджер.

А, так вот, стало быть, и благодарность Беллинджера. Берни давно ожидал этого. Это дело было его наиболее блестящим успехом, если вообще не единственным.

Джон Беллинджер владел небольшой семейной фирмой, производившей малыми партиями сверхточные научные инструменты. Некоторое время назад его контору наводнили кляузные анонимки. Обращаться в полицию он не хотел и связался с Берни. Фиктивно устроившись к нему на работу посыльным, Берни быстро решил эту не слишком сложную задачу. Анонимки писала и подбрасывала пожилая и всеми уважаемая секретарша директора. Беллинджер был очень признателен. После долгих и беспокойных раздумий, споров с Корделией Берни послал клиенту счет на сумму, которая обоим казалась невероятной. Счет был тут же оплачен. На эти деньги агентство продержалось целый месяц. Берни сказал тогда: «Дело Беллинджера еще принесет нам удачу, вот увидишь. Так это обычно и бывает. Он выбрал нас наугад в телефонном справочнике, но теперь будет рекомендовать наше агентство всем своим знакомым. Это дело может иметь очень далеко идущие последствия».

И вот «премия» Беллинджера прибыла. Как горько, что это должно было случиться в день похорон Берни!

Вопросов она больше не задавала, и остаток получасового пути они проехали в молчании. Все трое сидели, тесно прижавшись друг к другу, но отчуждение между ними тем не менее отчетливо ощущалось. Города Корделия почти не увидела. Вскоре после того, как они выехали с вокзальной площади и миновали мемориал жертвам войны, Кембридж кончился, и потянулись поля молодой кукурузы, промелькнули несколько деревенек с приземистыми коттеджами. Когда дорога поднималась на невысокие холмы, Корделия могла видеть острые крыши и шпили города, которые в лучах закатного солнца казались обманчиво близкими. Наконец, когда они въехали в очередную деревню и миновали длинную стену из красного кирпича, фургон свернул в чугунные кованые ворота. Они прибыли.

* * *

Дом был не из самых лучших образцов георгианского стиля, но построен крепко, в хороших пропорциях. Создавалось впечатление, что он вырос на этом месте естественным образом. Фасад, увитый гирляндами глициний, выглядел богатой театральной декорацией, но это был, несомненно, приветливый семейный дом. Только сейчас над ним нависла гнетущая тишина, и глазницы элегантно спланированных окон были по-особенному пусты.

Ланн, который вел машину быстро и умело, резко затормозил перед парадным входом. Он остался за рулем и, дождавшись, пока женщины вышли, угнал фургон куда-то за дом. Спускаясь с высокого сиденья, Корделия заметила ряд низких строений, увенчанных маленькими зубчатыми башенками, – конюшни или гаражи, подумала она.

– Там раньше были конюшни, – сказала мисс Лиминг, – а теперь это лаборатория. Стены с противоположной стороны почти полностью из стекла. Изумительная работа одного шведского архитектора – практично и привлекательно.

Впервые за время их знакомства голос ее прозвучал эмоционально.

Входная дверь была не заперта. Корделия оказалась в просторном холле, стены которого покрывали деревянные панели. Слева уходила изгибом вверх лестница, справа располагался камин, отделанный резным камнем. Она уловила запах роз и лаванды. Ковры ярко выделялись на фоне темного дерева, приглушенно тикали настенные часы.

Мисс Лиминг провела ее к двери в противоположном от входа конце холла, за которой находился кабинет, уставленный книжными шкафами. Его окна выходили на широкую лужайку. За большим старинным письменным столом сидел хозяин кабинета.

Корделия видела в газетах его фотографии и примерно знала, чего ожидать, но он оказался одновременно и меньше, и внушительнее, чем она предполагала. Не приходилось сомневаться, что перед ней человек властный и умный – сила его личности ощущалась почти физически. Однако когда он поднялся из-за стола и жестом пригласил ее сесть, она заметила, что он сложен более хрупко, чем казалось на снимках. Широкие плечи и крупная голова перегружали верхнюю часть фигуры в ущерб нижней. У него было испещренное морщинами, чувственное лицо, слегка крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, четко очерченный рот. Черные волосы без проблеска седины тяжело нависали надо лбом. На его лице лежали тени утомления, а когда Корделия подошла ближе, она заметила жилку, бьющуюся в левом виске, и покрасневшие белки глаз. Но чувствовалось, что его энергичное тело не поддается усталости. Он гордо держал упрямую голову, взгляд был живым и внимательным. Прежде всего он выглядел человеком преуспевающим. Корделии приходилось видеть таких людей из толпы, созерцавшей парад знаменитостей, доводилось ощущать это почти реальное сияние, которое исходило от них – сильных мира сего.

Мисс Лиминг сказала:

– Это все, что осталось от «Сыскного агентства Прайда». Прошу любить и жаловать – мисс Корделия Грей.

Острый взгляд пронизал Корделию.

– Мы гордимся своей работой, не так ли, мисс Грей?

Корделия, усталая до опустошенности, не была расположена выслушивать шутки по поводу патетического девиза, придуманного беднягой Берни.

– Сэр Роналд, – сказала она, – я приехала сюда, потому что ваш секретарь пригласила меня, чтобы поговорить с вами о работе. Если я неправильно ее поняла, то хотела бы как можно скорее вернуться в Лондон.

– Она не секретарь, но вы все поняли верно. Извините, если я был невежлив. Я ведь предполагал иметь дело с бывшим полицейским, и вдруг – вы… Нет-нет, я не жалуюсь, мисс Грей. Я уверен, что вы хорошо знаете свое дело. Кстати, сколько вы берете за услуги?

Вопрос был задан сухо, по-деловому, а ответила Корделия чуть более охотно и поспешно, чем сама хотела бы.

– Пять фунтов в день. Накладные расходы тоже оплачивает наниматель, впрочем, в процессе расследования мы стараемся тратить как можно меньше. При этом я обещаю вам, что буду заниматься только вашим делом, то есть отложу дела других клиентов, пока это расследование не завершится.

– А у вас есть другие клиенты?

– В настоящий момент нет, но могут появиться, – сказала Корделия и торопливо продолжала: – Мы предлагаем клиентам справедливые условия. Если на какой-то стадии расследования я решу, что продолжать его не могу, вы будете располагать всей информацией, которую мне удастся собрать к тому моменту. Если же я посчитаю нужным информации вам не передавать, то и на оплату проделанной работы претендовать не буду.

Так звучал один из принципов Берни, а было их у него великое множество. Даже когда работы не было неделями, он охотно пускался в рассуждения о том, в каких случаях и до каких пределов оправданно утаивать от клиента информацию, на какой стадии к расследованию следует подключать полицию, об этике лжи и обмана во имя выяснения истины.

– Условия разумные, – сказал сэр Роналд, – но, честно говоря, я не думаю, чтобы в нашем деле у вас возникли проблемы морального порядка. Случай сравнительно простой. Восемнадцать дней назад повесился мой сын. Я хочу, чтобы вы узнали, почему он это сделал. Сможете?

– Попытаюсь.

– Я понимаю, вам понадобится кое-какая информация о Марке. Мисс Лиминг подготовит ее для вас. Когда вы с ней ознакомитесь, дадите знать, чем еще мы сможем помочь вашей работе.

– Я бы хотела, чтобы о сыне рассказали мне вы сами.

– Это действительно необходимо?

– Это будет для меня крайне полезно.

Он откинулся в кресле и, взяв со стола огрызок карандаша, принялся вертеть его в руках, а через минуту рассеянно сунул его в карман. Говорил он, не глядя на собеседницу:

– 25 апреля моему сыну Марку исполнился 21 год. Он изучал историю в Кембридже, в том же колледже, где в свое время учился я сам, и был уже на последнем курсе. Пять недель назад, никому ничего не сказав, он бросил учебу и устроился на работу садовником к некоему майору Маркленду, который живет в окрестностях Даксфорда. Марк так и не пожелал объяснить мне причины своего поступка. Он жил один в маленьком коттедже во владениях майора. Восемнадцать дней спустя сестра хозяина нашла его повесившимся в гостиной коттеджа. Следствие заключило, что он покончил с собой в результате душевного расстройства. Я очень мало знал душу моего сына, но тем не менее отказываюсь принимать подобное объяснение. Он был человеком рациональным. У всего, что он делал, были основания, и я хочу знать, что побудило его лишить себя жизни.

Мисс Лиминг, которая стояла у окна, глядя в сад, повернулась и с неожиданной горячностью сказала:

– Господи, эта вечная страсть знать все на свете! Совершенно пустая затея. Если бы он хотел, чтобы мы знали, он нашел бы способ сообщить нам об этом.

– Я не могу больше мучиться неопределенностью, – возразил ей сэр Роналд. – Мой сын мертв. Мой сын! И если я каким-то образом виноват в этом, я должен это знать. А если в его смерти повинны другие, я хочу знать, кто и почему.

– Он не оставил никакой записки?

– Записку-то он оставил, но она ничего не объясняет. Вот что было на листе, найденном в его пишущей машинке.

Мисс Лиминг начала негромко декламировать: «Томительно долго спускались мы извилистым подземельем, и вот увидели под собой пустоту, бескрайнюю, как опрокинутые небеса, и на корнях растений повисли над бездной; я сказал: „Бросимся в пустоту и посмотрим, есть ли в ней Провидение“.[2]2
  Перевод А. Я. Сергеева.


[Закрыть]

Звук ее низкого, хрипловатого голоса затих. Все трое молчали. Затем, обращаясь к Корделии, сэр Роналд сказал:

– Вы называете себя детективом, мисс Грей. Что вы умозаключаете из всего этого?

– Только то, что ваш сын читал Уильяма Блейка. Разве это не из его «Венчания рая и ада»?

Сэр Роналд и мисс Лиминг переглянулись.

– Да, так мне сказали, – сказал сэр Роналд. Корделия подумала, что нежные, лишенные мотивов отчаянья или насилия строки Блейка были бы скорее к месту для утопленника или смерти от яда – более церемонных путей ухода из жизни, чем грубая петля. И все же была здесь и аналогия с падением, с полетом в небытие. Но это ненужные фантазии. Он выбрал Блейка и петлю. Возможно, у него не было другого пути и действовал он скорее всего импульсивно. Что любил говаривать в таких случаях старший инспектор? «Никогда не позволяйте своим версиям обгонять факты». Сначала надо будет осмотреть коттедж.

С ноткой нетерпения в голосе сэр Роналд спросил:

– Вам не нравится предложенная работа? Корделия посмотрела на мисс Лиминг, но та отвела взгляд в сторону.

– Нет, я согласна работать, – сказала Корделия, – но только до сих пор не уверена, всерьез ли вы мне это предлагаете.

– В противном случае я вообще не стал бы с вами разговаривать.

Корделия сказала:

– Подумайте, что еще вы могли бы мне сообщить. Самые обычные вещи могут иметь значение. Был ли ваш сын здоров? Не было ли у него неприятностей в университете, каких-нибудь сердечных неурядиц? Может быть, ему не хватало денег?

– По достижении двадцатипятилетия Марк должен был унаследовать значительное состояние своего деда по линии матери. А до той поры он получал от меня вполне приличное содержание. Правда, после того, как он ушел из университета, он вернул переведенные мною деньги обратно на мой счет и велел служащим банка поступать так же с переводами, которые будут приходить впредь. Очевидно, что последние недели своей жизни он располагал только тем, что зарабатывал сам. Врач, производивший вскрытие, не обнаружил у него никаких болезней, а куратор из университета сказал, что с учебой все было в порядке. О его амурных делах я ничего не знаю. В них он меня не посвящал – да и какой современный молодой человек откровенничает с отцом? Но если у него и были любовные похождения, то я уверен, что увлекался он женщинами.

Мисс Лиминг еще раз прервала созерцание сада, чтобы воскликнуть:

– Мы же ничего не знали о нем, ничего! Зачем же теперь, когда его нет, начинать копаться в этом?

– А его друзья? – спокойно продолжала Корделия.

– Здесь они бывали редко, но двое приезжали на похороны: Хьюго Тиллинг, который учился вместе с Марком, и его сестра – аспирантка из Нью-Холла. Ты не помнишь ее имени, Элиза?

– Софи, Софи Тиллинг. Марк как-то приезжал сюда с ней обедать.

– Расскажите мне еще немного о вашем сыне. Где он учился?

– В пять лет мы отдали его в подготовительный интернат. Не мог же я позволить малышу бегать по лаборатории без присмотра! А затем по желанию его матери – она умерла, когда Марку было всего девять месяцев, – он пошел в школу фонда Вударда. Моя жена была человеком набожным и хотела, чтобы мальчик воспитывался в религиозных традициях, однако, насколько мне известно, это ему нисколько не повредило.

– Ему было хорошо в интернате?

– Не хуже и не лучше, чем всем мальчишкам его возраста. Это имеет какое-нибудь отношение к делу?

– Любая деталь может оказаться важной. Понимаете, мне необходимо знать о нем как можно больше.

Что говорит учение сверхопытного и всезнающего старшего инспектора: «С мертвецами нужно знакомиться как можно ближе, узнавать о них все. Пустяков здесь нет. Мертвые могут говорить. Они порой выводят прямо на убийц». Но, конечно, в этом случае об убийцах речи не было.

– Я была бы признательна, – сказала Корделия, – если бы мисс Лиминг отпечатала всю эту информацию, прибавив название колледжа и имя куратора. Да, еще мне понадобится записка, в которой вы подтвердите, что я занимаюсь сбором информации по вашему поручению.

Он выдвинул левый ящик письменного стола, достал лист бумаги, написал на нем несколько строк и протянул Корделии. Печатный гриф гласил: «От сэра Роналда Кэллендера, Гарфорт-хаус, Кембриджшир». Ниже была сделана следующая надпись: «Предъявитель сего, мисс Корделия Грей, уполномочена от моего имени наводить справки относительно обстоятельств гибели моею сына, Марка Кэллендера». Подпись. Дата.

– Что-нибудь еще?

– Вы упомянули, что в смерти вашего сына кто-то может быть виновен. Вы что, не согласны с выводами следствия?

– Следователь сделал заключение на основе фактов, которыми он располагал. Никто и не ждал от него большего. Вас я нанимаю, чтобы вы попытались установить истину. Надеюсь, теперь у вас есть все, что нужно? Не думаю, чтобы мы могли сообщить вам что-то еще.

– Мне может понадобиться фотография. Хозяева посмотрели друг на друга растерянно.

– Фотография… У нас есть фотография, Элиза?

– Где-то валяется его паспорт, но я не помню точно где. Впрочем, у меня есть еще тот снимок, который я сделала в саду прошлым летом. По-моему, на нем он получился очень хорошо. Сейчас принесу.

Когда она вышла, Корделия сказала:

– А я, если позволите, хотела бы посмотреть его комнату. Каникулы он проводил здесь?

– Очень редко, но комната у него, конечно, была. Я покажу вам ее.

Комната находилась на втором этаже в задней части дома. Как только они туда вошли, сэр Роналд словно забыл о существовании Корделии. Он встал лицом к окну, как будто ни гостья, ни окружающая обстановка его больше не интересовали. Комната ничего не сказала Корделии о взрослом Марке. Это была спартански обставленная спальня школьника, и казалось, что здесь годами ничего не меняли. У одной из стен стоял невысокий стеллаж с обычным набором игрушек: плюшевый мишка без глаза, паровозы и грузовики из крашеного дерева, Ноев ковчег, палуба которого заполнена крошечными зверушками, яхта с кривым обвисшим парусом. Верхние полки были заняты книгами. Корделия их просмотрела. Стандартная библиотека ребенка из семьи среднего класса. Проверенная классика, переходящая от поколения к поколению, традиционный набор сказок из арсенала нянюшек и матерей. Корделия прочитала все это уже почти взрослой. В ее заполненном комиксами и телевидением детстве для книг места не было.

– А где книги, которые он читал в последнее время? – спросила она.

– Они в подвале в ящиках. Он прислал их сюда на хранение, когда бросил университет, но у нас не хватило времени, чтобы их распаковать. Честно говоря, я и не видел в этом большого смысла.

Спускаясь вниз, они встретили у подножия лестницы мисс Лиминг. Она внимательно наблюдала за ними. Взгляд был таким напряженным, что Корделии показалось: сейчас она скажет что-то важное. Но она отвернулась, плечи ее поникли, и все, что она сказала, было:

– Я нашла фотографию. Попрошу ее вернуть, когда работа будет закончена. Я положила ее в конверт вместе с информацией для вас. Поезда до Лондона раньше половины десятого все равно нет. Может быть, вы отобедаете с нами?

* * *

Обед состоял из странной смеси изысканных блюд и самых непритязательных, причем создавалось впечатление, что сделано это сознательно. За столом собралось десять человек: сэр Роналд, мисс Лиминг, Крис Ланн, гость дома – какой-то профессор из Америки, чье непроизносимое имя Корделия сразу же забыла, и пятеро молодых ученых. Все мужчины, включая и Ланна, были в смокингах, а мисс Лиминг пришла в длинной атласной юбке и гладкой блузке с короткими рукавами. Это сочетание хорошо подчеркивало бледное серебро ее волос и почти бесцветную кожу лица. Корделия была смущена, когда мисс Лиминг оставила ее одну и отправилась наверх переодеваться. Она пожалела, что не может сменить свой туалет. Мысль о том, что недостаток элегантности искупается молодостью, ей в голову не пришла.

Умыться ее привели в спальню мисс Лиминг, где ее поразил контраст между аскетичной обстановкой самой комнаты и пышной роскошью примыкавшей к ней ванной. Изучив в зеркале свое утомленное лицо и освежив помаду на губах, она подумала, что недурно было бы воспользоваться тенями. Не без некоторого чувства вины она быстрым движением выдвинула верхний ящик туалетного столика. Он был забит самой разнообразной косметикой: старой губной помадой давно вышедших из моды цветов, полупустыми тюбиками крем-пудры, карандашами для век, початыми флакончиками духов. Порывшись среди всего этого, она нашла то, что требовалось. Эффект оказался поразительным. Конечно, с мисс Лиминг ей не тягаться, но по крайней мере теперь она выглядела лет на пять старше. Беспорядок в ящике удивил ее, и она с трудом справилась с искушением проверить: неужели в гардеробе и в остальных ящиках такой же кавардак? Как непоследовательны и потому так интересны люди! Кто бы мог подумать, что эта разборчивая и с виду безукоризненно аккуратная женщина может мириться с таким хаосом?